Текст книги "Город Змей"

Автор книги: Даррен Шэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятая
ОЧИЩЕНИЕ

И Ама, и мой отец знают обходную дорогу по верхнему уровню туннелей, так что мы не тратим много времени, обогнув толпы Змей и виллаков по узким, менее известным проходам. Обычно в нескольких местах вдоль туннеля стоит охрана, но в сегодняшней неразберихе никто об этом не позаботился.

По мере того как мы спускаемся вниз, температура понижается и светильники горят все слабее. Нам часто приходится пробираться в полной темноте, взявшись за руки. Ама и Вами по очереди идут впереди, руководствуясь памятью и инстинктом. Когда во время коротких остановок я спрашиваю, уверены ли они в правильности направления, они уверяют, что да, хотя никто из них не может объяснить почему. Я спрашиваю, сколько еще нам осталось идти, – на это у них тоже нет ответа. Они могут ориентироваться лишь в одном конкретном туннеле.

По мере того как мы продвигаемся вперед, Ама постепенно становится нашим командиром, поскольку знает туннели лучше, чем Вами. Мы спускаемся все ниже и ниже, минуя бесконечное число ступеней и крутых поворотов. Должно быть, священники создавали эти лабиринты сотни лет. Я не понимаю, почему город не провалился в тартарары, стоя на такой дырявой основе. Надо быть невероятно искусными архитекторами, чтобы создать все это.

После долгого периода темноты мы доходим до пещеры, освещенной несколькими светильниками. От нее отходят пять туннелей. Мы исследуем их по очереди. Ама и Вами тщательно присматриваются, надеясь найти знакомые приметы, которые до сих пор подсказывали им направление. Но этого не происходит. Туннели неизвестны обоим. Никто из них не знает, куда идти.

Мы садимся на корточки посреди пещеры, обсуждая, куда двигаться дальше. Ама ослабляет застежки своего жилета и просовывает под него сзади руку, чтобы помассировать спину. Поверх жилета – перекрестья привязанной взрывчатки, подарок от Билла. Детонаторы прикреплены к нашим запястьям, по паре на каждого. Это небольшие полоски жесткого пластика с кнопкой посередине. Чтобы взорвать заряды, их надо нажимать по очереди, сначала левую кнопку, потом через три секунды правую. Взрыв каждого жилета разрушит все в радиусе пятидесяти футов на открытом пространстве. Здесь же, в туннелях, разрушений будет еще больше.

С одной стороны, эти жилеты – гарантия нашей безопасности, с другой – последняя надежда. Их следует использовать, если мы попадем в безвыходное положение. Мой отец носит свой неохотно и говорит, что использует его лишь для устрашения, но я знаю – если дойдет до дела, он скорее взорвет его и убьет несколько священников, чем снова станет им подчиняться.

Я не стану колебаться, когда надо будет нажать на кнопку. Я пришел сюда умереть и даже не рассматривал возможность выбраться живым из этой переделки. Пришло время разрушить как можно больше, и плевать на последствия.

– Что теперь? – спрашиваю я, глядя на часы. 6:08. Наверху скоро рассветет. Я лениво представляю себе, какой там будет день и что станет с участниками битвы за восточную часть города.

– У нас есть сигнальные знаки, – говорит Вами, позвякивая покерными фишками. Мы все несем по большому пакету этих фишек. Даже если мы будем щедро кидать их по дороге, в пакетах все равно останется половина, – мы пройдем туннели по очереди, отмечая путь фишками, сможем увидеть, куда они ведут, и найти дорогу назад.

– Этак мы можем ходить вечно, – ворчу я. – Скоро виллаки обнаружат мое отсутствие и начнут строить догадки. Могут сообразить, что мы затеваем.

Вами пожимает плечами:

– Мы знали, что этот план весьма ненадежен и что нам надо положиться на удачу. Лично я даже удивлен, что удалось забраться так далеко. Судьба к нам благосклонна. Не стоит искушать ее жалобами.

– Я считаю, что надо идти не вперед, а отступить, – говорю я. – Надо изменить направление. Возможно, есть дорога в обход пещеры.

– Сомневаюсь, – возражает Вами, – все пути ведут сюда. Не знаю почему, но я в этом уверен.

– Значит, больше ничего не остается. – Я извлекаю пакет с покерными фишками и двигаюсь ко входу в ближайший туннель. – Сначала зайдем в этот?

Ама мрачнеет:

– Я уже была здесь раньше. И заходила дальше. Помню огромную пещеру, колонны, поднимающиеся до самого потолка, и большой круглый камень, похожий на Инти ватана, и… – Она останавливается и качает головой.

– Знаешь, как добраться туда? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Нет, но… – Она мрачнеет еще больше. – Нам лучше остаться здесь. У меня такое чувство, что, если подождать какое-то время, нам укажут путь.

Мы с отцом переглядываемся.

– Мне это не по душе, – говорит он. – Если мы будем здесь торчать, то станем очень удобными мишенями. Я считаю, что надо идти дальше.

– Но ведь она довела нас до этой пещеры, – напоминаю я, – и раньше тебе такие мысли в голову не приходили.

Вами хмурится, потом отрывисто кивает:

– Хорошо. Будем ждать. Но если нам не укажут направление в ближайшие несколько часов, я сам начну его искать или вообще прекращу эти гребаные поиски. Я не хочу состариться здесь, в этой пещере.

Наступает напряженная тишина, прерываемая только треском светильников. Я сажусь рядом с Амой. Она занята тем, что нюхает воздух, обследует стены и туннели, ожидая чего-то, чего не знает сама.

Проходит час. Два. За это время мой отец ни разу не пошевелился. Он сидит в странной позе, глаза закрыты, голова наклонена, дыхание еле слышно. Я стараюсь скопировать его позу, но у меня слишком напряжены нервы. Я занимаюсь тем, что периодически перевожу взгляд с Амы на Вами, с него на свои часы, а затем в глубину туннеля.

Когда заканчивается третий час ожидания, Ама встает и подходит к входу в один из туннелей. Глаза моего отца медленно открываются, и он пристально смотрит на нее. Она поворачивается к нам, на ее лице улыбка.

– Они идут.

– Кто? – спрашиваю я, поспешно подходя к ней.

– Вы их еще не можете слышать. Но они уже идут.

– Кто? – спрашиваю я снова.

– Не знаю. Но они проведут нас туда, куда мы хотим.

Мои глаза осматривают пещеру в поисках какого-нибудь тайного укрытия, хотя я прекрасно знаю после многочасовых поисков, что такого укрытия здесь нет.

– Может, стоит спрятаться в туннеле?

– Нет, – тихо говорит Ама. – Мы останемся на месте и представимся им.

– Я не сдамся священникам, – твердо говорит Вами. – Можете приветствовать их, если вам так хочется. А я пойду вперед, спрячусь где-нибудь и присоединюсь к вам позже.

– Нет, – возражает Ама, – ты останешься здесь. Только приглашенные смогут пройти вперед. Они знают, что ты пришел. И если ты не представишься… – Она напряженно улыбается. – Мы оба знаем, что они могут сделать с Аюмарканами, которые их чем-то не устраивают.

Вами, бормоча ругательства, остается на месте.

– Еще одна вещь, – говорит Ама, вытаскивая пару ножей, которыми я снабдил ее в начале нашего путешествия. – Мы должны быть безоружны. Иначе они нас не примут.

– Включая и наши жилеты? – спрашиваю я.

Она какое-то время молчит.

– Не знаю. Нам нельзя брать ножи и пистолеты. По правилам мы должны оставить и жилеты тоже, но… Ладно. Давайте рискнем. Если они начнут нас обыскивать, придется их снять, но не думаю, что они ожидают от нас такого. Возможно, нам удастся пронести их.

Я кладу на пол свои ножи и кольт.

– Ты будешь это делать или нет? – спрашиваю я своего отца, который с недовольным видом стоит посреди пещеры.

– Только дурак добровольно отдает оружие.

– Но у нас остается вот это, – усмехаюсь я, сгибая и разгибая пальцы. – Я никогда не видел вооруженного виллака. Если ты не сможешь справиться с ними голыми руками…

Улыбнувшись, он бросает револьвер на пол:

– Верно, Эл, мой мальчик. Врукопашную – это по-нашему.

Выложив ровными рядами все наше оружие на полу пещеры, мы садимся на корточки и ждем проводников, которые, по словам Амы, должны скоро прийти.

Они появляются спустя сорок минут. Слушая эхо их шагов, мы решаем, что их трое.

– Вы двое встаньте слева, – шипит Вами, отходя к правой стене и прижимаясь к ней.

– Нет, – твердо говорит Ама. – Мы будем ждать их открыто. Они должны поверить, что от нас не исходит угроза.

Вами стискивает зубы, но делает так, как сказала Ама, умышленно становясь подальше от нее. Я так же, как и он, сомневаюсь, стоит ли нам так поступать, – план состоял в том, чтобы схватить священника и выбить из него сведения о местонахождении Райми, не идя им на поклон. Но я доверяю Аме. Просто надеюсь, что она достойна доверия и не является орудием в руках священников, посланных, чтобы разведать наши планы.

Через несколько минут трое виллаков входят в пещеру. Я с радостью замечаю, что средний священник – тот самый, что говорит по-английски. Он ввел меня в этот подземный мир в тот день, когда я впервые встретился с моим воскресшим отцом. Прекрасно – значит, мы сможем заставить его говорить на нашем языке, если придется прибегнуть к пыткам.

Виллаки останавливаются, почувствовав нас, и рука одного из них стремительно ныряет в сумку, прикрепленную к поясу. Они узнают нас по запаху или как-то иначе, и на их лицах появляется облегчение.

– Добро пожаловать, Плоть Снов, – говорит средний священник, кивая мне. – Привет и вам. – Он по очереди кивает Аме и Паукару Вами. – Хорошо, что вы нашли сюда дорогу. Мы долго вас ждали.

– Мы выложили наше оружие, – говорит Ама, – и отдаем себя в ваше распоряжение и просим проводить нас… – Она медлит, потом нерешительно заканчивает: – Куда требуется.

Священник усмехается:

– У вас имеются провалы в памяти, как и следовало ожидать. – Он бросает взгляд на меня, и его улыбка вянет. – Ты готов принять свою участь, Плоть Снов?

– Да.

Он хмурится:

– Звучит неуверенно. Возможно, еще не пришло время. Может быть, тебе стоит вернуться на поверхность и прийти опять, когда…

– Теперь или никогда, – твердо говорю я. – Город ваш или скоро им будет. Если вы собираетесь поделить его в соответствии со своими желаниями, пришло время это сделать. Проведите меня к Капаку Райми. Дайте мне поговорить с ним и узнать, сможем ли мы прийти к соглашению.

Другой виллак говорит что-то на своем языке. Тот, что посередине, отвечает ему, потом снова обращается ко мне:

– Лучше бы вы пришли к нам в пещеру Инти ватана, где наши братья могли бы засвидетельствовать ваши обещания. Но главное, что вы пришли. Мы проводим вас и представим тому, кто заглянет в ваше сердце и поймет ваши истинные намерения. – Его слепой взгляд падает на моего отца, и он мрачнеет. – Этот человек нежелателен. Женщина была вашим проводником, и мы ее приглашаем, но убийца должен покинуть эту территорию. Он должен уйти.

– Нет, – говорю я, – он пришел со мной. Я обещал ему получить ответы на его вопросы.

– Он не заслуживает доверия, – предупреждает священник. – Он выступит против тебя.

– Возможно. Но он – мой отец, и я беру его с собой.

Виллак кивает своим собратьям, предлагая высказаться. Но они молчат, и он пожимает плечами:

– Хорошо, пусть будет так. Ты за него отвечаешь. Все его поступки будут на твоей совести.

Виллак подходит ко второму справа туннелю. Мы трогаемся за ним, но он жестом останавливает нас и входит в туннель один. Через несколько минут он возвращается с тремя комплектами белой одежды.

– Разденьтесь, а потом наденьте вот это. Вас можно будет представить Койе лишь в облачении, которое выбрала она сама.

– Кто такая Койя? – спрашиваю я подозрительно.

– Увидите после того, как наденете эти наряды. – Он протягивает их нам.

Я медлю, думая о наших начиненных взрывчаткой жилетах. Ама прижимается ко мне и шепчет на ухо:

– Они же слепые. Снимай одежду, но оставь на себе жилет.

Улыбнувшись своей несообразительности, я делаю так, как говорит Ама, и так же поступает мой отец. Я переживаю несколько неприятных минут, когда снимаю майку, – мне все кажется, что священник внезапно воскликнет: «А это что такое, дьявол вас возьми?» Но жилеты остаются незамеченными, и несколько мгновений спустя мы все оказываемся облаченными в белые одежды. Я хватаю свой пакет с фишками, снимаю диктофон с воротника своей куртки – они есть у всех нас – и вешаю его на свое новое одеяние. Вами и Ама делают то же самое.

– Если вы закончили… – говорит священник, озадаченный долгой паузой.

– Мы готовы и ждем, капитан, – жизнерадостно откликаюсь я.

Он входит в туннель, крайний слева, и направляется к длинной полосе темноты. Ама, Вами и я следуем за ним, а остальные священники замыкают шествие.

* * *

Около получаса мы петляем по извилистым неосвещенным туннелям, где наши глаза почти так же бесполезны, как и слепые глаза виллаков. Когда мы делаем очередной поворот, я замечаю впереди тусклое пятно света и слышу звуки, похожие на отдаленные раскаты грома. Я слышу их уже несколько минут, но только теперь понимаю, что они означают.

– Это водопад, – бормочу я, и это первые слова, произнесенные с тех пор, как мы покинули пещеру со светильниками.

– Все должны проходить очищение перед общением с Койей, – говорит виллак, идущий впереди. – Вам нечего бояться, это только часть ритуала.

Вскоре мы оказываемся на платформе у водопада. Вода падает из расщелины высоко над нами и с шумом исчезает в водостоке, находящемся в каменном полу под платформой. Узкий деревянный мост ведет к выступу на другой стороне. Здесь на каждой стене есть светильники. Не могу понять, зачем они нужны слепым священникам. Я собираюсь спросить их об этом, но, прежде чем успеваю открыть рот, заговаривает один из виллаков.

– Делайте так, как я, – говорит священник, входя прямо под струю и раскинув руки в стороны. Он медленно поворачивается под водяными потоками, которые пропитывают его волосы и одежду. Сделав шаг в сторону, он идет к дальнему концу моста и поворачивается к нам: – Повторяйте.

Мой отец становится рядом со мной:

– Взрывчатка не промокнет?

– Взрывчатка – нет, а микрофоны – да, – тихо говорю я и громко обращаюсь к священнику: – Сколько нам еще идти?

– А что?

– Не хотелось бы тащиться по холодным туннелям промокшими, как водяные крысы. Нельзя ли пропустить эту часть?

– Очищение необходимо, – раздраженно говорит он. – Кроме того, вам не придется идти далеко, и перед тем, как вас проведут к Койе, вам будет предоставлен отдых в комнате с паром. Там отогреетесь.

– Прекрасно, – бормочу я, бросая пару покерных фишек сбоку от тропы. Потом говорю в микрофон: – Сейчас я бы с удовольствием оказался где угодно, но не здесь!

Это сигнал для Сарда. Произнеся эти слова, я делаю шаг и встаю под струи воды. Я слышу треск и шипение спрятанного в одежде микрофона. Если была проблема с сигналом, когда я говорил, или Сард, отвлекшись, не слышал моих слов, нам конец. Все, что мы можем теперь, – это скрестить пальцы, тянуть время… и молиться.

Когда мы снова оказываемся вместе, мокрые и дрожащие от холода, два виллака, замыкавшие процессию, присоединяются к своему товарищу. Они отправляются вперед, что-то нараспев скандируя. Хотя они не говорят, чтобы мы шли за ними, мы понимаем это и так. Обменявшись настороженными взглядами, выжимаем, как можем, нашу мокрую одежду, потом поспешно догоняем священников, чтобы преодолеть последний этап подземного марша.

Мы подходим к дверям высотой двенадцать футов, сделанным из темного резного дерева и украшенным фресками с изображением гор, рек и деформированных человеческих фигур. На самом верху, шириной во все двери, вырезаны изображения луны и солнца, причем в середине каждого видно лицо: мужское – в центре солнца и женское – в центре луны. Эти символы покрыты, вероятно, какой-то люминесцентной краской, поскольку тускло мерцают в полумраке.

Англоговорящий виллак выходит вперед, дважды стучит в каждую дверь, потом встает на колени, наклоняет голову и накрывает ее руками. Другие священники просто стоят, ничего не предпринимая. После долгого ожидания двери открываются внутрь. Оттуда вырываются плотные клубы пара. Сначала я никого не вижу, но, вглядевшись, замечаю, что кто-то стоит в дверях. Это женщина.

Женщина обращается к священнику, распростертому на земле. Он отвечает ей на арканском языке. Она опять что-то быстро говорит, ее взгляд направлен на моего отца. Священник отвечает ей. Наступает пауза, потом женщина делает шаг и выходит из тумана в полумрак, освещаемая луной и солнцем.

Кроме пары свободных сандалий, на ней ничего нет. Отойдя от легкого шока (последнее, чего я ожидал, это встретить здесь нудистку), я быстро окидываю ее взглядом. Невысокая, коренастая, плоское лицо, широкий нос, болезненно бледная кожа, волосы, скрепленные сзади, искривленные ногти по крайней мере трехдюймовой длины. Ее лобковые волосы сбриты, за исключением небольшого круглого холмика, покрашенного в ярко-оранжевый цвет – вероятно, своеобразная дань солнцу. Кстати, она не слепа. У нее большие карие глаза.

Женщина наклоняет голову и левой рукой делает змееобразное движение. Я смотрю на Аму и своего отца, потом изображаю подобие улыбки и приветственно взмахиваю рукой, типа «мы тоже рады вас видеть». Затем нетерпеливо делаю шаг вперед. Женщина мрачнеет, жестом велит нам оставаться на месте и отступает в темноту.

Проходит несколько минут. Священники стоят, не двигаясь и не разговаривая. Мне хочется спросить их об ушедшей женщине, о том, что это за двери и что за ними находится, но я чувствую, что сейчас не самое подходящее время задавать вопросы. Вместо этого я начинаю одергивать одежду, стараясь скрыть выпуклости от взрывчатки. Ама и мой отец делают то же самое.

Наконец женщина появляется снова. По обе стороны от нее восемь других женщин, идущих парами. Все они обнажены и примерно одного роста, сложения и облика. Выйдя из дверей, они окружают Аму, Вами и меня. Они вертятся вокруг нас, их губы движутся, и они тихо что-то напевают. Мой отец открыто пялится на их обнаженные тела. Ама стоит застыв, полностью их игнорируя. Я фокусирую свое внимание на их глазах, пытаясь задержать их взгляд, чтобы они не заметили под моей одеждой очертания жилета с взрывчаткой.

Вами делает шаг вперед, чтобы дотронуться до одной из женщин. Она уклоняется и осыпает его потоком злобной инкской тарабарщины. Когда она замолкает, священник, распростертый на полу, говорит нам:

– Не разрешается иметь контакта с мамаконами. Ни одна мужская рука не смеет коснуться их священной плоти, кроме периода совокупления. Если ты попытаешься коснуться ее еще раз, то будешь нейтрализован. Это касается и тебя, Плоть Снов. Несмотря на твое значение для нас, некоторые табу нарушать нельзя.

– Дайте мне знать, когда наступит этот «период совокупления», – бормочет мой отец.

– А кто такие мамаконы? – спрашивает Ама.

– Жрицы Койи, – говорит виллак, – прислужницы королевы. Они служат ей и помогают совершать акт сотворения. Они ее дочери и сестры, верные компаньонки, наши жены и матери.

– Какое очаровательное кровосмешение, – ухмыляется Вами.

Священник смотрит на нас, заложив руки за голову:

– Время встретиться с Койей почти настало. Она стара и мудра. Она не говорит на вашем языке, но узнает, если вы станете принижать ее, и прореагирует на это без юмора. Не испытывай ее, Плоть Снов, если ценишь свою жизнь. Она дарует жизнь, но может так же просто ее отнять.

Вами улыбается, но я чувствую напряжение за его улыбкой. Обнаженные женщины останавливаются и опускают подбородки на грудь, кладя руки с длинными загнутыми ногтями на белую кожу живота. Трое священников становятся перед нами и начинают петь. Воздух пропитан ладаном, но это может быть психосоматика – мне кажется, что я нахожусь в церкви, так что вполне возможно, что и густой запах ладана мне тоже чудится.

Священники делают несколько шагов вперед. Мамаконы поднимают головы и кивают нам. Я обмениваюсь с Амой и отцом встревоженными взглядами, потом начинаю тоже двигаться вперед. Ама, Паукар Вами и мамаконы идут за мной. Когда мы все входим внутрь, двери закрываются, и мы погружаемся в пропитанную паром темноту и тайну.

Глава шестая
МАМА ОККЛО

Мы вслепую продвигаемся вперед, пока англоговорящий виллак не бросает резко:

– Стойте! – Клубы пара сгущаются, нагревая мокрую одежду. – Мы останемся здесь до полного очищения. Это займет время. Не двигайтесь и не разговаривайте. Любое неповиновение повлечет за собой еще большую задержку.

Мы стоим близко друг к другу, и пар обволакивает нас, а мамаконы скользят вокруг, что-то бормоча, дыша нам в лицо и дразняще царапая своими длинными ногтями. Мне это не нравится. Слишком сюрреалистично. На ум приходят всевозможные уродства и безобразия. Хочется вырваться из этого пара, оттолкнуть жриц и убежать. Но я сдерживаюсь и напоминаю себе, что каждая потраченная минута – это бонус, при условии, что они не задержат нас здесь слишком долго.

Наконец мамаконы удаляются, и священник говорит:

– Входите.

Отодвинув тяжелые портьеры, мы входим в освещенный свечами туннель длиной в сотню футов, противоположный конец которого тоже скрыт драпировками. Дойдя до них, я медлю, поворачиваю голову направо и налево, чтобы освободиться от напряжения в шее. Потом раздвигаю портьеры и захожу внутрь.

Я оказываюсь в пещере с низким сводом – не более семи футов высотой – и десятками массивных деревянных колонн. Комнату освещает множество свечей, стоящих на полу. Около входа толпятся женщины, образуя полукруг, обнаженные, как и наши проводницы, со сверкающими глазами. Увидев меня, они начинают пронзительно визжать, как девушки-подростки на рок-концерте, и восторженно тыкать в меня пальцами с длинными искривленными ногтями.

– Похоже, ты пользуешься особым успехом у здешних дам, – усмехается мой отец.

– Только непонятно, чего они хотят – переспать со мной или принести меня в жертву.

– Вероятно, и то и другое. Но если тебе повезет, сначала они тебя трахнут.

Ама подходит ближе к нам и критически осматривает женщин:

– Похоже, они не слишком проиграют, если купят себе одежду.

Англоязычный виллак возмущенно хмыкает:

– Мамаконы благословлены богиней Луны. Они чисты и должны существовать в состоянии чистоты. Они прикрывают подошвы ног, потому что земля недостойна их прикосновений, но в остальном ходят так, как назначено природой. – Он вздыхает. – Именно из-за их чистоты мы отказались пользоваться нашими глазами. Мы недостойны смотреть на них.

– Вы дали ослепить себя, чтобы не смотреть на ваших жриц? – Я задумчиво моргаю. – А вы никогда не думали, что на глаза можно надеть повязку?

– Смертный не может заслонить себя от божественной красоты полоской материи, – изрекает он. – Это огромная честь – отдать свои глаза на службу мамаконам.

Выйдя вперед, Ама пристально рассматривает женщин. Они не пытаются заслонить свою наготу. Некоторые дотрагиваются до ее одежды, разглядывают ее, сдвинув брови, как будто никогда раньше не видели таких одеяний.

– Это прислужницы богини Луны? – спрашивает Ама священника.

– Да.

– А я думала, что вы поклоняетесь богу Солнца, Инти.

– Создателем всего сущего является Виракоча. Создав первых людей, Манко Капака и Маму Оккло, он разделился надвое, став солнцем и луной. Наши мужчины поклоняются мужскому воплощению бога, наши женщины – его женскому воплощению. Но ты скоро узнаешь об этом больше. Идем, Койя ждет.

Священник хлопает в ладоши, и женщины исчезают. На ходу я шепчу своему отцу, не поворачивая головы:

– Как считаешь, эти колонны действительно поддерживают крышу или это просто бутафория?

– Выглядят как настоящие.

– А что, если нам здесь использовать нашу взрывчатку?

Он улыбается углами губ:

– Если бы не соображение, что и я буду разорван на части, мне приятна мысль, что это все взлетит на воздух. Но лучше все-таки подождать. Не спеши на встречу со смертью, Эл, мой мальчик.

Я незаметно разглядываю большое красное полотно, свисающее с потолка. Оно примерно шестьдесят футов шириной, и его кромка достигает пола. Подойдя ближе, я вижу, что две боковые стороны уходят под углом в девяносто градусов, из чего делаю вывод, что сзади они соединяются с четвертой стороной, образуя квадрат.

Виллаки останавливаются около этого полотна, а мамаконы падают на колени. Они тихо напевают что-то. Священники ждут, пока они закончат петь, потом тот, который знает английский, поворачивается к нам:

– Пришло время вам встретиться с Койей. Это великая честь. Как я уже говорил, вы должны вести себя уважительно, иначе последствия вам не понравятся. – Последние слова адресованы Паукару Вами, лицо которого принимает самое невинное выражение. – Вообще-то, я могу представить ей только Плоть Снов, но, вероятно, ты хотел бы, чтобы твои спутники сопровождали тебя?

– Да, – отвечаю я быстро.

– Прекрасно. Но ты единственный имеешь право обращаться к ней. Остальные могут говорить с ней через тебя или меня, и должны делать это только в случае необходимости. Сейчас не время для праздных вопросов. И последнее… – Он делает паузу, и его белые глаза останавливаются на Аме. – Никаких всплесков эмоций. Контролируйте себя, как бы трудно вам ни было.

– Я не ребенок, – вспыхивает Ама.

Священник берется рукой за край полотна и поднимает его. Я низко наклоняюсь, чтобы пройти. То же самое делают Паукар Вами и Ама. Священник идет вслед за нами, а его товарищи остаются по другую сторону полотна вместе с мамаконами.

Я оказываюсь в потайной комнате. Глаза постепенно привыкают к освещению, более тусклому, чем в пещере. Когда предметы становятся четче, я обнаруживаю, что большая часть комнаты занята огромной кроватью – без матраса, один каркас, – на которой возлежит самая огромная, самая ужасная ведьма, которую я когда-либо видел. Она лежит на боку, бедра скрыты складками отвисшего живота. Трудно определить ее рост – думаю, что-то около десяти или одиннадцати футов. Слои жира опоясывают ее, как боа констрикторы. Ее лицо вдвое больше обычного, кожа серая и испещренная пятнами, глаза блекло-красного цвета. Ногти на ее руках и ногах почти незаметны – столько на них наросло дикого мяса, – груди свисают до самого лобка, соски огромные, черного цвета, из них сочится темная жидкость. Она обнажена, но в этой наготе нет ничего даже отдаленно сексуального.

Койя бросает на нас взгляд, потом задает вопрос священнику, который стоит в странной позе – подняв руки вверх по обе стороны лица и прикасаясь пальцами к вискам. Он почтительно отвечает. Взглянув на меня, она вдруг улыбается. Дотрагивается левой рукой, почти скрытой под слоями жира, до своей вагины, увлажняет пальцы ее содержимым, поднимает их к носу, потом что-то говорит мне на непонятном языке.

– Она чувствует, что ты одинок, – переводит виллак, пока я борюсь с тошнотой, глядя на существо, лежащее на кровати, – и предлагает свои соки, чтобы создать тебе супругу, какую пожелаешь.

– Нет, спасибо, – бормочу я, и мой желудок сводит при мысли, что придется иметь что-то общее с соками этого отвратительного существа.

– Эл, – с трудом произносит Ама. Ее лицо застыло, и я вижу, что ей стоит больших усилий сдерживаться. – Посмотри на пол у ее ног!

Я опускаю взгляд – до этого я смотрел только на Койю – и замечаю внизу массу цепей и замков. От моего взгляда под этой массой металла начинается движение, и на свет появляется человеческое лицо. Это мужчина. Его лицо в синяках и кровоподтеках, уши и нос отрезаны, но я узнаю его – это Капак Райми. Он выглядит так, словно не пригоден ни на что, кроме смерти.

Я протягиваю руку, чтобы успокоить Аму, боясь, что она нарушит приказ священника и навлечет на нас гнев этой гнусной твари.

– Со мной все в порядке, – говорит она, потом, прерывисто дыша, смотрит на Койю. – Попроси, чтобы она разрешила мне подойти к нему.

Я бросаю красноречивый взгляд на священника. Он что-то говорит своей королеве, та недовольно сопит, но великодушно машет рукой. Ама бросается к тому, любить которого она была создана.

– Капак? – Она со стоном отводит цепи от его лица. Он смотрит на нее правым глазом, левый выбит и висит на щеке, от чего он выглядит как покалеченная восковая фигура. – Капак, – зовет она снова, и слово превращается в рыдание.

Глаз Кардинала широко открывается.

– Ама? – хрипит он, и я вижу, что у него выбиты почти все зубы. Он поднимает руку, потом замирает, и рука бессильно падает вниз. – Нет, – с трудом произносит он, – это только призрак. Ловушка. Не может быть. Ты мертва.

– Нет, Капак, это я! – кричит она, хватая его руку и целуя окровавленные пальцы. – Они вернули меня назад. Они использовали меня как приманку, чтобы ты тогда спустился вниз, но теперь я по другую сторону. Мы пришли, чтобы…

– Ама, – поспешно встреваю я, – лучше не надо. Ему в его состоянии трудно говорить.

– Сейчас ему это делать проще, чем пару недель назад, – смеется виллак. – Мы отрезали ему язык. Он только недавно вырос снова. – Священник подходит к плачущей Аме и насмешливо смотрит на изувеченного Кардинала. – Он считал себя могущественнее нас. Думал, что, поскольку его нельзя убить, мы не сможем причинить ему вред. – Он наклоняется, хватает цепь и делает рывок. Райми вскрикивает от боли, и его единственный глаз раскрывается до предела. – Но он ошибся.

– Оставьте его! – кричит Ама, стремительно вскидывая руки, чтобы расцарапать виллаку лицо.

Но он предупреждает ее выпад, отбивая ее руки в сторону, и высвобождает цепь.

– Он забыл, что, если он доведен до края, за которым смерть, но не перешел на ту сторону, его тело можно восстановить, даже те части, которые были удалены. – Священник надменно смотрит на меня. – Мы держим его здесь со времени похищения, подвергая мучениям и нанося увечья. Каждый день мы выбираем различные части тела. Через некоторое время, когда покалеченная часть тела отрастает, мы возвращаемся к ней снова.

– Гнусные… ублюдки, – хрипит Райми, меряя взглядом своего мучителя.

– Не забывайся, Кровь Снов, – резко говорит священник. – Мы можем вырвать твой правый глаз так же легко, как вырвали левый.

– Я убью вас, – шипит Ама, указывая на священника дрожащим пальцем.

– Пожалуйста, – он лениво зевает, – давай обойдемся без угроз. Мы сделали то, что должны были сделать. Ему надо было узнать цену неповиновения. Если он не будет нам подчиняться, мы можем оставить его здесь навечно. У него нет выхода, кроме дарованного нами.

– Я убивал себя… пару раз, – хрипит Райми. – Но они ждали меня… в поезде. Забирали меня… еще до того, как возвращалось сознание. Накачивали наркотиками и привозили… обратно. Заставили смотреть, как они кастрировали меня.

– Это самое жестокое, что они могли придумать, – бормочет Вами, делая шаг вперед, чтобы изучить работу священников. Единственный глаз Райми наполняется страхом при виде киллера, но он не пытается отстраниться, когда тот дотрагивается до него. – Да, тут поработали профессионалы. Я мог бы сделать лучше, но я профессионал высочайшего класса. – В его зеленых глазах появляется отблеск меланхолии. – Самовосстанавливающаяся бессмертная жертва – это интересно… Какое прекрасное время я мог бы провести с ним! Если есть жизнь после смерти и мне суждено быть награжденным в ней богом или дьяволом, я не пожелал бы большего наслаждения, чем это.