Текст книги "Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина"

Автор книги: Чингиз Гусейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Гусейнов Чингиз
Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

Чингиз Гусейнов

Не дать воде пролиться

из опрокинутого кувшина

Кораническое повествование

о пророке Мухаммеде

Кораническое повествование о пророке Мухаммеде известного писателя Чингиза Гусейнова, автора ряда произведений, изданных на многих языках мира, посвящено исламу, его взаимодействии с другими авраамическими цивилизациями – иудаизмом и христианством.

Всей логикой светский по своему характеру романа-исследования автор выступает как против тех, кто, не желая видеть гуманистической направленности ислама, связывает с ним ужас сегодняшего терроризма, так и против тех, кто творит именем ислама чудовищные бесчинства, искажая его подлинный дух.

Замыслу подчинена трёхчастная композиция произведения.

Пророк, или Явление Книги – жизнь Мухаммеда до первых пророческих годов в Мекке, полных трудностей и драматизма.

Небошествие – впервые предпринятое обстоятельное описание чудодейственного перенесения Мухаммеда из Мекки в Иерусалим (исра) и восхождения на семь небес (мирадж), где он, прежде чем предстать перед престолом Бога, встречается с пророками – Адамом, Ноем-Нухом, Авраамом-Ибрагимом, Моисеем-Мусой и Иисусом-Исой.

Потайное дно – попытка выстроить и рассмотреть суры Корана в хронологической последовательности, по мере ниспослания их Всевышним.

Оглавление:

Вступление ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОРОК, или ЯВЛЕНИЕ КНИГИ

1. Свиток, открывающий Книгу 2. Небесная твердь 3. Земные тропы 4. Год Слона 5. Семижды семь колен 6. Отблеск облаков кровавый 7. Красноречие повествователя 8. Полное вымя верблюдицы 9. Татуировка 10. Гадательные стрелы 11. Весомость истины 12. Махабба 13. И ты, как верблюжонок дикий 14. Век человеческий 15. Узлом завязанный язык 16. Величие числа 17. Черчение на песке 18. Сокрытый знак 19. Царапина на груди 20. Стрелы, коршуна пером оперённые 21. Курсивное письмо сасанидов 22. Круговой кубок 23. Увлекла вас охота 24. Калам из тростника 25. Волшебство заклинания 26. Сон и его разгадка 27. Чёрный камень 28. Яблоко, разрезанное пополам 29. Скорбь новолуния 30. Излучающие весть 31. Запах толчёного тмина 32. Первое из троекратного 33. Второе из троекратного 34. Ночь могущества 35. Белизна листа слепящая 36. Книга ниспослана! 37. Горсть пепла 38. Огнь сводчатый, воспламенённый 39. Высвобождённый из скалы родник 40. Ибо в тяготе молитвы лёгкость есть 41. Награда неистощимая 42. Неслышный зов 43. О, утро! 44. Дары за откровения 45. Будущее, которое прошлое 46. Убить – что есть проще? 47. Розовошёрстные верблюды 48. Обретение искомого 49. Картина читаемая 50. Звезда пронизывающая 51. Краски полумесяца 52. Три ключа 53. И дом их – пустыня 54. Тьма неведения 55. Тюки слов 56. Запретные сроки 57. Кривизна судьбы 58. Но почему ты, Мухаммед? 59. Тёмное нутро сундука 60. Выводили вас мледенцами, достигается ваша зрелость

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕБОШЕСТВИЕ

61. След ангела молниеносный в звёздном небе 62. И предстали предо мной пророки 63. Небо первое 64. Звучащая глина 65. Разговор мужчин 66. Удержанный от падения кувшин 67. Небо второе 68. По вас Он о людях судил, о мои земляки, и ужаснулся! 69. Небо третье 70. Ледопламенный ангел 71. Иудейских разрез твоих глаз 72. Изгнание 73. Экономить папирус! 74. Конечные круги

Первый оазис: Прибыл гостем – стал хозяином

Второй оазис: Осеннее разлитие желчи 75. Схожесть несхожестей

Третий оазис: Нетерпение ожидания

Четвёртый оазис: Ожидание нетерпения 76. Молодость, обгоняющая старость

Пятый оазис: Пусть кинет камень!

Шестой оазис: И бросил якорь

Седьмой оазис: ...а поодаль холодный бьёт источник 77. С чего началось? (восьмой оазис) 78. Пятничный сбор (девятый оазис) 79. Нет принуждения в вере! (десятый оазис) 80. Нет, не удалось! (одиннадцатый оазис) 81. Да будем состязаться в добрых делах! (двенадцатый оазис) 82. Нити расползлись, и газель обезглавлена 83. И эхо задохнулось 84. Сиротством чувства обострённые 85. Небо четвёртое 86. Исчезнувшая могила 87. Ангел слёз 88. Небо пятое 89. Явленная тайна 90. И эхом: Не успеешь! 91. И снова эхом: Уж изгнан! 92. Расступившиеся облака 93. Чтоб к имени привыкнуть: Мухаммед 94. Словесный клубок 95. День различения 96. Всевышний разделил истину и ложь 97. Палач, облачённый в красное 98. Священная пятерица 99. Мимолётная жалость, или Гнев растаявший 100. Невыносима боль земных страстей 101. Срезаемые стебельки 102. Уползающий змеёй свиток 103. Разверзлись облака 104. Перо птицы Симург 105. Нежданно в небе клич 106. Небо шестое! 107. Как разнятся ваши помыслы! 108. Небо седьмое 109. Всепрощение побеждённых 110. Очищение 111. Рухнувшая мечеть 112. Доколе?! 113. Суметь постичь возникшие виденья 114. Сто тридцать три

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОТАЙНОЕ ДНО

Предпосланное Мекканские суры 1 (96). Сгусток 2 (74). Завернувшийся 3 (105). Слон 4 (106). Курайши 5 (108). Изобилие 6 (111). Пальмовые волокна 7 (112). Искренность 8 (113). Рассвет 9 (114). Люди 10 (2, 3). Предрешённое 11 (104). Хулитель 12 (107). Милостыня 13 (102). Страсть к приумножению 14 (92). Сокрывающая ночь 15 (94). Рассечение 16 (93). Утро 17 (80). Нахмурился 18 (97). Ночь могущества 19 (51). Рассеивающие 20 (68). Калам, или Письменная трость 21 (87). Высочайший 22 (95). Смоковница 23 (103). Предвечернее время 24 (90). Город 25 (73). Упорствующие 26 (85). Созвездия (Зодиака) 27 (101). Сокрушающее 28 (99). Землетрясение 29 (82). Раскалывание 30 (81). Свёртывание 31 (84). Разверзнется 32 (100). Мчащиеся 33 (77). Посылаемые 34 (78). Весть великая 35 (109). Неверные 36 (83). Обвешивающие 37 (88). Покрывающее 38 (15). ал-Хиджр 39 (89). Заря 40 (75). Воскресение 41 (86). Идущий ночью 42 (91). Солнце 43 (53). Звезда 44 (20). Та Ха, или Муса 45 (79). Вырывающие 46 (69). Неотвратимое 47 (36). Иса 48 (52). Гора 49 (56). Неизбежное 50 (1). Фатиха, или Сура молитвы 51 (70). Ступени 52 (55). Всемилостивый 53 (54). Луна 54 (37). Выстроившиеся (ангелы) 55 (50). Каф 56 (26). Поэты 57 (19). Марйам 58 (38). Сад 59 (72). Джинны 60 (67). Владычество 61 (23). Верующие 62 (32). Челобитие 63 (71). Нух 64 (76). Человек 65 (44). Дым 66 (36). Йа, Син 67 (43). Украшение 68 (21). Пророки 71 (17). ал-Исра, или Ночное путешествие 72 (18). Пещера 73 (41). Разъяснённое 77 (16). Пчёлы 86 (29). Паук 87 (42). Совет 88 (10). Йунус 91 (7). Преграда (между раем и адом) 92 (13). Гром 94 (6). Скот Мединские (Йатрибские) суры 98 (2). Месяц рамадан 104. (8) Добыча 105 (47). Мухаммед 106 (3). Семейство Имрана 107 (3). Бадр 111 (4). Женщины 113 (4). Финиковая плева 114 (4). Благословение 120 (58). Пререкающаяся 130 (9). Покаяние 131 (5). Трапеза 132 (5). Печаль 133 (5). Завершение 354-360

Вступление

Не для каждого, увы, чтение подобных сочинений, тем более читателя сегодняшнего, извини меня, но это так, – моды пошли иные, но не всё ведь убегать во внешний мир, гнаться за текущим, придёт время, когда уходить будет некуда, кроме как в самого себя. Впрочем, даже я сам порой спотыкаюсь, продираясь сквозь заросли слов, имеющих как будто в отдельности смысл, а в сцеплении становящихся, зачастую независимо от тебя, запутанными, головоломными.

Для себя создавалось повествование. Чтобы услышанное во мне, ниспосылаемое неведомо откуда и порой не могущее быть ни понято, ни понятно, обрело подобие ясности, которой как не было изначально, так нет и теперь. Будто кто меня вынудил: Сядь! Возьми в руки перо! Не думай, что лист, который пред тобой и пока сохраняет белизну, не заполнен письменами. Сумей вчитаться в сокрытое!

А свитки, обретённые мной в долгом пути, испещрены вязью из букв и слов, не поймёшь, где начало, где конец, ветхие и в обрывках, это как чтение начертанного на песке, а тут ещё надписи на глиняных плитках, разве не интересно воочию представить, как деревянным резцом сначала выводится строка на них, затем обжигается в печи? на воловьей или телячьей коже, лопаточной кости верблюда, какая была значимость слова!.. резцом железным с оловом на камне начертанные, запечатлённые каламом на папирусе. И вдруг хаос дорог обрёл завершённость, логика прожитого высветилась, и надо лишь язык таинственных символов перевести на язык то ли веры, к которой долго шёл, то ли согласия с самим собой, которое наконец-то обретено, и ты, завершив труд, облегчённо вздыхаешь: Только так и должно было быть, никак иначе!

Тут придётся назвать множество мест на земле, где у меня, точно я автор, а не всего лишь переводчик свитков и сур с огузских свитков, который, не лишённый, увы, тщеславия, иногда позволяет себе дерзость выступить в заманчивой роли повествователя, возникали подсказки или озарения, основанные на знании + неумолимой логике + интуиции*:

______________

* По исламу, интуиция – часть науки толкования Корана и даруется тому, кто, действуя на основании знания, обретает её через труд и подвижничество.

это Баку, где в угловом доме на Старой Почтовой улице, в комнате с ангелами на потолке, нарисованными масляной краской, мне выпало счастье родиться. Слышу голос бабушки моей – как тут не вспомнить мне её, мудрейшую Наргиз Алекбер кызы, которая, да будет благосклонен к ней Бог, так и не сумела научить внука (а как она старалась!) аятам Корана и чтоб запомнил имена двенадцати шиитских имамов, а главное – чтоб ничего в жизни не предпринимал, прежде не произнеся: Бисмилла', или Во имя Аллаха!

это Стамбул, глядящий красотами мечетей на Европу и обращённый великолепием садов к Азии. Недоумевали единоверцы: Повествование о Мухаммеде?! А не является ли, – нападали на меня, – наша с вами вера, изначально, может, и замечательная, кто спорит? но помехой на пути к общечеловеческому? Но чем более я их убеждал – а они перечисляли и то, и другое, и третье, что столь рьяно насаждают ортодоксы и фанатики на удивление Самому Аллаху, Который, увы, устал вмешиваться в дела людские: Доколе?!

А я уже в Медине, где покоится прах Мухаммеда, прежде – в Мекке, где он родился, и мне близка дата его рождения: двадцатое апреля, или девятое число месяца раби-авваль, которую вычислил египетский богослов аль-Худари, да будет доволен им Аллах, в книге Свет истины... – о, пески Аравийской пустыни, желтые, белые, серые, даже красные, зыбучие и сыпучие!.. ощущаешь на лице их жар, горят от сухости глаза, но вот подул ветер, приведший пески в движение, вскоре наступает жёлтая мутная мгла, небо сплошь затянуто, солнце – бледное пятно, в кожу въедаются всепроникающие песчинки, хрустят на зубах... – не уберечься! самум! гонимый ветром, я вдруг очутился на улочке, где увидел незаметный приземистый домик: не здесь ли у своей сестры, преследуемый земляками и дабы спастись от убийц, Мухаммед услышал громовой голос ангела Джебраила:

Эй, Мухаммед!..

Пророк вздрогнул, кувшин, полный воды, который он пригнул, чтоб совершить омовение, выпал из рук, – ангел повелел ему, прежде чем пуститься в спасительное бегство, перелететь на легендарном коне Бурак, или Молния, из Мекки в священный град Йерушалайм, оттуда взойти на семь небес, встретиться с пророками и предстать перед Троном Бога. Это длилось всего лишь миг, и Мухаммед, воротясь из небошествия, успел удержать выпавший у него из рук кувшин – отсюда и заголовок всего повествования: Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина.

И ещё города – Нью-Йорк,. Иерусалим... И до слуха моего донеслось, оглушив меня: Джихад! Джихад!..

Постойте! – крикнул самоубийцам, которым казалось, что, убив себя, погубив ни в чём не повинных, попадут в рай.

Нет, попадёте не в рай, обманутые своими вождями-дьяволами, а в ад! в пекло! в геенну огненную! А что до джихада... – я до хрипоты и жжения в горле вопил, но кто мне внимал в гаме и стоне? И слова пророка звучали в моём голосе:

И да не будут ваши уши глухи к тому, что я скажу!

Три вида джихада есть: малый – война в защиту! но если напали! если изгоняют тебя из твоего дома! Средний – это бесстрашно говорить правду вождю, ничего не утаивая! ибо не любит вождь, когда говорят ему правду, может тебя погубить! Но есть, есть джихад большой! война постоянная! великая война! не прекращается ни на миг! внутри тебя война, во всём твоём существе между дьявольским, шайтаньим, сатанинским в тебе и божественным в тебе!

И эхо волн, переводящих знаки в слова, чутко ловили антенные вершины сосен в Переделкине, устремлённые высоко вверх, в самое небо, в окружении которых, олицетворяющих несгибаемость, подвигающих к творческому уединению, есть дом, где я... – но о том уже было, и посему:

Иншалла'! Да будет на то воля Всевышнего Аллаха!

А начало начал всех молитв – семь славных строк коранической суры Фатиха:

Бисмиллахи-рахмани-рахим – Bo имя Aллaxa, Милocтивoгo, Милocepдного!

Xвaлa Емy, Богу миpoв,

Всемилocтивoмy, Милocepднейшему,

Вершителю дня Сyдного!

Teбe мы пoклoняeмcя, взывая о пoмoщи!

Beди нac пo дopoгe пpямoй,

пo дopoгe тex, кoтopыx Ты милостью своей облагoдeтeльcтвoвaл,

а нe тex, кoтopыe пoд гнeвoм Твоим, и нe зaблyдшиx.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОРОК, или ЯВЛЕНИЕ КНИГИ

Поэтическая хроника пророческих свидетельств избранного Богом, но преследуемого людьми Мухаммеда, чьё имя – да не померкнет оно в веках! означает Достойный Восхваления.

1. Свиток, открывающий Книгу

И да будет Богом,

Доставляющим радость творчества,

дозволено мне, верующему в сокрытое и тайное, завершить повествование,

хотя, не успев начаться,

разве оно уже не завершилось с помощью Того, Кто

Вычисляет судьбы?

2. Небесная твердь

– ... Да, много у меня было отцов, и первый... – Мухаммед умолк. Вид мироздания с неба, захватывающий поначалу дух, стал привычен: под ногами ощущаешь опору. Но отчего пауза? – Теперь и не вспомню, кто поведал о сказанном матерью.

– Забыть такое!

– Так ли важно, кто сказал? – Внеся смятение в юную душу!

Под ногами заколебалась небесная твердь: о ком он? Смутно помнит плачущую мать. Однажды увидел, как тонкие её губы дрогнули, беззвучно потекли слёзы по смуглым щекам – ей было обидно, а за что, теперь уже никогда он не узнает. И не понять, как уживаются кровная привязанность и зависть, переходящая во вражду. Но память вытесняет горестное: мать уже весела, глаза, вымытые слезою, поблескивают, она перебирает, соединяя и напевно произнося буквы арабские в разных сочетаниях, – только что были Алиф, Лям и Мим, но уже добавлен к Алифу Джим, а к Ляму Нун, и вяжется тайнопись. Отчего-то всё чаще возникают рядом, порой сливаясь с материнским, иные женские лики – светлые, как крупные звезды, которые сияют на ночном небе. Что-то привиделось матери? Солнце ли, собрав всю мощь, неподвижно застыло в тот день над песчаными холмами? Блеск его величия был столь ярок, что слепящий свет разлился в мире. Невесомая яркость казалась ощутимой, скользя, словно в руках переливающийся шёлк. На пороге девичества, когда ещё подросток, но уже пробуждается женское и лик озаряется загадочным светом, у будущей матери Мухаммеда Амины-хатун*, да благословит и приветствует Бог их обоих, Мать и Дитя, потрясение было, что можно родить, не будучи замужем. Непорочно. Слово, от которого замирает сердце. Что такое прежде случалось. И не раз! Но у особо отмеченных! Ни к кому не всходивши на ложе... – это про какую-то богиню.

______________

* Хатун – слово тюркское, означает высокопоставленная госпожа. Прибавленное к имени арабки Амины, особы-де невлиятельной (что спорно, если учесть, кого она родила), может вызвать у арабов неприятие: мол, надуманная прибавка хатун противоречит исторической правде. Согласятся с ними и персы, причисляющие себя к началам Света (отсюда их представление об Иране как о царстве Света), зачастую выступают антагонистами арабского, но главным образом – тюркского мира, олицетворяющего якобы Тьму (отсюда толкование персами Турана как царства Тьмы). Но при этом персы одарили Фатиму, дочь Мухаммеда и жену Али, Наивысшего из Наивысших, именно титулом хатун, называют её не иначе как Хатуни-Дженнет, или Райская Госпожа. Наличие слова хатун естественно в свитке, чей язык среднетюркский, или ortag turk, в основе которого – язык огузов, и потому словосочетание Амина-хатун оставлено без изменений.

А ты сама?! – Сначала вопрос, а потом восклицание, точно игла, чтобы зашить мысль?

Явление матери было!

Явственно услышала прозвучавший в ночи неземной голос?

... Как-то ночью в нестерпимую жару, когда Амина-хатун была одна и легла спать, изнывая от жажды, то ли во сне иль наяву услышала шёпот, но прогрохотало в ушах, точно гром: – Ты беременна! – Нет, – возразила тотчас, не смея открыть глаза, – я бы знала! – Знает Он! – Кто? Шёпот был настойчив:

– Не тревожься! Ты беременна сыном – любимцем Бога! – Но... – Не перечь! – Кто смеет... – загорелась в ней бедуинская кровь.

– Молчи! – перебил. – И слушай, что говорят тебе! – Замерла от страха. – Отныне ты носишь в себе лучшее создание всех миров!

Открыла глаза и чуть не ослепла от света – солнце, собрав в пучок, будто женщина – волосы, свои лучи, устремило всю их яркость на неё. Тут же откуда ни возьмись – может, прежде, чем был услышан голос? красивый белый голубь. Он крылышком коснулся её жаркого тела. Не спеша и нежно погладил бедро. И она испытала неизведанное доселе наслаждение. Высохли губы. Горело нутро. Очень захотелось пить. И вдруг в руке у неё кто ж преподнёс? – медная чаша с шербетом. Напиток был ледяной. Белее молока и слаще мёда. Осушила до дна и, обессиленная, счастливая, откинулась на подушку. – Сохрани эту тайну в себе, – был шёпот, и гулко застучало в груди. – И когда родишь, – наказывал голос, – промолви вслух: "Поручаю сына покровительству Единого и Всесильного!"

Повторила, чтобы запомнить. Но испугалась и забыла. А утром вспомнила и проснулась. И да защитит Он, – тут же прошептала услышанное, – сына от козней завистников, глумления недругов и вероломства врагов! И чтоб сына нарекла... – вспомнила, что было названо новое, доселе никому не известное имя: Мухаммедом назовёшь! – Что за имя? – с дрожью в голосе спросила. Прежде не слышала! – Мухаммед, или Прославляемый. Красиво и с очевидной таинственностью сказанное! Про множество отцов? Но в твоих устах красивое чудодейственно обрело реальные черты, и тропа небесной таинственности... – тотчас перебил (но кто кого?):

Не точнее ли сказать: небесная тропа таинственности?

А проще – небесная тропа.

Еле улавливаемая под ногами?

И она, эта небесная тропа*,

______________

* Структура текста, отражающая как бы спуск с неба, сохранена по оригиналу.

незаметно и плавно

опустилась на зелёные склоны гор,

и, заглянув

как же пройти мимо, не остановиться пред пещерой?

даже вошёл в неё, где в уединении проводил дни и ночи,

и столько всего здесь передумано!..

И зашагал, твёрдо ступая, по неровной,

извилистой

земной тропе, спускаясь в сумрак ущелья,

и она вывела,

преодолев трудный подъём, на гребень горной гряды,

откуда в предутренней дымке

открылся взору Мухаммеда родной город Мекка.

И так впредь!

3. Развёрнут свиток, чьи строки – точно Земные тропы, так и назван он, исписанный крепкими чёрными чернилами.

Дабы уберечь записи?

Свиток манит чтеца, от взгляда текст оживает, ибо кому нужен, если не согрет вниманием?

Но если ты зряч и не залиты глаза чёрной водой.

И грамоте если обучен!

Когда от соединения букв образуются слова?

И каждый раз изумлённо произносишь, очарованный звучанием слов.

И постиг тайночтение?

Но и не покинуло уразумение видимого и невидимого!

Ну да, кто станет омрачать сомнением то, что произошло? Был зачавший тебя отец Абдулла, или Раб Аллаха.

Но Аллаха, уточни, дабы не было путаницы, ещё не явленного мне!

Ну да, раб не Бога, Единого и Открывающего Истину, а всего лишь идола, кого тоже звали Аллахом *, и восседает он каменной глыбой в благословенной ныне Каабе!

______________

* До получения Мухаммедом откровений от Всевышнего Аллаха среди арабов почитался идол, которого тоже звали Аллахом, – младший брат и тесть главного идола храма Кааба – Хубала, чьи жёны Лат, Узза и Манату были дочерьми Аллаха.

И был помимо истинного отца моего – Абдуллы, но к счастью моему – меня

усыновивший дед Абдул-Мутталиб.

Но и третий был отец, дядя твой по отцу Абу-Талиб, который тогда носил другое имя: Абу Манаф, или сын Манафа, в честь языческого божка.

Не скачи так быстро: никто за нами не гонится.

Годы торопят – жизнь коротка, а слово несовершенно!

Но все пути как будто пройдены.

Лишь на земле!

Жизнь разве не одна?

Что на земле – одна!

А на небе, где был я, взлетев с земли (и опасался, что не сумею воротиться), движения будто нет, и не с чем сверить поступь,

и взгляд не просто зрение пары глаз, – наделены особым свойством: приблизят малое, чтоб явственно оно предстало перед взором,

и отдалят громоздкое, чтоб охватить и разглядеть сумел его бескрайние пределы, земными мерками не измеряемые.

...Но речь не об отцах, которые названы, – о вслух не произнесённом!

Что осталось невыговоренным?

Оцарапав, однако, горло, точно рыбья кость.

И от кашля твоего я вздрогнул.

Оно у тебя всегда было слабое.

?!

Что первый – неведомый!

Тогда мог не знать.

Ты об Исе, рождённом Марйам?

Не только!

Ну да, прежде, до-до-до Исы, был Митра. А ещё прежде... – и множество новых до, выстроенных, точно верблюжий караван, прокладывающий путь из будущего в прошлое.

...О чём только не узнавали мекканцы от приезжих купцов: персидских их земли простираются от моря до моря, египетских – страны фирауна, как называют они фараонов, византийских – бизанцев, индийских – из Индостана везут корицу, мирру, золотой песок, слоновую кость, а далее – Чин, край света, где некогда из крыла вечной птицы выпало нетленное перо, не отысканное до сей поры.

Солнце как животворящий дух?

И явится вживе!

Это что же: святой луч, вносящий неземное семя в женское нутро?

Но не единожды говорилось о таком рождении!

Непорочное, как сказывают, зачатие?

Так привиделось матери!

Может, она, как Дева Марйам, созерцала Бога и даже услышала, как Он сказал ей, как некогда молвил Деве Марйам?

Ирония неуместна! Дай хоть договорить, что молвил Бог: "Блаженна ты, ибо не дрогнула при виде Меня!"

Не пора ли развернуть новый свиток?

Мелкая узорчатая вязь, отливающая позолотой, ровные меж строк просветы, сохранившие первозданную белизну.

Без начала и конца? Даже названия нет!

Ты не внимателен – заголовок спрятан в витиеватом орнаменте искусного каллиграфа:

4. Год Слона

(1) Свиток, – отмечается на полях, – первоначально имел название Нива со съеденными зёрнами*, тут же следовало:

______________

* Коранический аят суры Слон (105/5). Дословно: И превратили в подобие нивы, изъеденной [саранчой].

– Но строки священные ещё не явлены!

– Были, если известно, что были всегда!

Орнамент составлен из арабских букв Алиф, Лям и Мим.

(2) Что в буквах спрятано – имя или псевдоним сочинителя? переводчика?*

______________

* Всплеск недоумения странен: автор, дабы уберечься от нападок фанатиков, а то и по ложной скромности, что случается редко, мог выдать себя за переводчика или даже переписчика некоего оригинала. Заявить, что он лишь собственник свитков, которые достались ему по наследству или куплены в лавке древних манускриптов.

Далее – пробел, вклеены новые листы, сохранили первозданную белизну, хотя местами свиток поблек и выцвел. Но крупный, чёткий по рисунку почерк куфи. Буквы, правда, несоразмерны, не равноудалены друг от друга, что наблюдалось на раннем этапе куфического письма.

Пришёл час, и Амина-хатун родила сына. Тотчас послала сказать о том свёкру, Абдул-Мутталибу: "Внук у тебя родился – не первый, но особенный, приди посмотреть на него". Внук? Ходила тихая, даже не заметно было, что во чреве у неё новая плоть, и вдруг – ребёнок!

Абдул-Мутталиб, сидя на коврике в тени храма Кааба, молился, глядя на улицу, уходящую в пустыню, точно просил богов свершить чудо, вернуть ему сына-первенца Абдуллу. Радовался Абдул-Мутталиб, когда видел, как сын, красивый и статный, величаво шагает к дому, – всего лишь год назад сыграл ему свадьбу, красавицы Хиджаза мечтали о нём, и множество отвергнутых им девушек от ревности в одночасье умерли, – это придумали сочинители, дабы оставить память о себе, но сущая правда, что девиц опечаленных было много. Абдул-Мутталиб недавно вернулся из паломничества в священный Йерушалайм, Эль-Кудс, – кто в Мекке не мечтает о паломничестве в город, в чью сторону при молитве обращают арабы-многобожники свои взоры, ибо сказано: Городов на земле много, но Город – один, и ещё сказано: Десять мер красоты спустилось на землю: девять – на Эль-Кудс, одна – на остальной мир, то же и с мудростью: Десять мер мудрости спустилось на мир, девять – на Эль-Кудс, одна – на всех других...Иудеи, с коими общался Абдул-Мутталиб, утверждали может, они правы? – что здесь центр мироздания, точка, общая для всех: вот она, притронься рукой, краеугольный камень мироздания, святая святых... Не успел стряхнуть с себя пыль дорог, как ударила в самое сердце весть о смерти сына.

Но разве боги, коих он просил явить чудо, остались глухи? Вот же: по дороге, куда глядел в ожидании чуда, спешил гонец с вестью: "Сын умерший послал тебе внука, к тому же с признаками святости – обрезанным!" Это потрясло хашимитов, из уст в уста передавалось: не есть ли в том, что у ребёнка обрезана крайняя плоть, знак особости, избранничества?

"Не в том дело, каким родился, – заметил Абдул-Мутталиб, озадачив вестника, – а в том, как будет жить. Изначальным или поздним обрезанием, известно, свидетельствуется лишь, что родившийся воистину человек, а не бесполый дух. – И добавил, пока тот, ошарашенный, смотрел на него: – Праотец Ибрагим при обрезании края плоти своей был девяносто девяти лет, сын его Исмаил, прародитель наш, тринадцати лет. Полезно, если следуешь завету предков, а если преступаешь, не является ли твоё обрезание необрезанием? Ибо, – потом за многословие корил себя, – не тот возвышен и правоверен, кто таков по наружности, вроде обрезания на плоти, а тот, кто по духу, у которого святость в сердце".

Абдул-Мутталиб взял внука невесомого на руки, долго глядел на него, смущаясь своим удивлением обыденному явлению; вскоре подобное испытает ещё: на старости лет боги даровали ему собственного сына, родила молодая жена. Не взамен ли первенцу явлен последыш Хамза? Некогда переживал, что ни первая, ни вторая его жена никак не родят ему сына, обет дал: родится сын – принесёт в жертву богам! А пока собирался, уже семеро сыновей!

Пора, – сказал себе однажды, достал гадательные стрелы из сундука, что хранился в храме, и стрела, помеченная как особая, выбрала первенца Абдуллу, самого красивого из сыновей. По Хиджазу распространилась весть о готовящемся человеческом жертвоприношении, и знаменитая прорицательница с мужским именем Хикмет явилась к Абдул-Мутталибу, кого помнила рассудительным юношей, и спросила: "Какова цена крови за неумышленное убийство, прекращающая кровную месть?" "Десять верблюдов или сто овец". "Предложи эту цену богам, поторгуйся, – сказала. – Откажутся если, увеличишь плату, пока не примут замены". Десять раз по десять верблюдов приводили к храму и метали в них стрелы. Но необъяснимо, что жребий девяносто девять* раз падал на

______________

* Девяносто девять – метафора множества.

Абдуллу: боги не уступали! Смилостивились лишь на сотом верблюде, согласные на замену человечьего жертвоприношения верблюжьим.

"Вот цена, – заметила прорицательница, – человеческой крови: сто верблюдов!" ...Когда дед молился в храме за внука в окружении каменных изваяний богов, глаз его пал на младенца Ису, которого держала на руках Марйам. Фигурка некогда была установлена здесь, а кем – не помнит никто: то ли паломником, поверившим в Бога-Сына, то ли хашимиты отвели ей место в храме, чтобы христиан привлечь. Чудом удалось фигурку уберечь от абиссино-эфиопских христиан, чьи войска вторглись в священный город многобожников: военачальник Абраха явился в храм – мол, грех тягчайший, чтобы Богоматерь томилась средь идолов, к тому же дикие многобожцы закапывают живьём рождающихся девочек.

– Но когда это было! – возразил Абдул-Мутталиб. – Продолжается и теперь!

– Клевета! Кааба осуждает этот мерзкий обычай! Но разве они не правы? подумал Абдул-Мутталиб. – Признайся, что недавно именно сын твой Абу-Лахаб дерзостно ослушался тебя, небо Мекки сотряс вопль его жены, невестки твоей: сын закопал живьём твою внучку! Мол, "вправе принести в жертву Хубалу зачатое им, кровь для него невозбранна!"

"В человеческих жертвах не нуждается он отныне!" – возмутился Абдул-Мутталиб.

"Я услышал его зов!" – упрямо твердил Абу-Лахаб.

"Можешь принести в жертву овцу, а безмерно чтишь – верблюда!" Не смогли унести фигурку Марйам – не входило это в намерения их, хотя затеяли поход в отмщение. Не званы и потому ненавистны. Лишь гибкостью луков расхвастались, показав, как далеко летят их стрелы. Но вторгнуться в Каабу! Сражаться с паломниками-пилигримами!..

Немало народу в эти дни скопилось здесь: сирийцы и йеменцы со слугами и телохранителями, византийцы. Явились шейхи – предводители вчера ещё враждовавших бедуинских племён бакритов и таблигитов, и абсы здесь, и зобъянцы, мекканцев не дадут в обиду, если что начнётся; прибыли на похороны Абдуллы и поздравить Абдул-Мутталиба с сыном и внуком, необычное у него имя Мухаммед, трудно запоминается... – зыбка грань меж горем и веселием; а кто зван на свадьбу щедрого купца – он женится на красавице Хиджаза, ей двенадцать, справили совершеннолетие и выдают замуж, имя ей – Хадиджа*: город празднует свадьбу уже сорок дней и ночей **, песни доносятся с крыш домов, где установили для певцов шатры, покрытые чёрным войлоком из шерсти коз; угощают бедняков на пустырях, за которыми начинается пустыня.

______________

* Сбоку поздняя приписка, чернила не поблекли, выделяются свежестью: Запомнить имя: будущая жена Мухаммеда!

** Сорок – всего лишь метафора, означающая закруглённые десятки.

Не стали абиссино-эфиопы, явившиеся с добрыми помыслами, в спор с хашимитами ввязываться: начнется с наиглавнейшего в Хиджазе храма Кааба, и пойдут опустошать окрестные святилища, в Аравии их множество: это менгиры, дольмены, вефили, окружённые оградой из огромных камней, в виде четырехугольника или эллипса, а то и просто отполированная наклонная плита, положенная на два стоящих камня вышиной около двух локтей, служит для возлияний, на что указывают углубления: отверстия и стоки на поверхности.

Дело уладилось миром, хотя не обошлось без крупного выкупа: долго стояла на дорогах Мекки пыль от бредущей тысячной отары – дань племени курайшей абиссино-эфиопским воинам, и они спешно покидали край, гонимые непонятной хворью.

Обратил Бог Единый козни незваных пришельцев в заблуждение!