Текст книги "Операция "Волчье сердце" (СИ)"
Автор книги: Дарья Снежная
Соавторы: Любовь Ремезова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Под конец размеренная речь господина Корвина стала немного частить, выдавая глубокое волнение чиновника. Сейчас, пристально глядя на него, Вольфгер видел, что на лбу блестят бисеринки пота, а пальцы сцепленных на столешнице в замок рук слегка подрагивают. Впрочем, учитывая ситуацию, Корвин держался просто превосходно.
– Кто мог знать о том, что вы передали артефакт госпоже Ревенбрандт? – это был последний на данный момент и наиболее важный вопрос. Во всех подробностях исчезновения медальона из особняка вервольф будет копаться уже в самом особняке.
– Двое, – Корвин назвал чины и фамилии, и вервольф едва сдержал глубокий тяжелый вздох – эти двое сидели высоко и далеко. В столице. – Мы обсуждали дело с помощью артефакта связи.
– Разве они действуют на подобные расстояния? – позволил себе удивление капитан.
– Есть такие, которые действуют, – коротко, но емко отозвался чиновник.
Капитан бросил взгляд на старшего эксперта, и та едва заметно качнула головой – да, есть.
– Хорошо, – кивнул Вольфгер. – Я смогу получить возможность побеседовать с этими благородными господами?
– Вам назначат время.
– Господин Корвин, подумайте хорошенько. Не кто знал, а кто мог знать о передаче артефакта. Кто мог вас услышать, увидеть? Кто вез вас в дом госпожи Ревенбрандт, кто видел, как вы из него выходили? Кому вы обмолвились, что видели ее буквально на днях в добром здравии?
– Меня никто не слышал. Помещение, из которого я вел переговоры, прекрасно защищено от прослушивания. Я не ездил к ней, мы пересеклись на ужине у Вардстонов, куда были оба приглашены по счастливому совпадению. И я уверен, что никто не видел, как я передал ей артефакт. За весь вечер мы едва обменялись парой слов.
– А ваша жена?
– Моя жена?
– Она знала о том, что находится у вас на хранении и кому вы передали эту вещь?
– Естественно, нет.
Вольфгер позволил себе несколько недоверчивый взгляд, и Корвин раздраженно пояснил:
– Я не обсуждаю с женой рабочие вопросы, капитан, и уж тем более не посвящаю ее в государственные тайны.
– Но у нее имелся доступ к сейфу, который пытались вскрыть.
– Да, – чиновник раздраженно дернул плечом. – Но не к потайной ячейке. О ней знал только я, и я один.
– И мастер, изготовивший сейф, – подсказал Вольфгер.
– И мастер, изготовивший сейф, – повторил Корвин, еще больше теряя терпение. – Вы предполагаете, что Максимилиан Шантей дал наводку преступникам?!
– Нет, я пытаюсь дать вам понять, что иногда мы не придаем значения важным деталям. Поэтому пусть не прямо сейчас, но, пожалуйста, прокрутите в памяти внимательно все дни последней недели и все разговоры, все ваши действия, которые касались артефакта. Возможно, вы что-то упускаете в уверенности и в желании быть уверенным, что все держали под контролем.
Напряженные плечи Корвина чуть расслабились.
– Я вас понял. Если я вспомню о чем-либо, что может иметь значение, я вам сообщу.
– Последний вопрос, – чиновник снова напрягся, сосредотачиваясь, и Вольфгер почему-то с трудом сдержал улыбку. – Как, собственно, выглядит то, что мы разыскиваем?
Корвин сморгнул, мастер Алмия рядом, от которой за все время допроса не было слышно ни звука, шумно выдохнула, явно спрятав усмешку.
– Медальон в форме объемного сердца, – с облегчением произнес Николас Корвин и добавил, – стилизованного. Весь покрыт алмазами. Но они огранены по специальной артефакторной, а не ювелирной технике и выглядят невзрачно, как бижутерия. В круглом навершии желтый топаз. Цепочка несъемная в виде бусин, серебро.
– Исчерпывающе, – кивнул Вольфгер и поднялся. – Не смею больше вас задерживать, господин Корвин.
Чиновник тоже поднялся.
– Одна только просьба, капитан. Я хочу, чтобы вы держали меня в курсе расследования и предпринимаемых шагов. Потому что мне необходимо отчитываться о них наверх. Там должны знать, что расследование ведется должным образом.
В этот момент Вольфгер впервые вместо раздражения ощутил некое душевное родство с высокопоставленной персоной. Как бы высоко она ни была поставлена, есть кто-то выше. Кто точно так же чихвостит надменного Николаса Корвина, как господин Валлоу лидийского капитана стражи.
– Как вам будет угодно, – произнес он. – Всего доброго. Мастер Алмия?
Он бросил взгляд на продолжавшую сидеть в кресле блондинку, и та поднялась с грацией ленивой кошки, которую согнали с нагретого солнцем камня.
– Все будет хорошо, Николас, – бросила она, поворачиваясь к выходу вслед за вервольфом. – Капитан Лейт обязательно во всем разберется. У него на такие дела нюх.
При этом она так выделила интонацией слово «нюх», что Вольфгеру с новой силой захотелось свернуть ей шею. А еще мелькнула недостойная мысль в следующий раз «забыть» принять микстуру и позволить соседке насладиться душевным пением – в волчьем понимании этого слова. А то еще и родичей позвать. Помладше да понесдержанней. Вон, племянники, два дуболома осьмнадцати лет от роду, давно хотели город Мастеров повидать…
Мечты о мести оказались, пожалуй, ненамного хуже мести как таковой, потому что, выходя в коридор управления, капитан с трудом удержал сурово-сосредоточенную мину.
Мастер Алмия, не подозревающая о том, что на кону сейчас стоит ее спокойный сон, быстро догнала его и, пристроившись возле правого локтя, спросила:
– Куда мы едем?
Вольфгер сомневался, что мастер действительно не догадывается – скорее это был просто один из вариантов начать разговор, а потому спокойно ответил:
– В особняк госпожи Ревенбрандт.
Одновременно с этим он отдал распоряжение в переговорный амулет, и оперативная команда шестого отделения лидийской стражи выдвинулась туда же.
– Скажите, мастер Алмия, – вервольф чуть повернулся, чтобы посмотреть на собеседницу и неожиданную «напарницу». – А откуда вы знаете об этом артефакте?
Алмия фыркнула.
– Странно, что вы о нем не знаете. Лучший сыщик управления!
– И все же? – Вервольф с достоинством проигнорировал выпад.
– Вы меня подозреваете? – подозрительно уточнила мастер.
– Презумпция невиновности работает в суде, – пожал плечами волк. – В следствии все идет наоборот – виноваты могут быть все, пока не доказано обратное.
Алмия тряхнула головой (бесовская стрижка!) и пожала плечами.
– Даже не скажу. Где-то слышала. Вероятно, по работе. Любая тайна перестает быть тайной, если о ней знает больше двоих человек. Но я не знаю о нем ничего конкретного, кроме наименования частей и предназначения. Я даже понятия не имела, что одна из частей хранится в Лидии. Вернее, конечно, можно было это предположить. Но чтобы быть уверенной… Что, не похоже на алиби? – мастер неожиданно улыбнулась, и Вольфгер даже сморгнул, настолько эта улыбка – не ухмылка, не усмешка – оказалась внезапной.
– Рано судить, – коротко бросил он и отвернулся.
А спустя мгновение – некрасивый чиркающий звук, нарушивший гармонию каблучной дроби, короткий вскрик и чисто сработавший рефлекс – аромат женских духов ударил в ноздри особенно сильно, они даже раздулись сами собой, впитывая, помимо него, еще запах чистой кожи, и лавандового мыла, и легких ноток кофе.
И расширившиеся от легкого неподконтрольного испуга жемчужные глаза – куда ближе, чем обычно, куда ближе, чем следует. И тонкие пальцы, непроизвольно вцепившиеся в шерсть свитера. И талия, обхваченная широкой лапищей. И на ней сегодня нет даже пиджачка, только сорочка под тонким шелком блузки.
Она сглотнула – дернулась шея. И разомкнула губы:
– Спасибо, капитан.
Вольфгер опомнился, ослабил хватку. И мастер Алмия выпрямилась и отвела взгляд.
Лейт посмотрел на лестницу под ногами.
– Ступеньки щербатые. Будьте осторожнее.
После чего, помедлив мгновение, отвел локоть в приглашающем жесте. Элисавифа Алмия, помедлив мгновение, его приняла.
– Вы же не будете против, если я воспользуюсь вашей каретой, капитан?
– Моя карета к вашим услугам, госпожа эксперт.
– Добрый день, господа, Эва, – поприветствовал пришедших мужчина, спустившийся по лестнице. За ним по пятам следовал дворецкий, впустивший следственную группу, даже значки управления показывать не пришлось, хватило присутствия Алмии. – Мы вас заждались.
Выглядел он хмурым, но не испуганным.
Да и на раздавленного горем походил мало.
– Прими мои соболезнования, Кевин. Мне жаль, что приходится беспокоить вас в такой момент, но такова жесткая необходимость, – буднично, с точно отмеренной долей сожаления, твердости и легкой прохлады произнесла мастер Алмия.
И капитан, посчитав обмен любезностями завершенным, деловито уточнил:
– Где тело?
Эксперт, стоящий за его спиной с неразлучным рабочим саквояжем, заинтересованно прислушался.
Кевин Ревенбрандт (конечно же, Ревенбрандт, кто еще мог сейчас распоряжаться в особняке покойной?) едва ощутимо поморщился. Для человека это выражение, мелькнувшее на лице собеседника на долю секунды, было бы неуловимо – слишком быстро взял себя в руки сын славного семейства, но вервольф считать успел.
И подавить понимающую ухмылку – тоже. Для лощеного типчика, встретившего следственную группу в холле особняка покойной Аморелии Ревенбрандт, все происходящее было лишь досадной оплошностью, неприятной мелочью – могущей, к сожалению, поставить пятно на славное родовое имя, а оттого отнестись к ней следовало со всей серьезностью.
Но не более.
– К сожалению, тела здесь нет, – ответ блондина застал капитана врасплох.
То есть как – нет?
Смерть настигла усопшую только вчера, и в любом случае, даже если отсутствовала бы необходимость во вскрытии, человеческие традиции требовали, чтобы в течение двух суток, как минимум, к усопшей могли явиться попрощаться все, кто дорожил ею при жизни и скорбит о ее кончине (или все, кто ее при жизни терпеть не мог, но желает соблюсти приличия). Не могли же они ее уже похоронить?!
– В свете последних событий было решено переместить тело тетушки для прощанья в зал ритуальной конторы «Ротвуд и сыновья», – как ни в чем не бывало продолжил блондин. – Чтобы избежать… – он замялся, – непопулярных мероприятий на глазах у посторонних, а также лишних слухов.
Вольфгеру захотелось побиться головой о стену.
К сожалению, это не воссоздало бы место преступления в нетронутом виде.
Мысленно испросив у Стерегущего Луну и Пожравшего Следы немного кротости (которой у них отродясь не водилось), капитан Лейт взял себя в руки.
– Адрес, – отрывисто уточнил он, стараясь говорить короткими, максимально простыми предложениями, чтобы вместе со словами наружу случайно не вырвалось его честное отношение ко всему происходящему.
У ритуального бюро «Ротвуд и сыновья» было несколько залов для прощания с усопшими, и Ревенбрандты – кто бы сомневался! – оплатили самый дорогой из них.
Получив вожделенный адрес, двое подчиненных понятливо исчезли с глаз злющего, как волк, капитана – пока не загрыз кого-нибудь.
Остальная следственная группа, такой возможности не имевшая, проводила счастливчиков завистливыми взглядами.
Мастер Алмия если и злорадствовала от трудностей, вставших на пути у недруга, то виду не подавала. Старалась смотреть в сторону и не пересекаться с вервольфом взглядами – отчего подозрения оного лишь усиливались.
– Где обнаружили тело? Сопроводить.
Дворецкий, повинуясь кивку блондина, величаво стронулся с места и поплыл вверх по лестнице – а за ним охотно припустила оставшаяся часть следственной группы, хорошо знавшая капитана.
Вольфгер мысленно вздохнул и велел себе успокоиться.
Подумаешь, переместили тело до прибытия экспертов следственной группы. В первый раз, что ли? Его и так уже с момента преступления кто только не двигал – омывали, переоблачали, переносили в комнату, выбранную для прощания…
Если преступник и оставил какие-то следы – то их уже все равно благополучно затерли, затоптали и замыли.
Собственно, именно поэтому он и промолчал.
Когда он обратился к блондину вновь, голос звучал почти нормально.
– Где мы можем поговорить?
– Со мной? – снизошел до удивления Кевин Ревенбрандт. – Помилуйте, меня в тот день даже в особняке не было, о чем вы собрались со мной говорить?
– Такова процедура, Кевин, – мягкий голос мастера Алмии прозвучал как нельзя кстати. – Будут опрашивать всех причастных.
– Хорошо. Идемте, – отозвался блондин, помолчав, и начал подниматься по лестнице.
Этого обмена репликами капитану хватило, чтобы унять вспыхнувшее снова раздражение.
Кабинет, в который привел их Кевин Ревенбрандт, был откровенно женским – просторный, светлый, в бежево-лилово-белых тонах, но тем не менее, был явно кабинетом. Широкий стол с писчим набором и изящной пустой подставкой для книг, высокие – в потолок – шкафы, заполненные книгами и папками. Второй стол, поменьше, сбоку от первого – для помощника? Заставлен разнообразной мелочевкой, но не хаотично, всё явно на своем месте. Пара диванов. Третий стол – чайный – стоит в углу, и, кажется, он передвижной.
Кевин Ревенбрандт, кажется, поймал взгляд, брошенный капитаном именно на этот третий стол, потому что слегка свысока поинтересовался:
– Приказать подать чай?
– Нет, благодарю, – рассеяно отозвался капитан, которому до мнения этого господинчика не было никакого дела.
– Да, это будет весьма кстати, – светски отозвалась Алмия.
Своего кучера (вместе с каретой – что логично) госпожа эксперт отправила в родное управление за инструментами, пояснив, что никакому курьеру их попросту не отдадут.
Собственно, этим и объяснялось желание добираться к месту преступления в казенном экипаже управления стражи, жестком и неудобном.
Что ж, ни капитан, ни экипаж от этого не пострадали – а капитан так даже и употребил время с пользой, приперев коллегу к стенке (образно) и заполучив список всего, что ей удалось вспомнить о злосчастной пропаже (буквально).
Госпожа эксперт недолго терпела такое вопиющее бесчинство и в ответ выторговала себе разрешение присутствовать при допросах, пока её инструменты не доставят. Для чего ей это было нужно – осталось загадкой, как и в случае с поездкой по лавкам разной степени сомнительности. Но капитан здраво рассудил, что в тот раз не помешала – глядишь, и в этот раз обойдется. И разрешил.
К тому же, запретить всё равно вряд ли бы удалось.
И теперь Алмия с удобством устроилась на одном из двух диванчиков и с видом безмятежным и естественным требовала чаю. В доме, где недавно произошло преступление. С полного, между прочим, попустительства капитана!
Нет, госпожа Алмия на капитанской памяти это не в первый раз проделывала – но там хоть потерпевшая была, а не один из возможных подозреваемых!
Капитан поставил себе еще одну зарубочку на память – разъяснить мастеру правила поведения во время следствия, по крайней мере, в его, Вольфгера, присутствии. Хотя тут, конечно, большой вопрос, кто кого отравит…
...но, опять же, не в его, Вольфгера, присутствии!
Возможный подозреваемый тем временем обошел стол хозяйки кабинета и нажал на что-то на его полированной панели. А потом – вот это уже было интересно – не сел за хозяйский стол, на стратегически наиболее выгодное место, а вернулся и устроился на диване, рядом с мастером.
Задавать вопросов капитан не стал, но Ревенбрандт и сам пояснил, слегка смущаясь и обращаясь больше к Алмии:
– Не могу там сидеть. Тетка меня в детстве столько за уши драла, что просто не могу сесть на ее место...
И в этот момент он стал почти симпатичен.
Вольфгер Лейт сам себе не мог бы объяснить, чем ему неприятен этот тип – но неприязнь к нему испытывал. Легкую, но отчетливую – хотя, вроде бы, и не с чего.
Высокий, сухощавого телосложения, блондин, кожа светлая, глаза голубые. Гладко выбрит, волосы уложены. Не лишен привлекательности, по крайней мере, с женской точки зрения – наверняка. Держится спокойно и уверенно. Сложившейся ситуацией недоволен, но как мог бы быть недоволен любой член семьи, которому доверили раздражающую, но необходимую миссию.
Одет дорого, но не кричаще, из украшений присутствуют два перстня, запонки и зажим для галстука. Руки ухожены, ногти подпилены и отполированы. Если и мастер – то либо в сфере, не требующей работы руками, либо чисто номинально, в поддержку семейных традиций.
– Это кабинет госпожи Аморелии? – уточнил очевидное капитан, и Ревенбрандт опомнился, а на лицо его вернулось сдержанно-надменное выражение – мол, чей же еще это может быть кабинет?
Вольфгер хмыкнул и занял меньший из двух рабочих столов, мимоходом уточнив, кто здесь работал.
– Это стол тетушкиного управляющего, он ждет вас внизу, вместе с прочим персоналом.
Капитан кивнул.
– Кем вы приходились покойной?
– Племянником.
– Почему встречать следственную группу и вести дела со стражей оставили именно вас? Вы были как-то особенно близки с покойной тетушкой?
– Нет, – отозвался допрашиваемый, и ни один мускул не дрогнул на его лице, так что совершенно непонятно было, как он относится к вопросам. – Остался я потому, что я самый дальний из близких родственников. На семейном совете решили, что так будет приличнее. Сыновьям и внукам более пристало провожать тетушку и принимать соболезнования.
Вольфгер понимающе кивнул – конечно, разобраться с причинами смерти почтенной госпожи Ревенбрандт куда менее важное дело, нежели соблюсти приличия.
В этот момент в дверь деликатно постучали, и горничная внесла поднос с чайными принадлежностями. Тот самый лакей, что встречал следственную группу у дверей, ловко переместил столик из угла, и бледная девушка молчаливой тенью принялась расставлять приборы.
На три персоны – отметил капитан и хмыкнул.
Ну, что ж, они с Алмией квиты. В «Короне» кобольд проигнорировал желание госпожи старшего эксперта, здесь, в этом особняке, проигнорировали капитана...
Допрос шел своим чередом и, в целом, вряд ли мог принести что-то ценное, помимо общих сведений о состоянии дел в доме и принятых здесь порядках.
Госпожа Аморелия Ревенбрандт управляла особняком и состоянием (как собственным, так и унаследованной от мужа частью) самостоятельно. Управляющий и экономка были именно помощниками, выполняющими распоряжения хозяйки, но Кевин Ревенбрандт отметил, что со слов тетушки, помощниками они были толковыми.
На момент смерти госпожи Ревенбрандт управляющего в особняке не было – он находился в городе, в своем доме. А вот экономка и камеристка присутствовали. Помимо них в доме также были в тот момент две горничные, кухарка и дворецкий. Штат прислуги для такого особняка маловат, но госпожа Ревенбрандт к старости сделалась мизантропичной и излишней толпы в своем доме не жаловала. Ныне же всех, кто состоял у нее на службе, Ревенбрандты предусмотрительно собрали в особняке, и все они терпеливо ожидали своей очереди.
Несмотря на необъяснимую неприязнь Вольфгера, особых подозрений Кевин Ревенбрандт не вызывал. Он был в курсе дел тетушки, но ровно настолько, насколько мог бы быть в курсе любой родственник. Он часто бывал в гостях и честно признал, пожав плечами, что рассчитывал на упоминание в завещании – но это не преступление, и мало кто сможет его за подобное осудить.
Он спокойно перечислил по именам всех служащих тетушки – управляющего, экономку, личного врача – но не вспомнил имен низшей прислуги.
Об артефакте, переданном на хранение госпоже Аморелии, ничего не знал – по крайней мере, не подал вида. На описание артефакта, озвученное капитаном, лишь пожал плечами – нет, мол, на глаза не попадался.
Последний вопрос капитан задавал исключительно «для порядка», следуя протоколу:
– Где вы были вчера с полудня до четырех?
О точном времени смерти, конечно, пока судить рано, особенно когда причины неизвестны. Но пока патологоанатомы не предоставили другой информации, Вольфгер планировал опираться на указанный Николасом Корвином «послеобеденный сон».
– Пообедал в клубе с приятелем. Обсудил с ним лидийские верфи и перспективы развития кораблестроения и морской торговли, – откликнулся господин Ревенбрандт, предчувствуя скорое окончание неприятной процедуры. – Потом встретился с несколькими деловыми партнерами, если вам будет нужно – могу назвать имена, но рассказывать, о чем беседовали, воздержусь, с вашего позволения. Потом вернулся домой. У отца были намечены деловые переговоры с Вардстонами, я должен был присутствовать.
Вольфгер мысленно вздохнул.
Ему бы куда больше понравилось, если бы лощеный типчик честно признал, что это он задушил тетушку подушкой и снял с ее шеи цацку, чтобы загнать врагам короны и сбежать из королевства в обнимку с прекрасной танцоркой – но увы. Доставлять капитану такое удовольствие никто не спешил.
– Благодарю вас за содействие, господин Ревенбрандт, – объявил капитан окончание экзекуции для племянника покойной. – Распорядитесь, чтобы к нам поднялся доктор вашей тетушки. Не возражаете, если мы и дальше будем здесь работать? Благодарю вас!
Не успевший вставить ни слова Кевин Ревенбрандт прошелся по капитану тяжелым взглядом и вышел, не снизойдя до ответа.
Госпожа старший эксперт осталась сидеть на лиловом диванчике, угощаясь ароматным чаем из белоснежной чашки. Горка безе на блюдце перед ней выглядела нетронутой, да и чая в чашке не убыло.
Что ж, выволочка вроде бы отменялась, но вервольф все равно посверлил негаданную напарницу тяжелым взглядом – чтобы не расслаблялась.
– Не желаете ли все же чаю, капитан Лейт? – светски улыбнулась на этот взгляд Алмия. – Старая карга… о, то есть досточтимая госпожа Ревенбрандт держала исключительно удачный сорт!
Вольфгер призвал на помощь всю ниспосланную волчьими богами кротость и остатки собственной выдержки – и уточнил:
– Мастер, вы помните, зачем вы тут?
– Конечно! Чтобы найти артефакт государственной важности, который вы с Николасом профукали, – легко отозвалась эта с-с-с… светловолосая женщина.
– И когда же вы этим займетесь? – вкрадчиво уточнил вервольф.
– Как только мне доставят мои инструменты. Мы ведь уже говорили об этом с вами, капитан! – И с участливым выражением добавила, – Знаете, такие проблемы с памятью в вашем возрасте, при вашей профессии… Это может быть чревато серьезными последствиями! Да и само по себе тревожный звоночек…
Стерва наслаждалась и даже не давала себе труда скрыть это.
Впрочем, она всегда говорила гадости с удовольствием.
– Не переживайте, мастер. Память у меня, – волк позволил себе показать в улыбке-оскале крепкие зубы, – отличная!
Доктор, прервавший этот обмен любезностями, вопреки ожиданиям Вольфгера оказался не слишком стар. Мужчина, человек, худощавый, остроносый, в строгом костюме, явно пошитом на заказ. Очки в тонкой оправе. Из украшений – только приколотый к лацкану пиджака цеховой символ целителей – кадуцей. Домашний доктор у Аморелии Ревенбрандт – это неплохая карьера в его годы.
– Ваше имя?
– Доктор Тобиас Корнес.
– Как давно вы являетесь личным врачом покойной?
– Год, – доктор снял очки, нервным движение протер их и снова водрузил на нос. – До меня это место занимал мой коллега, доктор Роберт Шейл.
– А почему покойная отказалась от его услуг, вам случайно не известно?
– Видите ли… – доктор Корнес снова снял очки, покрутил их и продолжил, аккуратно подбирая слова, – у госпожи Ревенбрандт был весьма… весьма непростой характер. В последние годы её здоровье существенно пошатнулось, но признать, что она уже не так крепка и вынослива, как прежде, было… выше ее сил. А мой коллега настаивал, чтобы пациентка серьезно пересмотрела образ жизни. Глобально, если можно так сказать...
– Угу, – понятливо кивнул Вольфгер, разглядывая отчаянно нервничающего мужчину. – Целитель Шейл требовал сменить режим, а она, выходит, сменила целителя.
Доктор принужденно улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и невеселой.
– Когда вы видели покойную последний раз?
– При жизни? В прошлый вторник, у меня был назначен визит к госпоже Аморелии – еженедельный осмотр, коррекция схемы лечения, если возникнет такая необходимость. Ничего особенного… – он небрежно качнул очками. – Ничего особенного, плановая встреча.
– А бывали и внеплановые? – вскользь уточнил капитан.
– Да, бывали. Моя работа такова, что мне нередко приходится наносить пациентам визиты в самое что ни на есть неурочное время. Так что… сами понимаете.
Капитан кивнул – понимаю, мол. Что ж тут непонятного – состоятельные клиенты это не только достаток, признание и статус, но и необходимость в любой момент быть готовым явиться на вызов. Да и прочие подводные камни никто не отменял…
– Насколько я понял, именно вы констатировали смерть вашей пациентки?
– Да, – кивнул целитель Корнес. – Это естественно, такова практика. Когда домочадцы госпожи Ревенбрандт обнаружили, что произошло, они вызвали ее личного врача, то есть меня. К сожалению, было уже поздно оказывать какую-либо помощь, к этому моменту госпожа была мертва уже как минимум час. И всё, что я мог сделать – произвести осмотр и выдать заключение, что смерть произошла в результате инфаркта миокарда.
– Скажите, целитель Корнес, кончина госпожи Ревенбрандт не вызвала у вас никаких подозрений?
– Нет, всё абсолютно логично укладывалось в клиническую картину. Видите ли, острый инфаркт миокарда – одно из самых грозных проявлений ишемической болезни сердца, которая наблюдалась у моей покойной пациентки. А госпожа Ревенбрандт… Она несколько небрежно относилась к своему здоровью, пребывая в убежденности, что оно – железное. Несколько ночных вызовов целителя на дом не переубедили ее и не заставили относиться к нему бережнее. Несмотря на мои рекомендации – да и моего предшественника тоже – она категорически отказалась пересмотреть меню, исключив кофе, чрезмерно много работала и, на мой взгляд, злоупотребляла стимуляторами… Да, боги действительно даровали ей прекрасное, крепкое здоровье, и для своих лет она была исключительно бодра. Соблюдай она врачебные предписания – наверняка прожила бы еще долгие годы. Но увы... Так что нет, случившееся меня глубоко опечалило – но удивления не вызвало.
«Ну еще бы не опечалило», – читалось во взгляде, брошенном на целителя мастером Алмией. – «Ее долгие годы – твоя репутация».
Доктор, сосредоточенно протирающий свои очки белоснежным платком, этого взгляда не заметил, а капитан предпочел проигнорировать.
– Какого рода работу госпожи Ревенбрандт вы имеете в виду? – уточнил он у Корнеса то, что показалось ему более интересным, чем мнение госпожи старшего эксперта о конкретном свидетеле в частности и о целителях в целом.
Доктор пожал плечами:
– Я не был посвящен в деятельность госпожи Ревенбрандт. Вам лучше уточнить это у ее управляющего.
– Уточним, – буднично отозвался капитан. – Скажите, а вы не обращали внимание, какие драгоценности носила покойная?
– Не имею такой привычки! – оскорбился доктор. – Я целитель! Украшения пациентов меня волнуют только в том случае, если они влияют на их здоровье! И ваши вопросы...
– Ну-ну, не надо так злиться, – попенял капитан и позволил легкой толике снисходительности проскользнуть в голосе. – Я ничего компрометирующего не имею в виду. Просто вам ведь часто приходилось близко общаться с усопшей? Согласитесь, трудно при этом не заметить, не обратить внимание…
Доктор недовольно помолчал, всем своим видом демонстрируя, сколь неприятны ему подобные вопросы. И обронил:
– Постоянно госпожа Ревенбрандт носила только обручальное кольцо и фамильный перстень. Такой… печатку, на нем еще семейный герб-птичка. Все остальные украшения если и надевала, то от случая к случаю, по крайней мере, я не припоминаю больше… Нет, не припоминаю.
– Я понял, – кивнул капитан Лейт, которому до оскорбленных чувств целителя Корнеса не было никакого дела. – А вот эту подвеску вы когда-нибудь видели?
На листке, который он протянул допрашиваемому, был рисунок, сделанный мастером Алмией еще в карете – артефакт «Волчье сердце», изображенный в масштабе один к одному.
И капитан по памяти процитировал Николаса Корвина:
– Медальон в форме стилизованного сердца, покрыт мелкими прозрачными камнями, в круглом навершии желтый топаз, длинная цепочка из мелких серебряных бусин…
Доктор внимательно изучил рисунок мастера Алмии – набросок, сделанный на весу, считай, «на коленке», но тем не менее, на диво реалистичный и подробный. По крайней мере, капитан не сомневался, что если бы увидел это украшение вживую хоть раз – то по этому наброску непременно узнал бы. Тобиас Корнес же медленно покачал головой – сначала в одну сторону, потом в другую.
– Не припоминаю, чтобы я видел эту вещь на госпоже Ревенбрандт. Ни в плановый визит, ни… позже.
– Постарайтесь вспомнить, – мягко надавил капитан. – Вы осматривали тело покойной в поисках признаков жизни, проверяли пульс, смотрели зрачки… Ну же, неужели вы не обратили бы внимание, есть у пациентки что-то на шее или нет?
– Нет, – с сожалением ответил доктор, – не обратил. Если украшение было под сорочкой… То, простите, под сорочку я не заглядывал! Мне, как квалифицированному магу-целителю, для констатации смерти достаточно свидетельства собственного дара. Ну, и для соблюдения процедуры – пульса. К тому же, – доктор поднял вдруг голову, – если цепочка длинная, то госпожа Ревенбрандт перед сном вполне могла ее снять. Более того, в ее состоянии украшение на длинной цепочке было бы разумно снять перед сном, – голос целителя окреп, и он уже уверенно протянул Вольфгеру набросок. – А в ее шкатулки я не заглядывал.
– Благодарю вас за сотрудничество, – отозвался капитан. – Вы оказали неоценимую помощь следствию. Если вас не затруднит, пригласите, пожалуйста, следующего свидетеля.
– Да, конечно, – пробормотал целитель, с явным облегчением поднимаясь с дивана и покидая кабинет ныне покойной Аморелии Ревенбрандт.
– Пятнадцать лет! Пятнадцать лет я была в доме госпожи Аморелии экономкой! – сухопарая женщина я строгом чопорном платье героически сдерживалась, стараясь не шмыгать носом, и вытирала белоснежным платком заплаканные глаза.
Когда доставили, наконец, инструменты госпожи старшего эксперта, и она лишила капитана своего очаровательного общества (а до того в каждом перерыве между свидетелями находила возможность загнать в капитанскую шкуру колючку) – вервольф облегченно вздохнул. Присутствие госпожи старшего эксперта не то, чтобы мешало – но, определенно, отвлекало. Даже такое умеренное.
Теперь же, судя по звукам, Элисавифа Алмия попросту перебирала старинный особняк по камешку, от чердака до подвалов – и это обстоятельство вервольфа более чем устраивало. Со всех сторон.
Капитан вздохнул.
Допросы шли своим чередом.
К этому моменту он успел снять показания не только с племянника и целителя, но и со всей челяди. Последней только что была допрошена и отпущена кухарка.
Капитан потер лицо руками – сейчас посидит минутку и выйдет узнать, как там дела у парней.
И у дамы. Конечно же – и у дамы.
Может, она уже нашла этот богами проклятый медальон, и он напрасно тут мучается?
