Текст книги "Смерть раньше смерти"

14

Сержанту уголовного розыска Герриту Сниману впервые довелось обыскивать дом, о владельце которого он ничего не знал. От этого он чувствовал себя неловко, как будто явился в гости без приглашения.

В спальне Дрю Уилсона, внизу встроенного шкафа, рядом с аккуратным рядком туфель, он нашел толстый фотоальбом в коричневой обложке. Он опустился на колени перед шкафом и открыл альбом. Фотографии были наклеены ровными рядами, под каждой подпись – где–то шуточная, где–то сентиментальная. Чувство неловкости росло, потому что на фотографиях Дрю Уилсон был еще живой. Его запечатлели в минуты счастья. Дни рождения, призы, награды, родительская любовь, дружба. Сержант Геррит Сниман ни на миг не задумался о символическом значении фотоальбома. Ему и в голову не пришло, что для будущих поколений все мы оставляем только радостные мгновения жизни, а горе, боль, травмы и неудачи уносим с собой в могилу.

Кроме того, молодой полицейский знал, как закончилась жизнь Дрю Уилсона, такого радостного и счастливого героя снимков. Ему стало не по себе. Неожиданно он увидел знакомое лицо и невольно присвистнул. Потом вскочил на ноги и поспешил в соседнюю комнату, где Матт Яуберт осматривал содержимое комода.

– Капитан, по–моему, я кое–что нашел, – скромно произнес Сниман. Однако лицо выдавало его потрясение и волнение.

Яуберт посмотрел на снимки.

– Да ведь это же… – Он постучал пальцем по фотографии.

– Вот именно! – с жаром воскликнул Сниман.

– Черт! – сказал Яуберт.

Сниман кивнул, разделяя его чувства.

– Молодец, – похвалил его Яуберт, стукнув молодого констебля кулаком в плечо.

Увидев, как сияют глаза капитана, Сниман заулыбался, потому что для него это была лучшая награда.

– Придется действовать осторожно, – задумчиво проговорил Яуберт. – Но первым делом надо его найти.

Матт Яуберт знал по опыту: ложь трудно обнаружить сразу. Некоторые подозреваемые с первой минуты словно излучали чувство вины, другим удавалось без труда изображать неведение.

Он внимательно посмотрел на сидящего напротив человека в пестром дорогом спортивном костюме с V–образным вырезом и дорогих кроссовках. Рослый, широкоплечий атлет. Красивое мужественное лицо – квадратный подбородок, черные волосы, завитки на затылке. В вырезе свитера видна густая поросль на груди. Тускло поблескивает золотой крест на тонкой цепочке. На лице серьезное выражение, между густыми черными бровями морщина. Всем своим видом допрашиваемый выражает готовность пойти навстречу, помочь следствию. Яуберту неоднократно приходилось видеть такое выражение на лицах тех, с кем он беседовал. Подобное выражение может означать все, что угодно. Сниман не стал раскрывать подозреваемому всех обстоятельств дела; он вежливо попросил его поехать с ним и «помочь полиции в расследовании важного преступления». Кто знает, какие мысли прячутся за этим красиво насупленным лбом?

Рядом с атлетом сидел Сниман; он заслужил свое место хорошей работой. Барт де Вит расположился где–то за спиной подозреваемого, прислонившись к стене. Он сам попросил разрешения понаблюдать за ходом допроса.

Яуберт нажал кнопку диктофона.

– Мистер Зели, вы в курсе того, что наша беседа записывается?

– Да. – Верхняя губа дернулась в подобии улыбки.

– У вас есть какие–либо возражения?

– Нет. – Голос низкий, мужественный.

– Пожалуйста, назовите для протокола свое полное имя.

– Харлес Теодор Зели.

– Ваша профессия?

– Я профессиональный крикетист.

– Вы играете в основном составе сборной Западной Капской провинции?

– Да.

– Должно быть, как игрок сборной, вы хорошо знали мистера Джеймса Уоллеса?

– Да.

Яуберт не сводил взгляда с Зели. Иногда признаком лжи служат именно подчеркнутая бесхитростность, наигранная беззаботность. Но Зели держался не беззаботно, а наоборот – морщина на лбу проступила резче. Всем своим видом он выражал готовность помочь.

– Какие отношения связывали вас с мистером Уоллесом? Вы дружили?

– Я бы не назвал наши… отношения дружбой. Мы были знакомы. Виделись время от времени, обычно на сборищах после матча. Беседовали. Он мне нравился. Он был… ярким человеком. Но близкими друзьями мы не были. Знакомыми – да.

– Вы совершенно уверены?

– Да.

– Вы никогда не обсуждали с мистером Уоллесом свою личную жизнь?

– М–м–м… нет.

– У вас не было причин не любить мистера Уоллеса?

– Нет. Он мне нравился. – Лицо у Зели по–прежнему оставалось серьезным; лоб насуплен.

– Он никогда вас не обижал?

– Нет… по крайней мере, я ничего подобного не помню.

Яуберт слегка подался вперед и посмотрел сидящему напротив человеку прямо в глаза.

– Знакомы ли вы… или были ли знакомы в прошлом… с Дрю Джозефом Уилсоном, который проживал в Бостоне, на Кларенс–стрит, в доме шестьдесят четыре?

Лицо Зели моментально исказилось – челюсть отвисла, глаза прищурились. Левая рука, лежащая на подлокотнике, задрожала.

– Да, – проговорил он едва слышно.

– Будьте добры, говорите громче, иначе вас не будет слышно в записи. – В голосе Матта Яуберта слышалось великодушие победителя. – Пожалуйста, расскажите, какие отношения связывали вас с мистером Уилсоном?

Голос Зели дрожал, как и его рука.

– Простите, но я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, – жалким голосом произнес знаменитый крикетист.

– К какому делу, мистер Зели?

– К смерти Джимми Уоллеса.

– А, значит, вы решили, что помогаете нам в расследовании убийства Уоллеса?

Зели недоуменно поморщился:

– Я готов вам помочь, но…

– Что «но», мистер Зели?

– Дрю Уилсон тут совершенно ни при чем.

– Почему?

– Потому что он не имеет к делу никакого отношения. – Зели начал потихоньку оправляться от потрясения.

Яуберт снова подался вперед:

– Нет, мистер Зели, имеет. Вчера, около десяти вечера, Дрю Джозефа Уилсона убили. Убийца выстрелил в него из пистолета два раза. Один выстрел в голову, другой – в сердце.

Зели так вцепился в подлокотники кресла, что костяшки пальцев у него побелели.

– Джеймс Дж. Уоллес погиб при таких же обстоятельствах. И, как мы подозреваем, его убили из того же оружия.

Зели побелел как бумага; он смотрел на Яуберта так, словно тот вдруг сделался прозрачным. Молчание затягивалось.

– Мистер Зели!

– Я…

– Что?

– Мне нужен адвокат.

Яуберту и Сниману пришлось полтора часа ждать в коридоре, пока Харлес Теодор Зели совещался с адвокатом. Де Вит ушел к себе, попросив, чтобы его опять позвали, когда допрос продолжится.

Чем дольше продолжался разговор за дверью, тем больше был Яуберт уверен в том, что убийца – Зели.

Наконец дверь открылась, и из кабинета вышел седовласый адвокат.

– Мой клиент готов к откровенному разговору, но просит гарантий в том, что все сведения, которые он вам сообщит, останутся между нами.

– На суде все равно все станет достоянием гласности, – сказал Яуберт.

– До суда дело не дойдет, – ответил адвокат.

Уверенность Яуберта начала таять. Он попросил сходить за де Витом. Полковник согласился с требованием адвоката. Все вернулись в комнату для допросов. По–прежнему бледный Зели смотрел в пол.

– Задавайте вопросы, – сказал адвокат, когда все сели по местам.

Яуберт включил диктофон, откашлялся. Он не знал, как лучше сформулировать вопрос.

– Состояли ли вы… в близких отношениях с Дрю Джозефом Уилсоном?

– Это было давно, – едва слышно ответил Зели. – Шесть–семь лет назад. Мы с ним были… друзьями.

– Друзьями, мистер Зели?

– Да. – Крикетист заговорил громче, словно пытаясь убедить в чем–то самого себя.

– В его альбоме есть фотографии, которые…

– Это было давно.

Тихо жужжал диктофон. Яуберт терпеливо ждал. Сниман передвинулся на краешек стула. Барт де Вит потирал свою родинку.

Наконец Зели заговорил в полный голос, однако монотонно, почти без всякого выражения:

– Он даже не знал, кем я был.

Зели помолчал, а потом продолжал задумчиво, как если бы разговаривал сам с собой:

– Я стоял на дороге у университетского городка и голосовал, чтобы меня подвезли в город. Дрю остановился. За год до того, в выпускном классе школы, я играл за юниорскую сборную, и в газетах меня расхваливали до небес. О том, что я переехал в Кейптаун, написали все спортивные обозреватели. Дрю спросил меня, кто я такой, а я ответил: мол, он и сам должен это знать. Тогда он улыбнулся и заявил: все, что ему про меня известно, – я самый красивый мужчина из всех, кого он видел.

Вдруг Зели опомнился, вскинул голову, смерил Яуберта умоляющим взглядом:

– Нет, я не знал, что я гей. Тогда я вообще не знал, что это значит. Дрю мне просто очень нравился, он был такой внимательный, всегда веселый, бодрый, жизнерадостный. Я сказал, что я студент и крикетист и что хочу играть за сборную страны. Он посмеялся над моей самоуверенностью и добавил, что ничего не смыслит в крикете. Про себя он сообщил, что он – ювелир и мечтает основать собственную фирму, где он мог бы торговать украшениями, сделанными по собственным эскизам, а не просто лепить безделушки для толстых богатых туристов. Мы разговорились. Мы никак не могли наговориться. В городе он пригласил меня выпить кофе, а потом подбросил назад, в университетский городок. Через неделю он ко мне приехал. Он был старше меня. И такой умный… Он очень отличался от моих товарищей по команде. Пригласил к себе домой на ужин. Я подумал, это обычная дружба…

Зели обвел взглядом де Вита и Снимана, ища в их лицах сочувствие.

– Сначала наши отношения с Дрю казались мне… правильными. Не грязными, не постыдными. Потом наша связь начала меня беспокоить. Мы много говорили. Он сказал, что осознавать себя не таким, как большинство, всегда непросто. Сам он смотрел на вещи по–другому. Меня взяли в сборную провинции. Начали узнавать на улицах. Мальчишки просили у меня автограф. И всякий раз я боялся, что все откроется. По–моему, я просто испугался. Мои родители…

Крикетист глубоко вздохнул, уронил голову на грудь, сосредоточил взгляд на своих руках, лежащих на коленях. Потом вдруг поднял голову:

– Однажды вечером, после игры, я познакомился с девушкой. Она была старше меня. И опытнее, как Дрю. И… решительнее. Она повела меня к себе. Я испытал облегчение и потрясение. Я не думал, что смогу с женщиной. Все получилось. Я обрадовался. Та встреча стала началом конца, потому что я увидел выход для себя. Дрю сразу заметил во мне перемену. Я ему все рассказал. Он пришел в ярость. Тогда я оборвал нашу связь. Он плакал. Мы проговорили всю ночь. Но все было кончено.

Руки, лежащие на коленях, расслабились.

– Не скрою, я любил его. Снимки не передают чувства. Просто я не выдержал напряжения. А та женщина… Я хотел стать нормальным. Хотел быть героем в собственных глазах.

Зели запустил пальцы в свою густую шевелюру.

– Продолжайте.

– Первые две недели он часто звонил мне. Но я никогда не перезванивал ему. Несколько раз он поджидал меня в машине, писал письма. Несколько раз я видел его на стадионе. А потом он, по–моему, смирился с тем, что между нами все кончено.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Так сразу и не вспомнить. Сейчас… Года два назад. В аэропорту. Мы возвращались из Дурбана после матча со сборной Наталя. Его мать летела тем же рейсом. Мы поздоровались, быстро поговорили. Все прошло вполне нормально.

– И больше вы его не видели?

– Нет.

– Мистер Зели, где вы были вчера, между восемью и одиннадцатью вечера?

– В Ньюландзе. – Зели отвечал спокойно, без вызова.

– Кто–нибудь может это подтвердить?

– Капитан, мы играли с командой Гаутенга. Двухдневный матч. Я заработал два очка.