355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Чингиз Гусейнов » Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина » Текст книги (страница 21)
Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 01:38

Текст книги "Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина"


Автор книги: Чингиз Гусейнов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

кому Бог даровал жизнь, без имени быть.

– Дал имя сыну, дай и дочерям.

– Имя старшей дочери – Лейли.

– Потому что как ночь черна [Лейли – ночь]? – Потому что

красива! Не знаешь разве, что ночь сменяет жаркий день,

когда солнце жжёт нещадно и кипят пески пустыни? Ночь

яркие звёзды на небе. В ночи рождается юный месяц! А

чернявая дочь у тебя – самая младшая, пусть будет Асмар,

Чернявая. Ну вот, назвал старшую и младшую, остальных

назовёшь сама.

– Если не возражаешь, дам имена твоих дочерей.

– Но их у меня четыре, а у тебя дочерей девять.

– Дам имена жён твоих!

– Имя первой моей жены носишь сама, остальные... Что ж, будь

по-твоему!

– О Мухаммед, ещё я обет дала: родится мальчик, отдам тебе

в услужение.

– Но у меня уже есть слуги.

– Такого второго на земле не сыщешь!

– Чем же успел прославиться Шюкралла?

– Удивительной памятью. Стоило мне произнести вслух

суру, как слово в слово повторил. Сам убедись!

Мухаммед велел Зейду прочесть мальчику новую суру. Какую?

Первую йатрибскую!

Алиф, Лям, Мим. Это аяты книги мудрой.

...Есть такие, уста которых молвят: Уверовали в Бога мы Единого и в день последний! Но – лицемеры, не веруют! Пытаются Бога обмануть и тех, которые уверовали, но лишь самих себя обманывают!В их сердцах – болезнь! Им уготовано мучительное наказание за то, что лгут. Не раз то было: сеющие на земле нечестие в том разве признаются?

...Они подобны туче дождевой, в ней – мрак, и громыхание, и молний огненных сверкание. И в страхе смерти затыкают уши, – Бог Своё могущество являет нечестивцам!..

Не успел Зейд прочесть, как Шюкралла (что ж,

послушаем!) слово в слово повторил.

– Но понял ли ты, – спросил Мухаммед, – произнесённое?

– Что-то понял, а что-то нет, – ответил Шюкралла.

– Что ж понял ты?

И тот нашелся с ответом: – Пойдешь не своей дорогой,

угодишь в пропасть.

...Арабская речь! Вспомнил, как укоряли его, мол, так и

скажи, что твой Бог – араб, чуть ли не курайш, и говорил с

тобой на известном тебе наречии!

– О поучающие меня! – не стерпел Мухаммед, ввергнув

сказанным далее в изумление укоряющих его. – Язык Бога

слышится каждым пророком в его собственном наречии, в

котором он родился.

В ту ночь Мухаммеда трясло, как никогда прежде, глаза запали

так глубоко, что ушли, казалось, в небытие. Забескоились

родные: неужто?.. И вдруг заговорил, все тотчас собрались,

чтобы запомнить:

Но вся ли Его Книга явлена тебе? Узри: Я о Себе как о Нём! Как может весь Он явлен быть кому-то? Так и Его до дна исчерпанное Слово не может быть ниспослано! К тому ж Творение Творцом Творится постоянно, – но и тебе, последнему из явленных пророков, лишь список с той Единой Книги дан.

А разночтения людьми Писания Божественного Слова Его... – что ж, ведомо то Мне, но ни Бог в том, ни Джебраил, ни тот, кто первый услыхал, и ни другой, к кому являлся Он, ни ты, никто из тех, кто был, и тех, кто будет, не повинны! Повинен кто? Или повинно что? Ушей несовершенство! Первогреха непослушание! Вина Моя?! Ну да, за всё в ответе! И тут – несовершенство слуха: Я сотворил, но волю дал, наказывать устав! И не желая, жалостью тревожим, творение Своих разрушить рук! А может, в том неведомая даже Мне есть тайна! И тайна – вершить кружение помыслов и дел, дню днём являться, ночи – в ночь, и течь ручью, и быть дождю, питающему землю, и чтобы чаша ни одна не перевешивала, – купечество в пределах собственного разумения! *

______________

* Ни в одной из сур Корана эти аяты не обнаружены.

Зейд, как это ему всегда удавалось, уловил пожелание

Мухаммеда – еще не раз придется улавливать, однажды

коснется его самого, и он решится! *

______________

* Имеется в виду, что Зейд, уловив желание Мухаммеда, подарил ему свою жену Зейнаб?

И назвал любимую пророком и им самим суру Ночь.

– Я знаю эту суру! – сказал Шюкралла. И тут же, не успели

Мухаммед с Зейдом настроиться на слух, в одно дыхание

произнёс, спеша и без пауз, ибо волновался: "Нами путь

прямой открывается, в Нашей власти две жизни: в начале одна,

другая – в конце. – И, отдышавшись, на сей раз

выразительно: Сокрывающей ночью да восхитимся, и днём

сияющим, и Тем, что мужчину и женщину создал, – да

восхитимся! О, как разнятся ваши помыслы!"

...А на небе шестом Мухаммед никак не отведёт взгляда от кубка с мёдом, который манит:

– Что если бы, – спросил у Джебраила, – ведь возжелал он! до дна испил я кубок мёда?

– Вкуси ты мёд, – ответил Джебраил, – его бы сладость тотчас обратилась в горечь! И услада безделья вас сразила б!

А далее... – к удивлению Мухаммеда, туда, куда вела небесная дорога, маня и зазывая, Джебраилу не было ходу.

108. Небо седьмое

Мухаммед один перенесён невидимой силой через пять необъятных пространств; два из них – пространства света бледного, предутреннего, он нежен; и предвечерний – в нём тревога, потом мрак глубокий, и в нём увяз Мухаммед, то ли двигается, то ли недвижим, застыл, вдруг... – скорее почувствовал, нежели увидал себя в пространствах, которые описанию словами не поддаются: свет разлит во тьме, не узришь ничего, и тьма растворена в свете, но ясен взор – Храм Небесный возник вдали, и тут же будто знание кем вложено в него: Здесь ежедневно молятся по семьдесят тысяч ангелов и больше сюда не возвращаются, уступая место следующим тысячам ангелов, и сонмище их неисчислимо!

Божьи пределы! Его престол! Он отстоял от Мухаммеда на расстоянии двух полётов стрелы! И лицезрел Бога с небес высоких?

Нет, Божественный лик закрыт семижды семьюдесятью тысячами покрывал, дабы человек вмиг не уничтожился при взгляде на Его чело. Протянул к Мухаммеду... да, это руки! слегка коснулись его груди, его плеча. Мухаммеда охватил леденящий страх, тут же сменившийся неизъяснимой радостью. Но более блажен, – вдруг мысль зажглась, – кто существовал до того, как появился! А может, нет ещё меня?! А за престолом что? Сокрытые владения Божьи?

Звёзд небо неподвижное, за ним – беззвёздный небосклон.

А там – тьма, за которой – тьма, темнее темени.

Я видел!

Позволь, но сказывают...

Кто сказывает, если я – свидетель?

Что путь твой далее семи небес не простирался.

Я проник!

Что ангелы-защитники, тьма-тьмущая их было, тебе дорогу преградили, не допустив к Его престолу.

Преодолел я!

И лицезрел Бога?

Туманны были очертания Его!

Он Дух иль Человек, а если Дух, то как объять и лицезреть? Может, Нечто Он, и обликом Своим никак непредставимо? Упрятано от взоров?

Лишь покинув пределы Божьи, Мухаммед вспомнил про молитвы: сколько ж раз на дню молиться? Но так ли важно, сколько: чем больше, тем лучше! Но прежде... – и мысль, как те пространства, через которые прошёл он, то страх в ней и тревога, то нежность в ней, как будто и не мысль – сердечное движение, и тайна: сын или не сын? Но молвлено Джебраилом внушённое ему: Он не рождён и не родил Он! По воле ли своей поведал Джебраил? Не в исполнение ль Его, Бога, предначертания? Однако... – но что? Как сметь ему, Мухаммеду, в том усомниться, что, вспыхнув, жаром разлилось в груди, и болью голова от мысли сей пронзилась?!

И думу, что тревожила, ангел Джебраил... – нет, не прочёл и не услышал: она светилась, дума Мухаммеда, и Джебраил её постиг!

О дерзостная мысль!

Но разве...

Как смеешь ты, Мухаммед?! Есть истина, а если есть она...

Лишь ангел он и не допущен был в Его пределы!

Нет, Мухаммед не успеет!

Но что? Спросить и постичь? Узнать и поведать? Лишь молвлено: Вернешься в Мекку!

109. Всепрощение побеждённых

И вот долгожданный поход на Мекку десятого числа месяца

рамадан, признанного священным, – сколько событий именно в

этом месяце: и ниспослание Корана, и победный Бадр!.. Но и

смерть Хадиджи! Убиение... – не случилось ещё, но

непременно случится, увиденное с одного из небес

Мухаммедом, – соратников тоже в месяц рамадан! И с войском

в десять тысяч – пока Мухаммед шёл, новые племена примыкали

к нему, бедуины... – без единого пролития крови овладел

Меккой! Случилось через семь лет, восемь месяцев и

одиннадцать дней после хиджры.

Дядя его Аббас просил, умолял мекканцев не сопротивляться:

иначе – гибель всех курайшей, такова воля Единого Бога,

чтоб пророк ступил на мекканскую землю. Аббас вышел из

города ночью, чтоб примкнуть к Мухаммеду, уговорив пойти с

ним Абу-Суфьяна; тот согласился признать, что Аллах един,

но что Мухаммед – посланец Аллаха, долго не соглашался.

"Так унизиться, – кричала ему в ярости жена (но примет

ислам, дабы избежать гонений), когда Аббас его уломал, а

затем схватила мужа за усы и стала кричать: – Эй, люди,

чего вы смотрите, как овцы, убейте этого старого жирного

труса!"

Въехав победителем, Мухаммед раскинул шатёр у кладбища, где

похоронены дед, Абу-Талиб, Хадиджа, дети... – со сладостью

победы горечь утрат смешалась. "Нет у меня дома в Мекке!"

сказал.

В Каабу! Очистить от скверны идолов! Смыть изображения на

стенах водами священного Замзама.

И невежды вопрос Мухаммеду: Как быть с фигуркой Аллаха

брата Хубала?

Но разве это Аллах Всевышний Бог, чьим пророком является?!

Сохранить... оглянулся Мухаммед – нет фигурки Девы Марйам с

младенцем, исчезла!

Лишь после уничтожения идолов вошел в Каабу. Собираясь

молиться, задумался: в других мечетях велел обращать взор к

Мекке, а здесь, в Каабе, куда обратиться при молитве?

Расположился между Чёрным камнем и южным углом лицом на

север – не в сторону ли Эль-Кудса?! Да, только туда! Так

угодно Богу!

И тем предрешил судьбу Храмовой горы и скалы Мориа,

ас-Сахры, откуда совершил мирадж: Да будет там возведена

мечеть!Мухаммед стоял на пороге Каабы, говорил: Бог

покончил с родовой, племенной, всякой иной сегодня и

навсегда гордостью, ибо все происходим от Адама,

сотворённого из праха, посему кто благочестивей, тот и

благородней!

Приняли присягу верности Богу: каждый в отдельности

мужчина, каждая в отдельности женщина. Всепрощение

побеждённых! И ласковое обхождение с теми, кто принял

ислам, и первый – Абу-Суфьян, который выдал любимую дочь

Умм-Хабиба от третьей жены за Мухаммеда сразу после битвы у

рва и в знак завершения всех войн; и якобы просил дочь

накануне свадьбы повлиять на мужа, чтоб помиловал, а она

наутро после свадьбы, уже став женой пророка, не позволила

отцу – ведь он ещё многобожник! – сесть на ковёр в её доме!

Абу-Суфьян поклялся: Нет божества, кроме Аллаха, и

Мухаммед – пророк его!

Кто покаялся, – сказал Мухаммед, – тот прощён! Я пришёл не

казнить курайшей, а открыть им дорогу в новую веру!

И вдруг... Хинда, жена Абу-Суфьяна, предстала перед ним:

"Да, я Хинда, – сказала, – можешь меня казнить за Хамзу! Но

и ты убил в Бадре моих детей, которых я родила и вырастила!

Простим друг друга за прошлое!"

"Знаю, что приняла ислам, – ответил Мухаммед, – не смею

потому тебя преследовать, ибо ты отныне Божий человек!"

Джебраил был явлен Мухаммеду с новым повелением от Бога,

слышали мекканцы:

Даровали Мы тебе, Мухаммед, явную победу, и Я простил тебе, что из твоих грехов предшествовало и что было позже.

– Но какие грехи у меня, о Боже?– Сам о том знаешь!

Так и не узнал – ни тогда, ни потом. Впрочем, что-то всегда, постоянно беспокоило: Так ли я слышу Его?

– Вот-вот!

Не ошибиться б!..

Аллах – Он Бог Единый, Творец всех Писаний, и потому не может Он... нет, мысль важная, тревожащая, трудно уловимая недодумывалась никак, улетучивалась, возникая снова: Но можешь ли Ты, о Боже правый, высказывать то, что я, раб Твой ничтожный, до конца не разумею? (а в глубинах глубин лишь дуновение мысли: не приемлю!). Нет, – поспешил оправдаться, – то не ропот, то – согласие, смею ли? Но тут же следом невольно продолжилось: да-да, согласие несогласия! Каюсь! В том не вина моя, в том... О Боже, как разобраться в тексте, исчёркан, местами стёрт, что-то важное кроется, прячется в этом согласии несогласия, впечатление такое, что тот, кто вяжет фразы (так в свитке! – Ч.Г.), и хочет, чтоб прочиталось написанное, и явно противится обнаружить сокровенное; такая вот странная, прямо-таки загадочная стилистика*.

______________

* Домыслилось (логика + интуиция?) после завершения перевода со среднетюркского свитков и – забегая вперёд, скажу – сур Корана. Отталкивался от фразы, приведённой в свитке: Аллах – Он Бог Единый, Творец всех Писаний, и потому не может Он... Но что? А вот что: не может Он высказывать мысли, которые хоть в малой степени противоречат нормам нравственности, морали, образу жизни на все времена, и для Него не существуют заповеди к случаю, для временного пользования! А если Он всё же, судя по Писаниям, в том числе составленному Корану – не забудем, что это делали люди, – высказывает таковое, то это не что иное, как приписанное Ему людьми, пророками, включая и Мухаммеда, которые, очевидно, не сумели адекватно расшифровать, озвучить на своих родных языках Его символы и знаки, зачастую или порой шли по пути очевидному, разумели в пределах своего известного, связанного с их временем, традициями, обычаями, им знакомыми, ибо так было легче понять явленное. И Мухаммед в озарении, вдруг вспыхнувшем в нём, кается, что мог не так Его понять, Всемудрого и Всезнающего.

...И чтобы милостью Своей Я одарил тебя, повёл прямым путём, помог великой помощью. И да наказаны будут мушрики, лицемеры и лицемерки, думающие о Едином Боге думами зла: против них – поворот зла. Воистину тот, кто присягает, – присягает Богу. Рука Его – над их руками. А кто нарушит – разве тот против Меня? Нет – против себя!

...Лишь Фатима одна у меня осталась! (И года не пройдёт

после смерти Мухаммеда, как умрёт и она.)

– Спросите у Зейда, сколько я совершил походов, – он вам

ответит, и не надо переспрашивать меня, точен ли он.

– Уже спросили.

– И что он ответил?

– "Девятнадцать: в семнадцати я был вместе с ним, а в двух

походах – каких, не уточнил – Мухаммед был без меня".

– Но это – потом, я ещё не начал ни одного!

...Вдохновлённый успехами, Мухаммед отправил в Сирию три

тысячи воинов, не ведая о том, что там солдаты императора

Ираклия, их сто тысяч, только что изгнали персов, которые

туда вторглись, – первое сражение с византийцами и первое

поражение. Вскоре второй поход в Сирию – в летний зной, и

новая неудача: не помогли ни увещания, ни угрозы, что зной

ада будет жечь сильнее. И бедуины подвели, разбрелись по

кочевьям. Вернулся хворый, и в том году паломничество в

Мекку возглавил Абу-Бакр. "И проповедь, – сказал

Абу-Бакру, – прочтёшь!" Айша уговорила не поручать это

отцу: суры так сильно на него действовали, что, заслышав

их, Абу-Бакр не мог сдержать слёз. Тогда Мухаммед велел Али

прочитать их. В те же дни явлено было: О посланник! Что

тебе низведено от твоего Бога, передай, пусть поведает он,

через Али!* А если ты этого не сделаешь, то как иначе

передашь Его послания? Бог защитит тебя от людей!

______________

* Сунниты сказывают, что ссылка в Коране на Али – позднейшая шиитская добавка, хотя и в ранних списках подобный аят значился.

И тут Абу-Бакр сказал Мухаммеду: в Мекке стычка между

племенами мусульманскими, пролилась кровь!

– И что же ты?

– Взял огонь от священного очага, положил меж живыми и

мёртвыми и прекратил рознь! – ...Да, завершил походы,

изведал поражения и победы, но знаешь, о чём я умолчал? Эта

боль всегда при мне и не избыть её: изгнание из мечети!

(109) Ибн Гасан: Пусть запасётся читатель терпением, ибо мною руководит стремление ничего не утаить: "Пророк, – рассказывает Айша, – однажды явился домой расстроенный. Сколько ни допытывалась, не сказал о причине. Лишь спустя неделю признался: "Айша, случилось невероятное! Меня прогнали из мечети! Нож мне в спину вонзили набожные невежды!" Это случилось в канун смерти. Но о том... – не успелось о том сказаться, как в свитке – хотите верьте, хотите нет! – взволнованный голос раздался, и носитель его, обладающий говорящим каламом, опустим эпитеты из пиитических сочинений, попытался вырваться из комментария, куда был загнан, точно в ловушку. Заглянем туда, в кем-то названный нижним этаж текста, дабы...*

______________

* ...и он – продолжено в свитке, – человек с взрывчатым темпераментом, возжелал, по всей вероятности, не столько начать новую страницу, оказавшись на воле и предоставленный самому себе, сколько разъяснить дразнящее правоверного недоразумение о неслыханном святотатстве. Сказать такое о пророке: Изгнание из мечети! И тем самым размотав словесный клубок... – хотя, вторгнувшись в старый текст, он его ещё более запутал.

110. Очищение

– Вот что скажу, Абу-Бакр, вернее, повторю, что мне явилось. Те, которые придут после нас, а может, и те, которые придут после-после, будут лучше нас, а далее... – Помолчал. Абу-Бакр терпеливо ждал. И вдруг взгляд Мухаммеда стал жёстче: А далее явятся те, которые станут давать обеты, но не исполнять, множесто расплодится тучных, сытых. Искушением моей общины будет жажда власти и богатств! Но ничто и никто вам не грозит, защищены рядами выстроившихся ангелов, пока жив посланник Бога!

– И даже... – Абу-Бакр сделал паузу: недавно в общине Мухаммед, и повода не было, стал рассказывать об... Антихристе, да, это слово произнёс, а не привычное аль-Масих ад-Даджжаль, или Лжемессия: что будет сеять зло; поразит людей засуха, рассыплются в прах скот и дома; самых красивых юношей сразит мечом, дабы род человеческий прервался, каждый в расцвете сил будет разрублен на две части, которые разлетятся друг от друга на расстояние полёта стрелы; не останется на земле ни одного человека, имеющего в сердце благо или веру хотя б с пылинку, которого ветер не унесёт, и спрятаться никому даже внутри горы не удастся – и туда проникнет ветер. И наихудшие останутся, не признающие ни доброго, ни дурного.

– Ты имеешь в виду Антихриста? Увы, Абу-Бакр, с ним, – ответил Мухаммед, – не справится никто, ибо явится после меня, и продлится его царство не сорок дней, как я говорил в умме – общине, а все сорок лет! И знаешь, кто спасёт мир от него?

– Очевидно, Аллах?

– Да, Он Всевластен надо всем, но кого Он пошлёт погубить Антихриста?

– Не тебя ли?

– Нет, не меня, я простой смертный, сила моя – пока я жив.

– Но не ты ли рассказывал, что слышал, как люди, оказавшиеся меж раем и адом, когда солнце приблизилось к ним и нещадно жгло, взмолились к первому пророку Адаму, чтоб заступился за них пред Богом? Адам сказал: Бог на меня разгневан, что некогда ослушался Его, – сам я, сам я нуждаюсь в Его защите: просите Нуха! Молвил Нух: Бог на меня разгневан, заступался пред Ним за жену и сына, – сам я, сам я в Его защите нуждаюсь: просите Ибрагима! Горестно вздохнул Ибрагим: Бог на меня разгневан, ибо трижды я солгал, – сам я, сам я нуждаюсь в Его защите: просите Мусу! Муса покачал головой: Нет, – сказал, как могу заступиться за вас, когда я убил человека и когда на миг шевельнулось в душе моей сомнение в обещанной Богом земле обетованной, – сам я, сам я нуждаюсь в Его защите: просите Ису! Молвили: О Иса ибн Марйам! Ты Слово Его, дух от Него, заступись за нас! Сказал Иса: Бог сегодня на меня разгневался, как не гневался никогда прежде и не будет гневаться никогда впредь, ибо...но умолчал, за какие его грехи разгневался на него Бог, это осталось тайной. – Сам я нуждаюсь в Его защите: просите Мухаммеда! Сказали: но Мухаммед пребывает на земле, он не слышит нас!

– Ну вот, ты сам себе ответил! Он не пошлёт на схватку с Антихристом ни Адама, ни Нуха, ни праотца Ибрагима, ни Мусу, ни меня. Да разве сравнится с явлением Антихриста просьба ожидающих участи своей меж раем и адом? Знай: не будет ничего более значительного во времени между сотворением Адама и наступлением часа Судного, когда дети сделаются седыми, чем появление Антихриста.

– Но если так, кто ж справится с Антихристом? Может... – Абу-Бакра вдруг осенило: – Неужто пророк Иса?

– Да, Бог именно пророка Ису пошлёт, чтоб победил!

– Так христиане правы?!

– Воистину Иса ибн Марйам волею Бога возложит руки на крылья двух ангелов, опустится на землю у белого минарета в восточной части Дамаска в одежде, окрашенной в шафранный цвет. И каждый неверный, ощутив его дыхание, которое распространится на сколько хватит глаз, тотчас умрёт. Всего лишь взглядом Иса убьёт Антихриста. Но после семи дней земля снова расплодит лицемеров и неверных, бросаться будут при виде богатства друг на друга подобно диким зверям, возбуждаться при виде женщин подобно ослам. Будут праведные уходить один за другим, останутся подобные плевелам ячменным или отросточку от финика. Наихудших будет девятьсот девяносто девять из каждой тысячи. Живой, проходя мимо могилы, скажет: "О, если б оказаться мне в этой могиле!" Средь мусульман будут такие, кто, выдавая себя за правоверного, возжелает построить мечеть. Но не из-за почитания Бога, а ради собственной выгоды, из соперничества, кто кого затмит богатством, это – лицемерие и неверие. Не стой никогда в подобной мечети, ибо она – постройка на краю осыпающегося берега. И с ними сокрушится мечеть в огнь геенны. Лишь мечеть, возведённая из богопоклонения, на любви к Богу основанная, достойна, чтоб в ней стояли. – И выстроились те, кому открыты врата мечети:

кающиеся,

поклоняющиеся,

прославляющие,

странствующие,

кланяющиеся,

очищающиеся,

падающие ниц,

приказывающие добро,

удерживающие от зла,

охраняющие заповеданное – только это, ничего более: так обрадуй верующих!

(110) Так в тексте. – Ибн Гасан.

111. Рухнувшая мечеть*

______________

* Стёрто, но можно прочесть: (версия первая). Свиток, как выявилось по мере погружения в текст, первоначально состоял из трёх частей, точнее – трёх версий, и каждая составляла законченную историю.

(111) Судя по расположению текста с отступом, можно предположить, что это – земная часть Небесной книги и помещена после встречи с Мусой; по содержанию свиток связан с изгнанием Мухаммеда, но не в хиджранском смысле, а... из мечети!

– ...Я, я, Мухаммед, – шумел, – и есть телохранитель

Мухаммеда!

– Сам себя охраняешь?

– Вы что же, не узнаёте меня?!

– Много Мухаммедов стало с тех пор, как был объявлен Богом

пророк с редким именем, почитаемый нами.

– Но я... – и тут кто-то узнал его:

– Это ж младший сын Абу-Бакра, вырос как, не узнаешь!

– Да, я телохранитель пророка!

– Что с того? – бросил бедуин, пригнавший пару овец на

йатрибский базар, и они вздрагивали от резких голосов

кричавших. – Что сказать хочешь, смущая покупателей?.

– Чтоб знали! – Круглое большое лицо, волосы курчавые,

глаза из-под густых бровей точно совиные, круглые, всегда

удивление в них, будто диковинное видит.

– Откуда прибыл к нам и с какою целью?

– Из Хейме прибыл!

– Но где твой шатёр?

(112) В свитке обыгрывается слово "хейме", означающее "шатёр".

– Сгинуло поселение, а с ним и обитатели его!

– За что им такое наказание?

– Потому что изгнали пророка! Вошёл он в только что

сооружённую мечеть без меня, повелел оставить его одного,

дабы послушал, о чём говорят. Потом смотрю, когда солнце

чуть с зенита сошло, выходит Мухаммед, а следом: Вон

отсюда! – ему кричат. Лица на нём не было, бледный, руки

трясутся, подхватил его на руки и понёс. Вдруг стал тяжёлый.

"Уложи меня на землю", – говорит мне. Я постелил плащ, он

лёг, встал над ним, прикрывая телом солнечные лучи, чтобы

тень ему, будто я пальма

средь пустыни, создать, и вдруг он: "Не стой, – говорит

мне, – эй, Абу-Бакр, – не моё имя называет! – в подобной

мечети никогда!" Говорю: "Я не Абу-Бакр, я сын его!"

Не слышит. "С виду, – говорит мне, – мечеть, а нутро – дом

дьявола, сотворённого из дыма и огня!" И что же с той

мечетью? – спросите вы меня. Не успел Мухаммед произнести

проклятие, как над мечетью собрались тучи, молния сверкнула,

я пал, прикрыв телом Мухаммеда. Гроза прошла, смотрю

ровная пустыня, нет мечети, рухнула она!

(113) Свиток обрывается. Породил множество толкований. Был даже учёный [Ибн Гасан называл его мой тёзка, известен как Ибн Гасан-2], который нашёл продолжение*, но со ссылкой не на телохранителя, а на Шюкраллу:

______________

* Это был, как о том сказано выше, самостоятельный свиток с тем же названием – стёрто, но читается: Рухнувшая мечеть (версия вторая).

Пророк с отчаянием, растерянный, говорил Айше, когда та

спросила: "Отчего огорчён, о пророк, ведь вышел из дому в

добром расположении духа?"

А в добром потому, что Айша рассказала, как в сон её

явилась мама Мухаммеда. И он всю дорогу думал об удаче, что

выпала на долю с первой и последней женой, – Хадиджа и Айша

для него отчего-то, сам не объяснит, как первая и последняя

жёны. Мухаммед удивился совпадению снов: некогда

Амина-хатун приснилась и Хадидже. Но та знала его маму,

"помню, – говорила Хадиджа, – её густые чёрные волосы, а

тут вся голова белая-белая, поседела, но глаза молодые".

Айша – нет.

"Как же ты могла её видеть во сне? – спросил у Айши. – Она

умерла, ты ещё не родилась!"

"Она меня узнала: "Ты Айша, жена моего сына", – сказала. И я

сразу поняла, что она – твоя мама. Тут ты появляешься, идём

по Йатрибу, она говорит тебе: "Сын мой, у Айши нежные щёки,

а у тебя такая колючая, жёсткая борода, и ты больно

колешься, когда целуешь жену!" Хочу возразить, "Мне

приятно!" сказать, но не смею её прервать".

...Шёл к ученикам...Вдруг слышу Джебраила: Ученики твои

подождут, эй, Мухаммед! Встань и направь свои стопы в новую

мечеть, что в Хейме! Поспеши, и да услышишь, о чём говорят

там, ссылаясь на тебя! Как рьяны и неистовы проповедники в

невежестве своём, будто не боятся ада и не желают рая, как

искажают они смысл и дух слов, в тебя вложенных Аллахом!

"Но меня могут узнать!"

Скройся, чтоб не признали!

...Некий, выдававший себя за мусульманина, выступал с

проповедью, и... – ни слова я не понимал, какой-то чужой,

другой, неведомый мне был язык. Выступая, то переводил дух,

и тогда казалось, переживает сказанное. В очаровании

услышанным забылось предостережение Джебраила, такое было

впечатление от непонимания слышанного, что ах как жаль, не

знаю, о чём речь! Много полезного и умного слышится в

незнакомых словах. И так умело держит внимание собравшихся

в мечети, что, даже не зная, о чем проповедь, невольно

вовлекаешься, втягиваешься в ход его размышлений, и тебе

уже кажется, что понимаешь, всё тебе ясно. Изредка и, как

мне думалось, с почтением называл он порой моё имя, но

часто – Аллаха. Не выдержав, спросил у соседа: "На каком

языке он говорит?" Тот удивлённо глянул на меня: "Как на

каком?! На арабском!" Но... – вдруг кто-то на ухо: Не спорь

и поймёшь! И тут же речь перестала быть неведомой, и, как

только уловил, о чём говорит, такая нелепица обнажилась в

прежде неведомых и оттого казавшихся мудрыми словах, что я

обомлел: "Не слушайтесь, говорил, учёных мужей, не нужны

нам их знания, ибо в знаниях – грех, наказание от Аллаха

страшное, если внемлем призыву постигать знания. Так

учит нас пророк Мухаммед!"

"Неправда!" – выкрикнул я с места.

"Кто сей наглец, меня прервавший?!"

"Не говорил так Мухаммед, ибо..." – но сдержался, чтобы не

сказать: Ибо я сам Мухаммед! Народ зашумел. "Со знанием

человек не лучше ли того, кто лишён знания? И разве

сравняются те, которые знают, с теми, которые не знают?

"Стремитесь, говорил Мухаммед, получать знания, начиная с

колыбели и до могилы", и мне довелось это слышать из его

уст!"

"Как мог ты его услышать, лжец, когда Мухаммед давно

умер?!" Но вот он я, Мухаммед! – хотел сказать, сдержался:

"Не противна, – продолжил я, – вера знаниям! О том слова

Мухаммеда в записанных сурах!"

"Кто их записал?! Вроде тебя выдумщики!"

"Знаете ли вы... – Но меня прервали: "Шайтанские это

листки, сатанинские строки!" Но я успел изречь, пока тот

завершал сказанное, стараясь перекричать меня, что "мы

уничтожаем эти листки!" – Знаете, сколько слов в Коране?

Затихли на миг. – Семьдесять восемь тысяч

сто тридцать три слова в Коране!"

"Что с того?"

"А то, что семьсот восемьдесят слов из них, или одно из

каждых ста – это слово "знание".

И тут произошло чудо: цифры белокрылыми голубями

разлетелись по мечети: Глядите да не усомнитесь!

Увы, птиц видел лишь я! Двое из толпы, точно услыхав

повеление шайтана, схватили меня. В глазах их, будто лично

были оскорблены, светился гнев. "Не смеете, – крикнул,

гнать верующего из Божьего дома!"

"Но приходящий сюда тоже не смеет оспаривать меня! Ибо

преданным мечети правоверным говорю".

"... которых призываешь быть невеждами!"

"Лучше один незнающий, но покорный воле Аллаха, чем сто

таких, как ты, дерзких знатоков!"

"Ибо незнающих легко превратить в стадо баранов!"

"Я говорю от имени и именем Мухаммеда!"

"Не творите из пророка идола! Истинно лишь "Во имя

Аллаха, Милостивого и Милосердного!""

"Мухаммеда отрицаешь?!" – проповедник что-то ещё говорил,

но речь вдруг снова непонятной стала, язык чужеродный,

ужасающий. Меня потащили из мечети. Толпа гудела, заглушая

мой голос. На губах кричавших выступила пена, требовали,

руками размахивая и указывая на выход, моего изгнания;

вскоре ни толпа себя не слышала, ни я не слышал себя, как

во сне порой случается, но чувствовал, что силой защищён

неведомой. И бросил в толпу, готовую растерзать меня: "Вы

изгоняете человека, который даже в сей миг общается с

пророком Мухаммедом! – Продолжал говорить, за воротами

мечети оказавшись: – Аллах поднимает весомость тех, кто

обладает знанием!" Мне казалось, слова через забор

перелетают, будто стрелы, из лука выпущенные. И мечеть

шаталась от слов моих, рухнула.

И вдруг...я оказался в пределах чужой земли, и сердце

моё, точно горячее солнце над выжженной пустыней, проникшее

в меня, стало изнутри жечь, и я чувствовал, как иссушается

тело моё, превращаясь в великое сухое ничто. А может, и

точно нет меня в живых... – лишь кожа истончившаяся, сквозь

которую, разорвав её, вышло в зенит солнце, не различишь на

земле, где я и где на мой похожий след на песке, точно тень

от холма, чьи тёмные линии изгиба и есть то, что от меня

осталось.

О чём ты? Но ведь твой дух!

Мой дух, покуда живы, витать над вами будет, неистребимый,

невесомый, меж мирами с легкостью летающий, как птица...

усилий не затратив, воспарила, небесное пространство

поперёк окна острым прочертив крылом и оцарапав стекло,

промчалась.

(114) В скобках: Превыше богобоязненности любовь. Спор с Мухаммедом в одной из новых мечетей, который мог завершиться, ибо был острым, изгнанием. Но никто никого не изгонял, ибо известно: когда спорят знающие – обе стороны правы *.

______________

* Очевидно, все тексты имели общее название Рухнувшая мечеть, но различались версиями – здесь после заголовка следовало: (версия третья).

– Ты не сказал о богобоязни!

– Что любви она превыше?

– Но ведь её превыше не любовь!

– Превыше! Ибо сказано: Отдай себя Богу с любовью, отдай

себя любви, тогда постигнешь Его, Всещедрого. Любовь поможет

путь преодолеть к Нему!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю