Текст книги "Смерть раньше смерти"
Автор книги: Деон Мейер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
18
Бенни Гриссела трясло. Руки, плечи, ноги – все ходило ходуном.
– Знаешь, что самое страшное, Матт? Я заранее знаю, что меня ждет. Я все знаю. И очень боюсь.
Яуберт сидел на единственном стуле, Гриссел съежился на кровати под серым больничным одеялом. Стены в палате были голые, оштукатуренные и покрашенные белой краской на высоту человеческого роста. Выше, до самого потолка, шла коричневая кирпичная кладка. Рядом с койкой стояла деревянная тумбочка без выдвижных ящиков. На ней лежало дешевое издание Библии – непременный атрибут больничных палат и гостиничных номеров. Напротив, рядом с раковиной и унитазом, стоял шкаф.
Яуберт изумился. Куда подевался прежний Бенни Гриссел, остроумный, веселый циник, от которого лишь слегка попахивало спиртным? Лицо лежащего перед ним человека было искажено от страха. Кожа серая, губы синюшные.
– Матт, скоро за мной явятся черти. Я слышал их голоса и видел лица. Они говорят, что они – галлюцинации, но, когда они приходят, мне все равно, настоящие они или нет. Я слышу, как они зовут меня, чувствую, как они прикасаются ко мне пальцами. От них не скрыться, потому что они очень проворны и их слишком много.
Бенни Гриссел согнулся пополам и забился в судороге.
– Давай я попрошу для тебя еще одно одеяло.
– Матт, одеяла им не помеха. Одеяла им не помеха.
Вернувшись домой, Яуберт позвонил Герриту Сниману.
– У меня ничего, капитан. Некоторые пистолеты настолько заржавели, что из них уже невозможно стрелять. А у парня, который живет у подножия Столовой горы, оказалась целая коллекция оружия. Его маузер выглядит так, словно его вчера сделали. Смазанный, начищенный. В отличном состоянии. Но… слишком хорош для того, чтобы служить орудием убийства. И потом, у хозяина на оба дня алиби.
Яуберт сообщил, что тоже ничего не нашел, поблагодарил Снимана за усердие и попрощался.
Он отправился в гостиную, прихватив яблоко, фруктовый нож и тарелку. Сел в любимое кресло. Разрезал яблоко на четыре части, вынул косточки.
Сколько унижений за два дня! Сначала – неудачное свидание с Ивонной Стоффберг, интим, нарушенный Бенни Грисселом. Сейчас – и того хуже. Он не выдержал и разрыдался при Ханне Нортир, как мальчишка.
Яуберт пытался оправдаться. Она психолог, она к такому привыкла.
Ханна Нортир повела себя безупречно. Молча встала, обошла вокруг стола, как будто пересекла невидимую границу, отделяющую психолога от пациента. Встала рядом с ним. Положила ему руку на плечо. И не убирала ее, пока он, отвернувшись, не смахнул слезы рукавом. Его жест выдавал злость и досаду. Тогда она вернулась на место.
Увидев, что он немного успокоился, доктор Нортир тихо сказала:
– Продолжим в следующий раз.
Яуберт встал и направился к двери, заставляя себя не бежать.
Он сидел в кресле, забыв о яблоке. Унижение, которое он пережил в кабинете доктора Нортир, давило на него сильнее, чем воспоминания о фиаско с Ивонной. Он невольно сравнил Ханну Нортир и Ивонну Стоффберг и сам себе удивился. Как он мог так завестись от соседской девчонки? Рядом с Ханной Нортир красота Ивонны Стоффберг блекла, меркла.
На секунду ему стало жаль Ивонну. Но потом он вспомнил ее пышные формы, крепкую грудь…
Да, юной соседке не тягаться с доктором Нортир. Но Ивонна первая за долгое время разбудила в Матте Яуберте мужчину.
Ферди Феррейра ненавидел собак жены.
Особенно сейчас, без двадцати шесть утра, когда солнце только что взошло.
Во–первых, по его мнению, в их передвижном доме в Мелкбосе было слишком тесно для двух взрослых людей и двоих собак породы корги.
Во–вторых, его раздражали внимание и любовь, с которым Гейл Феррейра относилась к собакам. Домой она возвращалась поздно вечером – она служила бухгалтером в угледобывающей компании – и первым делом кидалась к своим любимцам. Собак звали Чарлз и Диана, но Гейл называла их ангелочками.
Однако больше всего Ферди ненавидел собак потому, что обязан был каждое утро гулять с ними вдоль берега океана.
– Ферди, погуляй с ними до шести, чтобы я смогла попрощаться с ними до того, как сяду на автобус.
В их семейной иерархии главенствовала Гейл. За ней шли собаки. Ферди был на последнем месте.
– Собаки, Ферди! – деловито напомнила Гейл, одеваясь перед зеркалом. Хотя рост и телосложение у нее были средние, из–за громкого голоса и решительных манер она казалась рослой и внушительной.
Ферди вздохнул и встал из односпальной кровати, которую от кровати Гейл отделяла прикроватная тумбочка. Он понимал, что спорить бесполезно. Будет только хуже.
Собаки угрюмо топтались на пороге спальни – им не терпелось погулять.
По утрам Ферди сильнее, чем обычно, подволакивал левую ногу.
– Не шаркай!
– Я ногу натер, Огонек, – заныл Ферди. Прозвище Огонек Гейл получила еще в школе, когда без устали носилась по хоккейной площадке. Он по–прежнему называл ее так время от времени.
– Ничего с твоей ногой страшного нет, – возразила Гейл.
В детстве Ферди Феррейра перенес полиомиелит. Пострадала только левая нога, но она не была парализована. Сейчас Ферди лишь слегка прихрамывал при ходьбе; он заказывал дополнительную набойку на левый ботинок. Иногда он спекулировал на своем недуге, преувеличивая степень увечности.
Ферди привычно вздохнул и начал одеваться. Сходил на кухню за поводками и вернулся в спальню, нарочно сильнее подволакивая ногу. Но Гейл его не пожалела. Собаки уже сидели у двери, преданно глядя на хозяйку. Ферди пристегнул поводки к ошейникам. Чарлз и Диана зарычали.
– Я пошел, – заявил он обиженно, тоном великомученика.
– Береги моих ангелочков! – ответила Гейл.
Ферди поплелся к воротам по асфальтированной дорожке между другими передвижными домами–трейлерами. Поздоровался со старой миссис Аткинсон из семнадцатого номера, владелицей одиннадцати кошек. Почуяв кошачий запах, корги напряглись. Ферди злорадно дернул за поводки. Пусть не один он мучается! Собаки снова зарычали.
Он вышел за ворота. Чернокожего привратника, который обычно дежурил в деревянной будке, не было видно – наверное, спит. Ферди зашагал по тропинке вдоль берега Литл–Солт–Ривер, которая в этом месте впадала в океан.
Он не замечал ни пламенеющего оранжевым цветом горизонта, ни сине–зеленой глади Атлантики, расстилающейся перед ним, ни длинной белой полосы пляжа, ни машины, припаркованной на пустыре. Потому что думал он совсем о другом. Джордж Уолмер купил три новые кассеты – жесткое порно. Он обещал зайти и захватить фильмы.
Между стихийной автостоянкой на пустыре и пляжем находилась невысокая дюна – неровный песчаный холм высотой метра два, кое–где поросший кустарником и травой.
Ферди шел обычным маршрутом – по тропинке, проложенной через дюну. Корги рвались на травку. Он дергал за поводки. Собаки рычали.
Краем глаза Ферди заметил, что навстречу кто–то идет, но ничего странного в этом не нашел. В ранние часы на пляже довольно часто попадались люди. Кто–то бегал трусцой, кто–то гулял, кто–то любовался морем.
Он дернулся, лишь увидев маузер, торчащий из–под синей ветровки. Сначала решил, что это шутка, оскалился в улыбке, но тут увидел длинный ствол, а самое главное – лицо и оцепенел от страха. Глаза у него вылезли на лоб.
– Я калека, – сказал он.
Корги прижали уши и злобно зарычали.
Дуло маузера ткнулось ему в висок. Ферди увидел, как напряжен лежащий на спусковом крючке палец, увидел, как сосредоточен взгляд убийцы, и понял, что сейчас он умрет. Ферди отпустил собак и рванулся вперед, отчаянно пытаясь спасти свою жизнь.
На пустом пляже выстрел прогремел особенно гулко. Свинцовая пуля угодила в раскрытый рот, пробила верхнее нёбо, глазное яблоко и вышла под левым ухом. Ферди Феррейра пошатнулся, завалился назад, с размаху сел на землю. Голову пронзила боль. По щеке стекала теплая струйка крови. Левым глазом он ничего не видел.
Но он был жив.
Он поднял голову. Левый глаз совсем не видит. Видимо, он серьезно ранен!
Перед уцелевшим глазом снова возникло дуло маузера.
– Я калека!
Он не видел, как убийца снова нажимает на спусковой крючок. Но услышал сухой металлический щелчок.
Заело, подумал он. Эта штука не выстрелит. У нее все внутри заржавело. На секунду Ферди Феррейре показалось, что он будет жить.
Маузер исчез из поля зрения. Зато появился другой пистолет, совсем маленький. В первый миг Ферди подумал: игрушечный.
Потом случилось нечто странное. Корги не убежали, а, дрожа, рычали на убийцу. Вдруг Чарлз бросился вперед. Ферди услышал выстрел. За ним еще один.
Собачки хотели защитить его! Ферди захлестнула волна благодарности. Пистолетик снова возник перед его лицом, но последнего выстрела он уже не услышал.
Яуберт поехал на работу из бассейна на своей машине, желтой «Кортине XR6». Он купил ее давно, в те дни, когда еще соревновался с Гербрандом Фосом. Он был недоволен собой. Прошла уже неделя, а он по–прежнему не мог проплыть без отдыха больше четырех дорожек.
Закурив «суперлегкую» сигарету, он немного успокоился. Может быть, он просто слишком торопится. Кстати, диета тоже отнимает силы. На пассажирском сиденье лежал целлофановый пакет с полезным завтраком, который он приготовил себе утром: хлеб из муки грубого помола с нежирным маргарином, листьями салата, несолеными помидорами и огурцами.
Как только Яуберт затормозил, навстречу ему выбежала Мэйвис. Еще до того, как она открыла рот, он понял: что–то стряслось.
Заведующий отделом новостей телеканала Эс–эй–би–си в Си–Пойнте узнал о том, что маньяк с маузером прикончил третью жертву, от корреспондента радиостанции.
Заведующий отделом новостей читал последние выпуски «Аргуса» и «Бюргера». Он понимал, что маньяк – выгодная тема для местных газет. Можно только догадываться, какой шум они поднимут, узнав о третьем убийстве. Теперь можно почти с уверенностью утверждать, что в Кейптауне орудует серийный убийца. Такая история подойдет и для федерального телеканала. Поэтому завотделом новостей срочно вызвал из дома репортера и оператора и отправил их в Мелкбос.
– Если у кого–то и был повод убивать Ферди, то только у меня, – говорила Гейл Феррейра.
Она сидела в кресле. Напротив нее, на двухместном диване, расположился Гербранд Фос, который на этой неделе дежурил по городу. Рядом с ним сидел Яуберт. Двум рослым детективам было тесно на узком диванчике. Но другого места в гостиной не было.
Каждый держал в руках чашку с чаем.
– Что вы имеете в виду, миссис Феррейра? – спросил Фос, поднося чашку к губам.
– Ферди был абсолютно никудышным, – решительно выговорила Гейл, подчеркнув два последних слова. – От него были сплошные неприятности!
Она сидела прямо, сдвинув колени, держа чашку обеими руками. Яуберт заметил, что вдова отнюдь не красавица. В коротких черных кудряшках мелькала седина. Несмотря на толстый слой косметики, видно, какая плохая у нее кожа. Из–за того, что уголки рта опущены вниз, выражение лица кислое, недовольное.
– Почему вы так говорите? – поинтересовался Фос.
– Он никак не мог найти работу. Вернее, он ее даже не искал. Потому что он был лентяй. Уж слишком жалел себя. Понимаете, капитан, в детстве Ферди болел полиомиелитом; его не парализовало, просто он немного подволакивал ногу при ходьбе. В общем, ничего страшного. Зато с головой у него точно было не в порядке. Он считал, что все кругом ему что–то должны. Одни неприятности от него!
Вдова отпила глоток чаю.
– Чем занимался ваш муж? – спросил Яуберт.
– По специальности он плотник. Руки–то у него откуда надо росли, и работать он умел – только не хотел. Его послушать, начальство вечно его притесняло. Одно время он говорил, что хочет работать на себя, открыть свое дело. Да только куда ему! Записался он в бизнес–школу, и все равно ничего у него не вышло. Потом на заводе в Атлантисе потребовались плотники, и мы переехали туда, но его очень скоро уволили. Он все ныл, мол, лучшую работу дают чернокожим и носятся с ними, как будто они стеклянные. А он не мог мириться с такой несправедливостью. И вот – каждый день сидит дома, перед телевизором. Стоит мне отвернуться, как он уже смотрит порнуху вместе с Джорджем Уолмером – таким же бездельником.
Фос поставил чашку на столик, стоящий посередине крошечной гостиной.
– Но вы не убивали мужа, мадам. Следовательно, у кого–то еще должен был быть повод.
– Капитан, Ферди был таким никудышным, что даже врагов не завел, – решительно заявила Гейл Феррейра.
– Миссис Феррейра, знакомо ли вам такое имя – Джеймс Уоллес?
– Нет.
– Джимми Уоллес.
– Нет.
– А Дрю Уилсон?
– Нет. А что, я должна их знать?
– Скорее всего, их и вашего мужа убили из одного и того же оружия. Вот мы и пытаемся установить связь.
– От них тоже были сплошные неприятности? – на полном серьезе спросила она.
Ей никто не ответил. Герри Фос молчал потому, что счел вопрос риторическим, а Яуберт – потому, что усмотрел в словах Гейл Феррейры некий смысл. И Джеймс Уоллес, и Дрю Уилсон доставляли близким неприятности. Каждый на свой лад.
Неожиданно Гейл Феррейра продемонстрировала, что тоже способна переживать.
– Теперь в доме будет так пусто. – Она вздохнула и поставила чашку на стол.
Фос и Яуберт смерили ее недоуменным взглядом.
– Кто будет лаять, когда я вернусь домой?
19
Бригада телевизионщиков прибыла слишком поздно и не успела снять жуткую сцену. Останки Ферди Феррейры уже увезли в морг. Полицейские, эксперты–баллистики, криминалисты, съемочная бригада и кинологи тоже уехали.
Однако оператор увидел на песке, в том месте, где лежала голова Ферди, лужу крови. Он снял ее крупным планом. Потом, приблизив объектив камеры к белому песку, медленно побрел по тропинке, ведущей от пляжа к трейлерному парку.
Парк назывался «Приют старых моряков». Домик, в котором жили супруги Феррейра, окружала плотная толпа газетчиков. Никто не желал пропускать вперед оператора и корреспондента телеканала. Оператор расставил треногу, установил на ней камеру «Сони Бетакам» и навел объектив на входную дверь трейлера.
Вскоре оттуда вышли Яуберт и Фос. Гейл Феррейра попрощалась с ними на крыльце. Полицейские направились к машинам. Репортеры поспешили за ними.
Объектив камеры следил за процессией. Однако микрофон не уловил слов Фоса:
– Черт, сюда и телевизионщики нагрянули, мать их! Ты давай поосторожнее, напарник. А то от них потом не отделаешься.
Репортеры нагнали детективов и забросали их вопросами.
– Свяжитесь с управлением общественных связей, – посоветовал Яуберт.
– Капитан, ну расскажите нам что–нибудь! Хотя бы в общих чертах!
– Бригадир хочет знать, чем мы занимаемся. – Полковник Барт де Вит нервно потер родинку. На его лице была заметна лишь тень всегдашней улыбки. – Из управления общественных связей ему передали, что на месте происшествия побывали и телевизионщики.
Яуберт и Фос сидели напротив него.
– Власть переменилась, а у нас все как было, так и осталось. Начальство кладет в штаны всякий раз, как о наших делах узнает телевидение. – Фос печально покачал головой.
Улыбка на лице де Вита увяла, и Яуберт преисполнился гордостью за своего коллегу.
– Капитан, острить совершенно не обязательно. На карту поставлена наша репутация.
– Полковник, при всем моем к вам уважении речь идет не о репутации всей полиции, а лишь о репутации министра, комиссара и начальника уголовного розыска, мать их! Если о чем–то пишут в газетах, они ни хера не чешутся. Но стоит телевизионщикам выказать интерес…
– Капитан Фос, как вам не стыдно выражаться! Вы же офицер! Мы здесь не для того, чтобы подменять работу управления общественных связей. Руководство требует от нас отчета. Чем вы занимаетесь?
Яуберт видел, что де Вит восстановил самообладание. В его голосе послышались прежние язвительные нотки.
– Полковник, мы ведем следствие.
– Да, ведете, капитан, но недостаточно хорошо! Убит уже третий человек, а у вас до сих пор нет никаких зацепок. Все версии разваливаются. Сначала был бабник. Потом – гомосексуалист. Что будет на этот раз? Лесбиянки?
Яуберт прекрасно понимал: де Вит нарочно унижает его в присутствии Фоса. Ему хотелось ответить хлестко и емко, сохранив достоинство, но в голову ничего не шло.
– Полковник, так нечестно. Когда мы имеем дело с маньяком, какие могут быть зацепки? – Фос вступился за друга.
– Капитан, известно ли вам что–нибудь такое, что неизвестно нам?
– Не нужно быть психиатром, полковник, чтобы понять: мы имеем дело с серийным убийцей.
– При убийстве в Мелкбосе задействовано оружие другого калибра. По–моему, способ совершения преступления отличается от двух предыдущих эпизодов.
Яуберт наконец собрался с мыслями.
– Убийца понимает, что на маузер и на старые патроны нельзя полагаться на сто процентов. Одна осечка – и тебе крышка.
– Точно, – покивал Гербранд Фос.
– А сегодня утром у него была осечка. Нашли только одну гильзу калибра 7,63 миллиметра.
Де Вит промолчал.
– Полковник, завтра мы точно узнаем, тот ли это самый убийца.
– Вы уверены?
– Ребята из баллистической лаборатории действуют быстро. Потому что вы им, кажется, звонили. Должен вас поблагодарить.
– Поддерживать своих подчиненных – моя работа, капитан. – На секунду де Вит оттаял, но тут же спохватился: – Но что я доложу руководству?
– Полковник, я делаю все, что от меня зависит, – тихо сказал Яуберт.
– Но достаточно ли этого, капитан? – Де Вит улыбнулся.
– Матт, он хочет тебя прищучить. И ты ему позволишь?
Фос положил руку на плечо Яуберту. Они шли по коридору, направляясь к своим кабинетам.
Яуберт ничего не ответил. По его мнению, встреча с начальством прошла не так уж плохо. По крайней мере, он тоже внес свой вклад. Ему было что сказать. Обычно он просто сидел и молчал.
– Он не имеет права гонять тебя, как мальчишку!
– Да, Герри.
У своей двери Фос остановился:
– Матт, тебе придется принять вызов. Понимаешь?
Яуберт кивнул.
– Я с тобой, напарник. Всей душой.
Яуберт неуклюже поблагодарил друга и пошел к себе. У него на письменном столе грудой валялись ярко–желтые папки с делами. Он сел. Две верхние папки были вложены одна в другую – дела Уоллеса и Уилсона. Он придвинул их к себе, сбросив остальные на пол. В каждой было три раздела. В разделе А, совсем тоненьком, были подшиты вещественные доказательства, пригодные для суда. Фотографии, сделанные патологоанатомом. Отчет о вскрытии, результаты баллистической экспертизы, снимки места преступления.
В разделе Б находились его записи, примечания к протоколам допросов и другие сопроводительные материалы. Здесь же были подшиты отчеты о беседах с Маргарет Уоллес, Вальтером Схютте, Зели.
В разделе В он фиксировал все следственные действия. Все было написано от руки, его неровным почерком. Даты, время, фамилии детективов из оперативно–следственной группы.
Яуберт взял новую, чистую папку, достал свой блокнот, развернул рапорт констебля, который первым оказался на месте происшествия, и завел дело по факту убийства Ферди Феррейры.
Он вспомнил вопрос де Вита: «Но достаточно ли этого, капитан?»
И правда, достаточно ли? Способен ли кто–то другой сложить кусочки кровавой головоломки и получить цельную картину? Способен ли человек, которого не отделяет от реальности серая пелена, сформулировать более точные вопросы? Проявить больше интуиции, найти виновного в узком круге подозреваемых?
Яуберт оглядел многочисленные папки с делами. Он неплохо поработал. Без прежнего пыла. Но прогресс налицо. Сейчас ему значительно лучше, чем тогда, в самые черные дни. Тогда на него написали жалобу, отказались работать под его началом. И уж конечно, обилие работы отвлекает от…
Надо все как следует проанализировать. Выяснить причины.
Зазвонил телефон. Он снял трубку и услышал голос Клуте из управления общественных связей:
– Капитан, пора на сцену!
– Что случилось?
– Телевизионщики просят вас дать интервью. Вы ведь знаете, как это для нас важно.
20
В 15:32 грабитель, приплясывая, вошел в отделение Премьер–банка в Милнертоне. На сей раз он был похож на современного Элвиса Пресли. Черные волосы зачесаны назад, высокий кок, баки. Над темными очками нависают густые черные брови. Одет он был весьма ярко: белые брюки, белые туфли, белая рубашка, белая куртка.
Черными были только галстук и пистолет, который он прятал под курткой.
– Здрасте, – сказал он Розе Вассерман, толстой и нервной девятнадцатилетней брюнетке.
– Добрый день, сэр, – ответила Роза. – Я могу вам помочь?
Сегодня грабитель работал под музыку: он тихонько напевал и пританцовывал, все время притопывая правой ногой. Даже голос у него был похож на голос покойного короля рока.
– Можешь, солнышко. Возьми–ка вон тот большой мешок и набей его бумажками по пятьдесят рандов. У меня тут под курткой большой пистолет, но мне не хочется из него стрелять.
Он слегка отогнул полу белой куртки. Роза услышала слово «солнышко», увидела черный пистолетный ствол – и окаменела, приоткрыв рот и выпятив двойной подбородок.
– И убери ногу подальше от кнопки сигнализации. Давай же, солнышко, шевели попой!
У Розы часто–часто забилось сердце. Участилось и дыхание. Грабитель это заметил.
– Какими духами ты душишься? Пахнет восхитительно.
Его уловка не сработала. Он увидел, как Розу Вассерман охватывает паника – руки трясутся, грудь колышется, глаза стекленеют, ноздри раздуваются, двойной подбородок как будто живет своей жизнью.
– Похоже, надо мне было захватить мой верный маузер. – Одна короткая фраза круто изменила судьбу лже–Элвиса.
Роза утром проглядывала «Бюргер» перед тем, как его взял отец. Она знала о маньяке с маузером и еще сильнее испугалась стоящего перед ней человека. Она зажала уши руками, как если бы не желала слышать выстрел, который прервет ее жизнь.
Потом она громко завизжала и топнула ногой по кнопке сигнализации.
Когда визг прекратился, грабитель опомнился.
– Солнышко, ты за это заплатишь! – заявил Элвис, разворачиваясь к выходу.
Сигнализация сработала не в самом банке, а на компьютеризированной панели управления охранной фирмы. Но громкий визг кассирши заставил посетителей оцепенеть. Все уставились на нее, а не на человека в белом. Грабитель спокойно подошел к стеклянной двери. Роза ткнула в него пальцем и снова завизжала. Посетители удивленно завертели головой, но грабитель уже скрылся.
Из милнертонского филиала Премьер–банка Яуберт направился в санаторий. Он был раздосадован. Газетчики забросали его вопросами. Он понимал, что они собираются раздуть всю историю до небес. Достаточно было взглянуть на анонс в «Аргусе»:
«Маньяк с маузером в ярости!»
К счастью, неудачная попытка ограбления банка произошла слишком поздно, чтобы попасть в сегодняшние выпуски. А телевизионщики о ней еще не слышали. Но завтра… даже страшно подумать, что начнется завтра! Напрасно Яуберт внушал журналистам: грабитель и маньяк–убийца вовсе не обязательно одно и то же лицо. Скорее всего, грабитель упомянул про маузер просто так, для вящего эффекта. Но газетчики хотели услышать совершенно другое.
– Но вы не исключаете того, что эти дела связаны, капитан?
– Нет.
Все бешено застрочили в блокнотах.
Роза Вассерман оправилась от парализующего страха и купалась в лучах славы. Именно она передала репортерам слова грабителя о маузере.
– Он угрожал убить меня!
Бенни Грисселу это не понравится. Настоящий цирк! Бенни разделял ироничное отношение Яуберта к представителям СМИ.
Яуберт остановился у здания из красного кирпича, вылез из машины, вошел внутрь. На сестринском посту он объяснил, что пришел навестить Бенни Гриссела. Две медсестры многозначительно переглянулись.
– Сэр, сейчас время неподходящее. Вам лучше прийти в другой раз.
– Почему? – раздраженно спросил он. Какое они имеют право выпроваживать его?
– Он отказался от лечения. – Медсестра увидела, что посетитель ничего не понял. – Вряд ли сержант Гриссел сейчас хочет кого–либо видеть.
– По–моему, сестра, вы не имеете права решать за него, – агрессивным тоном заявил Яуберт.
Медсестра уставилась на него через стекла выпуклых очков, как будто оценивала его умственные способности. Наконец она тихо сказала:
– Ну что ж, пойдемте.
Они пошли по коридору, но только не туда, где находилась палата Бенни, а в противоположном направлении. Медсестра шагала впереди, Яуберт шагал следом, довольный тем, что сломил сопротивление бюрократов.
Они долго шли по пустым коридорам, потом стали подниматься по лестнице.
Он услышал вопли и вой задолго до того, как они добрались до места.
Не может быть, чтобы это был Гриссел! Гриссел не может так выть… реветь, как раненый зверь. В жутких воплях угадывался страх, смертельный страх и мольба о помощи, о милосердии.
Яуберт замедлил шаг. Ему расхотелось идти дальше. Медсестра повернулась, взяла его за рукав, подтащила ближе, – видимо, таким был ее метод наказания.
– Пошли, – приказала она.
Не глядя ей в глаза, Яуберт толкнул дверь. От жутких воплей у него сразу разболелась голова.
В просторной палате стояло шесть коек. Но только на одной из них, в углу, лежал человек. Яуберт замер на месте. Черные волосы Гриссела разметались по подушке. Его привязали к койке толстыми кожаными ремнями. Он бился в припадке, похожем на предсмертную агонию. С каждым вздохом из его груди вырывались новые вопли, стоны и хрип.
Приведшая Яуберта медсестра молча стояла рядом. Стояла и смотрела на него.
– Извините, – тихо сказал Яуберт. – Я был не прав.
Он развернулся на каблуках и быстро зашагал по серому коридору. В ушах у него еще долго слышались вопли измученной души Бенни Гриссела. Он не мог избавиться от них даже в машине.
Маргарет Уоллес сидела в гостиной, вместе с детьми и матерью. Они ужинали перед телевизором, потому что давящая тишина была невыносимой.
«В сегодняшнем выпуске…» – сказал диктор с серьезным видом и стал зачитывать анонсы новостей. Маргарет его не слушала. Диктор сообщил об очередном политическом кризисе, о засухе в Северном Трансваале, а потом…
«Третья жертва капского маньяка. Полиция по–прежнему в недоумении».
Маргарет подняла голову и увидела снимок Ферди Феррейры. Потом диктор зачитал остальные новости.
Почему ей смутно знакомо это лицо?
– Мэгги, давай я выключу? – предложила мать.
Маргарет покачала головой. Диктор рассказывал о политике и сельском хозяйстве, а она все смотрела на экран и пыталась вспомнить, где она видела того человека. Определенно знакомое лицо!
«Сегодня утром маньяк с маузером убил третью жертву за десять дней. Похоже, в городе объявился серийный убийца. Убит пятидесятичетырехлетний Ферди Феррейра из Мелкбос–Странда. По словам полицейских, единственной ниточкой, которая связывает последнее убийство с убийствами бизнесмена Джеймса Уоллеса и ювелира Дрю Уилсона, является старинный пистолет маузер – так называемый «черенок“. Все жертвы застрелены с близкого расстояния».
На экране пошла картинка, кадры, снятые оператором в дюнах: камера медленно движется вперед, останавливается на лужице крови, почти впитавшейся в песок.
Маргарет отвернулась, потому что вспомнила.
Потом она услышала знакомый голос и снова вскинула голову. На экране появилось лицо капитана Матта Яуберта. Его сняли крупным планом. Волосы у него по–прежнему были длинноваты и слегка всклокочены. Плечи понурились, как если бы на них сверху давил невидимый груз. Галстук у него был слишком узкий. По–английски он изъяснялся вполне сносно.
«Общим во всех трех случаях является одно: орудие убийства. У нас нет оснований полагать, что жертвы были знакомы между собой», – сказал здоровяк полицейский. Внизу экрана появились титры: «Капитан М.А.Т.Т. Яуберт, отдел убийств и ограблений».
В кадре возникло лицо репортера.
«Но ведь мистер Феррейра и две собаки погибли от выстрелов, произведенных из оружия более мелкого калибра?»
«Да, – ответил Матт Яуберт. – Мы считаем, что убийца носит с собой второй пистолет для страховки. Первый выстрел был произведен из маузера, но оказался несмертельным».
«Как по–вашему, капитан, маньяк с маузером совершит новое убийство?»
«Предсказать подобные вещи невозможно», – отрезал Яуберт, и вид у него при этом был такой, словно ему не по себе.
На экране появился снимок Ферди Феррейры; внизу были два телефонных номера. Диктор сказал:
«Все, кто может сообщить сведения, способные помочь полиции в расследовании, звоните по телефонам…»
Маргарет смотрела на фотографию Ферди Феррейры. Она точно знала, что где–то его видела. Но вот где? И когда?
Следует ли ей позвонить детективу?
Нет. Она позвонит, когда вспомнит.
На тринадцатом этаже многоквартирного жилого дома в Си–Пойнте сидела перед телевизором тридцатидвухлетняя женщина.
Ее звали Карина Оберхольцер. Когда в выпуске новостей рассказали о третьей жертве маньяка с маузером, она перестала следить за картинкой. Она раскачивалась в кресле–качалке, без устали раскачивалась, как живой маятник. Губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же слово:
– Боже… Боже… Боже… Боже…
На Карину Оберхольцер нахлынули воспоминания. Образы из прошлого не дадут ей дожить до утра.
Сорокашестилетний мужчина по имени Оливер Нинабер смотрел выпуск новостей вместе со своей красавицей женой. Дома были и дети – четверо сыновей; старший заканчивал школу, младший учился в четвертом классе. Оливер Нинабер провел последние три недели в Претории. Он тоже был очень занят. Газет он не читал. И репортаж о маньяке с маузером поразил его, как удар тяжелого молота в грудь. Но он делал вид, будто ничего не произошло. Главное, чтобы жена не заметила.
Он мучительно думал, что делать, взвешивал все за и против, прикидывал возможности выхода. Оливер Нинабер был умен. Он умел быстро соображать, несмотря на душивший его дикий страх. Собственно говоря, он и достиг немалых высот благодаря своей сообразительности.
Прослушав прогноз погоды, он встал.
– Мне еще кое–что надо сделать, – заявил он.
Блондинка–жена оторвалась от шитья и улыбнулась ему. Он полюбовался ее безупречной красотой и подумал: неужели он и ее потеряет? Да что там… Он может лишиться всего. Даже жизни.
– Не засиживайся слишком поздно, милый, – сказала жена.
Он пошел к себе в кабинет. Комната была просторная. На стенах висели фотографии, дипломы. Вехи его пути наверх. Его побед. Он открыл тонкий кейс из настоящей буйволовой кожи и достал оттуда тонкий черный блокнот и автоматическую ручку. Выписал в столбик несколько имен и фамилий: «Мак Макдоналд, Карина Оберхольцер, Яквес Кутзе».
Он отчеркнул столбик несколькими линиями, а внизу приписал: «Эстер Кларк». Положил блокнот на стол, потянулся за новым телефонным справочником Кейптауна, лежащим рядом с телефоном. Пролистал справочник до буквы «M». Палец быстро двигался по колонкам. Остановился на названии «Макдоналд. Свежая рыба». Подчеркнул номер, затем выписал его. Потом он пролистал справочник до буквы «О», поискал номер Карины Оберхольцер, выписал и его. Он не сразу обнаружил телефон Яквеса Кутзе, потому что в справочнике было много абонентов с инициалами «Я. Кутзе», а точного адреса он не знал. Возле имени Эстер Кларк он лишь проставил знак вопроса. Потом вынул из кейса связку ключей, направился в угол кабинета, отпер сейф и извлек оттуда большой пистолет «стар». Проверил предохранитель и положил пистолет, блокнот и ручку в кейс.
