Текст книги "Нестандартный ход 2. Реванш (СИ)"
Автор книги: De ojos verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Через полчаса девушка отдала свои наработки Дашкову. Ему нужно было присутствовать на плановом административном совещании, где в том числе будет поднят вопрос с проблемным подрядчиком, срывающим им сроки сдачи объекта. Так сложилось, что начальник юридического отдела в отпуске, а остальным юристам Алекс почему-то не доверял настолько, чтобы пользоваться полученной от них информацией. А ей – доверял. Парадокс, ведь она в этой команде всего два месяца, когда как другие сотрудники – годами. И такая демонстративная расположенность к ней не могла не задевать других. Благо, он хотя бы переместился в свой новенький кабинет, и их общение больше не является достоянием кучи народа в одном помещении.
– Свидетельство о допуске к строительству, якобы выданное СРО[1], недействительно, это подлог, – подытоживает Элиза, указывая на лицензию. – Я уже работаю над иском.
Они вышли в коридор, вновь направляясь к лифту.
Дашков лишь задумчиво кивает, не отрываясь от бумаг, и хмурится всё больше и больше.
– Да уж, попадос, мать его… Какими рисковыми идиотами надо быть, чтобы подделать такой документ... Хотя, когда речь идет о больших деньгах... со стороны кажется, что игра стоит свеч.
Девушка пожимает плечами, молча соглашаясь с ним. Мороки предвидится – выше крыши. И проект от этого сильно проигрывает.
Боковым зрением она улавливает какое-то щемяще знакомое движение и неосознанно поворачивается в сторону. Второй раз за последний час натыкаясь взглядом на Рому, который стоит у дверей, ожидая прибытия кабинки. Он тоже спешит на совещание.
– Я пешком, – обращается Элиза к Алексу, – удачи.
Да, вот так банально ей хочется избежать любой мизерной возможности остаться в обществе Разумовского. Лучше пройти пять этажей, чем проехаться с ним в течение десяти секунд в закрытом пространстве. Она, в принципе, старалась исключить любые столкновения и с Ромой, и с Еленой Непрекрасной. И на это достаточно причин. Но, увы, в ее случае внешние факторы невозможно побороть. Так или иначе – они будут вынуждены пересекаться…
И следующим вечером они с Разумовским оказываются на одном мероприятии. День рождения его родного младшего брата и ее зятя по совместительству организован на широкую ногу. Гостей много, даже складывается впечатление, что посадочных мест может не хватить. Забавно, но при этом и рядом с Ромой, и рядом с Элизой пустует по стулу. Дашков, вызвавшийся составить ей компанию, предупредил, что задержится. А вот то, что Лена отсутствует, действительно странно. Упустить праздник в лоне семьи своего мужчины?..
От последней мысли девушку передергивает. Прочь дурацкие рефлексы…
– Вот ты-то мне и нужна, марш танцевать! – весельчак Руслан появляется из ниоткуда и буквально силой вытаскивает её на танцпол. – Ева беременна, ты в курсе? – О-ого… Почему мне об этом сообщаешь ты?! – приходит в себя Элиза после секундного замешательства от такой новости, уже и не замечая, что вовсю втянута в танец. – Потому что я именник – что хочу, то и творю. Кстати, мне не понравился твой подарок. – Что?! – И опять же на правах именника – я требую другой презент. – Чего?! – Сохрани эту экспрессию, она нам еще пригодится, – ухмыльнулся нагло и самоуверенно. – Будешь сниматься у меня для социальной рекламы. – А ты не охренел ли, Руслан?
Несмотря на то, что музыка была зажигательной, он крепко держал её, кружа, словно под медляк. Будто знал, что она пустит в ход руки, чтобы привести его в чувство. Потому что Разумовский-младший помимо всего прочего был счастлив и позитивен. В отличие от нее. Непозволительно счастлив и непристойно позитивен.
Так и хотелось ему врезать.
– Тебе жалко, что ли? Несколько фотографий в антинаркотической тематике. Всяким парижским педикам позировала, а мне не станешь? Чем тебе не угодили несчастные московские нарики?
– Руслан…
– Всё-всё, твоя сестра уже ищет меня. Вижу ее потерянный взгляд в толпе. Я тебе позвоню по поводу съемки, – он делает неожиданный выпад, и они оказываются в исходной точке – у стола Элизы. – Кстати, когда она тебе расскажет, что беременна, сделай вид, что не знала. Ева даже мне еще не говорила…
Девушка смотрела ему вслед, тяжело дыша от раздражения.
Ловкий хитрозадый гад.
Как же у него вышло за минуту всполошить её, не прилагая при этом особых усилий?! Боже, голова кругом от его бешеной энергии.
Она только и успела присесть и выпить несколько глотков минералки, когда тенью над ней возвысился никто иной как Рома.
И рот непроизвольно приоткрылся от прозвучавшего:
– Станцуешь со мной?..
Господи. Мания у этих братьев, что ли? Танцевать и заставать её врасплох.
Отказаться неприлично. Согласиться – неразумно.
Тем не менее… рука автоматически порхает в его протянутую ладонь, и через мгновение они вышагивают под какую-то лирическую композицию.
Элиза даже не имеет возможности сориентироваться в ощущениях, Разумовский сразу идет в наступление своими вопросами:
– Объясни мне одну интересную вещь, – пауза и взгляд глаза в глаза. – Как так получается, что команда юристов, которые считаются профессионалами и не первый год работают в сфере строительства, зная все нюансы, не смогла обнаружить такую крупную подставу в виде подделанной лицензии? А новичок – смог?
Девушка мгновенно испытала головокружительное разочарование. То есть, он повел её танцевать, чтобы… обсудить вчерашнее совещание?.. Хотя, это логично. Кроме семейных и рабочих отношений их уже ничего не связывает. В семье проблем нет – значит, и обсуждать нечего. Остается работа. Ну да.
Трудно признаваться в этом самой себе, но… ждала и хотела Элиза совершенно другого… Пусть и осознавала, что беспочвенно.
Она смотрела на него и не понимала, что ей на это можно ответить?..
Как и когда-то в прошлом, нутро всколыхнул самый настоящий бунт, грозившийся вылиться в нечто грубое и язвительное. Словно дежавю, его замечания вновь задевают своей двоякостью: поди разберись, этот человек тебя оскорбил… или всё же похвалил?
– Так и будем молчать? – интересуется мужчина спустя время, не прерывая зрительного контакта. – Я пока думаю. – Это были настолько сложные вопросы? – Я думаю не над ними. Над формулировкой ответа: надо корректно, а хочется – нецензурно.
В глубине темных глаз появляются смешинки. А уголки рта дергаются в скупой полуулыбке. Разумовского, кажется, это позабавило. Надо же. А ведь девушка преследовала цель задеть.
– Не сдерживайся, Элиза.
– Благодарствую, Роман Аристархович, – кривится на иронию в его голосе, – очень щедро и самоотверженно с Вашей стороны. Начнем с того, что халатность и невнимательность остальных сотрудников – не моя забота. Я не собираюсь анализировать ситуацию. А закончим тем, что мне не нравится твой покровительственный тон и менторская оценка.
– Все-таки уложилась в корректную версию, – хмыкнул Рома, слегка качнув головой.
– Я старалась.
– И все же...
– Нет, Рома, – резко перебила Элиза, – давай договоримся. Сними с себя эту функцию: не надо контролировать меня. Сомневаться, искать подвохи, направлять и прочее. Не веди себя, как раньше. К черту твое благородство! Так яснее? Я не нуждаюсь в твоей «родственной» опеке. Считай, мы незнакомы и просто работаем под одной крышей. Нейтралитет эти два месяца меня вполне устраивал. Продолжим в том же духе.
А вот теперь его взгляд приобрел прежнюю непроницаемость.
Девушка отвела глаза в сторону, сфокусировавшись на остальных парах, кружащихся в приятной полутьме зала. Продолжать разговор не было ни малейшего желания. Казалось бы, выдохни, ведь ты обозначила свою позицию. Расставила так называемые точки над «i». Но злость лишь возрастала.
Вполне возможно, что Разумовский даже чувствует, как ее начало потряхивать.
И буквально на последних словах песни она неожиданно обнаружила стоявших ближе к выходу Лену и Алекса. Видно, что они совсем недавно вошли, и оба неотрывно наблюдают за Элизой и Ромой. Первая – с сосредоточенным напряжением. Второй – с удивлением вперемешку с недовольством.
– Ты спишь со своей секретуткой, – констатирует она вдруг с короткой усмешкой, и это уже не было шутливым вопросом, как несколько лет назад.
– Лена моя помощница, – спокойно отвечает Разумовский, который тоже смотрел на прибывших гостей.
И Элиза смеется. Иронично. Печально. Разочарованно.
Честный и порядочный мужчина, он не отрицает сам факт, лишь делает «существенную» поправку на должность.
Рома поворачивается к ней и вновь заглядывает в глаза. В какой-то момент девушке кажется, что он хочет что-то сказать. Но мужчина слегка поджимает губы, остановившись, когда звучит последняя нота. А Элиза тут же резче, чем требовалось, вырывает свою ладонь и бросается прочь.
Где-то на полпути ее настигает Дашков, вопросительно приподнявший брови. Она наигранно весело хмыкает и выпаливает на одном дыхании:
– Да, Лёш. Руслан Разумовский и есть мой зять. Он младший брат Ромы. А Рома... – неосознанно прикрывает веки и, слегка качнув головой, снова открывает. – Рома – мой бывший муж...
Эту фразу вслух она произнесла впервые. Но произнесла безапелляционно.
[1] СРО – саморегулируемая организация, с 2010 г. официально выдающая свидетельства о допуске к строительству.
Глава 5
«Родной – тот, чья боль тебе больнее собственной». М. Цветаева
Рассказ о своем прошлом у Элизы вышел скупым. Что-то сродни «Упал. Очнулся. Гипс». Была замужем год. Не сошлись характерами. Уехала по приглашению Аси во Францию пробовать себя в модельной сфере. Вернулась и по воле случая попала с бывшим в одну рабочую среду. Ну, плюс в семейной тоже пересекаются иногда.
Алексу вполне хватило и этой скудной информации. Он понимал, что на большее рассчитывать не стоит, и мудро довольствовался малым. Но всё чаще и чаще девушка ловила на его губах самодовольную улыбочку, которой тот окидывал Разумовского, если они пересекались где-то в здании. Будто Дашков самолично провозгласил себя павлином-победителем в брачных играх за самку. Но раздражало её не столько это мальчишество, сколько чересчур повышенное внимание, которое мужчина стал ей оказывать именно прилюдно. Вообще-то, Элиза, наоборот, стремилась оставлять свою личную жизнь в тени. Ей не нравились публичные проявления и расстановки ролей. А, может, к этому ее приучил когда-то Рома...
В преддверии Восьмого марта мужская составляющая компании приготовила женщинам подарки в виде различных подарочных сертификатов. А Алекс решил от себя вручить каждой по букету символичных тюльпанов. А вот Элизе преподнес необъятную корзину нежнейших розовых пионов. Девушка приняла цветы с благодарностью, не решаясь вновь заговорить о раздражающей её показушности. Правда, их так и пришлось оставить на столе, потому что она направлялась не домой.
Видавшая виды многоэтажка в спальном районе встретила её мрачной тенью, пропитанной серостью морозного марта. Во дворе дома было полно рытвин, и таксист, подвозивший девушку по адресу, то и дело ругался себе под нос.
Лифт не работал.
Она лишь усмехнулась и довольно быстро преодолела четыре этажа, непроизвольно кривясь от затхлости подъезда. А еще ей по пути попались кошки, которых Элиза на дух не переносила.
У нужной двери она раздумывала всего несколько секунд перед тем, как твердо нажать на звонок. Оторвала палец от кнопки и принялась терпеливо ждать.
Десять. Двадцать. Тридцать.
На тридцать четвертой секунде, когда тревожность из-за провальной затеи заметно повысилась, щелкнул замок. А затем ей открыли с явной неохотой.
– С днем рождения… – Элиза не смогла заставить себя улыбнуться, это больше не праздник...
Лилит заторможенно смотрела на бенто-торт с двумя выведенными буквами «Л»: Левон и Лилит, двойняшки, двадцать шесть лет назад дружно появившиеся на свет. Смотрела стеклянными глазами. И от пустоты в них хотелось выть.
Сестра очень медленно подняла голову и взглянула в лицо девушке, так и не произнеся ни слова.
– Впусти меня, пожалуйста, – не выдержала Элиза этого напряженного переглядывания.
Удивительно, но та отступила, пропуская её вперед. Она вошла стремительно, будто боясь, что хозяйка квартиры может передумать. Встала в прихожей и огляделась. Папа говорил, что именно он настоял на ремонте, потому что обстановка была бедовой. Лилит нехотя согласилась его сделать, но и после ремонта интерьер выглядел слишком… просто. Да, чисто, уютно, светло. Но это далеко не тот уровень, в котором выросла двоюродная сестра. Достатка, что ей был привычен, нет. Им и не пахнет.
Миниатюрная двушка: гостиная с кухней совмещены и находятся справа от входа, в конце маленького коридора две невзрачные двери – в спальню и ванную. И обе прикрыты. Но Элиза готова была поспорить, что и там её ничего впечатляющего не ждет.
Девушка отдала торт Лилит, а сама стянула сапоги и верхнюю одежду, исподтишка рассматривая безликую тень, коей сейчас сестра ей казалась.
– Чай или кофе? – странно слышать именно этот вопрос, эти слова, эту интонацию. Они ведь за три года не говорили совсем, когда как всю жизнь были неразлучны. И неправильность момента резала без ножа.
– Чай, – выдавила скупо.
Пока Лилит возилась в кухонной зоне, Элиза успела помыть руки и вернуться, аккуратно усевшись за небольшой круглый стол у окна. И стала наблюдать за безмолвными манипуляциями. Не было суеты, бьющей энергии, нескончаемого позитива. Раньше младшая сестра казалась солнцем, светившим всем без разбора. В ней было столько жизни… А сейчас всё вокруг – склеп.
Торт с ножом был водружен на середину, рядом стояли дымящиеся чашки и тарелки с вилками. Едва ли Элизу интересовало это пиршество, но из-за витавшей в воздухе неловкости она всё же потянулась и поделила бенто на четыре части, разложив обе буквы «Л». Порцию Лилит придвинула к ней. Свою так и оставила на месте.
Сестра сидела на краю стула, вперив взгляд в пол. С поникшей головой, опущенными плечами, в сломленной позе.
Этому изваянию можно было бы дать говорящее название – «тысяча печалей».
Господи, она такая хрупкая. И в этой хрупкости сию секунду – столько боли…
Элиза больше не могла… молчать и бездействовать. Вскочила и села перед ней на корточки, осторожно заглядывая в нахмуренное лицо:
– Лил… – и столько мольбы в этом обращении, потому что не знаешь, с чего именно начать, когда так много надо сказать.
– Я не хотела ни с кем говорить о том, что случилось, – Лилит неожиданно проявила инициативу, затронув главную тему. – Но ты… Где ты была… когда я так нуждалась в тебе, Элиз?
Сердце жалобно заныло, сжимаясь, словно в попытке укрыться от прозвучавших слов. И как эта маленькая и некогда избалованная девочка пережила такую трагедию одна?!
– Нас не выпускали, когда началась пандемия, ты же знаешь. Лил, я тебе столько звонила и писала…
– Ты нужна была рядом, а не в жопе мира на связи! – вдруг закричала она с неподдельной обидой, дернувшись и поднимая на неё глаза, полные слёз. – Ты исчезла из моей жизни, словно тебя и не было никогда. Будто мы никто друг другу…
Элиза сглотнула колючий ком в горле и произнесла тихо:
– Послушай, если бы я только могла представить, что спустя несколько месяцев всё обернётся так… Разве я уехала бы, зная, что потом будет невозможно вылететь из страны и быть рядом? Но сейчас я здесь, родная. С тобой…
Сестра зло усмехнулась, будто транслируя: а толку-то?..
Наверное, она по-своему права. И Элиза действительно чувствовала свою вину перед ней, поскольку, как и сказала Лилит, исчезла без каких-либо объяснений. Не желая распространяться о том, что происходит внутри. И как доверять кому-то, кто скрытен и сам не стремится делиться с тобой своими переживаниями?.. Это следовало исправить. Раскрыться.
– Прости, что не рассказывала… Тогда мне было необходимо быть подальше. Разобраться и остыть. Лил, у меня случился выкидыш, и я чертовски тяжело пережила этот факт… Сожрала себя изнутри и… сбежала. Да и с Ромой уже некоторое время до произошедшего не всё было гладко. А потом как-то так… всё пошло по инерции. Понимаешь?.. Я не намеренно закрылась от тебя, а потому что не получалось иначе.
Сестра несколько секунд смотрела на неё не мигая. И вместе с первой крупной покатившейся слезой прошептала, шокировав:
– Я ведь тоже потеряла ребенка, – запнулась, будто растерявшись от своей же откровенности, – представляешь?..
А потом рухнула ей в объятия прямо на пол и зарыдала надрывно, отчего её тело начала бить крупная дрожь. От неё веяло нечеловеческой мýкой, каким-то разрушительным напором, от которого, казалось, она сейчас просто разорвется и обернется прахом, неспособная выдержать адских эмоций.
Элиза в ужасе кусала губы, не представляя, как можно помочь Лилит. Сжимала крепко-крепко, уткнувшись в макушку подбородком, и молчала, пока сестра захлебывалась в истерике.
Какие слова? Ну, какие слова могут облегчить безысходность, отчаяние, боль потери близких?..
Единственное, о чем сейчас девушка жалела, это то, что так и не научилась плакать. У неё не получалось выплескивать пыл по-женски, чтобы хотя бы частично избавиться от внутренних терзаний…
Успокаивающими движениями она гладила Лилит по спине, стойко вынося её крики куда-то в собственное солнечное сплетение. Они будто вибрациями направлялись в душу, навсегда поселяясь там, чтобы не дать забыть об этих страшных минутах. Если сестре столько лет не с кем было разделить необъятную горечь, то её нынешнее состояние еще понятно. А вот то, что ей удалось не сойти с ума… действительно удивительно. Уж Элиза-то знала. Это безмерно тяжело – тащить крест в одиночку.
А когда Лилит заговорила, немного отстранившись и неустанно плача, всё стало хуже. Элизу скручивало болезненными спазмами, выбивающими из неё остатки воздуха. Казалось, она переместилась в прошлое и стала очевидцем всех событий, выпавших на долю этой хрупкой девушки.
Слушала и слушала, неосознанно гладя татуировку на предплечье сестры. Она тянулась изящной стрелой от тонкого запястья почти до внутреннего изгиба локтя. И состояла из линии, на которой было выбито два имени на армянском – отца и брата, а также замысловатых узоров, обрамляющих надпись.
Душеизлияние плавно стало обоюдным. Элиза тоже рассказала ей всё об изменениях в своей жизни. Начиная с фиктивного брака с Ромой, про который по сей день никто и не догадывается. И заканчивая тем, что всё стало по-настоящему. Слишком. Слишком по-настоящему. Что оказалось ей не по плечу.
Их запоздалые исповеди, лившиеся неистовыми потоками, спустя несколько часов прервал звонок в дверь. По тому, как Лилит вздрогнула и напряглась, стало понятно, кто её гость.
Да, Влад собственной персоной. Еще один Разумовский. Двоюродный брат Ромы и Руслана. Еще одна печальная история. С открытым концом. После рассказа сестры многое сошлось в пазл: её отсутствие на семейных сборищах во избежание столкновения с Владом, отшельническое существование, нежелание идти на контакт с родными… Угораздило же трех сестер влюбиться в трех братьев. И верится-то с трудом. Но о них с Владом никто ничего не знал.
Мужчина опешил, увидев обеих в удручающем состоянии. После обмена короткими любезностями, Элиза поспешила оставить их наедине, видя, что обоим это очень нужно. Пока еще не чувствовала себя вправе вмешиваться в эти сложные отношения между ними. Им с Лилит еще надо разобраться в собственных взаимоотношениях…
И эта мысль глодала девушку всю ночь и последующий день. Она была непривычно рассеянна и то и дело хваталась за телефон, порываясь поинтересоваться, как дела у сестры… Но останавливала брошенная вчера в претензии фраза «Ты нужна была рядом…». Значит, и сейчас лучше поехать к ней, а не донимать бесполезными сообщениями.
Уже в лифте после окончания рабочего дня Элиза сосредоточенно вызывала такси, когда её шею обдало горячим дыханием рядом стоящего Алекса. Не успела она отреагировать на такое своеволие, как над ухом раздалось:
– Сегодня к тебе или ко мне? – так, чтоб встрепенулась вся кабинка, забитая сотрудниками.
Многообещающе. Сладострастно. С идиотской искусственной хрипотцой.
Вот же сукин сын…
Девушка медленно поворачивается и одними глазами обещает ему жестокую расправу, когда они останутся наедине.
И оправдывает свою реакцию тем, что теперь точно не получится держать «личную жизнь» в тени – после такого компрометирующего вопроса все уверились в том, что у них с Дашковым интрижка.
Дело только в этом.
И её вовсе не заботит, что у дверей спиной к ним стоит Разумовский, который прекрасно всё слышал…
Глава 6
«Вы мне ненавистны, – именно тем, что я так много вам позволила, и еще ненавистнее тем, что так мне нужны». Ф. Достоевский «Игрок»
Элиза вышла из подъезда, с опаской оглядываясь на семенивших за ней неопрятных кошек. Они активировались, стоило только оказаться на улице, и сразу кинулись в свежую траву греть бока на апрельском солнце, которое уже вовсю радовало своим сиянием, готовясь вскоре передать эстафету маю.
Последний раз взглянув на богемно развалившихся четвероногих, девушка выдохнула и села в поджидающее её такси. Ехать не хотелось. Всю ночь вместе с Лилит она не спала, молча поддерживая оплакивающую свою несчастную любовь сестру.
Влад завтра женится. Не на ней. Казалось бы, этим всё сказано. Но. Лилит сама виновата в таком исходе.
Элиза совсем не желала появляться на мероприятии, организованном Коршуновым на территории своих загородных владений. Во-первых, участвовать в светских развлечениях изначально не было установки. Во-вторых, сестра действительно сейчас нуждалась в ней.
Алекс настоял, чтобы она показалась хотя бы на пару часов, потому что это было что-то сродни негласному корпоративу для узкого круга избранных. Естественно, никакого энтузиазма по поводу того, что попала в «самые-самые», девушка не испытывала. Ей ли не знать, что Федор Алексеевич не упустит шанса пристать к ней. В последнее время его экивоки стали откровеннее.
Пока еще получалось игнорировать такое внимание. Но Элиза понимала, что всё до поры до времени. Это не тот сорт мужчин, гордо принимающих отказ…
Наверное, если бы не удачное расположение дома Лилит на окраине, от которого было ехать около сорока минут без пробок, она так и не заставила бы себя отправиться туда. И всю дорогу переживать за состояние сестры.
Элиза уже в который раз успела пожалеть о том, что поддалась уговорам Дашкова, когда машина плавно остановилась перед невероятной красоты коваными воротами. Девушка представилась охране и через минуту медленно выхаживала к конюшням, куда её сопровождал один из бугаев. И была так напряжена, что не замечала ничего вокруг. Но чем ближе они подходили к постройкам, тем громче становилось ржание лошадей и топот копыт.
Завернув за дом, Элиза замедлила шаг, вовсю рассматривая раскинувшийся перед глазами ипподром. Самый настоящий ипподром. Это нельзя назвать просто конюшнями. Не те масштабы. И роскошь во всех деталях.
Женщины сидели в зрелищно-развлекательной зоне, бережно укрытые от солнца добротным навесом, и переговаривались между собой, попивая напитки и наблюдая за полем, где статный молодой берейтор объезжал беспокойного рысака. Рядом чуть ниже своеобразной трибуны расположились фуршетные столы, обслуживаемые четырьмя официантами. Мужчины же стояли ближе к спортивно-тренировочной части, что-то размеренно обсуждая и не забывая следить за процессом.
Вообще-то, Элиза и сама зависла на этой картинке. И какое-то время не в состоянии была оторвать глаз от завораживающего танца великолепного животного, бока которого блестели от пота. Кажется, он устал. Видимо, его начали дрессировать задолго до её появления.
Дурман рассеялся, когда от толпы оторвалась фигура Алекса, заметившего девушку. Он пошел к ней, и Элиза тоже медленно двинулась навстречу.
Когда между ними осталось не больше полуметра, Дашков резко подался вперед и впился в её рот, намертво приклеившись к губам. И так же внезапно спустя несколько секунд оторвался от неё, победоносно улыбаясь:
– Соскучился.
Только потому, что не смогла подобающе быстро прийти в себя, она позволила ему взять свою ладонь и повести к остальным. Короткие приветствия, и Алекс предложил:
– Пойдем, проведу тебя к дамам, посидишь в тени, посмотришь на скачки. Скоро несколько человек будет участвовать в импровизированных соревнованиях. А позже ожидается банкет в доме.
Он говорил так, будто забыл, что Элиза обещала остаться на час-полтора. С трудом подавляя в себе нарастающее от его поведения раздражение, девушка спокойно возразила, указывая на ограждение:
– Мне хочется посмотреть вблизи. Я пока останусь здесь.
– Может, хочешь покататься? – к ним присоединился хозяин поместья, услышавший её реплику.
Она с сомнением взглянула на объезжаемого рысака.
– Не бойся, я велю привести тебе спокойную гнедую, – тут же уверил Коршунов.
На самом деле… надо было отказаться. Сразу, причем. Всё, что предложит этот мужчина, всегда будет иметь для неё последствия.
Но соблазн так велик…
Поле просто отличное, дорожки – идеальные, кругом – начавшие расцветать деревья… И стоило только представить, что она сможет сделать несколько кругов, ощущая бьющий в лицо ветер и податливую натренированную лошадь под собой… Голову вскружило нетерпеливое ожидание. И какое-то неподдельное чистое детское предвкушение. Это что-то сродни наркотику, если любишь верховую езду. А Элиза очень любила, пусть теперь редко получалось ею заниматься.
Но ощущения – незабываемые.
И грех их не повторить, если выдалась такая возможность… Раз уж приехала, лучше провести короткое время с удовольствием.
Федор Алексеевич считал её ответ за миг до того, как она собиралась открыть рот, и жестом подозвал одного из конюхов, дав распоряжение подготовить некую Эльпиду.
Через пять минут взору девушки предстала ухоженная красно-рыжая леди, всем своим видом демонстрировавшая идеальную вышколенность. Породистая, манерная, выдержанная.
– Англичанка, – сделала вывод Элиза, улыбнувшись кобылке.
– В точку. Кливлендская гнедая, – Коршунов оскалился, а его глаза зажглись каким-то новым – еще более неприятным – интересом к девушке.
Она повела плечами, будто этим неосознанным движением пытаясь сбросить с себя сальный взгляд мужчины. И ступила на поле вслед за конюхом. Парень помог ей усесться, проводя в процессе короткий инструктаж. Большего и не требовалось – он понял это по тому, как Элиза приняла правильную позу, ухватив повод.
Эгоистично забыв обо всем постороннем, она самозабвенно придалась счастью… Как давно в ней не было столько радости от жизни! Сплошная эйфория разлилась по всему телу, делая её легкой-легкой. И казалось, что они не скачут, а летят с прекрасной девочкой Эльпидой… И так хорошо на душе, Господи, так хорошо… Как не было невероятно давно.
Она не знала, какой это был по счету круг, лошадь действительно была спокойной и послушной. Любой мельчайший сигнал Элизы схватывала моментально и тут же выполняла, меняя скорость или манеру бега.
Где-то за двадцать метров до манежа, у которого и столпились зрители, девушка вдруг на мгновение подняла голову. И это стало роковой ошибкой. В глаза тут же бросились Рома с Леной, которой еще минуту назад там точно не было. Помощница привычно висела у него локте и смотрела на Разумовского таким… таким собственническим и блаженным взглядом, будто до приезда в поместье он удовлетворил её по всем фронтам и обещал достать звезды с неба…
Пятнадцать метров до ограждения. Элиза порывисто впивается стременами в бока Эльпиды, ведомая вспышкой ярости. Десять метров. Свободной рукой вцепившись в черную гриву, непроизвольно сжимает кулак, натягивая жесткие волосы. Пять метров. Ладонь, управляющая поводом, дергается, заставляя животное выгнуть шею назад.
Это всё происходит за считанные секунды – её неосознанные реакции на ненавистную теперь парочку. Девушка не понимала, что натворила… ровно до того мгновения, как лошадь, обеспокоенно взбрыкнув, не стала замедляться. Попытавшись исправиться, Элиза ослабила хватку, чтобы трензель не причинял боли гнедой, но было поздно. Обиженная англичанка несколько раз встала на дыбы, намереваясь сбросить наездницу. И как девушка ни цеплялась, удержаться ей не удалось. Спустя еще несколько нервных мощных движений она всё-таки упала в паре метров от взбесившейся кобылы.
Но по-настоящему испугалась только в тот миг, когда та приблизилась и подпрыгнула, нацелившись на точный удар передними копытами прямо ей в голову…
Оцепенение не позволило пошевелиться. Ведь можно было бы. Серьезно. Можно было бы сдвинуться, попытаться увернуться. Но совершенно отупевшее от страха сознание дало сбой, и Элизу парализовало. Ни одной мысли в неожиданно ясной и пустой голове. И только возникший вдруг привкус неизбежности на кончике языка…
Она следит за тем, как луч солнца играет на краю подковы. И определенно точно понимает, что через считанные секунды металл раскрошит её челюсть. Или череп. Ржание лошади проникает в уши через абстрактную необъяснимую толщу, будто всё происходит под водой, искажающей восприятие слуха.
Действительность кажется нереальной. Фантасмагорической. Далекой от настоящей жизни. Всё замедленно, натянуто, тягуче.
Элиза поддается инерции и закрывает глаза. Наверное, интуитивно хочет пропустить момент, когда её покалечит неотвратимым ударом.
А потом мир вдруг резко меняет свои очертания. Воздушность пространства сменяется твердостью земли, тело словно вращается в центрифуге, неподвластное командам мозга. Девушку подбрасывает, откидывает куда-то неведомой силой.
Голосов вокруг становится слишком много. Крики, обеспокоенные разговоры. Будто её ощупывают, допрашивают, что-то решают… Кости? Кости целы? Раны? Нет видимых? Отделалась легкими ушибами? Царапинами?
Далеко не сразу до неё доходит, что она в чьих-то объятиях, которые бережно перемещают её в неизвестном направлении.
Отрезвил Элизу запах.
До пронзительной боли родной.
Резко распахнув веки, она уставилась на точеный профиль Ромы, постепенно возвращаясь в реальность.
Где он действительно несет её на руках к дому.
И это настолько сильно поражает девушку, что дар речи так и не восстанавливается вплоть до мгновения, когда Разумовский не вносит бренное тело в ванную комнату, медленно опуская на пол.
Элиза чувствует, что ноги ватные и не удержат, хрипло возражая:
– Я не смогу…
Мужчина считывает недосказанную просьбу и аккуратно сажает на мраморную столешницу.
Пока девушка пребывает в прострации, он берет из корзины замысловато свернутое полотенце и смачивает его водой. Затем возвращается к ней и принимается протирать лицо.
Размеренные действия чутко выводят из кокона, окутавшего сознание бессвязностью.
С ужасом Элиза восстанавливает ход событий, поняв, что Рома её спас несколько минут назад. И, наверное, это было подвластно только ему. Никто из присутствующих не обладал ни его рассудительностью и умением молниеносно ориентироваться в ситуации, ни его стремительностью, приобретенной за годы изучения боевых искусств, которыми он увлекался с юношества. Уж девушка-то знала, какое у него натренированное до невозможности тело, на котором проработан каждый миллиметр.
