Текст книги "Астральный гамбит (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 12

в которой я пересаживаюсь на заднее сиденье,

но на нем не удерживаюсь

– Как вы здесь оказались? – надтреснутым голосом выговорил я.

– Вам не кажется, сударь, что сей вопрос логичнее адресовать вам? – усмехнулся офицер. – Ну да не стану лукавить, ответ на оный мне известен. Что до меня – то сие рутинный дозор.

– Ну да, понятно, дозор… – пробормотал я, силясь собраться с мыслями. Получалось так себе: все их напрочь вытеснял образ сгорающего в магическом пламени уродливого чудовища, которым обернулась девочка на лестнице. Девочка. Лестница. Провал… Воронцова и Ясухару!

Я метнулся к дыре в полу, но прежде, чем успел туда заглянуть, из зияющего проема высунулась голова Миланы.

– Чухонец, ты тут как? – спокойно осведомилась девушка.

Я облегченно выдохнул.

– Терпимо…

Моя левая рука висела плетью, пальцы правой пожирал огонь – но ими хотя бы получалось худо-бедно шевелить. Однако все это и впрямь можно было счесть приемлемым в сравнении с тем, что случилось бы, долети до меня тот плевок мимикра.

Честно говоря, я понятия не имел, что конкретно при таком раскладе произошло бы, но нутром чувствовал: нечто запредельно кошмарное.

– Я тоже в норме, – сообщила между тем Воронцова. – Спасибо, что поинтересовался, – добавила она тут же ехидно. И, не дав мне вставить хоть слово, продолжила: – А вот самураю нашему ногу по колено оторвало!.. К счастью, не магией, так что через пять минут будет как новенький, – заверила Милана прежде, чем я успел толком ужаснуться за товарища. – Им уже занимаются – здесь у нас, внизу, полно жандармов… Кстати, добрый вечер, господин штабс-ротмистр! – то ли лишь теперь заметила девушка Петрова-Боширова, то ли среди ее приоритетов до офицера наконец дошла очередь.

– Рад вас приветствовать, молодая графиня, – более чем доброжелательным тоном отозвался тот.

– Ладно, раз ты цел, Ясухару ждать не будем! – заявила между тем мне Воронцова. – Спускайся, погнали!

– Куда погнали? – не понял я.

– Как это куда?! Заканчивать гонку!

– А, ну да, гонка… А смысл теперь-то спешить?

– Что значит «смысл спешить»?! – искренне не приняла такой постановки вопроса Милана. – Может, хоть последнего места сумеем избежать! А то уж совсем позорно получится!

– Кхм… Позволите пару замечаний, молодая графиня? – вмешался в наш разговор Петров-Боширов. И, не дожидаясь испрошенного разрешения, продолжил: – Первое: молодому князю совершенно необходимо показаться лекарю – иначе до финиша он у вас может просто не доехать. Сие ненадолго: вам как раз хватит времени, чтобы расчистить завал на дороге. И второе: на кону у вас отнюдь не предпоследнее место. Ваше дополнительное правило утверждено, и на данный момент вы лидеры гонки!

– Что? – опешила Милана. – Какое еще дополнительное правило?

– Это я предложил, – сообразил я. – Минус тридцать минут за каждое уничтоженное чудовище.

– Согласовали десять минут, – поправил меня жандарм.

– А вы откуда знаете? – обернулся я к нему.

– Служба такая, – с лукавой улыбкой проговорил штабс-ротмистр. Ну и… – не досказав, он поднял левую руку: там, на мизинце, сидел хорошо нам теперь знакомый серебристый перстенек с печаткой.

– Вы член комитета! – догадалась Воронцова.

– Какого комитета? – состроил непонимающее лицо Петров-Боширов.

– Ясно… – пробормотала девушка, торопливо соображая. – Так, сэнсэюшка, – зыркнула она на меня. – Я – на улицу, разгребать завал. А ты – живо к лекарю! И через две минуты чтобы были с Ясухару в коляске! Скажешь самураю, пусть хоть под мышкой свою ногу приносит, потом приладим!

С этими словами ее голова исчезла в дыре. Я непроизвольно наклонился следом.

– Сударь! – окликнул меня жандарм. – Если вы на первый этаж – то в доме есть лестница!

* * *

Внизу царил сущий разгром. Единственным не пострадавшим в ходе пробоя помещением оказался примыкавший со двора к зданию гараж – именно там и расположился жандармский лекарь. Кстати, тот самый, что летом врачевал Надю в доме Огинского – ну, еще подарил ей потом свою епанчу. Удивительно: вот уж кого, я думал, из III Отделения наверняка поперли – ведь это же именно он тогда подтвердил мнимую смерть князя Сергея! Но, оказывается, доктор на своем месте как-то удержался. И, по ходу, даже в звании подрос – теперь он носил эполеты поручика, а был, вроде бы, корнетом…

С Ясухару к моему появлению лекарь уже закончил: японец встретил меня, уверенно стоя на обеих ногах. Правда, без штанов – их он как раз сосредоточенно починял, прилаживая оторванную брючину.

Мой же случай на поверку оказался не так прост.

– Коготь ковидлы? – не столько спросил, сколько констатировал доктор, глянув на мое пострадавшее в схватке с летучей мышью плечо. – Мерзкая тварь – и не менее мерзкая рана… А тут у нас что? – перевел он взгляд на мою правую кисть. – Никак, сударь, мимикра сподобились против шерстки погладить?

– В тот момент у него еще не было шерстки, – буркнул я.

– Боль сниму, яд вычищу, – не особо меня и слушая, заявил лекарь. – К утру паралич отступит, и рука восстановится. Но придется потом месяцок-другой походить на закрепляющие процедуры. Покажетесь в корпусе целителю – он назначит, – это все касалось моей левой. – А вот как здесь сложится – один Ключ ведает! – снова переключил доктор внимание на вторую мою руку. – Может, без следа пройдет, а может, вылезет со временем какая-нибудь гадость…

– Какая гадость? – спросил я, хмурясь.

– Гадкая, – буркнул поручик. – Непременно гадкая. Но, даст Ключ, и обойдется еще… Раздевайтесь до пояса, молодой князь – приступим!

Прогнозы доктора как-то не вселили в меня оптимизма (гадкой гадости мне только не хватало для полного счастья!), и, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я принялся обшаривать взглядом помещение. Как уже отмечал, это был гараж. Ошибиться бы не вышло: здесь стояла самобеглая коляска. Какая-то, правда, необычная… Некоторое время я никак не мог понять, что именно смущает меня в облике экипажа, а потом таки сообразил: руль! Он тут имелся! Больше, правда, похожий на самолетный штурвал – и тем не менее!

– Тоже обратил внимание на диковину, сэнсэй? – перехватил мой взгляд Тоётоми. Брюки свои японец уже починил и надел. – Сие называется электромобиль! Повозка для черни! Ездит без расхода маны. У нас в Японии таких нет.

– Сие же квартал черни, – пояснил лекарь, не отрываясь от манипуляций с моим плечом. – Дом занимает семья зажиточная, но происхождения подлого. Занимала…

– Хозяева погибли? – понял я.

– Во время пробоя чернь особо уязвима, – вздохнул поручик.

– А… Среди погибших был ребенок? – зачем-то спросил я.

– Да, – подтвердил жандарм. – Девочка шести лет от роду. Кстати, одаренная, могла бы выбиться в мастеровые… А почему вы спросили, сударь?

– Да так… – я хотел было сказать, что мы видели малышку с улицы – а может, уже не малышку, а чудовище, принявшее ее облик – но задуманные слова комом встали в горле, и вопрос доктора остался без ответа. Поручик, впрочем, нисколько этим не огорчился.

К моменту, когда лекарь управился с моим левым плечом и переключился на правую кисть, к нам в гараж заглянул Петров-Боширов. В дверях он как раз разминулся с Тоётоми – японец ушел помогать Милане с завалом.

– Ну, как наши дела? – поинтересовался штабс-ротмистр у доктора.

– Заканчиваю, – бросил тот.

– Отлично, – кивнул шеф московских жандармов. – Молодая графиня на улице уже тоже почти управилась, – сообщил он мне. – А что до вас, сударь… – сунув руку в карман, офицер достал оттуда серый картонный прямоугольничек размером с визитку и, повертев в пальцах, протянул мне. – Возьмите мою карточку, молодой князь, – визиткой тот и оказался.

– Зачем? – удивился я.

– Ну, никому еще не мешала в кармане карточка исполняющего обязанности начальника губернской экспедиции III Отделения, – с простодушным видом пожал плечами жандарм. – А если однажды вам потребуется моя помощь – просто порвите ее, и я получу сигнал.

– А с чего бы это вдруг мне могла понадобиться помощь III Отделения? – не спешил я, однако, принять из его рук картонку – что-то меня во всем этом смущало, но что именно, пока я не понимал.

– Сегодня же пригодилась, – резонно заметил Петров-Боширов. – Времена нынче не простые – мало ли…

– Где-то я уже такое слышал – про непростые времена, – усмехнулся я.

– Вот видите, – ничуть не смутился штабс-ротмистр.

Поколебавшись еще миг, визитку я взял.

– Почему-то у меня такое чувство, что вы меня вербуете, – усмехнулся, пряча картонку в карман форменных брюк.

– Помилуйте, молодой князь, разве я что-то у вас попросил взамен? – с видом оскорбленной невинности развел руками жандарм.

– А за что тогда такая забота? Почему-то не думаю, что вы раздаете свои карточки направо и налево…

– Ну, участники ночных гонок – пусть и отнесенных одна от другой на годы – должны держаться друг друга, – широко улыбнулся Петров-Боширов.

Словно в подтверждение своих слов он поднял руку с кольцом гонщика и, сжав пальцы в кулак, слегка повел тем в мою сторону, выжидающе при этом на меня глядя. Не найдя ничего лучше, я повторил его жест. Наши кулаки столкнулись – правда, несколько вкривь. Негромко звякнули, встретившись, печатки перстней.

Нет, серьезно? Это мы отбили кулачки с шефом московских жандармов? Может, еще обнимемся?

– Могу я попросить вас не дергаться, молодой князь? – недовольно буркнул лекарь.

– Сие моя вина, – поспешил заявить штабс-ротмистр. – Однако я уже ухожу. Всего вам доброго, молодой князь!

– Всего доброго, господин штабс-ротмистр, – пробормотал я, недоумевая: что это сейчас вообще такое было?

* * *

– Три из четырех других команд гонку уже завершили! – сообщил со своего места на заднем сиденье нашего «Москвича» Григорьев. – Лучшие покамест борисовцы. Но с учетом вычетов вы их опережаете! Нынешнее ваше время меньше их итогового на двадцать минут!

– А ехать нам осталось семь минут! – откликнулся спереди Ясухару. Штурманом теперь был он – несмотря на все старания жандармского лекаря, мои травмы по-прежнему давали о себе знать, и управляться с картой столь же ловко, как раньше, у меня не выходило – пришлось отдать ее Тоётоми. – Если, конечно, по пути снова ничего не случится…

– Гроза стихает, – заметил на это я, покосившись на небо. – Надеюсь, пробоев больше не будет.

– Новых правил уже тоже не добавится, – вторил мне японец. – Так что все в наших руках!

– Просто невероятно! – заявил посредник. – Если у вас все получится, Борисовская академия не выиграет гонки лишь второй раз за последние десять лет!

– Так, давайте-ка сменим тему! – резко оборвала нас Милана. – А эту обсудим после финиша! А то горазды лить ненакопленную ману!

– Как скажешь, – поспешил согласиться за всех я. – Тогда, если это тебя не слишком отвлечет, может, объяснишь мне, что случилось на третьем этаже? Ну, в том доме.

– Я поняла, – кивнула девушка. – Я там чудом не вляпалась. Поднимаюсь, вижу: стоит девочка. Та самая, из окна. Почему-то голенькая совсем – но мало ли, может, только из постели или из ванной? Я к ней – но что-то меня вдруг насторожило. Сама не понимаю что. Глянула на нее через фамильный перстень: Ключ Неистощимый – это мимикр! Я о таких только в книжках читала! Чтобы их невооруженным глазом распознать, нужно силу Окольничьего иметь, не ниже! Ну, я – назад, а мимикр – на меня, да как начнет плеваться!.. Еле отбилась. Потом там еще цербероид откуда-то вылез, но это уже ерунда…

– Так а что мимикр-то? – уточнил я.

– В смысле, что? Спалила.

– Насмерть?

– Нет, только до средней прожарки… Конечно, насмерть, а как же еще?

– А кто тогда ко мне спустился? Когда вы с Тоётоми сквозь пол провалились?

– А кто к тебе спустился? Я не в курсе.

– Девочка. Лет шести. Голенькая. Плюющаяся зеленым ядом и за секунду обрастающая шерстью!

– В самом деле? – Воронцова даже на миг отвлеклась от дороги, оглянувшись на меня – правда, тут же снова повернулась затылком. – Ну, дух ведает. Я своего точно сожгла. Другой, наверное.

– Мимикры часто ходят парами, – встрял в разговор Григорьев.

– Да? Я не знала, – пожала плечами Милана.

– Мимикры и часто – сие оксюморон, – заметил Ясухару.

– Ну да, не каждый… – начал было юнкер.

– На следующем повороте – направо, и потом – финишная прямая, – перебив его, сориентировал Воронцову Ясухару. – Извините, сударь, – добавил он уже посреднику.

– …не каждый пробой их встретишь, – закончил фразу тот.

– Принято, – бросила между тем девушка японцу.

«Москвич» влетел в последний на трассе поворот – и внезапно в темноте прямо перед нами будто распахнулись два огненных глаза. Нечто, раскрывшее их – неудержимо несшееся посреди дороги, огромное и черное – стремительно надвинулось на нас под аккомпанемент подуставшего, но еще не до конца посадившего голос грома.

– Твоего ж духа!..

Деваться нам было уже некуда, но в последний момент Милана все же попыталась отвернуть. И у нее даже почти получилось. Коляска вильнула вправо, запрыгнув передним колесом на узкий тротуар, но задняя часть «маномобиля» все равно попала под всесокрушающий удар неведомого чудища. «Москвич» закрутило, проволокло через всю ширину улицы и, кажется, швырнуло в стену – но здесь за подробности уже поручиться не могу: выброшенный из салона, я приложился затылком о брусчатку, и на этом кино об аварии для меня выключилось.

* * *

– Сударь, вы слышите меня? Сударь! – голос был высокий, девичий.

Я открыл глаза и увидел плоское лицо с узким азиатским прищуром под жесткой черной челкой.

– Хвала Неистощимому Ключу, сударь – вы пришли в себя! – облегченно выдохнула склонившаяся надо мной девушка.

«Цой», – пришло мне на память.

Ну да, это же одна из команды хабаровских юных целительниц! Только как она здесь оказалась? И, собственно, где это – здесь?

– Я срастила вам перелом и нейтрализовала сотрясение! – сообщила между тем азиатка. – Но у вас еще что-то с руками – я не могу понять что. И девочки не знают. Мы же всего лишь первокурсницы… – виновато проговорила она.

– С руками там особая история, не парьтесь, – пробормотал я, дернувшись подняться.

Цой отстранилась, и я рывком сел.

Вокруг по-прежнему была дождливая ночная улица. Я восседал на мокрой брусчатке, прямо посреди мостовой. В дюжине шагов левее, у стены дома, пылал прощальным костром наш разбитый «Москвич». Крыша у него отсутствовала, передняя ось вместе с парой колес вырвалась из крепления и откатилась в сторону. Еще один искореженный экипаж, чужой, лежал на боку чуть дальше по дороге – чтобы его увидеть, мне пришлось вывернуть шею.

Кругом суетились какие-то люди. На их фоне своим поведением выделялся Ясухару: японец стоял неподвижно и завороженно смотрел на резвящееся пламя. Поблизости Воронцова наседала на фигуристую девицу в такой же светло-салатовой форме, как и у «моей» Цой. «Хохлова!» – вспомнил я ее фамилию. Судя по тому, как хватала целительницу за грудки Милана, молодая графиня вознамерилась оторвать у той ее шикарный бюст и запечь его в огне «Москвича». Хабаровчанка, к слову, особо не сопротивлялась.

– Что вообще случилось? – спросил я у Цой.

– Это все наша вина, сударь, – понуро проговорила девушка. – Мы в вас врезались. Очень спешили… Думали, что дорога пустая, ну и выскочили не на свою сторону – чтобы плавнее вписаться в поворот. А тут – вы…

– Кто вас подослал, отвечай, ну?! – как раз донесся до меня грозный голос молодой графини. – Кто приказал пойти на таран?! Говори!

А, ну, понятно, что это она так неистовствует. У Воронцовых вечно везде заговоры – мне ли не знать…

– Мы не специально, честное слово! – также покосившись на Милану и ее безответную жертву, чуть не плача выговорила Цой. – Из-за этого дурацкого правила насчет моста пришлось сделать большой крюк… Думали хотя бы с последнего места попытаться уйти…

Думали они, блин!

Нет, как ни странно, особой злости на хабаровских девчонок я сейчас не испытывал. Может, целительница специально ее во мне погасила, нейтрализуя сотрясение мозга? А вот обидно сейчас сделалось до жути. Мы же реально могли победить! Совсем ведь капелюшечки не хватило! Финиш – вон он, в конце улицы…

Я еще раз обвел мрачным взглядом место столкновения. «Москвич» целительниц, Григорьев рядом с ним, что-то горячо обсуждающий с другим посредником – ну да, они же однокашники… Воронцова, прессующая съежившуюся Хохлову. Третья девочка-целительница. Как там ее? Не помню фамилию… Медитирующий на огонь Ясухару. Наш догорающий экипаж. Незнакомые мне люди рядом с ним – жители соседних домов, наверное. Отдельно пара колес на оси.

Гм…

На оси.

Пара колес.

На бывшей передней оси.

Что там у нас было в правилах про переднюю ось?..

– А сколько времени прошло? – быстро спросил я у азиатки.

– После аварии? Ну, минут пять, – прикинула Цой. – Может, шесть…

– Что?! – заорал я, вскакивая с мостовой, будто ошпаренный. – Всего пять минут?!

Кажется, на меня обернулась вся улица.

Даже Милана отвлеклась от своей жертвы.

Даже Тоётоми вынырнул из дзена.

– Сударь, по времени мы же еще выигрываем у борисовцев? – подскочил я к Григорьеву.

– Около десяти минут, – кивнул тот. – Чисто формально, конечно: увы, молодой князь, гонка для вас закончена…

– И какого же это духа она закончена?! – пыша сарказмом, осведомился я.

– Сэнсэй, экипаж сгорел, мы проиграли, – подойдя сзади, мягко положил мне ладонь на плечо Ясухару.

В ответ я расхохотался. Японец испуганно убрал руку: должно быть, решил, что товарищ по команде спятил.

Ну, смех мой, конечно, был нервным – не спорю. Но умом я пока не тронулся, нет.

– Экипаж сгорел, – отчеканил я. – Но пара колес целы. И ось цела. Передняя ось! По которой считается финиш! Согласно букве правил, весь остальной экипаж, собственно, уже не обязателен!

* * *

– Осталась минута! – подсказал сзади Григорьев. Мою идею – докатить до финиша колесную пару – он сперва воспринял в штыки, но, получив добро от оргкомитета, тут же включился в работу.

Я вскинул голову – до конца улицы было еще саженей двести. Блин, не успеваем!

– А ну навались! – рявкнула Воронцова, которую, по ходу, посетили те же мысли.

Действовать чистой магией было нельзя – эта техника сродни левитации, а она на гонках запрещена. Поэтому ось мы толкали вручную. Милана и Тоётоми – под волшебным допингом, я – на нуле. Веди дорога под горку – уже давно были бы на месте. Но улица предательски забирала вверх, и круто.

– Сорок пять секунд! – бесстрастно сообщил юнкер.

Вместе с ним за нами увязались второй посредник и две девчонки-целительницы – Цой и Измайлова (да, я таки вспомнил ее фамилию). Хохлова своего шанса оказаться подальше от Воронцовой не упустила – и, честно говоря, я ее понимал.

– Тридцать секунд!

– Не успеваем, – признала очевидное Милана. – Ну, хоть на второе место… – уныло протянула она.

Эх! А счастье было так близко…

– Стойте! – закричал вдруг Ясухару, отпуская ось.

Мы с молодой графией замерли.

– Смотрите, – резко понизив голос – аж до громкого шепота – произнес японец, показывая куда-то в сторону.

Я повернул голову в том направлении: из темного переулка выходил одинокий минотавроид.

– «Минус десять минут» идут, – с придыханием выговорил Ясухару.

– Значит так! – обернулась Воронцова к нашему эскорту. Многие там уже сложили пальцы в боевые комбинации. – Рогач наш. Кто хоть мерлин сольет в его сторону – будет об этом жалеть всю свою оставшуюся жизнь. Скорее всего, недолгую, но точно мучительную. Поняли меня, касатики?

Кивнули все, не исключая второкурсников-посредников.

– Держи ось, чтобы назад не укатилась, – бросила молодая графиня мне. Ну да, должен же кто-то, а боец из меня после пробоя аховый. – Я замедляю – ты убиваешь! – эти слова Миланы уже предназначалось Ясухару. – Пошли!

Чудовища вообще-то довольно примитивны. По крайней мере, минотавроиды. Увидели человека – атакуют, без вариантов. Но этот словно понял, что ночь сегодня не его – едва Воронцова с Ясухару двинулись на монстра, тот проворно повернулся к ним спиной и рысцой затрусил обратно в переулок.

– Куда пошел?! – Милана выставила вперед обе руки – и тварь застыла на полушаге.

Через десяток секунд подоспевший Тоётоми зарубил обездвиженного минотавроида Огненной катаной.

А еще через три с половиной минуты передняя ось нашего «Москвича» победно пересекла вожделенную финишную черту.

Глава 13

в которой я пожинаю плоды победы

В Федоровке нас встретили как героев. Однако героев невидимого фронта.

На утреннем построении курса – с такого теперь должен был начинаться каждый наш день в корпусе – Поклонская велела нам троим выйти вперед и церемонно похвалила «за отличие во внеклассной работе».

– Как временно исполняющая обязанности вашего куратора, награждаю кадетов Воронцову, Огинского-Зотова и Ясухару дюжиной баллов каждого! – закончила свою короткую речь штабс-ротмистр.

– Что еще за внеклассная работа такая? – почти в голос недоуменно поинтересовалась за нашими спинами Иванка.

На нее зашикали. В раздавшемся со всех сторон шепоте можно было разобрать слова «ночные гонки», «победили» и «в первый раз лет за десять».

– Разговорчики! – сурово прикрикнула на строй Поклонская, но глаза ее при этом сияли весело и довольно. А на безымянном пальце поблескивала серебристая печатка.

Еще до того, совсем ранним утром, такой же перстень я увидел у соседа по комнате, Захара Сколкова, с рассветом вернувшегося из дозора. О последних новостях второкурсник уже знал. Он долго тряс мне руку и клятвенно обещал любую помощь – в учебе ли, по жизни ли. Это при том, что до сего дня господин Сколков относился ко мне скорее как к неизбежному злу и старался, по возможности, не замечать.

А придя с построения на завтрак, на входе в столовую мы обнаружили уже оба старших курса в полном составе. Второй выстроился справа, третий – слева, и вместе они образовали коридор, дружно отсалютовавший при нашем приближении и удерживавший пальцы у козырьков фуражек, пока я, Милана и Тоётоми не прошли в здание. Остальные наши одногодки тактично приотстали – не знаю уж, сами догадались или подсказал кто.

Но и на этом «раздача слонов» не закончилась.

Первым учебным занятием в этот день у нас значилась спиритология – или как называли данный предмет между собой кадеты – духоведение.

Преподавал его пожилой майор с внешностью типичного китайца и, вроде бы, китайской же фамилией – Шэнь, но русским именем Всеслав при диснеевском отчестве Дональдович. Правда, забавным это нелепое сочетание показалось, по-моему, мне одному. По крайней мере, Тереза фон Ливен, с которой мы снова делили последнюю парту в правом ряду, мою усмешку встретила непонимающе.

Перстня гонщика на пальце у Всеслава Дональдовича не было, но урок он начал с того, что попросил нас с Воронцовой и Ясухару встать – и объявил, что во время ночного пробоя нами были уничтожены шесть чудовищ. А так как сие самым непосредственным образом относится к профилю его учебного предмета, то он премирует нас полудюжиной баллов за каждого убитого духа. То есть всего – тридцатью шестью, по двенадцать очков на нос.

Класс на это ответил одобрительным гулом, и только неугомонная Иванка с вызовом произнесла куда-то в сторону:

– А что, на территории корпуса был пробой?

Про гонки она уже точно была в курсе – о них уже, наверное, даже вороны на дубах Федоровской аллеи знали. И что, спрашивается, в бутылку лезла?

– Пробой – явление астральное, сударыня, к нашим понятиям о пространстве применимое с некоторой долей условности, – любезно улыбнулся ей Шэнь. – Но сей вопрос мы с вами подробно будем рассматривать в следующем учебном году, а сегодня затронем более общие вопросы. Присаживайтесь, господа кадеты, – благосклонно кивнул он нашей троице.

Мы заняли свои места за партами. Сам китаец предпочел остаться стоять.

– Итак, спиритология, – проговорил он, размеренно кивая в такт словам коротко стриженной головой. – Сиречь, учение о дýхах. Древнее, как сам белый свет – и временами наивное, как рассуждения пятилетнего ребенка. Одна из самых проработанных научных дисциплин – и вместе с сим вечно балансирующая на краю полного невежества. И поверьте: никакого противоречия здесь нет и в помине! Все дело в том, господа кадеты, что мир духов воистину неисчерпаем, и те капли знаний, что нам удалось о нем собрать – ничтожны в сравнении с бескрайним океаном неведомого. Мы научились предсказывать пробои и отбиваться от чудовищ, но понятия не имеем, зачем сии незваные гости к нам приходят. Мы свели вничью Первую Астральную войну и убедили себя, будто победили во Второй, однако держу пари, что третья, а оная неизбежна, принесет нам не меньше сюрпризов, чем минувшие две. Мы веками привечали фамильяров, а потом вдруг их запретили, испугавшись обмана. Мы с энтузиазмом собираем Слепки, но далеко не всегда можем отличить полезный и безопасный трофей от подброшенной врагом бомбы, которая рано или поздно рванет…

Умолкнув, Шэнь оглядел притихший класс, затем заложил руки за спину и неспешно двинулся между левым, «воронцовским», и средним, «ясухаровским», рядами парт.

– Да, ответов на вопросы о многих аспектах бытия духов мы пока не знаем, – продолжил он уже на ходу. – А еще больше сфер, где мы толком не способны даже оные вопросы поставить! Но кое-что нам все же известно. И разве что одна двенадцатая от одной двенадцатой сих знаний – здесь.

При этих его словах из-под преподавательского стола величаво выплыла вереница толстых учебников. Должно быть, то была любимая фишка педагогов корпуса – вчера на артефакторике, теперь вот здесь сегодня… Не понимаю, почему нельзя разложить книги по партам заранее? Тем более, никого из кадетов, выросших в мире магии, бреющий полет фолиантов по классу особо впечатлить не мог.

– А для начала мы с вами попробуем определить, кто же такие духи, – проговорил Всеслав Чип-и-Дейлович… То бишь, Дональдович – блин, никак это имя не давало мне настроиться на серьезный лад! – Если задать сей вопрос малообразованному обывателю, скорее всего он скажет: «Злыдни бестелесные!» И, кстати, будет по-своему прав. Чаще всего духи бесплотны, и в большинстве случаев встреча с ними добром для человека не заканчивается. Но сие, конечно, будет дефиницией профана. Все равно что назвать меня плотненьким добрячком – и посчитать, что сказано достаточно!

Кадеты в классе дружно засмеялись.

– Однако, если мы начнем искать лучшее определение, внезапно обнаружится, что большинство наших находок либо столь же неточны, либо так перегружены, что легко похоронят нас под нагромождением смыслов, отсылок и оговорок. Примеры сами посмóтрите в учебнике – ими там набит весь первый параграф. Лично я предпочитаю формулировку простую, и если и не вполне строгую, то интуитивно понятную. Духами, по моему мнению, именуются астральные сущности, обладающие собственными сознанием и волей, способные к магическому воздействию.

Китаец выдержал паузу, давая нам время хорошенько «переварить» услышанное.

– Заметьте, я не включил в число признаков духа ни бестелесность, ни злобность, – продолжил он затем. – Те, кому приходилось сходиться в схватке с чудовищами, подтвердят – лапа квазипримата бьет более чем увесисто, а рог минотавроида способен проткнуть почти что угодно. Ну а насчет злобы… Любой дух для человека опасен – в силу вопиющей чуждости нам их побуждений и реакций. И в этом смысле они – зло. Но, как сие ни покажется удивительным, зло просто ради зла духи не творят никогда – в отличие, к слову, от некоторых людей. «Наша радость – сделать гадость» – сие совсем не про них. Во зле духи сугубо практичны. А вот на сочувствие и даже некоторый альтруизм – способны. Причем не только к другим духам, но даже к людям. Впрочем, еще в древнем Китае бытовало выражение «духова забота» – о непрошенной помощи, оказанной из лучших намерений, но вреда приносящей куда больше, нежели пользы. Не случайно фамильяров – в эпоху расцвета сего явления – строго ограничивали в инициативе.

Хм, какая актуальная тема!

«Обижаете, сударь», – справедливо отнес эти соображения на свой счет Фу.

– Правда, чем дольше служил фамильяр, тем сильнее он сживался с людьми – и тем реже от него можно было ждать неуместной «духовой заботы», – заметил между тем преподаватель.

«Вот, сударь, внемлите умным речам! – встрепенулся “паук”. – Я триста лет живу среди людей! Уж разобрался, что у вас тут к чему!»

«Ладно, дайте, и правда, Дональдыча послушать», – прервал я Фу.

– В целом определившись, кто такие духи, перейдем к их классификации, – проговорил между тем Шэнь, углубляясь теперь в проход между средним рядом и нашим. – Сии сущности принято подразделять на семь основных разрядов. На самой нижней ступени астральной пирамиды стоят так называемые чудовища. Сие разряд первый. Многочисленный – и весьма разнообразный. Именно чудовища приходят в наш мир во время пробоя. Даже маленькие дети знают о минотавроидах, цербероидах, ковидлах и серых сколопендрах…

Остановившись у третьей парты, возле Вильгельма фон Функа, китаец приподнял руку, и в воздухе над учительским столом появились и принялись медленно вращаться объемные изображения рогача, трехглавого пса, летучей мыши и многоножки – маленькие и совсем не страшные.

– Куда меньше людей слышали, а тем более, видели собственными глазами уникорниса, крастикрабса или тортилоида…

К четырем первым фигуркам прибавились еще три: крылатого носорога (с таким я сталкивался в Петрополисе), краба, похожего на тех двух, что завалили ночью мы с Ясухару, и длинношеей твари, закованной в панцирь типа черепашьего – подобных мне до сих пор и впрямь не попадалось.

– Существуют еще квазиприматы, электроовцы, псевдофениксы, мимикры… Всего более сотни видов, – добавлять новые изображения Шэнь не стал – наоборот, одно за другим принялся гасить прежние. – На наших занятиях всех их мы будем с вами подробно изучать: повадки, боевые приемы, уязвимости… Чем, собственно, и займем весь сей семестр – и весь следующий. Кстати, кому из вас, помимо кадетов Воронцовой, Огинского-Зотова и Ясухару, уже приходилось развоплощать чудовищ? – спросил вдруг майор.

Вопреки моим ожиданиям, руки подняли менее половины присутствующих. В нашем отделении это были Иванка, Тинатин Багратиони, Маша Муравьева, молодой граф Гурьев и Тереза. Интересно, а все остальные что делали во время пробоев? Под кроватями прятались?

– Я собираю своего рода коллекцию, – окинув взглядом класс, проговорил китаец. – Называется «Мой первый дух». Прошу всех, кто сейчас поднял руку, написать к следующей нашей встрече короткое эссе о том, как вы победили ваше первое чудовище. Молодой князь, молодая графиня, господин Ясухару – вас сие, разумеется, также касается. Каждый, сдавший работу, получит по шесть призовых баллов.

«Мой первый дух», значит? То есть что, мне про того минотавроида писать, которого я книгой с платиной на переплете вынес? Коротенькое же получится эссе!