Текст книги "Мое кудрявое нечто (СИ)"
Автор книги: Дана Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Да ну что вы, бабушка Катя, я не возьму. У меня есть. Спасибо.
– А мне на что? Я как получила вчера, сразу за квартиру заплатила, – старушка сует сложенные купюры в нагрудный кармашек моего свитера. – На похороны себе отложила. Продукты купила. Вон, видишь, – окидывает морщинистой ладонью стол, – даже деликатесов в виде колбаски твоей любимой и сыра купила. Нам на неделю завтраков хватит. Так что бери, купи себе что-нибудь новенькое. А вот с машиной надо что-нибудь нам придумать. Кредит ведь на нее у тебя?
Киваю. Кредит мне помог взять Алексей Витальевич, под свое поручительство, поскольку брать предложенную им машину я отказалась. Выплачивать его придется все равно. Хорошо то, что моей стипендии хватит как раз на ежемесячный платеж. Плохо то, что на ремонт машины моих негустых финансовых запасов вряд ли останется, купить новую не представляется возможным, а ездить с дачи каждый день на попутках будет занимать уйму времени, да и мероприятие это ненадежное и, более того, опасное.
– Знаешь что, есть у меня пятьдесят тысяч рублей. Я их на похороны откладываю. Но помирать пока не собираюсь, даст Бог, поживу еще. Так что бери ка ты эти деньги, и закрывай свой кредит!
Баба Катя, придерживая рукой поясницу, смешно согнувшись, но очень резво несется в зал, видимо, доставать свои "гробовые" из закромов. А я несусь за ней, крича во все горло, что уж этих то денег я точно не возьму. Разворачивается сцена: бери – не возьму, в которой бабуська несколько раз сует мне в руки пухленький конверт с деньгами, а я несколько раз возвращаю его. Старушка сдается, когда я угрожаю, что если она не прекратит, я больше к ней в гости приходить не буду.
Затем, пока нянечка любовно вычесывает из нашего с ней серого любимца – Афанасия – шерсть, я со скоростью света мою в квартире полы, вытираю пыль и швабрю сантехнику. Помыть плиту не успеваю, мне пора бежать на пары.
На прощанье целуемся. Я получаю два бутерброда, компот в термокружке – витаминчики, и приглашение жить со старушкой.
По дороге в институт думаю, как было бы здорово жить с ней. Не надо таскаться каждый день издалека в институт и на работу. И машина была бы не нужна. И на бензине экономия. И о пробках можно позабыть. Вот почему я не смогла отказать Алексею Витальевичу, когда он приехал за мной к детскому дому? Потому что я тепло отношусь к человеку, который все эти годы приезжал ко мне раз в месяц, за редким исключением, привозил подарки, водил гулять. Он всегда говорил, что однажды заберет меня к себе, потому что не может оставить дочь своего боевого товарища без поддержки.
Я никогда не спрашивала, почему он тогда не удочерит меня? Мне казалось, это унизительно. Теперь понимаю. Он хотел выдать меня за своего сына. Так мы все равно станем одной семьей.
Но я до сих не могу понять, как отношусь к этому.
Миша такой… такой…
Подпрыгиваю от сигнала клаксона, раздавшегося рядом. Вот не придурки ли? Кому понадобилось так сигналить? И что, одного раза мало? Зачем еще один раз, и еще один?
На крыльце института уже собрались мои однокурсницы, курят и, как обычно, делятся вчерашними новостями. Мне вот сегодня тоже есть что рассказать. Но что-то не хочется.
– Рита!
Не понимаю, кто выкрикивает мое имя в толпе снующих студентов. Кручу головой по сторонам, пока меня не хватают за руку выше локтя и не тащат куда-то.
Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с великолепным, сваянным из камня лицом Миши. Он убрал сегодня волосы в пучок на макушке, и в купе с легкой щетиной это выглядит очень… красиво… ладно, кого я стесняюсь, сексуально. Ярко-синяя короткая курточка расстегнута, а белая футболка под ней прилегает к торсу, выделяя четкий рельеф. Ширинка голубых джинс немного выпирает… нет, не немного… Уф! От этого парня так и веет мужественностью и сексом. Хотя, про второе мне то откуда знать? У меня вчера только случился первый поцелуй.
– Ты какого хера свалила утром?
Он тащит меня к машине, и я стараюсь держать равновесие, чтобы не прислониться к ней и так уже грязным пуховиком. У меня не было времени, чтобы почистить его.
– Я не свалила, я ушла.
– Я же сказал, что отвезу тебя. Как ты доехала?
– Я не хотела тебя будить, ты был пьян вчера, подумала, тебе надо выспаться. Я дошла до главной дороги, а там поймала попутку до Москвы.
– Моя невеста не будет ездить на попутках! – рычит гигант.
– Не буду, – подтверждаю я. – Я сегодня иду комнату смотреть в общежитии.
– Ага, щас, ты будешь жить, где живешь, поняла? – трясет меня за руку.
– Пусти! – пытаюсь отцепить от себя его клешню, но не могу. – Ты не хотел, чтобы я жила там. Ты вообще не хотел, чтобы я появилась в твоей жизни. И я решила из нее уйти. Просто дай мне сделать это, и больше никогда меня не увидишь!
– Еще как увижу, потому что не видать тебе никакой общаги. Не хватало еще, чтобы ты терлась там с местными утырками.
Умалчиваю, что в моей жизни сейчас самый большой утырок он сам.
– Пусти, пожалуйста, мне больно, – он тут же выпускает меня.
– Во сколько у тебя занятия заканчиваются? Я заеду за тобой.
– Не надо за мной заезжать! – кричу я. – Просто отстань от меня! Ну зачем я тебе?
Что мне сделать, чтобы греческий бог в человеческом обличии отстал от меня? Неужели он не понимает, насколько усложняет мою, и без того нелегкую, жизнь?
– Ооо, – парень ухмыляется, – для многих вещей. Я на этом месте ровно в три. Попробуй только не явиться.
– Миш, пожалуйста, оставь меня в покое.
– Вот уж чему не бывать, малышка. И забудь даже думать об общаге. Ты будешь жить со мной. Сегодня мы едем обновлять твой гардероб.
– Я не могу. У меня дела.
– Ты их отложишь.
– Я не могу!
– Тогда я куплю шмотки, которые нравятся мне, и заставлю тебя их носить. Как ты относишься к коротким юбкам и прозрачным блузкам?
Вздыхаю, похоже, отвязаться от этого парня, с пугающими размерами, никак не получится.
– Хорошо, я приду сюда после занятий, но мне не нужны новые вещи.
– Что плохого в том, что я хочу сделать тебе пару подарков?
– Мне не нужны подарки от тебя, ни от кого не нужны, Миш, – смотрю на экран мобильного, скоро начнется первая пара. – И мне пора идти.
– Может, пообедаем вместе? – на лице парня играет дружелюбная улыбка, такая милая, что он уже не кажется тем разъяренным говнюком, который орал на меня ночью.
Путаюсь в своем к нему отношении.
– Зачем все это? Ты даже знать меня не хотел, – говорю устало, у меня не хватает сил на борьбу с ним.
– Я передумал, и хочу извиниться, что в этом такого? Соглашайся, я хочу просто наладить с тобой контакт, понимаешь? Обещаю, тебе понравится. Со мной весело.
Вот уж не думаю. Ночью мне было не до веселья.
– В обед не получится, извини, – отступаю к крыльцу института. – Но я приду сюда, когда занятия закончатся.
– А как же поцелуй на прощанье? – кричит вдогонку, привлекая внимание мимо проходящих студентов.
Краснею. Прижимаю сумку к плечу сильнее и практически забегаю в здание.
Девчонки интересуются, кто этот высокий красавчик, с которым я разговаривала. Слово "жених" вырывается из меня само собой, вызывая завистливые вздохи, а у кого и выдохи непонимания. Как это у меня, махровой замухрышки с лишними килограммами, одетой в лохмотья, может быть такой презентабельных жених, да еще и на такой тачке! Обидно. Но ничего не поделаешь, меня, действительно, сложно назвать худышкой, и мой гардероб, действительно, давно нуждается в обновлении.
Похоже, что идея с общежитием потерпела фиаско. Что-то не верится мне, что Коршуны отпустят меня туда. В обед звонил Алексей Витальевич. Грозный голос в мобильном приказал забыть даже думать об этом. Видимо, Миша напел генералу о моем желании. А значит, думать о переезде к бабе Кате тоже не имеет смысла. Следовательно, необходимо подумать о средстве передвижения.
***
Почему она не обращает на меня внимания? Я никогда, никогда не остаюсь без внимания, куда бы не пришел, что бы ни делал и с кем бы не общался. Я центр любой компании. Это мое кредо. А Рита молчит уже двадцать минут, пока я везу ее перекусить в свой любимый ресторанчик. Мало того, что я прождал ее пятнадцать минут у универа, так еще и сейчас она не подает признаков жизни. Пялится в экран покоцанного мобильника, водя иногда пальцем по экрану. Похоже, что-то ищет в интернете.
Делаю музыку в приемнике погромче, пусть хоть она меня развлекает. Постукиваю пальцами по рулю в такт музыке. Пробка не рассеивается, подумываю остановиться у ближайшего ресторана, потому что не ел с самого обеда, и готов съесть целого слона.
Мне интересно, что Рита нашла такого на просторах мировой паутины, так что подглядываю в ее экран, там что-то насчет ремонта машин. Она решила самостоятельно отремонтировать свою колымагу? Смеюсь. О! Румяное лицо поворачивается ко мне. Но не на долго. Я удостаиваюсь лишь непонимающего взгляда. Она возвращается к чтению.
– Тебе не надо ее ремонтировать.
– Не подглядывай в мой телефон!
– Мне скучно! – вытягиваю я. – Давай, развлеки меня как-нибудь!
– Что?
Она блокирует экран телефона и впивается в меня взглядом огромных ореховых глаз. Ухмыляюсь. Наконец-то, я смог привлечь ее внимание.
– Я говорю, что мне скучно. Не могла бы ты, когда находишься со мной уделять внимание мне, а не решать свои проблемы?
– Ч-что? – Сдерживаю смех от ее шокированного лица. – Уделять тебе внимание? Развлекать тебя? Миша, тебе что, пять лет? Я не твоя нянька! У меня куча дел, требующих моего внимания, и твои развлечения к ним не относятся.
У нее красивый голос, бархатным шлейфом разносящийся по салону машины. И губки красиво изгибаются, когда она говорит. Пухленькие пальчики привычным движением заправляют густую отросшую челку за маленькое ушко. Только сейчас обращаю внимание, что цвет ее волос полностью совпадает с цветом глаз. Необычное сочетание.
– Мне нужно решить, что делать с машиной, еще найти замену пуховику, который кое-то вчера привел в негодное состояние, подготовиться к завтрашнему зачету, написать реферат, и при этом успеть вечером на работу. А я еще даже не знаю, как доберусь до нее.
– Позвони им и скажи, что увольняешься.
Не знаю, где она работает, но хочу, чтобы она уволилась. Пусть все ее свободное время принадлежит мне. Сегодня на стрельбах я много думал о ней и пришел к выводу, что нам надо познакомиться поближе, раз уж мы поженимся. Свадьба, так свадьба. Хорошая девчушка, хочу себе такую. И раз уж я решил, что готов жениться, то ей то сам Бог велел. Она еще просто не поняла, какое ей счастье в виде меня досталось.
– Не буду я никому звонить и ниоткуда увольняться, Миша, мне нужна работа, как ты не понимаешь?
Объясняет, как будто перед ней, действительно, пятилетний пацан. Так что я продолжаю играться.
– Да забей ты на эту работу! Хочешь, я буду переводить тебе твою зарплату ежемесячно? Я хочу…
– А мне безразличны твои желания, – ее выдержки хватает не сорваться на крик. – Я буду делать только то, что считаю нужным. И я считаю нужным работать, как все нормальные люди. Тебе, выращенному на халявных харчах, этого не понять, золотой мальчик.
Смеюсь. Правда, миленькая она.
Тянусь к бардачку, достаю оттуда большой сникерс, и кладу ей на колени.
– Съешь, тебе необходимо что-нибудь сладкое. А то ты какая-то загнанная.
– Да, Мишенька, – произносит ласково, и ее бархатный голос оседает внутри меня, разнося по венам горячую кровь прямо к главному органу моего тела, – я загнанная старая бабка, как ты выразился вчера.
Вот же черт. Запомнила.
– Я не хотел тебя обидеть, и сразу извинился. Прости.
– О, так ты можешь говорить, как нормальный человек?
– Не всегда. Некоторые работающие девушки расслабляют мой мозг, и я не могу думать.
– А у тебя есть мозг? – ее губки дергаются.
Давай же, улыбнись мне. Я еще ни разу не видел твоей улыбки. А мало кому удается находиться со мной больше десяти минут и не засмеяться.
Пробка понемногу двигается, так что я прибавляю скорость, но оторвать от нее глаз не могу. Наблюдаю за дорогой мельком.
– Ну, может он не очень большой, – пожимаю плечами, – но он, определенно есть. Зато я попадаю в пятак из любого оружия и могу три часа подряд петь в караоке.
– Это.., – она мотает головой, сжимая губки, – должно быть очень помогает тебе в жизни.
Она наконец улыбается, открывая смешные белые зубки, передние из которых чуть длиннее остальных, и в моей голове что-то клинит. Протягиваю руку к ее лицу, поглаживая большим пальцем щечку. Такая мягкая, гладкая кожа. Рита перестает улыбаться, упираясь в меня взглядом. Но не убирает лицо от моей руки.
– Ты красивая, малышка, – улыбаюсь, хорошо, что она не одернула лицо.
– Не хочу я шоколад.
Произносит тихо. Убирает батончик обратно в бардачок. При этом ее ручка подрагивает.
– Миш, это что, пистолет?
Из багажника, правда, торчит рукоятка «Макарова».
– Ага, – убираю руку от ее лица, сосредотачиваюсь на дороге, по которой можно уже нормально ехать.
– Зачем тебе?
– Рита, я майор Российской армии, нет ничего особенного в том, что у меня есть оружие.
– Разве вы не оставляете его в казармах, ну или где вы там работаете?
Откидываюсь на сиденье. Момент был прекрасным, жаль коротким.
Мне не приходится отвечать на вопрос, потому что телефон в ее кармане выдает какую-то классическую мелодию.
– Алло, да, – кивает малышка, – это я. Да, оставляла.
Не разбираю слов в трубке. Но Рита сосредоточена.
– Мне необходима перекредитация с меньшим платежом… конечно… я подъеду… а может быть можно завтра? … Как последний день? Дело в том, что сегодня я уже не успеваю, вы же до половины пятого работаете?… А какова вероятность, что эта акция продлится на следующей неделе?… Да, я поняла вас, спасибо. Извините за беспокойство.
Ее голос расстроен, а на лице разочарованное выражение. Какая перекредитация? Это она все со своим кредитом бегает? Я как-то пропустил всю эту историю с машиной мимо ушей. Надо прислушиваться к тому, что она говорит.
– Куда ты не успеваешь?
– Не важно, – выдыхает обреченно и отворачивается к окну.
– Да ладно тебе! Расскажи, куда тебе надо к половине пятого? Мы еще успеем!
– Миша, уже пятнадцать минут. Никуда мы не успеем, – мотает головой.
– Слушай, если меня правильно попросить, то я за пятнадцать минут до луны долечу. Так что советую рассказать мне все, потому что я могу помочь.
– Это не твои проблемы, не переживай обо мне. Я что-нибудь придумаю.
Хватаю телефон, лежащий на ее коленях, она не успевает даже вскрикнуть от неожиданности. Выбираю последний звонивший номер и нажимаю на вызов.
– Отдай! – малышка тянется руками к телефону, но я отклоняюсь.
– Не мешай, – смеюсь, – я же за рулем! Хочешь разбиться?
– Отдай мне телефон! – голос Риты поднимается до крика. – Верни, я не собираюсь тут…
Но я уже не слушаю ее. В трубке женский голос приветствует меня. Это представитель банка. Спрашиваю только адрес, по которому находится офис, куда я должен подъехать и прошу сотрудницу дождаться меня.
***
Миша чумовой. Гонит по дороге на тонированном Патриоте с прибамбахами, обгоняя всех и вся, дважды выехал на встречку, показав средний палец сигналящим недовольным водителям, пронесся мимо сотрудников ГИБДД, помахав им. Его даже не остановили. А вчера пьяным гнал по заснеженной трассе. Мне страшно ездить с ним, хоть управляет машиной он уверенно.
Через десять минут мы уже заходим в нужный мне банк. Анастасия, говорившая со мной и с Мишей по телефону, встречает нас. Миша с дружелюбной улыбкой просит проводить его к руководителю филиала, а я остаюсь ждать в зале ожидания.
Возвращается довольный через пятнадцать минут, прощается с Анастасией, подмигивает мне, подавая руку и выводит из здания банка.
– Зачем мы приезжали?
– Считай, что у тебя нет кредита. Ты ничего никому не должна.
– Что?
– Садись давай, – открывает для меня дверцу машины.
Залажу в машину, шокированная его словами. Как так? В смысле, нет кредита? Куда он делся то?
– Брат владельца банка мой приятель, так что кредит тебе списали. Банк не обеднеет. Можешь не париться на счет платежей. Справку об отсутствии долга пришлют тебе на электронную почту. Кстати, машину твою я в металлолом сдал. Ее чинить себе дороже, все равно не проездит долго. Я заказал тебе новую, а пока ее не привезут, поездишь на отцовской, он не против, я ему уже позвонил.
Он говорит все так, словно историю рассказывает. А я не верю, что такое возможно. Нет, я верю, наверное. Но я не рассчитывала на такие поблажки и не хотела их. Я не нахлебница. Я не собираюсь сидеть на шее у Алексея Витальевича и его сына.
– Зачем ты это сделал?
Мне стыдно принимать все это. Чувствую себя бедной детдомовской девочкой, принимающей милостыню, именно такой, какой и являюсь.
– Слушай, Рита, я знаю, ты скажешь сейчас, что тебе ничего не надо, ты все можешь сама и так далее и такое прочее. Но в твоей жизни теперь есть я. Моя невеста не будет жить на стипендию, подрабатывать после учебы, ходить в обносках и ездить на ржавом корыте. Смирись и получай удовольствие.
– Останови машину! – требую я.
–Неет, – протягивает умоляюще Коршун, – пожалуйста, давай ты не будешь обижаться. Я слишком голоден сейчас, чтобы ты обижалась. Обидься потом, когда я поем, и у меня будут силы медленно ехать за тобой вдоль тротуара, по которому ты пойдешь.
Что он несет? Он сумасшедший! Ненормальный! Не нахожусь с ответом, а злость, с которой я минуту назад просила его остановить машину, вдруг куда-то пропадет.
– Я даже расскажу тебе, как все будет, – он держит руль левой рукой, а правой размахивает, объясняя мне будущее. – Ты такая обидишься, – эту фразу он произносит, надув губы, как девчонка, и вальяжно отбрасывает назад кудрявую прядь, – решишь гордо уйти. Но дело в том, что если ты уйдешь, то я буду очень расстроен, потому что ты мне действительно нравишься, малышка, – его длинная рука дотягивается до меня, щипая за нос. – Кроме того, если ты просто уйдешь, отец меня за яйца повесит на люстре в твоей комнате. Так что имей сочувствие к человеку, сохрани мои яйца для наших будущих детей.
– Что?
– Да-да, у нас будут дети, но только мальчики, – он красиво улыбается кривовато изогнув губы, и снова подмигивает мне. – И давай не сразу, ладно? Я пока не готов растить спиногрызов. Вот лет через пять будет круто. Но там надо подгадать, знаешь, чтобы наши дети получились в одно время с пацанами моими, ну, типа, чтобы росли вместе, как мы. Вместе то веселее.
Он болтает без умолку. Он думал про наших детей! Я еще даже про свадьбу не думала, все надеялась ее избежать. А он подгадывает, когда рожать так, чтобы наши дети были одногодками детей его друзей.
– Малышка, да ты погляди на себя! – Миша изумленно таращится на меня. – Ты умеешь смеяться! А я думал, у тебя дефект лицевых мышц, и дальше улыбки дело не заходит. Давай, я хочу запомнить этот звук. Посмейся еще немного для меня.
Я и вправду хохочу. Забываю про то, что он сделал с моей машиной, про задетую гордость и от души хохочу.
– Вот так, девочка, – его огромная ладонь убирает мою челку, вновь выбившуюся из-за уха, а большой палец несколько раз поглаживает щеку. – Мне нравится твой смех.
Его прикосновения и пристальный взгляд небесно-голубых глаз пробуждают в самом сердце тепло, от которого хочется улыбаться шире. Отворачиваю лицо к окну, стараясь расслабиться. Мне сложно дышать, грудная клетка напряжена, а пальцы подрагивают. В голове всплывает ночной поцелуй и то, как сжались мои бедра от вцепившихся в них сильных пальцев, а свитер вдруг стал колючим и неудобным.
Миша останавливает машину у ресторана «Ель», и собирается выйти.
– Миша, а может быть, мы поужинаем дома?
Мне не хочется идти в ресторан. Алексей Витальевич водил меня пару раз, но мне неуютно в таких местах. И идти туда с Мишей, когда на мне затертый свитер и грязный пуховик, завязанный на пояс, потому что молния сломана, мне неловко.
– Я умру от голода, пока мы едем, – он мальчишески гримасничает, нахмурив лоб. – Давай поедим тут.
– Пожалуйста, мне не хочется идти туда.
– Почему?
– Потому что я хочу поужинать дома. Там весь холодильник забит едой.
– Хорошо, но ты будешь сидеть за столом голой.
– Нет!
Да он кем меня представляет?
– В белье?
Мотаю головой.
– Сходим вместе в баню? – с надеждой спрашивает парень.
– Нееет! Миша!
– Ну и черт с тобой.
Расстроился. Не знаю, действительно или притворяется. Заводит машину и трогается с места. А я не могу заставить себя перестать хихикать. Миша странный.
На ужин доедаем вчерашнюю картофельно-мясную запеканку. Миша еще и борщ. А потом просит пожарить ему оладьи, и пока я выполняю его просьбу, он топит баню.
***
Готовлю завтрак. Странно, но Миши уже нет дома, хотя его сумасшедший темно-синий Патриот стоит во дворе. Я вижу его в окно. Он что, пешком ушел? Желание готовить пропадает. С первого приготовленного мною завтрака в этом доме, готовка стала своего рода ритуалом. Чувство семейного единения, за которое в тот момент стало стыдно, теперь приобрело новый оттенок. Я никогда раньше не готовила для кого-то. И уж тем более не видела благодарности в глазах едока. Пусть сухой, как у Миши, едва промелькнувшей, в первый раз. С того дня я готовлю завтрак каждый день. Для него. И мне стыдно за это. Словно я навязываюсь, хочу показать себя с лучшей стороны. Мол, смотри, может я и не красавица, зато готовить умею. То, что Коршуны в еде не прихотливы и могут неделю жить на подножном корме, только подбадривает.
Теперь Миша ест с улыбкой во весь рот, и всегда благодарит меня. Один раз даже поцеловал. В щеку. После инцидента на дороге он держится на расстоянии. А мне иногда хочется почувствовать его объятия.
– Пахнет вкусно.
В дверном проеме появляется его высокое мускулистое тело, с завязанными наверх в узел кудрявыми волосами. Его взгляд проходит по моему телу, и я немного сжимаюсь, отворачиваясь к плите. Сырники уже готовы и газ выключен. Но я переворачиваю их, чтобы протянуть время, надеясь, что Миша сейчас уйдет.
Тяжелые шаги за спиной сбивают дыхание. А когда огромная ладонь ложится на мое плечо, оно совсем замирает.
– Что там? – парень вытягивает шею, рассматривая свой завтрак, и касается подбородком моей головы, словно невзначай. – М-м, какая ты умничка, малышка, я обожаю сырники. Еще бы варенье.
– Там…
Вдох получается дрожащим, неровным. Запах пота ударяет в мой нос. Но мне не неприятно. Раньше я никогда не чувствовала запаха пота, и теперь мне кажется, так пахнет мужественность и сила, которые ассоциируются с Мишей. Хочется вдохнуть глубже, оставить этот запах в себе. В животе что-то словно шевелится – неясное чувство. Соски резко набухают и сжимаются, а рот наполняется слюной.
– Че замолчала? – ладонь чуть сжимает мое плечо, пальцы поглаживают косточку у шеи.
– Я… варенье… сварила.
– Ты сварила варенье? Когда ты успела?
Миша явно удивлен, а во мне просыпается гордость, словно меня похвалили за хорошую работу.
– Мы с Алексеем Витальевичем собирали землянику и малину в лесу, еще летом.
– Так это ты собирала? Я с молоком ее тогда заточил.
– Не всю, – смеюсь. – Кое-что осталось, мне стало жалко, если испортится, и я спросила разрешения у твоего папы сварить их.
– Зачем ты просишь разрешения? Ты можешь делать в этом доме, что захочешь. А уж тем более варить варенье. Ты знаешь, что я могу съесть трехлитровую банку за один вечер?
Не могу посмеяться его, надеюсь, шутке, иначе этого парня не прокормишь, потому что длинные пальцы чуть опустились, и теперь легко поглаживают основание груди там, где из-под выреза халата виднеется тонкая линия между. Мое дыхание учащается.
– К сожалению, там только пол-литровая банка.
– Мне как раз хватит на завтрак, – глубокий голос теперь у моего уха, посылает в мое тело электрический разряд.
Не могу пошевелиться. Вторая рука Миши ложится на талию, и медленно идет вверх. Меня обдает жаром, когда она обхватывает мою грудь. Вздрагиваю. Я ведь только что хотела почувствовать его объятия! Так почему замерла сейчас? Я нравлюсь ему, раз он так нежно прикасается ко мне. Ведь нравлюсь? Или он просто смирился с решением отца?
Резко сглатываю, ощутив, как указательный палец обводит выпирающий из-под ткани халата сосок, а затем проходится по нему ногтем.
– Знаешь, мне никто никогда не готовил завтрак, – его тело прижимается ко мне, а рука спускается с плеча к талии и ниже, забираясь под подол халата.
Мое тело отказывается слушаться, словно все мышцы атрофировались. Меня никто раньше так не трогал, не заставлял чувствовать то, что я чувствую сейчас. Между ног становится сыро. Боюсь намочить трусики.
– Ты принесла уют в это место, – его губы уже нежно касаются моей шеи, а рука аккуратно проходит по бедру вверх, к животу, и я склоняю голову в его сторону, позволяя себе насладиться этим первым прикосновением. – Теперь это действительно дом. Я хочу возвращаться сюда вечерами, чтобы увидеть тебя, малышка.
Парень дышит так же глубоко, как и я, обжигая кожу жаром. Воздуха не хватает, я пытаюсь набрать его ртом, отчего грудь сильно подается вперед. Ладонь Миши сжимает ее сильнее. Чуть выше правого бедра в меня отчетливо впивается одеревеневшее достоинство Коршуна. Даже сквозь ткать его треников и моего халата, я чувствую, как от трется об меня.
– Кх-кха! Доброе утро. Вижу, вы нашли общий язык?
Нет-нет-нет, пожалуйста, пусть Алексей Витальевич не видит, как его сын трется о меня своим членом. Какой же стыд! Покрываюсь краской до кончиков ушей и перестаю дышать снова. Миша возвращает обе ладони на мои плечи и шепчет на ухо:
– Все в порядке, не переживай, хорошо?
Не могу кивнуть, вообще шевельнуться не могу.
Миша аккуратно поворачивает меня, и я встречаюсь глазами с его отцом. Опускаю глаза. Мне стыдно. Мне никогда, черт возьми, не было так стыдно! Не вижу лица мужчины, так как Миша выводит меня с кухни.
– Я собирался сделать тебе внуков, старик!
Весело говорит Миша отцу, когда мы проходим возле него. Останавливаюсь, как вкопанная. Что он говорит такое? Позор! Какой же позор! Поднимаю глаза на друга папы и исступленно мотаю головой.
– Рита, – твердым голосом произносит генерал, – собирайся, я отвезу тебя в институт.
– Я сам отвезу ее, товарищ генерал, – Миша выпускает меня и отдает честь отцу.
Выбегаю из кухни и несусь в свою комнату, где судорожно натягиваю на себя одежду.
***
Отец хватает меня за ворот пропотевшей от тренировки футболки и резко прижимает спиной к стене. Его лицо, напряжено и сосредоточено. Военный характер дает о себе знать.
– Держи свой член подальше от Риты до свадьбы, понял? Она дочь моего боевого товарища, а не одна из этих антисоциальных личностей, которых вы таскали сюда с твоими дружками!
– Серьезно? – смеюсь, даже не пытаясь сопротивляться. – Ты притащил ее сюда, сказал, что я должен на ней жениться, а теперь говоришь, что мне нельзя ее трогать? Тогда купи ей паранджу, закрой в подвале, а ключ носи с собой. Но в этом случае не проси меня хранить ей верность до свадьбы. Я не железный!
– Ты будешь достойно вести себя с этой девушкой. Кого и где ты будешь трахать до свадьбы, мне плевать. Но сделай это так, чтобы Рита не узнала. Ты понял меня?
Старик уморителен. Он что, думал, я буду жить рядом с ней, смотреть на то, как она тут светит своими сиськами, и не притронусь к ней?
– Ты понял?
Моя спина вновь врезается в стену. Усмехаюсь, кивая.
– Я уезжаю сегодня с проверкой в Пермь, и не знаю, на сколько. Мне стоит увезти ее от тебя?
Железный взгляд не отпускает.
– Теперь поздно увозить ее, бать, – смеюсь, прижимаясь к стене затылком. – Я ее везде найду.
– Не смей, слышишь, не смей делать из нее одну из своих девок.
– Она будет моей женой, и будет рожать тебе внуков. Успокойся.
Он расцепляет пальцы, выпуская меня.
Да что он так взбесился? Какая разница, буду я трахать свою невесту или жену? Средневековье на дворе что ли? И Рита тоже хороша, глаза в пол, покраснела вся, как будто я ее уже на стол уложил, как собирался. Лифчик бы лучше носить научилась дома. А еще лучше пусть вообще из комнаты не выходит, раз уж все в этом доме так берегут ее девичью честь.
Хватаю сырник из еще горячей сковороды, отхватываю половину на лету, пока иду в комнату своей невесты. Стучусь, так как товарищ генерал только что научил меня быть джентльменом!
Вхожу в открытую Ритой дверь. Она уже одета в свои древние джинсы и неустановленного размера замызганый, когда-то белый свитер. Волосы зацеплены резинкой в хвостик. Я все еще возбужден, но беру себя в руки, отхватывая от сырника еще кусок.
– Иди, позавтракай, и я отвезу тебя.
– Зачем ты так сказал? – прячет стыдливый взгляд.
– Как?
– Что собирался сделать внуков!
– Потому что я собирался сделать ему внуков!
Мне смешно. Я не понимаю, почему эти двое относятся к сексу как к преступлению.
– Слушай, – прижимаю к себе пухленькое тельце, встряхивая его, чему Рита не сопротивляется, – мы же поженимся, нет ничего ужасного в том, что мы потрахаемся, – ее лицо искажается гримасой омерзения. – Извини, – касаюсь губами кончика ее носа, – займемся любовью.
– Я не смогу смотреть в глаза твоему отцу, Миш. И я дала себе слово, что до свадьбы я…
– Ты прикалываешься? Ты реально собралась держать меня на расстоянии до свадьбы?
В натуре, инквизиторы хреновы.
– Я ведь уже говорила.
– Пошли, – тяну ее за руку к выходу.
– Куда?
– В ЗАГС! Я собираюсь расписаться прямо сейчас!
– Миша!
Объект моего вожделения останавливается, выдергивая руку. Я знаю, что она скажет.
– Мы должны хоть немного узнать друг друга, – ждет от меня каких-то слов, – пожалуйста. Ведь еще несколько месяцев назад ты даже знать меня не хотел. Разве я могу верить, что ты действительно хочешь этой свадьбы?
Бла-бла-бла… Скукотень…
– Хорошо, – улыбаюсь, – раз ты так хочешь, малышка, готовься, потому что с этой минуты ты объект моего исследования. Я узнаю о тебе так много, что тебе станет страшно. Даже дату твоих первых месячных.
Оставляю малышку стоять посередине комнаты с открытым ртом. Последняя фраза поставила ее в особенно неловкую ситуацию, что порядком веселит меня. Не хочет даваться сама, значит, придется оккупировать ее.
Уже с лестницы кричу, что жду ее в машине через десять минут, и иду в душ.
***
Сегодня штурмуем захваченный террористами самолет. Я играю террориста. Захватывать самолет интереснее, чем освобождать его. Роли с парнями разыграли на спичках.
Отрываюсь на захваченных гражданах, выпуская пар. Нас, конечно, выбивают, в меня так вообще выпускают пару пуль и выкидывают из самолета.
После игровой борьбы тренируем навыки рукопашного боя в лесу, недалеко от части. День завершается пробежкой, которой и начался. Парни уходят раньше, я решаю пробежаться еще немного. Выжимаю из себя самую высокую скорость, на которую способен и бегу, пока дыхалка не отказывает. Сбавляю скорость, восстанавливая дыхание.
