Текст книги "Мое кудрявое нечто (СИ)"

Автор книги: Дана Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

На самом деле я даже и не поняла, что имел ввиду Миша этим предложением. Главное, чтобы отец отстал от него – вот, что ему важно. Так что он готов уже и жениться на "этом", как он обозвал меня при знакомстве.

– А ты подумай. Наплюй, что он хочет воспользоваться тобой. Ты тоже можешь воспользоваться им, – поучает Женечка. – Он же сказал, что сможешь жить, как жила. Он тебе дом купит, ты же всегда хотела свой дом. Да и вообще, он же сын генерала, Рит, как в шоколаде будешь.

– Жень, он детей попросит! – кричу я. – Как я с ним спать буду? Генералу внуки нужны.

– Так и будешь. Очень просто, – смеется подруга, – ляжешь и будешь спать с ним. Родишь генералу внука и пошлешь куда подальше своего Мишаню. Пусть живет, как хочет, и ты так же будешь.

– Не хочу я так. Я хочу нормальную семью.

– Ну и дура! Чем тебе такая семья не нормальная? Стерпится потом. Привыкнешь к нему. И, между прочим, ты тоже, Ритка, очень даже ничего. Немного на любителя, – Женька оглядывает знающим взглядом мои выпирающие места, – но это и к лучшему. Худых вон, – кивает в окно, – пруд пруди. А ты у нас одна такая. Вот посмотри, – вскакивает с табурета, хватает меня и ведет в ванную к небольшому зеркалу, – и задница имеется, – визжу, когда обе ее руки сжимаются на моих бедрах, – и сиськи, опять же!

– Ну все!

Отпрыгиваю сначала от цепких рук подруги, нацелившихся уже и на мою грудь, а затем и из ванной. Женька, снимая футболку, несется за мной "А вот у меня вообще плоскость, посмотри! Нет, ну посмотри, Ритулик, как в двенадцать лет было, так и осталось. Так что уж лучше немного полнее, чем совсем, как я!" Сажусь обратно за стол на небольшой кухне в Женькиной социальной однушке, выделенной ей после выпуска из детского дома. Но Хомякова, выпившая пару бутылок пива от меня не останет, как пить дать. Хохочу, когда подруга напрыгивает со спины и целует меня в шею короткими поцелуйчиками "Так бы и сожрала тебя, Молодецкая, р-р-р!"

Я даже не пытаюсь высвободиться, она все равно не отстанет, пока не пощупает мой живот, который ей уж больно нравится. Женька утверждает, что черпает из него силу и немного жирка, который ей, худой, как щепке, необходим.

– Вот дура ты, Молодецкая, – наконец усаживается напротив меня и открывает третью бутылку Клинского. – Всегда была молодец, а теперь дура! Ну нельзя такого парня упускать. Нельзя, понимаешь? Ты же лучший в мире человек. Он просто пока еще не понял, какое сокровище ему досталось. Потом поймет и будет тебя на руках таскать. А если ты его сейчас отошьешь, кто знает, может ведь и обидеться.

Ну и пусть обижается. Важный какой. Думал, я запищу от удовольствия и брошусь ему на шею, раз он, генеральский сын собственной персоной, соизволил жениться на мне. Допиваю вторую бутылку. Хорошо, заранее предупредила Алексея Витальевича, что останусь сегодня у подруги. Пусть не знает, что я выпиваю. Хоть в этом нет ничего особенного. Последний раз я пила алкоголь на выпускном. Это была водка, которую достали где-то парни, ее было много, с закуской дела обстояли иначе. Мы гуляли по Воробьевым горам до самого утра. Мне хватило сил дойти до детского дома, но там я свалилась прямо у ворот. Но это же был выпускной. Вообще, я не большой любитель выпивать.

В дверь звонят. Ну конечно, как я не подумала, что к Женьке обязательно должен кто-нибудь прийти. Она никогда не бывает одна. Вот никогда. Рядом с ней всегда толпа народа. Подруга мчится открывать двери, по пути надевая футболку обратно.

– Евгеша! Григорио!

Доносится из коридора. Улыбаюсь. Это ребята из нашей группы. Я провела с ними восемь лет. Женька Мухин и Гриша Тригубов. Хорошие ребята. Я давала им списывать математику и русский, а они помогали с информатикой. Бегу встречать гостей. Полночи обнимаемся. Рассказываем друг другу где и как устроились. Немного завидую ребятам. У каждого из них свои квартиры, пусть и в социальных новостройках на окраине города, но все же свои. Мне же, как москвичке с пропиской такое счастье не досталось, иначе мне не пришлось бы бояться выходить из комнаты на генеральской даче.

Засыпаем с ребятами на одном диване. В этом нет никакого подтекста. Даже в том, что с одной стороны меня обнимает Женечка, а с другой Гриша. У нас родственно-братские отношения, никто из ребят не посмеет пристать.

Следующие несколько недель Миша не появляется на даче. Это настоящее счастье. Я могу делать все, что мне нужно. Даже представляю, что мы с Алексеем Витальевичем настоящая семья, так отечески он ко мне относится. Каждый раз, находясь дома, интересуется учебой и оценками. Предлагает съездить к ним на дачу в Сочи, но я отказываюсь. Учеба и работа сейчас важнее.

Глава 5

***

Шарахается по углам. Смешно. Не понимаю, чего боится? Меня?

Я ведь сказал, что не трону. Не верит?

И все-таки, какая же она миленькая. Нравится мне. Пухленькая со всех сторон, розовощекая. Глаза большие, орехового цвета, губки бантиком, как будто всегда на что-то обижена. У нее вообще лицо обиженного ребенка. Ничего удивительного, жизнь то ее, реально, обидела. Но на ребенка девочка ни разу похожа.

Ладом только не рассмотреть ее. Все в каких-то балахонах ходит. Нет бы нормальное платье нацепить. Или джинсы в обтяжку.

За последнее время, конечно, пригляделся немного.

На острове Олега и в последующей двухнедельной командировке на Кавказ, думал о ней.

Вот она опять из бани возвращается. В простыню тонкую завернулась. Хочется зажать ее там же, на выходе из предбанника, потискать за аппетитный зад и выпрыгивающую из простынки примечательную грудь. Но я решил, что тороплюсь. Хотя, за опоздание в клуб еще никто наряд не получал. Так что стою и разглядываю ее, пока курю на крыльце. Свет специально не включаю. Мне из темноты за ней, стоящей на освещенной площадке, наблюдать удобно. Она остывает после прогрева, и пар валит от всего ее белоснежного, словно ни разу не тронутого загаром, тела. Малышка подняла голову к небу, и, видимо, любуется звездами. Глубоко вдыхает холодный воздух, отчего сиськи немного подрагивают. Улыбается чему-то своему. Романтичная, походу, натура.

Приказываю члену не дергаться, тушу бычок, и, спускаясь, грубовато кричу «Не стой, простудишься, зима на дворе». Тельце подпрыгивает, и, взвизгивая, скрывается обратно в предбаннике. Поржал. Свалил в клуб.

Смешная она. Пугливая.

А в клубе накрыло…

Ни на одну телку не встал. Ни на одну, блин! Лежащий рок какой-то! Хотя девки в клубе как на подбор. Ноги от ушей, фигуры точеные, вытанцовывают перед самым носом. А у меня… нифига… Малолетка эта долбанная в простыне своей перед глазами. Что за дела? Сколько это еще будет продолжаться?

Пацаны в сауну дальше телок повезли. А я прусь домой. Еще даже полуночи нет! Расстраиваюсь.

Остановил машину на трассе, недалеко от дачи. За следующим поворотом эта мелкая. Как девица красная в тереме. Сидит, наверное сейчас, у окошка, романы свои читает. А мы могли бы завести нормальный роман, все лучше, чем в книгу пялиться и представлять своего героя. Даже обидно. Телки на меня сами вешаются, а она девственность свою хранит до свадьбы. Вот никогда бы не подумал, что мне такая попадется. И что хранить то, если я все равно на ней женюсь. Сам не женюсь, меня отец вырубит и в ЗАГС притащит. Невестушка, походу, еще не догнала, что товарищ генерал такими вещами не шутит.

Запиваю обиду коньяком, присасываясь к горлу бутылки.

Вот же притащил ее старик. Ну на что она мне?

Хорошей женой будет? Да, наверное, тут он прав. Вот если бы лет так через пять. Ну или хоть через три года. Куда мне сейчас жена? В моей жизни сейчас все ровно. Служба, дружба, свобода. Я кайфую от всего, что делаю. Я не собирался даже думать о женитьбе. Что там делать, в браке? Романов вот, женился, и ничего хорошего. Еще только больше озверел.

Стук в окно отвлекает. В темноте очертания женского лица. Еще шалав не хватало. Опускаю окно.

– Отдохнуть не желаешь?

Девка заманчиво облизывает губки и улыбается мягкой, зазывной улыбкой. А этот отросток между ног даже не дергается! Ну хоть какой-нибудь бы признак жизни подал. Нельзя же так, совсем мертвым лежать. Переживаю я за него.

– Вали отсюда, – цежу сквозь зубы.

– Как знаешь, – обиды не показывает, – я бы недорого взяла, ты хорошенький.

Хорошенький? И всего то? Да я красавчик, каких мало, что уж тут таить. И член у меня что надо… вот только сейчас не в настроении. Обиделся на телку. Жму кнопку стеклоподъемника, закрывая окно.

Решаю, что просто шлюха не симпатичная, поэтому мой младший брат не реагирует.

А все из-за малолетки этой гребанной. Появилась неизвестно откуда со своими глазами щенячьими и сиськами, в которые так и хочется уткнуться лицом. От мороза ее соски сегодня яростно выпирали и сквозь тонкую ткань ярко виднелись их темные очертания. Что б ее!

О! Пошел процесс. Младший брат дергается, наполняясь кровью. Яйца начинают приятно ныть, тяжелея, и все тело напрягается. Обожаю эти ощущения.

Включаю фары, всматриваясь. Жрица любви не успела далеко уйти. Включаю свет люстры, сигналю, и девка с готовностью приближается к машине. Киваю на пассажирское сиденье, куда она тут же усаживается, аккуратно захлопывая дверь.

– Деньги вперед, – снова улыбается рабочей улыбкой.

Делаю пару глотков из бутылки, обжигая горло, попутно достаю бумажник из кармана джинс.

– Стандарт тысяча, с минетом полторы, в попу еще полторы сверху. На всю ночь семь тысяч, все включено.

Называет расценки, как будто помидорами на рынке торгует.

Докатился, генеральский сын. Трахать уличных шалав – это уж совсем. Но что делать, если на клубных снимал член не среагировал.

Достаю несколько двухтысячных купюр, не знаю, сколько в пачке, кладу на панель… Смешно, положить деньги для шлюхи на панель. Игра слов великого и могучего.

– Много даешь, – пересчитывает деньги, недоверчиво останавливая на мне взгляд. – Извращениями не занимаюсь. Учти, там дальше по трассе мои ребята сидят, если решишь меня покалечить или…

– Давай молча будешь работать, – расстегиваю ширинку, доставая восставший после трехнедельной спячки член, откидываю немного сиденье. – Думаешь, с родителями тебя знакомить потащу? Раскрасавицу такую.

Сотрудница уличного бизнеса никак не реагирует на мой выпад, резво прячет пачку наличных в карман слишком легкой для зимы курточки, и опускается к радующему меня сегодня органу.

Глотаю коньяк, наслаждаясь ее посасывающими губами и равномерно опускающейся и поднимающейся головой. Стараюсь не думать, почему девка так уверенно заглатывает меня до самого основания, смыкая губы у яиц. Ей хватает умения при этом еще и языком по ним пройтись. А уличные то бабы гораздо умелее клубных. Опять же выгоняю мысли о том, как много ей пришлось пройти "курсов", чтобы освоить эту опасную профессию. Снова заливаю в себя алкоголь, поднимаю свою уличную подругу за волосы "Давай на заднее сиденье". И она тут же перелазит худеньким тельцем между передних сидений на заднее.

– Ты только резко не начинай, ладно, а то ты большой, не порви чего-нибудь.

Усмехаюсь. Эту фразу я слышал уже не раз. И давно научился пользоваться своим органом.

Она сама надевает презерватив, и направляет меня в себя, предварительно растянув пальцами промежность. Трахаю ее механически, ускоряясь при мысли о малышке, сидящей в своей комнате на даче. Интересно, как это, войти в нее? Уверен, ее глаза округлятся до размера блюдца, когда я порву ее, а уж когда я доведу ее до оргазма, то… Представляю, как стенает малышка и кончаю с такой силой, от которой болезненно передергивает шею. Вхожу резко в распростертое на сиденье тело еще несколько раз, ловя кайф от растекшегося по телу тепла, и теперь только понимаю, что сдавил горло девки слишком сильно. Тут же разжимаю руку, не хватало еще заманьячить ее тут. Работница секс-индустрии трясется мелкой дрожью, я вижу только белки ее глаз, мышцы ее пресса резко сокращаются. Привычная картина. Я ведь уже говорил, что умею обращаться со своим ограном.

Выкидываю в окно презерватив, застегиваю ширинку и перелажу на водительское сиденье. Жду, когда конвульсирующее тело придет в себя, наблюдая эту картину в зеркало, и полощу рот коньяком. Член бы тоже теперь не мешало им прополоскать. Как-то грязно, неприятно.

– Ну ты как там?

Закуриваю, замечая, как тело расслабляется. Девка одергивает короткую юбку, поправляет чулки привычными движениями. Жалко ее. Молодая девчонка, а на морозе целый день еле одетая.

– Выпьешь?

Она перелазит на пассажирское сиденье и протягивает руку к бутылке. Делает смачный глоток, от которого ее передергивает.

– Нормально?

Интересуюсь из вежливости. Вот не знаю, откуда и для чего она сейчас взялась.

– Да, – протягивает бутылку обратно мне, – ты огромный.

– Знаю, – заливаю в себя янтарную жидкость.

– Можно еще?

Отдаю ей бутылку, в которой осталась всего пара глотков. Надо достать еще одну из багажника. Не хочу пока домой.

– Там минералка в бардачке, запей, – предлагаю, потому что девку снова передергивает от крепкого напитка.

– Не надо, я так.

Конечно так. Небось и водку без запивона может.

– Довезти тебя до твоих?

– Не надо, вон там еще кто-то едет. Пойду.

Метрах в двухстах позади, из поворота, действительно, виден свет фар. Странно мигает.

– Ты бы хоть одевалась теплее.

– Ага, в ватнике, что ли, вас цеплять? – путана смеется.

Ничего не отвечаю. Что тут сказать? Как будто те, кто цепляет шлюх на трассе сильно заморачиваются по поводу их шмоток. Могла бы и поберечь себя. Но это дело уже не мое.

– Ты классный, – весело говорит, и тут же выходит из машины, опять аккуратно хлопая дверью.

Свет фар двигающейся позади машины мигает чаще. До меня доносится глухой хлопок. Машина останавливается метрах в десяти от моей. Проститутка долго не задерживается у нее. Наблюдаю, как миниатюрная фигурка удаляется, растворяясь в придорожном лесу. Лесная, блин, фея.

Из остановившегося, и, похоже, сломавшегося старенького форда выходит пухленькое тельце. Я знаю эту машину, и это тельце.

Что она тут делает? Какого хера она не дома? Половина третьего ночи! Ей вставать на пары скоро. Где она была? И с кем, что более важно.

Из глубины моего пьяного сознания поднимается что-то кипящее. Бешусь. Девственность она бережет. Романы она читает! Татьяной Лариной себя возомнила. А по ночам таскается как Сонька Мармеладова.

Нифига себе, я еще что-то помню из школьной программы. Надо козырнуть как-нибудь перед пацанами. А то они думают, что я совсем тупой.

Выхожу из машины, оставляя дверь открытой. Малышка уже заметила меня. Теперь стоит у капота, который так и не смогла открыть, с ожиданием казни в глазах.

– Что у тебя случилось?

Говорить спокойно не получается. Рявкаю. Девочка вжимает шею в плечи, опуская голову. Всхлипывает.

– Ревешь что ли?

– Неет, – ревет.

– Иди в машину, – говорю устало.

Мне хочется ее обнять. Вжать в себя, почувствовать мягкое тело, такое манящее и желанное. Приласкать и успокоить, сказать, что поломка машины это не то, из-за чего стоит переживать. Что я решу эту проблему, что она может положиться на меня. А еще, что я схожу с ума от одного движения ее губ, крепко сжатых сейчас от старания сдержать слезы.

Только сейчас понимаю, насколько сильно хочу ее. Но еще не могу уговорить себя принять ситуацию. Меня бесит то, что отец притащил ее. Что заставляет меня сделать шаг, к которому я не готов. Бесит, что она вся такая правильная и милая, не может и слова сказать против, а послушно идет в машину, и садится на сиденье. И оттого, что на этом же самом сиденье только что сидела шлюха, которой я решил заменить эту девочку хотя бы на полчаса, мне становится тошно. Я не хочу, чтобы она сидела на месте девки, на которой пробу ставить негде. Но заднее сиденье тоже опошлено, поэтому ей придется примоститься тут. В конце концов, она то не знает, что я делал в этой машине еще десять минут назад.

– Где ты была?

Допиваю остатки алкоголя и выкидываю бутылку в кусты у обочины. Завожу машину, медленно трогаюсь.

– Миш, ты же пьян, давай я поведу.

Ага, щас, доводилась уже.

– Где ты была?

– Это не твое дело, – шепчет, пряча рот в воротнике старого пуховика.

– Что?

Меня аж трясти начинает. То есть это не мое дело, где по ночам пропадает моя невеста? О! Я назвал ее невестой? Без сарказма? Черт! Я пропадаю в этой малышке.

– Я оставлю тебя ночевать в твоей колымаге, раз это не мое дело, – рычу, сжимая руль тачки до побелевших костяшек.

– Я… я засиделать у подружки. Мы готовились к завтрашнему семинару. Пока чай попили, пока поболтали. Так и время пролетело. Я как поняла, что уже так поздно, сразу домой, то есть к вам поехала. А машина еле идет.

Теребит пухлыми пальчиками рукава чуханской куртейки. Вот блин, почему моя невеста ходит в этом стремном пухане? И почему она ездит на этой перебитой тарантайке? И почему на ней эта идиотская шапка, покрывшаяся катышками еще в прошлом веке?

Да с ней такой даже из дома выйти невозможно. Папа что, не мог ей денег на шмотки дать? Да и машина ей нужна надежная.

Тут звонит ее телефон. Не удивляюсь тому, что из ее кармана появляется древний, созданный во времена динозавров, небольшой сенсер, который она никак не может разблокировать замерзшим пальцем.

Психую. Выхватываю телефон. На экране девичья мордочка с подписью Хомячок. Провожу по экрану, принимая вызов, и возвращаю эту историческую ценность владелице. Хомячок! Мило и смешно…мои губы дергаются в улыбке, а в голову проникает мысль, что девчушка, действительно, еще слишком мала для чего-то серьезного, раз называет своих подруг так по-девчачьи нежно. Вот какое ей замужество?

С другой стороны, сегодня утром, перед завтраком, я слопал два сникерса и смотрел мультик про какого-то пацана с головой, похожей на бейсбольный мяч. В общем то ничего особенного, но… я ржал. Было весело. Значит ли это, что мне до брака тоже еще далеко?

– Да, Женечка. Нет, я не дома еще. У меня машина сломалась. Не переживай, тут Миша, он меня довезет.

Из динамика слышен приятный голос, но слов разобрать я не могу. По зардевшимся пухлым щечкам понимаю, что Женечка говорит обо мне.

– Нет, Женя, что ты. Просто он мимо проезжал.

Слежу за движениями ее губ, ловя себя на облизывании своих. Поднимаю глаза и натыкаюсь на взгляд девочки, который она тут же неловко отводит. У меня снова стояк.

Ну а что? Все, или ничего! Или три недели не вставал, или вот вам – пожалуйста, при одном упоминании или взгляде на Риту я готов.

Заставляю себя смотреть на трассу, разгоняя авто. Мне надо скорее добраться до своей комнаты. Я не могу находиться так близко к ней.

– Женечка, я тебе завтра позвоню, хорошо? Неудобно болтать сейчас. Не переживай, я не одна. Со мной ничего не случится.

Вот это спорно.

– Увидимся позже. Пока.

Она сует мобильник, порочащий достоинство всех телефонов в мире, в карман и молча смотрит на дорогу.

Я тоже молчу. Жаль, что бутылку не достал. Выпил бы еще. Напиться хочется до беспамятства, и потерять мысли о ней в завтрашней головной боли.

– Миш, а что с моей машиной? – уже не шепчет, но ее голос все так же заглушается дебильным воротником-стойкой, доходящим малышке до носа.

– Завтра посмотрим. Поздно сейчас с ней разбираться.

– Я не хотела ломать. Я аккуратно водила.

– Рита, этой тачке больше лет, чем моей бабуле, – хочется успокоить ее, но я не умею говорить нежно, или как там надо, чтобы успокаивать кого-то. – Она отжила свое.

– Но я еще даже кредит за нее не выплатила…

Утирает слезу потертым рукавом. Черт, ей надо срочно заменить пухан. Где она вообще его нашла? На заброшенном складе восьмидесятых?

– И на чем мне теперь ездить? А… ладно, посмотрю расписание электричек. У меня семинар по русскому завтра первой парой.

– Я отвезу тебя. Во сколько тебе надо там быть?

Хватаюсь за идею довезти ее и провести с ней часок в машине по дороге до универа. А я не должен за это хвататься! Я вообще не должен реагировать на эту девчонку! Во всяком случае, пока не станет похожа на нормальную…

– К половине седьмого.

– Что за семинар такой? Это где у нас так рано пары начинаются?

Она меня за идиота держит?

– Учеба с половины девятого. Но у меня утром еще дела.

– Какие?

– Миша, какая тебе разница? У меня есть свои дела. Я в твои не лезу, вот и ты в мои не лезь.

Говорит, с опаской поглядывая на меня. И не зря. Потому что я тут же взрываюсь. Машина тормозит, с визгом прокатываясь несколько метров по обледенелой дороге. Рита успевает ухватиться за панель от неожиданно резкой остановки. Выскакиваю из тачки, хлопая дверцей со всей дури. Обхожу машину, открываю дверь и вытаскиваю ее за руку. Прижимаю к этой же двери, наваливаясь руками по обеим от нее сторонам.

– А ты не охерела ли?

– Пусти, – слабо пытается меня оттолкнуть, но я врезаю кулаком по крыше машины, и она замирает.

– Ты думаешь, сможешь морочить мне голову? Я, значит, трахнуть свою невесту не могу. Откуда мне знать, что тебя кто-то другой не трахает по утрам, вечерам и ночам? Где ты пропадаешь целый день? Сегодня ты у подруги, – ору я, – хорошо, допустим, я поверил. Где ты была вчера? Я не вижу тебя ни утром, когда ухожу, ни вечером, когда прихожу. Где ты ползаешь?

– Я не твоя невеста, и я… я тоже… тебя не вижу, – мямлит она, и опущенные уголки ее глаз опускаются еще сильнее, направляя взгляд в снег.

– Что? Ты можешь внятно говорить? Хватит мазать соплями это дерьмо!

Дергаю собачку замка на ее вороте, но не рассчитываю силы, и она отлетает. В сердцах дергаю сам ворот, и замок разъезжается.

– Теперь говори! Чтобы я слышал тебя! – не могу успокоиться.

Мне надо пройти курсы управления собой у мастера Романова. Вот уж кто никогда не повышает голос.

– Я работаю, Миша, – говорит теперь четко, но тихо, подняв глаза на пуговицы моей рубашки, виднеющейся под расстегнутой курткой, – мне нужно на что-то жить.

– Отец не дает денег?

– Я не могу принять его деньги. Он мне никто.

– Ты не будешь больше работать, – немного успокаиваюсь.

– Ты не можешь решать за меня.

– Я твой будущий муж! – взрываюсь снова.

– Но ты же не хочешь!

Снова пытается оттолкнуть меня от себя. И мой помутневший от влитого алкоголя и ее близости разум плывет.

– А может я уже передумал!

Дергаю снова задрипанный ворот. Зачуханный пухан разлетается по молнии до конца, открывая вид на вырез поношенного свитера. Но это не важно, ведь в вырезе виднеется галочка полных грудей. Сглатываю возбуждение из последних сил, но это не помогает, потому что ее руки врезаются в мой торс, и это ее движение будит что-то дикое. Хватаю ее за талию, и тащу к капоту, на который усаживаю. Девочка дергается всем телом, но она ничего не может сделать против меня. Кричит, разнося по округе эхо надрывающегося голоса. Притягиваю ее к себе за колени, устраиваясь между ее ног. Получается снова резко, так как тельце чуть падает назад, ей приходится подставить руки за спину, чтобы не оказаться лежащей на капоте. Ощупываю руками завидную выпуклость привлекающей меня груди. Это настоящее блаженство. Мягкая и ощутимая в ладонях, манящая, теплая и такая уютная. Дыхание Риты срывается. Дикость проходит, когда ее грудь вдавливается в грудную клетку мелкими сокращениями. Черт, я напугал ее. Немудрено. Я ужасен.

– Тихо, – смотрю на девочку, – не бойся. Я психанул. Я хочу… хочу только…

Лемурьи глаза смотрят со страхом и чем-то еще, чего я не могу разобрать. Это не возбуждение, но и не брезгливость. Интерес? Тоже нет. Не важно. Притягиваю ее за пухлую попку и впиваюсь губами в ее рот. Вишневый аромат врывается в мой рот и мозг. Она не умеет целовать, но мне ее умение и не нужно. Сливаюсь с ее губами, словно они всегда были рядом, и по телу проносится жаркая волна. Член дергается в ритме чечетки. Со мной такого еще не было. Всасываю в себя ее горячий язык, легко прикусывая его. И тут мне прилетает оплеуха, звон от которой разносится в ушах и отдается теменью в глазах. Голова дергается.

Молодец девочка. Жаль, что поздно. Я уже успел почувствовать то, чего хочу теперь больше всего на свете. Ее вкус. Скоро я буду чувствовать его всем телом. Силы всего земного разума не хватит, чтобы остановить меня.

– Не смей больше! Никогда!

Кричит. Пусть кричит. Я наконец-то могу улыбнуться. Мышцы лица уже и забыли, что я способен на это. Рита спрыгивает с капота, я больше не держу ее. Садится на свое место.

Сажусь за руль. Машина заведена. Плавно нажимаю на педаль, слизывая с губ ее вкус. Мне хочется рассмеяться. В голове возникают шуточки, которыми тянет позабавить малышку. Но вряд ли она сейчас к этому расположена.

– Смотри на дорогу, пожалуйста, – она заметила, что я пялюсь на нее.

– Извини…

– Ты мне пуховик порвал и замарал, – перебивает меня.

– Ему давно пора на свалку, – смеюсь я. – Ты в нем выглядишь как бабка с рынка.

Молодец, Коршун. Сама галантность. Как понравиться собственной невесте? Ничего сложного – посмейся над ее внешним видом. Идиот!

Рита сглатывает обиду.

– Извини, – снова прошу я, – я не хотел тебя обидеть. Но ты же молодая девчонка, а этот пухан из прошлого века.

Да заткните меня кто-нибудь!

– А это не твоего ума дела, из какого века мои вещи, понятно? – ее голос дрожит. – Не все генеральские детки!

– В этой машине все, – напоминаю я.

– Да, Миша, только твой отец заботится о тебе. У тебя есть все. Ты привык ходить в дорогих шмотках и ездить на крутых машинах. А мой отец умер! – девчонка не ревет, сглатывает слезы. – И у меня нет денег, чтобы покупать пуховики, которые рвут такие важные персоны, как ты!

– Я возмещу.

– Не надо мне ничего от тебя! Не лезь в мою жизнь! Я не хотела никакой свадьбы, как и ты.

Ага, а до свадьбы ей нельзя. Надо с этим что-то делать.

Заезжаю в гараж, останавливаю машину. Рита выходит и направляется в свою комнату.

– Подожди, давай поговорим, – прошу я.

Но она не обращает внимания. Бегу за ней по лестнице. Моя будущая жена, а это обязательно случится – теперь я знаю точно, пытается захлопнуть дверь комнаты, но я уже в дверном проеме. Ей не скрыться от меня.

– Оставь меня! Мне рано вставать. Я устала и замерзла.

– Я без проблем согрею тебя, малышка, – подхожу ближе. – Меня не надо долго уговаривать.

Скидываю куртку. Рита отступает на шаг. Смеюсь и сажусь на ее рабочий стул.

– Ладно, – поднимаю руки, чтобы она чувствовала себя в безопасности, – давай начистоту. Приставать не буду. Хотя очень хочу. Ты миленькая. Я сразу не заметил просто. Дело вот в чем. Раз товарищ генерал решил нас поженить, он это сделает. Так что перестань артачиться, и прими ситуацию. В конце концов, я не такой уж и плохой вариант. Поверь, тебе будет хорошо со мной.

– Миша, уходи, – она, определенно, не настроена говорить сейчас.

– Тебе не надо работать. Завтра мы купим тебе все, что нужно. Я разберусь с машиной и…

– Уходи! Мне не надо ничего! Я сама разберусь со своими проблемами! – повышает голос.

– Ты уволишься завтра же!

Она разве не понимает, что своими пререканиями ничего не добьется?

– Ты не будешь за меня решать!

– Еще как буду! Я твой будущий муж!

Мне уже нравится, как звучит эта фраза.

– Не нужен мне муж! – кидает в меня своим убитым пуховиком. – Я перееду в общагу завтра. Я уже договорилась. Мне выделят комнату. Я буду жить там!

Бесит меня. Спалю к херам гребанную общагу. Поднимаюсь, и направляюсь к выходу, забирая с собой пародию на одежду, которая заменяет ей зимний пуховик "Посмотрим, как ты переедешь без машины и этого барахла", трясу тряпкой и удаляюсь.

Она вообще поняла сейчас, что сделала? Отшила меня! Снова! Теперь я хочу ее еще больше. А я никогда не сдаюсь.

***

– Баба Катя!

Открываю дверь однушки, не видевшей ремонт со времен Хрущева, раздеваюсь. Аккуратно вешаю разодранный пуховик на вешалку. Надо придумать, как починить его. Хотя, немного деньжат у меня имеется, так что можно шикануть и купить себе новый, раз уж судьба в виде загорелого гиганта разодрала старый. Займусь этим после пар.

– Баба Катя!

Старушка не отвечает. Прохожу в зал. Ежусь от резкого порыва ветра с открытого балкона, в дверях которого торчит богатырского размера попа старушки. Смеюсь. Еще даже семи утра нет, а она уже копошится.

– Баба Катя! – зову ее в третий раз.

– А? Что?

Наконец я услышана. Могучее тело моей детдомовской нянечки поворачивается, и на ее лице вырисовывается кривоватая, без одного зуба, но родная и милая сердцу улыбка.

Баба Катя работала в детском доме задолго до моего там появления. Мы с ней сразу подружились. Такой теплоты и заботы, я никогда ни от кого не получала. Она самый добрый человек из всех, которых я знаю. И я благодарю Бога каждый день за то, что послал мне ее. Старушке уже за восемьдесят, она два года как на пенсии, и то не хотела уходить, боялась оставить меня на попечение других людей. Но проблемы с ногами и остеохондроз заставили. Пока не выпустилась из детского дома, я приходила к ней так часто, как могла. А могла я не часто. Теперь же стараюсь приходить по возможности, чтобы помогать ей делать уборку, стирать белье и готовить.

Раньше я мечтала, что эта женщина удочерит меня, и мы будем с ней семьей. Но удочерение не получилось. Баба Катя женщина одинокая, в летах, да и с финансами у нее туго. Кто даст такой ребенка? То, что она может окружить заботой и любовью никого не интересует.

Старушка обнимает меня, целуя в обе щеки.

Завтракаем бутербродами с колбасой и сыром, запивая их кофе. Я выслушиваю возмущения бабульки по поводу событий сериала "Клон". "Ох уж эта Жади, и откуда берутся такие вот дурочки наивные?" – вещает нянечка. А я рассказываю ей о ночном приключении, и сетую на разодранный пуховик. Жалуюсь, как отвратительно было сегодня добираться к ней на попутках, придерживая норовивший распахнуться от ветра пуховик. Застегнуть то его теперь никак. Хвастаюсь мышиным умением бесшумно передвигаться, которое помогло мне сегодня выбраться из дома незамеченной, а потом снова жалуюсь на оскорбления, услышанные ночью в машине по поводу моего внешнего вида. А еще плачусь на сломавшуюся машину, одиноко стоящую на трассе.

– Вот же эти олигархи, чтоб их ветром унесло, – не стесняется в выражениях баба Катя. – Разодрал курточку? Жаль, хорошая курточка была.

– Конечно, бабушка, жалко, – вздыхаю. – Но что теперь поделать.

– Так ты с него теперь деньги стряси! Ну или хочешь, я позвоню ему? Я с ним так поговорю, что он…

– Нет-нет, – спешу остановить старушку, а то, не приведи Господь, она и впрямь позвонит гиганту, – не вздумайте. Этот пуховик и так уже на ладан дышал. Я все равно собиралась покупать новый. Сегодня после занятий пойду на рынок.

– А я как раз вчера пенсию получила.

Старушка открывает шкафчик и достает из под кухонной утвари конверт с накоплениями. Отсчитывает три тысячи рублей и протягивает их мне.