Текст книги "Операция "Волчье сердце" (СИ)"
Автор книги: Дарья Снежная
Соавторы: Любовь Ремезова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Отчитываться об отсутствии результатов кому-то вроде Грина было куда более унизительно, нежели кому-то вроде Валлоу. Неудивительно – оказаться болваном в глазах профессионала гораздо обиднее, чем в глазах болвана…
Вольфгер угрюмо пил чай. Взгляд заместителя начальника управления ощутимо давил – если не на плечи, так на совесть, и он не выдержал.
– Ваше благородие, да я уже живу на работе! Я дома бываю раз в сутки – рубашку сменить!
– Ну-ну-ну, ты еще на груди ее рвани… Лейт, я тебя прошу как коллегу и мужика – отыщи эту цацку! Бездна с ними, с кадровыми назначениями – хотя я этого уплывшего кресла как благословения богов ждал! – но ты вообще в курсе, что к одному захудалому городку на задворках королевств стягиваются войска?
Капитан, оторвавшись от чая, в некоторой растерянности посмотрел на подполковника.
– А ты думал? – вздохнул тот. – Все сохранившиеся части ключа перетасовали в пространстве, хранителей частично заменили, частично перевели на осадное положение, все окружение Николаса Корвина перетряхивают и перепроверяют под лупой…
Лейт поперхнулся чаем – к счастью, уже изрядно остывшем.
– А ты думал… Королевство, чтобы ты знал, на грани военного кризиса, в том хранилище такое хранится, что лучше и не задумываться! Тут такие силы задействованы… Твоих шоркалей после тебя кто только не допрашивал – разведка, контрразведка, государственная безопасность… Правда, преуспели они не слишком – результаты у них те же, что и у нас.
Подполковник вздохнул, и такая тоска в этом вздохе была, что кто-нибудь, чуть более впечатлительный, чем вервольф, уже упал бы замертво от угрызений совести. А Лейт – ничего, держался как-то.
Разве что затосковал – раньше он как-то не задумывался над тем, что в случае провала расследования, неприятности с Валлоу будут самым меньшим, что его ожидает.
А сейчас это вдруг стало как-то очень очевидно. После слов подполковника за приоткрывшейся завесой такая картина нарисовалась, что хоть иди и самостоятельно топись, не дожидаясь вмешательства государственной безопасности. И мысль о том, что в этой… гм… яме он не один, а в теплой компании с Валлоу и Корвином, отнюдь не грела.
Вот не хотелось Лейту тонуть в такой компании – и всё тут! Он, по здравому размышлению, предпочел бы выплыть.
– Идите, капитан. И подумайте о том, что я вам сказал. Эта клятая цацка гарантированно была у старухи – и если пропала, то кто-то ее забрал. Вам нужно всего лишь найти, кто это сделал, – и, подумав, добавил. – В сущности, даже доказывать не обязательно. В сложившихся обстоятельствах, полагаю, управление стражи может позволить себе несколько превысить полномочия и, к примеру, провести обыск на основании одних только подозрений…
– Невзирая на чины и лица?
– Невзирая на чины и лица, – вздохнув, согласился Грин. – Идите работайте, капитан.
Глава 11. Волчье сердце, или о правильной расстановке приоритетов
Бумаги заполонили собой весь стол и расползлись по всем поверхностям капитанского кабинета: протоколы, отчеты, экспертизы…
За время следствия по этому бездневу делу их накопилось столько, что горизонтальных поверхностей попросту не хватало – и часть пришлось крепить уже вертикально, пришпиливая булавками к стене. Следственная группа – его команда, им лично отобранные парни – осталась по ту сторону дверей. Вольфгер сильно подозревал, что занимаются они сейчас примерно тем же самым – перебирают в памяти доказательства и факты, крутят их так и эдак, пытаясь состыковать друг с другом…
Итак.
Аморелия Ревенбрандт была хранителем «Волчьего сердца» в течение почти четырнадцати лет – это следует из показаний Корвина, а также из переговоров со столичными шишками. Факт можно считать установленным. После нее у ключа был еще один хранитель, отошедший от дел по состоянию здоровья, после которого на эту должность заступил Николас Корвин.
Со здоровьем у предпоследнего хранителя в самом деле были серьезные нелады, поскольку вскоре после передачи артефакта он умер. Отказали почки – капитан на всякий случай взглянул в протокол вскрытия, хотя и так помнил причину смерти.
Николас Корвин, получив эдакий знак доверия, к делу подошел основательно и заказал для «Волчьего сердца» отдельный сейф. О сейфе знал Шантей, который его создавал и защищал, мастера, монтировавшие сейф, жена Корвина и наверняка слуги.
Все они знали, что в сейфе хранится нечто ценное – а жена к тому же предполагала, что это некий артефакт. О «Волчьем сердце» не знал никто из них. Всех их допрашивали и проверяли много-много раз – связи с происшествием установить не удалось.
Допросы шоркалей подтвердили, что информацией никто из домочадцев Николаса Корвина не приторговывал, и преступное внимание к своему особняку привлек он сам, балуя молодую жену подарками и украшениями. Дейвили и Веллинт тщательно просматривали светскую хронику, искали упоминания о драгоценностях, стоящих внимания и затраченных усилий, а потом, определившись с целью, начинали подготовку – Карл Веллинт тщательно собирал сведения, а брат и сестра Дейвили подготавливали необходимый инструментарий.
В течение двух с лишним лет эта схема действовала безотказно, но тут Бездна вынесла их на Шантеевское творение. Возможно, окажись на месте Карла кто-то из Дейвилей – им бы и в этот раз повезло, но Ларсу, с его рожей, в приличные районы хода не было, а у Ланы для подобных вещей кишка была тонка. Веллинт же разбирался в артефактике отнюдь не достаточно, чтобы распознать конфликтующие поля. Результат известен – Ивонна Эшли погибла, Карл Веллинт запаниковал и сбежал, не добравшись до добычи.
Перепуганный до икоты Корвин поспешил усилить меры безопасности – в свете произошедшего потайной сейф больше не казался ему надежным. Он, в величайшей секретности, сговаривается с Аморелией Ревенбрандт и передает артефакт ей, как доказавшему свою надежность хранителю. Об этом событии известно лишь четверым: Корвину, Аморелии и двум ответственным чиновникам из столицы.
Лейт задумчиво перечитал два листочка, лежащих отдельной сиротливой стопкой. Из перекрестных показаний столичных функционеров, Николаса Корвина и Элисавифы Алмии (чьи показания, к сожалению, не были запротоколированы – просто для того, чтобы она не догадалась, что это был допрос) явно следовало, что оба чиновника были жизненно заинтересованны в сохранности артефакта.
Аморелия Ревенбрандт, получив на руки столь ценную цацку, множить сущности без нужды не стала. А попросту забаррикадировалась в собственном особняке – сама никуда не выходила и посторонних не принимала. Исключение было сделано лишь для членов семьи и для самых доверенных служащих, вроде управляющего и личного врача.
Несколько разноплановых экспертиз однозначно свидетельствуют, что защита особняка была выставлена на полную мощность, и попасть внутрь кто-то, лишенный допуска, просто физически не сумел бы – да и допущенные персоны не смогли бы войти, имея при себе подозрительные артефакты или магические конструкции.
До этого момента все выглядело логично и обоснованно.
А вот дальше… Дальше начиналась чехарда.
Потому что старушку начали травить гораздо раньше, чем злополучный артефакт попал к ней. И даже раньше, чем невезучие шоркали начали планировать ограбление особняка Корвинов.
Не исключено, конечно, что это событие подтолкнуло развязку, приблизило смерть Аморелии Ревенбрандт. Защиту на максимуме поддерживать не так просто, как кажется, даже если и опирается она на накопители, да и стресс вряд ли прошел даром для подорванного здоровья – но основной причиной стала все же вытяжка ландыша майского.
Пузырек темно-зеленого стекла без каких-либо опознавательных знаков.
Вдохнув, вервольф перешел от документов, касавшихся ограбления в доме Корвинов, к тем бумагам, что относились к убийству Аморелии Ревенбрандт.
А бумаг было много. Очень много. Всё то время, пока Вольфгер отлавливал изготовителей поддельных драгоценных камней, парни продолжали работу по делу госпожи Ревенбрандт, и теперь плодами их труда был завален весь капитанский кабинет – протоколы допросов, акты о проведении экспертиз, банковские выписки, запросы по разнообразным ведомствам и инстанциям и ответы на них...
Вольфгер вдумчиво перебирал бумаги. Сортировал их, раскладывая наиболее логичным образом. Когда порядок, наконец, был сочтен безупречным, волк откинулся на спинку своего кресла, сцепил руки на затылке и вперился взглядом в бумажный ковер.
За всем этим ворохом стояла огромная работа следственной группы. Скрупулезный и методичный труд. Последние дни жизни, а в особенности день смерти Аморелии Ревенбрандт были восстановлены настолько, насколько это позволяли сделать возможности современной криминалистики.
Местонахождение и передвижение всех, кто находился в доме в промежутке между смертью Аморелии и появлением Корвина, обнаружившего пропажу «Сердца», расписаны поминутно. Составлены таблицы, расписаны перекрестные схемы – кто где был, кто кого видел, кто может подтвердить…
Досконально изучено благосостояние всех наследников Аморелии, всех ее должников и кредиторов – финансовый мотив убийства выглядел крайне сомнительным. Госпожа Ревенбрандт оставила внушительное наследство – но никто из тех, кто был связан с ней финансовыми обязательствами того или иного толка, не нуждался в деньгах достаточно остро и срочно.
Лейт покачался на стуле. Поворошил бумаги, нарушая им же установленный идеальный порядок, и выудил опись места преступления. Вчитался в перечень и завис, дойдя до того самого «пузырька темно-зеленого стекла объемом около пятисот миллилитров».
Вот оно, орудие убийства.
Отследить его происхождение не удалось – после результатов экспертизы вся прислуга из особняка Аморелии была опрошена повторно. Экономка, компаньонка, горничные, даже кухарка с помощниками – никто не приобретал его для госпожи ни по ее распоряжению, ни по собственному почину.
Управляющий делами, семейный доктор, члены семьи – не приносили его в дом и не имели представления, как он мог там появиться. И это было противоестественно.
Аморелия Ревенбрандт была не тем человеком, который мог бы сам сходить в аптеку и купить там лекарство. Если этот треклятый пузырек появился у нее в доме – его, однозначно, приобрел для нее кто-то. И этот «кто-то» категорически не желал сознаваться.
Зло ругнувшись сквозь зубы, Вольфгер сжал артефакт-переговорник и пригласил к себе свою следственную группу.
Покачавшись немного на стуле, с многозначительным стуком приземлился на все четыре ножки. Решение, которое он только что принял, выглядело несколько… спорным. С точки зрения законности, в основном. Но это дело уже стояло у капитана в глотке.Так что – катись оно все покатом. В конце концов, ему выдали негласное разрешение, и он намерен им воспользоваться.
Когда следственная группа подтянулась на вызов своего капитана, тот как раз собирал аккуратной стопкой бумаги.
– Заходите, парни. Места себе организуйте…
Кабинет Вольфгера Лейта просторным назвать было нельзя никак, потому без нужды лишней мебели в нем не держали. Но стражам было не привыкать – стулья возникли в минуту, притащенные из приемной и соседних кабинетов.
– Значит, так, – объявил капитан, когда подчиненные устроились кто на стульях, а кто просто вдоль стеночки. – На сегодняшний день можно утверждать, что преступление, совершенное в доме Николаса Корвина, мы раскрыли. Возражения есть?
Возражений не последовало, и Вольфгер, закончив складывать в папку бумаги по этому делу, закрыл ее и постучал по столу, чтобы выровнять кромки листов внутри, завязал тесемки и отложил на край стола.
– Управление несколько поторопилось, когда объединяло это дело с делом Аморелии Ревенбрандт, но изначально это было не очевидно. Слава богам, разобрались. Незакрытыми остаются два вопроса – кто убил Аморелию Ревенбрандт и куда делся артефакт государственной важности «Волчье сердце». За время следствия никак не подтвердилась версия, что смерть хозяйки дома связана с пропажей артефакта. Я слушаю ваши соображения.
– Смерть старухи – мероприятие явно плановое. А от истории с «Волчьим сердцем» несет спонтаннщиной. К тому же несовпадение по срокам существенное – около трех недель. Так что связь если и есть, то косвенная, – задумчиво развил капитанскую мысль Риверсон. – Треволнения вокруг артефакта могли запросто доконать ослабленное сердце.
– Или старушка могла проснуться не вовремя, – Линдельфильд оседлал стул, поставив его спинкой вперед, и поддержал старшего коллегу, – Увидела вора, у нее скакнуло давление – и готово.
– Версия первая: нет никакого убийства. Есть случайная самопотрава в результате небрежного обращения с лекарствами, – огласил Эдварс. – Внятных мотивов для убийства мы не нашли, и явной выгоды от смерти госпожи Ревенбрандт никто не получил… Так что вполне рабочий вариант. А артефакт прихватил кто-то из домашней прислуги – как память о госпоже. И теперь боится признаться.
Капитан кивнул.
– Допустим. Еще?
– Ну или кулон действительно заказали – если он так ценен, то отслеживать его местонахождение могли давно, просчитать действия Корвина после неудачного ограбления, в принципе, несложно… Надо ворошить старое рабочее окружение Ревенбрандт и выяснять, кто мог знать, что она была хранителем тогда, в прошлом. Если кто-то толковый уцепился за ниточку с этой стороны, то, при должной сноровке, мог и до текущего момента добраться, а там… Воспользовался случаем, заплатил кому-то из домашних Аморелии, и тот украл артефакт.
– Слишком много допущений, – отозвался капитан на предположение Косты. – И слишком много совпадений и случайностей.
Руперт пожал плечами – мол, чем богаты, тем и рады.
– Версия третья – это все же убийство. Если мы не нашли мотивов, это еще не означает, что их нет, – вступил в обсуждение Тревор Драу. – Мало ли, кто и когда затаил на старуху обиду… В заключении патологоанатома сказано, что это вещество она принимала около трех недель по столовой ложке, один раз в день. Поллитрового пузырька хватает при таком расходе примерно на месяц – значит, в нем должно оставаться лекарства примерно с четверть. А наш – почти полный. Значит, он у старухи не первый? Откуда она его взяла? Почему принимала препарат, который не приносил и не мог принести ей облегчения? Пила, несмотря на ухудшающееся самочувствие! Аморелия Ревенбрандт, несмотря на некоторую властность характера и самодурство, идиоткой отнюдь не была. И раз пила это лекарство – значит, кто-то ее убедил, что это нужно делать. И это явно не кто-то из прислуги. К мнению слуг она бы не прислушалась – это явно был кто-то, чье мнение она уважала. И раз она никому не давала указания купить этот препарат – значит, ей его приносил советчик.
– Думаешь, доктор? – уточнил Лейт, и Драу задумался, но вмешался Швайц.
– Вряд ли. Вот у доктора мотива точно не было. Его эти капризные старухи, не моргнув глазом подписывающие солидные чеки, из нищеты вытащили. Они ему дороже, чем родные.
Вольфгер сел на стул, покачался, принимая окончательное решение… И объявил:
– Вот что, парни. Сегодня – последний день, когда мы пытаемся раскрыть это преступление законными методами. Этот остохорошевший артефакт нужно найти любой ценой, так что если сегодня у нас с вами не будет результата или хотя бы убедительной версии – завтра я иду к Валлоу и прошу людей для проведения тотального единовременного обыска у всех фигурантов дела, вне зависимости от наличия оснований, – он обвел своих людей взглядом, надеясь, что они понимают, что это значит.
Драу присвистнул, Кост привстал на стуле – и тут же сел обратно… Обалдение выражали все присутствующие в той или иной мере.
И только Алекс Корнвел, маг и циник, хладнокровно выдал:
– Давно пора. Сразу так сделать нужно было – а сейчас артефакт и уплыть уже мог. К соседям куда-нибудь…
– Ну и что ж ты сразу не предложил, умник? Молчишь? – ощерился на него Линдельфильд. – Небось, работу новую искать не хочется? Из стражи за такое превышение полномочий вышибут сразу…
– Не сразу, – цинично поправил его Риверсон, – А когда массовые жалобы на действия стражи пойдут.
Зато в том, что выгонят – никто не сомневался.
– Ладно, поболтали и хватит, – мрачно одернул их Лейт. – Слушай мою команду. Эд, ты по новой обходишь подруг Аморелии Ревенбрандт и выясняешь, кто мог посоветовать ей принимать эту дрянь в конской дозировке. Рекомендую начать с Эдоры Шантей. Она сама целитель и в этих вопросах соображает. Кост…
Озадаченная работой следственная группа потянулась к выходу, и тут Вольфгер понял, что царапнуло его во время этого разговора.
– Ленни, почему ты сказал, что Тобиас Корнес вылез из нищеты?
Очень не подходило это слово доктору в дорогом костюме и золотых очках.
– Так у него же была практика в доках Сальмала, я в его личном деле видел,– простодушно отозвался Швайц, назвав городок в шестидесяти километрах южнее Лидия. – Это самый неблагополучный район, я знаю – я сам из Сальмала.
В мозгу Лейта что-то щелкнуло.
– Так. Все сели.
Недоверчиво разглядывая начальство, подчиненные вернулись на места.
– Капитан, ты серьезно? – уточнил Риверсон.
– Эдвард, от целителя, практикующего в нищем районе небольшого городка, до личного лекаря одной из первых фамилий Лидия – очень долгий путь.
– Может, он выдающийся целитель? – предположил сержант Кост, переглянувшись с Риверсоном.
– Нет, – мотнул головой Лейт. – Нет, этого мало. Да и к тому же Вильф говорил, что парень аккуратист, что воздействие очень точное, точечное, но про выдающийся талант не упоминал…
И сумел ухватить, наконец, мысль.
– Эдора Шантей сказала про него, что он очень добрый – настолько, что возится с одинокими старухами, и даже взял на себя заботу о чьих-то там похоронах!
– Ну, знаешь ли, капитан, это так себе основание…
– Именно, – согласился вервольф. – А вот мои подозрения – основание вполне весомое. Значит, так. Сейчас делаете вот что...
Домой к Тобиасу Корнесу Лейт отправился только на следующий день и не один.
Тот обитал в пригороде Лидия, в том районе, которые именуют спальными, в аккуратном ухоженном домике – с мощеной дорожкой и розами, по осеннему времени укрытыми колпаками. На стук дверного молотка доктор открыл дверь лично и безмерно удивился, увидев у себя на пороге следственную группу.
– Господа, чем могу быть вам полезен?
– Целитель Тобиас Корнес, у нас ордер на проведения обыска в вашем доме.
Он так и не поверил, что всё это всерьез. Когда парни принялись перерывать его дом сверху донизу, нарушая царящий там почти стерильный порядок, доктор выглядел удивленным, раздраженным, оскорбленным даже – но не испуганным. Когда мастер Элисавифа Алмия, безупречная и ледяная, определила энергетический центр строения и взялась за свои инструменты, а Алекс Корнвел начал обход – даже не повернул головы.
Следственная группа работала деловито и методично, и вскоре Эва указала парням на то, что показалось ей подозрительным.
Как ни странно, но речь шла не о тайнике, обустроенном в труднодоступном месте, а об обычной деревянной шкатулке, стоящей на столике у докторской кровати.
– Не трогайте, это личное! – возмутился уважаемый целитель, и Риверсон, услышав эти слова, многозначительно переглянулся с Вольфгером, а Алекс Корнвел тщательно проверил подозрительный предмет на магические сюрпризы.
Закончив проверку, отрицательно мотнул головой капитану – чисто, мол – и отступил в сторону, давая следователю делать свою работу.
Получив молчаливое разрешение капитана, Эдварс аккуратно поднял крышку шкатулки – и тоже шагнул в сторону, давая капитану и следственной группе полюбоваться её содержимым.
Внутри шкатулки, на обтянутой бархатом подложке, в заботливо устроенных ячейках хранилась всякая мелочь – пара недорогих серег, длинная шпилька для волос с эмалевым цветком в навершии, бронзовая пуговица с креплением-петлей, цепочка с надетым на нее кольцом… И артефакт «Волчье сердце».
– За что вы убили Аморелию Ревенбрандт? – задал Вольфгер вопрос после протокольных фраз о месте и времени проведения допроса.
В глубине души капитан был уверен, что стоит только надавить на доктора доказательствами – и тот расколется и поплывет, но с изумлением понял, что просчитался. И теперь сидел напротив Тобиаса Корнеса в допросной и с профессиональным интересом разглядывал целителя. Тот выглядел взвинченным, возмущенным, оскорбленным – но по-прежнему не казался испуганным. И на вопрос капитана ответил негодующим:
– Это бред! Мне незачем было убивать мою клиентку!
– Но, тем не менее, вы это сделали.
– Капитан, прежде чем делать столь решительные заявления, – вмешался адвокат господина доктора, – потрудитесь обзавестись доказательствами.
Вместо ответа Лейт молча придвинул к адвокату протокол изъятия у его подопечного «Волчьего сердца».
Сам артефакт у сотрудников управления уже изъяли: капитан отправил сообщение о счастливой находке еще из аккуратного целительского особнячка, и по возвращении их встретили еще на ступенях Джуниор Валлоу, Альберт Грин, неизвестные господа в штатской одежде, но с военной выправкой и Николас Корвин, не находящий себе места.
Лейта с той самой шкатулкой в руках, Эву и Алекса профессионально взяли в «коробочку» и завели в управление. В одной из комнат для совещаний уже ждал эксперт.
Артефакт проверили тщательно, но быстро, упаковали в футляр, буквально светящийся от навешанных защит, подписали несколько тонн бумаг, оформляя процедуру приемки-передачи коронного имущества – и господа в штатском отбыли, напоследок крепко пожав натруженную ладонь Джуниора Валлоу. Сразу после них управление покинул и Корвин – крепко обняв Эву и шепнув ей на ухо: «Спасибо!»
– Ну-ну, – тихо отозвалась госпожа Алмия с легкой неловкостью.
Как краем уха услышал Лейт, ключ к Корвину не вернули и теперь увозили, чтобы передать новому хранителю – но уже то, что он нашелся, отводило от головы старинного приятеля Эвы карающий меч.
Сама мастер покинула отделение тотчас же, как увезли артефакт. Ее работа в этом деле закончилась. И да, конечно же, Управление стражи с Управлением по контролю магических проявлений сотрудничают более, чем тесно, и пересекаться им, вероятнее всего, предстояло еще не раз и не два – но у Вольфгера все равно появилось какое-то алогичное, неприятное ощущение потери, когда хлопнула, закрываясь за Эвой, дверца служебной кареты.
– Эта бумага вовсе не доказывает, что мой клиент – убийца, – вернул капитанские мысли в допросную адвокат.
– Хорошо, тогда как вы объясните это? – постучал пальцем по протоколу вервольф.
– Эту вещь моему клиенту могли просто подбросить, – предположил адвокат, и доктор поморщился.
– Не надо, Дерек. – И обратился к капитану, – Признаю, я взял эту безделицу в комнате покойной…
– С ее тела, – жестко поправил Лейт подозреваемого, и тот поморщился.
– Но, право слово, я действовал вовсе не из преступных соображений, а лишь из свойственной мне некоторой сентиментальности. Я не подозревал, что этот кулон представляет какую-либо ценность, и полагал, что для наследников подобная безделица не представляет интереса…
– А что вы можете сказать вот об этих вещах? – уточнил Лейт, выложив на стол безжалостно выдранные из гнезд безделушки, и доктор болезненно поморщился.
– Капитан, мой клиент не обязан отвечать на этот вопрос, – опередил Корнеса адвокат. – Эти вещи не имеют никакой ценности, на них никто не заявлял прав, и моему клиенту они дороги исключительно, как память!
– Да, – согласился Вольфгер. – Как память о совершенных убийствах.
– Капитан! – от возмущения адвокат доктора даже встал, но Лейт это возмущение проигнорировал.
– За семнадцать лет вашей практики в вашу пользу было составлено четыре завещания, – обратился напрямую к целителю Вольфгер и, вынув из папки копии соответствующих бумаг, разложил их перед ним на столе. – Вот эти два, – капитан указал на первые бумаги в ряду, – претензий у управления стражи не вызывают, полагаю, оспорить их нам не удастся. Вот эта пациентка, – капитан чуть отодвинул в сторону самый последний документ, – собиралась отписать свое имущество благотворительному комитету, и это многие знали. Комитет даже собирался с вами судиться, но не стал по каким-то причинам, а вскоре вы уехали из Н. в Лидий. Но самое интересное для нас с вами вот это завещание, – капитан выдвинул вперед оставшуюся бумагу.
– Дело в том, что нам удалось отыскать подругу покойной, а у нее остались открытки, которыми почтенные дамы порой обменивались, причем написанные рукой вашей пациентки… Заключения почерковедческой экспертизы придется немного подождать, но даже невооруженным взглядом видно – почерки разные.
Капитан достал из папки и выложил поверх магической копии завещания одну за другой три открытки… Доктор смотрел на них равнодушно, с величайшим безразличием и даже, как показалось волку, брезгливостью.
– Это ничего не доказывает! – выдал адвокат, взглянув на своего клиента.
Вот он, в отличии от доктора, начал нервничать – хотя ему, в отличии от того же доктора, каторга не грозила.
– Ну, не совсем так, – поправил законника капитан. – Это доказывает факт подделки документов и махинаций с наследством. И дает основания для эксгумации и вскрытия – которого не проводили, так как вы, доктор, освидетельствовали тело и установили смерть от естественных причин.
И доктор, и его адвокат молчали.
– Я даю вам шанс сознаться в содеянном, доктор Корнес.
– Мне не в чем сознаваться, – упрямо наклонил голову доктор, поджав губы.
– Вы так уверены в том, что через столько лет экспертиза не сумеет установить причину смерти? – тихо спросил Лейт, с интересом разглядывая доктора. – Напрасно. У нас против вас и без того достаточно улик. Дайте признательные показания – и, возможно, это облегчит вашу будущую участь.
– При всем уважении, капитан, это, – адвокат небрежно кивнул на лежащие перед ним улики, – уликами, изобличающими моего клиента, как убийцу, назвать нельзя. Если у вас нет ничего более существенного и, кроме фальсификации документов, пока недоказанной, вы нам предъявить ничего не можете… Знаете, капитан, мне кажется, что у вас просто нет других подозреваемых, начальство выражает недовольство, родственники покойной госпожи Ревенбрандт давят и требуют результатов… Вот вы и пытаетесь повесить смерть этой достойной женщины на моего подзащитного.
– Доктор Корнес, – задушевно произнес Лейт, навалившись грудью на стол и глядя прямо в глаза задержанному, – за что вы убили Аморелию Ревенбрандт? Как вы убедили ее пить лекарство, не внесенное в официальное назначение? Чем мотивировали такое нарушение? Каким образом убедили покойную не делиться этой информацией с кем-либо? Что заставило вас принести ей пузырек с настойкой ландыша майского?
– Капитан Вольфгер Лейт, видите ли, эффективность моего лечения – это моя профессиональная репутация в глазах пациентов, а репутацией я дорожу! Назначая своим клиентам коргликон, я рекомендую им препарат алхимического происхождения – более эффективный и качественный, оказывающий меньше побочного воздействия на организм больного. Разумеется, это существенно сказывается на цене препарата, – надменно сообщил доктор. – Но мои клиенты – люди состоятельные, и не склонны экономить на своем здоровье. И я не приносил своей клиентке настойку, о которой вы рассказываете. И было бы сущим безумием даже предположить, что я мог бы причинить какой-либо вред своей пациентке!
Это было хорошо сказано. Убедительно. Весомо и основательно.
Капитан грустно усмехнулся – логично, ведь врач и должен уметь говорить убедительно и весомо. Кто-то ведь должен успокоить больного и убедить того, что всё будет хорошо и ему обязательно помогут? Жаль только, что этот навык был использован вот так… Как, впрочем, и не только этот.
– Скажите, вам знакома Ирма Граус?
– Что? – растерялся доктор.
– Ирма Граус. Пятьдесят шесть лет, человек, уроженка Лидия. Ваша пациентка.
Доктор молчал, но выражение его лица неуловимо изменилось.
– Она согласилась пройти полное медицинское освидетельствование. – Лейт из той же бездонной папки вынул заключение медицинской экспертизы о состоянии здоровья госпожи Ирмы Граус. – И дала показания.
Второй лист лег рядом с первым, и доктор схватил его раньше адвоката.
– Вы оболгали меня перед моей клиенткой, – твердо сказал он, глядя в лицо капитану. – Иначе эта достойная женщина никогда бы не согласилась свидетельствовать против меня!
– Да полно вам, доктор! – поморщился капитан. – Не один вы умеете быть убедительным.
Он аккуратно потянул к себе лист с показаниями госпожи Граус, где та сообщала, что милейший доктор Тобиас Корнес лечил ее от проблем с давлением и, помимо лекарств, указанных в назначении, также рекомендовал ей дополнительно чудо-препарат, который в кратчайшие сроки восстановит ее пошатнувшееся здоровье. Это чудодейственное и редчайшее лекарство якобы было привезено в наше богоспасаемое королевство из-за границы, да вот беда – не совсем легально, и отдано было ей, Ирме Граус, единственно только из глубочайшей симпатии и во исполнение целительского долга. И ради того, чтобы у милейшего Тобиаса не возникло проблем, госпожа Граус клятвенно пообещала своему спасителю молчать о волшебном лекарстве, которое, к слову, обошлось достойной горожанке в существенную сумму в двадцать пять золотых.
А следом в папку легло заключение экспертизы о том, какое на самом деле воздействие оказывало на организм пациентки это лекарство. Доктор не мудрствовал лукаво, а действовал по уже доказавшей свою эффективность схеме – назначал клиентке дублирующий препарат и ждал, пока больного сведет в могилу передозировка. Лейт закрыл папку и повторил вопрос, набивший ему за сегодня оскомину, главный вопрос этого дня.
– Почему вы убили Аморелию Ревенбрандт?
– Потому что мог! – не выдержав, яростно выкрикнул доктор.
Кровь горячо стукнула в виски, шепнула – вот оно! Теперь – не упусти! Капитан Вольфгер Лейт отложил в сторону папку с доказательствами, которые его парни вчера весь день собирали по двум городам, и положил перед доктором шпильку с цветком.
«Верхний левый угол», – напомнил он себе. Выкладывать трофеи лучше всего было в том же порядке, в котором они лежали в шкатулке.
– Кто это?
– Эдмунда Джейсон из Сальмала.
– Как вы ее убили?
После того, как доктор заговорил, его уже было не остановить.
Показания лились из него рекой, и даже заявление собственного адвоката о том, что стража слишком жестоко обходится с его подзащитным, и тот нуждается в перерыве, оставил без ответа. Единственная потребность, которую Тобиас Корнес теперь испытывал – это выплеснуть все то, что копилось внутри него, на головы слушателей, и Вольфгер торопился вытянуть из него как можно больше, пока задержанный не опомнился и не ушел в отказ.
