Текст книги "Мое кудрявое нечто (СИ)"

Автор книги: Дана Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

– Я буду в сауне… если вдруг тебе интересно…

И ухожу. Вальяжно, не торопясь. Он придет… не дай Бог ему не прийти.

– Пухляш.., – останавливаюсь, но не оборачиваюсь, – вишня, что это?

– Масло с водой, так волосы легче расчесывать, – бросаю и иду дальше.

***

Так просто. Масло с водой. Волосы расчесывать. Самый потрясающий запах. Пробуждающий аппетит и не только. Смотрю, как круглая пухлая попка скрывается в дверях бани и несусь туда. Я терпел, сколько мог. Но… нет, я не причиню больше боли. Я не могу этого сделать. Она самый дорогой для меня человек, и в ней мое дитя. Моя жизнь теперь только для них.

В сауне еще холодно. Не прогрелась. Но Рита снимает кружевную сорочку, больше похожую на майку и выкидывает ее на верхний полог. На ней нет лифчика, только белые хлопковые трусики, которые я тут же стягиваю с нее, опускаясь на колени. Пухляш откидывает спину на стенку верхнего полога и я, после долгих поцелуев животика, закидываю на плечи ее ноги и впиваюсь губами в промежность. Огибаю языком клитор, медленно втягивая его в себя. Протяжный стон заполняет маленькое помещение и застревает в ушах. Я хочу ее всю, каждую ее часть, каждый стон, все ее чувства, все желания. Мой язык не может угомониться, проходясь по каждой складочке, забирается внутрь, ощущая влажность и теплоту. Ее пальчики впиваются в мои волосы, когда бедра сжимаются вокруг моей головы. Аккуратно убираю их с плеч, поднимаясь. Ее губы уже ждут меня, открываясь навстречу. Разворачиваю ее к себе спиной, придерживая живот – «держись за полог» – помогаю ей опереться, и притягиваю за попку. Я максимально аккуратен. Я отрежу член, если снова причиню боль.

Подумаю о том, как буду без него переодеваться в отряде, позже. Непросто это, наверное. Возможно, остаток службы придется прятаться за дверцей шкафчика, вытираясь после душа, или… да мать же мою! Какого хрена я думаю об этом сейчас?

Вхожу медленно, все еще придерживая выпирающий живот. Рычу, останавливаясь, погрузившись в нее полностью. Провожу ладонью по гладкой коже спины и присасываюсь к ее шее, замирая, когда по сауне снова разносится мягкий, доводящий до безумия грудной стон, и Рита делает движение навстречу, пытаясь продвинуть меня еще дальше. «Я люблю тебя» – произношу со всей искренностью. Я не думал, что это возможно, но другими словами не выскажешь того, что я чувствую к этой девчушке. Начинаю легкие фрикции, удивляясь, как она чувствует каждое мое движение и отзывается на них всем телом. Мне хочется увеличить темп, мои яйца умоляют меня об этом, но я проверяю, готова ли она ко мне.

– Миш, – грудной шепот заставляет остановится, – мне не больно, – ее ладонь пролезает за мою спину, сжимается на коже и в глазах темнеет от бешеного возбуждения.

Двигаюсь быстрее, ловя кайф, которого никогда не чувствовал. Вот, что значит близость с человеком. Так должно быть всегда. Вот так, когда каждая жилка члена пульсирует, когда напряжена каждая мышца тела. Когда под ладонью теплота ее животика, и звук ее сбившегося дыхания подстраивается под мой. Когда при ее голосе в голове проступает каждая минутка, проведенная с ней: смех над героями совместно читаемых книг, внимательные, широко раскрытые глаза при моем рассказе о птицах, присевших на ветки деревьев, рассуждения на тему детских имен…

Рита сжимается слишком рано, прижавшись ко мне трясущейся попкой, и я останавливаюсь, чтобы прочувствовать каждый миг ее оргазма. Прижимаю ее к своей груди, облизывая плечи и шею. Я не могу от нее оторваться. От покрывшейся мурашками кожи, от мягкости ее тела, от спустившегося до шепота голоса. Двигаюсь резче, когда ее тело слегка обмякает. Обхватываю одной рукой ее грудь, так манящую меня. Другая моя ладонь на животе, я не могу отпустить его. Зато руки Риты, теперь полностью оперевшейся на меня, уже вцепились в мой зад. Черт. Это слишком круто, чтобы быть правдой. Кончаю под ее протяжное «Уууу» и резкие сокращения мышц всего тела.

Долго не могу выпустить ее. Не хочу. Я могу стоять так всю оставшуюся жизнь. Сжимать ее тело и слушать ее неровное дыхание.

– Я хочу в Крым с тобой, – нарушает она тишину.

– Тебе лучше рожать в Москве. Я свожу тебя туда, как только ситуация наладится.

– Я попрошу Алексея Витальевича вернуть тебя в Москву. Я хочу, чтобы ты был рядом.

Это самые дорогие слова. Можно отдать все, что есть, но выжить, если эти слова будут со мной.

– Я буду рядом, когда ты будешь рожать, – обещаю я.

И это не просто слова. Я буду рядом, чего бы мне это не стоило. Пока не знаю, как. Но буду.

Аккуратно переворачиваю Риту лицом к себе. Прижимаюсь к ее губам. Мне нравится, как увеличившийся живот врезается в меня. Приподнимаю ее за бедра и усаживаю на успевшую нагреться скамейку. Сам встаю на колени перед ней. Мне нравится эта поза. Мои глаза прямо напротив ее груди, и я могу видеть, как изгибаются в улыбке маленькие пухлые губки.

– Мне было хорошо, – уверенно произносит она, – но теперь мне надо прилечь. Да и в сауне уже жарковато, а мне запретили пока перегреваться.

– Тогда зачем ты потащила меня в сауну?

– Ну, знаешь, с ней связано столько воспоминаний. Мне кажется, тебя это возбуждает.

– Пухляяш, ну прости уже меня за тот дурацкий инцидент, – стону я, вспомнив, как запер ее тут.

– Ты прощен за все, давно и точно, – смеется моя жена. – Но как только я оправлюсь от родов, ты будешь держать меня тут так долго, как выдержишь.

Теперь смеюсь я. Мне нравится то, что она сказала. В меру пошло и с легким вызовом.

Рита засыпает, как только добирается до нашей спальни. И все полтора часа ее дневного сна я лежу рядом, разглядывая ее и поглаживая. Жаль, что я не могу остаться с ней. Но просить отца о переводе в Москву до истечения контракта я тоже не стану. Он решил наказать меня, надо сказать, решил правильно, и я отбуду этот срок до конца.

***

В палаточном городке на границе леса, за которым заканчивается наша территория, раздается аромат гречневой каши с тушенкой. Парни кривятся. Они дежурят уже вторые сутки, и этот запах возникает уже в четвертый раз. Все устали от гречки. А я нет. Хотя я дежурю четверные сутки и этот запах чую в четвертый раз. Каша? Хорошо! Мясо? Еще лучше! А еще круто отсутствие аппетита у Кобаря, так как его гречка – моя гречка. Ну, не хочет человек, что тут поделать? Надо помочь другу.

– Думаешь, в казарме тоже это варево? – интересуется друг.

– Я свожу тебя в ресторан, – обещаю я и поглаживаю его по темно-русой голове.

– Да отвали ты от меня!

Мою руку беспардонно скидывают. Парни из отряда посмеиваются, травя шуточки насчет моей ориентации, но я важно сообщаю, что волосы Лехи одного цвета с волосами моей жены. Такие же мягкие и приятные. Проверяю еще разок, не ошибся ли, и да, на ощупь они мало отличимы от волос Риты. Мою ладонь скидывают повторно, но уже нежненько, чтобы не расстроить. Я на нервах последние дни. Пухляшу скоро рожать и это проблема, поскольку выбраться с полуострова не просто. Гражданская авиация еще не отлажена. Да и командир что-то говорил о том, что сгноит меня тут за дерзкую выходку в бане. Вернее, за ее пределами.

Три дня назад мы с парнями ходили в баню. А я это дело люблю. Протащил в часть два ящика пива. Ну как баня и без прохладительных напитков? Парни радовались, как дети. Какого черта никто из них даже не задумался тоже что-нибудь протащить? Жить без приключений не интересно. А после бани хочется чего? Правильно – охладиться. Вот только на дворе лето, и даже вечером жара не спадает. Вот я и решил забраться в заброшенный санаторий, расположенный через забор от части. Решил сослуживцам сюрприз устроить, и за день до бани, удрав ночью из казармы, почистил тамошний бассейн и даже освещение в нем наладил. В общем, после банных процедур, повел товарищей туда. Пробирались через лаз в заборе, я освещал дорогу фонарем. Был настоящий праздник! Все радовались… пока не приехала полиция. Какой-то гад настучал о незаконном проникновении на территорию заброшенного санатория. В общем, нас, подвыпивших и голеньких, застали в самый неподходящий момент – плескающимися в басике. Нехорошо вышло. Но оно того стоило.

Как и недельного дежурства в палаточном городке на границе, которое я заслужил этим самым бассейно-банным инцидентом. Не могу я без приключений. Зато я теперь в казарме самый популярный. Парни поочередно чистят за меня оружие, платят в кафешках, и даже поставили в рамку мое фото, где я с разбегу ныряю в тот самый басик. Да-да, я там в лучшем своем виде – в чем мать родила.

– Мих, может в лес сгоняем? Я там землянику видел.

Предложение Лехи заманчиво, но так я могу и весь месяц залететь. Рита так долго ждать не может.

– Да ну, совсем пропишусь тут.

Прижимаюсь спиной к дереву, закуриваю. Спасибо парням – подвезли мне сигареты.

– Коршун, ты решил следовать уставу? – смеется друг. – И это всего то неделя нарядов? Сдаешь позиции.

– Да плевать мне на наряды, – ворчу, но тут же расплываюсь в улыбке, вспомнив вечеринку в бессейне. – Просто Рите рожать скоро.

– Да, хреново…

И тут, словно в усмешку нашему разговору, в моем кармане оживает телефон. Спасибо, хоть его не отобрали и я могу всегда оставаться на связи с женой. «Увезли в роддом. Рожу сегодня. Надеюсь. Люблю. Жди птенца»

Черт! Черт! Черт! Подпрыгиваю на ровном месте. В один затяг докуриваю половину сигареты и несусь к палаткам. Леха не задает вопросов, бежит за мной. Он все понял.

На машине из Крыма хрен выберешься – везде посты, да и ехать долговато. Поезда не ходят. Блин, ну вот как мне добраться до Москвы? «Когда сегодня самолет?» – бросаю на лету. «Через полчаса» – долетают слова Кобаря.

– Прикроешь?

– Само собой.

Оставляю другу оружие, запрыгиваю в первую попавшуюся тачку. Водила едет за провизией на базу. Пытаюсь уговорить его закинуть меня на небольшой военный аэродром, где базируются наши самолеты, но говнюк ни в какую не соглашается. У него, видите ли, расписание. Угрожаю, что выкину его из машины, если не согласится, но парень нагло высмеивает меня, мол, я на это не способен. Это уж совсем. Что за неуважение? Я его лет на семь старше. Мелкий козел! Хватаю его за шкирку и выкидываю из тачки. Нефиг выпендриваться. Сослуживцам необходимо помогать. Выручка – наше все.

Несусь к аэродрому. Надеюсь, о моей выходке еще не успели сообщить. Да и плевать. Выкручусь. Мне не в первой.

– Братан, жена рожает, в Москву надо, – готовлюсь к отказу и придумываю, как выкину всех из самолета, и сам его буду пилотировать, хоть и не умею.

– Точно рожает? – пилот поднимает голову, так как я выше его сантиметров на тридцать.

– Тебе фотку показать?

– Родов твоей жены?

Вот сейчас я врежу ему, точно, врежу.

– Моей беременной жены! – бешусь.

– Да не психуй ты, – парень улыбается. – Я сам только неделю назад папашей стал. Поднимайся на борт.

– Серьезно?

– Взлетаем через пять минут. Но.., – парень застегивает зеленую форменную рубашку, прячет улыбку и поправляет шевелюру, кстати, тоже кудрявую, – на борту тебя не было и я тебя не видел.

– Братан, – я так счастлив, что обнимаю товарища по счастью, – я Коршун, проси, что хочешь, все сделаю.

– Ага, и этого тоже не было, – парень выбирается из моих объятий и направляется к самолету.

Бегу за ним.

***

Из меня бежит. Интересно, это так чувствуют себя маленькие дети, описавшись? Возможно. Улыбаюсь, поглаживаю живот «Мы стали немного ближе в ощущениях, малыш, я буду наготове» обещаю, потому как не из приятных ощущения, когда между ног сыро.

– Думаешь, он приедет?

Спрашиваю у Юры. Он забрал меня с дачи. Похоже, это его больница, ну, или предприятия, где он работает. Я наблюдалась тут всю беременность, Тина притащила меня сюда, как только узнала о моем положении. Кстати, где Тина? Она обещала приехать. Я написала ей, почувствовав легкие схватки, а через час за мной примчался ее муж. А потом в больницу приехал Олег. Может, у них какой-нибудь общий чат? Они же не будут тут вдвоем сидеть и ждать, когда я рожу?

– Коршун? – Романов ухмыляется. – Поверь, он скоро будет тут. У него же крылья.

Точно, мой муж крылатый. А я потная. С подмышек течет, а ткань юбки на попе промокла. Я думала, схватки пройдут. Мне до родов еще три дня.

– Извини, я запачкала машину, – винюсь перед другом Миши.

– Не парься, я стрясу с твоего мужа новую тачку, – левый уголок рта Юры тянется вверх, а в глазах бегают настоящие темные чертики.

Этот мужчина слишком загадочен и слишком привлекателен. Люди не должны быть такими, ведь другим людям, должно быть, слишком сложно устоять перед ними.

– Прикрой рот, пухляш, я пошутил, – он растягивает губы в полноценной улыбке и помогает мне усесться в кресло. – Принести тебе чего-нибудь?

Пухляш. Меня давно так никто не называл. Приятно. Хоть и не от Миши.

– Нет, мне нельзя есть и пить, наверное, – мне немного страшно, – клизму же будут делать.

– Серьезно?

Заторможено поворачиваюсь в сторону Олега, который развалился в кресле и теребит в руках бутылочку минералки. Этот парень очень миловиден и похож на свою мать, тетю Наташу, которая, кстати, позвонила пять минут назад и сообщила, что они с Алексеем Витальевичем уже вылетают из Сочи.

– А ты не знал?

– Откуда? – поза Олега меняется на напряженную, теперь он крепко сжимает бутылку, отчего тонкая пластмасса похрустывает. – Черт, будь я телкой, я никогда никому бы не дал, – испуганно произносит сам себе. – Чертова клизма…

– Братан, давай повежливее, – Юра осекает друга, посмеиваясь.

– Ни-ко-му, братан, ни-ког-да!

Самойлов выпучивавает глаза и я прыскаю. Господи! Как дети! Что в этом такого то? Ну клизма и клизма. Лучше так, чем кучу навалить на столе у акушера. Интересно, Олег убежит, если сказать ему это? Мужчины, не смотря на всю свою внешнюю силу, мышцы и показную брутальность, слишком слабы и слишком поздно становятся взрослыми, чтобы понять такие простые вещи. А вообще, зачем я произнесла это слово «клизма»? Разве не стоит оставлять такие интимные вещи только между женой и мужем? Хотя, Коршун, наверняка, убежал бы в лес, расскажи я ему все подробности беременности и родов.

– Где будущая мамочка?

К нам подходит Любочка, медсестра, которая присутствовала при всех моих медосмотрах в этой больнице. Улыбаюсь. Я рада ее видеть. Общество Мишиных друзей не слишком сейчас комфортно. Поднимаюсь, и парни, удивительно симметрично подорвавшись со своих мест, помогают мне усесться в «инвалидное» кресло, поддерживая за локти.

– Юрий Ильич, Олег Дмитриевич, – Любочка кивает мужчинам, – вам не обязательно сидеть тут. Мы сообщим, когда малыш появится на свет.

– Мы будем в комнате отдыха, – Юра еще держит меня за руку, – я хочу знать обо всем, – и голос его, хоть довольно холодный, но завораживает, мне хочется сказать ему, что я сама буду сообщать о ходе родов. – А ты можешь ни о чем не переживать, – теперь зеленые глаза смотрят ровно в мои, и я киваю, потому что я верю ему. – Коршун обязательно прилетит. Когда малыш появится, твой муж будет уже тут.

– Спасибо, – успеваю сказать, когда кресло-каталка уже разворачивается и Любочка увозит меня в палату.

Ну, поехали. Малыш, пожалуйста, будь здоровеньким. Я не переживаю больше ни о чем. Миша успеет. А если нет – не страшно, он же все равно когда-нибудь вернется. И боль меня не беспокоит. Мне назначено кесарево, я даже ничего не почувствую, ну.., надеюсь, что ничего не почувствую.

***

– Где?

Залетаю в комнату отдыха Романовской больницы, где двое моих друзей сидят в расслабленных позах и потягивают чаек, а Юран развалился на небольшом диване и что-то обсуждает по мобильному.

– Мишка! – успеваю только раздвинуть руки, чтобы поймать налетевшую на меня Орловскую, и тут же сжимаю их так сильно, что девушка ойкает. – У Риты все прекрасно, дорогой, – моих щек касаются ее губы и я не могу увернуться от десятка поцелует, обрушившихся на меня. – Она спит пока. Поздравляю! Кто бы мог подумать, что ты первый из нас станешь родителем! Мишель, он прекрасен!

– Сын?

Нихрена не понимаю, что она пищит, выдергиваю только последнее. Он прекрасен! Значит, пацан. Круто!

– Да, он такой миленький, ты не представляешь, пошли, – Тина спрыгивает с меня, и тянет к выходу из комнаты.

Выхожу за ней, не успев даже поздороваться с парнями.

Тина тащит меня к небольшой застекленной комнатке, внутри которой на кровати лежит спящая Рита, а рядом, в малюсенькой люльке находится спящее же, супер-маленькое существо. Мой сын. Он полностью закутан в белые тряпки, и я могу видеть только часть его лица. Глаза закрыты, и я не могу понять, шевелятся ли ноздри.

– Он дышит?

– Конечно, дышит, – легкий серебристый смех одноклассницы чуток снимает напряжение, и я выдыхаю, только сейчас поняв, что давно не делал этого. – Он тоже спит. Он здоровенький и такой хорошенький, ты себе не представляешь, ммм, – мечтательно мычит Тина и подпрыгивает, чтобы снова поцеловать меня в щеку.

– Почему на ней нет одеяла?

Меня передергивает, когда взгляд упирается в Риту. Она укрыта легкой простыней, поверх которой, в районе живота лежит странная резиновая штука, похожая на грелку. Нафига не нее это положили? Она пострадала? Черт! Меня ей мало было. Неужели снова разрывы?

– Где врач? Скажите ему, чтобы одеяло ей дали!

Я ору. Рита ненавидит холод. Она должна быть закутана по самую макушку, когда спит. Я не хочу, чтобы она мерзла. Внутри меня все сжимается, словно я и сам замерзаю где-нибудь посреди Атлантического океана. Хочу зайти в палату, делаю шаг назад, натыкаюсь на кого-то.

– Мих, ей тепло, – спокойно сообщает Романов, которому я на ногу наступил. – Там даже жарко. А простынь, чтобы она не растаяла совсем.

– А что за херня на ней?

– Ее кесарили, чтобы шов не жег, лед положили.

– Да, точно, нам же говорили, что кесарить будут, – поясняю сам себе.

Черт! Я не могу сосредоточиться. Мое тело покрылось испариной, а руки трясутся. Даже глаза видят как-то не четко.

– Братан, с ними все круто, поздравляю, – мою руку крепко сжимает рука Юрана, за которую он тянет меня к себе и по-братски обнимает, хлопая по спине. – Мелкий Коршун абсолютно здоров.

– Он сжал мой палец, – перед моим лицом мелькает длинный палец Самойлова, – я его мыть не буду так долго, как смогу. Еще он одним глазом подмигивает.

– Зачем?

Не понимаю? Почему мой сын мигает одним глазом? У него тик? Типа он охренел от появления на свет?

– Любаша говорит, они так делают, потому что не могут мышцами управлять.

– Почему?

Как не может? У него мышечная недостаточность? Что с ним не так?

– Брат, – гогочет Олег, – да не парься ты, все с ними нормально. Все прошло, как по маслу.

– Мишель, может, тебе присесть? – Романов всматривается в мое лицо, но я поворачиваюсь в сторону палаты.

– Стой, – останавливает Тина, – Миш, им надо поспать, нам скажут, когда можно будет зайти.

– Нет, я хочу быть там.

– Руки хоть помой, – поучает Романов.

Умные все какие. Бешусь! Я просто хочу зайти к жене и сыну!

Ладно, друг прав. Бегу в туалет, намываю руки так тщательно, как будто копался в выгребной яме. Так же драю лицо. Волосы зацепляю резинкой, подогнанной Орловской.

В палате пахнет странно. Никогда не чувствовал такого запаха. Вроде свежо, но отдает лекарствами и чем-то незнакомым. Принюхиваюсь к мелкому, которого, кстати, зовут Виталик, в честь моего деда. Приятно познакомиться. Это от него. Не обращаю внимания на сдерживаемый смех друзей за стеклом от моего «нюхательного» знакомства с сыном. Приятно. Да. Так пахнет чистое отглаженное постельное белье и спокойствие. Касаюсь губами открытого маленького лба, вдыхая глубоко, пока не заполняются все легкие, и места для запаха не остается. Господи! Это невообразимо. Так не бывает. Не бывает таких маленьких людей. У него нос не больше моего ногтя. А сквозь тонкую, отдающую синевой кожу, видны тонкие, словно волоски, жилки. Замираю, пытаясь уловить дыхание новой жизни. В пространстве раздается легкий свист. Он дышит! Чуть успокаиваюсь. Мне казалось, малыш игрушечный. Но нет, он точно живой. Мое сердце колотится с силой кувалды, отбивающей железо, только очень, очень быстро. Мое дыхание рвется, и я делаю глубокий вдох ртом, пытаясь угомонить его. Боже, я никогда не чувствовал того, что сейчас. Сглатываю. Дрожь в руках усиливается, я не понимаю, как угомонить ее. Это слишком сложно. Несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, пока подхожу к кровати Риты. Мне нужно знать, что она тоже дышит. Немного спокойнее, когда ее грудь вздымается вверх и ровно опускается. На белоснежном лице темные круги под глазами и спокойствие, даже умиротворение. Целую ее лоб, нежно глажу ладонь. «Спасибо» – произношу одними губами. Эта девчушка осчастливила меня так, как невозможно и представить. Сглатываю снова, теперь прикасаясь губами к ее ладони. Родная, моя хорошая, моя радость и счастье. Мое возвращение домой, мой смех, мой сон и смысл.

– Миш, это ты?

Ее голос чуть хрипит, зато дрожь моих рук проходит в одно мгновение. Я не могу быть слабым в тот момент, когда она прошла через появление из ее тела нового человека.

– Я, – смотрю, как медленно, после частого моргания, открываются прекрасные карие глаза, и разливаюсь улыбкой.

– Ты сбежал из части?

– Нет, – смеюсь, привирая, незачем ей переживать из-за моего побега, – меня отпустили на пару дней. Я проведу их с вами. Тебе больно?

– Не чувствую ничего пока, – мотает головой.

– Тут чай, будешь?

– А с сахаром? Я хочу с сахаром, очень сладкий.

Отпиваю из стакана, стоящего на прикроватном столике, но чай давно остыл, и сладости в нем почти не чувствуется. Вскакиваю, в три шага пересекаю палату. Высовываюсь из двери и поручаю друзьям принести теплый сладкий чай. Я не бегу за ним сам, потому что не хочу оставлять Риту ни на секунду. Возвращаюсь к ней через мгновение.

– Спасибо за него, – снова целую ее ладонь, крепко сжимая ее в руках, я не могу ее выпустить, я должен чувствовать ее. – Он такой маленький, и такой…

– Маленький? – в слабом голосе слышно возмущение, я опять что-то не то говорю? – А четыре девятьсот кило не хочешь?

– А это много?

Черт! Черт! Черт! Зачем спросил? Лемурьи глаза округляются, а нос чуть подрагивает. Ее ладонь сжимает мою, впиваясь в нее ногтями.

– А ты попробуй из себя столько вытолкнуть! – тихо шипит пухляш.

– Извини, – тут же ретируюсь, – я ж не знаю, сколько норма. Кстати, сколько норма? Мы в нее вместились?

– Мы из нее даже выбрались, – Рита злобно выделяет слово «мы», – и ты мог бы, уважения ради, узнать это до того, как зашел сюда.

– Прости, – я снова целую ее ладонь, – я охренел вообще, как вас увидел. У меня шок! Он такой маленький!

– А у меня, думаешь, не шок? И прекрати называть его маленьким!

– Извини… прости… черт…

– И не чертыхайся в присутствии ребенка!

– Да, не буду, блин…

Так, мне нужны родительские курсы.

– Извини, я все выучу, как и что надо с ним делать, обещаю, я наберу литературу с собой в Крым. Я люблю тебя. В смысле, вас обоих. Правда, очень люблю. Я просто никогда новорожденных не видел. От меня ж еще никто не рожал, – заткнись! Просто, блядь, заткнись! – А у него нос как мой ноготь на мизинце. Смотри!

Да-да, моей, только что родившей жене, очень интересен мой ноготь, который я показываю ей, не обращая внимания на хохот, доносящийся из открытой двери, куда заходит Тина с подносом.

– Миша, – Рита тоже хихикает, – прекрати болтать! Ты снова молчал на службе? Почему ты не выговорился в самолете? Я не выдержу твоей болтовни в роддоме…

– Прости…

– И хватит извиняться. Ты настоящий гигант, естественно, что все другие человеческие существа кажутся тебе малышами, тем более новорожденный. Но ты пообещаешь, что прочитаешь все, что я пошлю тебе в часть.

– Обещаю!

Надо будет найти аудио книги, а еще лучше заставить кого-нибудь читать мне и объяснять все. Кто там у нас есть из новичков? Легкая дедовщина еще никому не помешала.

Рита пьет чай, и тихо рассказывает Тине обо всех ужасах родов, от которых мои уши желают отделиться от тела и немедленно свалить. Обе девушки специально поглядывают на меня, хихикая, но я стоически продолжаю сидеть на месте. Я тоже должен знать обо всем, на что обрек свою жену.

Когда Тина уходит, целую жену. Легко, но в губы. На них осталась чайная сладость, а от моего прикосновения появилась улыбка.

– Тебе нужно что-нибудь? Может, одежда, или…

– Ты устал? – перебивает она.

Мотаю головой. Я не буду спать и даже есть, не хочу потратить ни единого мгновения наедине с семьей. Все потом, после выговора начальства.

– Почитаешь нам?

– Конечно.

Ищу глазами какую-нибудь книгу, которая обязательно должна быть в палате, раз пухляш просит прочесть ее. Но натыкаюсь на малюсенькие открытые глазки, голубые, как мои, спокойно рассматривающие потолок. Забываю про чтение, подхожу к маленькому человеку «Привет, малыш, я твой папка» Охренеть! Во мне снова прыгают все внутренние органы. Сын пытается сфокусировать взгляд на источнике звука, но не может. Это нормально? Сажусь на корточки рядом с его люлькой, и касаюсь подушечкой пальца маленького носа. «Мы подружимся, малыш, не представляешь, как нам будет весело» А потом я беру его на руки. Да-да, прямо на руки. Я ведь могу это сделать? Он же мой! Мой! Маленький! Человек!

Подношу его к Рите, на глазах которой появляются слезы. Я бы и сам сейчас заплакал, но сглатываю ком в горле, беру тонкую книгу, найденную на полке под столиком. «Зеленые глаза» – гласит название на обложке, на которой красуется девушка, удивительно похожая на Орловскую, только глаза ее ярко горят зелеными фонарями.

– Тина перевела мой рассказ на английский, – поясняет Рита. – Теперь я писательница.

– Нет, ты мое счастье, – тихо произношу я, все еще не веря, что это счастье у меня теперь есть.

Конец.