Текст книги "Нестандартный ход 2. Реванш (СИ)"

Автор книги: De ojos verdes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Не смог – она стойкая, нанесена намертво, ведь девушка готовилась к этому визиту очень тщательно.

В отместку за проявленную свирепость Элиза совершенно бездумно впилась острыми зубами в крупную подушечку почти до крови. И этим действием довела, кажется, Разумовского до пика лютой злобы. Он тут же отдернул ладонь и вернул девушку в исходное положение, заставив опуститься грудью на мрамор. А она нагло уставилась на него исподлобья через серебристую гладь, дразня приглушенным утробным смехом из-за сдавленной диафрагмы, после которого призывно прикусила всю ту же нижнюю губу.

Это называется профессионально нарываться, будучи ведомой строптивостью.

Но ей всё нипочем. Элиза в эйфории. У нее свой вид эмоционального оргазма. Плевать сейчас на физиологию. Она впервые видит бешеного Рому. И готова поклясться, что ни с одной из своих женщин он никогда не был таким настоящим. Уязвимым. Открытым. Слабым – потому что не смог обуздать себя.

Мужчина продолжал вбиваться в неё стабильно жесткими резкими выпадами. Долго… очень долго длилась эта немилосердная битва. Змейки холодного пота бежали от его висков вниз и убегали по шее, а сам он оставался непоколебимо сосредоточенным.

Оба молчали и сверлили друг друга разными градусами ненависти через зеркало. Никто не хотел сдаваться. А ненависть – новый игрок в этом хаосе.

Ты потрошил мне душу своим равнодушием, а я взорву твое спокойствие своими провокациями. И обязательно добьюсь того, чтобы в моем присутствии потеря контроля станет твоей нормой…

В какой-то момент Рома вскинул руку к её волосам, словно позабытым движением собираясь намотать их на кулак, как когда-то раньше. И в его взгляде отразилась растерянность, когда короткие пряди не поддались, скользнув через пальцы обратно ей на плечи. А потом он, находясь в подобии транса, ибо глаза были стеклянными, отсутствующими, прошелся по безобразному шраму девушки от начала до конца цельной невесомой лаской.

– Не трогай! – зашипела она сердито, пытаясь сбросить тяжелую ладонь.

И подалась назад, своим действием невольно углубив угол его проникновения. Чувствуя, как член внутри начал пульсировать сильнее. А через несколько быстрых четких толчков мужчина резко вышел, кончив ей на ягодицы. И сразу отстранился.

Элиза испытала шок, только в эту секунду поняв, почему он спрашивал, чиста ли она. На нем не было презерватива…

И этот вопрос, набатом зазвучавший в сознании, её просто нокаутировал степенью унизительности.

Ноги дрожали, тело ломило, ком в горле блокировал дыхание, но девушка заставила себя собраться. Дернула ближайшее полотенце с подставки, наскоро вытерла сперму, унимая крик внутри. После чего развернулась и швырнула махровую ткань в обессиленно привалившегося к душевой кабинке Рому, попав в солнечное сплетение. Та с глухим шлепком стукнулась о кожу и рухнула ему в ноги. А он даже не шелохнулся, пристально вглядываясь ей в глаза.

Они так и стояли, будто на руинах после бомбежки, не понимая, что делать с выжженной землей вокруг. Это ещё надо как-то переосмыслить и пережить. Но каждому самостоятельно.

Девушка отвела взгляд первой, заторможенно поправив лямки бюстгальтера и приводя в порядок чулки с оттесненным нижним бельем.

Напоследок окинула лицо мужчины прощальным прожигающим взором, пройдясь по каждой черточке. Этим родным сердцу острым углам, плоскостям, идеальным чертежам, на которых тенью отныне лежала щетина.

«Сбрей. Ты другой с ней. Чужой…», – хотелось проорать отчаянно.

Но в тишине прозвучали иные слова, выданные с завидным спокойствием:

– Я-то чиста, а вот ты, поскольку водишься со всякой нечистью, не могу быть уверена. Поэтому больше никаких незащищенных половых контактов, Разумовский. В следующий раз – даже не смей!

Если его и удивил её прогноз на будущее, виду он не подал, продолжая сохранять безучастность.

Элиза развернулась и на негнущихся ногах удалилась.

Натягивая в коридоре платье и хватая с банкетки закинутый в начале своего прихода телефон, она поклялась не отступать. Это только начало.

Дверь квартиры захлопнулась бесшумно.

Словно никто из неё и не выходил.

А потом образовалась зудящая неестественная тишина.

Словно никого здесь и не было.

И только едва уловимый флер безысходности и мучительной тоски свидетельствовал о том, что совсем недавно двое схлестнулись в заведомо проигранной схватке.

Глава 11

«B такие моменты хочется чего-нибудь крепкого. Жаль, что c коньяком дела обстоят лучше, чем c объятиями». Виталий Гринберг «Счастливое нечто»

В темноте глухо щелкнул замок.

Элиза откинула голову назад и уперлась затылком в стену, прикрыв веки. Постояла так несколько секунд, а потом прижалась к поверхности всем корпусом, чтобы следом стечь безвольной массой на пол, прижав колени к себе. Руки на автомате потянулись к обуви, и девушка сняла туфли, небрежно отодвинув их подальше освобожденным мыском. Намучилась сегодня держаться на них, пока её...

Непроизвольный судорожный вздох слетел с губ, словно сигнал о том, что уже можно не притворяться. Одновременно с ним она качнулась вправо и легла боком на неровный натуральный паркет, истертый нещадностью времени.

За свои неполные двадцать восемь лет Элиза так и не поняла: не уметь плакать – это сила или слабость?..

Если бы умела плакать, когда душа выламывает ребра в агонии, может, и жила бы легче? Правильнее? Человечнее?

Но вместо этого сейчас приходится лежать, обнимая себя за плечи и ждать, когда внутренняя стихия уляжется. Надеясь, что после… от тебя останется хотя бы что-то годное.

Всегда так. И легче не становится. Просто куда-то внутрь укладывается, копится груз, который тянет ко дну с каждым разом всё интенсивнее и стремительнее.

Девушка перевернулась на спину, подтянув ноги к груди, и оплела их, подобравшись в позу эмбриона. Взгляд, потухший и бессодержательный, уперся в потолок. Будто тьма на нем была какой-то другой, отличалась от всего остального пространства коридора, и там кто-то оставил для неё инструкцию, как пресечь необратимый процесс самоуничтожения.

Сознание превратилось в маятник с бесконечно раскачивающимся стержнем. В одну сторону – ей хочется сожрать себя за сегодняшнее падение. В другую сторону – ей хочется повторить всё от начала до конца, смакуя эмоции Ромы.

Разве не понимала она, что это ловушка?.. И не ему вредит, не его ломает? Сама разрушается, распадается на никчемные лоскутки, кичась мнимой победой?

Понимала, черт возьми! Прекрасно понимала!

И вместе с тем... не могла поступить никак иначе!

Быть для него пустым местом оказалось слишком… слишком невыносимо. Будучи разделенными всего парой-тройкой этажей, оставаться недосягаемыми друг для друга. Сталкиваться везде и сохранять безразличие, демонстрируя всем, какими адекватными бывшими они могут быть.

Четыре месяца она следовала изначальному плану – сосредоточилась на карьере: ей нужно было восстановиться в специальности, окончить брошенную когда-то магистратуру и параллельно решать, куда податься дальше, поскольку задерживаться в строительном сегменте никогда не желала. Четыре месяца стойкости духа. Четыре месяца относительного покоя.

И один случай на конюшнях, перечеркнувший годы упорной работы над собой, принятие безответной любви как опыта, через который многие проходят в этой жизни. Одна его фраза. Одно обещание.

Стало жизненно необходимым доказать этому мужчине обратное – он прикоснется к ней, если сама Элиза этого захочет. Идея не отпускала ее последние недели со дня свадьбы Влада, где состоялась короткая дуэль с Разумовским. Переросла в намерение сломать этого биоробота. И всё вышло из-под контроля, вылившись в восстание, которое толкнуло к безумию.

Почему именно сегодня, девушка не могла сказать. Может, так на нее повлиял ужин с бывшим свекром, а, может, ей просто хочется считать это подходящей причиной, наложившейся на игру во дворе кафе. Как своеобразный привет из прошлого, ностальгия, щемящее и дорогое воспоминание.

Аристарх Станиславович не сказал и не сделал ничего такого, что сподвигло бы ее на визит к Роме. У них состоялся нейтральный, но очень интересный разговор, под конец которого Элиза все же решилась спросить:

– Почему Вы позвали меня с собой? Мы с Вами никогда не ладили. Подозреваю, что в Ваших глазах я всегда выглядела грубиянкой и задирой.

– Но ведь ничего из этого нам сейчас не помешало вести занимательную беседу, – мужчина улыбнулся, едва заметно качнув головой в вопросительном жесте, – да и я не совсем так относился к тебе.

– Вот уж удивили. А как?

– С уважением и благоговейным ужасом, – она рассмеялась, не сдержавшись, – очень мало на этом Свете людей, способных нокаутировать мою мать. Это впечатляет. Хотя, в самом начале я был насторожен, не понимая, что могло связать вас с Ромой, и переживал, что ты ему не подходишь. А потом осознал, что ошибался. Очень сильно ошибался.

Он смотрел прямо, словно в самую душу, произнося последнюю фразу.

Сердце дрогнуло от этого признания. Сжалось тоскливо-тоскливо.

Девушка поспешила отвести взгляд, чтобы Аристарх Станиславович не прочел того, что не полагается видеть посторонним. Не узнал, насколько ей больно. Всё ещё. Всегда.

Заведение, в котором они сидели, было очень атмосферным, появлялось ощущение, что ты действительно в Италии, и ей показалось, что здесь даже пахнет, как в аутентичных тратториях Рима.

– Любимый ресторан моей жены, – вдруг поделился собеседник. – Как-то так сложилось, что она предпочитала все итальянское. В том числе – композиторов. Кстати, никто не знает, но Рому мы назвали так, потому что он был зачат именно в Италии, когда я поехал за Даной на их выступление...

Элиза сначала замерла на несколько мгновений, опешив от такой откровенности, а потом очень медленно повернулась к нему, восстановив зрительный контакт.

– Тебя смущает, что я делюсь с тобой личным? – блеснули насмешливо его карие глаза.

– Определенно точно смущает.

Но еще больше ее смущало, что перед ней сидела практически копия бывшего мужа. Это сходство время от времени заставляло затаивать дыхание, когда в той или иной интонации или в плавном взмахе руки она признавала Рому. Даже некая аура аристократичной сдержанности у них была одинаковой.

– Почему Вы не женитесь снова? – вылетело из нее следом непроизвольно. И девушка тут же пожалела об этом. – Извините. – Всё в порядке, не извиняйся. Продолжай. – Просто... прошло больше десяти лет. Вы очень молоды, и уверена, что с кандидатками тоже нет проблем. – Думаю, по той же причине, по которой вы с моим сыном все еще не развелись официально. В этом нет нужды, меня устраивает такое положение вещей. – Давайте сменим тему? – если ему хотелось ее поддеть провокацией, то получилось.

Она потом вспоминала об этом факте весь путь до дома. Сама ведь не один раз удивлялась, что Рома за годы не оформил документы. У него была возможность беспрепятственно развестись в одностороннем порядке. Но он этого не сделал. И Элиза запрещала себе думать, почему. Не хотела обманываться, будто не все еще потеряно...

А позже уже в квартире ее переклинило.

И на ум пришло в корне неправильное, чудовищное по отношению к себе, губительное решение. Сродни преступлению против собственного достоинства, гордости и чести.

Но процесс был запущен и необратим...

И вот сейчас она лежит растоптанная собой же, отдавая отчет всему, что натворила, и знает – всё равно пойдет дальше. Это тот случай, когда уже нет других вариантов. Точка невозврата преодолена.

Элиза всё же поднялась на ноги, морщась от тянущего дискомфорта в мышцах. Низ живота непривычно покалывало, а губы до сих пор ныли.

Направляясь в ванную, девушка радовалось единственной позитивной мысли – впереди два дня выходных. Эта отсрочка даст ей возможность собраться и восстановиться.

Чтобы снова... атаковать...

Благодарю вас, любимые читатели, что вы со мной!!! Обнимаю! Огромное спасибо всем вам за комментарии и награды!

Глава 12

«...Я всегда ценил только то, что правильно. Но у нас с тобой, жаль, другие правила...». Рамиль, т/п «Нож»

Она пришла спустя два дня.

Звонок в дверь застал Рому ранним утром понедельника перед окончанием тренировки. Словно время было точно выверено ею, помнившей его распорядок дня.

Пришла и прямо с порога ввела в неидентифицируемое состояние, пестрящее сотнями граней: от желания придушить собственными руками до потребности этими же руками прижать к себе до хруста костей.

– Приветствую тебя, Бог Тот![1] – провокационная улыбка ослепила на миг своей открытой веселостью, а в следующее мгновение ему на шею повесили ленту из... презервативов, словно гавайское цветочное ожерелье.

Эта валькирия над ним издевалась. По всем параметрам.

Элиза несколько секунд любовалась результатом своей шалости, потом удовлетворенно кивнула и коснулась одного из блестящих пакетиков в цепочке, поправляя. И задевая разгоряченную после нагрузок кожу мужчины. Моментально рождая тысячи ответных импульсов.

В ее черных глазищах черти жгли костры, и этот огонь полыхал, шипел, разрастался явно по душу Ромы.

А потом девушка отбросила сумку в сторону и одним дразняще плавным движением взялась за сплошной замок, который находился спереди и шел посередине по всей длине платья до самых колен. Вроде... очень даже целомудренное, никаких открытых участков, но... то, что от него можно избавиться за считанные секунды, делало наряд порочным. Стоит признать, очень практичная модель на такие случаи жизни.

И она это знала. Предусмотрела.

Разумовский наблюдал молча.

Сначала взору открылась грудь, спрятанная в полупрозрачном голубом бюстгальтере, и через расписанную крохотными цветами ткань прослеживались очертания сосков. Дальше – дорожкой к плоскому подтянутому животу миллиметр за миллиметром. И, наконец, – трусики из того же комплекта... А потом полы платья расползлись в стороны, и Элиза предстала перед ним во всей красе. На этот раз без чулок. А они и не к чему... Мужчине хватило и всего остального.

Он следил за ней внимательно и сосредоточенно, чтобы не упустить ни одной детали – точно загипнотизированный, лишенный воли и разума. И понял, что не дышал, пока не наткнулся взглядом на эти самые трусики, состоящие из микроскопического кусочка плотной ткани, уходящей в сосредоточение женственности, и к этому несчастному кусочку змейками шли изящные нити крест на крест, еще как-то по-божески прикрывая лобок, а вот по бокам их было всего три параллельные линии, больше открывающие, чем что-то скрывающие. И вот эта картина практически заставила захлебнуться собственным возобновившимся дыханием.

Как белье может быть одновременно таким невинно нежным и развратным?.. Подкупающе небесно-воздушным и при этом заставляющим кровь в жилах бурлить под адским градусом, словно гейзер. Разжигать фантазию, притупляя все рефлексы и обостряя какой-то животный инстинкт размножения.

Этот контраст вызвал у него приступ когнитивного диссонанса.

А, может, дело вовсе и не в белье. А в том, что оно именно на этой девушке? Ведь Рома не вчерашний девственник и достаточно насмотрелся на женщин во всеоружии, но ничей соблазнительный вид его не вводил в подобный ступор...

Не подталкивал к краю. Не стирал контроль в пыль.

Элиза смотрела на него откровенно, дерзко и с вызовом.

Она сама откинулась на стену обольстительным приглашающим жестом, и от того, как призывно вытянулась шея, когда макушка ушла немного назад, по хребту мужчины прошёл ток.

Это притяжение аномально. Такого с ним не должно быть. Он никогда не был озабоченным и падким на чьи-то провокации.

Но...

Это случилось вновь.

Сорвавшись за долю секунды, Разумовский взял ее прямо в коридоре у этой чертовой стены, как и в прошлый раз – всего лишь отодвинув лоскуток трусов в сторону, и с той лишь разницей, что на нем была защита... Жестко, резко, беспощадно. В непривычно пошлой манере и позе. В испепеляющем гневе сжимая ягодицы и нападая на девичий рот в исступленных безостановочных поцелуях. Ненавистный самому себе в данном порыве слабости: охотно потворствующий сознанию забыться, а чувствам – выйти на первый план.

Чуждая ему агрессия берет верх над разумом, уступая новому главенствующему фактору поведения – импульсивности. Рома будто тщедушно позволяет слепящему помешательству править собой. Словно что-то внутри давно ждало такой возможности. Желало проявиться в гневе, сожрать спокойствие, дать выход глубоко спрятанному темному неистовству.

Он злится на неё, свирепствует, не понимая, как та Элиза, которую знал раньше, сейчас достигла уровня прожжённой стервы и научилась виртуозно манипулировать… И ведь даже удовольствия от процесса она не получает – уж ему ли не знать, только смотрит иногда по-новому спокойно и триумфально, обдавая завлекающей тьмой взгляда.

Когда безумие закончилось, девушка потянулась к платью, которое так и висело на ее плечах все это время, и подняла собачку замка, теперь уже в обратном порядке скрывая от его взора свое тело. Она больше ни разу не взглянула на него. Тряхнула головой, забрала сумку и повернулась к двери. Её миссия была выполнена.

Роме до зуда в кончиках пальцев хотелось схватить ее за руку, вернуть и всю встряхнуть до дикой боли, поинтересовавшись, довольна ли она происходящим?.. Получила, чего добивалась?..

Но эти мысли показались низкими и недостойными, от них вмиг сделалось невыносимо мерзко. Он лицемерно обвиняет в случившемся только её, словно сам не причастен к этому. А ведь минуту назад самозабвенно брал Элизу, как оголодавшее животное…

Разумовского ошеломляло собственное поведение. Мужчина разрывался в хаотичных размышлениях вплоть до жутких головных болей. Впадал в ярость, ненавидел себя. Искал ответы, пытался уловить какие-то нити. И когда ему показалось, что он близок к чему-то стоящему, что распутает гнилой клубок… она пришла снова.

И снова…

* * *

Это длилось большую часть лета. Знойного и неистового. Как сама Элиза, превратившая существование Ромы в сплошное безумие.

Она словно напитывалась им, а потом исчезала на несколько дней, давая время хотя бы немного прийти в себя. Разумовский несвойственным ему заторможенным умом всё силился вникнуть, что за игру с ним затеяли. Он знал, что не секс был её целью, и девушка солгала, назвав эту причину в ночь, когда началась их неправильная связь. Если бы ей действительно нужен были секс, Элиза могла бы получить его с любым… Рома как мужчина уже давно не единственный вариант для неё в этом плане. Она ведь имела не только постоянного партнера, но и неограниченность в «свободных отношениях» с ним.

Чего не скажешь о самом Разумовском, который чувствовал перманентную вину перед Леной. Он никогда никому из своих женщин не изменял. Пусть и не обещал каких-то серьезных шагов, но обеспечивал верность на весь период и всегда был честен. Сейчас уже почти два месяца ему невыносимо смотреть в её глаза и делать вид, что всё по-прежнему. Притом, что у них давно не было близости. Вот через этот момент Рома никак не мог переступить. Ссылаясь на загруженность, пытался как-то оправдать своё нежелание прикасаться к ней. Наверное, он какой-то не такой мужчина. У него не получалось быть одновременно с двумя и получать от этого удовольствие. Да и удовольствия как такового не было даже с Элизой.

Только злость. Управлявшая его действиями чистая злость. На неё. На себя. На эту чертову ситуацию.

Она появлялась, искусно подавляла волю к сопротивлению своей преступной красотой в тщательно подобранных нарядах и… поразительном порочно-невинном белье, и всё закручивалось по новой. Но не это было главным триггером, вынуждающим Разумовского идти на поводу порабощающих инстинктов.

Её глаза. Кровожадный блеск в их глубине. Вызов, горящий в них. Элиза приходила по его душу и словно получала наслаждение от эмоционального крушения мужчины. Умела подначить одним лишь взглядом. Научилась быть коварной обольстительницей. Самое странное и дикое – он позволял ей это. Из раза в раз. Себе ведь бессмысленно врать, правда? Рому затянуло. В крови плескался азарт, раздирало любопытство – а что она сделает в следующий раз?..

И валькирия удивляла. Ни одна локация не повторилась. Для него это было новым опытом – пробовать другие поверхности помимо удобной и предназначенной для секса кровати. Они набрасывались друг на друга в любой точке квартиры, кроме спальни. У Элизы были свои какие-то скрытые мотивы не посещать эту комнату. Зато она с большим энтузиазмом затаскивала его в тренажерный зал, гостиную, кухню, лоджию. А однажды ночью просто в наглую открыла входную дверь самостоятельно – та была не заперта – и неожиданно появилась в кабинете, где Рома корпел над проектом дома. Когда он вскинул голову и посмотрел на неё в упор, давая понять, что она близка к границам дозволенного, девушка красноречиво выгнула бровь и… резким движением выдернула шнур из разъема, вырубив рабочий компьютер намертво. А потом обошла стол, смела на пол бумаги и села на него, всем своим видом демонстрируя вычурную непокорность. Разумовский держался стойко. До тех пор, пока ему в колени не уперлись острые шпильки её туфель.

И снова какой-то провал в сознании, неконтролируемая потребность наказать за такую дерзость. Стереть выражение спесивости с лица. Растрясти, разорвать на кусочки, подчинить… Без ласк и прелюдий. Никто об этом даже не вспоминал. Без единого слова. Она молчала, он поддерживал это молчание. Пугающая неотвратимость повторялась вновь и вновь. Их замыкало друг на друге. Дьявольское наваждение, побуждающее к грязному зверскому совокуплению. Ярость в каждом действии. Саморазрушение.

Вместо себя Рома теперь видел примитивное животное. Это не он. Это – какой-то демонический облик. Результат того, что с ним творит запретная связь. Ломая десятилетиями выстроенные несгибаемые принципы.

Элиза сеяла хаос в его упорядоченной некогда жизни. Каждый её визит влек за собой основательный разгром. Разумовский после ухода девушки некоторое время сверлил опустевшее пространство перед собой стеклянным взглядом, улавливая витавший в воздухе аромат поражения.

Это – эмоциональный тупик. И мужчина теряется в нем.

Спокойствие, контроль, стойкость – качества, которые он причислял к своим достоинствам… их оттесняло более мощной энергией, которая воронкой крутилась внутри. Девушка методично уничтожала его самообладание одним своим появлением, выуживая на свет всё самое плохое и темное, что скрывалось где-то глубоко.

Она – его крах. Она – его бессилие. Она – его грех.

Вскоре ей стало мало и этого – визитов в квартиру. Видимо, захотелось опробовать все грани терпения мужчины.

В тот день у «Эстет Констракшн» была назначена очень важная и крупная сделка с европейской компанией на поставку оборудования для производства и обработки стройматериалов. Поскольку Коршунов расширял спектр деятельности своего детища, дочерним предприятиям было поручено заняться и этим вопросом. Отныне корпорация должна была не просто строить, а строить из собственных материалов, выступая стопроцентным гарантом качества.

Разумовский потратил месяц на изнурительную переписку, вычитку договоров, даже сумел выбить внушительную скидку. Делегация прилетела в Москву для закрепления результатов столь длительных переговоров.

И всё оказалось на волоске… из-за Элизы.

Рома был уверен, что такое никому больше в голову не пришло бы.

Когда двери конференц-зала открылись, пропуская гостей вперед, те застыли на пороге, с любопытством разглядывая разлегшуюся в центре стола голую девушку, всю обставленную роллами и суши.

Ниотаймори – японский способ поглощать еду с обнаженного женского тела, служащего тарелкой. И не сказать, что партнеры были недовольны. Мужская половина – очень даже. Но после всех потраченных усилий действие показалось дешевым и несерьезным. Стоявшая рядом Лена побледнела в ужасе, поскольку помещение готовила лично, и такого сюрприза в её арсенале не предусматривалось.

Разумовский поспешил успокоить девушку и урегулировал ситуацию, не дав иностранцам понять, что перфоманс незапланированный.

Но для себя решил, что не спустит Элизе эту выходку с рук.

Пора было урезонить разошедшуюся валькирию…

[1] Бог Тот (Теут) – бог мудрости, познания и равновесия в мифологии Египта.

Глава 13

«Чем безупречнее человек снаружи, Тем больше демонов у него внутри». З. Фрейд

О казусе со шведами не говорил только ленивый. Несколько дней это событие смаковали все сплетники здания. Муравейник был возмущен и заинтригован, ведь где это видано, чтобы серьезная организация устраивала такое непотребство для партнеров?

Надо отдать должное Разумовскому – даже если и догадался, кому принадлежит авторство шалости, не стал распространять эту информацию. Элиза понимала, что при желании можно было бы провести корпоративное расследование и сделать достоянием всех сотрудников имя «преступника», применить какие-нибудь штрафные меры как урок остальным. Но благородство Ромы не знает границ.

Само собой, показываться ему на глаза какое-то время девушка не собиралась. Дергать тигра за усы можно… только если бегаешь быстрее него.

Это не их случай.

Лето было сложным периодом не только по личным причинам, но и по рабочим. Иногда ей казалось, что она стала Золушкой – так много задач за день надлежало выполнить. Несколько раз в неделю вместе с другими юристами отдела Элиза бывала на различных заседаниях суда, где их компания выступала и в качестве ответчика, и в качестве истца. Искам не было конца и края. Стоило подготовить один, следом прилетало новое дело.

Вместе с тем её всегда ждала рутина: нужно было создавать заявки на всевозможные тендеры, следить за их процессом, чтобы быть уверенной в отсутствии незаконных решений, а также составлять и проверять договоры. И это еще без учета мелкой текучки, которой было в избытке.

Девушку расстраивало, что времени на бесплатную помощь нуждающимся у неё совсем не остается. Иногда приходилось жертвовать свободными вечерами, а то и сном, чтобы провести консультации или подготовить документы для подзащитных. Pro bono[1] для неё являлось неотъемлемой частью карьеры и благородной чертой любого юриста или иного профессионала, готового сделать что-то во благо другим.

Всё больше и больше Элиза приходила к мысли, что ей скучно в сфере строительства, это не тот профиль, на который она готова тратить свои силы. Но при этом понимала, что не может уйти из «Атлант Групп» – как минимум до защиты дипломной грядущей осенью.

Зато эта загруженность спасала её. Отвлекала от основной проблемы. Единственной и неповторимой. Хотя бы за данную возможность девушка была очень благодарна своей работе.

Как завелось в последние дни, Элиза спешила покинуть офис как можно быстрее, чтобы не попасться на глаза Роме. Но прямо на крыльце она наткнулась на неприятный сюрприз. Влад напряженно высматривал кого-то в покидающих здание людях, и когда взглядом наткнулся на неё, тут же помрачнел и пошел навстречу.

Вот так напасть – сбегала от одного Разумовского, а попала в лапы к другому. Ведь не чаи он пришел распивать с такой-то грозной миной…

Они синхронно отошли в сторону, и уставились друг на друга:

– Скажи мне, где она.

По его голосу становилось ясно, что он на грани и с большим трудом держит себя в руках. Девушка и рада бы помочь, но связана данным Лилит обещанием.

– Здравствуй, Влад. – Извини, мне не до любезностей… – мужчина не грубит, просто честен. – Несколько дней зря стучу в её дверь, там никого нет. Она уволилась, не могу нигде найти… – А почему ты о ней вспомнил? Да еще и спустя три месяца? – Элиза… Банально и тупо: я о ней и не забывал. Пожалуйста, прекрати увиливать. Просто скажи… – Я не могу, – она виновато пожимает плечами. – Черт, ну как ты не понимаешь?..

– Что-то не так? – оба поворачиваются на вопрос подошедшего Алекса.

Дашков пренебрежительно сканирует её собеседника и обращается к Элизе:

– Пойдем, довезу тебя в целостности и сохранности, а то ошиваются тут всякие…

Наверное, Владу как раз был нужен повод спустить пар. Никак иначе она не могла объяснить его поступок. Кулак мужчины пролетел перед ней так стремительно, что девушка и отреагировать не успела. Как и Лёша, который качнулся, получив мощный удар в лицо.

– Бл*ть, ну откуда вы, дикари, беретесь, а? – Дашков быстро пришел в себя и не стал затягивать с ответом, продолжив потасовку.

Вокруг них тут же образовалась небольшая толпа, через которую прорывалась моментально отреагировавшая охрана. Драчунов разняли, оттащив в разные углы. Естественно, Алекса тут же отпустили – его знали. Он отряхнул пиджак и выудил платок, который прижал к пострадавшему носу.

Элиза была так ошеломлена, что не могла подобрать слов. Хлопала ресницами, переводя взгляд с одного на другого.

Пока неожиданно на помощь брату не подоспел Рома. Влада вручили ему после заверений, что тот больше не станет буянить. Он отвел его к ближайшей скамье, а Лена с завидным рвением помчалась за водой.

– Одни проблемы от этих Разумовских, – пробурчал Алекс искаженным из-за закрытых ноздрей голосом, но в глазах светилось удивление от факта родства мужчин.

Судя по тому, что ткань уже насквозь пропиталась кровью, травма была серьезнее, чем казалось. И это беспокоило девушку, считающую, что тоже причастна к потасовке.

– Лёш, тебе нужно в травмпункт. – Пустяк, в этом нет необходимости, просто надо приложить холодное. У меня всегда так, какие-то неполадки с сосудами... – До моего дома ехать всего ничего. Я могу оказать первую медицинскую помощь, только дай мне пару минут? – Заметано, жду в машине.

Дашков скрылся за углом в направлении парковки.

Элиза вздохнула и твердо прошагала к Владу. Стоит сразу поставить точку в этой теме, чтобы он перестал думать, будто ей по душе его мучить.

– Оставьте нас, пожалуйста, наедине, – обратилась к остальным.

Рома даже не взглянул в ее сторону, почти сразу взял свою помощницу за локоть и повел за собой. На душе заскребли кошки от такого демонстративного игнора. И снова его руки на другой женщине... На этой женщине!..

Девушка на несколько секунд прикрыла веки в поисках успокоения. Потом резко раскрыла глаза и села рядом с зачинщиком. Который выглядел крайне удручающе.

– Послушай, мне больно видеть тебя в таком состоянии. Но не пытайся больше. Смирись. Как смирилась она. Лилит просила не сообщать тебе свое местоположение, и я не имею права делать ей наперекор. Ты же понимаешь?

Мужчина молчал, продолжая смотреть в одну точку и не обращая внимания на сочащуюся из губы кровь. Хотя и был снабжен салфетками и водой.

– Как же мы все любим усложнять себе жизнь, Господи, – Элиза потерла виски, не зная, какие подобрать слова, – ведь можно поговорить, выяснить по-хорошему. Нет, всегда идем тернистыми путями. И, может, дело как раз в неумении говорить? Даже когда присутствует необъятное желание. В обыкновенном неумении говорить. Проявить свои настоящие чувства и открыться, боясь стать еще более уязвимым. Правда?