Текст книги "Город Змей"

Автор книги: Даррен Шэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Как скажешь. – Тассо массирует запястье правой руки, потом поднимается выше к локтю. – Слышал про Капака и Холодильник?

– Джерри мне сообщил.

– Ты встречался с ним?

– С Райми? – Я качаю головой. – Так, видел пару раз.

– Странный парень, – раздумчиво говорит Тассо, – чужой и холодный внутри. Дорак был подлый сукин сын, но он был человек. Не понимаю, что за птица этот Райми.

Тассо кидает мне куклу. Это двойник Капака Райми. Он напоминает мне, что некогда эта комната была полна кукол. Теперь они отсутствуют.

– Я запер их в стенном шкафу, – объясняет Тассо, когда я удивленно смотрю на пустые стены, – никогда не выносил этих чертовых марионеток. Приходилось их терпеть, когда я играл вторую скрипку при Кардинале.

– Когда кот за порог…

– Вот именно.

Я поворачиваю куклу, рассеянно ее разглядывая.

– Думаете, он мертв? – спрашиваю я.

– Его нельзя убить.

Я улыбаюсь, опустив голову, чтобы Тассо не заметил этой улыбки:

– Вы никогда не казались мне легковерным.

– Так оно и есть. Но, говорю тебе, Капака Райми нельзя убить. Он бессмертен.

– Слышал я эти байки. Я им не верю.

– Я видел это собственными глазами. Его застрелили, зарезали, разорвали на куски и выбросили с балкона. Но этот сукин сын постоянно возвращается. Не знаю как, но он оживает. Его останки пускают по ветру, а несколько дней спустя он создает себе новое тело и возвращается. Если не веришь мне, поговори с Франком и Джерри. Они тоже это видели.

Я неловко ерзаю на стуле:

– Если это правда, тогда что вас огорчает?

– Он никогда не отсутствовал так долго. Обычно он возвращался через три дня. Максимум – через четыре. Никогда дольше не задерживался. Но на этот раз он исчез. Я не знаю, где он. И я не думаю, что он сможет вернуться самостоятельно.

– Но если его нельзя убить…

– Я не знаю, как это объяснить! – раздражается Тассо. – Если бы знал, то не было бы нужды обращаться к тебе.

– Но я-то что могу поделать с пропажей вашего Кардинала?

Левая рука Тассо ползет к правому плечу, и он ожесточенно начинает чесаться.

– Капак пришел повидаться со мной за неделю до своего исчезновения, – говорит Тассо, – он был обеспокоен. Город летит в преисподнюю, и он хотел остановить это падение. Он считал, что виллаки – эти слепые священники…

– Я знаю, кто они такие, – тихо вставляю я.

– …виновники беспорядков. Они сталкивались уже не в первый раз. Капак всегда действовал по-своему. Виллаки этого не одобряли. Он чувствовал, что они подрывают его авторитет. Он попросил меня стать его помощником, чтобы иметь время для общения с ними. Я отказался. В этот же уик-энд он оказался в Холодильнике, и с тех пор о нем никто не слышал.

На этом месте я его останавливаю:

– Но зачем тогда вы вернулись сюда в столь трудной ситуации, если не захотели сделать этого раньше?

– Чувство вины, – отвечает он без обиняков. – Я думал, что Капак справится сам со своими трудностями. Не принял всерьез его предложения. Если бы я помог, возможно, его не было бы сейчас в списке пропавших и город не находился бы на пороге войны.

– Сейчас уже поздновато жалеть об этом.

Тассо пожимает плечами (поднимается только его левое плечо):

– Опоздал так опоздал. Суть в том, что я нахожусь здесь и нуждаюсь в твоей помощи.

– И все же я не понимаю, что могу сделать. Я понятия не имею, где находится Райми.

– Ты можешь это выяснить, – спокойно говорит Тассо. – Я думаю, его похитили виллаки, а ты единственный, кто может иметь дело с этими слепыми сыновьями шакалов и убедить их выпустить его.

– Почему вы так решили? – хмурюсь я.

– За эти годы стража Капака мне много чего порассказала. Я знаю про Аюмарканов, про твоего отца и про то, что, кроме Капака, ты единственный уцелел из армии Дорака.

– Вы помните Паукара Вами? – шепчу я.

– Весьма смутно, но Капак все рассказал мне о нем.

Я дрожу. Это лишнее. Мне надо держать себя в руках. Я считаю про себя до тех пор, пока не удается восстановить самообладание. Дойдя до двадцати двух, я чувствую, что руки перестали дрожать.

– Даже если между мною и Райми есть связь, почему вы думаете, что я могу его найти?

– Я здесь с пятницы, – говорит Тассо, – но только вчера вечером, когда кто-то оставил это на моем столе, я подумал о тебе.

Тассо швыряет мне конверт. Осторожно, стараясь не помять, я открываю его. Оттуда выскальзывает большая покерная карта – валет пик. Во всех отношениях обыкновенная карта, но на два лица валета наклеены два маленьких фото, одно – Капака Райми, второе – мое, в обличье Эла Джири. Посередине красными чернилами на белом поле карты напечатано послание: «Род объединится».

Я читаю послание дважды, снова разглядываю фотографии, потом вкладываю карту в конверт и протягиваю его Тассо.

– Вы правы, – спокойно говорю я, – виллаки его заполучили.

– Но что это может означать? Я имею в виду слова насчет объединения рода.

– У священников есть мечта. Они хотят сделать этот город центром мира. Они верят в бога Солнца и думают, что он благословит их, если они создадут нужные условия, и обеспечит им вечную жизнь. Но это может наступить лишь при условии, что три рода сольются в чакане крови – Кровь Плоти, Кровь Снов и Плоть Снов.

– Я вообще не понимаю, о чем ты болтаешь, – говорит Тассо.

– Райми рассказывал вам, как были созданы Аюмарканы, как Дорак и священники сотворили их из ничего, создав их образы из видений, которые приходили им в снах?

– Да, – осторожно произносит Тассо.

– Предполагается, что Капак – явление из мира снов, иначе – Кровь Снов. Виллаки – человеческие существа – Кровь Плоти. Как порождение Аюмаркана и человека, я должен быть Кровью Плоти и Снов – то есть Плоть Снов. Короче, если я объединюсь с ними и Райми и мы станем действовать как чакара – команда из трех звеньев, – этот город станет наш, и мы будем править вечно.

Тассо выглядит растерянным.

– Я все еще не уверен, что догоняю. Но ты подтвердил то, что я предполагал: ты и Капак завязаны с виллаками и, следовательно, друг с другом. Вот почему ты должен разыскать его. Если я пошлю других, священники убьют или прогонят их. Эти мерзавцы берегут только тех, в ком нуждаются. Раз они нуждаются в тебе, ты сможешь проникнуть в такие места, куда никто другой проникнуть не сможет.

– Возможно, – осторожно соглашаюсь я, – но мне не интересны ни Райми, ни священники. Чем меньше я буду иметь с ними дело, тем лучше.

– Ты мне отказываешь? – прямо спрашивает Тассо.

– Ничто не заставит меня связать свою судьбу с этими слепыми ублюдками, – не менее прямо отвечаю я, – деньгами меня не купишь, а угрозами не испугаешь. Я не хочу вмешиваться в это дело, и это все, что я могу сказать.

Я встаю, понимая, что иду на огромный риск, готовый к бою и почти уверенный, что далеко мне не уйти. Но Тассо не делает ни одного движения, чтобы остановить меня. Он дает мне дойти до двери, потом произносит два слова достаточно громко, чтобы я мог услышать:

– Билл Кейси.

Я останавливаюсь и, закрыв глаза, издаю стон. Где-то в глубине души я подозревал, что у него припрятано что-то в рукаве. Я просто не думал, что это будет так убедительно.

Повернувшись к нему лицом, я ожидаю продолжения.

– Ты восхищался Капаком, – говорит Тассо. – Когда ты принял образ и имя Вами, он все разузнал о тебе. Он разведал все, что мог, большей частью из файлов Дорака – старый Кардинал имел на тебя чертову кучу материалов.

Билл Кейси признался в письме копам, что он испортил тебе жизнь. Он сообщил им, что руководил убийствами твоих девушек и бывшей жены. Но он никогда не объяснял причины. Капак думал, что это связано с твоим отцом. Он считал, что Паукар Вами очень сильно навредил Биллу Кейси и тот извращенным путем мстил своему мучителю – через его сына.

– Любопытное предположение, – холодно говорю я.

– Капак очень хитер, – преодолевая одышку, продолжает Тассо. – Он не понимал только одного – почему ты принял облик своего отца. Кейси издевался над тобой, но он погиб во время взрыва, который чуть не уничтожил и тебя. Это должно было положить всему конец. Если, конечно, он действительно погиб.

Тассо вытаскивает из конверта валета пик с наклеенными фотографиями и разглядывает карту, о чем-то думая.

– Капак считал, что Кейси заранее подготовил этот взрыв и убрался оттуда, и твое преображение в Вами – это уловка. Хочешь выманить его из укрытия, чтобы свести с ним счеты.

– Просто дипломированный гений, – ворчу я.

– Это еще не все, – продолжает Тассо, кладя карту. – Будучи Кардиналом, Капак везде имел информаторов, даже в тех местах, о существовании которых остальные не имеют понятия. Его люди искали Кейси… – Следует точно рассчитанная пауза. – И они его нашли.

Самообладание оставляет меня. Закрыв глаза, я стою, прислонившись к двери, и ловлю ртом воздух, борясь с безумием.

– Билл жив? – хрипло спрашиваю я.

– И живет в этом городе.

Мои глаза открываются, и холод пронизывает меня до костей.

– Где?

Тассо холодно смотрит на меня:

– Я скажу тебе это только тогда, когда Капак будет возвращен в целости и сохранности.

– Нет! – кричу я. – Скажите сейчас!

Я бросаюсь к старику в кресле, одержимый желанием мести, не терпящий возражений. Я разорву этого Тассо на части! Если он думает, что может размахивать Биллом у меня перед носом, как морковкой перед ослом, он очень сильно ошибается.

– Не делай этого, Алжир, – тихо говорит Тассо, и неожиданная мягкость его голоса лишает меня мужества. – Если ты нападешь на меня, я буду защищаться. Или я тебя убью, или ты меня. Последнее более вероятно, но тогда ты не узнаешь адреса Кейси и будешь казнен моими гвардейцами.

Это серьезный довод. Хорошо бы немного придушить его, но это бесполезно: я слишком хорошо его знаю. Насилие – это не аргумент, по крайней мере в данном случае.

– Я согласен, – рычу я, – но сначала адрес! Я займусь Биллом, а потом разыщу…

– Нет! – рявкает Тассо. – Сначала Капак, потом Кейси. Таков порядок. Принимай его или откажись.

В уме я считаю до десяти. Думаю о Билле и его горестном выражении лица, когда он объяснял, как решил разрушить мою жизнь. Двадцать. Вспоминаю взрыв, его последствия, медленно возвращаюсь к мысли, что он, возможно, все еще жив. Пятьдесят. Подробно останавливаюсь на десяти годах убийств и сумасшествия. Восемьдесят. Думаю о будущем, исследую альтернативы и вижу только один путь.

На девяносто шести я испускаю долгий вздох:

– Если вы блефуете…

– Я не блефую.

– Окей. – Я поднимаю стул, на котором сидел, и ставлю его перед временным Кардиналом. Чувствую приближение нетерпеливых демонов, слетающихся ко мне в предвкушении хаоса и кровопролития, которые обязательно должны начаться. – Говорите, когда надо приступать.

Глава третья
ДЕЖАВЮ

Я уже давно не играл в детектива. Десять лет назад в отеле «Скайлайт» была убита женщина, и Кардинал по наущению виллаков дал мне поручение найти ее убийцу. Это был первый и единственный случай в моей практике. Его оказалось достаточно. Во время расследования я узнал и пережил больше, чем любой детектив. Настоящее крещение огнем. Я поклялся, что никогда больше не соглашусь на подобные пытки.

Но вот, пожалуйста, я в центре еще одной тайны, перед лицом тех же опасностей, что и тогда. Но на этот раз я хотя бы заранее знаю обо всех трудностях, и мне уже не так много есть что терять. Предыдущее расследование отняло у меня друзей, возлюбленных, весь мой образ жизни. И я не сомневаюсь – если за этим стоят виллаки, они найдут какой-нибудь новый способ вонзить нож мне в спину.

Я провожу во Дворце большую часть вторника, опрашивая тех, кто ближе всего стоял к Капаку Райми, чтобы понять, какой это был человек. Тассо рассказал мне, что Райми видел лица из прошлого – Аюмарканов. Он верил, что духи прошлого были опять воскрешены. Тассо показывает мне фото Паукара Вами, реального, не меня в его обличье, но я не допускаю этой мысли.

– Это фото могло быть сделано в любое время, – фыркаю я.

– Но Капак видел его несколько недель назад. Это кадры с камеры наблюдения, а они не лгут.

– Еще как лгут! – говорю я. – Вероятно, виллаки наняли двойника, чтобы встревожить Капака, а потом для правдоподобия вставили в камеру старое изображение Вами.

– Не знаю, – говорит Тассо, – Капак в это поверил.

– Тем хуже для него, – бормочу я.

Незадолго до того, как Райми отправился к Холодильнику, в его кабинете появилась какая-то женщина и, по словам Джерри Фальстафа, довела его до невменяемого состояния. Райми знал эту женщину. Они о чем-то говорили, но, когда он приблизился к ней, она прыгнула вниз с балкона. Джерри было поручено убрать все, что от нее осталось. Но когда он с помощниками спустился вниз, то не нашел ни следа от изувеченного тела.

– Это могло быть спланировано? – спрашиваю я.

– Безусловно нет, – говорит Джерри.

– Тогда что же случилось? Она исчезла в воздухе? Отрастила крылья и улетела?

Джерри кисло улыбается:

– Более вероятно, что из окна была протянута сеть, чтобы ее поймать. Но я никогда не обладал богатым воображением. Может, это действительно были крылья.

Хладнокровие Джерри ободряет. Приятно думать, что не все во Дворце подчинились силам черной магии и вуду, что некоторые могут рассуждать логически. Когда я задаю ему вопрос насчет бессмертия Райми, он придерживается того же мнения, что Форд Тассо и Франк.

– Парень возвращается из мертвых – это факт. Каждый раз, когда его убивают, он через несколько дней приезжает на поезде из местечка под названием Сонас. Он материализуется в поезде, и у нас имелись там свои люди, наблюдавшие за ним, но они ни разу не смогли поймать сам процесс материализации. Это происходит, когда его никто не видит.

– Ты сам-то понимаешь, как дико это звучит?

– Конечно. Раньше я искал логические объяснения – клоны, двойники, близнецы, – но против фактов не попрешь. Капак Райми возвращается из мертвых. Ты просто учишься это принимать, раз находишься с ним рядом.

Спорить бесполезно. Тассо, Франка и Джерри невозможно сдвинуть с их абсурдной точки зрения, так что я и не пытаюсь это сделать. Вместо этого я собираю относящиеся к делу факты: кто были его друзья (у него их не имелось), где он любил околачиваться (кроме походов в гимнастический зал с бассейном, он работал без перерыва) и имел ли он какие-нибудь вредные привычки (он был абсолютно чист, без сучка и задоринки). Я возвращаюсь домой не раньше полуночи. Несколько часов провожу, делая записи и анализируя, потом заваливаюсь спать, ворочаясь с боку на бок и мучаясь мыслями о змеях, мертвецах, слепых священниках, богах Солнца и бывшем копе с девятью пальцами, который жив и находится в городе.

Я встаю перед рассветом, усталый и раздраженный, и сижу в полумраке гостиной, думая о Билле, о том, как он сейчас выглядит, чем занимается, где он провел эти десять лет. Новость, сообщенная мне Тассо, одновременно волнует и вгоняет в депрессию. Волнует, потому что годы убийств и безумия не прошли даром. Предмет моих поисков скоро окажется у меня в руках, и правосудие свершится. Вгоняет в депрессию, потому что Тассо, возможно, солгал – или Райми солгал ему, – и я боюсь, что, даже если все правда, Билл может умереть по причине преклонного возраста или сбежать куда-нибудь, прежде чем я обрушу на него всю свою ярость.

Поскольку сейчас я не могу добраться до Билла, я временно оставляю мысли о нем. Ну что ж, теперь для меня выполнение задания Тассо – дело чести. Райми должен быть найден, после чего я смогу сконцентрироваться на своем лучшем друге и самом ненавистном враге. С чего же начать поиски пропавшего Кардинала?

Когда восходит солнце, я сосредоточиваю все свои умственные способности на Райми, и ответ вскоре приходит сам собой. Надо начать с того места, где Райми был в последний раз, – с Холодильника. После легкого завтрака и сотни отжиманий я отправляюсь на мотоцикле в морг. Я в обличье Эла Джири, поэтому еду на байке, который у меня уже пятнадцать лет. Когда я появляюсь в образе Паукара Вами, он хранится в гараже.

Я не первый раз вижу Холодильник, его фальшивый вид (снаружи он выглядит как заброшенная фабрика) и освещенные залы, уставленные гробами. Я привез сюда немало тел друзей и врагов Кардинала и его команды. У меня даже есть собственный код для входа, хотя его следует обновлять каждые три месяца и он позволяет войти лишь в маленькую изолированную секцию в задней части морга.

Припарковавшись и войдя внутрь, я говорю одному из ассистентов, что хочу видеть доктора Сайнса. Он здесь главный, хотя десять лет назад, когда мы познакомились, был рядовым патологоанатомом. Он принадлежит к немногочисленному числу избранных, которые знают, что Паукар Вами и Эл Джири – один и тот же человек.

– Мистер Джири, – приветствует он меня отрывистым кивком, выходя из операционной в хирургических перчатках, забрызганных кровью.

– Доктор Сайнс.

Мы знакомы уже десять лет, но никогда не опускаем формальностей. Сайнс – приятель, а не друг. Я предпочитаю такие отношения. Без друзей как-то спокойнее.

– Привезли или хотите забрать? – язвительно спрашивает он. Стандартная шутка.

– Меня наняли, чтобы найти Капака Райми. Я хочу посмотреть, где именно он пропал.

Сайнс пристально смотрит на меня:

– Не знал, что вы стали детективом.

– Это исключение из правила. У меня есть допуск. Можете проверить у Джерри или Франка, если сомневаетесь.

– Я в любом случае должен им позвонить. Ничего личного.

Сделав телефонный звонок, Сайнс ведет меня через лабиринт уставленных гробами коридоров к склепу Фердинанда Дорака.

– После его исчезновения тут такое творилось, – он снимает перчатки и бросает их в сторону, – повсюду сновали орды гвардейцев, опрашивая всех и каждого и переворачивая всё вверх дном. Меня допрашивали пять раз. Надеюсь, вы не превысите этот рекорд?

– Не думаю, что стану вас беспокоить. Я знаю, какой вы бестолковый.

– Очень смешно. Вам следовало стать комедиографом.

Мы добираемся до склепа. Восьмиугольный, повышенной прочности, на двери компьютерный замок. Сайнс набирает код, и после нескольких щелчков дверь открывается.

– Хотите, чтобы я вошел вместе с вами? – спрашивает Сайнс.

– Да. Хочу увидеть лестницу под гробом.

Мы входим внутрь. Холодная, строгая комната, посередине – великолепный гроб Кардинала на огромной мраморной плите. Я изучаю надпись: «Никто не сказал мне, что настанут дни, подобные этим», затем сам гроб и плиту под ним.

– Там сбоку есть рычаг, – говорит Сайнс. – До тех пор пока гвардейцы не стали всюду совать свой нос, это был единственный способ открыть ее. Они сломали механизм, так что теперь, чтобы освободить проход, гроб надо толкнуть, и он отъедет в сторону.

Он кладет руку на верхнюю часть гроба и показывает. Гроб на две трети отъезжает в сторону с мраморной плиты и останавливается, открывая черную брешь и ряд идущих вниз ступеней.

– Первоначально этого не было? – спрашиваю я, глядя в темную дыру.

– Нет. Они прорыли ход снизу.

– Как случилось, что никто этого не заметил?

– В комнате звукоизоляция, – объясняет Сайнс, – кроме того, здесь почти никто не ходит – Кардинал захотел лежать в самой уединенной части здания. Не могу понять, откуда они узнали, где именно надо копать. Только три человека имеют доступ к архитектурному плану. Каждый был проверен гвардейцами. Кто бы это ни сделал, он не мог действовать по официальным каналам.

Несколько мерцающих огней помещено на полу по углам комнаты.

– Я спущусь по лестнице, – говорю я Сайнсу, – ненадолго.

– Что мне делать, если вы не вернетесь? – беспокойно спрашивает он.

– Сочините правдоподобную историю для гвардейцев и молитесь, чтобы они вам поверили.

Я взбираюсь на плиту, перекидываю ноги в пустоту, нашариваю верхнюю ступеньку лестницы и начинаю спускаться.

До самого низа сорок одна ступенька, от лестницы идет короткий туннель, который упирается в дверь. Запор, вероятно, находится с другой стороны двери, но гвардейцы, скорее всего, вышибли ее во время своих неоднократных посещений, поскольку, когда я толкаю дверь, она отворяется. Я делаю шаг внутрь и освещаю фонариком пространство вокруг. Я нахожусь в некоем узловом пункте. Пять грубо высеченных туннелей расходятся в неизвестных направлениях. Три туннеля помечены крестами – их исследовали гвардейцы. Тассо сказал мне, что они ничего не нашли, кроме все новых и новых перекрестков и многочисленных туннелей, расходящихся в разные стороны, после чего бросили это дело.

– Ты ведь здесь, не так ли? – шепчу я, выключая свой фонарик и давая темноте возможность поглотить меня. – Они держат тебя там, где никому тебя не найти. Наверху ты начальник, но внизу правят они. Туннели – это их вотчина. Интересно, как они с тобой обращаются?

Я негромко кашляю. Один из побочных эффектов столь долгого пребывания в одиночестве – я начал говорить сам с собой. Еще не дошел до стадии, когда отвечаю на собственные вопросы, но она уже не за горами. Я задерживаюсь на минуту, ощущая темноту, как нечто реальное и осязаемое. Я уверен, что вернусь в эти туннели снова еще до окончания расследования, но в настоящее время они не представляют для меня интереса. Я не собираюсь искать Райми, бродя здесь в полной темноте. Придется поработать, чтобы отыскать его. Виллаки поставили передо мной нелегкую задачу.

Я поднимаюсь по ступенькам, размышляя, что предпринять дальше. В последний раз я проявил себя неплохо, но я, конечно, не суперсыщик. Священники наверняка расставили на тропе ключи к разгадке, чтобы я совершенствовался в этой профессии, иначе я начну бегать по кругу. Но я уверен, они помогут мне, как бывало и раньше. Игра для них ничего не значит, им интересен результат. Наверняка это лишь вопрос времени, когда…

Внезапно я замечаю стоящее в углу фото. Улыбнувшись их умению выбрать подходящий момент, я хватаю фото и продолжаю подъем.

– Что это? – спрашивает Сайнс, замечая фото.

– Кто-то потерял свой воскресный снимок, – бормочу я, изучая фото в режущем глаз после темноты освещении склепа. На нем изображена молодая привлекательная женщина. Лицо знакомое, но я никак не могу ее узнать. На заднем плане неясно вырисовывается Дворец. В руках у нее газета. Уверен, что когда поднесу к ней увеличительное стекло, то смогу различить дату, ведь снимок подброшен именно с этой целью.

– Где он был? – спрашивает Сайнс, беря у меня снимок.

– На лестнице. Когда сюда входили в последний раз?

– Вчера. Нет… – Он делает паузу. – Вечером в понедельник. Четыре гвардейца. Внизу оставались лампы, веревки и другое снаряжение. Они приходили его забрать.

– Они не могли не увидеть фото. Либо оно оказалось здесь после их прихода, либо его оставил кто-то из них.

Сайнс качает головой:

– Я был здесь после их ухода. Это не они.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – Он возвращает мне фото.

– Тогда я не буду тратить время на то, чтобы их опрашивать.

Я уже хочу спрятать фото, но внезапно в памяти как будто вспыхивает яркий свет. Я подношу снимок ближе к глазам.

– А ведь я ее знаю, – бормочу я, – встречал много лет назад. Она работала в…

В мозгу раздается щелчок, я вспоминаю имя, но повторяю его только себе самому, не видя необходимости информировать любознательного доктора Сайнса. Ама Ситува, дочь Кафрана Рида, который был владельцем самого необычного ресторана в городе. Я не посещал его уже десять лет. Я даже не знаю, существует ли он. Но узнать это не составит большого труда.

* * *

К моему удивлению, не только ресторан Кафрана до сих пор процветает, но и его прежний владелец все еще на своем месте и выражает готовность поговорить со мной.

Кафран Рид выглядит старше своих лет – седой, сгорбленный, немощный. Большую часть времени он проводит в ресторане, который за эти годы мало изменился – так же кричаще раскрашен, – но теперь у него есть управляющий. Кафран только общается с персоналом и посетителями, проверяет продукты, пробует блюда, заботится о музыке (преимущественно мелодии и песни 60-х и 70-х) и ждет, когда смерть предъявит на него свои права.

– Ама Ситува? – безучастно повторяет он, когда я задаю свой вопрос.

– У вас есть дочь?

– Увы, нет. – Он горько улыбается. – Я очень хотел иметь дочку, но этому не суждено было случиться.

Я показываю ему фото, которое подобрал в Холодильнике:

– Узнаете эту женщину?

Ему приходится надеть очки, после чего он начинает пристально изучать фото. Но ни намека на узнавание не мелькает в его старых усталых глазах.

– Простите. – Он грустно смотрит на меня.

Кафран приглашает меня остаться на ланч, но я вежливо отказываюсь. Слишком много дел. Перекушу что-нибудь на ходу.

Выйдя на улицу, я вынимаю сотовый телефон и набираю номер, который вчера дал мне Тассо. Он отвечает на втором гудке:

– Алжир?

– Я хочу, чтобы вы кое-что для меня проверили. Список Аюмарканов, который я видел, это старая копия, которую мой отец украл из файлов Дворца. У вас есть более новый…

– Я знаю все имена, – прерывает он, – раньше я просматривал его регулярно, надеясь, что какое-нибудь имя расшевелит мою память. Говори.

– Ама Ситува.

Он крякает:

– Она была добавлена в список одной из последних. Я спрашивал о ней Капака, но он никогда не говорил о том, знает ли ее.

– Спасибо.

Я спешу домой, где разглядываю газету на фото через увеличительное стекло. И узнаю, что Ама Ситува, которая является Аюмарканом и уже десять лет как мертва, сфотографирована около Дворца меньше чем неделю назад. Я откладываю фото в сторону и перестаю о нем думать. Я знаю, как можно подделать дату в газете. Это фото ни о чем не говорит. Я не поверю в ее возвращение из царства мертвых до тех пор, пока не увижу своими глазами. И даже тогда я оставлю себе право на сомнения.

Я слоняюсь по улицам в обличье своего отца, показываю фото Капака Райми и Амы Ситувы, расспрашиваю людей, не видели или не слышали ли они что-нибудь о них. Моим контактам имя легион. Как Паукар Вами, я известен тысячам членам банд, владельцам магазинов, бомжам, завсегдатаям ночных клубов, сутенерам, проституткам и всевозможным ночным существам. В своем большинстве они боятся меня и, когда я начинаю задавать вопросы, выкладывают все, что знают, чтобы поскорее отделаться от меня.

Они все знают Райми, но не видели его с тех пор, как он пропал. Также они не представляют, где он может находиться. Женщину не узнает никто. Я спрашиваю, не активизировались ли за последнее время слепые священники в белых одеяниях. Я задаю этот вопрос только наиболее осведомленным информаторам, но никто из них тоже ничего не может сказать.

Уличная публика растревожена. Хотя город и стабилизировался с тех пор, как Тассо возглавил власть во Дворце – за последние двадцать четыре часа это стало широко известно, – ветераны знают, что это затишье временное. Бочонок уже запалили, и он должен взорваться, а те, кто живет или работает на улицах, получат главный удар взрывной волны. Я требую от них, чтобы они собирали слухи о Капаке Райми и искали женщину, изображенную на фото, но большинство слишком озабочено своим собственным благополучием, чтобы сосредотачиваться на чем-то еще. Я вряд ли могу на них рассчитывать.

Четверг проходит. Пятница. Много путешествий в обличье Эла Джири и Паукара Вами – по дневным и ночным мирам. Я никогда не ограничивался восточной частью города, но здесь я более могуществен и чувствую некоторую тревогу и нежелание распространять свою власть дальше, чтобы не захватить чересчур много территории. Вами знают и боятся во всех частях города, но больше всего уважают на востоке. Я должен быть осторожен. Вежлив. Действовать не только угрозами, но и подкупом. Испрашивать разрешения у главарей более влиятельных банд работать на их территории. Картина была бы совсем иной, если бы я просто выслеживал добычу. Я мог бы приблизиться, нанести удар и исчезнуть. Но эти поиски могут затянуться на много недель. Требуется определенная степень дипломатичности.

Между делом я изучаю лица стариков на улицах и в окнах домов. Мои глаза внимательно вглядываются в тех, кто имеет хотя бы отдаленное сходство с Биллом Кейси. У меня нет времени фиксировать сознание на Билле, я должен сконцентрироваться на Райми. Но я не могу заставить себя прекратить его поиски. Я задаю осторожные вопросы. Если он прячется в городе, кто-то еще, кроме Райми и Тассо, должен знать о его местонахождении. Если я сам найду этого экс-копа, тогда у них все сорвется. Тассо – да кто угодно – сможет поиметь меня, когда я расправлюсь с Биллом.

Но никто его не видел. Те, кто его знал, считают его мертвым. Я сею в их душах семена сомнения – говорю, что слышал толки о том, что он жив, и жду, когда они прорастут.

Между тем я продолжаю разыскивать пропавшего хозяина Тассо, прочесывая улицы, предлагая взятки, прислушиваясь к глухим шепотам города в надежде, что они расскажут мне, где находится Райми.

Суббота. Я рано выхожу из дома, намереваясь отправиться на байке в стиле Эла Джири. Насвистывая, я торопливо сбегаю по лестнице и киваю равнодушно глядящему на меня соседу с первого этажа. Меня никогда не видели здесь в обличье Паукара Вами, поскольку я всегда выхожу через пожарный выход в боковой переулок. Здесь никто не знает о моей двойной жизни. А если и знает – видел, как я выскальзываю из окна своей комнаты темными, но ясными ночами, и сделал свои выводы, – то держит это при себе, потому что понимает – скрестить копья с Паукаром Вами означает заглянуть в глаза смерти.

Оседлав свой байк, я еду навестить Фабио, своего старинного осведомителя, который знает о всяких подозрительных делах, творящихся в городе, больше, чем кто-либо другой.

Из старого сводника уже давно сыплется песок. Если ему верить, то в этом году он отпраздновал свой сто тринадцатый день рождения. Даже если он и привирает – а Фабио не из тех, кто строго придерживается фактов, – он недалек от этой знаменательной даты. Он находится в таком состоянии столько, сколько я его помню. Во времена, предшествовавшие Кардиналу, он был большой шишкой. Когда Дорак устранил его из бизнеса, он занялся сутенерством и с тех пор содержал группу женщин, хотя в действительности последние несколько лет наиболее преданные из его леди сами содержали Фабио, поскольку силы и зрение его постоянно ослабевали, хотя слух остался таким же острым, как и раньше.

Жилище Фабио выглядит не более запущенным, чем тридцать лет назад, и его любимое кресло-качалка все еще занимает почетное место на ветхой веранде, хотя теперь он им редко пользуется, поскольку даже перемещение из спальни к этому креслу для него теперь – мучительная процедура. На веранде я вижу двух тинейджеров – мальчика и девочку, тихо беседующих друг с другом. Я кашляю, чтобы сообщить им о своем присутствии. Мальчик мгновенно поднимает глаза, узнает меня и улыбается:

– Привет, Эл.

– Как зовут твою девушку, Дрейк?

– Я – Лиди, – отвечает она, – и я не девушка этого придурка.