Текст книги "Смерть раньше смерти"

36

Нинабер знал Макдоналда и Уоллеса. Уоллес знал Феррейру.

Есть еще Оберхольцер. И Уилсон, который никак не вписывается в общую картину.

Накануне вечером, после обескураживающего разговора с Ханной Нортир, Яуберт принялся обдумывать дело со всех сторон. И сейчас, в бассейне, он тоже думал. Кусочки головоломки никак не желали складываться.

Чувство было знакомым: сознание, что каждая мелочь что–то значит, но улик недостаточно, чтобы распутать дело, набрать достаточно сведений и составить полноценную версию. Он испытывал досаду и раздражение, потому что не знал, где искать. Возможно, ответ уже есть, возможно, ответ совсем рядом. Иногда нужно просто изменить угол зрения. Придумать новый подход.

Вчера ночью он испробовал все, что можно.

Владелец фирмы по рассылке почты. Ювелир. Безработный плотник. Рыбак. Парикмахер.

Сорок лет, тридцать с чем–то, пятьдесят, сорок, сорок.

Успешный человек, ни то ни се, успешный, так себе, успешный.

Бабник. Гей. Любитель порнушки. Насильник. Был ли Нинабер верен жене? Пока неизвестно.

Карина Оберхольцер… При чем здесь Оберхольцер? Да и замешана ли она в дело? У нее был роман с женатым мужчиной, португальцем. Может быть, до португальца у нее был роман с Нинабером? Яуберт плыл и намечал дела на сегодня. Позвонить в больницу. Выяснить, можно ли сегодня навестить миссис Нинабер. Поговорить с начальником Оберхольцер. Где она работала раньше? Еще раз позвонить волосатому Вальтеру Схютте из «Квикмейла». Знакомо ли ему имя Карины Оберхольцер?

Что доктор Ханна Нортир захочет обсудить с ним сегодня?

Только бы не разреветься, Господи, только бы снова не разреветься!

Надо увести разговор подальше от Лары. Он не сможет завтра вести Ханну в оперу, если сегодня будет говорить о Ларе.

Ханна умеет развязывать язык. В уме ей не откажешь. Может снять с него шкурку, как с апельсина, и добраться до мякоти. Она слишком умна для него.

Может, не стоит идти к ней сегодня? Позвонить, сказать, что поиски маньяка с маузером требуют слишком много сил и он не успевает. Он придет к ней в следующий четверг, как обычно. Но в оперу–то они пойдут?

Яуберт без труда подтянулся, выпрыгнул на бортик, не замечая, что совсем не запыхался. С мыслями о работе он проплыл гораздо больше обычного. Он оделся, поехал на Касселсвлей, стараясь не смотреть на крупные газетные заголовки:

«Медиум говорит, что убийца – бур!»

Передовица в «Бюргере» называлась так:

«Жизнь «короля парикмахеров“ оборвалась!»

Буквы назойливо лезли в глаза, но Яуберт так напряженно думал, что не вникал в смысл.

Анна Босхофф сказала, что убийца «набирает обороты». Больной человек, который не отдает себе отчета в своих поступках. И он, Яуберт, ничего не может поделать, чтобы остановить его. Когда маньяк снова нанесет удар?

Вечер. Середина ночи. Раннее утро. Раннее утро. Раннее утро.

Он убивает не в разгар дня. Чем ты занимаешься весь день, ублюдок? А может, ты просто не имеешь возможности следить за своими жертвами в течение дня?

Яуберт ехал на работу привычным маршрутом, как каждое утро. Он не смотрел по сторонам и не догадывался о сюрпризе, спрятанном в сейфе, в кейсе покойного Нинабера.

– Сержант ван Девентер сказал, что положил кейс в сейф, – сказала Мэйвис Петерсен, как только он вошел в здание.

Яуберт поблагодарил Мэйвис, попросил разрешения забрать вещественное доказательство, расписался в книге и унес кейс с собой в кабинет. Положил кейс на стол, достал пачку «Уинстона», положил рядом с кейсом, сходил в комнату отдыха и налил себе большую кружку черного несладкого кофе. Вернулся, сел в кресло, закурил сигарету и глубоко затянулся.

Хорошо!

Отпил глоток крепкого растворимого кофе, снова затянулся…

На кейсе стоял оттиск: «Настоящая буйволовая кожа».

Он откинул крышку. Сверху лежал пистолет, он стоял на предохранителе. Яуберт достал блокнот и записал:

«Вопросы к Антуанетте Нинабер: он всегда носил с собой пистолет? Знал ли он Оберхольцер? Феррейру? Уилсона? Был ли верным мужем?????»

Отложил ручку и блокнот, вынул пистолет, понюхал ствол. Из него явно давно не стреляли; кроме того, его не мешало бы почистить. Зачем ты таскал с собой пистолет, Оливер? Яуберт отложил пистолет в сторону, взял сигарету, снова затянулся.

Черная книжечка с золотыми уголками. Ежедневник и блокнот. Яуберт открыл ежедневник на дате первого убийства. 2 января. Ничего особенного. Стал листать дальше. 3, 4, 5, 6, 7, 8 января. Встречи с неизвестными ему людьми. «День рождения Олли». Один из сыновей. 9, 10, 11–е…

И вдруг Яуберт увидел список.

«Мак Макдоналд. Карина Оберхольцер. Яквес Кутзе». И ниже: «Эстер Кларк».

Матт Яуберт забыл о сигарете, зажатой между пальцами. Он перечитал список. Потом встал и подошел к двери.

– Нуга! – закричал он что было мочи, высунувшись в коридор. – Сниман! Баси! – В его голосе послышались новые нотки. Он закричал снова, еще громче.

«Мэттью, он больной. Он очень серьезно болен. Не отдает себе отчета в своих поступках».

Теперь его движущей силой были слова Анны Босхофф. Он остановит ублюдка! Он позаботится о том, чтобы Яквес Кутзе и Эстер Кларк не отправились на тот свет раньше времени. Яуберт чувствовал себя как утопающий, которому бросили спасательный пояс, как кочевник в пустыне, который вдруг увидел оазис. Как полководец перед началом решающей битвы.

В конференц–зале было людно и шумно. Яуберт сидел у стены. Рядом с ним – О'Грейди. Они раздавали списки с фамилиями. Сотрудники, которых выделили в помощь оперативно–следственной группе, выстроились в очередь. Их разбили на команды по двое. Приказ: найти именно того Кутзе и именно ту Кларк. Скупые зацепки – список с фамилиями и фотографии жертв маньяка с маузером. И Карина Оберхольцер.

– Здесь целых пятьдесят четыре Кутзе, мать его за ногу, – ворчал О'Грейди, листая телефонный справочник.

– И сотни баб по фамилии Кларк, – вторил ему Сниман.

– Кстати, – вспомнил Яуберт, – на всякий случай надо искать еще Кутзее с двумя «е» на конце, а также проверить женщин с фамилиями Кларкс и Клак.

– Еще сотня, – в отчаянии проговорил Сниман.

– Ничего страшного, – ответил Яуберт. – Все закончится сегодня. – Он говорил веско, решительно.

Вошел де Вит. Яуберт доложил о развитии событий и попросил прислать еще людей. Де Вит, страшно разволновавшись, затрусил к себе в кабинет звонить начальнику уголовного розыска и окружному комиссару.

Лау явился позже всех; от него несло перегаром, зато он то и дело расплывался в довольной улыбке. Яуберт поручил ему расспросить родственников убитых в связи с новыми именами. Потом они спустились в конференц–зал, чтобы проинструктировать новеньких. Надо искать конкретных людей. Придется опросить массу мужчин с именем «Я. Кутзе» и не меньше женщин с именем «Э. Кларк». Да и первая буква имени может оказаться не той. Вполне возможно, что Яквес – второе имя, а на самом деле человека, которого они ищут, зовут по–другому. Но с чего–то ведь надо начинать.

– Покажите им снимки. Прочитайте все имена и фамилии. Следите за ними внимательно, потому что они могут лгать, – инструктировали они помощников. Нинабер солгал, что не знает Макдоналда и Уоллеса, и в результате его убили. Что скрывал Нинабер? Зачем ему понадобился пистолет? Всегда ли он носил его с собой?

Сниман поспешно ксерокопировал список, найденный в кейсе Нинабера. Яуберт подгонял его.

Зал постепенно заполнялся. Прибыли помощники из участков. Из Парла и Фиш–Хука, со Столовой горы и из Стелленбоша. Не все были довольны, что их бросили на прорыв. Ведь каждый из них занимался и своими делами, расследовал другие преступления. Но многие радовались смене обстановки и возможности поучаствовать в поимке знаменитого маньяка.

– Позвоните в больницу. Спросите, можно ли поговорить с женой Нинабера, – велел Яуберт Герриту Сниману, раздав последнюю стопку фотокопий.

Сниман быстро убежал. Яуберт и О'Грейди продолжили инструктаж.

– Врач говорит, что она пришла в сознание, но пока не может никого видеть, – доложил Сниман, когда вернулся.

– Посмотрим, – проворчал Яуберт. – Вот, раздайте остальное. Я еду в больницу.

В Крайфонтейне, на пустыре между школой Олкерс и железнодорожными путями, стоял большой шатер. У входа поставили рекламное объявление: «Храм Спасителя. Богослужения: среда – 9.00; воскресенье – 9.00, 11.00, 19.00».

Рядом с шатром, под брезентовым навесом, стоял большой автоприцеп «Спрайт–Альпин». Пастор Пауль Яквес Кутзе сидел внутри, на диване, который при необходимости раскладывался в двухместную кровать. Пастор готовился к вечерней службе.

Кутзе и не подозревал, что его разыскивают почти все сотрудники уголовного розыска. Телевизора у него не было, а газет он не читал. Во время своих вдохновенных проповедей он часто называл средства массовой информации «орудиями дьявола».

Он был погружен в работу, обдумывал фразы, которые произнесет с сосновой кафедры, шептал слова Священного Писания, которые скоро обрушатся на прихожан, усиленные динамиками.

«Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления…»[6]

* * *

– Сержант, сведения, которые вы запрашивали, у меня, – сказала секретарша управляющего подразделением Премьер–банка.

Гриссел сдвинулся на край стула и достал ручку, чтобы записывать.

– Я весь внимание, – сказал он.

– Пять из четырнадцати человек, чьи фамилии вы перечислили, являются клиентами «Премьера». Карстенс, Гелденхёйс, Милош, Радеманн и Стюарт.

– Дальше! – нетерпеливо воскликнул Гриссел, закончив писать.

– Карстенс и Радеманн – женщины. Из троих оставшихся мужчин двое – трудные клиенты.

– Да?

– Милош и Стюарт. Милош задолжал банку сорок пять тысяч рандов; за последние два года он шестнадцать раз просрочивал выплату процентов.

Гриссел присвистнул.

– Мы заморозили его счет для безналичных расчетов. Сберегательного счета в нашем банке у него нет. Банк подал на него иск; мы пытаемся вернуть деньги через суд. У Стюарта два месяца назад отобрали машину после того, как он шесть месяцев подряд не платил проценты. Общая сумма его задолженности составила девятьсот восемьдесят рандов семьдесят шесть центов. Его чековая книжка и кредитная карта также были заморожены. У него есть в нашем банке и сберегательный счет. На балансе пятьсот сорок три ранда восемьдесят центов.

Гриссел все записал.

– Сержант, – сказала секретарша сладким голоском, – мой начальник просил еще раз напомнить вам, что все полученные сведения сугубо конфиденциальны.

– Естественно. – Гриссел широко улыбнулся.

– Доктор, я вас прекрасно понимаю, но и вы меня поймите. На свободе разгуливает маньяк. По мнению криминалистов, он совершенно неуправляем. А у вас лежит женщина, которая может предотвратить дальнейшее кровопролитие.

Яуберт гордился собой за то, что подобрал такие верные слова.

– Капитан, вы не понимаете. Ее состояние весьма… Она балансирует на краю пропасти. И я, как врач, первым делом обязан защитить ее.

Яуберт решил разыграть козырную карту.

– Доктор, я ведь могу обратиться в суд и потребовать судебное предписание.

– Капитан, судья прислушается и к моим доводам.

Шах! Они стояли лицом к лицу в коридоре частной клиники. Врач был низкорослый, тощий, с темными кругами под глазами.

– Пойду спрошу, согласна ли она.

– Буду вам очень признателен.

Врач открыл дверь и скрылся. Яуберт не знал, куда девать руки. Заложил за спину, сунул в карманы. Перепалка с врачом совсем расстроила его. Времени и так мало, а тут… Он начал расхаживать туда–сюда по толстому ковру.

В коридор вышел врач:

– Она вас примет. Говорит, что многим вам обязана.

– Спасибо, доктор.

– Даю вам пять минут, капитан. И будьте с ней помягче. – Он придержал дверь, пропуская Яуберта вперед.

Антуанетта Нинабер выглядела ужасно. В углах рта залегли глубокие складки. Глаза запали, осунувшееся лицо, туго обтянутое кожей, похоже на череп. Она лежала утопая в подушках; верхняя часть тела слегка приподнята. Из запястья торчит игла, прикрепленная к трубке капельницы. На ней была голубая ночная рубашка. Светлые волосы разметались по подушке безжизненной массой.

Яуберт подошел к кровати.

– Мне очень жаль… – начал он, чувствуя себя очень неловко.

– Мне тоже, – глухо ответила она.

Снотворное еще не до конца вышло из организма; Яуберт заметил, что смотрящие на него глаза слегка не в фокусе.

– У меня к вам несколько вопросов. Если устанете, скажите.

Антуанетта Нинабер кивнула в знак согласия.

– Был ли ваш муж знаком с Ферди Феррейрой или Дрю Уилсоном?

Прошло несколько минут, а потом она покачала головой: нет.

– С Кариной Оберхольцер?

– Нет.

– Яквесом Кутзе?

– Нет.

– Эстер Кларк?

– Нет… – ответила она дрожащим голосом.

– Ваш муж обычно носил с собой в кейсе огнестрельное оружие?

Глаза Антуанетты Нинабер закрылись. Шли секунды. В коридоре послышались шаги.

Слышит ли она его?

Ее глаза открылись.

– Нет, – ответила она. В уголке глаза набухла слеза; она стекла по бледной щеке, упала на голубой ворот сорочки, где не сразу впиталась в материю.

Яуберта раздирали противоречивые чувства. Время не ждет; надо спросить ее, был ли муж ей верен. Но такой вопрос нельзя задавать – по крайней мере, сейчас. А если как–нибудь иначе, помягче? «Был ли ваш брак счастливым?» Антуанетта Нинабер смотрела на него выжидательно и затравленно, как будто она была зверем, а он – охотником и целился в нее из дробовика.

– Спасибо, миссис Нинабер, – сказал он. – Надеюсь, вы скоро… желаю вам всего доброго.

Ее губы едва слышно прошептали:

– Спасибо. – Бывшая кинозвезда отвернулась, уткнулась в подушку.

Яуберт сидел в своем кабинете, прижав к уху телефонную трубку.

Жулио да Коста сказал, что Карина Оберхольцер вроде бы упоминала имена Яквеса Кутзе и Эстер Кларк, но подробностей он не помнит.

– Она была такая болтушка, капитан. Постоянно что–то рассказывала. И смеялась. Очень живая девушка. Любила веселье, вечеринки, любила людей. Работала она только ради денег и для того, чтобы скоротать время. А по–настоящему ее жизнь начиналась по вечерам. Так мы с ней и познакомились. Однажды в пятницу вечером она пришла ко мне в ресторан – уже поздно, в первом часу ночи. Вместе с толпой друзей.

– А дальше?

– Капитан, вы и сами знаете, как это бывает. Нельзя все время только работать. И вы знаете, как тяжело, когда дома жена.

Яуберт промолчал. С подобной проблемой он не сталкивался.

– Это ведь не запрещено законом, – оправдывался да Коста. – Да и потом, я у нее был не первый.

– Откуда вы знаете?

– Мужчина всегда знает такие вещи, капитан. Если бы вы были знакомы с Кариной, вы бы поняли, что я имею в виду. Она была горячая штучка.

– Она рассказывала вам о своем прошлом?

– Она только говорила, что не хочет, чтобы жизнь проходила мимо. Она хотела наслаждаться каждой минутой.

Яуберт закончил разговор.

Карина Оберхольцер из Кеймуса. Часто смеялась, любила болтать и всю свою недолгую жизнь радовалась на полную катушку. Старательная провинциалка, дочь фермера, любовница католика–португальца – и, возможно, многих других мужчин. Неужели у нее не было по–настоящему близких друзей, которым она поверяла бы свои тайны?

Он нашел телефон родителей Карины, набрал междугородний код, стал ждать. Его соединили не сразу. Ответил женский голос – прислуга.

– Хозяев сейчас нет. Уехали в Йоханнесбург встречать сына.

Яуберт достал из ящика стола пластиковый контейнер и открыл его. 60 граммов обезжиренного творога; четыре рисовые лепешки; помидор, авокадо, латук–салат с небольшим количеством салатной заправки. Умереть можно от голода. Но сегодня, по крайней мере, у него есть «Уинстон». Сигарета станет наградой за труды. Хоть какое–то удовольствие.

В коридоре послышались торопливые шаги. Кто–то бежал.

Нашли кого–то, догадался Яуберт.

В кабинет ворвался Лау:

– Капитан, маньяк убил Яквеса Кутзе! Меньше часа назад! И его видели!

Двоим парнишкам–шестиклассникам очень хотелось взглянуть на труп, но полицейские и слышать ничего не хотели. Пришлось мальчишкам ждать поодаль, за канатами–растяжками, на которых держался шатер. К шатру одна за другой подъезжали полицейские машины. И все равно это было гораздо интереснее, чем два урока биологии, которые они пропускали.

Детектив, приехавший одним из первых, подошел к ним еще с одним человеком, здоровяком.

– Вот эти ребята, капитан.

– Спасибо, – сказал здоровяк и протянул им большую руку. – Матт Яуберт, – представился он.

– Меня зовут Джереми, сэр.

– Невилл, – сказал второй.

Они обменялись рукопожатиями.

– Давайте рассказывайте.

– Сэр, это не вас позавчера показывали по телевизору?

Яуберт пожал плечами:

– Может, и меня.

– Значит, его прихлопнул маньяк с маузером?

– Да, возможно.

– Ух ты! Он их отстреливает одного за другим! – воскликнул мальчишка с нескрываемым восхищением.

– Мы его поймаем.

– Сэр, мы видели только его машину, – сказал Джереми. – Мы услышали выстрелы. Мы стояли за сараем для тракторов, когда услышали выстрелы, но тут проехал поезд, и мы толком ничего не поняли. Тогда мы подошли поближе, чтобы взглянуть, что происходит. И заметили машину.

– Какая марка?

– Как говорится, мнения разделились.

– Ты, тупица, не можешь отличить одну машину от другой! – воскликнул другой мальчик.

– Я–то разбираюсь в машинах. А вот тебе не мешает сходить к окулисту!

– Заткнись! – воскликнул Невилл, но беззлобно. Видимо, друзья часто ссорились.

– У него «уно», сэр, белый «фиат–уно». По–моему, двигатель бензиновый, а не дизельный, но я не уверен. Просто у машин с дизельным двигателем всегда бывают такие яркие полосы и жалюзи.

– Нет, сэр, у него «фольксваген–ситигольф». Белый. Я всегда узнаю «гольф» сзади, потому что у моего брата точно такой же. Он тоже служит в полиции, сэр. В Натале. Они стреляют зулусов.

– Заткнись, – сказал Джереми, – а то тебя посадят.

– Ты уверен, что это «фиат–уно»?

– Да, сэр.

– Номер запомнил?

– Мы пришли слишком поздно. Увидели его только сзади, когда он уже отъезжал.

Яуберт прикинул расстояние между площадкой у школы и дорогой, по которой уехала машина.

– Вы его не разглядели?

– Нет, сэр.

– Что ж, ребята, спасибо вам большое. И если кто–нибудь из вас вдруг переменит свое мнение насчет марки машины, дайте мне знать. Я работаю в отделе убийств и ограблений.

– Да, сэр, конечно.

Он уже собирался подойти к автоприцепу, когда его окликнул Джереми:

– Сэр!

– Что?

– А может, нам все–таки можно взглянуть на труп?

Яуберт с трудом удержался от улыбки.

– Нет, ребята. – Он покачал головой. – Зрелище не из приятных.

– Много крови, сэр?

– Несколько ведер.

– А дырки от пуль?

– С кулак, – бессовестно солгал Яуберт.

– Ух ты! – воскликнул Джереми.

– Вот это да, – восхищенно протянул Невилл. – Его маузер – настоящая пушка.

Мальчишки ушли, оживленно переговариваясь. В их кругах подобные сведения стоят целое состояние.