Текст книги "It's So Easy And Other Lies (ЛП)"

Автор книги: Дафф Маккаган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Джо-Джо вернулся с огромным бумажным пакетом алкогольной провизии, и мой крэк-кокаиновый отходняк растворился в прошлом, став всего лишь ещё одним жизненным опытом. В дальнейшем я ещё употреблял крэк, но никогда больше я не был так плохо подготовлен к этому, как в тот первый раз с Филипе.

Глава 15

По мере того, как вокруг нас усиливалась связанная со звукозаписью суета, всплыли кое-какие последствия наших тусовок в Гарднере: как-то ночью копы вломились к нам в поисках Эксла. Они хотели допросить его по поводу того, что впоследствии оказалось фиктивным делом об изнасиловании. После этого наши дни в Гарднере были сочтены.

Эксл преступления не совершал и срок не отсиживал, но случай вдохновил нас на написание отличной песни, “Out to Get Me,” которую мы вскоре, в начале 1986, стали играть с остальными. В ней можно почувствовать глубину нашей коллективной паники, когда мы сидели и ссались, что на лейблах могут пронюхать, в чём дело, и прекратить с нами возиться: “Вам меня не поймать, я нихуя не виноват!”

Эксл неделями не появлялся на репетиционной базе, избегая поимки, до тех пор пока не сняли обвинения и не прекратились новости о том, что нашего вокалиста ждёт тюремный срок. Все водили нас на обед – разные управляющие компании, лейблы. Шикарные рестораны, где люди проводили деловые встречи, были не просто той частью ЛА, которую я не видел, они были частью той жизни, которой мне не довелось пожить, разве что заглянуть в глубину заведений, где я работал сначала посудомойщиком, а потом пекарем.

Я как-то позвонил Ким из Fastbacks после нескольких таких походов, пытаясь свыкнуться с той идеей, что люди гонятся за контрактом на нашу запись.

– Это странно, – говорил я ей, – Эти парни в деловых костюмах водят нас обедать. Можно заказывать всё, что пожелаешь.

Хотя в «Spago» (один из самых дорогих и известных ресторанов – прим. пер.) нас не водили – мы столько не стоили, и, к тому же, были довольно неопрятны. Я помню, как мы приходили в офис к Девиду Геффену: когда мы стояли в приёмной, ходившие туда-сюда работники не думали, что мы были группой – они принимали нас за бездомных.

Через некоторое время мы просили посещать одно и то же заведение настолько часто, насколько возможно – ресторан на бульваре Сансет на краю Беверли Хиллс под названием «Hamburger Hamlet». Гамбургеров я там так и не ел, зато там подавали сильно-алкогольное. Несмотря на все эти встречи, я немного переживал, когда дело дошло непосредственно до заключения контракта. Я считал себя опытнее остальных парней, так как уже однажды прошёл через это, пусть это был и небольшой независимый лейбл, но я всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. Я понимал дела не до конца. Если быть точнее, я вообще никак их не понимал. Я даже делать вид не собирался, что справлюсь со сделкой вроде этой.

У нас до сих пор толком не было менеджера но, к счастью, мы наняли юриста, который всё нам объяснял. Подготовка к заключению контракта повела за собой изменения в отношениях внутри группы: нам пришлось создать официальную оболочку для того, что было принципом «один за всех, и все за одного». Я вообще не знал, нужно ли нам соглашение о сотрудничестве. Зачем оно нам? Эй, мы же друзья. Но наш юрист защищал наши интересы внутри группы, за что я всегда буду ему благодарен. Он отлично поработал, объяснив нам и убедившись, что мы поняли последствия и различные тонкости контрактов между участниками группы и между группой и лейблом.

Разделение гонораров привело к серьёзному конфликту. Раньше, во времена дуэта Роджерса и Хаммерстейна и других американских композиторских команд, существовала традиция создания песен, когда один музыкант писал музыку, а другой – стихи. Но песни так не писались у большинства групп 1980-х – и уж точно не у нашей. Ганзы не были одной из тех групп, где один человек писал все песни или где написание распределялось между двумя, как у Роллингов – мы всё делали вместе, кучей разных способов. И мы обнаружили, что спорим о том, о чём раньше и речи не заходило: нет, Я написал эту часть; нет, Я её написал! У каждого была своя версия того, как всё создавалось, и в течение недели всё это нарастало и запутывалось. И так как было сложно сказать, кто именно что именно написал, мы наконец-таки согласились разделить всё поровну между собой. Юрист закрепил это документально, и спасибо Господу за это.

После всех попоек, Chrysalis предложили наибольший гонорар, что-то около $400,000, но мы не собирались с ними ничего заключать: как большинство записывающих компаний, они хотели нас смягчить – как музыкально, так и внешне. Геффен предложил куда меньше, $250,000, но Том Зутот, парень из A&R (Artists and repertoire – служба, занимающаяся поиском музыкальных талантов и звукозаписывающих компаний для них – прим. пер.) преследующий интересы Геффена, правильно говорил о том, как мы должны быть спродюссированы – он это понял.

Том говорил, что с Геффеном у нас будет полная творческая свобода, и для нас это было решающим доводом – только если это будет на бумаге. И об этом наш юрист тоже позаботился. Наши песни для нас были куда более важны, чем деньги, предлагаемые лейблами, не желающими предоставлять нам свободу. Никто не мог указывать нам, как записываться.

На каждом шагу этого пути я думал что, никто никогда этого у нас не отнимет – мы заключили сделку с крупным лейблом. И заключение такой сделки было крупным событием, изменившим наши жизни.

Когда мы, в конце концов, подписали сделку на шесть записей 26 марта 1998, особого шума не было. Мы не переглядывались, говоря друг другу что-нибудь вроде “Hихуя себе!”. Мы получили $75,000 от прибыли вперёд, разделили на пятерых ($15,000 на каждого) и по половине от своей доли, $7500 сразу же взяли, ещё по половине отдав нашим новым бухгалтерам на личные расходы на время записи. Оставшиеся 175 тысяч бухгалтеры распределили на расходы группы и затраты на работу над альбомом.

Когда контракт с Геффеном был только-только заключён, мы арендовали дешёвую репетиционную точку в Глендейле, около Бурбанкской линии. По нескольким причинам нам надо было уехать из Гарднера поскорее, но мы не хотели ехать в SIR в Голливуде или ещё какое-нибудь дорогостоящее место. Нашей новой точкой был старый торговый центр – к тому времени давно не функционирующий – называемый «Golden Mall». Там была сцена. Нам приходилось каждый день вытаскивать туда всё оборудование: он не был в нашем распоряжении круглосуточно и с замком или что-то в этом роде – у нас не было на это денег. У нас там была комната, и туда нам присылали чеки. Мы со Слэшем взяли их и понесли в банк в Глендейле. Мы не открывали счета; мы просто зашли и попросили обналичить чеки. Кажется, это подняло тревогу. Им пришлось звонить разным людям, включая бухгалтеров Геффена. Не способствовало и то, что чек Слэша был выдан на имя “Стэш”.

Эксл тоже не открыл счёт. Как и Слэшу, ему надо было официально сменить имя, а открывать счёт на иное имя, кроме как Эксл, он отказывался. Поэтому сложилось так, что деньги мы все хранили в голенищах сапог или под кроватями, и надолго они не задержались. Я часто подолгу торчал в музыкальном магазине, возле нашей репбазы в Гарднере, чтобы подобрать себе идеальный набор, и здешние продавцы наверняка были крайне удивлены, когда я однажды зашёл и купил всё то, на что ранее так много глазел – заплатив наличными! Уверен, они уже давно занесли меня в категорию людей, никогда нихрена не намеревающихся покупать. Я купил Fender Jazz Special и Gallien-Krueger 800RB, который сделал звучание моего баса современным. Я также сделал первые татуировки: два револьвера и розу на левом плече, кинжал с надписью «Guns’N Roses» и дракона – все три в течение нескольких недель. Также я купил несколько пар ковбойских сапог и штанов. Все мы купили новой одежды, что тогда казалось роскошью.

Я также купил стальную цепочку с небольшим навесным замочком на ней и стал носить на шее – она была как та, которую носил Сид Вишез, басист Sex Pistols. Мне было определено нести это знамя – знамя панк-рока – несмотря на то, насколько крупный лейбл заключал с нами сделку. К тому времени, как мы получили деньги, я встречался с девушкой из Голливуда. У нас у всех были девушки, с которыми мы могли встретиться, если хотели отдохнуть от репетиций – некоторые из них были подругами по сексу, некоторые – просто подругами. В общем, мне удалось, спрятать от себя самого немного денег, чтобы вносить плату за аренду на полгода или около того. Даже полплаты за аренду, если быть точнее: ещё одна моя подруга хотела переехать в Голливуд из родительского дома где-то в Оранж Каунти – и мы с ней решили поселиться в однокомнатной квартире, которую нашли в крестсентских Холмах недалеко от Сансета. Она поселилась в спальне, а я – на полу кухни, где я отгородился, повесив простыню и создав себе маленькую тёмную нору. Последним штрихом в моей новой роскошной жизни было заполнение холодильника. Я мог позволить себе есть! Это успех.

Внезапно мне больше не надо было продолжать работу. У меня был конверт с семью с половиной тысячами в сапоге, и мы собирались записать на студии наш новый альбом и отправиться в тур. Как и на любой работе, коллеги знали, что я был музыкантом, и знали, что это моё. Они даже приходили на несколько выступлений – в спортивных костюмах или вроде того – чтобы посмотреть, что это из себя представляет. Проблема состояла в том, что я многое знал о делах, которые шли не совсем по закону. Как ты уволишься с работы вроде этой? Проводится ли какое-либо расследование или опрос в случае ухода? Это как-то не приходило мне в голову за год, который я тут проработал.

После подписи контракта я зашёл в офис к одному из начальников.

“Сегодня утром мы подписали контракт и мне больше не нужно работать”

Выражение его лица не изменилось ни на секунду – он просто сидел и всё, глядя пустым взглядом – меня даже в пот бросило. Придётся ли мне отдавать ему часть лежащих в сапоге денег?

Затем его взгляд прояснился, он медленно вздохнул и сказал: «Молодец, Майки, молодец”

Он хотел удостовериться, что лейбл нас не обдирает. Я тихо вздохнул с облегчением.

Мы отыграли праздничный концерт в Рокси, а точнее два – ранний и поздний – 28 марта 1986. Честно говоря, они были организованы ещё до контракта с Геффеном – они должны были быть демонстрацией для лейблов, однако события опередили наш план, так что мы разместили в местных музыкальных газетах полностраничные объявления, анонсируя концерты: Geffen recording artists Guns N’ Roses, live at the Roxy. Весь Голливуд, конечно уже знал – мы раскидывались деньгами, покупая друзьям кучу выпивки.

К концертам в Рокси у всех нас были свежие татуировки, и людям хотелось их потрогать. Мы чувствовали, что этой ночью весь город был наш. Даже мои бывшие начальники пришли и стояли белыми воронами в зале, набитом отбросами с голливудских улиц вроде нас, помогающими нам отметить наш общий прорыв. Начальники отправили нам бутылку шампанского за кулисы. Я был тронут этим жестом, и мы поблагодарили их в первом выступлении.

Через неделю приятным дополнением к этому стало выступление GN’R 5 апреля на перерождении «Whisky a Go Go»; легендарное заведение на Сансет Стрип было переделано назад в клуб, после того как проработало в качестве банка несколько лет. Вопрос на постере гласил: «КОГДА ВЫ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ НАСТОЯЩУЮ РОКЕНРОЛЛЬНУЮ ГРУППУ В «WHISKY A GO GO»?». И, так как считалось, что скоро мы записываемся и отправляемся колесить по миру – или, как оно ожидалось – по маленьким городам канадского Ржавого пояса (города, в которых сконцентрирована сталелитейная и прочая тяжёлая промышленность – прим. пер.), ниже было написано: «ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ВАШИМ ПОСЛЕДНИМ ШАНСОМ».

Переоткрытие «Whisky» было отличным. Это означало, что каким то образом, несмотря на то, что никто не хотел выделять нашим выступлениям даже дневное время на Стрип в течение того года, которое нам потребовалось, чтобы найти слушателей для нашего своеобразного звука и стиля, теперь мы и стали олицетворением лос-анжелесского рок-н-ролла и, вдобавок, это легендарное заведение отныне хотело связывать себя с нами, чтобы снова претендовать на звание места средоточения музыки в Лос-Анжелесе.

Мы продвинулись на клубном уровне. Сможем ли мы теперь сделать то же самое на записи, радио и MTV? Да ни в жизнь!

Глава 16

Появление официальной оболочки вокруг нашего «братства», внезапное увеличение количества свободного времени и кошельки (сапоги, если быть точнее), забитые деньгами, давали понять, что всё менялось. Но одной перемены я не замечал: количество принимаемого группой героина начало увеличиваться. Некоторых парней вы просто не рассматриваете как людей, способных купиться на романтический образу наркомана-рок-н-ролльщика. Мы со Слэшем по-настоящему много пили – были алкоголиками, если вам угодно. И само собой, если ты легко приобрёл зависимость к чему-то одному, довольно велик шанс того, что так же легко приобретёшь её и к другим вещам. Бинго. Хотя раньше Слэш пил немного, после того как мы подписали контракт и имели довольно много денег, он подсел. И Стив Адлер тоже. Последний помимо этого ещё и крэк курил – думаю, Стиви стремился пробовать всё, что могло помочь ему заглушить воспоминания о его кошмарном детстве. Бедный мудила.

Я осознавал, что и сам был алкоголиком, и полагал, что разберусь с этой проблемой в каком-то неопределённом будущем. Но это были довольно призрачные мысли, и в действительности я не представлял, как однажды это переборю. Тем не менее, я был самым ответственным в группе на тот момент. Я пил каждый день, хотя пил пока что по большей части пиво. Я, кстати, случайно откопал шикарный пояс – из тех, которыми награждаются боксёры на соревнованиях – отделанный крышками от бутылок Budweiser. Как будто бы я был чемпионом в тяжёлом весе по блядскому пиву. Так что на концертах Эксл стал представлять меня Даффом «Пивным Королём» МакКэганом.

Эксл продолжал пропадать из виду целыми днями в виду его переменчивого настроения. Иногда он вёл себя так, как будто бы был на спидах, бегая по стенам; после этого он спал три дня подряд. Когда он был с нами, он был сгустком энергии: «мы сделаем то и это, а, и да, давайте ещё напишем чего-нибудь по текстам!». «Да-да, – говорили мы, – мы непременно этим займёмся, но не всем же сразу, Эксл». Я всегда осознавал, насколько разными мы с ним были – ну и клоунада, – думал я, – ну и вид у него – но мы всё равно отлично ладили, и мне нравилась его твёрдая уверенность в группе.

После 1986 года Слэш, Стивен и Иззи постоянно находились в замкнутом круге: очищались и возвращались вновь к наркоте. Иногда было тяжело на них смотреть, но мы были молоды, и они сплотились вместе ради главного – нашей группы – не было ничего важнее для любого из нас.

Контракт не дал нам допуска в какое-нибудь сообщество голливудской элиты или чего-нибудь ещё в этом роде, хотя однажды встретили Никки Сикса, (так как Том Зутот, подписавший нас с Геффеном, ранее имел дело с Motley Crue, когда работал на Elektra) – мы завалились к нему в дом и пили. Сначала мы были в восторге: Огоо, это должно быть потрясающе – заработать на музыке столько денег, чтобы иметь собственный дом! Но потом у нас совсем крышу снесло.

Чтобы начать зарабатывать хоть какие-то деньги, более или менее достаточные для покупки дома, нам было необходимо записать альбом. Чтобы выпустить альбом, нам был нужен продюсер. Нам нужен был человек, который записал бы нас так, чтобы наши студийные записи сохранили ту энергию, которая присутствовала на живых выступлениях. Мы сделали микстейп для Тома, чтобы показать, какого звучания мы хотим добиться на записях: Motorhead, the Saints, Fear, AC/DC с Боном Скоттом, Led Zeppelin, the Sex Pistols. Всё свелось к тому, что копии кассеты путешествовали туда-сюда по офисам Геффена, но наш поиск подходящего продюсера увенчался ничем.

Частично проблема состояла в том, что люди не больно-то знали, к какой категории нас отнести – мы не подходили ни к одной из тех, с которыми они имели дело. Рефлекторно нас были склонны отнести туда же, куда и Whitesnake, W.A.S.P., Autograph, Poison – к металлистам и пуделям. Нам не нравилось звучание записей вроде этих. Большинство групп, заключавших в то время контракты – Warrant, White Lion, BulletBoys и прочая подобная хуета – туда подходили. Мы – нет. Poison наверняка не играли на одной сцене с панками, а мы не тусовались с людьми, которые основывали группы вроде BulletBoys. (Как и мы, Jane’s Addiction не вписывались, но их Nothing’s Shocking вышел почти двумя годами позже.) Подписавший нас парень действительно верил в нас и пытался помочь найти нужного продюсера, но мы неизбежно натыкались на один и тот же подход: все хотели отрезать от нашей музыки острые углы или сделать из неё что-то, что они уже котировали.

Первый кандидат говорил, что в партиях Стивена нужно больше том-тома и чайны, при том что мы долго работали над тем, чтобы добиться нужного ритма при скромной комплектации ударной установки. Следующим был Пол Стенли из KISS, который тоже хотел заняться нашей записью. Он приходил послушать нас в «Raji’s», небольшом обшарпанном клубе, где выступало много андеграудных групп. Мы были удивлены, что он заявился к нам в такую дыру, и в итоге согласились с ним встретиться. Когда он пришёл к нам на репточку, чтобы описать своё представление, он говорил, что хотел бы добавить ещё одну бочку. Стивен любил KISS, просто обожал их, предложение одного из участников KISS вернуться к его школьной конфигурации ударных было за пределом его мечтаний: “Да, даа, отличная идея!”. Но мы с Иззи переглянулись и оба подумали: так не пойдёт. В лицо полу мы не сказали, что не хотим, чтобы он нас продюсировал, но для нас всё было кончено на слове “а давайте” (вернее а удвойте).

Некоторое время мы думали, что сможем взять в качестве продюсера Матта Ланжа, работавшего над «Back in Black» AC/DC, но он просил $400,000 вперёд плюс долю от будущих доходов с альбома. Для оплаты студии и продюсера у нас были полученные с контрактом $250,000, из которых мы уже взяли $75,000, а одалживать денег на запись мы не собирались.

Вдобавок к тому, что стороннее давление нарастало, и группа всё ещё восстанавливалась после распрей, возникших вокруг процесса заключения контракта, Геффен попросил нас прекратить давать концерты, которые мы на тот момент устраивали раз в неделю, если не чаще. Такие регулярные появления на сцене были возможностью – в зависимости от душевного состояния – выплеснуть эмоции или удержать их в себе. Не менее важно то, что регулярное исполнение наших песен на публике было способом обновлять и поддерживать братские узы рок-н-ролла, которые нас связывали. И теперь, когда мы в этом больше всего нуждались, Геффен выдернул ковёр у нас из-под ног. Смысл? Исчезнув из виду, мы должны были создать таинственность, тем самым сделав наши выступления более ценными.

Было бы преуменьшением сказать, что мы были недовольны таким решением. Поначалу мы согласились, хотя на тот момент у нас было назначено несколько концертов, которые мы в итоге отыграли. Вскоре, все-таки, нам пришлось искать способы выступать – мы просто лучше играли, если регулярно появлялись на сцене. К тому же, нам было попросту скучно. Так что мы начали выступать под именем Fargin Bastydges, чтобы обойти запрет лейбла. Название мы взяли из эпизода в фильме Johnny Dangerously. Это был псевдоним, а не альтер эго: список песен и всё остальное было в точности таким же, как и на обычных наших концертах, просто это позволяло нам избегать войны с Геффеном. Один из концертов мы отыграли в “Gazzarri’s”, известной голливудской норе, которая была как раз из тех заведений, в которых мы всегда хотели играть (и играли, к слову), но явно не из тех, где было положено играть группе, имеющей контракт с крупным лейблом. Но это было нашим. У индустрии свой список приоритетов – у нас свой.

Мы записались на очередной организованный Fender концерт в конце июля, играя (под своим настоящим названием, кстати) с Lords of the New Church, панк-супергруппой, в состав которой входили Стив Баторс из Dead Boys и Брайан Джеймс из Damned. Оценивая события прошлого, мы могли бы увидеть корни дальнейших проблем, проросшие на этом концерте: Эксл сильно опоздал, и нам пришлось начать без него.

Мы повторно играли в «Whisky» 23 августа, месяц спустя после концерта “Farewell to Hollywood” («прощай, Голливуд») в Troubadour. Сложно преувеличить недовольство работников лейбла тем, что мы на том концерте впервые исполнили две новые песни, “Sweet Child o’ Mine” и “Mr. Brownstone.”

Мы продолжали устраивать выдающиеся выступления в качестве разогрева для групп, совершающих национальный тур – думаю, Геффен воспринимал эти концерты иначе, нежели выступлений в клубах, так как мы играли перед новой публикой. Мы играли с Cheap Trick, Тедом Ньюджентом и Элисом Купером. В вечер концерта с Купером Эксл опять опоздал, и затем уже охранники не пропустили его внутрь. Петь пришлось нам с Иззи. В то время это было почти весело – хотя также мы были определенно злы и совершенно разнесли гримерку. Позже, обнаружив Эксла на парковке, мы обменялись с ним любезностями, но к концу дня ситуация потеряла свою значимость. Мы выступили, мы получили денег, да и всё равно люди пришли увидеть Элиса. И всё. Пока что.

Наверное, самый запоминающийся из концертов такого рода состоялся на Хэллоуин 1986-го. Red Hot Chili Peppers, которые на тот момент только начинали путь ко всеобщей известности, и Dickies были хедлайнерами концерта в Ackerman Hall в UCLA, а мы были на разогреве. На тот момент мы всё ещё так и не побывали в студии. Мы спорили с Геффеном насчёт того, достаточно ли у нас песен для альбома, и мы до сих пор не нашли подходящего продюсера. Мы пошли на компромисс с лейблом и выпустили ограниченным тиражом EP Live! Like a Suicide и закончили его как раз перед тем концертом, так что той ночью мы наконец чувствовали, что хоть как-то сдвинулись с места.

Dickies тогда пользовались большим успехом и, кроме Social Distortion, были последней оставшейся группой из первой волны лос-анджелесского панк-рока. Для меня очень приятной частью концерта стало то, что Генри Роллинс из Black Flag наблюдал за всем нашим выступлением из-за кулис, а потом подошёл к нам и сказал, как ему нравилась наша группа. Для меня он был самым уважаемым человеком в роке, и он имел репутацию человека, который не разбрасывается словами. Он определённо не стал бы расхваливать группу просто так. И от него мы получили похвальный отзыв. Зашибись!

Так сложилось, что он уже однажды слышал нас до этого. Годом ранее, кто-то из товарищей по группе затащил его в какой-то голливудский клуб послушать глэм-рок. Видимо, мы разогревали публику. Роллинс упомянул это в своём дневнике, через годы опубликованном под названием Art to Choke Hearts: “На разогреве была группа под названием Guns and Roses, и они переплюнули хедлайнеров так, что те казались жалкими.”

А потом нам встретился Майк Клинк, на тот момент спродюсировавший несколько записей Triumph. Я ненавидел Triumph, зато Клинк любил GN’R и был несколько раз на наших концертах. Он сказал, что придёт и запишет нас бесплатно, и мы будем довольны его записью. Когда мы собрались, он очень классно сказал, что звук принимается микрофоном и по шнурам передаётся сразу на ленту – таким способом он сказал нам, что не собирается нас менять, говоря на продюсерском языке. Потом он включил воспроизведение и сказал: «Вот как, я думаю, должна звучать ваша запись». И, по существу, она звучала так, как мы звучали вживую. И я сразу же подумал: Это в точности так.