Текст книги "Мой чужой король (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 4

Легко не было. Лишь поступь у меня была легкая, да намеки, когда я разговаривала с некотороми сопротивляющимися моим указаниям слугами и воинами.

И легко относилась к тому, что шепотки за спиной слышала, и рассуждения, надолго ли я здесь задержусь. Слишком чуждая этим местам. Ведь даже ярлы все сплошь северяне – может не с самых краев, кто-то и поближе к солнцу родился, но всех их объединяла родовая способность выживать в ограничениях льдом и любовь к белому.

И верность Ворону, который дал им возможностей больше по сравнению с любым из прежних королей.

Зато меня мучало множество вопросов.

Кто построил Сердце Ворона? Какой великий создатель? Ведь не было у меня ощущения, что даже сильный король мог осуществить столь грандиозный замысел. О чем говорил предводитель ледяного племени, и зачем на самом деле Ворон выбрал меня в жены? Что за темнота за этими с виду понятными действиями, пусть и неожиданными?

Никто ведь не ожидал. В замке мое появление было воспринято не просто с отрицанием, но с удивлением. Эгиль, как казалось, вовсе не был намерен жениться или оставлять потомство – даже ни об одном бастарде короля я за все это время не слышала, а в его возрасте таких должно быть уже немало.

Берегся.

Вот только от чего?

И от чего не предпринял разумный и понятный шаг, взяв в жену ту же Фрид, которая, как выяснилось была дочерью одного из дальних соседей, что едва ли не с детства жила здесь, воспитываемая женами ярло. А потом из воспитанницы стала просто наложницей – и не роптала ведь… Хотя что я об этом знаю? Вполне возможно, в девичьем сердце, как и в глазах окружающих, жили определенные мечты и ожидания.

Только они все были пресечены появлением рыжей колдуньи.

Впрочем, мне не впервой смешивать с таяющим льдом чьи-то планы. Потому я решила пока не уделять время тому, на что не смогла бы ответить с налету, а сосредоточиться на более насущных вопросах. Не вызнавала у короля о причинах, а лечила симптомы.

Нам всем предстояли два месяца в ледяном плену, когда даже самые отчаянные не решаются покинуть надежные стены – разве что ради того, чтобы вдохнуть колючий воздух – и потому стараются завершить все дела и ссоры прежде. Совсем не радостно остаться взаперти с тем, с кем ты кровно повздорил накануне. Или выяснить, что забыл что передать или получить из внешнего мира как раз тогда, когда вороны спрячутся в своих гнездах у самых замковых пиков.

Потому и коронацию отложили немного, я сама дала такое указание. Не сбиваться с ног, подготавливая роскошный пир и граня сверкающие камни, размер и цвет которых оставался пока для меня неизведанным. Отложила, и встретила полное понимание и одобрение со стороны тех, кто имел к тому отношение. Ворон тоже был доволен. И почему-то его довольство ощущалось особенно тепло. Хоть я все еще не чувствовала его… а может и не должна была?

Это также стало одним из поводов для размышлений, но как и прочие я решила его отложить. Пусть с каждым днем мне все чаще казалось, что то был лишь надуманный морок, рассеивающийся теперь под порывами северного ветра. Ну в самом деле, разве можно чуять другого человека словно запахи и звуки этого мира?

Сегодняшний ужин в совсем пустынном зале – на охоту отбыли почти все мужчины – также прошел в размышлениях. Разговаривать особо не с кем было, да и не о чем. Потому я продумывала различные новшества, прикидывала, что еще необходимо сделать до того, как замок перейдет на осадное положение и молча ела похлебку, которую поставили передо мной служанки.

С этими же мыслями я засыпала.

А проснулась резко, в ночи… совершенно не понимая, что именно меня разбудило.

Посторонний звук? Когда смерть бьется в запертые ставни, привыкаешь к разным звукам.

Скрип? Запах?

Несколько мгновений у меня заняло глубоко втянуть в себя окружающее пространство и понять, что проснулась я от внутреннего укола. Как будто среди общего тревожного пламени, что сопровождало меня всегда – а как по-другому в моем случае? – вдруг вырвался сноп от подкинутой сухой головешки.

Лучина, горевшая подле меня ночью, не освещала темные углы. Я накинула поверх сорочки плотное домашнее платье из добротной шерсти, мягкие сапожки, жилет, подбитый мехом, и перекинула огонь на небольшой ручной факел, с которым уже обошла и спальню, и прочие комнаты выделенных мне покоев, разгоняя тьму.

Прислушалась к ночи.

До рассвета было еще далеко, как и до того момента, как в замке все начнут просыпаться. Может кошмар приснился, а я не запомнила?

Качнула головой и решительно отворила дверь в темный коридор. Только в конце чадил факел – давно пора заменить, уж больно изогнут он казался и стар, вот и больше раздражал своим гудением и дымом, чем свет давал.

Я постучала в соседнюю дверь, где Даг спал, но ответа не получила… и толкнула её, уже понимая, что охранителя там нет. В этом не было ничего странного – у Дага были и свои потребности, и своя жизнь, и даже свои тайны, в которые он меня не посвящал – но которые во многом были связаны с тем, чтобы вызнать побольше ради помощи мне. У него также была полная уверенность, когда меня можно оставить одну, а когда – нет.

И потому меня не должно было вроде бы напрячь его отсутствие… но внутри зазвенела сталь, а на губах вдруг проявился сладко-железный вкус.

Я перехватила факел поудобнее, а во вторую руку нож взяла, который мне уже сделать успели – и он теперь стал для меня столь же частым спутником, как и охранитель.

Сердце гулко ударилось о грудную клетку и тут же застучало спокойно и размеренно, повинуясь мысленному приказу.

Выглянула снова в коридор и всмотрелась в темноту – всеми чувствами всмотрелась, вышептывая полог заклинания и пытаясь проявить то, что проявленным быть не может просто так. А затем шаг, другой, все убыстряясь, пошла вперед, ведомая инстинктами, в поисках охранителя…

Эти же инстинкты заставили меня замереть в какой-то момент. Застыть, что камень этих стен, и к ним прижаться. Меня обожгло горечью угрозы и опасности, и я едва всхлип подавила, настолько явственно поняла: проявлю себя – умру. Даже кричать и звать на помощь опасно – как и бежать.

Но ведь стены сквозь проходить я не умею…

Замираю, не дыша, чувствуя приближающиеся осторожные шаги как раз со стороны моих покоев, а дальше – все ускоряющиеся – и пусть это глупо, по-детски, но зажмуриваюсь, как будто от того, что никого не увижу, меня также сумеют потерять.

И в этот момент на меня наваливается мгла. Я даже вдыхаю её – беспросветную и плотную, темным крылом впечатывающую меня в древний камень… и оставляющую невидимой для теней, пришедших меня убить.

Те текут мимо – люди? нелюди? – я же выжидаю еще какое-то время и только когда завеса приподнимается снова и дает мне двигаться, потихоньку отодвигаюсь прочь и бесшумно, как я надеюсь, иду назад, в надежде спрятаться в своих же покоях.

Дагу я мертвой вряд ли помогу, да и моя спальня – не слишком надежное место, но это хотя бы шанс… а вот о том, что собственный дом стал опасен для кюны думать не буду. Это настолько нарушает равновесие и в мире богов, и в мире людей, что ударит по убийцам тяжелым молотом… только и мне к тому моменту будет все равно.

Я не успеваю.

Не так много фатов остается, когда меня настигает чужая пятерня и швыряет куда-то в сторону.

Теперь уже можно орать и визжать, ножом размахивать и факелом, попадая в чужую плоть и уши – да только все это мигом глушит какой-то проход, затхлый и мрачный, которого я и не предполагала возле собственного жилья.

По-видимому – тайный, но не для всех. Кто-то о нем знает. И этот кто-то тушит и факел и мои крики, выхватывает нож, а потом волочет в темноте – а может их двое? Или то гигантский многорукий паук? – сквозь паутину и неявный шум ворочающихся камней, тащит куда-то, несмотря на мое сопротивление, несмотря на то, что я очень… очень хочу жить.

И выталкивает через что-то узкое и холодное, выталкивает… наружу?

Я нутром осознаю, как-то сразу и всеобъемлюще, что я – на стене замка. На том приступке, что в нескольких местах опоясывает каменную махину.

Приступке шириной с мою ступню, с которого двинься – пропасть и смерть.

И ветер рвет жилы, пытаясь отодрать мои пальцы, вцепившиеся в трещины, оторвать мою щеку, примерзшую к стене…

Я кричу… но если кто меня и услышит глубокой ночью, снаружи, так это мои убийцы, что давно уже исчезли.

Я не могу ни нащупать ту дыру, из которой меня выпихнули, ни увидеть чего-то или кого-то. Глаза застилает пелена, тело коченеет в считанные мгновения, горло уже забито спазмом…

Хель, неужто именно такая смерть способна тебя развлечь?

– Кюна!

Мне это мерещится.

– Кю-ю-юна!

Меня зовут сверху. С какого верха? Там разве что кусок стены крепостной, но кто бы там прогуливался ночью кроме тех, что жаждет моей смерти?

– Дайте мне руку!

Чтобы победить гул в моих ушах и рев ветра нужно связки сорвать… и он это делает.

Я узнаю голос – ярл Клепп. Наверняка ему нужна моя рука, чтобы я за жизнь цепляться перестала…

– Поднимите руку! Я вытяну – обещаю!

Ярл Клепп? Тот, кто первый меня возненавидел, еще до того, как прочие прознали про мое существование?

Клепп, чей даже взгляд нес угрозу?

Ярл, который…

Сила большая, чем я сама, выталкивает наверх и руку, и пальцы, и их тут же хватают…

И верно тянут. Рывком, больно, ударяя мое уже почти безвольное тело об острое крошево, переваливая в спасительную каменную полость…

Я вцепляюсь в твердое тело ненавидящего меня мужчины и хрипло выстанываю свой ужас.

– Тише-тише, – тяжелая мужская рука прижимает к своей груди голову, – Все закончилось, кюна… Все закончилось.

ГЛАВА 5

Когда Ворон простирает свои крылья, в замке становится темно.

Я думала, что видела Эгиля-короля в ярости.

Когда Тьма мечется в его глазах и за его спиной во время боя. Когда его голос разит, как стальной меч. Когда его решения беспощадны, как и его сердце, а взгляд разбивает душу на множество осколков…

Но всё то – человеческие разборки. Ледяной король проявил себя полностью, прибыв в замок с охоты…

К тому времени я уже многое для себя уяснила – и даже успокоилась. Главное, что Даг не пострадал сильно, что сама выжила – а остальное я была готова узнавать с высоко поднятой головой.

Оказалось, что меня не оставили без охраны. Не моей личной и не той, что была приставлена ко мне на глазах у всех. Именно ярлу Клеппу было поручено присматривать за мной и окружающими. Тайно.

В наказание.

Не за то, что тот привел меня в качестве рабыни и подложил своему королю, а за то, что в дальнейшем позволил себе сомневаться в решениях Ворона. Позволил себе ненавидеть свою королеву. Но ярл… он был открыт и честен в своей ненависти и презрении. И потому после первого покушения ему приказали дышать одним воздухом со мной и моими возможными врагами. Может и не поверил мне король-Ворон сразу, не принял то, что не пытаюсь я поссорить его с окружением, что и правда подверглась нападению. Но он оказался выверен и дальновиден, этот король Севера. Не только в нападении, но и в намерении удержать свое – защитить, притворившись, что не собирается этого делать.

Что бы там кто ни думал, я была его королевой.

Ярл Клепп и отловил двоих напавших на меня, как только доставил в покои и убедился, что я в окружении верных его воинов и буду согрета. И нашел еще двоих сообщников.

Оказалось, что Дага выманили мнимым боем.

Устроили по соседству «тихую» разборку, на которую он не мог не отреагировать, и когда охранитель вышел, ослабленный снотворным в вечернем взваре, ударили его по голове, связали и уволокли прочь, чтобы не помешал им. Но крепкая голова у Дага оказалась. И я «слишком» рано проснулась и вышла из своих покоев – они не успели сбросить охранителя в пропасть.

Оказалось, что никто даже не планировал принять полагающуюся за мою смерть казнь. Моей смерти и не было бы.

Мы просто «уехали» бы с охранителем прочь, воспользовавшись отсутствием короля. И записку подсунули бы Ворону правильную, и злые слова нашли бы. Якобы от колдуньи. Ни единый из жителей замка не видел и не чувствовал того потепления, что топило льды между мужем и женой. И убийцы были уверены, что поверить в мое бегство по надуманным причинам будет легко. Даже Ворону.

Может потому, что были уверены – он захочет поверить.

Оказалось, что и убивать можно, желая добра… своему королю.

– Она же колдунья… – хрипит, натягивая веревку на шее, молодой ярл, – Она же уничтожить вас хотела и не отступится… пока не сделает мертвым. Отродье Асвальдсона, идущее своим путем… даже если не умертвить плоть – то дух и разум, спаивая и заговаривая, ослабляя и отвлекая вас хочет… Не та она, кто вам нужен, не та, кто сделал вас великим. И потому мы приговорили её ради вашей же жизни…

И вот тогда я узнала, что есть король в ярости.

Я ведь рядом находилась, в этой страшной комнате без окон, пропитанной многими смертями предателей и воров.

Мне не доставляло удовольствие наблюдать за мучениями других людей – пусть даже моих убийц возможных. Но я первая хотела знать о причинах, побудивших их к этому шагу. Дважды – ведь именно этот ярл тогда пытался спихнуть меня в пропасть.

Верность своему королю… которая хуже предательства.

И я первая же сделала шаг назад, когда увидела, как заостряется нос и натягивается на скелет кожа на щеках у Ворона, как страшно белеют всегда темные глаза, как умирает под его ногами камень, крошась от неизвестно откуда взявшегося в трещинах льда, как теряет воздух ярл, к которому даже не прикасались…

И голос, тихий, но давящий плитами голос…

– Она – моя королева. Плоть моя, которую я признал клятвами. Ты не на нее напал – на меня. Не её пытался убить – меня. Ты не свою королеву предал, а своего короля. Я привел её под защиту этих стен и поклялся быть с ней, и я единственный, кто может принимать решение о наших жизнях… или смертях. Выше этого только боги, а ты, похоже, возомнил себя равным богам. Знаешь, что бывает с такими? Их никогда не пригласят на посмертный пир… И ты со своими подражателями его не заслужил. И будешь убит не моей рукой.

Непонятная, страшная сила отпустила уже посиневшего ярла, и Ворона тоже отпустило будто… Да только несчастно взвыли все, кто был причастен к покушениям.

Оказалось, что даже у провинившихся на Севере была возможность пировать с богами после смерти – потому как смерть эту они от меча своего короля принимали. Но Ворон отказал им и в этом. И четверо заговорщиков были казнены во внутреннем дворе замка руками мясников. Среди всех воинов, которые в презрении повернулись к ним спиной.

И оказалось… что я могу быть милосердна. И мое милосердие будет принято тем, кто не мог бы себе его позволить. Потому-то вместо пятерых голов по засыпанному снегом двору покатилось только четыре.

Ни один из убийц не признал под пытками, что их к чему-то принудила Фрид. И сама девица, резко постаревшая за те дни, что провела в клетке, не признала – несмотря на зелья и каленое железо. И я верила ей… чувствовала, что ненависть её не привела бы к таким последствиям.

– Она виновна, – сказал Ворон накануне казней.

– В том, что привыкла считать себя твоей?

– В том, что эта привычка стала одной из причин, по которой предатели решили действовать, – мужчина давил взглядом. Наедине… это воспринималось очень остро. Но я не отступала, потому что чувствовала – так будет правильно. Угодно не только богам, но и моей собственной сути. А он продолжал, – В том, что я предложил ей уехать – сразу, как появился в замке – а она не воспользовалась возможностью. В том, что надеялась на что-то.

– За это не казнят.

– У тебя слишком человеческое сердце, моя королева, – его взгляд не то что теплеет, но становится будто бы светлее.

– Я не хочу называться хозяйкой только потому, что уничтожила предыдущую. Не хочу начинать со смертей, мой король.

– А разве не с этого мы начали… наше знакомство? – вздергивает бровь, напоминая про нашу первую ночь.

– Ты имеешь в виду то, когда пришел в долины убивать её жителей? – не поддаюсь.

Хмыкнул.

– Что ты предлагаешь?

– Пусть боги решат её судьбу.

У благополучного исхода её судьбы почти не было шансов… но даже если один – на тысячи фатов вокруг – все правильней, чем рубить её голову.

Фрид уезжала, укутанная в мех, после казни. Одна, на испуганно подрагивающей лошади и с минимальной провизией. Добраться по такой погоде, когда уже и звери спрятались, и люди, до более южных поселений было почти невозможно… но тут и правда решали боги.

А я… я лишь пропела – прошептала ей вслед:

В душе твоей дурного зерна не сеяла

И ты не смей назад оборачиваться.

С Богами рассчитаешься сама.

А если задумаешь дурное – будешь взята дланью владыки боя…

И вот странно, но хоть девица была далеко, дернулась, как я сказала последнее слово. А потом сжала поводья, опустила голову и скрылась в темноте хода, соединяющего внутренний двор с внешним сквозь всю каменную стену.

Я же накинула капюшон и спрятала замёрзшие руки под меховую накидку.

– Интересная песнь…

– Полагаю, и ты таких немало знаешь, – сказала осторожно, поворачивая к нему лицо, – Разве можно разубедить меня, что ты колдун?

Всмотрелся.

А потом заявил с внезапной улыбкой:

– Знаешь кого на Севере называют колдунами, считая, что кипящая кровь у мужчин проявится лишь в одном случае?

– Кого? – удивилась.

– Тех, кто женился на колдунье.

Он нашел мою руку среди меховых отворотов и повел в замок.

ГЛАВА 6

Вот владык потомок

Королей убивших

Не исчислить подвигов

Эгиля в многих битвах

Мы клянемся, ворон,

Щедрый – мы не знаем

Кто б с тобой сравнился…

Только Королева…

– …и Север… – уверенный продолжал длинную речь ярл Клепп, в благодарность за мое спасение ставший гласом сегодня.

– Север… – повторило множество людей, собравшихся в зале. Моих людей.

– … и каждый его житель…

– И все мы…

– … принимают новую кюну. И корона её…

– Символ власти и величия…

– …знаменует новую жизнь…

– И её преемственность…

– …как Королевы Льдов.

Прочищаю незаметно горло и говорю уверенно:

– Принимаю волю Севера и короля… как проявление высшего уважения к себе

Ворон сам водружает мне на голову тяжеленную корону.

Я успеваю её рассмотреть внимательно прежде – все это время она лежит у меня перед глазами на его щите, поблескивая натертыми боками и синевой огромных сапфиров, которые превращают обычное украшение в повод для зависти или убийства.

Столь яркая, что превращает черный круг в Ослепляющий и гладкий как зеркало щит, который выковал однажды младший из богов в своей кузнице, чтобы и в самом деле отражать нападение противника.

Я тоже в синем тонком платье – цвета теней на снегу. И немного дрожу – и от холода, и от внутренней дрожи…

Не потому, что я не заслужила.

Не потому, что я не знаю, как действовать дальше.

А потому, что моя жизнь восходит новой луной.

Та, что была дочерью короля и колдуньи – и боролась за право считаться достойным продолжением и одного, и другой. Та, что была воином, и готовилась отдать свою жизнь за спасение прочих. Та, что успела побывать рабыней, нежеланной женой, преследуемой жертвой, неуверенной в своем будущем…

Становилась королевой, способной праздновать жизнь и преображать мир вокруг. Не сразу. Не быстро. Мне понадобится огромное терпение и сила, чтобы стать частью этой природы, но именно сейчас мне подумалось, что я в самом деле этого хочу. Не из вынужденных обстоятельств.

Стать частью, чтобы стать, наконец, целостной. И принять на себя подобающую роль рядом с мужчиной, который обрел абсолютную власть в виде ответственности за людей и процветания его… моей земли.

Эгиль накидывает на меня тяжелый меховой плащь и ведет за руку к центральному столу, почти прогибающемуся под тяжестью дорогих блюд и выложенной на них еды.

На стол пока не смотрю…

Ледяной король поднимает первый кубок за свою королеву, а потом спрашивает чуть насмешливо:

– Моя корона интересует тебя будто больше, чем еда и поздравления.

– Вдруг это первый и последний случай, когда я её увижу? – не остаюсь внакладе.

Плечи его вздрагивают от смеха:

– И то верно. Спрашивай, моя королева. Я вижу такой пламень любопытства в твоих глазах, что даже твои огненные волосы меркнут по сравнению с ним.

– Это правда… что в кристаллах заключены сердца твоих врагов? – смотрю на него пытливо.

И снова усмехается.

– Так вот о чем говорят в долинах? Неужто в такие глупости можно поверить?

– Мы не глупцы! – злюсь немного.

– Ты – нет, – он смотрит как-то… по доброму даже. Но тут же мрачнеет, в одно мгновение, как может только Ворон – будто воронья тень простирается над освещенной солнцем землей, – Каждый кристалл – напоминание о тех, кто стал моими врагами.

– В прошлом или будущем? – не могу не спросить.

– Я же говорю… ты не глупа, – уходит он от ответа, и я, чувствуя, что и верно иду по тонкому льду, чуть меняю направление.

– Ты потому не взял короны побежденных?

В долинах редко создавали знаки королевской крови. Если кто побеждал другую крепость и землю, и обнаруживал там поистине драгоценный обруч, так с удовольствием носил и передавал по наследству. Как и добротный шлем убитого храброго воина. Тем удивительней мне было то, что для меня создавали мою собственную корону.

– До Сумерек богов и портки убитого короля было не зазорно натянуть, – скривился Ворон, – Но я решил, что мне нужно что-то большее, чем очередная корона раздора. Нам…

От этого «нам» теплеет внутри сильнее, чем от южного вина, что достали по особому случаю. Я чуть смущенно пригубляю немного и отворачиваюсь, наконец, к еде.

Стряпухи расстарались, и, что особенно мне радостно, приготовили многое в соответствии с моими советами.

Здесь была и ячменная каша, подслащенная репой и медом. И хлеб из пшеницы и ржи – зерна навезли много, памятуя о длительной зиме, и я неоднократно проверяла, как оно будет храниться, должным ли образом и была уверена теперь – нам всем хватит и зерна, и производимой из него муки на каши, похлебки, лепешки.

‍

Стояли и блюда из дикого и домашнего мяса – столь любимые замковыми целиком зажаренные туши, от которых надо было куски отрывать руками, и более нежная отварная птица с травами, которая была уже мне по нраву.

Были и тушеные овощи, и столь редкие на Севере сливы и сушеные яблоки, чеснок, который здесь разваривали до состояния мягкости и ели так, вприкуску, отчего дух в не проветриваемых залах стоял порой невыносимый.

Были и речные рыбы, моллюски, и яйца диких птиц – их могли есть сырыми – а еще тонкие сушеные полоски мяса и жир китов, выбрасывавшихся на берег на островах восточнее.

Ну и хмеля и вина без удержу.

Шум от чавкания, поздравлений, смеха и рыков удовольствия стоял невообразимый, заставляя чувствовать себя хорошей хозяйкой.

В который раз я порадовалась, что, несмотря на все перипетии и сложности, несмотря на унизительные и опасные ситуации, я приняла все-таки решение отказаться от образа затворницы или, в противоположность, подавляющей и удушающей кюны, а пошла путем, который был мне самой близок. И была вознаграждена и благодарными взглядами, и интересом, который, наконец, позволили себе проявить ярлы и их жены.

На мне больше не был надет шлем невидимости Тарнхельма. Они видели меня. И признали… пусть по статусу, а не по рождению, но признали. И большего мне не надо: кюна – это всегда женщина, признанная мужским миром.

Хотя… точно ли не надо?

Я посмотрела на Ворона и не стала отворачиваться, когда он повернулся ко мне, почувствовав мой пристальный взгляд.

Слегка насупился, недоумевая, но затем его напряженный лоб расслабился, а и без того темная радужка стала совсем черной.

Я облизала пересохшие губы, не став подавлять хриплый вздох.

Мне было необходимо еще одно признание… то, которое женщина получает от своего мужчины. И хоть я больше не чувствовала Эгиля как самое себя, я смогла и без того распознать, как загустела его кровь и напряглись жилы.

Он тоже распознал,

– Наша спальня готова, мой король, – сказала так тихо, что ему пришлось прочесть по губам.

Дрогнул.

– Мы не будем задерживаться, моя королева.