Текст книги "Домби и сын"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 70 страниц)

Глава L
Жалоба мистера Тутса

Была вверху y деревяннаго мичмана порожняя комната, прежняя спальня Вальтера Гэя. Вставши рано поутру, молодой человѣкъ предложилъ капитану, что не мѣшало бы перенести туда лучшую мебель изъ маленькой гостиной, на тотъ конецъ, чтобы Флоренса могла распорядиться этой комнатой немедленно послѣ своего пробужденія. Капитанъ, само собою разумѣется, тотчасъ же принялся за дѣло, съ ревностью и усердіемъ испытаннаго морехода, и потому нѣтъ ничего удивительнаго, если этотъ чердачекъ часа въ два превратился въ сухопутную каюту, украшенную превосходнѣйшими движимостями изъ гостиной со включеніемъ даже фрегата «Тартаръ», повѣшеннаго надъ каминомъ къ невыразимому наслажденію капитана, который минутъ тридцать сряду только и дѣлалъ, что оглядывался назадъ и любовался этимъ изящнѣйшимъ произведеніемъ творческой фантазіи художника мариниста.

Напрасно молодой человѣкъ, вооруженный всѣми запасами краснорѣчія, убѣждалъ капитана завести свои большіе часы, взять назадъ жестяную чайницу или прикоснуться къ сахарнымъ щипчикамъ и чайнымъ ложечкамъ. Единственный, неизмѣнный отвѣтъ капитана былъ такого рода:

– Нѣтъ, дружище, нѣтъ; это имущество передано вамъ обоимъ, в_к_у_п_ѣ. Баста!

Эти слова онъ повторялъ съ энергической разстановкой, очевидно полагая, что въ нихъ заключалась сила парламентскаго акта, и никакой судейскій крючекъ не отыскалъ бы ошибки въ такой юридической передачѣ, совершенной по всѣмъ формуламъ закона.

Очевидная выгода новаго распоряженія заключалась въ томъ, во-первыхъ, что Флоренса могла наслаждаться большимъ комфортомъ въ этомъ уединенномъ пріютѣ, a потомъ – и это пунктъ очень важный – мичманъ получалъ возможность занять свой обыкновенный наблюдательный постъ, и наконецъ – предстояла при этомъ настоятельная нужда отодвинуть ставни отъ дверей и отъ оконъ. Послѣдняя церемонія была далеко не такъ излишня, какъ разсуждалъ добрый капитанъ: задвинутые въ магазинѣ ставни уже произвели наканунѣ этого дня значительное волненіе въ сосѣднихъ жителяхъ, и обитель инструментальнаго мастера удостоилась въ нѣкоторомъ родѣ публичной наблюдательности, представителями которой были цѣлыя толпы голодныхъ зѣвакъ, неутомимо глазѣвшихъ съ противоположной стороны отъ восхода солнечнаго до заката. Праздношатающіеся бродяги особенно интересовались судьбою самого капитана, и нѣкоторые изъ нихъ ежеминутно барахтались въ пыли подъ окнами магазина, выпяливая глаза на погребную рѣшетку и услаждая свое воображеніе фантастической перспективой увидѣть въ темномъ углу капитанскія ноги, болтающіяся на воздухѣ, между тѣмъ, какъ другая шайка этихъ рьщарей настоятельно утверждала, что капитанъ задалъ себѣ карачунъ кистенемъ по виску и лежалъ ничкомъ на лѣстничныхъ ступенькахъ. При такомъ настроеніи всѣ эти господа были очень непріятно изумлены, когда предметъ ихъ проницательныхъ догадокъ и соображеній явился на другой день y дверей магазина здравымъ и невредимымъ, какъ будто ничего особеннаго не случилось. Сержантъ этого участка, человѣкъ вообще весьма самолюбивый, уже горѣвшій усердіемъ разломать двери и донести обо всемъ подробно высшему начальству, говорилъ теперь съ важнымъ и таинственнымъ видомъ, что этой лощеной шляпѣ не усидѣть на башкѣ, что онъ знаетъ виередъ, какъ за это дѣло взяться, – но за какое дѣло, полисменъ не объяснялъ, и его тайна долженствовала до времени храниться во мракѣ неизвѣстности.

Окончивъ хлопотливую работу этого утра, капитанъ и Вальтеръ Гэй безмолвно стояли y дверей магазина. Молодой человѣкъ поводилъ глазами вдоль улицы на знакомые предметы, и на лицѣ его рисовалась глубокая дума.

– И во все это время, капитанъ, рѣшительно ничего о дядѣ Солѣ? – началъ Вальтеръ.

– Рѣшительно ничего, мой другъ, – отвѣчалъ капитанъ, покачавъ головой.

– Отправился искать меня, почтенный, добрый старичекъ, и какъ въ воду канулъ!.. Да какъ же это? Въ пакетѣ, который теперь въ моихъ рукахъ, онъ въ самомъ дѣлѣ говоритъ, что ежели вы не услышите о немъ прежде вскрытія этой бумаги, то можете считать его умершимъ.

Говоря это молодой человѣкъ энергично сжималъ пакетъ, распечатанный въ присутствіи высокоумнаго Бенсби.

– Господи помилуй! – продолжалъ онъ съ одушевленіемъ. – Да вы все равно услыхали бы объ немъ, если бы даже онъ умеръ! Кто-нибудь, по его желанію, непремѣнно бы написалъ къ вамъ, что вотъ въ такой-то день и въ такой-то часъ скончался въ моемъ домѣ, подъ моимъ надзоромъ нѣкто Соломонъ Гильсъ изъ Лондона, оставившій сіе послѣднее воспоминаніе, или сію послѣднюю просьбу, или – что-нибудь въ этомъ родѣ.

Никогда до этой минуты капитанъ не взбирался на такую высоту вѣроятныхъ разсчетовъ, и теперь онъ былъ глубоко пораженъ перспективой блистательной догадки молодого друга. Онъ глубокомысленно покачалъ головой и отвѣчалъ такимъ образомъ:

– Хорошо сказано, мой другь, очень, очень хор-рошо сказано!

– Я думалъ и передумывалъ объ этомъ во всю безсонную ночь, – продолжалъ Вальтеръ съ большимъ одушевленіемъ, – и признаюсь, теперь я почти совершенно убѣжденъ, что дядя Соль – благослови его Богъ – еще живъ и воротится домой. Сказать правду, меня отнюдь не изумляетъ его внезапный отъѣздъ, когда, съ одной стороны, принимаю въ разсчетъ страсть къ чудесному, какъ основную, преобладающую черту въ его характерѣ, a съ другой – его необыкновенную привязанность ко мнѣ, передъ которой уничтожились всѣ другія отношенія его жизни – кому знать объ этомъ лучше, какъ не мнѣ, который видѣлъ въ немъ нѣжнѣйшаго изъ отцовъ!..

Здѣсь голосъ Вальтера, чистый и громкій, понизился на цѣлую октаву, и глаза его безсознательно обратились на ближайшіе предметы.

– Къ тому же, – продолжалъ Вальтеръ, – не разъ я слышалъ и читалъ, какъ нѣкоторыя особы, простившись съ родственниками или милыми сердцу, которымъ грозило вѣроятное кораблекрушеніе на морѣ, отправлялись кочевать на ту часть морского берега, гдѣ разсчитывали скорѣе, чѣмъ въ другомъ мѣстѣ, получить какія-нибудь вѣсти о пропавшемъ кораблѣ, или даже рѣшались иногда плыть вслѣдъ за кораблемъ къ той гавани, гдѣ ему назначено пристать. Мнѣ кажется, я и самъ поступилъ бы точно такъ же въ подобномъ случаѣ, и, можетъ быть, скорѣе, чѣмъ другой кто на моемъ мѣстѣ. Но отчего дядя Соль не писалъ къ вамъ, когда намѣренія его на этотъ счетъ были такъ ясны, или какимъ образомь онъ умеръ въ чужихъ краяхъ, и вы объ этомъ не узнали черезъ его повѣреннаго, – вотъ этого я никакъ не возьму въ толкъ.

Капитанъ основательно замѣтилъ, что этого не взялъ бы въ толкъ и самъ всевѣдущій Бенсби.

– Если бы дядя Соль былъ легкомысленный и вѣтренный молодой человѣкъ, способный попасть на удочку веселой компаніи, которая затащила бы его куда-нибудь въ питейный домъ съ тѣмъ, чтобы ободрать, какъ липку, и бросить среди дороги; или, если бы онъ былъ безпечный матросъ, высадившійся на берегъ съ третнымъ жалованьемъ въ карманѣ, – ну, тогда другое дѣло, я понималъ бы, какъ онъ могъ исчезнуть и не оставить по себѣ никакихъ слѣдовъ. Но такъ какъ всѣ эти предположенія отнюдь не идутъ къ степенному старичку, признаюсь, y меня нѣтъ охоты вѣрить этому безслѣдному исчезновенію. Пропалъ безъ вѣсти, да и только, – легко сказать!

– Что же, любезный другъ, какъ ты объ этомъ думаешь? – спросилъ капитанъ.

– Я не знаю, что объ этомъ думать, капитанъ Куттль. Увѣрены ли вы, что Соломонъ Гильсъ дѣйствительно никогда не писалъ? Точно ли нѣтъ въ этомъ никакого сомнѣнія?

– Если бы, любезный другъ, случилось напримѣръ такъ, что Соломонъ Гильсъ написалъ, – возразилъ капитанъ тономъ судейской аргументаціи, – то гдѣ же была бы его депеша?

– Онъ могъ отдать письмо постороннему лицу, которое его забыло, спрятало, бросило или потеряло. Это предположеніе въ моихъ глазахъ вѣроятнѣе всякаго другаго. Словомъ, капитанъ Куттль, я не могу и не хочу допустить мысли, чтобы дядя Соль дѣйствительно и навсегда пропалъ безъ вѣсти.

– Это, мой другъ, видишь ли ты, называется надеждой, – сказалъ капитанъ назидательнымъ и вмѣстѣ ученымъ тономъ, – надежда, любезный, великое дѣло, и она-то одушевляетъ теперь твое сердце. Надежда, то есть, я хочу сказать, великая надежда была, есть и будетъ не что иное, какъ поплавокъ – справиться объ этомъ въ маленькомъ пѣсенникѣ, сентиментальный отдѣлъ, страница… – но ты найдешь безъ труда и положишь закладку. Только поплавокъ этотъ, любезный другъ, колышется себѣ поверхъ волны и нигдѣ не можетъ остановиться. При надеждѣ, какъ ты знаешь, всегда бываетъ якорь, но что теперь въ немъ толку, когда не сыщешь дна, куда его запустить?

Все это капитанъ говорилъ не то, чтобы отъ своего собственнаго лица, a скорѣе отъ имени гражданина и домовладѣльца, въ качествѣ котораго онъ считалъ своею обязанностью удѣлить частичку мудрости для неопытнаго юноши. Но въ самомъ дѣлѣ его лицо уже пылало благотворнымъ свѣтомъ надежды, заимствованнымъ отъ Вальтера, И онъ въ заключеніе назидательной рѣчи ударилъ своего пріятеля по спинѣ и воскликнулъ съ энтузіазмомъ.

– Ура, дружище! Я совершенно согласенъ съ твоимъ мнѣніемъ!

Вальтеръ съ веселой улыбкой поспѣшилъ возвратить привѣтствіе и сказалъ:

– Еще одно слово объ этомъ предметѣ, капитанъ Куттль, Дядѣ Солю, я полагаю, нельзя было отослать письма обыкновеннымъ путемъ, на пакетботѣ напримѣръ, или на кораблѣ…

– Конечно, мой милый, конечно, – сказалъ капитанъ ободрительнымъ тономъ.

– И я полагаю еще, что вы какъ-нибудь проглазѣли это письмо, капитанъ Куттль.

– Господи помилуй! – воскликнулъ капитанъ, обративъ на молодого друга глаза съ выражеиіемъ упрека, близкаго къ строгому выговору. – Развѣ я не ожидалъ и не искалъ извѣстій объ этомъ ученомъ мужѣ, старикѣ Соломонѣ, твоемъ дядѣ, денно и ночно съ той поры, какъ потерялъ его! Развѣ сердце мое переставало когда-нибудь биться о немъ и о тебѣ, любезный пріятель! Дома и внѣ дома, во снѣ и на яву, развѣ я не стоялъ неизмѣнно на своемъ посту съ этимъ молодымъ мичманомъ, представителемъ и хранителемъ ввѣренныхъ моему надзору всѣхъ морскихъ инструментовъ! Господи Владыко!

– Успокойтесь, капитанъ Куттль, – возразилъ Вальтеръ, взявъ его руку, – я знаю, какъ много глубокой истины и чистосердечія во всемъ, что вы чувствуете и говорите. Я никогда въ васъ не сомнѣвался, точно такъ же, какъ вы теперь не сомнѣваетесь, что моя нога стоитъ y дверей моего родного пріюта, и что я имѣю счастье держать въ эту минуту вѣрнѣйшую руку въ мірѣ. Такъ ли, капитанъ Куттль?

– Такъ, мой милый, такъ, – отвѣчалъ капитанъ съ просіявшимъ лицомъ.

– Теперь конецъ моимъ догадкамъ, – сказалъ молодой человѣкъ, съ жаромъ пожимая неуклюжую руку капитана, который, въ свою очередь, дѣлалъ то же съ рукою Вальтера. – Мнѣ остается прибавить, что я ни за что въ свѣтѣ не прикоснусь къ имуществу моего дяди, капитанъ Куттль. Все, что онъ оставилъ здѣсь, останется подъ надзоромъ и подъ опекой вѣрнѣйшаго управителя и наилучшаго изъ людей; и если имя его не Куттль, то нѣтъ y него никакого имени! – Теперь, дорогой мой другъ, пару словъ насчетъ миссъ Домби.

Обращеніе молодого человѣка мгновенно измѣнилось, когда онъ дошелъ до этихъ двухъ словъ, произнесенныхъ уже далеко не съ той одушевленной искренностью, какая сопровождала его предшествовавшій разговоръ.

– Прежде чѣмъ миссъ Домби остановила меня, когда я заговорилъ вчера вечеромъ объ ея отцѣ, – вы помните, какъ она остановила?…

Капитанъ Куттль очень помнилъ.

– Такъ прежде этого я думалъ, что намъ предстояла трудная обязанность вступить въ сношенія съ ея родственниками и содѣйствовать ея благополучному возвращенію домой.

У капитана едва стало духу проговорить: "Баста!" или "Держись крѣпче", или что-то въ этомъ родѣ, приспособленное къ важности случая. Во всѣхъ чертахъ его лица отразилось самое болѣзненное отчаяніе.

– Но эта статья кончена, – продолжалъ Вальтеръ. – Я не думаю больше объ этомъ. Скорѣе соглашусь я опять носиться по бурному океану на корабельномъ обломкѣ и утонуть въ пучинѣ морской, чѣмъ позволить себѣ мысль о возвращеніи миссъ Домби къ ея родственникамъ.

– Ура, любезный другъ! – заревѣлъ капитанъ, доведенный до изступленнаго восторга. – Ур-ра! ур-ра! ур-ра!

– И неужели ей, – продолжалъ Вальтеръ, – молодой, прекрасной дѣвушкѣ, такъ нѣжно воспитанной и рожденной для такой завидной доли, суждено вступить въ мучительную борьбу съ этимъ безжалостнымъ свѣтомъ! Ужасно, ужасно! Но мы видѣли пропасть, отдѣлившую ее отъ прошедшей жизни, хотя еще и не знаемъ, какъ она глубока. Возвращеніе назадъ невозможно.

Капитанъ, не совсѣмъ понимая дѣло, одобрилъ мысль молодаго пріятеля и замѣтилъ ободрительнымъ тономъ, что вѣтеръ дуетъ попутный.

– Ей, конечно, нельзя здѣсь оставаться одной, – съ безпокойствомъ продолжалъ Вальтеръ, – какъ вы объ этомъ думаете, капитанъ Куттль?

– Я держусь того мнѣнія, – отвѣчалъ капитанъ, послѣ нѣкоторыхъ проницательныхъ соображеній, – что ей нехорошо оставаться здѣсь одной. Поэтому ужъ ты, любезный, перемѣстись сюда, чтобы вамъ обоимъ было…

– Какъ это можно, добрѣйшій капитанъ Куттль! – возразилъ Вальтеръ. – Миссъ Домби въ невинной простотѣ своего сердца считаетъ меня своимъ братомъ; но могу ли я по совѣсти позволить себѣ съ нею братскую фамильярность? Было бы низко съ моей стороны забыть настоящія отношенія между мною и миссъ Домби.

– Это что-то мудрено, мой другъ, – бормоталъ озадаченный капитанъ, – я, собственно, того мнѣнія, что не одни братья позволяютъ себѣ короткое и, такъ сказать, дружеское обращеніе съ молодыми дѣвушками.

– Ахъ! неужели вы хотите, чтобы я навсегда потерялъ уваженіе прекрасной несравненной дѣвушки, воспользовавшись ея безпріютнымъ положеніемъ для того, чтобы отважиться на дерзость сдѣлаться ея любовникомъ! Какъ? Да вы первый изъ всѣхъ людей въ мірѣ должны бы всѣми силами противиться нелѣпой, безразсудной и низкой мысли!

– Вальтеръ, – сказалъ капитанъ, очевидно, приведенный въ отчаяніе, – ты, мнѣ кажется, забываешь, любезный, книгу, которую всѣмъ благочестивымъ людямъ надлежитъ помнить отъ доски до доски. Тамъ сказано въ одномъ мѣстѣ: Буде нѣтъ причинъ или препятствій къ соединенію молодыхъ особъ въ одну душу и тѣло въ домѣ рабства… {Капитанъ перевралъ немилосердно. Фраза holy bands of matrimony (священиыя узы брака) превратились y него in the house of bondage, въ домъ рабства. Прим. перев.} – слѣдуетъ пріискать этотъ текстъ и положить закладку – то я объявляю, что и хлопотать не о чемъ. Конецъ концовъ: нельзя ли тебѣ перемѣнить титулъ братца на что-нибудь другое?

Вальтеръ съ живостью сдѣлалъ отрицательный жестъ.

– Валли, милый другъ, – бормоталъ капитанъ едва слышнымъ голосомъ, – ты запуталъ меня и забросалъ такъ, что я, право, совсѣмъ потерялъ голову. Только, что касается до высокорождениой барышни-дѣвицы, уваженіе къ ней и почтеніе въ моемъ артикулѣ на первомъ планѣ, и, слѣдовательно, я соглашаюсь съ тобой во всѣхъ пунктахъ, будучи увѣренъ, что ты дѣйствуешь по правиламъ. A все-таки, мой другь, неужели нѣтъ другихъ титуловъ, кромѣ брата? – заключилъ капитанъ, задумываясь надъ развалинами своего воздушнаго замка, опрокинутаго неумолимыми предположеніями молодого человѣка.

– Теперь вотъ въ чемь дѣло, капитанъ Куттль, – началъ Вальтеръ, стараясь настроить разговоръ на веселый ладъ, чтобы разогнать тоску своего друга, – намъ, думаю я, нужно озаботиться насчетъ пріисканія миссъ Домби приличной собесѣдницы во время пребыванія ея y насъ. О ея родственницахъ нечего и думать: дѣло ясное, миссъ Домби знаетъ, что всѣ онѣ подчинены ея отцу. Куда дѣвалась Сусаына?

– Молодая женщина, то есть? – подхватилъ капитанъ. – Полагать надо, ее выслали изъ дому противъ воли и желанія высокорожденной барышни-дѣвицы. Я уже было намекалъ насчетъ ея, но получилъ въ отвѣтъ, что молодая женщина уже давно выбыла изъ дому. Миссъ Домби о ней высокаго мнѣнія.

– Въ такомъ случаѣ, – сказалъ Вальтеръ, – вы спросите миссъ Домби, куда она ушла, и мы постараемся ее отыскать. Солнце уже высоко, и миссъ Домби скоро встанетъ. Вы ея лучшій другъ. Ступайте къ ней наверхъ, a я буду хлопотать здѣсь, внизу.

Ошеломленный капитанъ вздохнулъ изъ глубины души и поспѣшилъ выполнить приказаніе молодого друга. Флоренса была въ восторгѣ отъ своей новой комнаты, нетерпѣливо желала видѣть Вальтера и съ радостью представляла перспективу отыскать свою старую пріятельницу Сусанну Нипперъ. Но Флоренса знала лишь то, что она уѣхала въ Эссексъ, но куда именно, могъ сказать только одинъ м-ръ Тутсъ.

Съ этимъ извѣстіемъ задумчивый капитанъ возвратился къ Вальтеру и далъ ему уразумѣть, что м-ръ Тутсъ есть не что иное, какъ молодой джентльменъ, его искренній другъ и пріятель, притомъ очень богатый молодой джентльменъ, безнадежно обожавшій миссъ Домби. Далѣе капитанъ разсказалъ, какъ онъ сначала познакомился съ мромъ Тутсомъ, печальнымъ вѣстникомъ мнимой погибели Вальтера, и какимъ образомъ заключенъ былъ между ними торжественный договоръ, которымъ м-ръ Тутсъ обязывался никогда ни слова не говорить о предметѣ своей любви.

Спросили Флоренсу, можетъ ли она положиться на м-ра Тутса, и когда Флоренса отвѣтила съ улыбкой – о, да, отъ всего моего сердца, – пріятели стали хлопотать, какъ бы отыскать мѣсто жительства Тутса. Флоренса не знала, a капитанъ забылъ. "Впрочемъ бѣды нѣтъ, – думалъ капитанъ, – м-ръ Тутсъ скоро придетъ и безъ зову". Едва только была высказана эта догадка, какъ м-ръ Тутсъ дѣйствительно явился собственной особой.

– Капитанъ Гильсъ, – сказалъ м-ръ Тутсъ, безъ церемоніи вламываясь въ гостиную, – я пришелъ доложить, что мозгъ y меня горитъ, горитъ, горитъ и… то есть, просто я съума схожу.

Мистеръ Тутсъ выпалилъ эти слова, какъ изъ мортиры, и только тутъ замѣтил ь, что капитанъ былъ не одинъ.

– Извините меня, сэръ, – сказалъ м-ръ Тутсъ, ударяя себя по лбу, – но вы ужъ изволили слышать, что подъ черепомъ y меня пожаръ, a въ такомъ состояніи, вы понимаете, учтивость все равно, что къ стѣнѣ горохъ. Капитанъ Гильсъ, мнѣ нужно говорить съ вами наединѣ.

– Не зачѣмъ, пріятель, – возразилъ капитанъ, взявши его за руку. – Мы только что сами собирались васъ отыскивать.

– О, не шутите такъ жестоко, – возопилъ Тутсъ, – на что, скажите на милость, вамъ пригоденъ такой, съ позволенія сказать, преестественный скотъ, какъ я? Вы видите, я не брился, мое платье не вычищеио, волосы всклокочены. Если бы Лапчатый Гусь задумалъ чистить мой сапоги, я бы его за ноги да объ уголъ. Вотъ что!

Наружность м-ра Тутса, бурная и дикая, вполнѣ оправдывала эти неистовыя обнаруженія взволнованной души.

– Видите ли, пріятель, – сказалъ капитанъ, – этотъ молодой человѣкь – Вальтеръ Гей, племянникъ старика Соломона, тотъ самый, котораго мы считали погибшимъ.

– М-ръ Тутсъ отнялъ руку отъ своего лба и страшно вытаращилъ глаза.

– Боже милосердый! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ, – Какое чрезвычайное столкиовеніе напастей въ одинъ и тоть же день! Какъ ваше здоровье, сэръ! я… я… то есть, понимаете, я боюсь, не слишкомъ ли замочились вы. Капитанъ Гильсъ, два, три и словца наединѣ.

Онъ взялъ его за руку и, выходя изъ гостиной, шепталъ:

– Неужто, капитанъ Гильсъ, молодой человѣкъ тотъ самый, о которомъ, помните, вы говорили, что онъ и миссъ Домби сотворены другъ для друга?

– Да, любезный, я былъ тогда такого мнѣнія, – отвѣчалъ неумолимый капитанъ.

– A теперь! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ, поднося опять руку къ своему челу. – Теперь! этого еще недоставало, ненавистный соперникъ!.. A впрочемъ, за что же мнѣ его ненавидѣть, – прибавилъ м-ръ Тутсъ послѣ минутнаго размышленія, – вѣдь если подумать хорошенько, онъ ни въ чемъ не провинился. Да, рѣшительно ни въ чемъ. Воть теперь-то, капитанъ Гильсъ, мнѣ слѣдуетъ доказать, что привязанность моя кь миссъ Домби была истинно безкорыстна!

Съ этими словами м-ръ Тутсъ юркнулъ въ гостиную и схватилъ Вальтера за руку.

– Какъ ваше здоровье, сэръ? Надѣюсь, вы не простудились. Мнѣ… мнѣ… да что туть толковать? мнѣ очень пріятно съ вами познакомиться. Желаю вамъ, какъ можно чаще возвращаться съ того свѣта. Честное и благородное слово, сэръ, я чрезвычайно радъ васъ видѣть, – заключилъ Тутсъ, пристально озирая Вальтера съ головы до ногъ.

– Благодарю васъ отъ всего сердца, – сказалъ Вальтеръ. – Я не могъ желать болѣе искренняго и радушнаго привѣтствія.

– Будто бы? вотъ какъ! – сказалъ м-ръ Тутсъ, продолжая держать его руку. – Это очень любезно съ вашей стороны. Покорно васъ благодарю. Премного вамъ обязанъ. Какъ ваше здоровье? Надѣюсь, вы разстались дружелюбно со всѣми, кто остался на… то есть, я разумѣю собственно то мѣсто, откуда вы воротились, вы понимаете?

Вальтеръ поблагодарилъ опять.

– Капитанъ Гильсъ, – продолжалъ м-ръ Тутсъ, – я бы желалъ не выступать изъ границъ приличія; но я надѣюсь, вы позволите мнѣ намекнуть на извѣстное обстоятельство…

– Говорите, любезнѣйшій другъ, все, что вертится y васъ на языкѣ, смѣло и свободно.

– Въ такомъ случаѣ, капитанъ Гильсь, и вы, лейтенантъ Вальтеръ, знаете ли вы, что страшныя происшествія случились въ домѣ м-ра Домби? Миссъ Домби оставила своего отца, который, по моему мнѣнію, – самый жестокосердный человѣкъ. Нигдѣ не могли отыскать миссъ Домби, и никто не знаетъ, куда она ушла.

– Могу ли я спросить, какъ вы объ этомъ узнали? – сказалъ Вальтеръ.

– Лейтенантъ Вальтеръ, – сказалъ м-ръ Тутсъ, который дошелъ до этого названія по логическому процессу мысли, свойственному только одному ему. Онъ, вѣроятно, перемѣшалъ христіанское имя съ ремесломъ моряка и предположилъ родственную связь между Вальтеромъ и капитаномъ, которая, по его понятіямъ, необходимо должна была распространяться и на ихъ титулы. – Лейтенантъ Вальтеръ, я могу безъ всякихъ оговорокъ дать вамъ прямой и рѣшительный отвѣтъ. Дѣло въ томъ, что, имѣя особыя причины интересоваться всѣмь, что имѣетъ какое-нибудь отношеніе къ судьбѣ миссъ Домби… то есть, вы не подумайте, лейтенантъ Вальтерь, чтобы я имѣль въ виду какіе-нибудь своекорыстные разсчеты – совсѣмъ нѣтъ! я очень хорошо знаю, что мнѣ давно бы слѣдовало сломить шею, такъ какъ видите, лейтенантъ Вальтеръ, плакать обо мнѣ никто не станетъ… Ну вотъ, говорю я, интересуясь судьбою миссъ Домби, я получиль съ нѣкотораго времени привычку дѣлать койкакіе подарки – ничтожные разумѣется – камердинеру м-ра Домби. Таулисонъ – его имя, препочтенный молодой человѣкъ, который уже давно состоитъ въ услуженін y этой семьи. Онъ вчера вечеромъ и увѣдомилъ меня, что вотъ, дескать, въ такомъ-то положеніи y насъ дѣла. Съ этого времени, капитанъ Гильсъ и лейтенанть Вальтеръ, я, съ вашего позволенія, просто сошелъ съ ума и всю ночь пролежалъ ничкомъ на софѣ, чортъ бы васъ побралъ.

– М-ръ Тутсъ, – сказалъ Вальтеръ, – мнѣ очень пріятно сообщить вамъ радостную вѣсть. Успокойтесь. Миссъ Домби жива и здорова.

– Сэръ! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ, вскакивая со стула и схватывая руку Вальтера, – вѣсть эта такъ необычайно такъ невыразимо пріятна, что, если бы въ эту минуту сказали мнѣ, что миссъ Домби вышла замужъ, я бы, съ вашего позволенія, сталъ улыбаться и даже хохотать, увѣряю васъ. Да, капитанъ Гильсъ, – продолжалъ Тутсъ, обращаясь къ этому собесѣднику, – я, клянусь честью, сталъ бы хохотать, хотя бы черезъ минуту бросили меня въ омутъ съ пудовымъ камнемъ на шеѣ. Покорно васъ благодарю, господа. Утѣшили, ей Богу, утѣшили!

– Такой благородной душѣ, какъ ваша, – сказалъ Вальтеръ, – я могу, конечно, доставить еще большее утѣшеніе, если скажу, что вы можете оказать нѣкоторыя услуги миссъ Домби. Капитанъ Куттль, будьте такъ добры, проводите м-ра Тутса иаверхъ.

Капитанъ сдѣлалъ знакъ м-ру Тутсу, и они скорыми шагами пошли наверхъ. Черезъ минуту м-ръ Тутсъ, безъ всякихь предварительныхъ объясненій былъ введенъ въ новое убѣжище Флоренсы Домби.

Изумленіе и радость бѣднаго Тутса, при взглядѣ на владычицу его сердца, были такого рода, что обнаруженіе ихъ необходимо должно было сопровождаться нѣкоторыми экстренностями. Онъ подбѣжалъ къ ней стремглавъ, схватилъ ея руку, прижалъ къ своимъ губамъ, опустилъ внизъ, схватилъ опять, сталъ на колѣно, заплакалъ, захохоталъ и вовсе не обращалъ вииманія на опасность со стороны Діогена, который, подозрѣвая злодѣйскій умыселъ въ этихъ обнаруженіяхъ бурнаго чувства, забѣгалъ взадъ, впередъ и по бокамъ м-ра Тутса, еще какъ будто не зная навѣрняка, на какой пунктъ сдѣлать нападеніе, но твердо рѣшившись нанести отчаянное пораженіе страшному врагу своей госпожи.

– О, Діогенъ, неблагодарный, злой Діогенъ! Кэкъ я рада васъ видѣть, добрый, любезный м-ръ Тутсъ!

– Покорно благодарю, – сказалъ Тутсъ. – Я совершенно здоровъ и премного вамъ обязанъ, миссъ Домби. Надѣюсь, и ваши всѣ здоровы, то есть, я хочу сказать, вся ваша фамилія здравствуетъ.

Все это добрый Тутсъ произнесъ безъ малѣйшаго сознанія о томъ, что говоритъ. Онъ сѣлъ на стулъ и принялся смотрѣть на Флоренсу съ живѣйшимъ выраженіемъ восторга и отчаянія, которыя смѣнялись на его лицѣ съ неуловимою быстротою.

– Капитанъ Гильсъ и лейтенантъ Вальтеръ говорили мнѣ, миссъ Домби, что я могу оказать вамъ какую-то услугу. О, если бы я могъ какимъ-нибудь способомъ смыть въ душѣ вашей воспоминаніе о томъ брайтонскомъ днѣ, когда я, по злодѣйскому чувству, велъ себя скорѣе, какъ отцеубійца, a не владѣлецъ независимой собственности! – Бѣдный Тутсъ, въ страшномъ порывѣ раскаянія, готовъ былъ обличить себя во всевозможныхъ душегубствахъ. – Повѣрьте, миссъ Домби, я сошелъ бы въ могилу съ неизреченною радостью!

– Сдѣлайте милость, м-ръ Тутсъ, – сказала Флоренса, – не желайте, чтобы я забыла какую-нибудь подробность въ нашемъ знакомствѣ. Повѣрьте, я не хочу забывать. Вы всегда были такь добры, такъ обязательны, любезный м-ръ Тутсъ.

– Миссъ Домби, ваше снисхожденіе къ моимъ чувствамъ можетъ быть объяснено только вашимъ ангельскимъ характеромъ. Благодарю васъ тысячу разъ. Все это, повѣрьте мнѣ, трынъ-трава!

– Теперь позвольте изложить вамъ нашу просьбу, – сказала Флоренса. – Не знаете ли вы, гдѣ и какъ отыскать Сусанну, которую, поммите, вы проводили до конторы дилижансовъ, когда видѣлись со мной послѣдній разъ.

– Навѣрное мнѣ трудно что-нибудь сказать, миссъ Домби, – отвѣчалъ Тутсъ послѣ нѣкотораго размышленія. – Я не помню въ точности мѣста, куда она отправилась изъ конторы, да притомъ она, кажется, говорила, что тамъ не будетъ останавливаться, a поѣдетъ куда-то дальше. Впрочемъ, миссъ Домби, если дѣло только въ томъ, чтобы отыскать ее и привести сюда, то я и Лапчатый Гусь беремся употребить для этой цѣли всевозможныя средства, какія только будутъ внушены необыкновенной смѣтливостью съ его стороны и безконечной привязанностью съ моей. Будьте спокойны, миссъ Домби.

М-ръ Тутсъ былъ приведенъ въ такой восторгъ блистательной перспективой сдѣлаться полезнымъ для владычицы своего сердца, и безкорыстная искренность его благоговѣйной преданности была до такой степени очевидна, что было бы теперь истинною жестокостью ему противорѣчить или отказаться отъ его услугъ. Флоренса удержалась отъ всякихъ возраженій и только благодарила его отъ искренняго сердца. М-ръ Тутсъ сь гордостью принялъ поручеиіе и оказалъ готовность немедленно приняться за работу при могущественномъ содѣйствіи Лапчатаго Гуся.

– Миссъ Домби, – сказалъ м-ръ Тутсъ, съ жаромъ цѣлуя поданную ему руку и, очевидно, проникнутый безнадежной страстью, которая выражалась во всѣхъ чертахъ его добраго лица, – прощайте! Позвольте мнѣ принять на себя смѣлость сказать, что ваши несчастія тяжелымъ бременемъ лежатъ на моей душѣ, и что вы вполнѣ можете довѣряться мнѣ, какъ самому капитану Гильсу. Я очень хорошо знаю свои недостатки, миссъ Домби – они очень велики, покорно васъ благодарю, – но вы можете на меня совершенно положиться, клянусь честью, миссъ Домби.

Съ этимъ м-ръ Тутсъ вышелъ изъ комнаты опять въ сопровожденіи капитана, который во все это время стоялъ въ недалекомъ разстояніи отъ собесѣдниковъ, держа подъ мышкой лощеную шляпу и поправляя желѣзнымъ крюкомъ волосы, въ безпорядкѣ падавшіе на его глаза. Когда дверь затворилась, свѣтъ жизни м-ра Тутса снова покрылся мрачными облаками.

– Капитанъ Гильсъ, – сказалъ Тутсъ, останавливаясь на послѣдней лѣстничной ступени и оглядываясь вокругъ, – сказать вамъ правду, я въ эту минуту далеко не въ такомь расположеніи духа, чтобы мнѣ можно было видѣть лейтенанта Вальтера съ тѣми дружелюбными чувствами, какія я желалъ бы сохранить къ нему въ своемъ сердцѣ. Мы не всегда можемъ владѣть своими чувствами, капитанъ Гильсъ, и я покорнѣйше прошу васъ объ одолженіи выпроводить меня въ боковую дверь.

– Пріятель, – возразилъ каітитанъ, – вы можете всегда идти вашимъ собственнымъ путемъ; и какой путь вы ни возьмете, онъ будетъ ровенъ, чистъ и гладокъ, какъ y испытаннаго моряка, – въ этомъ я увѣренъ.

– Капитанъ Гильсъ, вы чрезвычайно добры. Ваше доброе мнѣніе служитъ для меня истиннымъ утешеніемъ. Одна просьба кь вамъ, капитанъ Гильсъ, – продолжалъ Тутсъ, останавливаясь на порогѣ подлѣ полуотворенной двери, – я надѣюсь, мы познакомимся и, быть можетъ, при вашемъ содѣйствіи, подружимся съ лейтенантомъ Вальтеромъ. Я вступилъ, какъ вамъ извѣстно, во владѣніе своимъ наслѣдствомъ и, сказать по правдѣ, не знаю, что съ нимъ дѣлать. Если бы я мотъ быть какъ-нибудь вамъ полезнымъ въ финансовомъ отношеніи, то, вы понимаете, я сошелъ бы въ могилу спокойно и даже съ нѣкоторой усладой для сердца.

Не сказавъ ничего больше, м-ръ Тутсъ юркнулъ на улицу и самъ затворилъ за собою дверь, чтобы не слышать капитанскаго отвѣта.

Долго Флоренса думала объ этомъ добромъ созданіи съ нераздѣльными чувствами удовольствія и грусти. Онъ былъ такъ честенъ и младенчески добръ, что увидѣть его опять и увѣриться въ истинности его чувствъ въ эти бѣдственные дни было для нея и отрадой, и утѣшеніемъ; но по этой же самой причинѣ, мысль, что она дѣлала его несчастнымъ и возмущала тихій потокъ его жизни, вызывала невольныя слезы изъ ея глазъ и переполняла ея сердце искреннимъ сожалѣніемъ. Капитань, сь своей стороны, очень много думалъ о м-рѣ Тутсѣ, также какъ и Вальтеръ. Когда наступалъ вечеръ, и они собирались въ новую комнату Флоренсы, Вальтеръ осыпалъ его похвалами и, пересказывая Флоренсѣ его послѣднія слова при выходѣ изъ ихъ дома, представлялъ его идеаломъ благороднѣйшаго юноши, достойнаго всякой симпатіи и участія.

М-ръ Тутсъ не возвращался сряду нѣсколько дней, и во все зто время Флоренса, не возмущаемая новыми тревогами, жила на чердакѣ инструментальнаго мастера, спокойная, какъ птица въ клѣткѣ. Но день ото дня она чаще и чаще опускала свою голову, съ грустью размышляя о покойномъ братѣ, предсмертный видъ котораго безпрестанно носился передъ ея умственнымъ вэоромъ. Одинокая подлѣ окна своей комнаты, она невольно устремляла на небо свои заплаканные глаза, какъ будто отыскивая того свѣтлаго ангела, о которомъ говорилъ онъ на своемъ болѣзненномъ ложѣ.