Текст книги "Нестандартный ход 2. Реванш (СИ)"
Автор книги: De ojos verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Что ж. Пора попрощаться и выразить ему свою признательность за помощь в трудоустройстве. Приятелями, быть может, они и останутся, изредка пересекаясь, но общение точно уже не будет частым.
– Я хотела… – Да, черт возьми! – вдруг перебил он её, ошарашив своим внезапным выкриком. Девушка изумленно наблюдала за тем, как Дашков вскакивает с кресла, триумфально хохоча и на ходу ослабляя галстук. – Мы это сделали! Невероятно стремительно Алекс оказался рядом, сдернул Элизу со стула и порывисто прижал к себе, словно сумасшедший. – Мы победили! Контракт – наш! Он выпустил её и вернулся на своё место, счастливо плюхаясь обратно и, хищно скалясь, вновь глянул на экран. Вот это эмоции… Что называется – прорвало. – Как… уже? Открытие конкурса состоялось? – дошла до неё причина его торжества. – Два дня назад. Только что вывесили протокол заседания. Как ты могла забыть, сама же отправляла заявку, все сроки тебе известны. – Я… – растерялась она, пожав плечами и так и продолжая стоять там, где Алекс её оставил. – Замоталась, забыла совсем. – Сразу видно, что это для тебя не так значимо, – по-мальчишески беззлобно фыркнул в ответ.
А потом вперил глаза в потолок, откинув затылок на подголовник кресла. И продолжал улыбаться во всю ширь. Смотрясь при этом сытым котом, объевшимся сметаны.
Элиза почувствовала себя нехорошим человеком, потому что не могла от души порадоваться за него. Видя, как он светится, девушка живо представила лицо второго претендента на эту победу и искренне жалела, что та не досталась ему. Потому что по всем показателям – Рома достойнее. Что бы между ними ни было, она оставалась объективной, потому что была знакома с деятельностью обоих.
Но всё же выдавила, слегка приподняв уголки губ:
– Поздравляю. Вот ты и взошел на Олимп. Простой смертный, упорно к этому шедший всю жизнь…
Дашков, оставаясь в том же положении, просто перевел на неё ошалелый взгляд и подмигнул. Он сейчас находился в таком состоянии, что лучше и не начинать разговор про уход. Поэтому Элиза попятилась к двери.
– Что ты хотела? – вспомнил он, остановив её у самого порога. – Ничего особенного, это подождет. А ты наслаждайся моментом… Получив радостный кивок, она покинула его кабинет вся в расстроенных чувствах…
А через два дня под руку с Алексом вошла в банкетный зал, где Коршунов организовал помпезное мероприятие в честь расширения состава акционеров, весьма пафосно провозгласив, что их команда пополнилась достойным кандидатом.
От происходящего у девушки сводило скулы, она никак не могла перестать думать о том, каково сейчас Роме. И дробило её осознание, что частично приложила ко всему руку, пусть только и оформляла бумаги на тендер, не имея влияния на представляемый проект и обозначенное ценовое предложение.
– Понимаю, может, и не время, но я хотела тебе сказать, – Элиза приняла протягиваемый ей Лёшей бокал и привлекла внимание, склонившись ближе к его уху, – что ухожу. То есть, увольняюсь. – Почему? – заметно напрягся мужчина, обдав её беглым настороженным взором. – Дальше я хочу идти по профилю, как тебе когда-то и говорила. Ничего нового. Просто после окончания учебы не вижу смысла продолжать деятельность в строительной сфере. – Но ты отлично справляешься, получаешь очень неплохие по меркам города деньги… – Алекс, – мягко перебила его девушка, печально улыбнувшись. – Ты, серьезно, пытаешься меня уговорить? Зачем? Будто я незаменимый сотрудник. Это не так. И у меня другой путь. – Ты просто так и не поняла свою значимость… Но, правда, чего я зря давлю на тебя, если всё уже решено? – они чокнулись фужерами. – Удачи нам обоим. Отпив глоток вина, Элиза кивнула: – Да, удачи нам.
Девушка очень старалась расслабиться и провести свой последний среди этих людей вечер без напряжения. Максимально впитать атмосферу, чтобы запомнить свои ощущения и навсегда закрыть дорогу в данный сегмент.
Но взгляд её то и дело натыкался на Разумовского, который чересчур показательно обособленно стоял у окна, медленно потягивая свой крепкий напиток – если судить по бокалу, это виски или ром. Он тоже ловил глазами Элизу везде. На доли секунд они с размаху врезались друг в друга болезненными взорами. Растерянными, тоскливыми, ищущими. И тут же отворачивались.
Потому что правильно так – порознь.
Теперь она точно знала, что её решение было верным. И обязательно надо будет подписать бумаги о разводе перед уходом. Отныне у них разные заботы.
И не имеет значения, что ей колоссальным усилием воли удается не кинуться к нему, чтобы обнять, поддержать, сказать, как ей жаль, что это место досталось не ему…
Но вот, к нему подходит Лена, и девушка с грустью вспоминает, что Рому есть… кому утешить.
Остается только стойко вытерпеть несколько часов, затыкая истинные желания, не концентрируясь на том, как гулко стучит в груди сердце, отдаваясь шумом в ушах.
И как свербит, свербит, свербит натянуто и мучительно головокружительное разочарование…
* * *
Кто бы мог подумать, что следующий день принесет совершенно противоположный спектр эмоций и воскресит в ней кровожадную сущность той самой валькирии, коей её именовал бывший муж…
С чувством выполненного долга Элиза отнесла заявление на подпись начальнику отдела, а дальше – в установленном порядке передала вышестоящим инстанциям. Она как раз возвращалась обратно, когда ей позвонил Дашков и попросил срочно прийти в конференц-зал. Удивляясь его тону, девушка поспешила явиться. И была растеряна, застав в помещении глав двух «дочек» – Гордеева и Самойлова, сидящими рядом с «владыкой» Коршуновым. А напротив за продолговатым столом – начбеза, Алекса, Рому и Лену, копающуюся в ноутбуке, подключенном к проектору.
– Элиза, красота наша неземная, – скабрезно оскалился Федор Алекссевич, не преминув скользнуть по ней липким взглядом, – проходи, только тебя и ждем, звезда вечера.
Довольно многообещающее начало.
Она осторожно присела рядом с Лёшей и вопросительно уставилась на него. Тот пожал плечами, мол, не в курсе, сам в ожидании. Во всей этой суете подозрительно спокойной и даже радостной казалась только помощница Разумовского.
– Готово, – провозгласила она, и настенный экран вспыхнул кадрами видеосъемки.
Элиза с первой же секунды замерла, испытав невиданный шок. И чувствуя, как ледяные щупальца страха дразняще медленными выверенными движениями подползают к горлу.
На записи почти месячной давности была она. Затравленно озирающаяся по сторонам, девушка выходила из кабинета Ромы, прижимая к себе темную папку. И неестественно нервными шагами пересекала приемную.
Следующей локацией был коридор, по которому Элиза шла так же – лихорадочно подергиваясь, словно воришка, боящийся попасться.
Всё еще не понимая, что это, она ощущала, как пространство вокруг наполняется взрывоопасным напряжением…
– А вот записи экрана её компьютера с датами полученных и отправленных файлов. Заявка была представлена позже нашей, здесь наглядно показывается… – вещала Лена, теперь уже переключая слайды и короткие видео.
Самойлов тяжело вздохнул. Гордеев – сжал челюсть, уставившись на Элизу с плохо скрываемой злобой. Коршунов – улыбался. Так, будто пытался этой улыбкой что-то сказать, напомнить девушке.
– Беспрецедентный случай в нашем дружном коллективе, требующий моего непосредственного вмешательства, – флегматично протянул он и театрально вскинул брови. – Две фирмы участвовали в тендере, и одна украла у второй проект, представив почти идентичную заявку с немного заниженной ценой, что впоследствии помогло выиграть. Что ты на это скажешь, Элиза? Против тебя выставлены серьезные обвинения по ряду статей.
Она шокировано развернулась к Алексу, ища поддержки, но мужчина на неё не смотрел. Тогда девушка перевела взгляд на сидящего рядом с ним Рому и… дернулась. От исходящего от него обидного пренебрежения… Многоговорящего. Хлесткого. Как пощечина.
Резко отвернувшись, Элиза снова наткнулась на дьявольский блеск прозрачных глаз Федора Алексеевича.
И чуть не расхохоталась. Неожиданно пронзительно и четко увидев всю ситуацию со стороны. И себя, которую развели, как последнюю идиотку.
Пазл мгновенно сошелся.
Девушка опустила голову и тихо произнесла:
– Мне нечего сказать.
Гордеев, пострадавшая сторона, чей проект украли, выругался себе под нос, а Самойлов, выигравшая сторона, многозначительно хмыкнул.
– Ясно, – Коршунов вдруг встал. – Победителей не судят в рамках одной команды. Завтра к обеду жду от каждой фирмы своё видение решения. Одно точно – данный инцидент не должен просочиться за пределы этих стен. Поэтому, Елена, Вы, безусловно, молодец, что так бдительны, но пусть информация не распространяется.
А когда проходил мимо Элизы, иронично ухмыльнулся:
– Жаль, что придется весьма некрасиво расстаться с таким ценным кадром.
Затем помещение покинули его «приспешники» – оба главы. За ними – начбез.
Дальше – Разумовский. Бесшумно. В своей манере. Но при этом словно оставляя на душе девушки грязные следы, пачкая всё самое светлое, что в ней было.
– Элиза, – позвал Алекс, поднимаясь. – Пойдем, поговорим.
– Иди-ка ты нах*р, Дашков. Чтоб после всего я еще с тобой говорила о чем-то? – процедила, вскакивая и испепеляя его уничтожающим взглядом. – Одно скажу: только попробуй допустить, чтобы в моей трудовой появилась запись об увольнении по любой из выдвинутых статей. Только попробуй…
Мужчина промолчал.
– А ты, путанка местного розлива, – зло хохотнув, надвинулась она на Лену, удовлетворенно и чересчур безмятежно собирающую свои манатки, и ничуть не впечатлившуюся гневом Элизы. – Что, и нашим, и вашим – отсосём и спляшем?
Как же хотелось свернуть шею этой продажной выскочке, но её сдерживал один существенный факт.
Девушка отошла на пару шагов назад, будто не доверяя себе, и на ходу бросила:
– Радуйся, что мне известно о твоем положении, иначе размазала бы… сука. Просто невинный ребенок не должен пострадать, он не виноват, что его мать – тварь-тихушница. Вообще, вы оба… – она обдала их презрением в прощальном взгляде, всматриваясь в вытянувшиеся от последних фраз лица. Лена явно не ожидала, что Элиза знает о её беременности, а Алекс лишь был удивлен. – Оба… падаль. Редкостная.
И вылетела из помещения, стремительно спустившись по лестнице в свой отдел. Бывший отдел. Накинула пальто, схватила сумку с телефоном и кинулась на выход.
Распадаясь на жалкие куски.
Глава 30
«Если что-то гаснет между людьми, это означает, что что-то горело. Что-то ушло – но его можно поискать. Жизнь – это упражнение во внимательности». Aгнeтa Плeйeль «Пережить зиму в Стокгольме»
Сутки. Ровно сутки Элиза лежала пластом на кровати, устремив стеклянные глаза в потолок. Чувства под стать – стеклянные. Только разбитые. Царапающие острыми краями каждый сантиметр кожи. И то, что под ней. Не оставляя живого места. Методично и беззвучно.
Вчера откат от вспыхнувшей истерии произошел мгновенно, стоило только войти в квартиру. Складывалось впечатление, что всё это случилось не с ней. В другой параллели. С другими людьми. Осталось за дверью.
Когда информации и разочарования так много, сознание не успевает зацепиться за все ниточки и по умолчанию уходит в штиль. Копит ресурсы. Наступившая апатия – передышка перед чем-то весомым и грандиозным. Болезненным и неизбежным.
Она смотрела на свою жизнь со стороны, пытаясь понять, в какой момент та превратилась в фарс. Почему уподобилась банальному сценарию среднестатистического фильма?.. Который смотришь без энтузиазма и со скепсисом Станиславского.
Может, потому что именно банальности нас и окружают? Но, став неотъемлемой частью повседневности, игнорируются мозгом ровно до той секунды, как произойдет нечто из ряда вон выходящее, что наконец-то обратит на них внимание.
Алекс никогда не был ей другом. Он всегда пользовался людьми в своих интересах, и девушка это знала. Продолжая считать себя неприкосновенной. Вот она – банальная ошибка. Думать, будто ты чем-то отличаешься от других и настолько особенный, что с тобой никогда не произойдет подобных глупостей. Эта формула так не работает. Если ты готов обмануться, тебя обманут. Будь ты хоть самым умным и дальновидным стратегом.
Лена никогда ей не нравилась, в ней изначально Элиза видела скрытую угрозу, но отмахивалась, не придавая значения. Даже предупреждения девушки для неё прошли боком, потому как казалось, они пусты и звучат бравадой уязвленной женщины. Ещё одна банальная ошибка – недооценивать ближнего, приписывая ему свои личные качества, рассчитывая, что долю совестливости и человечности никто не отменял. А это не так. Поэтому и получаешь удар под дых. И в этой истории больше всего удручает тот факт, что Разумовский выбрал себе такую спутницу. Так непохоже на него – быть слепым.
Рома… На нём мысли Элизы путались, клубясь в хаотичный комок. Банальные ошибки по отношению к нему – надежда, недосказанность, отсутствие объективности. Он был лучшим в её глазах. Но глазах – влюбленных. А так ли это на самом деле?.. Увы.
Так чему удивляться? Если сплошные банальности вокруг накладываются друг на друга, итог и будет таким – до оскомины на зубах банальным.
Ею воспользовались. Играючи и умело, хитро и подло. И девушка позволила этому произойти.
В ней не было вопросов: как и почему. Только анализ цепочки произошедшего и принятие такого исхода как результата своих опрометчивых шагов.
Изначально её преследовали звоночки, так и повисшие в зоне игнора. А ведь всё так просто. Нельзя было доверять Алексу. Нельзя было оставаться в корпорации, узнав, что там работает и Рома. Нельзя было думать, что Лена пойдет честными путями к своей цели. И еще много таких «нельзя».
С ума сойти, как дешево всё вышло. И оттого – только больнее.
Да, Элиза могла доказать свою невиновность в два счета. Это даже не потребовало бы никаких усилий. Но… смысл? Снова кому-то что-то доказывать? Эти люди сами затеяли данную игру, они и так владеют правдой, а трепыхаться на пустом месте – унизительно и ниже достоинства любого уважающего себя человека.
Разве Коршунов не знал, что это – подстава? Знал и даже завуалированно предупреждал ее, дурочку, по «доброте душевной», но всё же вчера устроил представление, с прискорбием прощаясь с ней. Будучи где-то там наверху и являясь кукловодом, он умело предугадывал развитие событий и был осведомлен в каждой мелочи. Не было никакой честной борьбы между конкурентами. А ему в команду нужен был подобный нечестивец – Дашков идеально подходил. Впору задуматься, почему нельзя было просто сразу продать акции Алексу. Но, вспоминая о сущности Федора Алексеевича, понимаешь – так мужчине гораздо интереснее. Через интриги. Деструктивность. И снова ступор: неужели Рома этого не видит?!
Он же настолько проницательный! До чертиков! И именно Рома пытался в самом начале предостеречь её, подразумевая, что не всё так просто, надо быть очень осторожной. Тогда вопрос про новичка, который «чудесным» образом обнаружил подлог там, где его не увидела целая команда юристов, показался Элизе обидным, задевал намеком на то, что ей подсобили. И намек действительно был. Только посыл оказался иным. За этим подлогом тоже стоял Алекс. Сам Дашков и привел данного партнера к ним, несомненно, получив приличные откаты, а когда она нашла несостыковку, подыграл и запустил судебное разбирательство. Он позволил ей наивно поверить в собственную значимость, чтобы привязать к себе девушку сильнее, а в будущем использовать еще выгоднее. Это стало очевидным, когда – как это бывает, вдруг и будто невовремя – память в ночи яркой вспышкой подкинула ей воспоминание о первых делах в корпорации, и среди прочих флешбэков было и имя того самого партнера. Имя человека, который постоянно звонил Алексу, и не раз это вгоняло её в смутное предчувствие. Не подвело, значит…
Элиза ушла в своеобразный энергосберегающий режим, пока внутри неё творилось постигание истин, переосмысление событий.
И последующие несколько дней не переставала думать. Думала, целуя макушку новорожденной племянницы. Думала, горячо обнимая непоседливую Богдану. Думала, глядя на Еву с Русланом. Думала, наблюдая за собственными родителями. Думала, помогая семье в предпраздничной подготовке.
Процесс беспрестанно крутился, словно был вне её. Обособленный и значимый. А вместе с ним в груди нарастала мучительная пульсация. Спазмами – вспыхивало, отпускало, возобновлялось с новой силой.
Рациональная её часть неожиданно уверенно вышла вперед, затмив эмоциональную – та следовала шлейфом. Пока еще послушно поставленная на паузу.
Видимо, девушка приобрела так недостающую ей порой зрелость. По крайне мере, именно ею и объясняла своё поведение. И завидное спокойствие, с которым открыла дверь Алексу, явившемуся почти спустя неделю.
– Здравствуй, – вошел он без приглашения.
Элиза указала рукой на кухню. Оба прошли и сели на барные стулья друг против друга, разделенные стойкой.
– Я…
– Подожди, – неожиданно перебила девушка, когда Дашков вознамерился заговорить. – Сначала скажу я.
Тот пождал губы, в смиренном жесте соглашаясь с ней.
– Лёш, спасибо тебе за этот урок, – его брови моментально взлетели вверх, а в глазах застыло недоумение, мужчина явно ждал истеричных обвинений, а не благодарности. – За дорогой и показательный урок. Я осознала, что это было неизбежно. Стечение обстоятельств, сведшее нас, ни к чему иному бы не привело. Наверное, ты появился, чтобы завершить моё становление. Нужный недостающий опыт, чтобы обрасти броней, необходимой в профессии, которую я выбрала. И цена соразмерна.
Она уперлась локтями в стол и сложила ладони в замок, слегка подавшись вперед.
– Солгу, если скажу, что не уязвлена. Меня грызет мысль, что я поддалась так легко. Но, с другой стороны, какой теперь от этих сожалений прок? Зато есть одно заключение, которое утешает. Впредь я буду в разы осторожнее. И встречающихся на пути уродов не подпущу так близко. Не думай, что хочу оскорбить таким заявлением, я не стремлюсь тебя задеть. Это всего лишь факт. Ответь мне только на один вопрос. Предельно честно.
Дождавшись подтверждения кивком, Элиза продолжила:
– Ты с самого начала знал, что такая преданная дурочка тебе пригодится для подходящей аферы. Не сомневаюсь, что так было задумано – подставить при случае. Это объясняет твое щедрое предложение и дальнейшее безусловное доверие. Скажи, в какой момент ко всему этому присоединилась Лена? Когда ты понял, что её тоже можно использовать?
Алекс обдал её нечитаемым взором, не спеша отвечать. Тогда она сама выдвинула версию:
– Ты предложил ей убрать меня, взамен получив доступ к проекту Ромы. Ты знал, что победить по-другому не сможешь. Их заявка в любом случае была бы достойнее вашей, потому что деятельность «Эстет Констракшн» ранее включала подобного рода работы, у них есть опыт, они владеют нюансами, когда как «Атлант Групп» больше специализируется на обычных жилых комплексах. Твои разработчики не переплюнули бы конкурентов, – девушка печально усмехнулась. – Я в полной мере осознала, что ты имел в виду, говоря, что взойдешь на Олимп не без моей помощи. Уже в ту минуту в твоей голове был четкий план, как сыграть на чувствах влюбленной суки, готовой даже предать, лишь бы остаться рядом с любимым мужчиной единственной. Ты, Алекс, блестящий манипулятор. Обладая кучей пороков, ты четко считываешь и чужие. И отлично пользуешься ими на пути к своим целям.
– Твой порок – преданность, Элиза. Людям, которые этого не заслуживают. – Возможно, поскольку один из них – ты. – Речь о твоей никчемной верности бывшему мужу… – Это тема тебя не касается, Дашков! – Касается. Всё могло быть иначе…
– Да ты шутишь? Это как? – выплюнула презрительно. – Если бы я воспылала чувствами к тебе, став соратницей и закрывая глаза на твои подлости?.. Ты бы вдруг поборол свои комплексы, перестав завидовать таким, как Разумовский, которые имеют всё с рождения? В отличие от тебя, бедного и несчастного, рвущего жилы с детства, чтобы дойти до такого уровня? Перестал бы, если бы я была на твоей стороне? Думаешь, я поверю? Поверю тебе, что это очередная мелкая месть за то, что кому-то досталось то, чего хотел ты?
Он жестко сжал челюсть, а в его глазах загорелись злые огоньки. Элиза наступила на самое больное, и теперь стоило ожидать ответного хода. Но её это не остановило:
– Давай не будем искать бессмысленных оправданий. Это просто твоя сущность. Алчная, беспринципная и продажная. Помнишь, ты спрашивал, чем он лучше тебя? Так вот, Алекс, Рома – твоя противоположность. А это значит, он всем лучше тебя. И никогда бы со мной так не поступил…
– Умоляю, – его громкий гогот ударил по слуху, – если тебе нравится обманываться, ради Бога. Только всё наоборот. Он – в разы хуже. Потому что поверил! А я, зная тебя, никогда бы не поверил…
А вот и безжалостная ответка. Безобразная истина, которую девушка всё пыталась отогнать от себя. А теперь сидела и силилась сохранить лицо, чтобы не показать, какую безмерную боль ей причиняет это осознание.
– Уходи, Алекс. Не понимаю, зачем ты приходил. Я не хочу твоих объяснений. Тем более – не жду извинений. Мне достаточно знать, что наши пути больше не пересекутся…
Элиза отвернулась, давая понять, что действительно поставила точку.
Какое-то время мужчина однозначно сверлил её спину напряженным взглядом, от которого по позвоночнику проходил холодок. Но вскоре послышались шаги, а следом тихо хлопнула дверь.
Девушка моментально расслабилась, сникнув. И обхватила себя за плечи в порыве унять дрожь. Слова Дашкова попали в самое сердце своей правдивостью, и внутри опасно запульсировало, будто перед извержением.
Опомнившись, она отправилась в коридор и закрылась на все замки, отрезая себя от внешнего мира. И ушла в спальню, свернувшись клубочком на постели. Снова накатила апатия, постепенно унося в полудрему. А когда через неё послышалась трель звонка, Элиза непроизвольно дрогнула.
Оказавшись в прихожей и увидев незваного гостя в глазок, сначала девушка застыла на месте, а потом трусливо попятилась назад. Даже смотреть на него сейчас невыносимо. Какие разговоры? Рома просто не оставил ей выбора – она не хочет с ним общаться…
Трель повторилась еще пару раз.
Элиза выждала немного, скользя по железному полотну отупевшим дезориентированным взглядом. И снова отступила в комнату.
На самом деле, ей теперь даже страшно встречаться с Разумовским, не зная, какие еще пытки он заготовил, как еще умудрится задеть её. Лучше так. Пусть малодушно, но так.
Через несколько часов наедине с собой она почувствовала, что задыхается в четырех стенах, боится собственных мыслей. Выбрали же оба момент прийти друг за другом и выбить её из колеи, черт возьми!..
Резко вскочив, девушка за считанные секунды очутилась в коридоре, быстро одевшись. Схватила телефон, ключи и спешно открыла дверь, стремясь скорее глотнуть свежего воздуха. Нервно перешагнула через порог и… полетела вниз, споткнувшись о чьи-то ноги, наглым образом устроившиеся на её коврике…
Она успела проехаться щекой по испещренным рубчиками стыкам плит, царапая кожу и чувствуя, как удар отдается вглубь скулы неприятным уколом, прежде чем её поймали сильные руки, моментально приподняв и подтянув к крепкой мерно вздымающейся груди.
И вот когда Элиза оказалась прижатой к ней, этой родной груди, вдохнув знакомый запах, ощутив исходящее от нее тепло, самообладание разом её покинуло. Рациональное ретировалось, уступая эмоциональному. Долго, очень долго готовящемуся к своему «выходу». И оно взорвалось, взметнуло вихрь воспоминаний, скрутило шквалом контрастных реакций – от лютого холода до нестерпимой жары, словно в ней одновременно проявились все стихийные бедствия: цунами, пожар, ураган, землетрясение, смерч, лавина...
Попытавшись себя сдержать, девушка стиснула зубы, но крик все равно вырвался наружу и получился протяжным завыванием из-за барьера. А потом она заорала. В самую его душу. Выплескивая убийственный коктейль. А потом еще. И еще раз. Следом – вскинула голову и взглянула Роме в лицо. Неконтролируемо брызнули сердитые слезы, стоило их глазам встретиться.
Смотри, как мне больно. Смотри, что ты со мной сделал. Смотри, как я распадаюсь.
И снова по-детски безутешно – с всхлипами, в голос. Растерянно. От обиды, от жгучей тоски, от непонимания, чем заслужила такое его отношение.
Разумовский потрясенно застыл. Взор мужчины наполнился горечью, как если бы в него действительно вдохнули все её мучения.
Несколько бесконечных секунд они так и сидели бездвижно – всматриваясь друг в друга. Два истерзанных и уставших одиночества.
Пока с отчаянным стоном Рома вновь не притянул её к себе:
– Элиза...
– Ты редкостная сволочь, Разумовский! – глухо выдала ему в плечо и сотряслась в новых рыданиях.
Щелкнул замок одной из соседских квартир. Где-то на задворках сознания колыхнулась мысль, что они так и сидят на лестничной площадке, – ревущая Элиза, прижатая к Роме, – оккупировав вход, и издают слишком громкие звуки, нарушая покой остальных жильцов. И если девушка не в состоянии была учесть этот факт, то Разумовский – вполне. Прямо в таком положении, не выпуская её ни на миг, мужчина буквально переполз в коридор и захлопнул дверь. Разместившись на полу, он прислонился к стене, одной рукой придерживая Элизу, второй – начав гладить её от макушки до лопаток цельной теплой волной.
От этой ласки делалось только паршивее, и ткань пальто под её щекой стремительно намокала, обильно орошаемая беспрерывным потоком слез.
Были бы силы – оторвалась бы от него и выставила за порог. Но их не было. Они уходили на истерику, которая, вместо того чтобы закончиться, набирала обороты. Тело трясло от многочисленных спазмов, выбивающих из неё кислород вместе с завываниями. Пальцы до бескровия вцепились в ворот его бежевого коверта, и были настолько напряжены, что фаланги одеревенели, не разгибаясь.
Элиза захлебывалась вдохами и злилась на свою немощность, из-за которой не получалось верещать, как того требовало нутро, во всё горло, что он… бездушный, безжалостный и безразличный робот!..
И как хотелось ударить эту глыбу, выместить ярость, осыпать ругательствами за каждый приобретенный на сердце рубец… Разумовский ужаснулся бы, если бы смог увидеть, сколько ран оставляли внутри неё его поступки.
– Отпусти, – прокряхтела посаженным голосом, как только ярый всплеск немного утих.
Никакой реакции. Мужчина продолжал свои медленные поглаживания, не собираясь подчиняться.
– Отпусти! – выдала громче и запрокинула голову, сквозь соленую муть уставившись на него.
– Не могу, – его ладонь плавно сместилась с её макушки на щеку, и он ребром вытер влагу, оттесняя к ушам и дальше к шее. Затем большим пальцем прошелся по нижнему веку, стирая остатки слёз. И проделал всё то же самое со второй стороной под хмурый настороженный взор девушки. – Не могу, Элиза.
Тоном, способным подкосить. Продрать до самых костей и снести оборону.
Но… девушка отмела предательский отклик, ядовито напомнив:
– Можешь! У тебя это всегда получалось!
Лицо Ромы исказилось горькой усмешкой:
– Получалось ли, Покахонтас?
Он неожиданно склонился ближе и коснулся губами её виска, задержавшись там. А потом поцеловал совсем невесомо ближе к уху, где саднило после падения. Нежно, бережно, трогательно…
И постепенно вводя Элизу в ледяное бешенство своим спокойствием и невозмутимостью. Будто происходящее – норма.
Девушка резко вырвалась из его рук, отцепила свои окаменевшие пальцы и откинулась назад, высвобождаясь. Отползла к противоположной стене, сорвав с себя куртку и отшвыривая прочь так небрежно, что из кармана выпал телефон, грохнувшись на пол и инерционно проехавшись немного дальше.
Она забилась во внешний угол шкафа-купе и подтянула к себе колени, чтобы их с Разумовским ноги не соприкасались. Расстояние между ними было крохотным, всего с десяток сантиметров, но задышалось легче. Яснее. Без сводящего с ума тактильного контакта, путающего все мысли. Беспроигрышный ход, нечестный, неуместный – касаться, притупляя бдительность.
Мужчина внимательно следил за её передвижениями и не стремился мешать.
Элиза шумно вдохнула и тяжело выдохнула.
– Зачем ты пришел?..
– За тобой.
Его слова остались висеть в воздухе замысловатыми узорами. Инородными.
– Почему вдруг? Почему сейчас? – мучительным хриплым шепотом в неверии. – Почему не в тот день, когда меня выставили воровкой? Почему не месяц назад, когда я вышла на работу? Что изменилось за это время, Разумовский? Ты нашел настоящего предателя, и теперь я тебе нужна? Абсурд.
Рома прожег её открытым укоризненным взглядом. При этом настолько ласковым и мягким, что у девушки вновь безотчетно дрогнул подбородок. И сжатые губы. И крылья носа затрепетали заодно.
– Ты говоришь не то. Всё не то, Элиза. Попробуй еще раз.
– Попробуй сам, из нас двоих ты ведь умнее, – колко и сухо.
– Ты права, валькирия. Говорить буду я. Но, не потому что умнее. Потому что моя очередь…
Глава 31
«Я молился, чтобы она не смогла жить без меня». А. Гавальда «Я её любил. Я его любила»
Когда любимая женщина, забившись в угол, смотрит на тебя волчонком, невольно ощущаешь себя последним подонком. И наверняка таковым и выглядишь в её глазах, полных осуждения и недоверия.
Рома на какое-то время завис, наблюдая за Элизой в этой позе. Закрывшись от него, она сидела в напряжении, поджав красивые влажные губы и буквально рассекая воздух воинственным взглядом, все еще блестевшем от слез.
Масштаб катастрофы настиг именно в эту секунду. Разумовский вдруг отчетливо увидел неприглядную картину, сложившуюся в голове девушки. Ясно увидел. Словно сам был на её месте. И пока мужчина пытался разобраться со всем происходящим, в том числе и с тем, что зрело у него внутри, Элиза думала, что он... предпочел ей других.
Грудную клетку сдавило болезненным сожалением. Из-за всего, что они оба натворили, дойдя сегодня до такой тоскливой точки.
– Начнем с того, что я не искал предателей, это и так было слишком очевидно. Я удивлен, что ты пришла к выводу, будто я поверил в твою виновность. То есть, я настолько примитивен и плох в твоих глазах, Элиза? – она лишь сердито насупилась и моргнула пару раз. – Возможно, моя ошибка именно в том, что я всегда руководствуюсь не эмоциями, а разумом. И в тот момент, когда должен был взять тебя за руку и поддержать, счел более важным обелить твое имя перед людьми, решающими дальнейшую судьбу «воровки». После того как с начбезом пересмотрел видео с камер, а с айтишниками – историю твоего компьютера, стал настаивать, чтобы тебя оставили на прежней должности. Я не знал, что ты до этого уже написала заявление об увольнении. Почему не сказала?
