Текст книги "Нестандартный ход 2. Реванш (СИ)"
Автор книги: De ojos verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Период пандемии, страшные прогнозы, неразбериха в стране. Мужчине казалось закономерным, что его либидо спит. Он даже не пытался найти кого-то для постоянных встреч. А потом снова окунулся в работу.
Разумовский знал, что мать помощницы тяжело переболела ковидом, даже пришлось на месяц найти Лене замену, поскольку той необходимо было ухаживать за восстанавливающейся родительницей после больницы. Но потом она вернулась к обязанностям, заверив, что всё хорошо. Пока в один день женщина не слегла с инсультом. Как последствие перенесенного вируса.
Рома даже не помнил, как оказался в квартире девушки, решив выдать ей на руки определенную сумму для расходов. Посчитал правильным этот жест. И как-то так вышло, что Лена разревелась в его объятиях. И почему-то поцеловала. Так целуют, когда ищут спасения. А после… она подняла на него полные надежды мокрые глаза… и всё.
Жалость, сочувствие или что-то другое, но такова проза взрослой жизни. Оказаться в нужное время в нужном месте. Не для себя. Для кого-то. И уже дальше понимать, что ты в ответе за того, кого приручил. Так и вышло, что с тех пор они вместе. Если так уместно выразиться. Если механический секс это – «вместе». Если ответственность за чувства другого человека – «вместе».
Это бесконечно нечестно по отношению к Лене, но ничего более Разумовский ей дать не мог. И что парадоксально – она и не ждала. Такое невозможно сыграть. Эта девушка действительно принимала его таким, каков он есть. И тенью была рядом. Смотрела на него… как на божество. Ему это не нравилось от слова «совсем». Но… так уж сложилось.
Ко всем этим пресным чувствам добавилась еще и вина. За измены в течение этого лета. Лена не заслуживала такого расклада. Продолжала быть преданной и верной. И если первые несколько месяцев мужчина ненавидел себя и не притрагивался к ней, то под конец, ближе к осени, когда с Элизой они встречались всё реже и реже, возобновил секс с Леной. И вновь это случилось при странных обстоятельствах. Она приехала к нему продрогшая, вся в слезах, рассказав, что матери вдруг стало хуже после длительной реабилитации. Опять потерянный взгляд… поиск утешения в его объятиях. Спонтанный поцелуй.
И Рома не оттолкнул. Может, потому что сам был истощен эмоционально и не имел сил ни на что. Да и потом, как бы объяснил в такой тяжелый момент, что не хочет её… потому что в мыслях – другая?..
Та, которой, казалось, он изменяет в эту минуту. Абсурд… Но так и есть. Не покидала уверенность, что это не связь с Элизой оскверняет его отношения с Леной, а наоборот.
Интересно, что валькирия будто чувствовала что-то. У них больше не было близости…
А с кем у неё была теперь эта близость?..
От колючим вихрем взметнувшейся злости Разумовский схватил бутылку и отпил несколько крупных глотков. В попытке заглушить гадкое… омерзительное чувство ревности.
Он долго не признавался в этом, отгонял новые внезапные ощущения. Напоминал себе, что не имеет никакого права… думать… представлять, с кем она. И тем более – быть против.
Да кто ты ей?..
Она сделала свой выбор. Пусть и ужасный. Самый кошмарный выбор, который можно сделать. Быть рядом с отъявленным негодяем.
Но Рома никак не мог смириться с этим, постоянно задаваясь вопросом: почему именно этот мужчина?.. Ну, почему такая рассудительная и стремящаяся к справедливости Элиза находится с полной своей противоположностью? Как же так вышло, что из всех возможных вариантов в другой точке мира она умудрилась связаться с Дашковым?! Да еще и в эскорте…
А об этом Разумовский категорически запрещал себе думать. Одна часть в нем так и не поверила этому факту. Другая – цинично напоминала, что врать о таком девушка не стала бы. И тогда возникал новый вопрос: действительно ли его задевает конкретно неподходящая кандидатура Алекса… или подобная реакция была бы на любого мужчину рядом с ней?..
И так же бы Рома злился, видя, как её целуют чужие губы? Так же бы не поверил своим глазам, застав её за поглощением пищи в общественном месте в компании другого? Помня, что раньше девушка с ним не притрагивалась к еде вне дома, и воспринимая это явление как нечто нереально интимное. Неужели кому-то теперь дозволяется больше, чем когда-то ему?.. Это открытие тогда заставило резко сменить направление и оказаться в кафетерии впервые. Чтобы увериться, что ему не показалось, черт возьми…
А эти сексапильные наряды?.. Господи. Как издевательство над выдержкой. Каждый раз, видя её в чем-то непозволительно сногсшибательном, он впадал в ступор, сопоставляя бывшую Элизу, избегающую откровенной одежды, с нынешней Элизой, предпочитающей соблазнительные образы. В прошлом она выглядела сконфуженным птенцом, стремящимся укрыться от чужих взоров. Не умела носить красивые платья. Сейчас же – научилась пользоваться скрытой в ней убийственной женской силой, подчеркивая все достоинства. И, порой, от неё было просто невозможно оторвать взгляд.
Всем вокруг.
И это осознание тоже сводило его с ума.
Теперь-то можно не врать себе. С первой секунды на том чертовом Новогоднем корпоративе Рома ревновал её. Ревновал само её существование. И незаметно сжимал кулаки, видя, как жадно мужчины смотрят в сторону бывшей жены.
Сколько времени в своеобразных мысленных аутотренингах он провел, уверяя себя, что просто удивлен изменениям в ней? Сколько пытался обмануть подсознание? Внушить безразличие, невозмутимость и хладнокровие?..
Чтобы потом взорваться, словно атомной бомбе. Катастрофически. Разрушая себя, её и всё, что они выстроили вокруг за это время… И признать. Честно признать, что только в эти секунды он жил. Взрываясь, опаляя, разрушаясь. И возрождаясь. Потому что – с ней.
«…когда я была твоей…».
Снова и снова на репите.
Отхлебнув еще одну порцию алкоголя, Разумовский вдруг схватил телефон, резко встал и направился в коридор.
В конце концов, Андрей в чем-то и прав. Иногда надо отключать голову…
Глава 20
«...Ты – мой ветер и цепи, сила и слабость. Мне в тебе, будто в церкви, страшно и сладко...». Р. Рождественский
В последние годы Элиза спала беспокойным сном. Если раньше это было исключительно физическим явлением, когда она перекатывалась с одной стороны постели на другую, или могла неосознанно ударить рядом лежащего человека, то теперь речь шла о перманентной тревожности, обостряющейся именно ночью. И вынуждающей просыпаться от любого малейшего шороха.
Услышав вибрацию телефона на тумбочке, девушка буквально подскочила с взвинченным до предела пульсом. Горло перехватило спазмом от страха, даже сквозь сонливый дурман в голове она понимала, что ночные звонки к добру не бывают. А когда трясущейся рукой поднесла смартфон ближе и взглянула на экран, и вовсе потерялась в испуге.
Номер был ей знаком. Элиза помнила его наизусть – спасибо хорошей памяти. И не только. Но сам контакт давно был удален...
– Да?.. – получилось выдавить из себя опасливо. – Зараза ты, Мамиконян, – пророкотали на том конце протяжно и почти весело, а затем добавили тише и с совершенной другой... до боли продирающей интонацией: – А могла быть Разумовской...
Глупое сердце затарахтело с отчаянной радостью... Выбивая какой-то сумасшедший бит. Девушка с диким облегчением, от которого вмиг ослабевают колени и враз отпускает напряжение в конечностях, откинулась на подушку и выдохнула. Тело сделалось невесомым. Испуг отступил.
А потом она улыбнулась. Рома запомнил ее любимый фрагмент. И не просто запомнил – повторил!.. Так повторил...
Элиза не в состоянии была анализировать его поступок. Не сейчас. Можно украсть немного счастья в этой тишине?
У провидения, кажется, были свои планы на наступившее безмолвие. И в следующую секунду девушка вздрогнула от раздавшегося в динамике громкого воя клаксона. Этот вой странным образом срезонировал в ушах, и следом за окном вдруг поочередно завопили разномастные сигнализации нескольких машин.
Ей понадобились доли секунд, чтобы резво вскочить и кинуться к окну, когда сознание прошило догадкой...
Внизу стоял старый добрый темно-вишневый «Ягуар», подмигивая фарами.
Она помчалась в коридор, схватив первую попавшуюся накидку, и, закутываясь в нее на ходу, бросилась к лифту. А через полминуты уже пересекала двор, подбегая к спорткару. Но у самой его двери внезапно застопорилась.
Пара вдохов-выдохов в попытке восстановить дыхание, и Элиза тянет ручку на себя.
Разумовский лежал лбом на ободе руля и все еще держал телефон у щеки, не замечая, что его уединение нарушено. Пользуясь этим, девушка прошлась по нему быстрым взглядом и обмерла, когда увидела на коленях коробочку... которую вручила ему вчера.
В груди защемило странным новым чувством. Повлекшим за собой растерянность. Она никогда не видела мужчину таким... сложно описать – каким.
– Рома... – позвала, дотронувшись до плеча.
Он немного заторможено обернулся, и его глаза блеснули, остановившись на ее лице. Воспаленные и не совсем трезвые, они все равно просачивались в самую душу, как и раньше.
Вот теперь Элиза была окончательно потрясена видом бывшего мужа. И никак не могла поверить, что он сел за руль в таком состоянии.
– Пойдем, я вызову тебе такси, – с твердым намерением девушка ухватилась за его локоть, но он неожиданно проворно вывернулся. – Не надо. Нам здесь и так хорошо. Обнадеживает, что язык у него все-таки не заплетается, и голос весьма бодр. Но... в каком это смысле... «нам»? – Вам? – вырвалось недоуменно. – Нам, – кивнул, слегка улыбнувшись. – С твоим подарком. – Да... плохи ваши дела. – Угу. Очень.
Она озадаченно нахмурилась и осмотрелась по сторонам, оглядывая пустынный двор.
Ну и что с ним делать во втором часу ночи на улице? Ясное дело, что бросить не сможет – Элиза теперь и понятия не имела, чего от него ждать в такой кондиции. Ее просто загрызет совесть, если она посмеет развернуться и уйти. А надо бы, черт дери! Надо бы именно так поступить!..
Но поступила, естественно, аккурат наоборот.
– Вставай, Разумовский, пошли баиньки.
Рома вскинул на нее изумленный взгляд и так и завис в моменте. Явно не ожидая подобного предложения. А когда девушка нетерпеливо свела брови на переносице, смекнул, что пора шевелиться.
Надо отметить, что двигался он тоже на удивление уверенно. И даже обошелся без помощи. Они обособленно прошагали мимо стойки, не обращая внимания на любопытного консьержа.
Да чтоб тебе пусто было, вечно курьезы случаются в его смену!
В лифте Элиза с досадой убедилась в безрассудности своей затеи, когда, поймав на себе ее недобрый прищур, мужчина проникновенно пригрозил:
– Осторожно, валькирия... Своим взглядом ты рискуешь поджечь мою проспиртованную душу. Гореть будет ярко и с последствиями...
У нее так и зачесались руки треснуть ему за неуместные шутки. В голове не укладывалось, как глыба Разумовский может вести себя настолько безответственно! А если бы что-то случилось по дороге?
Тем временем он хмыкнул каким-то своим мыслям и добавил:
– Надо же, с тобой действительно опасно оставаться в закрытом пространстве.
Кажется, у кого-то сегодня неудержимый приступ ностальгии. То он Сашу Белого вспомнил, то эту фразу в их первую встречу... Как бы поскорее уложить его спать, чтобы больше не бередил ее нутро воспоминаниями?.. И так... невыносимо тошно.
В прихожей девушка стянула кардиган, с раздражением выдернула из ладони Ромы всю ту же коробку с подарком и достаточно небрежно поместила на полку. Мужчина с сожалением проследил за ее жестом, но ничего не возразил. Молча снял обувь и как-то подозрительно послушно поплелся за ней в спальню.
– Раздевайся, – коротко скомандовала она, отвернувшись, и принялась готовить ему спальное место.
Конфисковав одну подушку и вооружившись другим одеялом, Элиза сухо бросила, направляясь к двери:
– Всё. Ложись.
Но до порога ей дойти было не суждено. Сильные руки крепким захватом легли поперек ее живота и в следующую секунду оторвали от пола, развернув в воздухе на сто восемьдесят градусов. Чтобы потом мягко опустить на кровать. Рома следом смачно свалился на поверхность рядом с ней и тут же притянул к себе, вжимая в горячее тело.
Все попытки вырваться привели к тому, что девушка лишь уползла немного вверх, но из плена так и не высвободилась. Зато Разумовский с довольным выдохом удобно устроился у нее на груди, уткнувшись носом в изгиб шеи.
Ну, знаете ли!
Она попробовала лягнуть его, но Рома без особых усилий перекинул через нее свою ногу, этим полностью обезвредив все конечности, представляющие для него опасность. И надежно зафиксировал ее в таком беспомощном положении, будто оплетя собой.
Элиза яростно рыкнула и снова дернулась, а потом над ухом раздалось полунасмешливое-полусерьезное:
– Напомни мне, за что мы воюем?..
Это он про сейчас или вообще?..
– А давай я напомню, что ты как-то обещал больше не прикасаться ко мне! – прошипела ему куда-то то ли в висок, то ли в скулу – не разобрала в ходе своей односторонней борьбы, и передразнила, цитируя фразу почти полугодичной давности: – «Особенно после него». Но сейчас тебя почему-то не смущает, что ты в квартире и на кровати этого «него» зажимаешь меня?! – Ах, Элиза... Это квартира Аси. Я еще в прошлый раз увидел ее фото с дочкой на полке в коридоре. Почему ты так упорно пытаешься убедить меня... в своей развязности? – буркнул Разумовский ей в подбородок, опаляя кожу своим дыханием.
Она сразу притихла, сокрушаясь над примитивной оплошностью, и одеревенела, почувствовав, как ослабевает хватка мужчины, а трепетные пальцы медленно перемещаются вниз по ее спине. Его действия были до жути релаксирующими. Похожими на попытку вогнать в транс. Дурманящими, гипнотизирующими.
– Тебя тогда так задели мои слова? – ласково поинтересовался он, добравшись до ее бедра и, убрав с него свою ногу, мягко огладил.
Элизу проняло предательской дрожью от нежности Ромы, и, может, поэтому она забылась на секунду и честно ответила:
– Меня задела твоя уверенность в них.
И прикусила язык, чтобы не добавить: то, как легко и твердо ты отверг меня.
– И поэтому ты пришла наказать... собой?
Девушка вздрогнула. Красноречиво промолчала.
Изловчившись, высвободила руку и остановила его ладонь, блуждающую по ее телу.
– Хватит. Ты пьян.
Разумовский повиновался ей, и у Элизы получилось слегка перегруппироваться. Теперь она не была скована стальными тисками, поэтому стремительно приподнялась.
И молниеносно была возвращена обратно.
Рома устроил обоих боком, снова положил голову ей на грудь, немного подобравшись, и невесомо коснулся губами ее яремной ямки, произнеся полушепотом:
– Я не пьян. Я устал. Я так устал...
Словно вдохнул каждую букву ей в самое сердце. Чтобы оно, заволновавшись, забилось и устремилось вон – напролом через ребра ему навстречу... Обнять, утешить, поддержать...
Пусть потом будет корить себя за это слабоволие, но девушка действительно приобняла его, как смогла, и запустила пальцы в густую темную шевелюру, играючи перебирая пряди. Последовал гулкий удовлетворенный стон, током прошедший по ее позвоночнику. Затем мужчина бережно поддел Элизу под колено, настойчиво перебросив стройную ногу через свою поясницу. Пошарил по постели в поисках одеяла и, найдя, укрыл их по плечи. И все это с закрытыми глазами в полудреме, продолжая вжиматься колючей щекой ей в ключицу.
Сегодня девушка сдалась. Снова мысленно попросила у тишины крохотного кусочка счастья под мерное звучание пульса.
– Элиза, – полусонно позвал ее Рома, – и поддался я не потому, что ты стала распутной девкой и привлекла меня этим, а просто... потому что это – ты.
Ладонь в волосах застыла. Да она вся мигом застыла после этих слов. И с минуту еле дышала, силясь поймать уйму обжигающих огоньков, вспыхивающих в солнечном сплетении.
– Звучит почти как признание в любви, Разумовский, – прохрипела севшим голосом.
Зная, что он уже уснул, о чем свидетельствовало мирное сопение у нее на груди.
– Жаль, что почти, а еще сильнее жаль, что для этого тебе понадобилось напиться.
Вздохнув со смесью горечи и смирения, Элиза не удержалась и погладила мужчину по голове в направлении ото лба до затылка несколько раз. Осторожно и степенно, чтобы не разбудить. А потом прижалась губами к его виску в кротком поцелуе.
Беззащитный и беспомощный. Родной и любимый. Как же тебя должны были довести твои демоны… чтобы ты сейчас оказался здесь…
А ведь именно это желание девушка и лелеяла глубоко внутри себя все годы на расстоянии – что могла бы, Боже, могла бы стать ему пристанищем. Если бы Рома позволил, она бы сделалась ему стеной, опорой, домом, в который хочется возвращаться. Плечом, в которое необходимо уткнуться. Тылом, который никогда не подведет. Принимала бы своего уставшего мужчину так же молча и безропотно, позволив опустить знамя воина и завоевателя. Умоляла бы хотя бы иногда делить с ней свои слабости, не гнушаясь их обнажения. Подпитывала бы собой в минуту его бессилия и изнеможения до тех пор, пока не восстановится. И сама... сама тоже приползала бы к нему истощенная, опустошенная, чтобы получить исцеляющую порцию любви.
Увы, это лишь ее фантазия.
Жизнь развела их в разные стороны, испытывая, и Разумовский выбрал себе «степфордскую жену», как и положено. А с Элизой слишком много возни, стресса, эмоциональных скачков. Она не согласна быть приложением и требует намного больше. Его. Всего. Без остатка. А возможно ли такое, если человек напротив истинный одиночка по натуре? Нет.
Девушка попробовала расшатать устои этой каменной горы, но добилась лишь легкого обвала с вершины. Ничего не сдвинулось с места, только обновилось в своем роде.
Она не жалела о своих поступках, эти действия ей были необходимы. В минуты его взрыва Элиза... дышала. Уму непостижимо! Но дышала полной грудью! Словно после длительного заточения в затхлой комнатушке распахнули окно, и поток свежего воздуха поверг ее в неописуемый восторг. Девушка упивалась растрепанным видом и потерянным взглядом Ромы, ей нравилось быть причиной малоосмысленной катастрофы в его глазах. Знать, что с ней он может быть живым!
Но не хочет...
Где находится его предел? Сколько можно копить, сдерживать и подавлять в себе эмоции, чувства? Быть эгоистичным по отношению к их проявлению, не делясь ни с кем, не считая нужным впускать кого-то в свое пространство? Нести груз в гордом уединении и тлеть под ним, при этом демонстрируя бодрость духа?
И выбирать только тебе доступное «правильное»?
Ну почему он такой?
Именно этот вопрос Элиза и задала Лесе, когда вчера та вышла следом за ней из ресторана, окликнув. Женщина приблизилась, опечаленно поджимая губы, и по-матерински притянула к себе, обняв с причитаниями:
– Ох, девочка…
– Ну почему он такой, Лесь? – прошептала она мученически.
– Потому что, моя милая, это закономерно, понимаешь? Его воспитывала эта сука, – не церемонясь ответила Олеся, поглаживая её по волосам. – Стерильно-безэмоциональная тварь, сваявшая внука по своему подобию, испортившая детство и юность нашему мальчику. К несчастью, всё сложилось так. Если захочет, пусть Рома сам тебе расскажет, я не могу в это вмешиваться.
Девушка неспешно отстранилась, а женщина сжала её ладони, порываясь утешить.
– Долгое время я склонялась к мысли, что он аутист, представляешь? Пугала меня эта приверженность к однотипным действиям и отстранённость от всех, кто пытается его приласкать. Между нами говоря, успокоилась я только, когда тайком от всех отвезла его на обследование к команде первоклассных специалистов. И тогда уже смирилась с тем, что это характер. Не в ту породу.
Они помолчали какое-то время. Рядом в паре метров от них, подсвечивая фарами, терпеливо ждало такси. Леся выпустила её и выдала напоследок очень правдивую фразу:
– Просто помни, что другим ты его не полюбила бы, и всё встанет на свои места.
Разве Элиза и сама этого не понимала? Но неоспоримое принятие данного факта облегчения её терзаниям не приносило. Потому что… Вся эта «осознанность» хрустит и трескается под давлением банальной тупой боли в моменте эмоционального срыва, когда твоя выдержка, истонченная временем и обстоятельствами, дает сбой. Пребывая в коконе немой истерики, ты заживо варишься в своих собственных чувствах, давая им править родившимся хаосом в пределах собственного тела, и они, эти чувства, ломают тебя поэтапно и так тихо, чтобы никто не услышал. Она в совершенстве овладела искусством внешне быть нормальной и умирать изнутри все двадцать четыре часа в сутки. Не прогибаться под штормом и выстаивать, когда новая волна накрывает предыдущую, порождая круговерть страданий. Эта проклятая истерика не заканчивается. Она просто болит, болит, болит. Разгуливая через сквозную дыру в душе. Как ни пробуй её залатать – через время прибитые доски разлетаются в щепки под мощью и завыванием черной тоски.
Девушка действительно всё понимала. Свои травмы. Его травмы. Истину – что посредством этих самых травм они и стали тем, кем являются на сегодняшний день. А позже даже сумела осознать, насколько неизбежна была их встреча. И что Света, на самом деле, четыре года назад оказалась права, говоря, что с Ромой Элиза очень похожи. Очевидно ведь, что они – вывернутые копии друг друга. Оба всю жизнь блокировали возможность любить, и как результат – существуют с огромными проемами недолюбленности…
Из-за которой и совершают ошибки.
Но смогут ли они простить их?.. Исправить?
Рома сладко спал, Элиза продолжала невесомо гладить его по голове и мысленно рассказывать о том, какой была её жизнь в Париже без него. Она даже не помнила первый год этой никчемной жизни. До определенного момента, когда наступила черта. И пришлось очухиваться, брать себя в руки и выживать.
Внезапно девушка одернула себя – прошлое сейчас не имеет значения. Важно то, что в полумраке комнаты они тесно сплелись между собой, ища спасения друг в друге.
И она тоже заснула крепким сном с едва тронувшей губы улыбкой.
А утром проснулась резко задолго до пробуждения любимого, чтобы тихо сбежать, наскоро чиркнув записку: «Оставь ключи внизу». Потому что кусочек украденного счастья в тишине закончился с наступлением рассвета. И началась настоящая жизнь, в которой они остаются по разную сторону баррикад.
[1] «– Зараза ты, Сурикова» – оригинальная фраза из т/с «Бригада».
Глава 21
«Характер – это и есть судьба». Майя Плисецкая
– Этот проект многое изменит, понимаешь? – голос Алекса был таким воодушевленным, что Элиза непроизвольно повернула голову и уставилась на него.
В свете лучей закатного солнца, которые падали на мужчину через лобовое стекло автомобиля, Дашков выгладел каким-то неземным и очень красивым. Лёша, в принципе, красив сам по себе: атлетически сложенный классический блондин с правильными чертами лица и обаятельной улыбкой. Но сейчас эта картинка еще и одухотворялась созданным антуражем. И наблюдение приносило эстетическое удовольствие.
– Изменит для тебя или для всех? – Это уж как посмотреть, – он свернул с главной дороги и осторожно поехал по направлению к усадьбе. – Давай смотреть с твоего ракурса. – Элиза, – Алекс мечтательно вздохнул, ничуть не тушась от проявления своих эмоций, – я к этому шел всю сознательную жизнь. Быть не просто исполнителем чьих-то указов, а как минимум – равноправным партнером и самому раздавать приказы. – Ты тщеславен, Лёшенька, – шутливо усмехнулась девушка, пока и понятия не имея, о чем речь. – Есть одна маленькая известная деталь, которую ты упускаешь: чем выше стоишь, тем ниже придется кланяться.
Он рассмеялся, ловко лавируя между целой тучей элитных машин, затем припарковался, найдя свободную зону, и помог ей выйти. Мелкий щебень лежал почти ровным пластом и переливчато блестел после дождя, но был крайне непрактичен для хождения на нем в туфлях. Поэтому Элиза с благодарностью приняла руку мужчины, и они неспешно прошествовали к входу.
Последний раз на благотворительных аукционах она бывала года четыре назад, сопровождая Рому на таких приемах. И не сказать, что соскучилась по пафосу и помпезности подобных мероприятий, просто не смогла отказать Дашкову и составила ему компанию. Помимо того, что между ними устоявшиеся приятельские отношения, девушка никогда не забывала, что обязана этому человеку и работой. Отклонить приглашение ей казалось неправильным. По пальцам можно пересчитать, сколько раз он обращался к ней с такими просьбами.
Попутно приветствуя знакомых и перекидываясь с ними общими светскими фразами, Алекс довел её до огромного зала, скрытого за массивными резными дубовыми дверьми. В нем уже было подготовлено все необходимое для процедуры. А участники и зрители в большинстве своем заняли надлежащие места.
Они устроились в передних рядах, взяв буклетики, и Элиза с интересом пролистала страницы, разглядывая картины и скульптуры неизвестных ей художников. Как и прежде, в искусстве девушка ни черта не разбиралась, поэтому не бралась давать какую-то оценку. Лишь надеялась, что вырученные суммы действительно пойдут на помощь онкобольным, как заявлено в описании.
Наблюдать за торгами было занимательно. Полтора часа пролетели не так скучно, как она предполагала. Тем более что даже Лёша прикупил один экстравагантный портрет.
– Ты, как всегда, хочешь поскорее уйти? – поинтересовался он, когда вся масса единым потоком хлынула наружу, чтобы перейти в другое помещение с традиционно организованным банкетом.
– Почему же? – стыдно было признаться, что да, поэтому пришлось выкручиваться. – Если обещаешь рассказать, что ты имел в виду, говоря про перемены из-за нового проекта, я с радостью останусь.
Мужчина кивнул, но не успел и рта раскрыть, поскольку им навстречу шли некоторые коллеги, которым пришлось уделять внимание. А потом были какие-то другие знакомые. А потом – они добрались до фуршетного стола и слегка утолили голод. И только спустя почти час Алекс наконец-то начал рассказывать:
– Есть одна государственная программа по строительству студгородка в западной части Подмосковья. Планируется разместить от пяти филиалов разнопрофильных зарубежных университетов на одной территории с обеспечением должной инфраструктуры для проживания минимум трех тысяч студентов и преподавателей. Я читал технические характеристики, это очень впечатляет. Федор Алексеевич не сомневается, что мы сможем выиграть тендер. Но настаивает, чтобы для увеличения шансов участвовали все «дочки»…
– Что?! – поперхнулась Элиза, не поверив своим ушам. – Быть конкурентами в одном конкурсе? Он с ума сошел? Мы же единая корпорация! – Ну, законодательно это допустимо, есть прецеденты… – Они не могут быть положительными! Это ненормально, Лёш! – Может быть. Но решать не нам. В общем, на днях мы получим приглашение, потом каждая из наших компаний начнет разработку проектно-сметной документации. А главное… понимаешь, Элиза, это не просто очередное дело. Коршунов вычленяет сильнейшего, чтобы предоставить ему место в Совете директоров. Он готов продать небольшую долю акций, чтобы пустить свежую кровь. – Вы с Ромой будете бороться за это место? – подытожила она.
Он не посчитал нужным ответить, просто красноречиво взглянул ей в глаза. И девушке совершенно не понравился этот алчный, граничащий с кровожадным, взгляд.
– За кого будешь болеть? – За справедливость.
Дашков иронично рассмеялся, но Элиза не разделяла его веселья. В ее голове не укладывалась политика Коршунова. Предчувствие в самом начале не обмануло – этот дьявол намеренно стравливает своих же сотрудников, потешаясь над ними. Видимо, никаких других удовольствий в жизни больше не осталось для богатого урода.
– В общем, – перешла она на равнодушный тон, чтобы не показать истинных чувств, – ты из категории «топ» собираешься взойти уже на сам Олимп?
– Не без твоей помощи… – от этих слов сделалось совсем дурно.
Алекса окликнули, и он, так и не закончив свою мысль, отошел к группе мужчин.
А девушка отвернулась в другую сторону, уставившись в одну точку перед собой, хаотично анализируя новость.
Рядом образовалась небольшая группа дам, в процессе поедания закусок переговаривавшаяся между собой. Она их даже не слушала, так погрязла в переживаниях. Но на каком-то моменте её торкнуло, когда до подсознания дошло, что женщины обсуждают… Рому и Лену. По ряду совпадающих фактов речь не могла идти о ком-то другом!
Резко развернувшись, Элиза, не отдавая отчета своим действиям, стала лихорадочно искать эту парочку среди присутствующих. Как так вышло, что она не замечала их до этой минуты?.. Они действительно нашлись практически сразу – рост и стать Разумовского выдавали его в любой толпе. А саму девушку при виде руки Лены на изгибе локтя Ромы кольнуло такой пронзительной болью от выкручивающей внутренности ревности, что перед глазами на несколько секунд всё померкло.
С трудом оторвавшись от созерцания этой картины, она вернулась в исходное положение, чтобы в следующее мгновение быть добитой заключением одной из сплетниц:
– Кажется, он наконец-то нашел верную соратницу, разве у него в прошлом были такие длительные отношения?
Хорошо, что никто не видел её лица. Элиза даже не представляла, какое выражение на нем было… смесь обиды, омерзения, горечи и мучительной тоски.
Верная соратница! Черт! Верная соратница… Роль, о которой она мечтала. В которой побывала на одну ночь около недели назад. За которую всё отдала бы…
– Эй, привет.
Ну, нет, такого просто не бывает. Не может быть.
Перед ней материализовалась… Рая.
Хотя… почему не может? Это всё то же высшее общество, всё те же сборища, соответственно, и люди – те же.
– А мне говорили, ты в Европе, – девушка была приветлива и мила, а что самое противное – искренна, поэтому игнорировать её было невозможно. – Привет. Вернулась почти год назад… – буркнув, она сделала шаг к столу и принялась безотчетно портить композиции из канапе, шпажкой сметая украшения. Просто… чтобы куда-нибудь деть трясущиеся руки. – А ты с кем? – полюбопытствовала собеседница. – Ну, то есть, знаю, что вы с Ромой расстались… Здесь ты с кем? Почему стоишь одна? – Я сама по себе. – Как та кошка, – усмехнулась Рая, и пришлось подавить в себе желание съязвить: ей, что, больше всех надо, чего пристала и никак не отойдет?!
Элиза отшвырнула шпажку и переместилась на метр, взявшись за фруктовое ассорти. А именно – отщипывала виноградинки и запускала их обратно в блюдо резкими нервными движениями, разграбляя увесистую лозу. Пока бывшая любовница Разумовского с нескрываемым интересом наблюдала за ней. И после минутного молчания под гвалт несмолкающих голосов тихо выдала:
– Жаль… что после таких историй у нас остаются только воспоминания о хороших или плохих любовниках. Согласись, Рома в этом плане выигрывает у остальных своей чуткостью к партнерше. Что действительно запоминается.
