Текст книги "Город Змей"

Автор книги: Даррен Шэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятая
БЕСЧИНСТВА

Я часами сидел в своем убежище и писал отчет обо всем, что со мной произошло, – о том, как встретил Аму Ситуву в крематории, последовал за ней до статуи Манко Капака, о моем отце и обо всем, что случилось в подземных лабиринтах. Это отлично помогает сконцентрироваться. Когда события хранятся лишь в голове, многое можно упустить, а когда записываешь, то всплывают даже мелкие забытые детали.

Но в этот раз все было иначе. Хотя я обдумывал и анализировал записанное до четырех утра, я не увидел ничего, что могло бы привести меня к Капаку Райми, никаких ниточек, за которые можно было бы ухватиться. Я знаю, что виллаки похитили его. Знаю, что он находится в подземных туннелях. Но как определить его точное местонахождение? Я мог бы, конечно, спуститься вниз и наудачу продолжить поиски, но это может занять годы – или вечность, если священники переводят его с места на место. Должен иметься более надежный способ.

И опять мне приходит в голову мысль использовать Крыс. Эта подземная банда может знать, где его надо искать. Я разыщу их и попрошу о содействии. Это будет первый шаг.

Я просматриваю свои записи еще раз, прежде чем уничтожить их (из предосторожности, опасаясь воров, которые с удовольствием готовы захапать подобную горячую информацию). На этот раз я задерживаюсь на словах «Сапа Инка». Почему священники так уверены, что я соглашусь возглавить Змей? Они ведь знают, что власть меня не интересует. Раньше они предлагали мне контрольную долю в городе, но я категорически отказался. Почему они решили, что я соглашусь на этот раз?

Поздно вечером во вторник после долгих поисков я нашел Крыс в недрах заброшенного футбольного стадиона на северо-западе города, покинутого двадцать лет назад после строительства нового спортивного сооружения. Все двенадцать Крыс – пара новых участников появилась после того, как я последний раз их видел, – в сборе, готовят на большом огне собачье филе.

Их вожак, Чанки, первым замечает меня и кричит:

– Пау!

Такую кличку они мне придумали – сокращенно от Паукар. Он обнимает меня, я изображаю на лице улыбку, стараясь не сблевать от зловония, исходящего от этого обитателя сточных ям. Чанки тащит меня к костру и предлагает кусок полусырой собачатины. Я даже несколько раз откусываю – не так уж, оказывается, и отвратительно, – запив самодельным пивом. Пиво хуже, чем собачатина – однажды Чанки пустился рассказывать, как они готовят его, но мне пришлось остановить его прежде, чем меня вырвет, – тем не менее я опустошаю половину кружки и одобрительно рыгаю.

– Мы получили твои послания, – говорит Чанки, запуская ладонь в свои грязные космы, потом одергивает драный джемпер. Крысы одеваются в обноски одежды, которые находят в туннелях и на свалках. – Чего ты хочешь?

– Я кое-кого ищу, вот и подумал, что вы можете помочь.

Я кратко рассказываю ему про Кардинала, про то, что его удерживают виллаки, и обещаю щедро наградить Крыс, если они помогут его найти.

Чанки выслушивает меня до конца, потом качает головой:

– Извини, Пау. Не получится. Мы не связываемся со священниками, особенно теперь, когда у них такая армия.

– Ты знаешь про Змей?

– А как же! Я знал о них задолго до того, как узнали остальные. Жизнь в подземельях имеет свои преимущества, и это не только защита от бомбардировок. Мы видели, как Змеи увеличивали свою мощь и усвоили четко – Змеи едят Крыс! Кроме того, они ведь не будут находиться здесь вечно. В конце концов они выйдут на поверхность.

– А что насчет Райми? Есть какие-нибудь соображения, где они могут держать его?

– Никаких. Возможно, мы могли бы его разыскать, следя за священниками, но какая радость иметь их в качестве врагов?

– Назови свою цену, – говорю я.

– Извини, Пау, но ни за какую цену мы не хотим враждовать с этими слепыми ублюдками. Нам придется делить с ними туннели еще долго после того, как ты и остальная часть шоблы наверху будете разорваны на кусочки во время большого взрыва.

– О’кей, – улыбаюсь я, – но если ты что-нибудь увидишь или услышишь, дашь мне знать?

– Возможно, если буду уверен, что не навлеку на себя гнев священников. Не хочешь задержаться ненадолго? Мы тут из цирка стащили парочку мишек коала и скоро будем их жарить на вертеле. Правда, они пахнут, как моча, но с подливкой очень даже ничего.

– Пожалуй, я пропущу это пиршество, – говорю я, чувствуя рвотные позывы.

– Пожалеешь, – хихикает Чанки.

Я прощаюсь с ним и со всей честной компанией и спешу вернуться в обычный мир. Остальную часть вечера я провожу, проверяя свои контакты, задавая вопросы о Райми, но все сводится к разговорам о Змеях и к тому, что скоро все изменится, поскольку в игру вступила новая сила. В конце концов я возвращаюсь домой и погружаюсь в глубокий сон без мрачных сновидений, пока рано утром не просыпаюсь от выстрелов. Выйдя из дома, я нахожу город в состоянии гражданской войны.

Все началось с убийства четырех главарей банд прошлой ночью. Все они возглавляли небольшие группировки на востоке города и были жестоко убиты у себя дома неизвестно кем и по неясной причине. Вне себя от ярости, члены их банд высыпали на улицы в поисках жертв. Столкнувшись, они бросились друг на друга, и началось побоище. К ним присоединились другие банды, и разгорелся кровавый пожар, охвативший несколько кварталов. В бойню могла вмешаться полиция, но примерно в это же время два полицейских отделения были атакованы и подожжены неизвестными людьми. Поэтому силы, направленные на подавление уличных беспорядков, были отосланы в другие места. Затем, как будто этого было недостаточно, были убиты главари еще двух банд, а также несколько священников, врачей и соцработников. К рассвету улицы были заполнены разъяренными бандитами и горожанами, жаждущими крови. При отсутствии явного врага они всю свою ярость выплескивали друг на друга, и отдельные стычки скоро переросли в жестокую и необузданную бойню.

Несмотря на то что я в это время находился на улицах города и все разворачивалось на моих глазах, у меня в голове не укладывалось, как быстро разгорелся этот безумный пожар. Витрины магазинов и припаркованные машины расколошмачены в дым, многие подожжены. Мародеры растаскивают все, что можно утащить. Дым от тысячи пожаров застилает небо, превращая день в сумерки. Люди, которых я знаю – неплохие, между прочим, – бросаются в гущу событий, чтобы избивать, калечить и даже убивать. Они охвачены необъяснимым безумием. Все знали, что город стоит на пороге беспорядков, но я не думаю, что кто-нибудь представлял себе их масштабы.

У меня мало возможностей противодействовать этому хаосу. Обычно мое присутствие само по себе заставляет людей остановиться, но сегодня на меня никто не обращает внимания. Я просто одно из лиц в толпе. Я разгоняю пару особенно жестоких схваток, где риску подвергаются дети, но быстро понимаю, что зря трачу время, – воюющие стороны разбегаются, но собираются снова на расстоянии нескольких кварталов и находят новый объект для атаки.

Я решаю сделать перерыв и навестить тех, о ком беспокоюсь. Добравшись до своего логова, я принимаю обличье Эла Джири, потом направляюсь к дому Фло, где узнаю, что Дрейк стал одной из первых жертв насилия и отправлен в больницу, которая находится всего в трех кварталах от их дома. Я спешу туда, пробираюсь мимо людей, сражающихся внутри – медсестры сцепились в схватке с уличной бандой, – и прокладываю себе путь по коридорам, переполненным окровавленными пациентами, взывающими о помощи.

Сестры в приемной выглядят испуганными и измученными. Их охраняет кольцо полицейских, которое сдерживает толпу, но это заграждение могут прорвать в любую минуту. Несколько самых храбрых медсестер и докторов с трудом пробираются сквозь толпу ходячих раненых, чтобы забрать наиболее пострадавших.

Проскользнув мимо охраны, что не так уж и трудно в этой свалке, я осторожно отстраняю с пути женщину с огромным порезом на голове и спрашиваю дежурную сестру, в какой палате находится Дрейк Мартинс.

– Вы что, издеваетесь? – рявкает она. – Тут у нас третья мировая война началась, а вы визиты наносите!

– Это мой друг. Мне бы хотелось узнать, что с ним.

– Мне все равно, чего вам бы хотелось. Убирайтесь отсюда, пока я…

Позади нас какой-то мужчина, издав дикий вопль, поднимает пистолет и стреляет. Охранник нагибается и изо всех сил дергает его за ноги. Толпа с криками и стонами кидается в стороны. Мужчина с пистолетом – здоровенный белый мужик с безумным взглядом – делает движение, собираясь выпустить очередь по охране. Инстинктивно я вытаскиваю свой кольт 45-го калибра, пережидаю, пока освободится линия огня, и простреливаю ему правую руку. Он изрыгает проклятия, роняет пистолет и наклоняется, чтобы поднять его. Я делаю шаг вперед, бью его по голове, и он вырубается. Убедившись, что с охранником все в порядке, я возвращаюсь к стойке администратора, и дежурная сестра смотрит на меня уже совсем другими глазами.

– Дрейк Мартинс, – повторяю я.

– Одну минуточку, – бормочет она, глядя на монитор компьютера. – Он был доставлен еще до того, как все началось. Третье отделение, палата 5В. Поднимайтесь по лестнице – лифт не работает.

– Премного благодарен. – Я оглядываюсь на толпу в приемном покое. Я привлек их внимание и могу этим воспользоваться. Внимательно осмотрев ближайших ко мне, я выбираю шестерых, с которыми, как мне кажется, можно иметь дело.

– Ты, ты, ты… ты, ты и ты, – кричу я. – Подойдите сюда! – Они подчиняются. Я ставлю их веером, чтобы каждый попал в промежуток между охранниками, которые молча наблюдают за нами. – Помогайте охране поддерживать порядок. Понятно?

Они растерянно кивают, потом осматриваются вокруг и принимают уверенные позы. Не знаю, как долго это продлится, но хотя бы некоторое время они смогут сдерживать толпу.

Поспешно поднявшись по лестнице, я нахожу третье отделение, а в нем – Дрейка. У его кровати сидит Фло. На полу постланы покрывала и лежат раненые, которым не хватило кроватей. Некоторые стонут, другие находятся без сознания, а кто-то просто молча смотрит в потолок.

– Занята сегодня вечером, красотка? – Я трогаю ее за плечо.

– Эл. – Она улыбается сквозь слезы. – Я хотела позвонить тебе, но не нашла твоего номера.

– Я запишу его тебе перед уходом. Как он?

– С ним все будет в порядке, – со вздохом отвечает она, вытирая пот с лица сына. – На нас напали. Им нужен был Дрейк. Они думали, что он состоит в банде, но это какой-то бред. Я бы точно знала, если бы это было так. Он помог мне выбраться из окна и спуститься по пожарной лестнице. Они подстрелили его, когда он спускался за мной. Когда Дрейк упал на землю, они разбежались – подумали, что он убит. Я тоже так подумала, но он оказался счастливчиком. Доктор, правда, пока только бегло осмотрела его, но сказала, что все не так серьезно, как кажется на первый взгляд. Она обещала, что зайдет еще раз, но больше мы ее не видели. Наверное, занята где-то в другом месте.

– Как говорится, начало трудного дня. – Я поднимаю левое веко Дрейка. Он стонет и моргает, постепенно приходя себя. – Пойди погуляй, – говорю я Фло.

– Все в порядке, я не…

– Пойди погуляй, – повторяю я твердо. Она хмурится, потом выходит их палаты. Я вставляю контактные линзы, снимаю парик, потом сильно бью Дрейка по щекам, чтобы он окончательно пришел в себя. Когда он открывает глаза, я пододвигаюсь совсем близко, чтобы никто в переполненной комнате не смог меня услышать и говорю: – Отвечай, парень, за этим стоят Змеи?

Дрейк моргает, его взгляд постепенно фокусируется на моем лице. Когда он видит мои зеленые глаза и бритый череп, то застывает, даже не замечая, что мои татуировки замазаны гримом.

– Сапа Инка! – изумленно вскрикивает он.

– Ты готов продолжать свое дело, солдат?

– Думаю, да, сэр. – Он старается подняться.

Я жестом останавливаю его:

– Нет, не готов. Но скоро ты поправишься. Сообщи священникам, когда будешь в нормальном состоянии.

– Извините, сэр, – говорит Дрейк, и в его голосе слышится дрожь, – но почему вы здесь?

– Я услышал, что на тебя напали, и подумал, что те, кто это сделал, могли знать о наших планах.

– Нет. – Он слегка задыхается. – Это были просто соседские парни, им надо было с кем-нибудь подраться. Они знают, что я в банде, но не знают в какой.

– Они не знают что Змеи заварили всю эту кашу?

– Нет, сэр.

Его слова подтверждают мои подозрения.

– А ты сам-то знаешь, почему мы разжигаем эти волнения, почему разрушаем то, что по идее должны защищать?

– Я точно не уверен, – осторожно говорит Дрейк. – Нам сказали, что это просто необходимо, что перед тем, как начать строительство, приходится разрушать. Я знаю, что вскоре Змеи вмешаются и наведут порядок. Я полагаю, что в конце концов все будет хорошо, однако хотелось бы… – Он внезапно замолкает, испуганный, что чуть не сказал лишнее.

– Все в порядке, солдат. Я разделяю твои чувства. Я буду обсуждать это позже с нашими белоглазыми друзьями. Может быть, мы вскоре сможем прекратить беспорядки.

– Надеюсь. – Он смотрит на меня и, когда я встаю, произносит: – Сэр, не могли бы вы предупредить мою маму, чтобы она не пила воду?

– Что?

– Воду из-под крана. Я собирался предупредить ее, но не успел. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– Конечно, – говорю я и выхожу из палаты.

Кусочки пазла начинают складываться. Я вынимаю контактные линзы и снова надеваю парик. Виллаки не просто приказали громить и убивать, они еще и отравили воду. Я даже вообразить не мог глубину их безумия. Эти люди действительно помешались, по крайней мере временно. Не знаю, что именно священники добавили в запасы воды и что может случиться с теми, кто ее выпьет. И не думаю, что это смертельно. Но вполне достаточно, чтобы поставить эту часть города на уши. И тогда они смогут послать сюда Змей и стать героями дня.

Я предупреждаю Фло насчет воды, даю ей свой номер мобильника, потом спешу на ближайшую радиостанцию, чтобы выступить и сделать все возможное, чтобы помешать исполнению изощренного плана, придуманного виллаками.

Менеджер программ на радиостанции сначала смотрит на меня как на психа, пока я не приставляю нож к его горлу. Не думаю, что он поверил в мою историю, но когда на кон поставлена его жизнь, он соглашается дать в эфир мое предупреждение о том, что пить можно только бутилированную воду. Через несколько минут после того, как сообщение прозвучало по радио, его подхватывает телевидение, и оно быстро разносится по городу. Поверят ли ему люди или нет – это уже другой вопрос, но, по крайней мере, они предупреждены.

Я оставляю в покое менеджера, покидаю радиостанцию и ищу тихое место, где можно без помех позвонить. Найдя пустынное кафе, я набираю прямой номер Форда Тассо. Только через шестнадцать гудков раздается отрывистое «Да!».

– Это Эл.

– Я знаю, кто это. Чего ты хочешь?

– Вы слышали о том, что творится в городе?

– Что за дурацкие вопросы?

– Вы должны что-то предпринять, чтобы остановить все это.

– Что именно?

– Послать войска. Это будет более действенно, чем полиция.

– Ты что, напился зараженной воды? – Тассо фыркает. – От одного вида гвардейцев все сойдут с ума. Это то же самое, что заливать водой горящую нефть.

– По крайней мере, жители хоть что-то начнут понимать. Сейчас они воюют друг против друга. Гибнут сотни невинных людей. Если вы пришлете войска, они объединят горожан…

– И те уничтожат моих людей! – рычит Тассо.

– Вы дадите им приказ к отходу раньше, чем им начнет угрожать опасность. Я прошу вас только об одном – нужна передышка. Люди находятся в состоянии наркотической интоксикации, но это состояние продлится недолго. Их надо отвлечь и остановить убийства. К завтрашнему утру все успокоится.

– Нет.

– Но…

– Я не готов рисковать жизнями моих гвардейцев. Кроме того, перемещение туда моих войск может подставить их под атаку клуксеров.

– Если вы не подавите эти волнения, Змеи возьмут под свой контроль восток города. Тогда вы получите войну на два фронта.

– Змеи никогда не объединятся с клуксерми. Они ненавидят друг друга. В этой войне никто не сможет выиграть в одиночку. Рано или поздно или Даверн или его противник придут ко мне за помощью.

– Натравливаете обе стороны друг на друга, Форд? Это опасная игра.

– Я сам разберусь в этих играх, Алжир. Твоя задача – найти Капака.

Он прерывает связь, а мне остается только изрыгать проклятия в затянутые дымом небеса и биться в бессильной злобе о ближайшую стену.

День и вечер я провожу в обличье Паукара Вами, используя все те небольшие возможности, которые у меня есть, чтобы прекратить кровопролитие. Не стоило бы вмешиваться, но я не могу стоять в стороне и смотреть на продолжающиеся грабежи, насилия и убийства. Ведь это мой город и мои сограждане. Если я в состоянии защитить хотя бы нескольких, то должен это сделать.

Наконец, после многих часов, посвященных наведению порядка, я напоследок хватаю пару грабителей, стукаю головами друг о друга и ломаю им пальцы. Оставив их в сточной канаве, я отправляюсь домой. Мне требуются пища и отдых, потому что впереди – долгая, напряженная, кровавая ночь.

Открыв дверь, я чувствую запах посетителя – мускусное зловоние подземелий нельзя отмыть. Я медлю в дверях, размышляя об отступлении, но это мой дом, и я не собираюсь бросать его так легко. Войдя, я закрываю дверь и зажигаю свет. Паукар Вами собственной персоной улыбается мне, стоя у окна:

– Прекрасная ночь, не так ли, Эл, мой мальчик?

Я прохожу в кухню, готовлю себе сэндвич, вынимаю из холодильника две банки пива и бросаю одну моему отцу. Ловким движением он ловит ее, открывает и подносит к губам. Я плюхаюсь на диван и начинаю жевать сэндвич.

– Как давно ты здесь?

– С утра. – Он рыгает и довольно оглядывает меня: – Похоже, ты не особенно обеспокоен моей способностью возвращаться из мертвых.

– Если видел одного зомби, все остальные тебя не испугают.

– Ты изменился. Тот Эл, которого я помню, не увлекался сверхъестественными явлениями. Он бы стал искать логические объяснения моего существования.

Я пожимаю плечами:

– Я привык принимать мир таким, как он есть. Если трупы могут возвращаться к жизни, пусть так оно и будет.

Вами внимательно разглядывает меня. Его глаза останавливаются на пальце, свисающем с моей шеи, но он ни о чем не спрашивает.

– Когда вижу тебя, мне кажется, что я смотрюсь в зеркало, – одобрительно замечает он. – Ты выглядишь старше – пришло время прятать свои морщины, – лицо не такое худое, как у меня, сквозь тату видны шрамы, но во всем остальном – почти полное сходство.

– Зачем ты здесь? Хозяева послали?

– Ни один человек не может назвать себя моим хозяином. – В голосе Вами звучит раздражение. – Священники командуют мной, но это продлится недолго. Их время скоро пройдет, как прошло время Фердинанда Дорака. Я подчиняюсь самому себе.

– Ты занимаешься самообманом, – усмехаюсь я, – в их руках ты марионетка, и всегда был ею. А теперь стань послушным мальчиком и расскажи наизусть то, что они велели передать.

Его лицо мрачнеет, губы кривятся. Я холодно смотрю на него.

– Они сказали, что начали эти волнения, но могут их закончить, – неохотно бормочет он, опустив глаза. – Если ты поклянешься им в преданности, они пошлют Змей, и те наведут порядок.

– Ты знаешь, что они планируют устранить тебя, а на твое место во главе Змей поставить меня?

– Я так и думал. – Он качает головой. – Недаром я предпочитаю собственную компанию. Терпеть не могу быть начальником. Так что можешь командовать своими жалкими Змеями.

– Но я не собираюсь этого делать. Скажи виллакам, пусть идут в задницу.

Вами откидывает голову назад и начинает хохотать. Его белые зубы блестят в лучах электрической лампочки.

– Стоит лучше подбирать слова, когда имеешь дело с врагами, Эл, мой мальчик. Иногда надо быть откровенным, иногда – дипломатом.

– Тогда изложи это дипломатично. Мне плевать.

Глаза отца сужаются.

– Это уже глупо. Я ненавижу священников, но я их уважаю. Ты думаешь, что никто тебя не достанет, что, если ты не боишься смерти, никто не может приказывать тебе. Это не так. Ты свободен, но ты не неуязвим. Ни за что нельзя верить инкским дьяволам, но работать с ними можно. Всем иногда приходится идти на компромиссы.

Я качаю головой:

– Не собираюсь плясать под их дудку. Они хотят, чтобы я командовал Змеями. Я не стану этого делать. Они хотят, чтобы я работал с Капаком Райми – я не стану этого делать. Они хотят, чтобы я помог им подмять под себя город – я не стану этого делать.

– Очень хорошо. – Вами встает. – Я передал тебе их послание, и ты дал ответ. Думаю, ничего другого они и не ожидали. – Он широкими шагами подходит к окну. – Мне просто любопытно, где ты весь день был?

– На улицах – пытался, как мог, прекратить беспорядки.

Он хмурится:

– Зачем?

– Я здесь вырос. Знаком с этими людьми. Мне они небезразличны.

– Но помогать им опасно. Виллаки могут использовать это против тебя.

– Вряд ли. Моему терпению есть предел. Я продолжу делать свое дело, но если священники станут угрожать моим соседям и поставят мне условия – или я делаю, что они скажут, или они объявляют войну моим близким… – Я пожимаю плечами.

– Риск с точно рассчитанными шансами на успех, – задумчиво говорит Вами, – любопытная концепция. Собираешься вернуться на улицы?

– Да, после того, как поем и отдохну.

– Ты уже позаботился о компаньоне?

– Хочешь помочь мне восстанавливать мир и порядок?

– Ну, вот еще, – смеется он, – меня эти люди мало интересуют. Когда-то, очень давно, этот город был в полном моем распоряжении. Виллаки не говорили, чтобы я спешно возвращался обратно, они велели вернуться после того, как я закончу дела с тобой. – Он шутливо преклоняет колено и прикладывает руку к сердцу. – Дай мне немного побыть рядом, Эл, мой мальчик. Клянусь, я буду следовать твоему примеру и убивать только с твоего разрешения. Я стану твоей правой рукой. Вместе мы сможем сделать гораздо больше, чем ты один.

– Это верно. – Я с сомнением смотрю на него. – Но можно ли тебе доверять?

– Даю слово, что буду слушаться тебя, а мое слово так же крепко, как и десять лет назад.

– Но два Паукара Вами – это перебор.

– Так напяль свой парик, загримируйся – и стань Элом Джири.

– Я не могу убивать в своем собственном обличье. Лучше ты надень что-нибудь для маскировки.

– Что ж, хорошо. Как скажешь, так и будет, о, великий и благородный Цезарь!

– И прекрати свои шуточки, – огрызаюсь я, возвращаясь на кухню.

– Это уже труднее. Но для тебя, Эл, мой мальчик, я сделаю все возможное. Кстати, где ты держишь оружие?

Мы рыщем в ночи, бесшумно двигаясь среди уличного хаоса, как пара пантер, иногда просто наблюдая, а иногда вмешиваясь, когда я сочту нужным. Я совсем забыл, каким быстрым и легким может быть мой отец. Кажется, что его ноги едва касаются крыш и тротуаров. Временами, когда мы находимся в движении, я закрываю глаза и не могу обнаружить его присутствия.

Его пальцы начинают непроизвольно шевелиться, когда мы смотрим на уличные бои, и я знаю, как ему хочется оказаться в гуще схватки, наверстывая упущенные годы. Мой отец был создан только с одной целью – убивать. Держать себя в руках в такой момент, как сейчас, когда возможности для убийства бесчисленны, для него, должно быть, мучение. Но он верен своему слову и действует только по моему приказу, всячески сдерживая себя.

Мы отбиваем у мятежников трех копов, которых они захватили, и сопровождаем их в безопасное место. Мы следим за упырем, который тащит в темный переулок двух мальчишек. Его намерения более чем ясны. Мы останавливаем его до того, как он приступает к осуществлению своих планов, и распинаем на двери, используя гвозди из ближайшего развороченного здания.

Ночной воздух горяч и наполнен запахом гари. Моя майка на спине насквозь пропиталась потом, отец же, как всегда, холоден, и дышится ему в спертом, отравленном воздухе так, словно с гор дует свежий ветерок.

Мы бродим по городу уже два часа и еще никого не убили. Я вижу растущее нетерпение Вами. Я не стал бы возражать против того, чтобы он нашел себе жертву, – хочу убедиться, что он будет вести себя в рамках разрешенного и не устроит бойни, но я не собираюсь убивать того, кто не заслуживает этого.

Наконец, спустя полчаса, мы замечаем шайку из пяти юнцов, которые издеваются над стариком. Рядом – старушка, вероятно его жена, она лежит на мостовой, изнасилованная и жестоко убитая, и ее обнаженное тело представляет собой кровавое месиво.

– Мочить? – вежливо осведомляется Вами, пробуя пальцем один из ножей, которые взял у меня на кухне.

– Мочить, – злобно соглашаюсь я.

– Позволь мне начать первым, – говорит он, подходя к краю крыши и кладя в карман солнечные очки, которые я дал ему, чтобы скрыть его зеленые глаза. – А ты стреляй в тех, кто захочет убежать.

Я предполагаю, что Вами спустится по идущей сверху вдоль стены металлической трубе, но он просто делает шаг с крыши, пролетает три этажа и приземляется, как кошка, уже готовый к схватке.

Я испытываю искушение совершить такой же эффектный прыжок, но вероятность попасть в больницу со сломанной ногой останавливает меня, и я использую водосточную трубу.

К тому времени, как я достигаю земли, двое из шайки уж корчатся в пыли с перерезанным горлом. Вами подскакивает к третьему, заносит нож, словно собираясь ткнуть ему в лицо, потом делает молниеносное движение вниз, хватает пенис и яички парня (тот без брюк и его причиндалы красны от крови старой женщины) и отсекает их.

Когда Вами поворачивается к четвертой жертве, пятый юнец пытается удрать. Он во весь опор мчится мимо того места, где в тени дома стою я. Я протягиваю руку с крепко зажатым в ней очень острым ножом и наотмашь провожу по его шее. От его скорости лезвие глубоко входит в плоть, и он тяжело плюхается на землю. Из разрезанной артерии, пульсируя, бьет вверх струя яркой крови, тело корчится в конвульсиях.

Оторвав взгляд от умирающего парня, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, не нуждается ли в помощи мой отец: он уложил четвертого юнца и вернулся к третьему, чтобы забить ему в рот отрезанное мужское достоинство. Затем он делает несколько шагов в сторону, намереваясь помочь старику. Тот еще жив, но один его глаз выбит, а на груди и животе страшные раны.

– Я вам помогу, – кидаюсь к нему я, когда он пытается подняться на ноги.

– Эльза, – хрипит он, умоляюще глядя на меня.

– Мертва, – говорю я, поддерживая его за плечи и на глаз пытаясь определить тяжесть его ран.

Он повисает у меня на руках.

– Они хотели денег… – он всхлипывает, – я дал им денег. Но им… было недостаточно. Они вытащили нас наружу и…

– Попытайтесь успокоиться. Вы будете жить, но только если…

– Нет, – он задыхается, – зачем… ведь Эльза…

Я колеблюсь, но очень недолго.

– Вы уверены?

Он пристально смотрит мне в глаза, понимает мое намерение и спокойно улыбается. Я делаю все быстро и безболезненно, потом кладу его рядом с женой и закрываю ее тело обрывками одежды, которые нашел рядом.

– Трогательная сцена, – бормочет Вами.

Он стоит как раз позади меня.

– Я думал, что ты больше времени потратишь на свои забавы, – говорю я, вытирая руки о рубашку.

– Да, я жестокий мальчик. Возможно. Но не стоит жаловаться – ночь только началась, и найдется еще с кем разобраться. – Он переступает через мертвую пару и изучает мое лицо. – Ты убивал хладнокровно, Эл, мой мальчик. Хвалю.

– Я сделал то, что должен был сделать.

Он прочищает горло.

– Возможно, это бестактный вопрос, но могу я спросить, сколько народу ты пустил в расход за все эти годы? – спрашивает он.

– Я давно сбился со счета.

– Сто? Двести? А может, больше?

– Я не подсчитывал. Я убиваю, когда должен это сделать, но мне это не доставляет удовольствия.

Вами не может скрыть разочарования.

– Нет того прогресса, на который я надеялся, – бормочет он. – Ты живешь со смертью, но не любишь ее. Чтобы действительно стать похожим на меня, ты должен наслаждаться каждым убийством. Механически убивать недостаточно. Ты должен любить свое дело.

– Если бы так было, я бы реально стал тобой. Тогда бы я не думал ни о чем другом, кроме убийств, и причина, по которой я это делаю, не имела бы значения.

– Какая же это причина?

Я дотрагиваюсь до пальца, висящего у меня на шее:

– Помнишь некоего Билла Кейси?

– Полицейский, – задумчиво произносит мой отец. – Я вспоминал его иногда после того, как священники воскресили меня, но моя память после всех этих смертей и воскресений, к сожалению, не стала лучше.

– Когда вспомнишь, кто он такой, тогда узнаешь, почему мне пришлось превратиться в тебя.

С этими словами я направляюсь к ближайшему дому, чтобы продолжить путешествие по крышам, оставляя его размышлять над этой загадкой.

Мы рыщем по городу, вмешиваемся, защищаем и убиваем до самого рассвета субботы. Мы сводим наши разговоры до минимума, совещаясь, только когда приходится лишать кого-то жизни. Я чувствую, что Вами ломает голову, пытаясь вспомнить что-нибудь о Билле, но больше об этом не спрашивает. Точно не знаю, сколько человек мы убили – я разрешаю своей памяти не запоминать деталей, – но что-то между пятнадцатью и двадцатью. Все были виновны. Все честно заслужили свою участь.

Когда восходит солнце и город впервые успокаивается со времени начала беспорядков, Вами возвращает мне солнечные очки и парик и говорит, что ему лучше вернуться под землю.

– Виллаки не обрадуются тому, чем я занимался всю ночь, но им придется это пережить. Однако, если я буду отсутствовать слишком долго, они могут вернуть меня самым неприятным способом – взять и уничтожить.

– Они могут убить тебя даже на расстоянии?

– Увы.

– Каким образом?

– Если бы я знал, то не унижался бы так перед ними, – рычит он. – Но если мне удастся разведать источник их могущества, ты сразу это поймешь, потому что улицы будут завалены трупами этих белоглазых упырей.

– Как думаешь, что они предпримут после того, как я снова ответил им отказом?

Он пожимает плечами:

– Они устроили побоище в одной части города, пытаясь подчинить тебя. Может, теперь они подожгут то, что осталось.

– Эффект будет тот же.

– Это их дело, не мое. – Он протягивает мне руку. Сначала я не беру ее, но потом вспоминаю, что он сдержал свое слово ночью и его помощь оказалась неоценимой. – Наши тропинки скоро снова пересекутся, Эл, мой мальчик, – предсказывает он, когда я пожимаю ему руку.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Может, снова поохотимся. Эта ночь была для меня таким наслаждением!

– Посмотрим, – бормочу я, выдергивая руку и отводя взгляд. – Ты помог мне, я ценю это, но пойми, я не такой, как ты. Я делаю это только потому, что…

Я поднимаю глаза и замолкаю. Рядом никого нет. Вами исчез. Вздохнув, я убираю свое оружие, смываю с рук кровь и отправляюсь домой, чтобы принять душ и выспаться, пока не наступило время снова убивать.