Текст книги "Мой чужой король (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 23

… – Даг, у меня получилось! Я смогла! – что не вопят как дикарки дочки королей, но сдержать брызжущий во все стороны восторг не смогла на этот раз – видят боги, я и так постоянно себя сдерживала. Чтобы не ответить хамством на хамство, чтобы разбить о непоколебимость скалы смешки и нападки сестер и братьев, чтобы не отстаивать с кулаками то, что считала своим – мне же потом и доставалось наказание.

Но сегодня не могла не кричать – получилось ведь, впервые за все то время, что меня тренирует охранитель! Я попала из лука в мишень настолько далекую, что выстави меня на ярмарке против уважаемого воина – никто так не сделает, конечно, но можно же зажмурится и представить? – я бы показала результат не хуже, а то и лучше.

– Замечательно получилось, Эсме, – Даг был скуп на похвалу, но удовлетворенно дрогнувшие уголки губ сказали мне больше, чем льстивые слова. Вот уж в чьей честности и преданности не сомневалась никогда – в нем и в старой Нья. И как-то менее болезненно воспринималась с его появлением и увядание женщины, что меня выходила и воспитала… Как-будто мне наглядно показывали – вот он, естественный круговорот мира. Старые отходят на второй план, а потом плывут на своих горящих драккарах в подземные реки. И им на смену приходит новое. Или кто-то молодой, сильный – и это было немного лишь грустно, зато без отчаяния…

Воспоминания родили легкую улыбку на моем лице и желание еще раз убедиться, что все это не сон – мой охранитель снова со мной. И ведь никогда и не уходил. В самом деле, веру в то, что мой отец не только уважал меня и хотел использовать, но и хоть сколько нибудь любил, подпитывало одно единственное событие в моей жизни – появление Дага. Он был из дальнего племени воинов, что не имели своего дома, но отличались особым мастерством и получали больше серебра, чем любые другие наемники.

Сначала я и не поняла, почему мачеха столь обиделась, когда его назначили мне, а не дочерям её в охранители. Думала, что её попросту раздражает любой подарок мне или знак внимания. И только много позже оценила, насколько тщательно выбирал отец для меня того, кто станет на протяжении последующих восьми лет верным спутником и другом.

В четырнадцать я даже была влюблена в него… или же мне так показалось. Тогда повсюду цвели деревья, год обещал быть теплым, урожайным, никто нам не угрожал, никто не уходил в дальние походы. Люди в крепости расслабились и улыбались, пели гораздо чаще, чем было на моей памяти, на дальних холмах началось строительство домов для больших семей. Мирное, зажиточное время, когда свадьбы были чуть ли не каждый день. И пиры, и торговцы с самых разных краев, и сами мы ездили к соседям и даже на дальние ярмарки, где я бродила, открыв рот, глядя на необычные одежды прибывших и слушала незнакомый говор.

Моя кровь – самая обычная, женская, юная, не колдовсткая – кипела внутри меня, заставляла чаще смотреть на парней, что красовались непреднамеренно. На воинов, которые вели свои серьезные разговоры и выглядели такими притягательными. А в сладкой полудреме заставляла представлять и вовсе сокровенное – поцелуи, объятия, даже близость, которая для меня, как и для любого, рожденного в долинах, не имела секрета. Ну так, со стороны – как это происходило на самом деле я понимала тогда отдаленно.

Внутри пело и расцветало. А Даг, что постоянно был рядом и восхищал и своей сдержанностью, и спокойствие, не мог не стать источником и целью моего девичьего обожания.

Я ведь призналась ему тогда… Схватилась за него как-то в лесу, когда мы гуляли наедине – я гуляла, а он присматривал – и, зажмурившись, сообщила, что он лучший. И я, видят боги, хочу быть только с ним…

И много подобных глупостей.

Смущалась потому ужасно – наверное целый лунный цикл на него посмотреть не смела.

А тогда он нашел правильные слова. Чтобы и не обидеть меня в моей первой влюбленности, и помочь выпутаться из этой щекотливой ситуации, и не предать слово, данное королю.

Охранителю нечего делать рядом с дочкой короля, кроме как защищать. И не стал бы он через это переступать, но не только из понимания долга – позже я осознала, что Даг относился ко мне как к другу, сестре, где-то – дочери, хотя разница в возрасте у нас не столь уж большая была, жизненный семилетний цикл…

– Вы улыбаетесь, – тот, о ком я думала, неожиданно поравнял со мной лошадь. Тропа позволяла – мы ушли от искореженных веками опасностей и двигались теперь между Двумя безымянными, громадами возвышавшимися по обеим сторонам. И даже ветер стих – ненадолго, наверное.

До того нас Север бил по лицу почти каждое мгновение.

– Вспоминаю, какой я была… и ты, – снова улыбнулся.

Хмыкнул.

И по привычке бросил взгляды в стороны и назад, в поисках угрозы.

Прочие воины держались в отдалении – и держали нас в поле зрения. Но я будто отгородилась от нынешних и будущих проблем самим присутствием Дага. И получалось успешно, пусть даже кроме меня никто не был доволен.

Мой охранитель настаивал, чтобы я сделалась мягче и больше шла на уступки чужому… моему королю.

Эгиль-Ворон не раз, и не два смотрел на меня недовольно, как и его ближайшие ярлы, будто подозревали нас с другом в каком-то противоправном деянии.

Прочие и верно шептались и косились, обсуждая все то, что произошло позавчера – и мое падение, и надменные слова, и неожиданное появление Дага.

Но сейчас я позволяла себе быть немного беспечной… Мне очень нужна была передышка. Глоток воздуха перед тем, как снова уходить на дно.

Север близко.

Лошади под нами двигались мерно и спокойно. Нам обоим достались они от тех воинов, что должны были отвечать за мою безопасность – упустили ведь. И теперь плелись пешком рядом с обозами, что было не столько унизительно, сколько утомительно – путь до дома долгий и сотрут ведь ноги в кровь.

Разумное наказание… но моей кровожадной обиде хотелось большего.

Чтобы король искал, чтобы нашел, чтобы поверил.

Хотелось чтобы зубами за меня глотки врагам перегрызал…

Дрогнула от этой странной мысли.

Не будет он этого делать, несправедливый и подозрительный Ледяной король. Его корона слишком тяжела, но делить он её не хочет – и не станет относиться к своей кюне, пусть даже вынужденной, как к той, кого и верно следует поставить рядом. Ко мне он всегда будет относиться как к убийце и колдунье. И с большим удовольствием искать виновных совсем в другом деле – не ушли от его возмездия те, кто пропустил появление Дага в воинстве.

– А сейчас улыбка ехидной стала, – прокомментировал охранитель.

– А сейчас я вспомнила, как ты всех обманул, – хмыкнула.

Воспользовался суматохой после того боя у леса. Снял одежды с погибшего воина, замотался – да покрепче, и лицо – и продержался неопознанным столько времени, перебираясь от одной кучки к другой, скрываясь за якобы делами и лошадьми. На Перевале так и вовсе не до него были, все старались не умереть.

– И ведь просьбу мою не выполнил, – менее ехидным голос не стал, – Не отправился к отцу рассказать, как все было.

– Не волнуйтесь, кюна, летописи оценят.

Позволила себе рассмеяться тихонько, поймав еще несколько оценивающих взглядов в нашу сторону.

Жаждете обвинить меня в непотребном поведении?

Не выйдет.

Клятва охранителя, моя уверенность в Даге и его готовность к самопожертвованию связывали нас крепче прочих уз, даже любовных, и те, кто глупым не был, могли это понять. А до глупцов мне и дела не было.

Остановились мы тем вечером возле скалистых наслоений, что постепенно превращались в довольно угрожающий каменный гребень, тянущийся вплоть до одной из безымянных гор. Расположились, как и прежде, спиралью – место позволяло – только вот я уже не была одна. И помогал мне устроиться, костер разжигал Даг, а не те, кто делал это или с опаской или с неприязнью. И я второй раз за все это время, что прошло с момента моей продажи, заснула совершенно спокойно. Как в детстве. Зная, что мне нечего опасаться рядом…

Но именно Даг меня и разбудил, уже глубокой ночью, когда затихли почти все

– Эсме… – он говорил тихо и спокойно, и застучавшее в тревоге сердце тут же замедлилось, – Разведал неподалеку источник… уже все ярлы там побывали – пещера с теплой заводью. Видимо огненное дыхание Нижних там близко подходит, вода с виду как подогретая.

Искупаться?

Боги, я даже и не надеялась, что мне удасться облиться толком, пока мы не доберемся до жилья, и смутно представляла себе, сколько нам еще осталось – Север крепчал, и я уже надевала все, что только можно было, все, что мне выдали с собой, но все равно часто мерзла…

А сейчас мне предлагают искупаться и согреться?

В общем, я еще только додумывала, но уже выбиралась из под теплых шкур и осторожно шла, почти наощупь, за посмеивающимся от такого рвения Дагом. Небо было затянуто – ни луны, ни звезд, костры потухли. Мой охранитель явно выжидал, чтобы никто не догадался, что у кюны есть вполне себе человеческие желания и слабости, а может ждал, когда все ярлы и король намоются…

Немного кольнуло то, что меня не позвали, не рассказали сразу. Вот для любимой королевы они бы…

И снова заставила замолкнуть свой внутренний голос. У меня все лучше получалось… отгородиться и не слышать. Ни себя, ни Ворона.

Блаженство…

Даг предусмотрительно оставил возле темной глянцевой воды, и верно исходившей паром, факел.

Я в восхищении огляделась… что за чудо богов? Или они здесь сами отдыхают? Огромная пещера с несколькими углублениями, в которых булькала вода и самая глубокая, почти воронка – посередине.

И пройти-то сюда просто – лишь пришлось обогнуть холм и наваленные камни, а потом протиснуться в неприметную щель в скале. Просто, но… знать надо, куда идти, никто на картах это чудо не обозначал.

– Снаружи подожду, чтобы никто из припоздавших не потревожил, – сообщил Даг, но я только рукой махнула – взгляда от воды оторвать не могла.

И как только он скрылся, поспешно разделась – подбитый мехом плащ, головную накидку, теплый жилет и шаль, подштанники шерстяные и платье. Помедлила немного над нательной рубахой, но и её сняла, уже дрожа – несмотря на тепло воды, в пещере было не столь уж жарко.

И, обнаженная, опустилась в горячую купель.

Горло перехватило от восторга, кожу тут же начало покалывать сотней иголок, а голова закружилась от ощущения полного, невероятного тепла, проникающего в самые внутренности…

Блаженство.

Я откинулась на камень, жалея, что так и не научилась толком плавать, и не могу сейчас перебраться на другую сторону купели, скрытую во мраке, когда не уместный сейчас звук задетого камня заставил меня напрячься и сжаться.

Даже не оборачиваясь, я поняла, что он означает.

И не только потому, что единственный, кому Даг мог позволить зайти, был мой муж…

Нет, сначала нутро опалило чужим жаром и дрожью.

ГЛАВА 24

– Мой король… – говорю я хрипло вместо приветствия, одновременно разворачиваясь на каменном уступе и стараясь уйти под воду как можно глубже.

– Моя королева…

Моя фраза прозвучала настороженно.

Его – почти с вызовом.

И снова меня опаляет чем-то жарким, острым, душным.

Мучительным.

Он смотрит на меня неотрывно, как один умеет смотреть. Раскрывая. А я… я ведь знаю – не видно под водой, в темноте ничего. Да и толку прятаться, если он еще в ту ночь все рассмотрел.

Потрогал.

Но все равно ежусь в смущении и желании прикрыться. Не позволяю себе. Прикрываюсь словами:

– Решил проверить? – почти утверждаю. А что еще подумать, если он появился здесь сразу после того, как мы с Дагом ушли вместе?

Словно тень наплывает на тот огонь, что разгорается внутри меня. Не мой огонь – и не моя тень. Я почти с надеждой жду, что он начнет огрызаться, и мы повздорим привычно – но я хотя бы не буду испытывать этой странной неловкости.

Ворон открывает рот… и вдруг говорит примирительно:

– Я искал тебя в лагере, чтобы показать это место, когда ярлы ушли.

Даже не получается вскинуть презрительно брови, настолько я растерялась. И ведь не похоже на ложь… но в чем тогда правда? Мы ведь враги, и его желание – доставить мне мучения, отомстить и за покушение, и за долины, и за то, что я согласилась стать его женой…

Или нет?

Можно ли поверить в то, что человек, от которого я не видела доброго слова и мысли, который выстроил между собой и остальным миром сотни ледяных преград, мог… побеспокоиться о ком-то? Обо мне.

– Даг уже показал, – говорю глухо.

Кривится.

А потом начинает раздеваться.

Я же опускаю взгляд.

Бежать ведь некуда… разве что выскакивать голышом и под его присмотром натягивать на мокрое тело одежду. Глупо. И я… я вовсе не хочу выходить из этой богами данной обители. Я первая пришла!

Крупное мужское тело одним движением входит в воду рядом со мной. Инстинктивно отшатываюсь и соскальзываю с каменной ступени, на которой стою, но тут же вцепляюсь в край природной купели и приказываю себе расслабиться и не думать о том, кто плывет позади меня.

Какое-то время тишина нарушается лишь моих дыханием и размеренными всплесками.

– Почему не плаваешь? – Эгиль выныривает близко… слишком близко. Щеки опаляет жаром от этой близости, а пальцы на ногах инстинктивно поджимаются.

Но приходится поворачиваться к нему и смотреть как можно спокойнее, чтобы только не признал за мной мои же переживания.

– Не умею.

– В долинах много рек… – он не скрывает удивления.

– А на Севере их нет вовсе, – отвечаю быстро.

– Я много… где бывал.

– А я редко выбиралась из крепости и окрестностей.

Изнутри царапает какое-то чувство. Опять не мое.

Отголосок странного удовлетворения.

– Тебя прятали?

Теперь уже я удивляюсь.

– Вовсе нет. Но я дочь короля, а не воин или странница…

– Ты – колдунья.

И звучит это как-то… нет, не зло. Непонятно.

И его удовлетворение внутри меня сменяется другим. Чем-то вязким и сладким, сбивающим воздух между нами в густой туман. Меня раздирает от всех этих моих и не моих чувств. От непонимания, откуда они берутся – без моей воли, без прикосновений к источнику. Что это вообще значит? И могу ли я от этого спрятаться?

Или я не имею права бежать от этого дара – наказания, потому что именно так со мной и поквитались, что не к тому я применила собственное колдовство?

Говорят, боги расплакались от жалости, увидев первый раз людей. И эти слезы попали на человеческие тела и напитали их дополнительной силой, помогающей выжить в непростом мире.

Колдуны, целители, последователи появились именно тогда. Их боги – покровители были не только великими творцами, но и главными обманщиками, и приносили при помощи своих сил не больше добра, чем зла.

Колдунов почитали, но опасались – как тех, кто знает слишком много и кто может очень много. Даже уважение было основано на этом – опасно не уважать божественные силы. Но им никогда не доверяли. Восхищались, боялись, просили о помощи, помогали сами или гнали прочь, а то и уничтожали – по-разному относились. Но не доверяли до конца, также, как не доверяли богам – игры и тех, и других в понимании простых людей были слишком изощренными.

Я не могла сказать, что ощущала в себе божественные силы. Я просто чувствовала лучше, чем другие – кровь, болезнь, течение жизни и смерти внутри человека, страхи или злость, похоть, радость. Я будто лучше видела существование нашего мира, осязала и обоняла его на другом уровне и могла найти верные слова, чтобы повлиять. Меня учили обращаться с травами и наговорами, я умела передавать немного сил через прикосновения, знала, как успокоить ребенка с помощью особой колыбельной, могла даже осознанно вплести в свой голос силу и приказ и уговорить дикого зверя не трогать меня.

Но я не верила как в собственное всемогущество, так и в мощь тех, кому предрекали сравняться с богами – и я, и они оставались лишь людьми, окропленными божественными слезами.

И совсем не находила объяснения тому, почему я раздвоилась будто – и смотрю и на него, и на себя, и чувствую его так…

Дело ведь не в брачных клятвах. Будь подобное между всеми супругами, я бы об этом хотя бы краем уха слышала. И не в том, что я понемногу схожу с ума. Может, дело в том, что у Ледяного короля давно выморозило собственные чувства и теперь мне предназначено чувствовать за двоих?

Или дело в проклятии, которое сработало не так, как я рассчитывала?

Я снова совершенно теряюсь – в темноте, в пару, в его присутствии…

– Колдунья… – повторяет он хрипло, – Я ведь отказался от тебя – но что ты делаешь каждый раз такое, что я снова подхожу к тебе?

– И снова я «делаю», – морщусь, – Ты уже сообщал о моем притворстве и кознях. Но сам подумай, разве я настолько глупа, чтобы портить и без того дурные отношения? Или в это легче поверить?

– Как и тебе, если это связано со мной, – усмехается немного криво.

– Ты – лед! И многим принес смерть зазря, будто у твоей короны слишком мало острых зубцов!

– А ты – пламя, которое хотело меня сжечь, – и снова это не звучит зло. С интересом будто.

– Не я первая, не я единственная, – говорю запальчиво, забывая, где мы, насколько мы близко, – Ты бьешься со своими врагами, но не прекращаешь их уважать. А меня…

– Тебе нужно мое уважение? Той, что поступила вероломно под покровом ночи?

– Я защищала свой народ!

– Я тоже.

– Разве защитой можно назвать то, что ты постоянно ведешь их в бой? – всплескиваю руками сердито и все-таки теряю равновесие и снова слетаю со уступа, погружаясь в воду.

Он резко выбрасывает руку вперед и притягивает к себе.

Остро.

Горячо.

В унисон.

Я дышать забываю, а он… резко выдыхает, отталкивает почти и снова уплывает в темноту.

Решаю воспользоваться тем, что Эгиль-Ворон занят собственным отдыхом. Тру горячее от смущения лицо, промываю волосы и быстро выбираюсь на кажущийся теплым уже камень, где обтираюсь тканью, предусмотрительно прихваченной Дагом.

Я поспешно натягиваю свою одежду, не поворачиваясь лицом к купели – сгорю ведь от стыда, если смотрит – и ухожу не менее поспешно.

Не попрощавщись.

Странно, но произошедшее сейчас не оставило тягостных чувств как было прежде после наших разговоров. Будто, помывшись, мы смыли с себя еще и постоянное неудовольствие друг от друга.

Может прав был Даг? И мне стоит… проявлять больше мягкости? Делать шаги навстречу – если он также решит?

Я прошла мимо охранителя, а тот тенью двинулся за мной.

Говорить не хотелось. Хотелось заснуть и проснуться, не упустив этот странный росток удивления и надежды, что все может стать… как-то лучше.

Но на следующее утро Эгиль-Ворон снова наполнился тьмой. А я… я только пожала плечами.

ГЛАВА 25

Снег пошел неожиданно.

В долинах это была редкость – и то, достигая земли, вялые снежинки угасали, оставляя лишь грязные потеки. На моей памяти только однажды крепость занесло снегом, и я, как любой ребенок, была счастлива от возможности попробовать что-то новое.

Холодное и пушистое.

Но этот снег был другим.

Он укрывал эти земли уже давно, быть может с зарождения мира, и стал твердым, как камень, местами скользким, как стекло. Вот поверх этого и падали новые перья. Даже целые комки, налипавшие на мой плащ, шкуру, подбитые мехом сапожки – они в какое-то утро просто появились возле обоза, на котором я теперь спала, укрытая шкурами. И Даг посмотрел одобрительно и весело, но сообщил, что также спал и не видел никого.

А я, так и не обнаружив дарителя, натянула обновку с улыбкой.

Снег сделался совсем густым. Как бывали у нас дожди, что превращают окрестности в блеклое полотно. И, видимо из-за снега, мы свернули с широкой наезженной тропы в сторону. Как было объявлено – переночевать в одной из крепостей.

Крепости, принадлежащей Ледяному королю?

Я испытала беспокойство.

И прежде не могла не задумываться, как это будет, когда мы прибудем не просто в его владения, но в дом. Как себя поведет он со мной – как с пленницей, с отступницей и колдуньей, или же все-таки с хозяйкой? И другие – как будут себя вести?

Поначалу я полагала, что даже не стану прилагать усилий, чтобы взять хозяйство в свои руки. Пусть их всех. Недалекие, злые, вечно что-то обо мне подозревающие.

Поначалу я думала, что я – жена в насмешку. В назидание. Быть может даже заложница. Одно название, а не жена – и уж точно меня никто не будет делать хозяйкой, хорошо если не запрут в башне. И кюной мне не быть в полном смысле этого слова.

Но теперь… теперь мне казалось, что где-то я ошиблась. В положении ли, во времени, которое я в этом положении пробуду, может быть в глубине наказания… Я начала верить, что мне и верно есть смысл стараться. Пусть даже ради себя самой – и ради того чтобы занять достойное меня место.

Кюны имели право на почетное ложе на пиру, самое лучшее после своего мужа – то касалось и покоев где бы то ни было. У них могло быть собственное имущество и собственное мнение, которое можно высказывать во всеуслышание. Право участвовать в советах. Оставшись одни, они могли принимать самостоятельное решение, от кого обороняться, а кого привечать. Могли вести в бой, казнить и миловать. Оставшись вдовами, могли выбрать нового мужа – и более низкого статуса. И крепостью, замками управляли с охотой – ведали хоть хозяйственными, хоть денежными делами, хоть воинами. В долинах даже соперничество между кюнами шло, не меньшее, чем между королями – уж очень каждой хотелось показать свою сноровку и умение совладать с самыми даже сложными проблемами.

Но любое действие кюны предполагало веру в нее людей. И даже если не уважение – намерение подчиняться. Было ли это у меня, в особенности в условиях переменчивого отношения мужа? В особенности в условиях, когда я сама могла по несколько раз поменять свое мнение – и то решала, что не буду никому ничего доказывать и показывать, пусть сами живут.

То размышляла о возможном укладе в Сердце Ворона и о том, как я с ним справлюсь.

Мои переживания и размышления не давали соскучиться в снежной пелене. Что там, я и не заметила, как мы подобрались к совсем узкому тоннелю – причем большинство воинов осталось снаружи, а туда отправились только человек двадцать, из самых близких к королю. К таковым причислили и меня, и Дага.

А как вышли оттуда…

Первая увиденная на Севере крепость поразила меня в самое сердце, еще не заледеневшее на холодном ветру. Я привыкла к долинам. К тому, что дома у нас строятся возле плодородных полей и рощ, и их окружает частокол или крепкие каменные стены. Но Север был настолько суров, что самой сутью своей делал жилища неприступными.

Крепость была вырублена в скале и являлась её продолжением. Мощным, тяжеловесным, не столь уж большим – мой родной дом был в три, а то и четыре раза больше. Но точно уж более неприступным – так и казалось, что своих врагов она уничтожает самостоятельно, без участия крохотных людских фигурок.

И, что удивительно, она не была занесена снегом.

Я внимательно осмотрелась: крепость стояла ниже снежных пиков и была ими окружена не только в назидание врагам, но и от ужасающих вьюг.

– Переждем непогоду в Свободном доме, – со мной поравнялся Эгиль-Ворон. Я вздрогнула – снова успела отвыкнуть от него, потому что последовавшие за нашим совместным купанием дни он ни разу ко мне не обращался. Даже не смотрел – я чувствовала.

– Свободном? – удивилась. А потом хмыкнула, – И не думала, что на Севере кто-то из независимых остался.

– Ты полагаешь меня настолько всеядным? – уголки губ короля дернулись вверх.

Пошутил.

Или я пошутила первой?

Неловко пожала плечами, а Эгиль уже двинулся вперед, сказав что-то воинам.

– Вы на верном пути, – заявил Даг.

– Ох, оставь, – прикусила губу и тоже пришпорила лошадь.