Текст книги "Астральный гамбит (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 20

в которой мне предлагают умереть

Ударил я, почти не задумываясь – и уж тем более не тратя времени на пустые слова. Трижды подряд ударил. Фигой, затем – разрывным и, вдогонку – файерболом.

Огинский лишь скептически улыбнулся. Руки он держал на виду, и я отлично видел: князь даже не потрудился скрестить пальцы, призывая щит. И тем не менее, первые две мои техники вовсе сработали вхолостую, а огненный шар, пьяно вильнув в сторону, подпалил полку с книгами второкурсника Сколкова.

Сергей Казимирович неодобрительно покосился на занявшийся было пожар, и пламя тут же испуганно погасло.

– Слишком сильно прижимаете мизинец, сударь, – снова переведя взгляд на меня, участливо заметил Огинский. – До трети мощи на сем теряете!

А затем дверь за моей спиной мягко затворилась. Поняв, что это захлопывается западня, я рванулся назад, но с преградой не справились ни плечо, ни магия.

– Когда устанете ломиться – присаживайтесь, – проговорил, не без любопытства наблюдая за моими потугами, Сергей Казимирович. Тон его был будто бы даже и не насмешливым – скорее досадующим.

Оставив в покое непоколебимую дверь, я сделал два коротких шага по комнате и сел на край застеленной кровати.

– Вот, так-то лучше, – одобрительно кивнул Огинский.

– Вы меня убьете? – почти само собой вырвалось у меня. – Как Надю? – а вот второй вопрос был задан уже обдуманно – и с неприкрытым вызовом.

– Сударь, только не пытайтесь казаться еще глупее, чем вы есть, – скривился незваный гость. – Если бы сегодня мне нужна была ваша смерть – вы были бы уже мертвы. А что касается моей несчастной воспитанницы… – голос князя слегка дрогнул – или мне это только показалось? – Давайте раз и навсегда внесем ясность: я не желал ее гибели. Надежда Александровна ушла в Пустоту из-за того, что отдала свой щит вам. Моя вина тут лишь в том, что я сего вовремя не понял. Ваша – не меньшая.

– Да как вы смеете?! – рявкнул я, вскакивая… Вернее, попытавшись вскочить – воздух передо мной словно сгустился и мягко, но непреклонно вернул меня обратно на кровать.

– Полноте, сударь, – снова поморщился Сергей Казимирович. – Не стройте из себя яростного мстителя! Сие бессмысленно – и, к тому же, смешно. Просто знайте: не найдется в мире человека, опечаленного случившимся с Надеждой Александровной сильнее, нежели был я. И закроем сию тему – у нас с вами есть иные.

– Если вы о Фу – то я вам его не отдам, и не мечтайте! – буркнул я, подняться, однако, уже не порываясь.

– И снова вы льетесь впереди собственной маны, сударь. Речь не о Васе. Вернее, не только о Васе.

– Тогда о чем же? – хмуро спросил я, отметив про себя это «не только». Значит, все-таки Огинский явился за духом. Просто почему-то на этот раз не хочет – или не может – действовать напрямую.

«Я сумел обрубить с ним связь, сударь, – легок на помине, объявился у меня в голове “паук”. – Забрать меня силой Сергей Казимирович уже не может!»

– О вас, сударь, – заявил между тем князь. – О вашей судьбе.

– А что вам до моей судьбы?

– Желаю благотворно на нее повлиять, – после недолгого перерыва на лицо моего собеседника снова выползла полуулыбка.

– У меня и без вас все шикарно! – нашел в себе силы беззаботно усмехнуться я. – Вернее, как раз без вас!

– Ой ли? – прищурился Огинский. – А завтрашний поединок с молодой графиней Воронцовой в сие ваше «шикарно» входит?

Я вздрогнул. Это-то ему откуда известно? Я и сам узнал о своей дуэли каких-то два часа назад!

– Вот видите, не все так уж и радужно, сударь, – отнюдь не упустил из вида мою живую реакцию Сергей Казимирович. – И какой тактики вы намерены завтра придерживаться? – спросил внезапно он затем.

– Не ваше дело! – отрезал я.

– Ваш козырь – запас маны, – принялся, однако, рассуждать вслух князь. – А также Зеркало. На стороне молодой графини – сила и опыт. Кроме того, она наверняка возьмет с собой на ристалище «бурдюк», но не думаю, что сие сыграет какую-то существенную роль. Разве что выступит для вас дополнительным раздражающим фактором, заставит занервничать – и совершить какую-нибудь дурацкую ошибку. Но ежели, паче чаяния, вы сумеете сохранить хладнокровие и выдержите первый натиск – скорее всего, в роду Воронцовых произойдет смена главы…

Собственно, ничего нового он здесь мне не сказал – почти то же самое отмечал Фу, да и сам я все это прекрасно понимал.

– Вам-то какое дело? – угрюмо повторил я.

– О, самое прямое, сударь! Так уж неудачно вышло, что с достопочтенным Анатолием Глебовичем Воронцовым мы совсем не друзья. А официально встав во главе рода, граф, и без того человек влиятельный, по факту, сделается хозяином всей Московской губернии. Мне сие не нужно. И не только мне. А посему, добрая девочка Милана покамест должна жить.

– А я, получается – погибнуть?

– Ну, грубо говоря, да, – невозмутимо кивнул Огинский. – И чтобы не вызвать лишних кривотолков – погибнуть именно на дуэли, а не, скажем, до оной.

– Благодарю покорно! – хмыкнул я, внутренне содрогнувшись. – Но у меня как-то другие планы!

– И какие же, позвольте поинтересоваться? Собираетесь убить молодую графиню?

– Не вашего ума дело!

На самом деле, никакого решения по поводу того, что и как делать завтра, я до сих пор не принял. Твердо знал две вещи: умирать вовсе не хочу, но и Милану убивать не желаю. Проблема заключалась в том, что одно с другим стыковалось как-то плоховато…

– Вы в полной растерянности, сударь, – читал меня, между тем, словно открытую книгу, Сергей Казимирович. – Убийство Воронцовой вам претит – хотя, между нами, свою Пустоту молодая графиня вполне заслужила. Ко мне же вы относитесь предвзято – что хотя и глупо, но объяснимо. Однако сие мешает вам признать: я лишь пытаюсь вам помочь. Предлагаю единственно приемлемый выход!

– Ага: сдохнуть самому! – возмущенно воскликнул я.

– Да дослушайте вы, сударь! – раздраженно бросил князь. – Да, со стороны выглядеть все будет именно так: вы падете, сраженный на дуэли. С честью уйдете в Пустоту. Но даже оттуда возвращаются! – лукаво усмехнулся мой собеседник. – И прекрасный пример сего как раз сейчас тратит свое время на то, чтобы уговорить вас перестать наконец ерепениться и начать думать головой!

– Что? – начало-таки доходить до меня. – То есть вы, типа, предлагаете мне притвориться мертвым? Как… Как сделали тогда сами?

– Именно, сударь! Вася вам поможет – ему не впервой.

«Это так?» – быстро спросил я у фамильяра.

«Да, сударь. Я сие уже делал – для Сергея Казимировича. И смогу для вас. Но не все будет зависеть от меня!»

– Для всех непосвященных вы будете мертвее мертвого, – продолжал между тем Огинский. – После мы подменим тело на муляж. Оный благополучно сгорит в погребальном костре, а вы сохраните жизнь, да еще и обретете свободу.

– Свободу изгоя? – уточнил я.

– Изгой – понятие условное, – отмахнулся мой собеседник. – И нередко – преходящее. Сегодня гонят тебя, а завтра, глядишь – тех, кто тебя гнал. К тому же, в сем мире вы и так чужак, сударь. Не спорю: неплохо устроившийся чужак – не без моей помощи устроившийся, к слову – но было бы весьма опрометчивым считать ваше нынешнее положение устойчивым. Даже ежели забыть о завтрашней дуэли – исход коей ничуть не предрешен – за радужным фасадом конструкция прячется хлипкая. Тайна вашего происхождения скрыта отнюдь не за семью печатями – просто никто пока всерьез не пытался взяться за ее разгадку. Одна оплошность, один неверный шаг – и вы в подвале III Отделения, а то и Конвоя. Просто на всякий случай. А ошибок вы наделаете, не сомневайтесь! Пока вас худо-бедно Вася прикрывает, но сам по себе он тоже проблема: дискредитированный фамильяр – прекрасная ниточка, чтобы за нее потянуть…

«Он же гонит?» – мрачно поинтересовался я у «паука».

«Разве что слегка сгущает краски, сударь. Про угрозу разоблачения я и сам не раз вам говорил. Но до сих пор мы с вами как-то справлялись. Я бы на другое посоветовал обратить внимание».

«На что?»

«Если вдруг решите принять предложение князя, ключевым моментом станет даже не притворная смерть на ристалище, а последующие похороны. Как сам отметил Сергей Казимирович, он должен будет заменить отправленное на костер тело копией. Но нет гарантии, что случайно не забудет сие сделать».

– Фу-Хао я, по крайней мере, могу доверять, – сухо заметил я князю. – А вот вам – едва ли. Один раз вы меня уже подставили – легко кинете и снова! Возможностей для этого у вас будет вагон! Одна процедура похорон чего стоит! – привел я подсказанный фамильяром пример.

– Разумная осторожность, – нежданно согласился Огинский. – Отвечу так: лучшая страховка для вас в том, что вы мне нужны. В прошлый раз игра, как казалось, стоила свеч. Сейчас же мне вы куда интереснее живым.

– Пустые слова! – развел я руками.

– Ну, если слов вам мало… – сунув руку во внутренний карман пиджака, Сергей Казимирович извлек оттуда пачку каких-то картонок и швырнул мне на кровать. – Ознакомьтесь, сударь!

Это оказались фотографии. Неподвижные, как во вчерашней газете, но зато цветные. Изображен на них был сам Огинский и… Даша Карпенко – одна из моих товарищей по адамовскому плену! На первом снимке она сидела рядом с князем за накрытым столом, на другом они стояли посреди зеленого луга, на третьей фотке – шли вдвоем по пустынной городской улице.

Клейма на лбу девушки не было, но пустым и безразличным взглядом Дашка до боли напоминала Пири. Хотя, конечно, может это просто на фотографии так неудачно вышло…

– Фотошоп? – попытавшись добавить в тон максимум сарказма, приподнял я внезапно зачесавшиеся глаза на собеседника – и тут же снова их опустил.

– Вы имеете в виду, фотомонтаж? – уточнил Сергей Казимирович. – Отнюдь, сударь. Сфабриковать подобный снимок мне, понятно, не составило бы никакого труда, но откуда, по-вашему, я мог взять образ сей девицы? – кивнул он на фотографии. – Сие же ваша знакомая по миру-донору?

– Да, – не стал отрицать я.

– Некогда я обещал, что постараюсь разыскать ваших товарищей, – проговорил Огинский. – В двух случаях мне сие удалось. К сожалению, второй – юноша – погиб при снятии печати. Казус сие досадный, и весьма странный – молодой человек как бы покончил с собой, что, вообще-то, немыслимо для холопа. А в момент смерти он определенно еще был таковым. Ну да холопам и Зеркало, по идее, не положено…

– Как его звали? – быстро спросил я.

– Вероятно, Алексеем или Александром – полного имени в документах не значилось, только первые несколько букв. Фамилия мне неизвестна.

– Сорокин… – едва слышно пробормотал я.

Эх, Санек, Санек…

– Что до девицы – Дарьи Ильиничны – то она, к счастью, жива, хотя, увы, и не вполне здорова, – продолжил князь. – Вернуть ей утраченную личность мне покамест не удалось, однако кое-какие подвижки имеются. И вот тут ваша помощь, сударь, оказалась бы весьма кстати. Не лично ваша – Васина – но раз уж вы у нас нынче неразлучны… – по лицу Огинского пробежала тень раздражения – но тут же исчезла. – Однако не все упирается в фамильяра – определенную ценность вы для меня представляете и сами по себе. Работая с Дарьей Ильиничной, я получил некие наметки – сие касается пути в мир-донор. Неплохо было бы сопоставить их с тем, что хранит ваше сердце. Не обещаю, что сие непременно станет прорывом, но некий шаг в искомом направлении нам, вероятно, сделать удастся…

– Вы говорили, на поиски мира-донора уйдут десятки лет, – напомнил я.

– Говорил: могут уйти. Я и ныне сего не отрицаю. Но что ж теперь, сидеть сложа руки и ничего не делать? Шажок, другой, третий – а там, глядишь, и полпути позади…

– А что с остальными моими друзьями? – вернул я разговор чуть назад.

– Я сумел отыскать только двоих, сударь. Из которых один умер, а вторая до сих пор не в себе. Видите, я не преувеличиваю своих успехов. И не заманиваю вас сладкими сказками. Что сделано – то сделано. Что нет – то нет. Но вместе мы всяко добьемся большего! Ну а заодно утрем нос графу Анатолию, – окончательно замкнул в круг нить нашей беседы Огинский.

– Ну… Давайте еще раз пройдемся по всем пунктам, – предложил я после короткой паузы, в течение которой попытался как-то разложить услышанное «по полочкам» – но не слишком в этом преуспел.

Не то чтобы я уже внутренне согласился на предложение князя, но, не скрою, был сейчас к такому решению куда ближе, чем еще пять минут назад.

– Завтра во время дуэли вы дадите Васе добро на контроль, – начал Сергей Казимирович. – Дождавшись подходящего момента, фамильяр имитирует вашу смерть. Моя задача – подменить тело до похорон. А затем вы очнетесь в уютном шале в Альпах, в обществе Дарьи Ильиничны и, уж не обессудьте, моем. Впрочем, я там едва ли задержусь надолго – а вы станете жить не тужить. Как и подобает одаренному, усердно практиковаться в магии – и работать над реабилитацией госпожи Карпенко. И попутно – над поиском пути в мир-донор. А я буду вас иногда навещать и знакомиться с полученными результатами.

– Звучит заманчиво… – не стал отрицать я.

– Рад, что вам нравится, сударь!

–…если, конечно, забыть обо всем том, что вы говорили – и что делали – раньше, – закончил, однако, я. – О прорыве в Петрополисе, о судьбе Нади… О, духи! – осенило внезапно меня. – Вы имитировали свою смерть, теперь предлагаете сделать так мне! А Надя… Она тоже?! – пораженный невероятной догадкой, воззрился я на Огинского.

– Я же сказал: закрыли сию тему! – резко оборвал меня князь. – Надежда Александровна погибла – смиритесь! Я бы легко мог впечатать ее образ в фотографию – вместо изображения Дарьи Ильиничны или рядом с оным – и тем самым ввести вас в заблуждение, но полагаю сие недостойным ее памяти! А вас, как уже отмечал, не собираюсь пичкать сказками! Мертвые – мертвы! Займемся живыми!

«Займемся», – вполне готов уже был повторить за собеседником я, но вслух этого почему-то не произнес.

И, уходя из комнаты порталом, прямого и твердого ответа на свое предложение Огинский от меня так и не получил. Он такового, впрочем, и не добивался – по всей видимости, справедливо полагая, что никакого выбора у меня нет.

Глава 21

в которой я решаю, что игра стоит свеч

Когда после вечернего построения я поднялся в нашу со Сколковым комнату, моего соседа там еще не было. Я этому только порадовался: объясняться с второкурсником по поводу подпаленных книг на полке мне сейчас совсем не хотелось – погасить-то пламя Огинский погасил, но исправить повреждения не потрудился, для меня же такое пока являлось задачей непосильной.

Казалось бы, ну, что мне до недовольства Сколкова – на фоне всего остального-то! А вот поди ж ты…

Так что, воспользовавшись случаем, я решил поскорее улечься спать: рассудил, что будить меня рассерженный сосед все же едва ли станет. А завтра я уйду на рассвете – и вряд ли уже снова его увижу.

Собственно, насчет того, что именно стану делать утром, я так до конца и не определился. Ну, то есть как… Никакой разумной альтернативы предложению князя я не видел. Но чем больше о нем размышлял, тем сильнее убеждался: подводных камней там таилось чуть меньше, чем дофига. И главный из них: можно ли в принципе доверять заботе Сергея Казимировича?

Фу считал, что шансы на обман со стороны Огинского соотносятся с вероятностью его честной игры как пять к семи. Я в своих оценках был еще менее оптимистичен: 50 на 50, как у той блондинки с динозавром из анекдота – либо встретится, либо не встретится. Или подставит, или нет – одно из двух.

К слову, как те же семь к пяти фамильяр рассматривал перспективы моей победы в поединке с Воронцовой – буде такой состоится. Здесь я с «пауком», в целом, был согласен.

И на дуэли, дойди до нее дело, все бы уже зависело только от меня: справлюсь – молодец, не справлюсь – сам, типа, виноват.

Однако вариант «справлюсь» предполагал убийство Миланы. А на это я по-прежнему был не готов.

Но и сам умирать охоты как-то не имел.

Та еще засада, в общем…

Повесив фуражку на крючок на стене, я снял китель и небрежно бросил его на сиденье стула. Опустился на кровать и нагнулся, чтобы стянуть с ноги ботинок, но, нахмурившись, выпрямился. Встал, вернулся к стулу и перевесил китель на спинку. Аккуратно расправив, снова плюхнулся задницей на кровать и наконец разулся.

В этот момент оставленная мной незапертой дверь в комнату распахнулась.

«Блин, чуть-чуть не успел!» – с досадой подумал я и обреченно поднял глаза, ожидая увидеть Сколкова – но на пороге стояла Воронцова.

– Войду? – спросила она, соблюдая формальности.

Я сделал приглашающий жест рукой.

Прикрыв за собой дверь, девушка пересекла комнату и присела на кровать рядом со мной – уже не спрашивая разрешения.

– Ну, что делать-то будем? – задала она вопрос затем.

С тех пор, как расстались днем, проводив в портал Петрова-Боширова, толком мы с Миланой так и не поговорили.

– Не знаю, – устало буркнул я.

– Вот и я не знаю, – вздохнула молодая графиня. – Ладно, может, утро мудренее вечера окажется…

– Ну да…

– А раз так, вечеру-то что зря пропадать? – подмигнула мне вдруг Воронцова и, обвив руками мою шею, буквально вгрызлась в мои приоткрывшиеся от удивления губы поцелуем.

«Фу!» – в панике беззвучно возопил я.

Зная Милану, в преддверии завтрашних событий от нее всего можно было ожидать. Например, смертоносного яда на сахарных устах.

«Все в порядке, сударь, – заверил, однако, фамильяр. – Ситуация у меня под контролем. Опасности нет. По всем признакам, молодая графиня настроена исключительно на телесное наслаждение».

«Нашла время! Ладно, приглядывайте за ней!» – бросил я и, наконец, ответил на требовательный поцелуй.

«Разумеется, сударь».

«За ней, а не за нами!» – уточнил я.

«Сугубо в отношении возможных угроз, сударь».

Тем временем, пальцы Воронцовой уже расстегивали на мне рубашку – непосредственно, без всякой магии.

– Сейчас сюда, вообще-то, Сколков припрется, – не без усилия оторвавшись от жарких губ Миланы, выговорил я.

– Не припрется, – не прекращая где-то там внизу воевать с пуговицами, улыбнулась девушка. – Я его встретила в коридоре и попросила пока погулять. Убедительно попросила.

– Даже так…

Миг или два я еще колебался.

Да какого духа! Может, это в последний раз!

Наши губы снова сошлись, а мои пальцы нащупали застежку кителя Воронцовой.

Через считанные секунды Милана осталась в рубашке, а еще через полминуты лишилась и ее. Бюстгальтер продержался чуть дольше – больно уж хитрые крючочки его сзади замыкали.

Не сговариваясь, мы с молодой графиней поднялись с кровати. Мои губы устремились ниже – сперва покрыв поцелуями подбородок Миланы, затем шею и плечи, потом упругие груди. Руки тоже не скучали, аккуратно стягивая с партнерши узкую черную юбку. Запрокинув голову, Воронцова прогнулась назад и что-то неразборчиво промурлыкала. Затем, в свою очередь, занялась пуговицами на моих брюках – уже магией, иначе, похоже, ей было до них не достать.

Вскоре ни на мне, ни на ней никакой одежды не осталось вовсе.

– Снимать трусы и бегать, да? – лукаво улыбнувшись, напомнила мне Воронцова мою давешнюю поговорку и, виляя бедрами, игриво отступила к входной двери. В два шага ее нагнав, я подхватил Милану под пятую точку и приподнял.

Пушинкой Воронцова отнюдь не была – не сравнить с…

К духам, не время для сравнений, тем более таких!

Оторвав молодую графиню от пола, я повернулся к кровати и повалился на нее вместе со своей горячей ношей.

«А что, если сегодня там у нее ядовитые зубы? – мелькнула у меня шальная мысль прежде, чем… Ну, понятно. – Успеет ли Фу среагировать? Не отвечайте!» – последние слова предназначались уже непосредственно «пауку».

Как говаривал Огинский, игра стоила свеч.

* * *

Когда, проворочавшись всю ночь напролет без сна, перед рассветом я вышел на прохладу утренней аллеи, Воронцова была уже там. Причем, не одна. И я имею в виду не только беднягу Пири, которую, как и предполагал Огинский, Милана не преминула захватить на ристалище. И не сияющего фон Таубе с мрачным как туча Корниловым, явившихся проследить за чистотой боя. Присутствовали еще с полдюжины офицеров – я заметил Поклонскую, Артемьева с артефакторики, Сиротина и Дональдовича Шэня. Также здесь собралось десятка три старшекурсников (Сколкова не было, его я оставил мирно спящим) и добрых две трети нашего потока – это при том, что ни я сам, ни, насколько мне было известно, Воронцова, никакой рекламы нашей дуэли не делали.

Из «жандармов» отсутствовал только Гурьев – по крайней мере, я его не увидел, но, может, молодой граф где среди дубов стоял в тени. В первом отделении недоставало двоих или троих кадетов. Второе представляли Ясухару, княжна Орлова и девица по фамилии Змаевич, традиционная соседка японца по парте.

Тоётоми и был тем, кто первым шагнул мне навстречу.

Почему-то я подумал, что он сейчас начнет отговаривать меня от поединка – ну или хотя бы возмущаться самим фактом оного – но Ясухару зашел совсем с других козырей:

– Сие будет великая битва, сэнсэй! – проговорил он едва ли не с завистью, и уж точно с непритворным восхищением. – Я сложу по стихотворению об обоих – и о победителе, и о побежденном!

О, духи, да ты у нас, оказывается, еще и поэт?!. Цветик-сан, блин!

– Благодарю, – не дрогнув лицом, учтиво кивнул я японцу. – Надеюсь позже их услышать…

– Непременно услышишь, сэнсэй! Тому, кто уступит в схватке, лист со стихами я положу в погребальный костер, чтобы они сопровождали его на пути в Пустоту! – вдохновенно заявил Тоётоми.

– Благодарю, – повторил я и двинулся дальше.

– Молодой князь! – теперь на моем пути стояла фон Ливен.

– Да? – поднял я на нее глаза.

– Опасайтесь техники замедления – щит обычно ее плохо держит, – склонившись ко мне, в полголоса проговорила моя манница. – А молодая графиня нередко к ней прибегает. Почувствуете неладное – сразу же поднимайте второй щит. Двух должно хватить. А затем противопоставьте замедлению самоускорение – его не нужно постоянно поддерживать пальцами…

– Спасибо, – поблагодарил я молодую баронессу.

Упомянутым ею самоускорением я, правда, не владел.

– Молодой князь! – снова окликнула меня Тереза – уже почти в спину.

Согнав с лица выражение недовольства, я обернулся.

– Вернитесь с ристалища! – уже вовсе едва слышно попросила фон Ливен. – Живым вернитесь…

– Постараюсь, сударыня, – не нашел я лучшего ответа.

«А мне что скажете, сударь? – осведомился, дождавшись паузы, Фу. – Больше тянуть с решением нельзя. Если мы действуем по плану князя Сергея, мне необходимо дозволение на контроль над вашим телом. Обязуюсь использовать его только для имитации смерти».

«Погодите еще немного», – попросил я, малодушно оттягивая неизбежное.

«Как скажете, сударь…»

Я вышел на середину аллеи. В дюжине шагов впереди как раз занимала позицию для боя Воронцова. Сняв китель, Милана засучила левый рукав своей белой рубашки и велела Пири ухватиться за запястье оголенной по локоть руки. Должно быть, начать молодая графиня собиралась с холопьей маны. Сколько там у клейменой девушки предел? Семьдесят пять мерлинов, кажется? Надолго этого всяко не хватит… Как бы только Воронцова не забылась и не спалила в запарке высосанный «бурдюк»!

Лишний повод мне не тянуть с выбором…

Тем временем Милана обмотала снятый китель вокруг правой кисти, скрыв из виду пальцы. Ну да, строгая форменная юбка – не пышное платье Салтыковой, в ее складках руку не спрячешь…

В моей памяти некстати всплыло, как эта самая юбка многообещающе сползала вчера вниз с крутых бедер моей сегодняшней противницы. Мотнув головой, неуместные мысли я отогнал.

А повторять прием молодой графини не стал. Во-первых, чтобы не сочли за обезьянничество, а во-вторых, многие боевые комбинации были у меня еще плоховато отработаны и требовали визуального контроля: правильно ли легли пальцы? Но боком развернулся – сам, если понадобится, подгляжу, а Воронцова пусть тратит усилия на кривое зрение. Капля маны – да в минус… Мне же только того и надо – чтобы Милана в ноль слилась…

Хм…

Я поймал себя на том, что увлеченно рассуждаю о победной тактике. Фон Ливен меня, что ли, сбила с толку этим своим «Вернитесь!»?!

«Фу! – мысленно подведя наконец черту сомнениям, окликнул я духа. – Когда сочтете момент подходящим, принимайте контроль и имитируйте мою смерть! Только так, чтобы никто не заметил, конечно», – я покосился на фон Таубе и Корнилова.

«Сие делается мгновенно, сударь. Не беспокойтесь, вмешательство тончайшее, его не отследят. Даже если специально попробуют отловить – не сумеют», – заверил меня «паук».

«Ну, вам виднее…»

– Милостивые государи и милостивые государыни! – едва затих наш безмолвный диалог, выступил вперед долговязый начальник корпуса. – Пробил час смертного поединка между молодым князем Огинским-Зотовым и молодой графиней Воронцовой! Молодая графиня, молодой князь… – подполковник выдержал торжественную паузу.

Я призвал щит. Милана тоже – левой, открытой моему взору рукой.

– Приступа… – провозгласил фон Таубе, но конец слова потонул в сухом треске внезапно раскрывшегося у него за спиной портала и звуках отрывистой команды:

– Отставить!

Начальник корпуса недоуменно обернулся. Да, собственно, все собравшиеся вокруг ристалища посмотрели тужа же, куда и он. Скосила глаза даже Воронцова.

Слегка повернул голову и я – щит, впрочем, не бросая: из серебряного прямоугольника портала на аллею шагнул Петров-Боширов.

– Что вы себе позволяете, господин штабс-ротмистр? – сердито поинтересовался у жандарма фон Таубе. – Здесь решается вопрос дворянской чести, и никому не позволено…

– Простите, господин подполковник, – твердым голосом перебил барона нежданный визитер. – Только что в Империи объявлено военное положение! Все вызовы, даже сделанные в рамках законной квоты, считаются аннулированными. Вот, извольте ознакомиться, – он протянул начальнику корпуса какую-то бумагу.

На секунду над аллеей повисла тишина, а затем со всех сторон раздалось:

– Война?! Война… Война!

Казалось, это слово шептала сама дубовая листва.

«Дозволение на контроль отменено!» – не преминул по-быстрому предупредить я фамильяра.

«Как вам будет угодно, сударь», – откликнулся Фу.