Текст книги "It's So Easy And Other Lies (ЛП)"

Автор книги: Дафф Маккаган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Часть I
Knockin’ on Heaven’s Door
Глава 1

Я знал много наркоманов. Многие из них либо умерли, либо продолжают влачить жалкое существование по сей день. Со многими из этих людей я лично был свидетелем замечательного прожигания жизни по мере того, как мы играли музыку вместе, словно дети и смотрели в будущее. Конечно, никто из нас не собирался стать наркоманом или алкоголиком.

Некоторые люди могут экспериментировать в юности и двигаться дальше. Другие не могут.

Когда ГНР начали становиться популярными, я был известен как большой пьяница. В 1988 году MTV транслировало концерт, в котором Эксл представил меня – как обычно – как Дафф «Король пива» МакКэган. Вскоре после этого компания, работавшая над новым сериалом позвонила мне с вопросом, не могли бы они использовать имя «Дафф» для марки пива в их шоу. Я засмеялся и сказал “конечно, без проблем”. Это звучало как дешевый художественный проект или что-то типа того – я имею ввиду, кто делает мультфильмы для взрослых? Все что я знал – это то, что шоу будет называться “Симпсоны”, и в течение нескольких лет я начал видеть пивные кружки Даффа и символику везде,где бы мы не гастролировали.

До сих пор репутация пьяницы не казалась мне большой проблемой. Но с течением времени, когда ГНР провели 28 месяцев с 1991 по 1993 года в туре в поддержку альбома Use Your Illusion, мое потребление спиртного достигло эпических размеров. Во время мирового тура Иллюзий ГНР арендовала частный самолет. Это не был какой то эксклюзивный самолет; это был полностью укомплектованный 727 который мы арендовали у казино MGM, с залом и индивидуальным спальным местом для членов банды. Слэш и я окрестили самолет нашим совместным курением крэка. Перед тем как колеса оторвались от земли. (Не то чтобы я рекомендую, кстати – запах проникает всюду), я даже не помню Чехословакии; мы играли на стадионе шоу в одном из самых красивых городов восточной Европы незадолго после падения Берлинской стены, и я помню, что был в этой стране только из-за штампа в моем паспорте.

Это не было таким уж ясным больше, могу ли я быть одним из тех, кто может экспериментировать в своей юности и двигаться дальше.

Каждый день я убеждался, что бутылка водки находится рядом с моей кроватью, когда я просыпался. Я пытался бросить пить в 1992, но с лихвой начал снова всего лишь после нескольких недель. Я просто не мог остановиться. Я зашел слишком далеко. Мои волосы начали выпадать из шевелюры? и мои почки болели, когда я пИсал. Мое тело не могло полностью выносить атаки алкоголя, чтобы не ответить мне пинком изнутри. Моя носовая перегородка прогорела насквозь от кокаина? и мой нос т`к непрерывно как прохудившийся кран в писсуаре заброшенного мужского туалета. Кожа на моих руках и ногах потрескалась, и у меня на лице и шее были гнойники. Мне приходилось забинтовывать руки под перчатками, чтобы быть способным играть на басу.

Есть много разных способов выйти из депрессии такой как эта. Некоторые люди идут прямо в реабилитационный центр, некоторые идут в церковь. Другие идут в АА (Alcoholics Anonymous), и еще больше заканчивают все это в сосновом ящике, который я чувствовал, ожидает и меня.

В начале 1993 моя кокаиновая зависимость была такой сильной, что друзья – некоторые из тех, с которыми я джэмовал или которые курили со мной крэк – фактически начали осторожно говорить со мной об этом и пытались сделать все что могли, чтобы удержать моих диллеров в стороне от моей жизни, когда я возвращался назад домой, чтобы отдохнуть в перерывах тура. Ах, но у меня были свои способы обходить всех, кто делает добрые дела. В LA было для этого много путей.

Одна ложь, которую я говорил себе, заключалась в том, что я не был по-настоящему кокаино-зависимым. Действительно, я не участвовал в кокаиновых вечеринках и никогда не употреблял кокаин сам по себе. Еще одним аргументом к этому было то, что я ненавидел саму мысль, что я употребляю кокаин. Мое употребление было строго утилитарным: я использовал его стимулирующие эффекты, чтобы предотвратить опьянение и позволить себе пить гораздо дольше – часто дни на пролет. Фактически, главным образом, дни напролет.

Так как я был непреклонен перед тем, чтобы быть стереотипным “кокаиновым парнем», у меня никогда не было причудливой дробилки, с помощью которой приготовляют кокаин для более легкого употребления. Я просто получал мой пакет, открывал его, разбивал комок кокаина на несколько маленьких кусочков полупридурковатым образом и запихивал один из кусочков себе в нос. Конечно, я могу сказать, что мой примитивный способ имел недостаток. Внутренность моего носа была всегда охвачена огнем, иногда нос так горел, что я сгибался в боли.

Затем жена моего главного кокаинового диллера Джоша забеременела. Я начал беспокоится, что она не бросит употребление кокаина. Одна вещь, которая никогда не уходила из моей своеобразной гибкой этической системы: почти все может считаться весельем и игрой, когда это связано с твоей собственной жизнью, и твоя жизнь это все, с чем ты играешь, но подвергать опасности кого-то другого было недопустимо. Я не собирался участвовать в каких-либо ситуациях, когда невинная третья сторона пострадала бы. Это была не просто элементарная человеческая порядочность. Я вырос в большой семье и с этой точки зрения в моей жизни у меня было что-то вроде двадцати трех племянников и племянниц, всех их мне приходилось знавать с детского возраста. Сейчас я собирался поселиться здесь, рядом с Джошем и его женой Иветт, и настаивать, чтобы она прекращала употребление кокаина. У меня не было пока сил стать примером, но я предложил заплатить за ее нахождение в реабилитационном центре.

Оба, Джош и Иветт поклялись мне, что, черт возьми, конечно, она остановится, и что нет абсолютно никакого другого способа, как она могла бы сделать это, пока ребенок находится в ее утробе. Я не доверял им.

Однажды в уикенд они приехали, чтобы погостить со мной и некоторыми другими друзьями в хижине, которую я купил на озере Lake Arrowhead в горах к востоку от Лос-Анжелеса. Джош, конечно, привез с собой наркотики, и я дал им с Иветт одну из нижних комнат. Я бы сказал, что Иветт была под кайфом. Чтобы проверить мои подозрения, я бесшумно вошел в их спальню и застал ее склонившейся над дорожкой с кокаином. Взгляд на это со стороны заставил меня осознать, что я катился все время по наклонной в течении моей жизни. Я отделался от нее. Я выпихал их из моего дома и сказал, что не хочу видеть их снова. Я был в негодовании – на них и на самого себя.

Я завязал с кокаином в тот день и напивался в течении двух зверских недель серьезной депрессии.

Даже не взирая на то, что действие запоя было более заметным без кокаина, запой оказался менее подконтрольным, приносил меньше кайфа. В эти дни я узнал, что на самом деле означает иметь «DTs»*. Клиническое определение delirium tremens (белая горячка) – серьезное психотическое состояние, встречающееся у некоторых людей с хроническим алкоголизмом, характеризующееся неподдающейся контролю дрожью, яркими галлюцинациями, серьезным беспокойством, испариной и внезапными чувством ужаса. Все, что я знал тогда, что это не здОрово. Я чувствовал себя действительно больным. Мое тело разваливалось на части так скверно, что я выглядел так, будто получил радиационное облучение.

На протяжении Use Your Illusion тура я записывал песни самостоятельно, ныряя из одной студии в другую. Этот проект служил по большей части способом убить время, которое я в другом случае провел бы за выпивкой, и я клянусь, что не знал, для чего делал эти демки, действительно. Одна из них – моя версия песни Джони Тандерса «You Can’t Put Your Arms Around a Memory» завершает альбом GN’R’s Spaghetti Incident, альбом каверов выпущенный сразу после окончания Use Your Illusion тура.

Я играл по-немногу на разных инструментах в течение сессий – ударных, гитаре, басу. Я пел тоже, и, если вы слушали альбом, то ясно, что на некоторых песнях я не был способен дышать через нос. Затем, в некоторых пунктах в течение тура служащий записывающей компании, который был с нами в дороге, спросил, куда я исчезаю в свободное время все дни. Я сказал ему. Затем Том Зутот, который подписал GN’R с записывающей компанией Geffen, подхватил этот слух о демках, спросил меня, хотел ли я заключить персональный договор. Geffen, сказал он, может издать треки как альбом. Я знал, что он, возможно, являясь наемником (к этому времени Nirvana и Pearl Jam распались), оценил возможность использования моих Сиэттлских корней и панковских связей, чтобы помочь лейблу подновить (reposition) GN’R.

Но мне было все равно. Для меня это был шанс воплотить мечту. Я вырос, боготворя Принца, который играл почти на двадцати инструментах на своем дебютном альбоме, который содержал потрясающую благодарственную надпись «сочинено, исполнено и записано Принцем».

Здорово, моя собственная запись выполнена так, как это сделал Принц – по большей части мною самим – и будет распространена по всему миру.

Geffen поторопился выпустить это как Believe in Me летом 1993 года, как раз по окончанию тура Illusion. Эксл говорил об этом со сцены во время последних нескольких шоу. И я даже начал рекламировать это пока GN’R были в Европе – во время автограф-сессии в Испании пришло так много людей, что улицы у музыкального магазина были оцеплены полицией.

У меня был запланированный сольный тур, который должен был начаться немедленно после Ганзовского последнего выступления – двух финальных шоу в Буэнос Айресе (Аргентина) в июле 1993 года. Мой сольный тур открывался демонстрационным шоу в Сан-Франциско, Лос-Анжелесе и Нью-Йорке и затем я должен был открывать тур Scorpions по Европе и Великобритании. Вернувшись в Лос-Анжелес из Аргентины, я присоединился к группе друзей и знакомых, которых я привлек к сольному туру. Они уже начали репетировать до того, как я приехал домой. Вместе мы начали энергичные приготовления к туру.

Эксл слышал, что я планирую вернуться снова в тур. Он позвонил мне.

«Ты, мать твою, сошел сума? Ты не должен возвращать в дорогу прямо сейчас. Ты ненормальный даже если просто думаешь об этом».

«Это единственная вещь, которую я знаю, как делать», сказал я ему. «Я играю музыку».

Я также знал, что если я останусь дома, я, возможно, придамся большему наркотическому безумию. У меня не было никаких иллюзий на счет трезвости, но, в коне концов, отбытие в путь – с группой, созданной из старых сиэттлских панк-рок друзей – я рассчитывал, что буду иметь некоторый шанс смягчить это. И избегать кокаина. Если бы я остался в Лос-Анжелесе, искушение быстрого и доступного кокаина было бы, вероятно, слишком большим для меня, чтобы сопротивляться. Менеджер GN’R послал Рика «Грузовика» Бимона, который был моим персональным охранником в туре Иллюзий, со мной, в мой персональный тур тоже. С этого момента его забота обо мне была сверх его профессиональных обязанностей. Он имел свой личный интерес как друг, пытающийся сократить ущерб, который я себе наносил, сейчас, наконец-то наши цели совпадали, по крайней мере на столько, на сколько кокаин был проблемой.

Но Эксл был прав, перед первым шоу в Сан-Франциско, моя тогдашняя жена Линда попала в кулачную драку за кулисами с другой девушкой и потеряла зуб. Кровь была разбрызгана везде.

Ангелы Ада прекратили шоу в Вебстер-холл в Нью-Йорке, и началась перебранка. Я кричал толпе, чтобы они угомонились, думая, что могу этим что-то изменить.

После шоу люди старались пройти за сцену, но я хотел побыть один.

«Я слишком устал», сказал я охраннику. «Я просто больше не могу».

Лирика из «Just Not There» одна их песен с «Believe in Me», которую мы играли, отражала то, что со мной творилось:

You know I look but just can’t find the reasons

To face another day

Cause I feel like crawling up inside,

Just fading away, fading away…

Ты знаешь, я ищу, но просто не могу найти причин

Встречать следующий день

Потому что я чувствую, словно выползаю изнутри

Просто растворяюсь, просто улетаю прочь…

Я находился в туре, как планировал, до декабря 1993 года. Все еще сохранился какой-то ажиотаж после Ганзов, особенно в Европе. Аудитория знала мои песни и подпевала. За исключением клавишника Тедди Андриадиса, который порвал с Ганзами после тура Иллюзий и который выступал в туре с такими артистами как Кэрол Кинг с тех пор, как едва только стал подростком, остальные члены группы были неопытными в выступлениях масштабов арены. Кроме того, группа была быстро собрана и ей не хватало сплоченности: у нас были некоторые сытчки, включая кулачные бои внутри группы, где то в Европе.

По большей части я оставался трезв от кокаина, хотя это не означало совершенный разрыв с ним. Имели место срывы. Кроме того, я переключился с водки на вино.

Утопать в вине было хорошо и отлично, но объем вина быстро взлетел до тех пор, пока я не стал напиваться 10 бутылками за день. Я получил настоящую ужасную изжогу от всего выпитого вина, и все время принимал Тьюмс (популярный американский препарат от изжоги). Я не ел, но ужасно пополнел; мое тело чувствовало себя отвратительно.

В конце европейской части тура наш главный гитарист пырнул ножом нашего водителя в Англии. Я был вынужден уволить его – к счастью тур был закончен. Вернувшись в Лос-Анжелес я позвонил Полу Солжеру, старому другу, с которым я играл вместе во времена нашей юности в Сиэтле, и попросил его влиться в группу на следующую часть тура. Солжер был в завязке с алкоголем в течение 10 лет с того момента, как мы в последний раз играли вместе; стоит ли говорить что я был не в завязке. Однако он согласился.

Моя группа и я направились в Японию в начале 1994 года. Там мы пересеклись с группой Posies, старая джангл-поп группа из Сиэтла. Они пришли на наше выступление и сказали, что это было здОрово, что новая версия моей группы была, своего рода, сиэтлской панк-рок группой. Приятно знать: я все еще ассоциировался с Сиэтлом.

После Японии у нас было несколько недель отдыха. Я вернулся в Лос-Анжелес до начала следующей части тура в Австралии.

Вернувшись домой, я чувствовал себя так плохо, как не чувствовал никогда. Мои руки и ноги кровоточили. У меня постоянно шла носом кровь. Я ходил по большому с кровью. Язвы на моей коже сочились. Мой дом в ЛА был наполнен зловонными испарениями моего заброшенного тела. Я застал себя набирающим номер, чтобы сказать моему менеджеру и группе, что мы не поедем в Австралию.

Я купил дом в Сиэттле – дом мечты прямо на озере Вашингтон – дом, в который я мог бы вернуться. Я купил его несколько лет назад, предварительно не посмотрев, по соседству с тем местом, где я обычно ходил воровать автомобили и лодки, когда был ребенком. Тем временем, я едва ли имел шанс проводить хоть какое-то время в этом доме из-за бесконечного Use Your Illusion тура. Я думал, это может быть правильным местом, чтобы попытаться восстановиться, расслабиться, «перезарядиться».

31 марта 94 года я пошел в ЛА аэропорт чтобы улететь из ЛА в Сиэтл. Курт Кобейн ожидал тот же рейс. Мы начали разговаривать. Он только что свалил из реабилитационной клиники. Мы оба были лузерами. Мы закончили тем, что получили билеты на соседние места и разговаривали весь полет, но мы не копались в очевидных вещах: я был в своем аду, а он в своем, и мы оба это понимали.

Когда мы прилетели в Сиэтл и направились к зоне получения багажа, у меня промелькнула мысль пригласить его ко мне. У меня было чувство, что он страдал от одиночества этим вечером. Я тоже. Но был безумный наплыв людей в терминале. Я был участником большой рок-группы; он был участником большой рок-группы. Мы прижались друг к другу, так как люди таращились на нас. Множество людей. Я потерял цепь своих рассуждений в течение минуты, и Курт проскользнул к своему лимузину.

Подъезжая к моему дому в Сиэтле, я остановился и посмотрел вверх на крышу дома. Когда я покупал это место, этот дом, его крыша была старая и прохудившаяся, я заплатил, чтобы крышу перекрыли кедром. Срок эксплуатации новой крыши был рассчитан на 25 лет, и смотря сейчас вверх на нее я думал, что это забавно: эта крыша, конечно же, переживет меня. Тем не менее, пребывание в доме дало мне ощущение того, что я, в конце концов, сделал это и способен жить в таком месте как это и в такой части города как эта.

Несколько дней спустя мой менеджер позвонил мне и сказал, что Курт Кобейн был найден мертвым, пустившим пулю в голову, в своем доме в Сиэтле. Я был в смущении, чтобы сказать, что эта новость шокировал меня. С людьми в моей группе случалась передозировка множество раз. Моя собственная зависимость слетела из-под контроля, и мое тело болело. Я не взял телефон и не позвонил согруппникам Курта Дэйву Гролу и Кристу Новоселичу. Я представлял, что мои соболезнования будут все равно бессмысленными – несколько лет до этого у меня был конфликт с Кристом за с ценой на MTV awards, когда обе группы, Ганзы и Нирвана, выступали. Я на гавно изошел, когда мне показалось, будто я услышал какую-то ерунду о моей группе из лагеря Нирваны. В моем пьяном бреду я преследовал Криста. Мой способ улаживать конфликты любого рода был сокращен, к тому времени, до барной драки. Ким Ворник из Fastbacks – первая настоящая группа, в которой я играл, будучи подростком в Сиэтле – позвонила мне день спустя после шоу и отругала меня. Я чувствовал себя таким низким. Я чувствовал себя еще более низким до сих пор, пристально смотря на телефон, не способный позвонить, чтобы принести свои извинения за тот давний инцидент и выразить свои соболезнования по поводу своей потери и потери Дейва.

Не то чтобы смерть Курта изменила что-то в том, как я хотел разобраться со всем своим дерьмом. Я просто не разбирался с ним вообще. Пока не произошло кое-что месяц спустя.

Даже после того как GN’R стали широко успешными, и мой мир слетел с катушек, три моих самых близких друга детства – Энди, Эдди и Брайен – все еще звонили мне и приезжали в ЛА. Ко времени, когда тур схошел на нет, я не хотел видеть их слишком много. Тогда я играл. Но они видели фотографии в журналах и интервью на MTV. Я звонил им по телефону все время. Я звонил им, также, когда проигрывался, слишком часто и поздно ночью. Я, возможно, звонил Энди каждый второй день, когда я сходил с дороги. Будь я в Сиэтле, он бы защитил бы меня. Он бы сказал всем, что они не имеют представления, что из себя представляла моя жизнь, через что мне пришлось пройти. Он защищал меня. Но я знал, что он собирается поговорит со мной – поговорить о том, о чем не смогла поговорить со мной мама. Я знал сейчас, что я слетел с катушек, это был просто вопрос времени – я раньше умру или Энди поговорит со мной. Я не знал, что я буду делать после этого разговора. Я пошел спать 9 мая 1994 года с этими мыслями в голове, хотя и искаженными 10 бутылками вина, которыми я закончил тот день.

Утром 10 мая я проснулся в своей новой кровати с острой болью в животе. Боль не была чем-то новым, как и отвратительное чувство того, что что-то не так с моим телом. Но на этот раз все было по-другому. Эта боль была невообразимой – словно кто-то взял тупой нож и крутит им в моих кишках. Боль была на столько сильной, что я не мог даже пододвинуться к краю кровати, чтобы набрать 911. Я был парализован болью и страхом, и хныкал.

Так, я лежал голый в своей кровати, в доме своей мечты, в доме, который я купил с надеждами, что в один прекрасный день я заведу семью, которая наполнит этот дом.

Казалось, я лежал там вечность. Тишина пустого дома казалась тем громче, чем более скрипучими и приглушенными были мои стоны. Никогда раньше в своей жизни я не желал, чтобы кто-нибудь убил меня. Мне было настолько больно, что я всего лишь надеялся быть избавленным от своих мучений.

Затем я услышал, как Энди, мой лучший друг детства, зашел в заднюю дверь. Он позвал, «Эй, что происходит?», как он кричал с тех пор, как мы были детьми. “Энди, я наверху”, хотел я ответить. Но я не смог. Я смог только молча рыдать. Я слышал, как он начал подниматься по ступеням, должно быть он увидел мой бумажник на кухне. Он поднялся по ступеням и зашел в зал.

«Вот дерьмо, это наконец произошло», сказал он, когда добрался до моей комнаты.

Я был благодарен, что мой друг здесь. Это было утешительно думать, что я могу умереть перед Энди. Но он имел другие соображения. Он смахнул с меня пот и начал пытаться передвинуть меня. Должно быть, он чувствовал прилив адреналина – иначе бы Энди не смог нести две сотни фунтов мертвого веса моего распухшего тела. По мере того, как он спустил меня по ступеням вниз и вынес из дома к своей машине, жгучая острая боль в моих кишках распространилась дальше вниз к внутренней стороне бедра и вокруг, к низу моей спины. Я хотел умереть.

Доктор, которого я посещал, когда был ребенком, жил всего лишь в двух кварталах отсюда, поэтому Энди повез меня туда. Хотя доктор Брэд Томас был моим давним терапевтом, я не позволял ему видеть себя слишком часто, с тех пор как опустился в настоящий алкоголизм. Вместе, Энди и доктор Томас принесли меня в его кабинет, расположенный на первом этаже. Я слышал, как обсуждалось мое состояние, и я почувствовал укол иглы в свою задницу. Димедрол. Ничего. Следующий укол димедрола и снова ничего, никакого облегчения. Еще одна попытка. Снова ничего. Боль продолжала распространяться, и я начал паниковать. Я хныкал, т.к. как мой дух начал чернеть и испаряться.

Они решили срочно отправить меня в отделение экстренной медицинской помощи Северо-западного Госпиталя. Доктор Томас сказал, чтобы Энди отвез меня, так как это будет быстрее, чем дожидаться санитарной машины. Он сказал, что встретит нас там. Энди ехал так быстро, как мог, чтобы не трясти машину слишком сильно – каждое малейшее движение заставляло меня стонать и плакать.

По мере того, как они вкололи 4 капли морфина в мою левую руку в госпитале, медсестра задала мне вопросы, на которые я не смог ответить.

«Имя? Адрес?»

Энди ответил на эти вопросы.

«Сколько стабильно вы выпиваете в день?»

«Вы сейчас на наркотиках?»

Я только хныкал.

Я онемел от боли. Морфин не действовал так, как я знаю он должен был действовать. Я знал кое-что о наркотиках на этом этапе моей жизни. Я знал теплый прилив, который они вызывают, но пока я не чувствовал ничего.

Они прикатили меня в комнату рядом с другим парнем на каталке. Движение заставило меня скорчится в агонии.

«Чувак, я сломал себе спину», сказал парень на другой кровати. «И я рад что у меня не то, чем болен ты».

Доктор Томас и врач сделали ультразвук моих органов, и я увидел, как лицо моего доктора побледнело. Моя поджелудочная железа, по-видимому, распухла до размеров футбольного мяча от всего выпитого и была разорвана. Я имел ожог третьей степени на внутренностях своего тела от пищеварительных ферментов, высвободившихся из поврежденной поджелудочной железы. Только несколько частей внутри твоего пищеварительного тракта могут справляться с ферментом, и, определенно, этот фермент не может находиться снаружи, среди твоих органов и мышц живота – это просто сжигает все ткани.

Хирург с толстыми очками рассказал об операции. Им придется удалить верхнюю часть поджелудочной железы – отрезать ее. Зашить меня. И затем мне придется проходить процедуру диализа до конца своей жизни.

Внезапно я понял мольбы, изрекаемые несчастными душами в древности, тех, кто испустил дух, получив удар ржавым мечом, или обваренных горячим маслом. Я был там.

Я мобилизовал все мои силы для молитвы, направленной к доктору экстренной помощи.

«Убей меня».

Я просил снова и снова.

«Пожалуйста, убей меня. Просто убей меня. Убей меня. Пожалуйста».