Текст книги "Мой чужой король (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 17

Странно, но ничто не мешает мне наслаждаться едой.

Ни откровенная ненависть некоторых воинов из свиты Ворона, ни жалость в глазах некоторых женщин Сварры.

Ни понимание, что ночь только начинается, ни мой неказистый наряд, который на фоне даже платьев служанок смотрелся тряпками.

Ни молчаливое обещание моего мужа, что каждый последующий день нашей совместной жизни будет мукой.

Я слишком рада, что жива.

Мое тело пульсирует собственной жизнью – поет восторженную песнь Фрейе, глотает вкуснейший воздух, насыщается лучшими кусочками и редким южным вином, которое достали по такому случаю из погреба ярла.

Я и не знала, насколько цеплялась за существование в мире людей, пока меня не попытались отсюда выгнать… И именно это примиряло меня с мужчиной, сидящим рядом. Пусть по своим собственным причинам, но он не казнил. Хотя каждый знает: наказание за покушение на короля – смерть.

За смерть короля тоже… но тогда это уже не наказание.

Почти награда.

Я бросаю короткий взгляд на него и снова утыкаюсь в свою тарелку. Его жесты не лишены аккуратности и даже величавости, как будто большую часть времени он проводит на пиру богов, а его наряд, не в пример моему, из дорогой ткани.

Без короны.

И правда не взял с собой?

На мне её тоже нет… короновать меня он сможет только в Сердце Ворона – если я доеду до замка. И если замок признает меня своей хозяйкой.

И чего об этом снова думаю? Пустое все. Есть только этот вечер, только настоящее – и мое тело поет от восторга.

Темнота становится всё гуще, голоса – громче, а шутки – грубее. Я знаю, что за этим последует… и страшусь этого, и не страшусь одновременно. У нас уже была первая ночь. Не сказать, что она доставила мне удовольствие, но и не принесла столько боли, сколько я ожидала…

… по рассказам, по слухам о том, что делает Ворон со своими рабынями.

Перед глазами все еще стояли картинки, как его воины устраиваются на земле, посреди лагеря, между безвольными ногами взятых с собой шлюх…

Тихонько вздыхаю.

– Пора проводить мужа и жену! – говорит кто-то громко, и все подхватывают.

Да, почти каждый из присутствующих знает, что произошло накануне. Кто мы такие – и какими обязательствами связаны. Но так уж повелось в этих краях: наша жизнь состоит из ритуалов, подобно костру, который горит за счет дров. И как бы ни было плохо, страшно или странно, мы выполняем их.

День за днем.

Жертвоприношение богам.

Клятвы.

Свадебный пир.

Консумация брака.

Интересно, на Севере так же? Или лед сковал не только их сердца, но и заморозил традиции?

Множество факелов вспыхивают в едином порыве, и становится так светло, что больно глазам.

Еще один ритуал.

Нас проводят, освещая как можно ярче – символ наших честных намерений взойти на брачное ложе, в противопоставление тайным любовникам, которые встречаются только в темноте.

Смешно… хотя, нет, не очень.

Мы поднимаемся по витой каменной лестнице рука об руку, а улыбчивые и совсем молоденькие девчонки, хихикая, распахивают дверь в комнаты самого ярла. Однажды и я из любопытства оказалась в их роли – готовила одну из лучших спален для знатных жениха и невесты. Чистые перины, выскобленные полы, свежие простыни и даже засушенные полевые цветы для запаха…

Здесь все это есть, даже больше. Я не привыкла к таким покоям – даже у моего отца одна комната, а здесь целых две. Сначала небольшая, где стоят вырезанные в гиганских корнях кресла, сундуки… наверное, это очень удобно, принимать в ней посланников.

А дальше – еще одна дверь, в которую я заглядываю. Там обнаруживается освещенная лучинами спальня, в которой есть не только огромная кровать, очаг и столик со всякой снедью, но и исходящая паром деревянная лохань.

Я сглатываю, когда вижу её – так хочется опуститься в горячую воду, что у меня темнеет в глазах. Смыть бы всё мое вчера, всё мое сегодня… и завтра.

Но прежде…

Поворачиваюсь на звук закрывшейся двери.

Эгиль-Ворон, не отрывая от меня темного взгляда, сбрасывает с плеч свой черный плащ и остается в черной накидке поверх тонкой незнакомого фасона рубахи – вырез на ней не круглый, а треугольный, и какие-то завязки на рукавах.

Я бы заинтересовалась – мне многое было любопытно – но не сегодня.

Не с ним.

Снимает накидку, сапоги…

Кажется, он настолько устал, что даже ненавидеть не имеет сил. И это первый раз, когда я чувствую между нами что-то общее.

Мне недолго раздеваться, потому не тороплюсь. Прислонилась к косяку и смотрю на него бездумно… Хотя какие-то мысли все таки есть.

Как это будет?

Снова рыча, по животному, как… совсем недавно? Или он будет продолжать изображать каменного истукана, что стоят в предверии города богов, даже когда ляжет на меня?

– Не надоело?

– Что? – я моргнула.

– Смотреть. Разве недостаточно насмотрелась прошлой ночью?

Неловко пожала плечами. Мне даже сказать было нечего… а что уж делать, так я точно не знала.

Сопротивляться глупо, снова пытаться убить его – опасно, да и бесчестно, раз уж я дала свои клятвы. И плакать не о чем, всё произошло… как и надеятья, что меня ждет что-то прекрасное.

– Если и сказать нечего – прячься тогда в спальне, да закрой дверь и не мешай мне отдыхать одному. Завтра мы выезжаем на Север.

Мои глаза расширились от изумления.

– З-закрыть дверь? Но я думала…

Нет, он не истукан.

Эти несколько шагов, когда он впечатывается голыми пятками в каменный пол, этот взбешенный взгляд, кривящийся в ненависти рот могут принадлежать только тому, чьи эмоции режут мечом.

– Думала, что я снова возьму тебя, моя королева? Теперь уже не как рабыню? – прозвучало, почему-то отвратительно, – Каждый на этой земле знает, что ты отдалась мне еще вчера, так что даже не надейся на мою милость – я не испытываю ни малейшего желания ложиться с тобой в постель.

Меня топит одновременно в облегчении и ярости.

Милость? Ублюдок…

Но что будет, если не консумировать брак? Разве боги не отвернутся от нас? Или все это уже не важно? Они уже отвернулись… от меня?

– Ты станешь хозяйкой моего замка, как я и обещал, и уведешь моих людей прочь от этих земель, но никогда тебе не стать хозяйкой моего сердца…

– У тебя его нет! – шиплю.

– Или моего тела… меньше всего я хочу видеть рядом с собой ледышку, которая в состоянии разве что раздвинуть ноги и открыть рот.

Неожиданно эта характеристика бьет в самое нутро.

В юности я не раз слышала разговоры об особых плотских умениях, которыми то ли хвастались, то ли стеснялись их, да и сама, порой, в своих стыдных мечтах представляла, что мой избранник будет нежен и обучит ласкам, но чтобы так…

– Ставить женщине в упрек, что она сохранила невинность и честь до первой ночи с мужем? – я не думала, что смогу ненавидеть и презирать его еще больше, но и это оказалось возможно.

– И что? – Ворон кривится в усмешке, – Действительно сохранила?

Хочу вцепиться ему в лицо. Располосовать бледные щеки, выцарапать мерзкие глаза.

Но еще больше хочу показать, что мне плевать на его ужимки. И на его ненависть.

– Пусть тебе приснится обитель богов, мой король, – говорю обманчиво мягким голосом, делаю два шага назад и захлопываю перед ним дверь.

Никакой постели?

Никаких отношений за границами общей ненависти?

Прекрасно.

Не знаю зачем это ему, но зато у меня будет возможность отказаться от брака через год, если муж так и не ляжет со мной в одну постель.

Больше не медля, я содрала с себя ненавистные тряпки и бросила из в очаг. А сама едва сдержала стон удовольствия, погружаясь с головой во все еще горячую воду и запрещая себя и дальше размышлять о Вороне и его решении.

Тело поет от восторга.

А остальное… на остальное будет завтра.

ГЛАВА 18

У Эгиля-Ворона не было родового имени.

Его отец отказался признать его еще до рождения, а имя «Эгиль» он получил потому, что двух дней от роду перехватил лезвие, что занес над ним убийца. Так гласит легенда, которых вокруг моего… мужа было не мало.

Мы уже третий день в пути.

Физически начало путешествия не доставляло мне дискомфорта. Лошадь резвая, но спокойная, дождь прекратился, а наступающие холода уже не пугали – ярл Сварры и его жена позаботились о добротной и красивой одежде для меня, обуви и плаще подбитом мягким мехом. Король Севера поморщился раздраженно, когда увидел меня поутру после первой брачной ночи в полном облачении, соответствующим моему прошлому и настоящему положению – неужто рассчитывал, что весь путь я проделаю в рванье? – да еще и с сундучками, но мне и дела не было до его недовольства.

Что до остального…Остальное было ожидаемо.

Ледяная вежливость окружающих, старающихся не смотреть мне в глаза, чтобы я не заметила в них презрения или ненависти – они там были, чувствовала, но веками вбитые устои не позволяли высказать что-то кюне до тех пор, пока король не даст на это разрешение – и молчаливое игнорирование со стороны грозы Севера.

Мне было и просто, и сложно с таким отношением.

Я ведь понимала открытое противостояние. Схватку, бой, угрозу и борьбу за собственные земли. Или хотя бы неприязнь и постоянные уколы, как со стороны моей мачехи. Но я терялась, когда чувствовала злость и отвращение, растекающиеся по незримой границе вокруг меня, границе, которую никто не переступал… только стояли все на ней и смотрели на меня, представляя, что сделали бы, если бы им это позволили.

Я была не их, не с ними.

Несостоявшаяся убийца, что могла лишить жизни того, кого они уважали до божественного трепета.

Колдунья, любое действие которой расценивалось как угроза.

Нежеланная для всех королева – предательница уже по рождению и по роду…

И если бы мне не подавали еду из общего котла, я бы точно предположила, что кто-то может туда и плюнуть, если не хуже. А так – всегда общий очаг, вокруг которого мы устраивались на ночь, не раскидывая шатров и не сворачивая к городкам. Еда, что готовилась для короля, королевы и ярлов. Общее молчание, всегда возникавшее как только я присоединялась.

Одиночество среди людей.

Пустота внутри, которая пока ничем не могла быть заполнена…

Я и правда чувствовала себя опустошенной всеми предыдущими событиями. Так долго сначала шла к признанию собственным отцом, затем – более коротким путем – к возможной победе над угрозой.

А сейчас? Куда мне идти? К тому, чтобы стать самой нелюбимой кюной Севера?

И даже это можно было принять, если дать мне немного времени, чтобы собраться с мыслями, привыкнуть и восстановить вокруг себя крепостную стену, почти разрушенную тем, что случилось.

И у меня получалось бы лучше, если бы вода, залившаяся в трещины, не превращалась в лед и не крошила казалось бы твердый камень.

Что за связь нам подарили боги? Или я придумала её? Или же… те, кто дал обеты, пусть и ненавидя саму в них необходимость, всегда связаны вот так… незримой нитью?

Меня порой сводил с ума стук его сердца, который я чувствовала, как свой.

Темные, вороньи сны, которых у меня не было никогда.

Боль в боку, которая не могла принадлежать мне.

И не с кем посоветоваться, не у кого спросить… хотя бы даже потому, что король Севера и любой из его окружения с радостью объявил бы меня сумасшедшей. Чем не повод снова запереть в клетку?

Я и правда чувствовала себя порой сумасшедшей.

Вдох, взмах, трепет… Почему я чувствую тебя, Эгиль-Ворон? И когда прервет свой полет черная птица, в которую ты, верно, превращаешься по ночам? Иначе откуда бы я видела столь странные сны…

– При-ибыли… – кричит кто-то в начале вереницы, и мы заводим лошадей на довольно обширную пустошь.

Здесь не все войско.

Две сотни по приказу Ворона бросилась вперед еще когда мы пили на свадебном пиру. Расчищать путь по необходимости – в дальновидности ему не откажешь, на части уже завоеванных земель кто-то начал роптать, а сюрпризов ледяной король не терпел.

Большинство остались далеко позади нас.

Для устрашения остались, для соблюдения договоренностей, для того, чтобы сжечь своих мертвых. Да и не были они столь подвижны, как ярлы и их приближенные воины. Стада домашних животных и обозы с провизией на долгую зиму, с награбленным добром, с купленными и полученными в качестве дани шкурами и оружием, с рабами и ранеными пойдут следом, медленно, и доберутся, вероятно, когда уже даже долины покроет снег. И все это требовало охраны и тщательного слежения.

Нас же было около сотни.

И постепенно я начала каждого узнавать в лица, а некоторых уже и по именам, и по характерам. И с каждым таким узнаванием, с каждым днем понимала – сложно мне их ненавидеть. Истинные дети своих богов и Севера, сковавшие сердца льдом, они были были жестоки, но храбры, беспощадны, но верны друг другу. И действовали в едином порыве, как в любви к своему господину, так и в ненависти к своей госпоже.

Сложно ненавидеть тех, кого ты начинал чувствовать.

Впрочем… звание их госпожи мне еще завоевать надо было. Чтобы не по обету, а по нутру. Вот только надо ли мне это? Я не планировала подобного стечения обстоятельств… только если хочу стать полноправной королевой Севера, придется принять на себя и другие обязательства. Делить постель со своим врагом и рожать ему детей.

Станет ли это моим и их спасением? Не уверена. Уж лучше продержаться год и попытаться уехать прочь. Даже при мысли о постели с Вороном горло сдавливало спазмом невнятной злости. Я все еще помнила его слова. «Никогда тебе не стать хозяйкой моего сердца и моего тела…» И даром не нужен он мне! И ему не стать моим хозяином.

Лагерь стал спиралью.

В центре – большой костер и ярлы, мое место там же было. Дальше – лошади, поклажа, цепочка защитников. И дальний виток из сопровождающих воинов и совсем небольших очагов.

Я едва сдержала стон, когда слезла с лошади.

За этот месяц я провела верхом больше, чем за всю предыдущую жизнь, и вкупе с бессонными ночами, когда я вслушивалась в темноту, боясь и заснуть, и не проснуться, это дало свой плачевный результат.

Тело болело и покрылось синяками, а усталость порой накрывала с головой. Но я терпела и не показывала никому. Нельзя показать слабость своему врагу – тот обязательно воспользуется.

Я аккуратно присела на брошеную на сырую землю шкуру и ненадолго прикрыла глаза, стараясь не провалиться тут же в сон. Сначала – поесть.

Может эта ночь пройдет спокойно? И отголоски замораживающих чувств чужого не моего короля не будут покрывать мурашками спину?

Но я ошиблась… Спокойной ночи нам не досталось.

Потому как стоило расположиться на ночлег и замереть в предвкушении булькающего в котелках варева, раздался громкий вопль, известный каждому воину:

– В щиты!

ГЛАВА 19

Я видела схватки… но я никогда не оказывалась внутри боевых жерновов.

Когда тебя не толкают за спину и не стоишь ты в стороне, это в тебя летятстрелы из мрака – почти наугад находящие живые цели. Когда лязг орудий так близок, что отдается в ушах, а сам ты оскальзываешься на чужой плоти.

Меня защищали… но не слишком увлеченно.

Густые сумерки покрыли пока только лес, и давали возможности нападающим увидеть каждое наше действие – тогда как мы почти ничего не могли рассмотреть в тенях. Но это длилось не долго. Нет, не воронье прозрело – все больше и больше воинов выбегали из леса и вгрызались в самую гущу, разя ножами и топорами направо и налево, прорываясь в самый центр лагеря.

Там где была я – но не за мной. Растерянной в своей беспомощности – у меня-то не было ни оружия, ни щита. И я могла лишь надеяться, что меня прикроют и за меня отомстят…

Ну да, за чуждую им королеву – что за надежды?

Меня толкнули в плечо, крикнули что-то, но я и сама поняла – пригнулась. Спряталась сначала за одну спину, потом за другую. Кто-то упал, окрашенный красным, пронеслась лошадь, вторая – боги, как их потом искать? – и рядом уже сцепились в схватке двое – чужой и… новый чужой. Все происходило так быстро, так громко, что страха не было – только суетливое непонимание, что мне делать. Ведь у меня и вовсе не было никаких обязанностей и стратегии в бою, я кюна… но я ни Хель не знала, как поступают кюны в таких случаях.

А вот как поступлю я?

Меня снова спрятали за щиты, прорычав что-то на ухо, но я больше не медлила – выхватила из ослабевших пальцев рухнувшего рядом со мной мужчины нож, разрезала перевязь, удерживающую его лук и стрелы и, стараясь не сильно распрямляться, выпустила свою первую смерть.

И следом – еще одну.

Целилась быстро, но тщательно. Не раздумывая, когда спускать тетиву, но не рискуя, если не была уверена, что стрела попадет именно в противника. Да, мне не нравились те, кто окружал меня, но я добровольно отдалась Северу и сейчас защищала не столько воронье или себя, сколько наш с Ледяным королем уговор.

И вдруг увидела его так близко и так… удачно для выстрела, что на мгновение потеряла устойчивость.

Облизала пересохшие губы.

Какой соблазн… закончить то, что не смогло проклятье. Быть может он и был слишком быстр, слишком хорошо защищен, что никто не мог оставить его лежать мертвым на поле боя, но ведь… он никогда и не получал удара со стороны своих.

В спину…

Охнула.

Фрейя, прости! Прости за то, что у меня появились эти жуткие мысли…

Со стороны – краткая лишь заминка, и вот я уже чуть смещаю стрелу и бью не по Ворону, а по его врагу.

Внутри меня за это время проносится целая жизнь.

Нет, не могу… пусть и враг, но не смогу напасть сзади. Пусть и нежеланный муж, но не стану нарушать клятву.

Я опускаю лук, пригибаюсь, снова уходя в укрытие… и вздрагиваю, поймав ненавидящий взгляд ярла Клеппа. Понял что-то? Глупости. Сейчас каждый борется за свою жизнь.

Не знаю, как долго продолжается бой. Стало совсем темно – хорошо хоть ночь выдалась ясная, и яркие звезды отражались в воинственном блеске глаз. Но для меня это было слишком долго. И грязно. И как-то в один момент завершилось – просто не осталось ни одного из противников.

Зато осталось много раненых и вопросов, зачем вообще это было сделано? Как-будто целью было лишь дать пощечину, но не свалить с ног – и в самом деле, нападать силами вполовину меньшими, чем лучшие воины Севера?

Что это? Дань какой-то глупой традиции или…

– Месть.

Я резко обернулась.

Имени этого ярла я не знала, да и говорил он не мне, а будто сам с собой.

Месть…

Когда нельзя переложить ответственность за наказание тех, кто тебя оскорбил и погубил твой род, на богов или кого-то более могущественно.

Кто были те воины? Жители одной из взятых крепостей? Видимо те, кто не смог оставить зло безличным и, движимые чувством долга, сделали кровную месть смыслом остатка своей жизни.

Рассчетливо.

Для многих это было важно, мстить не в состоянии ярости, а полностью осознавая то, что они делают.

Осмотрелась, вздохнула и отправилась туда, где обычно стояли мои сундуки.

Телега с поклажей была перевернута, но я легко нашла и травы, и полоски ткани для перевязки, и несколько давно приготовленных мазей – все то, что проделало вместе со мной путь от отчего дома и что должно быть у каждой жены воина. Подхватила свою поклажу и пошла туда, где уже разожгли костры и расположили раненных.

Вокруг них хлопотал тот, кого я давно определила целителем, а с ним – две ширококостные девицы, сопровождавшие наш отряд для готовки и помощи, несколько воинов. Только меня вот не ждали. Замерли в движении, когда увидели, застыли, будто это я родилась во льдах, а не они. И могла теперь замораживать взглядом.

Я тоже замерла ненадолго, но потом присела возле ближайшего мужчины, у которого была сильно порезана нога, взялась за чистое полотно…

– Кюна, не стоит… пачкать руки о простую кровь, – меня остановил даже не неприязненный голос целителя, а страх в глазах лежащего на своих же доспехах воина.

Руки, уже поднятые в намерении вылечить опустились сами, а на плечи будто лег тяжелый груз.

Я обвела взглядом присутствующих… похоже, те кто в сознании, предпочтут сдохнуть, но не быть тронутыми мной.

Чернокнижница. Предательница.

Медленно поднялась и, не глядя ни на кого, отошла прочь. И только когда спряталась за сваленными щитами и тряпьем, позволила слезам вскипеть у меня под веками.

Я ведь всю жизнь помогала. Исцеляла. И даже сейчас пошла на помощь не думая, не размышляя, кому именно я буду помогать. По привычке пошла – и уж точно не думала, что встречу отпор и брезгливое отторжение. Боги, неужто в стремлении защитить свой дом и род я с вашей точки зрения совершила настолько ужасный проступок?

И отчего недоверие этих людей так больно резануло по моим чувствам?

Пусть их…

Я выбралась из укрытия и вернулась к своим вещам. Сложила так же аккуратно, а затем присела рядом, чтобы не мешаться – снова у всех в лагере было полно дел, лишь у меня…

Пусть их.

Закрыла глаза.

Возьми свое племя, Один. Отважных и дерзких, Один

Иди на север, Один, К свободе, к свободе…

Иди на север, Один, К свободе…