Текст книги "Операция "Волчье сердце" (СИ)"
Автор книги: Дарья Снежная
Соавторы: Любовь Ремезова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Хрустнуло – и я взмолилась, чтобы это было дерево, а не волчьи кости.
Зверь озлобленно рыкнул на неподатливое препятствие, клацнул зубами и сделал круг, вернувшись на исходную позицию. Тряхнул башкой, мотнул хвостом, снова напрягся, собираясь в тугую пружину.
Прыжок. Удар. Громкий треск.
Дверь вынесло с петель и, судя по звуку, еще и разломало. А судя по следующему звуку, еще и остервенело погрызло доски, брызнув щепой во все стороны.
Снова грохот. Дикие крики.
Я, зажмурившись, вжималась в стену, вслушивалась в какофонию, судорожно пытаясь понять, что там происходит, но не находя в себе смелости высунуть нос.
А потом все стихло.
Я постояла, не веря своим ушам, минуту, другую.
Тишина.
Решившись, я как-то машинально подхватила с пола серый свитер, подобрала запачканную юбку и вышла из камеры, щурясь от света.
В тайной лаборатории царил разгром. Столы перевернуты, вещи раскиданы, разбиты. А почти у самых моих ног – тело того, кто помогал стаскивать вервольфа вниз.
Волк стоял в углу, над еще одним телом.
Широко расставив лапы, низко опустив голову. Блестящие, серебристые бока часто вздымались. Я сделала шаг к нему, под туфлей хрустнул какой-то осколок – и оборотень мгновенно обернулся, выщерив в оскале окровавленную морду.
– Вольфгер, – строго произнесла я. – Ты, конечно, молодец. Но нам лучше поскорее убраться отсюда.
Я шагнула к выходу, волк остался стоять, где стоял.
– Вольфгер, – еще раз позвала я.
Ни проблеска понимания в расплавленном золоте глаз.
Я все еще боялась его. Ладони взмокли и подрагивали. Несмотря на случившееся в камере, я отнюдь не была уверена, что Лейт не бросится на меня, повернись я к нему спиной. Другое дело, что поворачиваться к нему спиной не хотелось совершенно по иной причине.
– Идем. Пожалуйста, – я протянула свободную руку, разворачивая ее ладонью кверху.
Ответом мне был настороженный взгляд исподлобья.
– Ну же!
Я сделала шаг, и волк рыкнул, взъерошил загривок, заставив меня замереть соляным столбом. Потом помедлил немного и двинулся вперед. Настолько беззвучно, что это вызывало неподконтрольный ужас.
Я стиснула вторую руку, цепляясь за свитер так, будто он мог меня спасти от нападения, а в следующее мгновение в мою раскрытую ладонь ткнулся сухой горячий нос.
Щекотно обнюхал ее, подрагивающее запястье…
Мне было страшновато даже дышать. Зверюга доходила мне почти до груди, и вся моя выдержка уходила сейчас на то, чтобы сохранять хотя бы относительную видимость спокойствия. Внутри все дрожало и трепетало, как сигнальные корабельные флажки на ветру.
Я попробовала коснуться короткой гладкой шерсти на лбу и тихо охнула, когда волк увернулся и ухватил меня зубами за запястье. Мне понадобилось несколько мгновений на то, чтобы понять, что оное запястье по-прежнему при мне, и ему, осторожно прихваченному острыми клыками, даже не больно.
Ой, не сильно-то и хотелось! Не трогать – так не трогать!
Я потянула руку на себя, и волк ее легко выпустил. Чтобы потом метнуться вперед, точно так же легко «куснуть» меня за бок и отскочить, обмахнув морду длинным розовым языком. Янтарные глаза смотрели до невозможности… шкодно.
Так. Стоп! Он мне тут что – играется?!
В ответ на мой гневный взгляд, волчище как будто даже закатил глаза – «Ой, да ладно тебе! Подумаешь!» – а потом двинулся вперед, к выходу, продемонстрировав мне обвислый пушистый хвост.
Я бросила еще один взгляд на оставшийся после нас разгром и поспешила следом.
На удивление – на улицу мы выбрались беспрепятственно. Лавка пустовала, более того, дверь была заперта – но, к счастью, не магически, а просто на ключ, так что с этим замком я, повозившись, справилась, не прибегая к волчьим услугам. И было как-то странно после пережитого оказаться вдруг на оживленной улице, с людьми, спешащими по своим делам, с пролетками, выстроившимися чуть дальше, рядом с известным рестораном, в ожидании клиентов…
Судя по солнцу, мы провели в подвале ночь.
И стоило мне это осознать, как усталость обрушилась на тело. Голова загудела, глаза устало щурились, а ноги нервно подкашивались.
В Лидии народ, конечно, привык ко всякому, но на нас косились. На меня – растрепанную, с порванным жакетом и юбкой в кровавых разводах. На волка. Хотя нет, на него, пожалуй, не косились, а обходили по широкой дуге. Зверище снова ткнул меня в ладонь носом, подныривая под руку и пихая куда-то вправо – идем, мол, бестолковая – и я вдруг сообразила, что у здоровой собаки нос должен быть совсем не таким, а мокрым и холодным.
Ну и кого, скажите на милость, мне сейчас разыскивать – целителя или ветеринара?!
Все.
Мне решительно все это надоело.
Волна протеста и гнева всколыхнулась в душе, и я, с невесть откуда взявшейся силой, ухватила зверя за холку и потянула к пролеткам. Еще не хватало мне, чтобы эта туша свалилась где-нибудь по дороге домой.
Волк, которого мне все же с трудом получалось называть Вольфгером, мою хватку почти сразу стряхнул, но подчинился и снова вырвался вперед, будто угадав мой замысел.
Если бы мой замысел угадали извозчики, они бы рванули с места стоянки, словно кавалерия в атаке. Но увы. Поэтому, когда серая махина взгромоздилась в ближайшую повозку так, что у той жалобно скрипнули рессоры, владельцу оставалось только вытянуть лицо и тонко вопросить:
– Э-э-э! Куда-а-а?!
– Гвардейцев, дом 8, – по-своему трактовала я этот вопль, тоже втискиваясь в пролетку и, окончательно осмелев, пихнула волка в шерстяную задницу, чтобы подвинулся.
– Десять медяшек, деньги вперед! – все тем же тонким голосом отозвался кучер, в котором жажда заработать преобладала даже над страхом смерти, видимо.
– Через пару дней заедете в шестое отделение стражи, спросите капитана Вольфгера Лейта и стребуете с него десять медяшек за провоз его собачки. Давай уже, пока собачка не передумала. Или не проголодалась.
– Я сейчас стражу вызову!
– Это тоже подойдет, – устало вздохнула я. А волк широко зевнул, раскрывая пасть на сто восемьдесят градусов. Ну, так по крайней мере, показалось.
Видят боги, я понятия не имею, почему извозчик выбрал все же доставить нас по адресу!
Конечно, я могла бы предложить ему подождать две минуты и вынести из квартиры эти дурацкие десять медяшек – но, во-первых, я устала, а во-вторых, Вольфгер меня во все это втянул, вот пусть он и платит!
Так что я, с трудом удерживаясь от кряхтения, просто выбралась из пролетки, бросив извозчику слова благодарности. Тот ими так проникся, что тронулся с места едва ли не раньше, чем я ступила на землю, едва не сбив меня с ног.
Наверное, я поступила ужасно глупо. Надо было ехать не домой, а в отделение – доложить, поднять тревогу, да и они с этим зверем уже сколько лет бок о бок работают, может, и знают, как ему помочь и что вообще делать! Лично я была уверена, что оборотни превращаются только в полнолуние, и с трудом понимала, как лично мне надо сейчас поступать с этим подарком судьбы.
Умные мысли приходят иногда поздновато, тогда мне просто хотелось убраться подальше от подвалов и трупов, в мою родную, милую квартирку…
Подарок судьбы уже дисциплинированно сидел под дверью подъезда и смотрел на меня с укором – «да-да, мастер Алмия, ужасно глупо, но раз уж мы приехали, может, вы меня впустите уже? Или мне опять двери ломать?»
Ладно. Я быстро поднимусь, переоденусь – и в отделение!
На лестничной площадке, напротив собственной двери, волк отстал. Я обернулась и на вопросительный взгляд раздраженно ответила:
– Нет у меня твоих ключей! В следующий раз предупреждай соседей, куда прячешь запасные! Мои, например, вот! – я положила ладонь на определенный участок стены возле двери, нащупывая словно вплавленный в кладку металл. – Милости прошу!
Волк беззвучной тенью юркнул в открытую дверь, не задев меня даже кончиком хвоста. Как у этой махины получается двигаться подобным образом, я по-прежнему не понимала. Вот она – настоящая магия!
Пока я разувалась, оборотень без стеснения прошел в гостиную, где плюхнулся на ковер, вытянул лапы и, похоже, притворился мертвым. Я снова вспомнила ощущение сухого горячего носа, тычущегося в ладонь, вздохнула и, сцепив зубы, отправилась не в душ, а связываться с семейным целителем.
Семейных ветеринаров у нас, простите, нет!
На мое счастье, господин Лейпшиц оказался не просто свободен, но еще и совсем рядом. Он заверил меня, что прибудет через четверть часа. Я посмотрела на часы, посмотрела на волка (волк приоткрыл глаз и тут же снова закрыл), посмотрела на окровавленную юбку. Вздохнула.
Ладно. Пятнадцать минут на душ – это лучше, чем ничего!
– Ничего не трогай! – на всякий случай строго приказала я зверюге, погрозив пальцем перед черным носом.
Волк шумно выдохнул, я сочла это за знак согласия и умчалась в ванную. Мимоходом размышляя о том, что воспринимать зверя, как Вольфгера Лейта, у меня не получалось. Они существовали как-то отдельно. Нет, я прекрасно понимала, что это он и есть, но…
Я тряхнула головой, прогоняя ощущения, которые сама себе не могла сформулировать и объяснить, стянула одежду и шагнула под тугие струи прохладного душа…
Несмотря на мои опасения, визит целителя волчара воспринял вполне благосклонно. Позволил себя осмотреть и ощупать, и только несколько раз рыкнул и попытался цапнуть обидчика, когда тот, очевидно, касался больных мест. Вернее, делал вид, что хочет цапнуть, потому что если бы хотел на самом деле…
Я отогнала от себя видение окровавленных тел и вслушалась в слова господина Лейпшица.
– Ничего серьезного, мастер Алмия, можете не беспокоиться понапрасну. Господин Лейт, несомненно, пострадал физически, чем и был обусловлен оборот, но в волчьей ипостаси регенерация значительно ускорена. А лихорадка куда больше связана с тем, что процесс произошел вне полнолуния, в экстренной ситуации, и тело не было к нему в полной мере готово. Да и регенерация идет бешеным темпом. Долго в этой форме он не удержится и, я полагаю, максимум к полудню завтрашнего дня, перекинется обратно.
– Я не знала, что оборотни могут превращаться в неудачную фазу луны, – бросила я, вздрогнув, когда тяжелая лобастая башка вдруг легла мне на колени. Покосившись на зверя, я осторожно положила ладонь сверху и неуверенно почесала ему за ухом.
На лице целителя, знавшего меня уже больше двадцати лет, появилось какое-то странно-умильное выражение.
– В критических ситуациях. И далеко не все, для этого все же нужна значительная физическая сила – такая нагрузка на организм… И, пожалуй, я выпишу вам на всякий случай рецепт. К завтрашнему дню господину Лейту, конечно, станет несравнимо лучше, но все же. Рану на голове желательно дополнительно обработать, а ребра еще доставят ему несколько неприятных моментов.
В подтверждение своих слов целитель принялся писать, а я решила, раз уж выпал такой случай, ликвидировать по максимуму пробел в знаниях.
– А вы не знаете случайно?.. Насколько мне известно, в волчьей ипостаси оборотни не совсем разумны… Как он сориентировался? Почему не тронул меня?
– «Не совсем разумны» – это не вполне верное определение, – целитель поправил тонкую оправу очков на кончике носа. – Просто, сохраняя свою память, они мыслят совсем иными категориями. Например, вы знаете, что у вервольфов очень чуткое обоняние…
О да! Это я знаю!
– …оно во многом связывает две их ипостаси в одну. Ориентируясь на запах, волк понимает – кто свой, кто чужой, кто враг… – господин Лейпшиц поставил подпись на рецепте, прижал его кольцом-печаткой и протянул мне. – У вас будут еще вопросы, мастер Алмия?
– Нет, благодарю вас, вы меня несказанно выручили.
– Всегда рад помочь семье Алмия, – он тепло улыбнулся. – Всего доброго.
Мне пришлось-таки осторожно спихнуть волчью голову, чтобы встать, расплатиться и проводить доктора до дверей. Потом я метнулась на кухню, задумчиво оглядела недра холодильного шкафа, поняла, что надо еще будет на обратном пути, помимо аптеки, заехать в мясную лавку, а пока что зверю придется довольствоваться паштетом…
Покидала квартиру я в растрепанных чувствах. Оставлять оборотня у себя дома было как-то странно, а тащить с собой не позволяла совесть. Да он и не рвался – так и лежал на ковре, пристроив морду между передних лап, мирный, несчастный и целиком примерный.
Я быстренько. Туда – и сразу обратно.
Как и следовало ожидать, «туда и сразу обратно» невообразимо растянулось. Отделение стражи от моего появления с новостями впало в бурную деятельность, которая, к сожалению, включала допрос единственного способного на данный момент внятно изъясняться свидетеля. Следователь выпытал из меня все, что я знала, все, в чем была не уверена и, кажется, даже немножко того, о чем понятия не имела – а у меня после бессонной ночи не было сил даже элегантно язвить и огрызаться. Поэтому я язвила и огрызалась неэлегантно.
Когда управление стражи меня отпустило – родное, наоборот, приняло в широко распахнутые объятия. Лихо отмахнувшись от всего наисрочнейшего, я вкратце описала любимому начальству произошедшее и стребовала себе три дня выходных на восстановление после душевного потрясения. Гидеон ворчал, что душевное потрясение тут у него от нас всех, а у меня вообще сердца нет, а значит и душевных потрясений быть не может – но выходные дал.
Аптекарь, мясник…
Я ввалилась в квартиру около четырех, уставшая и злая.
И вот там меня ждало настоящее душевное потрясение – исполосованные когтями дверь и паркет в коридоре… и сладко спящая волчья туша, развалившаяся поперек моей кровати.
Я прикрыла глаза, прижав кончики пальцев к переносице. Вдохнула. Выдохнула.
А потом, послав все в Бездну, растеряв остатки страха, пихнула зверя, освобождая себе место, не раздеваясь, залезла под одеяло и почти сразу уснула, даже скорее – отключилась, чувствуя сквозь ткань и пух горячий мохнатый бок.
Глава 8. Личная жизнь, или о подготовке спецопераций
Что ж, это было не самое удачное мое решение.
К такому выводу я пришла, когда, проснувшись, обнаружила себя в постели не с большой мохнатой псиной, а… с капитаном Лидийской стражи Вольфгером Лейтом. И если кто-то попробует ткнуть меня в то, что это, по факту, одно и то же – тот об этом замечании глубоко пожалеет.
Я не знала, почему я даже не завизжала, открыв глаза и увидев прямо перед своим носом суровую бандитскую физиономию капитана. Наверное, лимит потрясений за последние сутки был исчерпан, и на какую бы то ни было яркую эмоциональную реакцию меня уже просто не хватало.
Ну и, надо признать, сейчас, во сне, рожа была не такая уж и бандитская…
Усталое лицо, жесткая складка возле губ.
Он навалился на меня, прижал плечом и тяжеленной ручищей, и отбрыкалась я от этой крепкой хватки с трудом. Кое-как выкрутившись, встряхнулась, как кошка, одернула задравшуюся одежду (и ведь кое-то умудрился забраться лапами аж под свитер!) и – порадовалась, что хотя бы один из нас был одет.
Разметавшийся на моей постели полностью обнаженный мужчина, не прикрытый даже краешком простыни, выглядел… противоречиво. А данный конкретный мужчина…
Я глазела на него, пытаясь отыскать признаки стыда и совести, добрую пару минут. Ни первого, ни второго не обнаружила (особенно – первого!), дала себе мысленную оплеуху и уплыла на кухню.
Мне срочно нужен был кофе. Крепкий, несладкий кофе. Много. Чтобы проснуться, прийти в себя и отогнать, наконец, прочно застывшее перед глазами видение абсолютно прекрасного в своей суровой мужской красоте тела.
«Ну и что мне теперь с этим делать?» – размышляла я, сидя на кухне, подперев подбородок и механически размешивая зачем-то кофе в чашке.
Странные у нас все же отношения.
А в том, что у нас отношения, я уже не сомневалась. Когда этот мохнатый упрямец (ладно, в данный конкретный момент, уже совсем гладкий упрямец) очнется, мы оба, наверняка и совершенно виртуозно, сделаем вид, что между нами – у нас – ничего нет. Но я не знаю, как Вольфгер, а я совершенно точно не смогу забыть, как огромный зверь, только что растерзавший двух разумных существ, ткнулся горячим носом в мою руку – безотчетное, безусловное доверие. Как там сказал доктор? Кто свой, кто чужой, кто враг, а кто…
Кто?
Кто я для тебя, Вольфгер Лейт, темная душа? Коллега? Стервозная соседка с верхнего этажа?
Уж точно не друг.
Ненавязчивый аромат духов – цепляющий с первого вдоха, какой-то такой правильный, мой. И карие глаза напротив, наблюдающие за тем, как я принимаю неожиданный подарок.
«Волчье сердце».
Посиделки на кухне. И в голове звенит и плывет, и мужчина, который читает мне лекции о правильном вредительстве, кажется невероятно привлекательным. Настолько, что приходит ночью во сне. И при следующей встрече я смотрю на него и злюсь за этот непрошеный визит.
Широченная спина в моей ванной, и «кыш, женщина!», и взметнувшиеся злость и возмущение, которыми можно прикрыть от самой себя колкие мурашки, пробежавшие по позвоночнику.
Бег под дождем. Рука в руке.
Раздражение – мужлан неотесанный, невежа, никакого почтения и трепета по отношению к мастеру, женщине и представительнице древнейшей семьи города! Никакого восхищения во взгляде…
Я прикрыла глаза и сделала глоток.
Обжигающий напиток горячей дорожкой прокатился по пищеводу, оставляя во рту ни с чем не сравнимый вкус, а когда я, выныривая из обрывочных воспоминаний и странных размышлений, открыла глаза, передо мной стоял Вольфгер Лейт собственной персоной.
Сонный, осунувшийся и замотанный в простыню, как статуя Старого бога.
– Здравствуйте, мастер, – и голос хриплый, как с похмелья. Да его и слегка ведет, кажется. Потому что я очень четко слышала сейчас всегда беззвучные шаги.
– Садитесь, – я кивнула на стул напротив и поднялась за второй чашкой.
Вервольф мотнул головой и поморщился, вскинул руку, ощупывая рану.
– Спасибо, мастер, но я пойду к себе. Мы с вами потом поговорим, если вы не возражаете.
– Возражаю, – бросила я. – В таком виде вы из моей квартиры не выйдете.
Лейт глянул вниз, пошевелил пальцами босых ног и неожиданно ухмыльнулся.
– Вы что, опасаетесь соседки снизу? Да бедная старушка едва-едва преодолевает две ступеньки, она на вашем этаже появится только духом, отлетая в мир иной.
– Вы. В таком виде. Из моей квартиры. Не выйдете, – отчеканила я.
Что бы там себе ни думал многоуважаемый капитан, а у людей и прочих разумных есть просто феноменальная способность оказываться в ненужном месте в ненужное время. Посыльный, случайный прохожий, соседи из дома напротив, которым соль понадобилась вот прямо сию минуту. Ну не-ет...
– Где ваш запасной ключ? Я принесу вам одежду.
– За плинтусом, справа от двери. Он отходит… – Вольфгер неожиданно все же опустился на предложенное сиденье и посмотрел на меня снизу вверх. – Сядьте, мастер, допейте свой кофе.
Я повернулась к шкафчику, достала все же чашку и, щедро плеснув туда черного ароматного напитка, сунула вервольфу под нос.
– Вы есть хотите?
– Хочу, – бесхитростно признался вервольф и снова кривовато усмехнулся. – Зверски.
И пока я нарезала хлеб и ароматный копченый окорок, купленный вчера вместе с килограммами сырого мяса (и куда мне его девать теперь?!), он поинтересовался участливо:
– Как вы себя чувствуете?
– Я? – вопрос меня почему-то изумил.
Он получил в лоб заклинанием, свалился с лестницы, провел ночь в лихорадке, превратился в гигантского волка и обратно, щеголяет рассеченным черепом и живописными кровоподтеками на груди (да, глазела!) и спрашивает, как я себя чувствую?
Стукнув о стол тарелкой с нарезкой, выставив масло, приборы, я села обратно на свое место и сообщила ответ на заданный вопрос.
– Я на вас зла. Зверски.
Лейт соорудил себе бутерброд и вздохнул.
– Простите, мастер, я действительно невольно поставил вас под угрозу…
– Вы испортили мою дверь! И паркет! – гневно перебила я.
– А… это… – растерянно протянул вервольф и потер лоб. – Кажется, я хотел домой. Что ж, не беспокойтесь, я, конечно же, заменю вам и дверь, и полы.
– На шелковые, – не утерпев, ввинтила я.
– Вы предполагаете и дальше запирать меня у себя в квартире на время спонтанного оборота? – изумился капитан.
– Нет, я просто хочу шелковые полы, – беспечно отозвалась я, поднося к губам чашку.
Но да, теперь интерьер капитанской квартиры обретал для меня куда больший смысл.
Капитан хохотнул и вгрызся в бутерброд, так что осталось непонятно, над чем он смеялся – над шуткой, которая вообще-то была не шуткой (я и правда от шелкового камня не отказалась бы!) или над предположением, что он действительно мне их сделает.
– А вы помните? – По уму, конечно, надо было бы оставить мужика спокойно поесть в тишине, но я искренне полагала, что моя доброта и так перевалила уже все разумные границы, а потому с капитана не убудет ответить на парочку вопросов.
Вервольф проглотил кусок, коротко уточнил, – «Что?» – и снова вцепился зубами в мясо.
– Ну… все.
– Если вы о том, что я делал, будучи волком, то да. Приблизительно, – он поднес ко рту еще один кусок мяса, вздохнул, положил его на тарелку. – Я не могу, находясь в человеческом облике, полностью адаптировать под человеческие рецепторы и понимания всё то, что я делал, ощущал и видел, будучи волком. У меня сейчас и у меня тогда – совершенно разные уровни восприятия. И в волчьей ипостаси я не смотрю на себя со стороны, я – это я. После что-то удается переложить на человеческую память. Что-то – большая часть – остается на уровне невнятных ощущений. Инстинктов, если угодно.
– Но почему тогда говорят, что вервольфы после оборота – это дикие звери? – не утерпела я.
– Потому что это правда, – терпеливо отозвался капитан. – Да, я не тронул вас и, допустим, прохожих на улице, которые ко мне не подходили. Но вы же видели, что я сделал с теми, кто держал нас взаперти? Уверяю вас, как капитан стражи, я не имею привычки разрывать преступников на куски при задержании.
Я промолчала, опустив глаза и позволяя капитану вернуться к завтраку. По моему скромному мнению, эти товарищи свою судьбу заслужили. Никто не отпустил бы нас оттуда под честное слово никому не рассказывать об увиденном…
– Не говоря уже о вашем трагически пострадавшем паркете, – неожиданно ввернул Вольфгер, и я метнула в посмеивающегося волка гневный взгляд.
А пока он приканчивал завтрак, я сообразила, что есть одно дело, которое надо провернуть до того, как капитан обзаведется одеждой, потому что после он провернуть его мне однозначно не позволит. А пустить ситуацию на самотек мне не позволит совесть.
Я вышла из кухни, а вернулась с аптечным свертком в руках.
– Мне нужно обработать вашу голову и… вот это вот, – я неопределенно покрутила пальцем, обрисовывая синяки и кровоподтеки на груди, которые, я подозреваю, он заработал не падением, а выбиванием очень прочных дверей.
– Право, мастер, не стоит трудов, я сам…
Я закатила глаза, покачала головой и, цепко ухватив весьма приятно легший в руку бицепс, потянула, заставляя встать.
– Молчите уж. Я знаю, у вас это отлично получается!
И вервольф промолчал. Правда, как-то настолько выразительно, что у меня все равно появилось ощущение, что последнее слово осталось за ним.
Я взялась за круглую баночку с мазью, которую надлежало тщательно втереть «в места ушибов». Она приятно пахла – ментолом и еще какими-то травами.
Я зачерпнула прохладную субстанцию пальцами и окинула задумчивым взглядом фронт работ. Ладно, приступим-с. Когда я коснулась холодной мазью горячей кожи над первым синяком, вервольф чуть вздрогнул, я на мгновение замерла, а потом провела первым долгим, но легким прикосновением, распределяя мазь по всей поверхности гематомы. Закусила губу и – сосредоточившись на том, что мне предстоит делать, а не на том, что у меня перед носом маячит мужская обнаженная грудь – принялась за работу.
Ладонь скользила по гладкой горячей коже.
Я сосредоточенно втирала мазь, вдыхая приятный травяной запах, и старалась не смотреть и не думать.
Не смотреть. И не думать.
Как мои пальцы с нажимом проводят по твердым мышцам, раз за разом. Как дыхание мужчины, находящегося слишком близко, щекочет мой лоб. Как ужасно хочется сглотнуть. И как внутри что-то томительно тянет. И как эта гладкая кожа под моими пальцами становится, будто, еще горячее.
«Это просто мазь», – одергивала я себя. – «Может, она согревающая».
Не помогало.
Утренние размышления наложились сейчас на эту близость, будили в душе и теле что-то слегка забытое. У меня были мужчины. И не один. И я прекрасно отдавала себе отчет в том, как выглядит желание. Но я не могла припомнить, чтобы оно когда-то было настолько волнующим, настолько… трепетным. И, сдавшись, я позволила себе маленькую слабость – упивалась и этим собственным желанием, и наслаждением, которое дарили нехитрые жесты.
Вряд ли у нас что-то получится. Но зачем отказывать себе в удовольствии, раз оно само пришло в руки?
– Все, – ледяным механическим голосом произнесла я, давя в нем предательскую хрипотцу, и отвернулась, чтобы закрыть баночку с мазью и вымыть руки. Мои мысли – это мои мысли, капитану о них знать не обязательно. – Сядьте, я вашу голову посмотрю.
Я повесила на крючок полотенце, обернулась. Вместо того, чтобы сесть, капитан сделал шаг вперед, сокращая расстояние между нами до вопиюще неприличного.
Вспыхнув изумлением и рефлекторным гневом, я вскинула голову и застыла, встретившись с глазами, в которых еще плясал желтый отблеск. Я попалась на этот взгляд, как рыбка на крючок – но, в отличие от рыбки, не могла даже беззвучно раскрыть рта.
Тяжелые ладони неспешно легли мне на бедра, и, когда я никак на это действие не отреагировала, вервольф подхватил меня, как пушинку, и усадил на высокую кухонную тумбу, вознеся почти на один уровень с собой.
Лейт качнулся вперед, я закрыла глаза и машинально разомкнула губы, сильнее сжала пальцы, и без того вцепившиеся в широкие плечи в краткий миг полета, но… поцелуя не случилось.
Прочертив носом щекотную линию по моей щеке к уху, обжигая кожу горячим дыханием, Вольфгер на несколько мгновений застыл, глубоко вдыхая и выдыхая мой запах.
Я по-прежнему, кажется, даже не дышала, парализованная неожиданностью. Только сердце разгонялось, колотясь все быстрее.
А потом…
Я даже не могла бы точно сказать, поцеловал он меня или укусил. Я ощутила разом и губы, и зубы, и язык… и грудной, едва слышный, но совершенно нечеловеческий рык, отозвался вибрацией во всем теле, заставляя сжать кулаки, впиваясь ногтями в гладкие мышцы. Я ахнула и запрокинула голову, еще сильнее открывая шею для этого поцелуя-укуса.
Еще один пришелся выше, уже чуть менее жадный, но не менее будоражащий. И еще, и еще…
У меня закружилась голова, будто воздуха не хватало. И когда Вольфгер куснул еще раз, тихонько застонала – и рука сама собой мазнула по шее и по короткому ежику темных волос, удивительно мягкому, как собачий подшерсток. Я зарылась в него – подаваясь вперед и прижимая к себе. Но вместо того, чтобы продолжить выцеловывать мою шею, вервольф вскинул голову.
Глаза в глаза.
Ну же. Неужели неясно, что я уже все позволила?
А потом шершавые подушечки пальцев коснулись моего виска, обвели линию лица, дотронулись до только что искусанных губ, и я поняла, что он не разрешения спрашивает безмолвно, он – любуется.
Я еще раз закусила губу и рывком подалась вперед, почти соскальзывая с тумбы, но зная, что меня удержат – только чтобы прижаться совсем тесно и чтобы поймать, наконец, этот молчаливый упрямый рот поцелуем.
Жадность. Голод. Сосущий, требовательный. Лихорадочные движения, сумасшедшие, головокружительные поцелуи.
Задранная юбка, улетевший в Бездну свитер, и сорочка под ним уже тоже задралась и сбилась в сторону, открывая еще больше возможностей для ласки. Мне повезло сильнее – преград между мной и желанным телом не было, забытая всеми простыня давно стекла на пол.
Вольфгер вдруг замер, тяжело дыша, и во мне разом сквозь томную поволоку шевельнулось беспокойство – ему плохо? Лейпшиц говорил про ребра, да и голова опять же… Но прежде, чем я успела впасть в панику, мужчина стянул меня с тумбочки, подхватил на руки и понес.
В спальню.
– Да вы, капитан, традиционалист! – не утерпела я, когда он опустил меня на кровать, почти сразу придавливая собственным весом.
– Я романтик, – невозмутимо отозвался Вольфгер, и непонятно было – шутит он или говорит всерьез.
А потом стало не до разговоров, потому что с остатками моей одежды он, наконец, стремительно расправился. И…
Такого с мужчинами у меня еще не было. Когда и огонь, и жажда, и ты, не сгорая, горишь, желая сразу достигнуть пика, чтобы это скорее прекратилось – и чтобы это не прекращалось никогда.
Да и мужчины такого у меня никогда не было – яростного и внимательного. Нетерпеливого, бесцеремонного... чутко потакающего всем моим желаниям эгоиста.
Он брал. И в то же время давал так много, что мне казалось, что я сойду с ума от этой пытки нежностью и грубой силой…
Наверное, на мгновение, так оно и случилось, потому что мир перестал быть. Мне показалось, я растаяла, растворилась, испарилась облачком пара – таким невесомым сделалось тело.
Но нет. Реальность постепенно возвращалась мелкими штрихами – жарким шумным дыханием, тяжестью чужого тела, громким стуком двух сердец.
Вольфгер поцеловал меня и отодвинулся чуть в сторону, несмотря на мой протест и попытку вернуть большое и теплое на место. В итоге, уцепившись, я перекатилась вместе с ним, оказавшись полулежащей на широкой груди.
Ладно. Так тоже сойдет!
Я повозилась, устраиваясь удобнее и, подперев подбородок кулаком, принялась с интересом, по-новому, разглядывать нежданно-негаданно свалившегося на мою голову любовника. Вольфгер прикрыл глаза, кажется, приходя в себя, но рассеянно поглаживал меня по спине, давая понять, что вполне себе жив и в сознании.
…А может, женить его на себе?
Мысль была совершенно внезапной, но требовала тщательного обдумывания. Я женщина неглупая, просто так мысли в мою голову не приходят!
Плюсы определенно есть. Родители, конечно, взвоют, но будет поздно – я уже вышла замуж и даже не слишком позже Шантея. Все, как они и хотели! У нас будет лучшая во всем Лидии кухарка. И полы! Ну и сам капитан надежен, как скала – такой точно никогда не предаст и не обманет. Не говоря уже о…
Тяжелая ручища спустилась чуть ниже, ненавязчиво сжала попавшуюся под нее округлость, словно на пробу, вызвав короткий острый всплеск поутихшего желания, и я спрятала улыбку, потершись носом о загорелую грудь.
Минусы…
Минусы тоже есть. Характер тяжелый. У обоих. На работе – уже женат, но при этом бесперспективно. А еще имеет дурную особенность периодически портить полы и двери и раскидывать шерсть по дому!
Мысленно загнув пальцы на одной руке и на другой, я вздохнула. Выходило, что примерно поровну…
