Текст книги "За горизонт. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Д Димитрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 54 страниц)

На всякий случай, еще раз тщательно оглядев склон, мысленно намечаю маршрут.

Затягивать дальше смысла никакого – не надышишься, как не старайся.

Ловлю себя на мысли, что у меня входит в привычку давить в себе предательский комочек страха и решаться на очередное безумство. Что поделать, не мы такие – жизнь такая.

Фыркнув выхлопом, "родная", тихонечко, по сантиметру вползла на склон и клюнула носом вниз. Дыхание перехватило, разом вспотевшие ладони сильнее обхватили ставший внезапно предательски скользким бублик руля.

Спуск начался.

Сто метров.

Двести.

Триста.........

Вчера я говорил, что машина висела на руле? Я нагло врал.

Не потому, что я врун, нет. Это исключительно по незнанию реалий. Вчера был просто автобан.

Сегодняшний спуск далеко шагнул за грань безбашенности. Иногда мне казалось, что мощный грузовик не ревет мотором, а жалко всхлипывает перед очередным нырком вниз по склону.

Еще сто метров.

Двести...........

Архи неудобно управлять машиной, когда наполовину висишь, цепляясь за что придется. То ли я руль держу, то ли я за него держусь, чтобы не впечататься мордой в стекло.

Сто метров.

Двести.........

Хрум!

Бампер ломает корявое горное деревцо, так некстати выросшее на пути "Татры".

Сто метров.........

Примерно на середине спуска грунт под задними мостами просел, и грузовик развернуло на осыпи кормой по ходу движения.

И не сделать-то ничего, начнешь маневрировать – перевернёшься.

Но обошлось.

Метров тридцать "Татра" сползала по осыпи, пока не вломилась в заросли невысоких хвойных деревьев, притормозивших сползающий грузовик.

Туда – сюда, руль до упора вправо, педаль газа в пол – мотор протестующе ревет на высоких оборотах. Прижать педаль тормоза, руль влево, помалу отпускаю тормоз – шипит стравливаемый воздух. Подпрыгнув на попавшей под колесо каменюке, грузовик нехотя перестраивается кабиной вперед.

Рукавом смахиваю заливающий левый глаз пот, рукав окрашивается алым. Где это меня так приложило?

Отыгрываю у склона очередные сто метров.

Двести..........

Опять оползень, машина замирает в неустойчивом равновесии.

Если перевернусь, далеко не укачусь – упрусь в серую громаду торчащей из склона скалы. Но вот, дальше придется идти пешком – "Татра" ехать уже не может, а ее многотонная туша раздавит закрепленный в кузове багги.

Давай "родная", держись.

Словно нащупав точку опоры (спасибо независимой подвеске), грузовик упрямо продолжает движение.

Еще сто метров.

Двести.

Триста......

Разворот на почти ровном пятачке и опять челночный бег по склону.

Сто метров.

Двести......

Крутизна склона становится заметно меньше. Проехали что ли?

Проехали.

Нереальной чистоты вода лизнула горячую резину шин.

– Уууф, – кошусь на часы приборной панели. И пусть на циферблате двенадцать делений старого земного времени, неважно. Важно, что спуск занял двадцать две минуты. Хотя по моим субъективным ощущениям прошло несколько часов.

Буквально вывалившись из кабины, сую голову в ледяной поток.

Ухх! Хорошо!

А теперь привалится к теплым камням и на пять минут закрыть глаза. Снимаю с пояса флягу с остатками рома, глоток или два этого лекарства я сам себе не хуже доктора пропишу.

– Русский, ты крут, – в голосе Дензела проскакивают нотки ненаигранного восхищения.

– Да ладно. Это вы еще к моей бабушке в деревню не ездили. Вот там действительно круто.

По сравнению со спуском езда по реке практически отдых. Речушка мелкая – до половины колеса. С усыпанными галькой берегами и частыми галечными островами.

К полудню вода в реке мутнеет, горы превращаются в крупные холмы с отдельными доминирующими над местностью вершинами. Деревья почти исчезают. Машина катится по степным или полупустынным пейзажам, похожим на декорации к вестерну о диком западе.

Иногда мне кажется, что из-за очередной горы с криками "Хей-яя!" выскочит преследующий бизонов отряд краснокожих или замрет на гребне фигура всадника без головы.

Вместо бизонов начинают попадаться стада вездесущих четырехрогих антилоп. Рогачей не видно, но на прибрежных камнях изредка встречаются их гигантские черепа. Есть тут рогачи, есть. Возможно, сейчас стада откочевали ближе к Рейну, но рогач тут точно есть. Как есть и те, кто на него охотится.

Если верить карте, мы сейчас почти в центре тянущегося между Рейном и горами белого пятна на карте.

– Ребят, я больше не могу, глаза слипаются, – до заката еще верных четыре часа и я бы на зубах еще покрутил баранку, но путеводная нить реки, вдоль которой мы ехали весь день, неожиданно резко забрала на северо-запад.

А нам строго на юг.

По моим прикидкам, мы должны быть в ста, ну край в ста пятидесяти километрах от Рейна. Предгорья Кхам давно остались за спиной, впереди у нас исключительно равнина местной саванны. Есть ли смысл дальше придерживаться течения реки?

– Давай так, ты встаешь на ночевку, а мы с сестрой пробежимся вон до той столовой горки. Оттуда попробуем маршрут выбрать, – Дензел ткнул пальцем в направлении сточенного зуба, доминирующей над местностью вершины.

Сколько до нее? Километров пять-восемь. С учетом их мощного бинокля видимость с вершины должна быть километров тридцать. Может, и разглядят чего.

Судя по виду Греты, она вчера на год вперед набегалась, но вслух девушка ничего не говорит.

План Дензела имеет смысл, но выдвигаться к горе нужно сразу – небо на востоке опять затягивает облаками. Дождь может и не пойдет, но видимость упадет однозначно.

Южные предгорья хребта Кхам.

конец сухого сезона.

Поспать удалось часа два.

Ошо, заботливо оставленный охранять меня от местных неприятностей, решил, что хватит мне уже занимать самый козырный спальник. Ему – Ошо, этот спальник значительно нужнее.

Он тут местный!

А я так – лимита заезжая.

Разбуженный наглой усатой мордой, заснуть больше не смог.

Разогнал сон и хорош. Я "Татре" обещал масла свеженького долить. И вообще нужно заняться машиной.

Так в делах праведных и провожу остаток вечера. Дрова для костра, обслуживание машины, ставшая уже ритуальной ежедневная чистка оружия.

Ужин хорошо бы сварганить. Но как назло вся живность исчезла, а вариант варки пустой крупы оставим на крайний случай. Ушедшие в разведку добытчики наверняка что-нибудь подстрелят.

Как я не старался высмотреть возвращающихся разведчиков, их появление опять произошло совершенно неожиданно.

Десять минут назад с крыши грузовика в бинокль осматривал местность, не было никого.

Ан, нет.

– Уип-уип, – бросила наглая усатая морда в мой адрес и резво поскакала в сторону идущих по берегу реки хозяев.

– Есть новости?

– Есть. Река делает петлю и за горой опять течет на юг, – девушка устало села на валун.

– А дичь где, ужинать что будем?

– Нет дичи, грызуны одни. Антилопы как сквозь землю провалились.

– Понятно. А стреляли в кого?

– Стреляли?

– СТРЕЛЯЛИ???!!!

Две пары глаз, вдруг ставшие очень внимательными, сверлят меня рентгеном.

– Ну да, часа два назад одиночный выстрел был. На пределе слышимости почти. Ошо тоже слышал, – зверек действительно беспокоился.

– С какой стороны, – от усталости не осталось и следа, Грета вновь сжата, как пружина.

– С юга, точнее не скажу.

– Русский, ты огонь не разводил?

– Малыш, ты кострище видишь?

Парень смутился и отрицательно покачал головой.

– А кто тут вообще может быть?

– Никого тут быть не может, от слова совсем. Тут поселений два всего. База на первом притоке Рейна с которой ты выезжал и пост Найджела.

– Пост Найджела, это то место, куда мы едем?

– Да. Других поселков на этом берегу Рейна поблизости нет, – поблизости, это километров триста, – А если что-то новое и появилось, то оно на берегу будет. Но никак не в глубине буша.

– Геологи или еще какие научники?

– Русский, на небо посмотри. Тучи видишь? Это дождик собирается. Все экспедиции давно по базам сидят.

– Значит, тут окопались те, кому жизненно важно забраться подальше в глушь. И ничего хорошего от них ожидать не приходится. Что завтра делаем? Рвем когти на юг с перспективой нарваться на неприятности? Причем нарваться не на наших условиях. Или осматриваемся на местности?

– Осматриваемся, – девушка отлипает от камня и, на ходу стягивая одежду, направляется к реке.

– Кто ездит вслепую, редко доезжает, – Дензел уже грызет полоску вяленого мяса. Собственно у нас из припасов больше ничего и не осталось.

Страшновато, но нервишки будоражит поганенькая мыслишка о возможном хабаре.

– Осматриваемся, так осматриваемся. На разведку все равно вам идти. Моя вахта последняя, разбудите.

Снова тянется бесконечно длинный день.

Машину я перегнал и спрятал в тени между скалами.

Всю машину осмотрел по второму кругу, оружие почистил, плотную – на полтора часа зарядку сделал. Чем бы еще себя занять?

С к у ч н о.

А ведь еще даже не полдень.

– Русский, заводи, едем.

Как же вы мне дороги! С этими появлениями из ниоткуда. Чингачгуки хреновы!

Грета уже заняла место в кабине и нетерпеливо барабанит пальцами по металлу двери.

Судя по отсутствию Дензела и Ошо, поедем мы не совсем туда, куда планировали вчера.

– Плохих парней нашли?

– Нашли. И не только их. Непонятно там все. Сам посмотришь, а потом будем думать, что со всем этим делать.

Место, для скрытого от посторонних глаз поселения, выбрано идеально.

Не знаю, какого происхождения этот кратер, возможно, тектонического или эрозионного, а может быть, здесь воткнулся в грунт небольшой метеорит, не берусь судить – не специалист.

Полукилометровый кратер, окаймленный по периметру скальной грядой высотой с пятиэтажку. Наружные склоны скальной гряды покатые, поросшие зарослями чахлых колючих кустарников. Внутренние – почти отвесные. Хотя мест для спуска хватает. С востока скалы чуть выше, с юга в линии скал зияет расщелина прохода. Солидный такой проход, не меньше полусотни метров шириной. Примерно треть кратера занимает зеркало озера.

– Как мыслишь, глубокое озеро?

– Да, на цвет воды посмотри, – облюбовав глубокую тень справа от меня, девушка достала небольшой обрезиненный бинокль.

Ну да, цвет воды. Можно подумать, мне это о чем-то говорит.

К востоку от озера до стены кратера тянутся неровные кляксы полей. А прямо под нами, в сотне метров от склона, ютится крохотное поселение, здорово смахивающее на заброшенные декорации к "Безумному Максу".

– Поля странные.

В это время года обычно урожай уже убран и поле ждет, когда его перепашут по окончании сезона дождей. Или ждет небесной влаги и рисовой рассады. А тут вроде что-то посажено, но с уборкой местные аграрии отчего-то не торопятся.

– Я тоже заметила.

– Что посажено, кстати?

– Сорго, маис и, не знаю, что-то еще на дальнем поле, бобы похоже.

С полями понятно, перейдем к аграриям.

В земле ковыряется дюжина человек, четверо мужчин, семь женщин и трое детей. Причем самому младшему не больше семи-восьми лет. Все одеты в такое рванье, что его даже лохмотьями назвать нельзя.

На двух женщинах лишь короткие куски ткани, имитирующие юбки. Грудь неприкрыта, от слова совсем. Вот только нет в этом ни капли эротизма.

Сельхозинвентарь аграриев наводит на мысли о падении местной общины глубоко в пропасть начала железного века. Убогие тяпки, явно самодельные лопаты, разваливающиеся корзины.

Все бы ничего, если бы аграрии были с черным цветом кожи. Ан нет, все как один белые. Некоторые так вообще с истинно арийскими профилями.

Между полями и поселком на паре вкопанных в землю столбов растянуто густо облепленное насекомыми человеческое тело.

С выдумкой растянуто – головой вниз.

Мощнейший воспитательный фактор и рычаг поднятия производительности труда пеонов.

Плантаторы тоже имелись в наличии, куда же без них.

За бледнолицыми пеонами присматривал худощавый негр с ржавым "калашом" за спиной и такой же жилистый негритёнок с длинной оструганной палкой, которую он не стеснялся пускать в ход при любой возможности. Причем с одинаковым рвением и нескрываемым удовольствием охаживал дрыном и мужчин, и женщин, и детей.

А что у нас в поселке?

Пара изрядно ржавых морских контейнеров, остов буровой установки, огромный армейский кунг на базе полноприводного грузовика. Судя по лохмотьям колес, грузовик больше не ездок и сейчас приспособлен под жилье.

На грязном топчане, в тени кунга, крепким негритянским сном отбился раздетый по пояс молодой негрила.

Из-за кунга торчит некогда добротный кемпер, на базе автомобиля повышенной проходимости. Есть там колеса или нет, мне не видно, да это и неважно. Целых стекол тоже не видно, проемы закрыты грубыми деревянными щитами.

Еще дальше разбиты две то ли палатки, то ли шатра.

Возле палаток суетятся темнокожие женщины в цветастых одеждах и еще один подросток.

За палатками торчат кабины еще двух машин.

– Сколько тут латифундистов?

– Четверо мужчин, семь женщин, два подростка, – судя по тону, всё перечисленное Гретой уже списано в утиль.

– А белых пеонов?

– Словечки у тебя. Все белые на поле.

– Думаешь? А кому тогда воду понесли?

– Не знаю, там перекрытые деревянной решёткой ямы в земле. Но ты прав, вероятно, там еще кто-то из белых.

– Скорее всего. Так, я вижу двух негров. Где остальные?

Хотя, с неграми я, пожалуй, погорячился. Чернокожие больше смахивают на очень черных арабов.

– У них пост оборудован с южной стороны около прохода. Один негр там, а где еще один не знаю. Но он тут где-то, если бы кто-то покинул лагерь, брат предупредил бы.

– Дензел за постом наблюдает?

– Угу, для порядка. Часовой у них спит на посту.

– Негры, что с них взять? Н-да, а разостарались-то (немного экспрессивно, но пока оставлю фразу) как, как будто тут не две дюжины человек, а две сотни.

– Негры, – констатирует очевидное Грета.

До вечера наблюдём за немудреным распорядком дня латифундии.

С закатом рабовладельцы погнали свое движимое имущество в один из морских контейнеров.

Подростки-негритята отделили от вереницы рабов молодую женщину и, прихватив ее за волосы, потащили в сторону.

Под одобрительные комментарии бородатого негра, подрастающее поколение плантаторов не мене получаса проделывало с жертвой очень неконвенционные вещи.

Бородатому, по всему, тоже дико хотелось принять участие в этом празднике жизни, но тетки у шатров внимательно следили за его моральным обликом.

От прохода в скалах появилась пара негров, нагруженных вязанками хвороста. Один негрила вооружён АК, второй – старой болтовой винтовкой. Наверняка не скажу, на мой взгляд, это английский "Ли-Энфилд", широкому кругу российской общественности более известный как "Бур".

"Бур" – это очень годно. Почему годно? Да потому, что там такой же патрон, как и в доставшемся мне "Брене". Висящий на поясе негра патронташ вселяет надежду, что он не совсем пустой.

Закончив развлекаться, бородатый негр и подростки загнали широко расставляющую ноги рабыню в контейнер-тюрягу и присоединились к общей куче. После тяжелого трудового дня плантаторы собирались отужинать.

Под прием пищи у негров оборудован перекрытый тростниковой крышей помост с низеньким столом.

При подробном рассмотрении помост оказался снятым с колес стареньким, двухосным прицепом. Из снятых с прицепа бортов сколотили низенький, не выше полуметра, стол. По углам вкопали четыре кривых жердины и закрепили к ним что-то вроде навеса от солнца.

Как это чудо инженерной мысли до сих пор не обрушилось на кучерявые негритянские головы, непонятно, но негров, похоже, это ничуть не смущает.

Из лагеря потянуло запахом вареного мяса и каких-то незнакомых специй.

Мысленно пожелав неграм приятного аппетита, на мягких лапах покидаю свою позицию.

Больше тут смотреть не на что.

– Какие будут мнения? – прихватив полоску набившего оскомину вяленого мяса, открываю ночное заседание революционного комитета.

Почему революционного?

Ну, а как еще назвать людей, собирающихся свергнуть рабовладельцев одной отдельно взятой латифундии?

Сбиваясь с мысли, Дензел вываливает ворох довольно противоречивой информации пополам со своими домыслами. Причем в домыслах запредельное количество нестыковок.

Грета пока отмалчивается, она вообще очень умная и осторожная в суждениях.

Нет, так дело не пойдет.

– Значит так! Я говорю, вы слушаете и поправляете, если я не прав.

Брат и сестра кивают.

– Изначально в кратере был экспедиционный лагерь, скорее всего, Ордена. Отсюда морские контейнеры, остатки буровой и, возможно, что-то еще из техники. Выполнив исследовательские задачи, экспедиция ушла на новую базу, а неисправную технику и часть имущества просто бросили, так как вывозить ее дороже, чем новое по реке завезти, – не услышав возражений, продолжаю. – Негры, скорее всего, промышляли разбоем на западных маршрутах. Там наловили белых рабов и обросли кой-какой техникой. Видимо там же неграм попался кто-то из исследователей, сливший информацию об этом месте. Складно?

– Складно, – соглашается Дензел.

– Тогда продолжаю. Здесь у банды оборудовано что-то вроде базового лагеря. Как конкретно банда переправилась через Рейн, не представляю. Но вариантов просматривается масса. Теперь по нестыковкам. Я думаю, в лагере сейчас только часть банды, причем наименее боеспособная. А человек восемь-десять, скорее всего, ушло на промысел. Причем ушло давно.

– Почему?

– Что почему?

– Почему давно ушло? – интересуется Грета.

– Следопыты тут, конечно, вы. Но я даже колеи в траве не заметил, а значит, не ездили тут давно. Дензел, с южной стороны видна колея?

– Видна, но по ней ездили действительно давно.

– А значит, у ушедшей части банды как минимум проблемы с транспортом, как максимум они нарвались на кого-то, кто им не по зубам, и уже кормят червей. В любом случае предлагаю исходить из того, что до утра они не появятся.

– До утра точно не появятся, – фыркнув, констатирует очевидное Дензел.

– Теперь давайте решать, что будем со всем этим делать. Вариант проехать мимо, я так понял, не рассматривается?

– Минимум шесть бандитских голов можно Ордену предъявить, оружие трофейное, что-то из техники у них должно быть на ходу и хабар негры сладкий награбили. Сам прикинь, сколько у них белых рабов, не пустые же они ехали, – слегка распылился Дензел.

Вот так вот, по-простому, двух своих ровесников парень записал в "бандитские головы". Все – для него это больше не люди, а полновесные орденские экю.

Впрочем, я уже отучился от рефлексий по этому поводу.

– За освобожденных белых можно что-то с Ордена поиметь?

– Исключительно неприятности, зачем Ордену этот головняк.

– Понятно, – вполне в духе Ордена, кошка бросила котят.... – Что у них по оружию?

– Я видел два "АК", винтовку и охотничью двустволку, – делится наблюдениями Дензел.

– Я видела еще один "АК" у негритянок и обрез у младших негров, – добавляет Грета.

– Значит, исходим из того, что нам придется иметь дело не менее чем с десятью вооруженными бойцами.

Мои попутчики синхронно хмыкнули, оценивая качества негров как бойцов. Судя по состоянию оружия и организации караульной службы, они абсолютно правы.

Но.

– Какими бы раздолбаями негры не были, это никак не страхует нас от шальной пули или незамеченного стрелка, где-нибудь в глубине шатра. Ради ржавого автомата я своей шкурой рисковать не намерен.

Молчат, прониклись или делают вид, что прониклись.

– Лично я перепахал бы лагерь из двух пулеметов и закрыл вопрос.

– Смысл? – подала голос девушка. – Все равно придется спускаться, зачищать лагерь с, как ты любишь говорить, совершенно не иллюзорными шансами отхватить пулю от подранка. Дождемся, когда они на завтрак соберутся, и всю кучу перестреляем с трех сторон. Скрыться там негде.

– Всех только не кончайте сразу. Оставьте пару человек для вдумчивой беседы.

– А что ты у них хочешь узнать?

– Например, где остальная часть банды и где спрятан хабар. Барахла и техники здесь явно меньше, чем должно быть у переселенцев. Значит, остальное либо спрятали, либо продали. Вот мне интересно, где спрятали и кому продали.

– Хочешь наведаться к покупателям?

– Упаси боже, я человек тихий – семейный. Но я знаю, кто может захотеть.

Если честно, предложенный план действий самый оптимальный. Моя идея высадить по полсотни патронов из каждого пулемета проистекает из собственного малодушия. Одно дело тридцать секунд остервенело лупить по толпе из пулемета и совсем другое отстреливать каждого супостата по отдельности.

Негров и негритят (после того, что они проделали с рабыней) мне не жалко – мишени. Они свое заслужили.

Но ведь негритянок тоже валить придется, хотя бы некоторых. А у одной из них был грудной ребенок к спине примотан.

Такие дела.

Первыми как всегда встают женщины. Молодая негритянка с рукой, перемотанной грязным бинтом, раздула почти истлевшие за ночь угли.

Дети природы, блин.

Ее товарка постарше подхватила закопчённый котел и оправилась за водой. Мыть котел после вчерашнего ужина в голову никому не пришло.

Справивший утреннюю нужду, негритенок забарабанил палкой по стенке контейнера, куда вечером загнали рабов.

Заспанный негр, вяло потягиваясь, добрел до топчана. Достал кисет и длинную трубку – все правильно, уважающий себя плантатор должен начинать утро с хорошей сигары.

От очага опять потянуло запахом еды.

Взглядом нахожу позицию Дензела. Сейчас парня не видно. Восходящее солнце может высветить его силуэт на фоне скал, поэтому парень пока заныкался в неглубокой расщелине. Позицию он займет непосредственно перед открытием огня.

У девушки позиция выбрана намного лучше, огромный скальный выступ прикрывает ее от солнца. В то же время ей прекрасно все видно. А что не видно ей, то видно мне.

– Тц-тц, – дважды щелкнула рация. Сигнал выдвигаться на позиции.

Подтверждения сигнала не требуется, друг для друга наши позиции как на ладони.

Аккуратно протискиваю между камнями свернутую куртку. Вслед за курткой между камней вползает ствол СВД. Солидные каменки прикроют в случае ответного огня и своей тенью не дадут бликовать оптике прицела.

Блин, колену больно, надо бы наколенники завести, да и налокотники не помешают. Стрелять приходится с колена, и острые неровности скалы впиваются в кожу.

Брат и сестра в этом вопросе оказались экипированы не в пример лучше меня. В багги нашлись два комплекта наколенников, налокотников и даже наручей.

– Тц-тц... Тц, – снимаю с оптики пластик защитной крышки. Щека и бровь касаются резины окуляра.

Все, команд по рации больше не будет. Дальше каждый действует по обстановке.

Большой палец первой руки сдвигает предохранитель.

Меня охватывает легкое чувство дежавю.

Двести метров до ничего не подозревающего лагеря. Десяти посланникам смерти калибра 7,62 тесно в магазине. Одиннадцатый – самый нетерпеливый, плотно прижатый затвором, уже смотрит в канал ствола.

Давно ли я вот так расстреливал лагерь цыган?

И месяца еще не прошло.

За исключением бородатого негра с налысо обритой черепушкой, жадно тискающего свою низкорослою подругу чуть в стороне от остальных, все латифундисты в сборе. Скучковались с мисками вокруг помоста.

Беру в прицел правое плечо любвеобильного негра. В качестве языка он самый годный вариант, а с простреленным плечом много не навоюешь.

Да и нечем им воевать.

За исключением прислонённого к помосту "Бура", больше стволов не видно.

Чернокожий бородач упоенно тискает подругу. Во, уже юбку задрал, что же ты ночью делал?

Негритянка запрыгнула на бородача и обвила его ногами.

Надо же, сама как антрацит черная, а стопы белые.

На бритой башке выступили бусинки пота, любовные игры в самом разгаре.

Бах! Бах!

Бах!

Началось.

Мне некогда смотреть, что творится у помоста.

БАХ!

СВД толкает плечо.

Вот так и становятся импотентами. Бородатого негра швыряет на свою подругу.

Я попал точно куда хотел, на камуфлированной ткани расползается темно-красное пятно.

БАХ!

Это тебе контрольный в ляжку. Известное дело, что в ляжку (ну, вы поняли) раненый джигит далеко не убежит. Вот и не бегай пока.

Бах!

Бах! Бах!

Бах!

Бах!

Во лупят! Еще по выстрелу и ребятам на перезарядку пора.

Шарю прицелом по центру лагеря.

А собственно, стрелять больше не в кого. Два негра и негритянка – та самая, что ходила за водой, уже мертвее мертвого. Все трое убиты выстрелами в голову.

С двух сотен метров, по не самым стоячим мишеням – мысленно аплодирую малолетним стрелкам.

Последний оставшийся в живых негр, оставляя кровавый след, медленно ползет к краю помоста. Малолетние снайпера ему ноги прострелили. Выполнили задачу – оставить языка, да он от потери крови загнется через пару минут.

Тощая рука высунулась из-под помоста и тянется к прислонённому "Буру".

БАХ!

От помоста отлетают щепки.

БАХ!

Руки загребущие от винтовки убрали.

Стреляю без мысли кого-либо убить. Однако, судя по надрывному вою из-под помоста, кому-то крепко прилетело. Причем за винтовкой тянулся негритенок, а вой явно женский.

Бах-Бах-Бах-Бах-Бах.

Стоя у входа в шатер, полуголая болезненного вида негритянка от бедра поливает склоны из АК.

Причем истерично шмаляет туда, где даже близко нет никого из нападающих.

Бах!-Бах!

Сдвоенный выстрел закидывает чернокожую автоматчицу обратно в шатер. Видно только как дёргаются в конвульсиях торчащие из палатки ноги.

И тишина. Даже природа замерла.

Только шумит ветер, и где-то в лагере зашелся истеричным плачем младенец.

Первая, самая сокрушительная часть блицкрига ударно выполнена.

Сейчас малолетние снайпера перезарядятся, и предстоит самая опасная часть плана – зачистка.

– Я пошел, прикройте, – закинув винтовку за спину, Дензел ловко спускается по крутому склону.

В лагере латифундистов без изменений, все живое забилось под помост. И только негр с простреленными ногами пытается ползти на месте.

– Русский, прикрывай, я пошла. Брат, осторожней, в кунге кто-то есть, туда несли миску с едой, – стройный силуэт на мгновение мелькнул на верхушке гряды.

– Видел, – подтвердил информацию Дензел.

Через минуту девушка занимает позицию за контейнером с рабами.

Мой выход.

СВД за спину, куртку обмотать вокруг пояса, перепрыгнуть через прикрывавшие меня камни. Теперь спрыгнуть на широкий каменный уступ двумя метрами ниже. Ноги пружинисто принимают вес тела. Перевалиться через край уступа, повиснуть на руках. По ногам опять бьёт камень. Хватаю под корень проросшую на склоне толстую лозу и восстанавливаю равновесие. Придерживаясь за лозу, как за веревку, сбегаю вниз по не очень крутому участку склона.

Мысленно отмечаю собственную отличную спортивную форму, набранную за последнее время. Вместе с намечающимся животиком ушло семь-восемь лишних килограммов, а вот мясо наоборот наросло. На качка я ни в коем разе не похож, скорее на гимнаста.

В лагере кто-то уже перетянул раненую ногу подстреленному мною негру и, перевернув его на брюхо, проигнорировав раненое плечо, туго связал локти за спиной.

А вот его подруге фатально не повезло – пробив негру плечо, выпущенная мной пуля попала негритянке точно в горло, и сейчас ее труп пялится на меня остекленевшими глазами.

Убил и убил, не до рефлексий.

Подхватив по пути "Бур", сменяю Грету на посту у помоста.

Брат и сестра слажено зачищают шатры.

Один кидает камень в полотнище шатра, второй одновременно заглядывает в него с другой стороны.

– Пусто.

– Пусто.

Следующий шатер.

– Пусто.

Стоящая за шатрами техника.

– Пусто.

– Пусто.

– Пусто.

– Руский, здесь человек закрыт в яме.

– Пусть сидит пока.

– Пусто.

Все, лагерь осмотрен. Остался только кунг на спущенных колесах.

– Дай твой тесак, – девушка извлекает из кармана куртки круглое зеркальце в кожаном чехольчике и требовательно протягивает руку.

– Зачем?

Грета смотрит на меня как на умственно неполноценного. – Не башку же под пули подставлять. Зеркальце на штык насажу и гляну, есть ли кто в кунге.

– Хорошая мысль. А он даст очередь сквозь борт, и мне тебя будет очень не хватать.

Девушка вопросительно смотрит на меня.

– Помни мою доброту, может я тебе жизнь спас, – протягиваю девушке патрон сигнального дыма. Я загодя прикидывал примерно такой расклад на зачистке и прихватил пару лежавших под сиденьем "Татры" сигнальных дымов.

На ходу откручивая алюминиевый колпачок сигнального патрона, девушка подкрадывается к приоткрытой двери кунга.

Пшшшш...

Факел желтого дымы улетает вглубь бывшего армейского фургона. Через пять секунд из дверного проема как из паровозной трубы начинают валить клубы желтого дыма.

Взяв в прицел дверь кунга, жду появления его обитателей. Сколько в таком дыму можно продержаться? Секунд тридцать, край минуту.

БАБАХ!

Дверь кунга срывает с петель и отбрасывает в сторону, стены и крышу вспучивает. Через многочисленные пробоины продолжает весело валить смесь черного и желтого дыма.

М-да. Сколько хабара попортил, гад. Да и еще одна граната бы мне пригодилась. Но, ушел красиво.

– Грета, ты как? – девушка ошалело мотает головой.

– В порядке. Что дальше делаем?

– Ну как что? Сперва вяжем черномазых. Потом шерстим лагерь на предмет ништяков. А потом. Потом зададим нашим пленным ряд очень интересных для нас вопросов.

– А с этими что делать? – Дензел кивает на контейнер с бывшими рабами.

– А что с ними делать? Они тут столько сидели, что еще пару часов вполне посидят. Как с трофеями закончим, вот тогда их и выпустим. Может быть.

Мои подельники со мной согласны. Право победителя никто не отменял, в особенности сами победители.

Закинув СВД за спину, вскарабкиваюсь на стенку кратера. Пока Дензел и Грета наводят порядок в лагере, мне нужно перегнать в него "Татру".

С верхушки гряды осматриваю в оптику горизонт с южной стороны.

Вроде незваные гости не пылят в нашу сторону. А через час мы выставим часового.

Внизу дымит вспученный кунг, лежат в неестественных позах черные тела, а между полями и поселком все также висит вниз головой густо облепленное насекомыми тело.

Забег до «Татры» и перегонка грузовика в лагерь занимают у меня почти полтора часа. Прорва времени, которое мои подельники используют с максимальной пользой и мизерным результатом.

К моему прибытию все оставшиеся в живых чернокожие крепко и в лучших традициях работорговли привязаны за шею к длинной прочной жерди.

Что там у нас?

Подстреленный мною негр – одна штука.

Злобный негритенок – одна штука.

Негритянки в ассортименте – пять штук.

Младенец – один.

Негр с простреленными ногами истек кровью раньше, чем его перевязали. Из-под помоста торчит пара женских ног – это я постарался, когда негритенка от "Бура" отгонял.

Плюс две женских могилы на моем персональном кладбище.

На помосте, в стороне от лужи подсыхающей крови, разложено трофейное оружие.

Четыре АК-47 с клеймом – оперенной стрелой в треугольнике, и годом выпуска – за четырнадцать лет до моего рождения. Почетный возраст, но АК, это АК.

Даже не так – АК, это АК!

Причем, на первый взгляд, автоматы хоть и ржавые, но в деле почти не были, почистим – увидим.

На четыре автомата пять магазинов и банка барабанного магазина.