Текст книги "Домби и сын"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 70 страниц)

– Этого, быть можетъ, – сказалъ онъ, обращаясь къ мадамъ, – хватитъ на обмундировку моей маленькой п_л_е_м_я_н_н_и_ц_ы; a если не хватить, вы потрудитесь только с_в_и_с_н_у_т_ь, и мы покончимь разсчеты.

При словѣ «племянница», онъ бросилъ на Флоренсу многознаменательный взглядъ, сопровождаемый пантомимами, которымъ предназначалось выражатъ его непроницаемую таинственность. Посмотрѣвъ потомъ случайно на свои часы, – вѣрнѣйшее и хитро придуманное средство возбудить уваженіе къ своей особѣ – капитанъ поцѣловалъ свой крюкъ и, остановившись на улицѣ подлѣ магазимнаго окна поминутно выставлялъ свою огромную голову между лентъ и шляпокь, обнаруживая очевидное опасеніе, какъ бы Флоренса не скрылась куда-нибудь черезъ заднюю дверь. Но черезъ нѣсколько минутъ Флоренса явилась передъ нимъ съ узломъ, котораго объемъ весьма непріятно озадачилъ капитана, такъ какъ оиъ ожидалъ увидѣть огромный тюкъ закупленныхъ товаровъ и уже готовился нанять извозчика, чтобы тотъ взвалилъ его на свои плечи.

– Любезный капитанъ Куттль, – сказала Флоренса, – мнѣ не нужны были эти деныи, я ихъ не истратила. У меня есть свои.

– Въ такомъ случаѣ, моя радость, – возразиль капитанъ, опустивъ голову внизъ, – поберегите ихъ для меня до той поры, какъ я попрошу.

– Могу ли я держать ихъ тамъ, гдѣ онѣ всегда лежали y васъ?

Капитану очень не понравилось такое предложеніе, однако, онъ отвѣчалъ:

– Кладите ихъ куда угодио, моя радость, только умѣйте отыскать, когда понадобится. Мнѣ онѣ совершенно не нужны, и я, право, никакъ не могу понять, какъ я ихъ не зашвырнулъ куда-нибудь до сихъ поръ.

На минуту капитанъ погруженъ былъ въ легкое уныніе, но онъ мгновенно оживился при первомъ прикосновеміи къ рукѣ Флоренсы, и они воротились домой съ тѣми же предосторожкостями, здравы и невредимы. Отворивъ двери маленькаго мичмаиа, капитанъ нырнулъ въ нихъ сь такою чудною ловкостью, какая могла быть пріобрѣтена не нначе, какъ послѣ и вслѣдствіе продолжительпаго упражненія. Въ продолженіе утренняго отдыха Флоренсы, онъ успѣлъ сбѣгать на птичій рынокъ и уговорился съ дочерью пожилой леди, торговавшей курицами, чтобы она разъ въ день заходила въ магазинъ убирать комнату его прекрасной родственницы.

Передъ отходомъ ко сну, капитанъ упросилъ свою гостью скушать ломоть поджареннаго на маслѣ хлѣба и выпить рюмку накоричненаго глинтвейну, приготовленіе котораго было имъ доведено до послѣдней степсни совершенства. Затѣмъ, напутствуя ее благословепіями и всевозможными цитатами изь ветхаго и новаго завѣта, онъ повелъ ее наверхъ въ Соломонову спальню, но было на его лицѣ что-то тревожное и смутное, чего онъ никакъ не могъ скрыть.

– Прощайге, моя радость, – сказалъ капитанъ Куттль, останавливаясь на порогѣ ея комнаты.

Флоренса обратила свои губы къ его лицу и поцѣловала его.

Во всякое другое время капитанъ обезумѣлъ бы отъ такого доказательства признательности; но теперь онь посмотрѣлъ на ея лицо съ какою-то загадочною неловкостью и, казалось, неохотно собирался ее оставить.

– Бѣдный Вальтеръ! – сказалъ капитанъ.

– Бѣдный, бѣдный Вальтеръ! – со вздохомъ повторила Флоренса.

– Утонулъ прекрасный юноша, не правда ли?

Флоренса покачала головой и вздохнула.

– Спокойной іючи, высокорожденная барышня-дѣвица! – воскликнулъ капитанъ, протягивая свою руку.

– Благослови вась Богъ, мой добрый, несравненный другъ!

Но капитанъ еще медлилъ на порогѣ.

– Вы хотите сказать что-нибудь, любезный капитанъ Куттль?

– Сказать вамъ, высокорожденная барышня-дѣвица! Нѣтъ еще… то есть, мнѣ нечсго говорить вамъ, моя радость. Вѣдь вы, конечно, не ждете услышать отъ меня добрыхъ вѣстей?…

– Нѣть!

Капитанъ посмотрѣлъ на нее сь видимымъ смущеніемъ и повторилъ: "нѣтъ!" Но онъ все еще стоялъ на порогѣ и не двигался съ мѣста.

– Бѣдный Вальтеръ! – воскликнулъ капитанъ. – Милый мой Вальтеръ, какь я прнвыкъ тебя называть! Племянникъ старика Соломона Гильса! Милый и любезный для всѣхъ, какь майскій цвѣтокъ! Куда ты умчался, куда отлетѣлъ, прекрасный, храбрый молодой человѣкъ! Вѣдь онъ утонулъ, моя радосгь, не правда ли?

Заключивь этотъ апострофъ стремительнымъ обращеніемъ къ Флоренсѣ, капитанъ пожелалъ ей спокойной ночи и пошелъ внизъ, между тѣмъ какъ Флоренса свѣтила ему сверху. Онь уже совсѣмь потерялся въ темнотѣ и, судя по звуку его удаляющихся шаговь, быль на поворотѣ въ маленькую гостиную, какъ вдругъ, его голова и плечи вынырнули опять какъ будто изъ воды съ очевиднымь иамѣреніемъ повторить: "Утонулъ, бѣдняга, не правда ли"? И высказавъ эту сентенцію тономъ соболѣзнованія, онь исчезъ.

Флоренса очень жалѣла, что она своимъ присутствіемъ противъ воли, хотя совершенно натуральнымъ образомь, пробудила въ его душѣ эти печальныя воспомипанія. Занявъ мѣсто передъ столикомъ, гдѣ заботливая капитанская рука разставила въ правильной симметріи телескопь, пѣсенникъ и другія изящнѣйшія рѣдкости, она стала думать о Вальтерѣ и обо всемъ, что соелинялось съ нимь въ прошедшей ея жизни, и эти думы занимали ее до поздней ночи. Но при этомъ тоскливомъ стремленіи къ покойнику, мысль о домѣ и возможности туда воротиться ни разу не приходила ей въ голову. Отцовскій домъ пересталъ существовать для ея воображенія. Она видѣла, что идеальный образъ, какимъ она въ послѣднее время представляла себѣ м-ра Домби, былъ теперь вырванъ изъ ея сердца. Одна мысль объ этомъ до того страшила ее, что она закрывала свои глаза и съ трепетомъ удаляла отъ себя воспоминанія о немъ. Если бы и теперь ея любящее сердце удержало еще этоть образъ, онъ былъ бы разбитъ и уничтоженъ отъ одного представленія объ оскорбленім ея нѣжнаго чувства.

Она не смѣла смотрѣться въ зеркало, ибо видъ багроваго пятна пугалъ ее. Она закрыла грудь трепетной рукой и еще разъ пролила горькія слезы, опустивь свою голову на подушку.

Капитанъ долго не ложился въ постель. Болѣе часу ходилъ онъ взадь и впередь по маленькой гостиной и, настроивъ, наконецъ, свою душу къ важнымъ размышленіямъ, усѣлся за столъ съ задумчивымъ лицомъ, раскрылъ молитвенникъ и принялся читать "Панихиду по усопшимъ въ морской глубинѣ". Нелегко было ему управиться съ этимъ душеспасительнымъ упражненіемъ: вообще добрый капитанъ читалъ не очень бойко, и теперь, запинаясь слишкомъ часто на многосложныхъ словахъ, онъ время отъ времени поощрялъ себя возгласами въ родѣ слѣдующихъ: – "Ну, ну, держись крѣпче, любезный! Пошевеливайся, Эдуардъ Куттль!" – И этотъ способъ съ удивительнымъ успѣхомъ помогалъ ему преодолѣвать встpѣчающіяся затрудненія, которыя осооенно увеличивались оть огромныхъ очковъ, постоянно закрывавшихъ его ястребиные глаза. Какь бы то ни было, однако капитанъ дочиталъ молитвы до послѣдней строки и преисполнился набожными чувствами. Проникнутый этимъ духомъ, онь сходилъ нарерхъ, постояль y дверей Флоренсы и, наконецъ, устроивъ свою постель за прилавкомъ въ магазинѣ, сомкнулъ свои вѣжды и заснулъ кроткимъ сномъ благочестиваго моряка.

Но при всемъ томъ въ продолжеиіе ночи капитань еще нѣсколько разъ взбирался наверхъ и приставлялъ свои глаза къ замочной щели. Въ одну изъ такихъ экспедицій, совершенныхъ на разсвѣтѣ, Флоренса, услышавъ его шаги, спросила, онъ ли это былъ.

– Да, это я, моя радость, – отвѣчалъ капитанъ. – Все ли y васъ исправно, брилліантъ мой драгоцѣнный?

Флоренса поблагодарила его и отвѣчала: да!

При этой удобной оказіи капитанъ никакъ не могъ премииуть, чюбы не повторить въ сотый разь своего задушевнаго восклицанія: "Бѣдный Вальтеръ! утонуль онь, – не правда ли"? Послѣ чего онъ удалился и спокойно опочилъ на своемъ ложѣ до семи часовъ.

И весь этотъ день капитанъ никакъ не могъ освободиться оть своей загадочной таинственности, несмотря на то, что Флоренса, занятая шитьемъ въ маленькой гостиной, была гораздо спокойнѣе, чѣмъ наканунѣ. Всякій разъ, подымая глаза оть своей работы, она замѣчала, что капитанъ смотритъ на нее пристально и съ глубокомысленнымъ видомъ поглаживаеть свой подбородокъ. Онь придвигалъ къ ней свой стулъ, намѣреваясь, какъ будто бы, начать откровенную бесѣду, и потомъ тотчасъ же отодвигалъ его назадъ, не имѣя духу выполнить своего иамѣренія, и крейсируя такимъ образомъ во весь день около маленькой гостиной, онъ не разъ наѣзжалъ на этомъ утломь челнокѣ на панельную обшивку или на дверь кладовой, и это, казалось, приводило его въ совершеиное отчаяніе.

До самыхь сумерекъ капитанъ, утвердившійся, наконецъ, иа якорѣ, подлѣ Флорснсы, никакь не мотъ начать связнаго разговора. Но когда каминный огонь заигралъ на стѣнахъ и потолкѣ маленькой гостиной, озаривъ въ то же время своимъ блескомь чайныя ложсчки и чашки, расположенныя на столѣ, и освѣтивъ плачущее лицо Флоренсы, капитанъ прервалъ продолжительное молчаніе такимь образомъ:

– Вы никогда не были на морѣ, моя радость?

– Нѣть, – отвѣчала Флоренса.

– Да, – началь капитанъ, проникнутый великимь благоговѣніемь къ важности предмета, – это всемогущій элементъ. Тамъ чудеса, моя радость, дивныя чудеса! Подумайте только, когда вѣтры бушують, и волны ревутъ, когда бурная ночь чернѣетъ, какъ смола, и вы не видите передъ собой собствеиной руки, развѣ только сверкнетъ молнія изъ-за тучи, и вотъ, невидимая сила гонитъ васъ впередъ черезъ бурю и черезъ мглу, впередъ, впередъ, стремглавъ гонитъ на тотъ край свѣта, безъ предѣловъ и конца, во вѣки вѣковъ, аминь. Пріискать въ книгѣ Іова и положить закладку. Вотъ что въ эти времена, моя красавица, человѣкъ можеть сказать своему ближнему: "Ну, Джонъ, держи ухо востро, поднимается нордъ-вестъ! Слышишь, какъ забушевалъ! Силы небесныя! Что-то теперь сганется сь месчастнымъ народомъ, который на берегу? Госноди, спаси ихъ и помилуй!"

И эту цитату, приспособленную съ такимъ совершенствомъ къ ужасамъ океана, капитанъ завершилъ энергичнымъ и звучнымъ восклицаніемъ: "Держись крѣпче, Эдуардъ Куттль!"

– Вы видѣли когда-нибудь такую страшную бурю? – спросила Флоренса.

– Да, моя радость, много страшныхъ бурь испыталъ я на своемъ вѣку; но теперь не обо мнѣ рѣчь. Я вотъ все думаю о нашемъ прекрасномъ юношѣ. – Тутъ онъ пододвинулъ къ ней свой стулъ. – Какъ вы полагаете, мое сокровище, вѣдь утонулъ нашъ бѣдный Вальтеръ?

Капитанъ началъ говорить такимъ дрожащимъ голосомъ и обратилъ на Флоренсу такое блѣдное и взволнованное лицо, что она въ испугѣ схватилась за его руку.

– Что съ вами, любезный мой другъ? – вскричала Флоренса. – Вы совершенно вдругъ перемѣнились! Любезный капитанъ Куттль, мнѣ становится страшно на васъ смотрѣть!

– Ничего, моя радость, ничего! Не робѣйте только и держите головку противъ вѣтра. Все обстоитъ благополучно, изумрудъ мой драгоцѣнный. Ну, такъ вотъ я началъ говорить о Вальтерѣ, – онъ вѣдь… то есть, я хочу сказать, вѣдь онъ утонулъ? Да или нѣтъ?

Флоренса устремила на него пристальный взглядъ. Ея щеки то блѣднѣли, то рдѣлись яркимъ румянцемъ, и она положила свою руку на грудь.

– Много бѣдъ и опасностей на широкомъ морѣ, моя красавица, – продолжалъ капитанъ, – и только Богу извѣстно, сколько храбрыхъ кораблей и храбрыхъ моряковъ потонуло въ глубокой безднѣ! и сгинули они со свѣту бѣлаго, и никто не слыхалъ о нихъ ни единаго слова! Но бываютъ, моя радость, такіе случаи, что иной разъ спасается, по благодати Божіей, одинъ человѣкь изъ двадцати – что изъ двадцати? случается, изъ цѣлой сотни, изъ тысячи одинъ только человѣкъ выплываеть на бѣлый свѣтъ и возвращается домой къ своимъ друзьямъ, здравъ и невредимъ, между тѣмъ, какъ всѣ считали его погибшимъ и уже молились за упокой его души. Вотъ я… я знаю одну исторію въ этомъ родѣ… то есть, мнѣ разсказывали одну такую исторію, и ужъ такъ какъ мы лавируемъ теперь около этого мѣста… притомъ вы и я сидимъ передъ каминомъ, – то, можетъ, вамъ пріятно будетъ услышать эту исторійку. Разсказать?

Флоренса трепетала отъ ужаснаго волненія, котораго не въ силахъ была ни понять, ни преодолѣть, и невольно слѣдила за его глазами, которые обращались къ магазину, гдѣ горѣла лампа. Въ ту минуту, какъ она поворотила туда голову, капитанъ вскочилъ со стула и заслонилъ собою дверь.

– Тамъ ничего нѣтъ, мое сокровище, – сказалъ капитанъ. – Не смотрите туда!

– Отчего не смотрѣть? – спросила Флоренса.

Капитанъ пробормоталъ что-то насчетъ темноты, господствовавшей въ магазинѣ, и относительно того, что передъ каминомъ очень весело. Онъ притворилъ дверь, которая до той поры была отворена совсѣмъ, и занялъ свое мѣсто. Флоренса постоянно слѣдила теперь за его взоромъ и не спускала глазъ съ его лица.

– Такъ вотъ видите ли, въ чемъ исторія. Одинъ корабль отвалилъ недавно изъ лондонской гавани при попутномъ вѣтрѣ и чудесной погодѣ, – да не робѣйте, моя радость, что съ вами? – Корабль отчалилъ только за границу, и больше ничего.

Выраженіе на лицѣ Флоренсы ужасно растревожило капитана, который и безъ того былъ почти такъ же взволнованъ, какь и она.

– Что же? Разсказывать или нѣтъ?

– Да, да, сдѣлайте милость!

Капитанъ откашлялся, вытерь лобъ и мродолжалъ съ нервнымъ раздраженіемъ:

– И вотъ этотъ несчастный корабль былъ настигнутъ черезъ нѣсколько дней такою дурною погодой, какая случается только разъ въ двадцать лѣтъ, моя радость, не болѣе. На берегу ураганы съ корнемъ вырывали лѣса, сдували цѣлые города, и были на морѣ въ тѣхъ широтахъ такіе вѣтры, что ни одинъ корабль, даже самый крѣпкій, не могъ устоять противъ нихъ. Нѣсколько сутокъ, говорили мнѣ, несчастный корабль велъ себя отлично, исполнялъ свою должность храбро, моя радость; но при одномъ ударѣ почти всѣ его болверки были сбиты, руль и мачты сорваны, лучшіе матросы выброшены черезъ бортъ, и онъ былъ оставленъ на произволь ураіана, который между тѣмъ часъ отъ часу злился все сильнѣе и сильнѣе, вздымая волны огромными горами, вертѣвшими и разбивавшими этотъ несчастный корабль, какъ хрупкую раковину. Каждое черное пятно въ этихъ водяныхъ горахъ было обломкомъ корабля или живого человѣка, и вотъ, моя радость, погибъ весь экипажъ, разбился вдребезги несчастный корабль, и никогда не покроются зеленой муравой могилы людей, перелетѣвшихь черезъ бортъ въ пучины глубокаго моря.

– Они не всѣ погибли! – вскричала Флоренса, – кто-нибудь спасся? Кто же это?

– На борту этого несчастнаго корабля, – продолжалъ капитанъ, вставая со стула и дѣлая рукою энергическіе жесты, былъ одинъ юноша, прекрасный юноша, – такъ мнѣ разсказывали, – который въ своемъ дѣтствѣ любилъ читать и разговаривать о храбрыхъ подвигахъ во время кораблекрушеній – я слышалъ его, о! сколько разъ я его слышалъ! – И вотъ онъ припомнилъ эти подвиги въ свой роковой часъ, и въ ту пору, какъ самыя дюжія головы, самые старые и опытные моряки оробѣли, потерявъ присутствіе духа, онъ, то есть, этотъ прекрасный юноша, пребылъ твердъ и веселъ. Не потому остался онъ веселымъ, что некого ему было жалѣть и любить на сухомъ пути, a потому, что онъ родился на свѣтъ такимъ веселымъ. Какъ сейчасъ смотрю на его лицо, когда былъ онъ только что ребенкомъ… ахъ, что это былъ за ребенокъ! Благослови его Богъ!

– И онъ спасся! – вскричала Флоренса. – Спасся ли? говорите, говорите!

– Этотъ храбрый парень… – сказалъ каписганъ – Да смотрите на меня прямѣе! Не загляіывайте туда…

Флоренса едва имѣла силу повторить – отчего же?

– Оттого, что тамъ ничего нѣтъ, моя радость, – сказалъ капитанъ. – Не робѣйте и держите голову противъ вѣтра, – все пойдетъ хорошо. Будьте тверды Вальтера ради, котораго мы всѣ такъ любимъ. – Долго этотъ парень работалъ изо всѣхъ силъ наравнѣ съ самыми лучшими мореходцами, и весь экипажъ слушался его, какъ адмирала, потому что онъ одинъ только не боялся ничего и не произносилъ никакихъ жалобъ; но, наконецъ, настало время, когда не было уже никакой работы, и вотъ они, то есть, этотъ прекрасный юноша, да помощникъ капитана, да еще одинъ матросъ – они только и оставались еще въ живыхъ изъ всего экипажа – привязали себя къ корабельному обломку и понеслись по волнамъ глубокаго моря.

– Они спаслись! – вскричала Флоренса.

– Дни и ночи носились они по этимъ безконечнымъ водамъ, пока, наконецъ… ахъ, да не смотрите же туда, изумрудъ мой драгоцѣнный! Тамъ рѣшительно ничего нѣтъ! – пока, наконецъ, не наѣхалъ на нихъ одинъ корабль и не принялъ ихъ на бортъ: двое еще дышали, a одинъ былъ мертвый.

– Который?… – воскликнула Флоренса.

– Не тотъ прекрасный юноша, о комъ моя рѣчь.

– О, слава Богу! слава Богу!

– Аминь! – возразилъ капитанъ. – Не робѣйте, моя радость, и держитесь крѣпче! Еще съ минуту, не больше. – На этомъ кораблѣ они совершили длинное путешествіе, чуть ли не по всему протяженію карты, и во время этого путешествія матросъ умеръ, a тотъ молодой человѣкъ остался въ живыхъ и…

Не зная самъ, что дѣлаетъ, капитанъ Куттль воткнулъ на оконечность своего кркжа кусокъ булки и, приставивъ его къ огню, безпрестанно началъ оглядываться на Флоренсу съ величайшимъ волненіемъ на лицѣ. Булка горѣла вмѣсто топлива.

– Остался въ живыхъ, и?… – повторила Флоренса.

– И воротился на родину на томъ же кораблѣ и… не робѣйте, моя радость… и вышелъ на берегъ, и въ одно утро тихонько подоигелъ къ дверямъ своего дома, чтобы сдѣлать наблюденіе надъ своими друзьями, которые считали его потонувшимъ, какъ, вдругъ, онъ отвалилъ опять, когда неожиданно…

– Неожиданно залаяла собака? – добавила Флоренса съ живосгью.

– Да, – проревѣлъ капитанъ. – Держись крѣпче! Смѣлѣй! Не оглядывайтесь покамѣстъ – смотрите вотъ сюда: на стѣну!

На стѣнѣ подлѣ нея обрисовалась тѣнь человѣка. Флоренса отскочила, оглянулась и испустила пронзительный крикъ: позади нея стоялъ Вальтеръ Гэй!

Ея братъ вышель изъ-за могилы! ея братъ спасся отъ кораблекрушенія и явился къ ней, своей сестрѣ! Флоренса бросилась въ объятія Вальтера Гэя. Въ немъ одномъ, казалось, сосредоточились всѣ ея надежды, и онъ былъ для нея естественнымъ покровителемъ. – "Помни Вальтера, милый папа, я любилъ Вальтера"! – Воспоминаніе о жалобномъ умоляющемъ голоскѣ, произносившемъ эти слова, отзывалось въ ея душѣ, какъ музыка среди ночной тишины. – "О, да будетъ благословенно возвращеніе твое, милый Вальтеръ, для этой пораженной груди!" – Она чувствовала эти слова, хотя не могла произнести ихъ, и держала милаго брата въ своихъ чистыхъ объятіяхъ.

Капитанъ, въ припадкѣ умственнаго бреда, попробовалъ обтереть свой лобъ почернѣвшимъ кускомъ булки, все еще прицѣпленнымъ къ его крюку; но находя, что субстанція этого сорта не совсѣмъ соотвѣтствовала такой цѣли, положилъ ее въ тулью своей лощеыой шляпы, которую и надѣлъ не безь нѣкотораго затрудненія на свою голову, чтобы тѣмъ удобнѣе пропѣть извѣстную балладу о похожденіяхъ любезной Пегги; но концертъ, съ первой ноты, потянулся очень дурно, и бѣдный музыкантъ удалился въ магазинъ, откуда опять воротился черезъ нѣсколько минутъ съ испачканнымъ лицомъ и совсѣмъ измятымъ воротникомъ рубашки, какъ будто ея вовсе и не крахмалили. Затѣмъ онъ произнесъ съ нѣкоторою торжественностью слѣдующія слова:

– Любезнѣйшій Вальтеръ, здѣсь хранится собственность, которую я желалъ бы вручить вамъ обоимъ!

Капитанъ поспѣшно вынулъ свои большіе часы, чайныя ложки, сахарные щипчики, жестяную чайницу и, схвативъ Вальтерову шляпу, размѣстилъ въ ней всѣ эти статьи накопленнаго имущества; но вручая Вальтеру этотъ странный ящикъ, онъ до того переполнился сильными ощущеніями, что опрометью бросился опять въ магазинъ въ намѣреніи на этотъ разъ пробыть тамъ какъ можно долѣе.

Но Вальтеръ отыскалъ его и привелъ назадъ, и теперь вся заботливость капитана обратиласъ на Флоренсу, чтобы ея здоровье не потерпѣло отъ сильныхъ потрясеній. Это обстоятельство онъ до того принялъ къ сердцу, что сдѣлался совершенно благоразумнымъ и запретилъ на нѣсколько дней всякіе дальнѣйшіе намеки на приключенія Вальтера. Послѣ этого капитанъ нашелъ въ себѣ довольно присутствія духа, чтобы освободить свою шляпу отъ зажаренаго хлѣба и занять мѣсто за чайнымъ столикомъ; но когда Вальтеръ облокотился на его плечо съ одной стороны, между тѣмъ, какъ Флоренса со слезами нашептывала ему благодарныя привѣтствія, съ другой, капитанъ вдругъ опять вышмыгнулъ изъ гостиной и пропадалъ больше десяти минутъ.

Но никогда во всю жизнь лицо капитана не сіяло такимъ лучезарнымъ блескомъ, какъ теперь, когда онъ, наконецъ, съ рѣшительнымъ видомъ усѣлся за столъ и началъ переводить свои глаза то съ Вальтера на Флоренсу, то съ Флоренсы на Вальтера. И этотъ эффектъ отнюдь не былъ произведенъ или увеличенъ тѣмъ обстоятельствомъ, что въ послѣдніе полчаса капитанъ съ неутомимою дѣятельностью полировалъ свои щеки и глаза рукавами своего камзола; напротивъ, это было исключительно дѣйствіемъ его внутреннихъ волненій. Слава и восторгъ распространялись по всему существу капитана, и на его лицѣ была самая торжественная иллюминація.

Гордость, съ какою капитанъ смотрѣлъ на бронзовыя щеки и мужественные глаза обрѣтеннаго юноши, съ какою видѣлъ благородный пламень его юности и всѣ блистательныя качества, засіявшія еще разъ на его свѣжемъ, здоровомъ и пылкомъ лицѣ, – эта гордость, казалось, проникала живительными лучами въ его собственный организмъ. Удивленіе и симпатія, съ какими онъ поворачивалъ свои глаза на Флоренсу, которой красота, граціозность и невинность пріобрѣли въ немъ вѣрнѣйшаго и усерднѣйшаго изъ всевозможныхъ рьщарей, могли бы въ этомъ отношеніи оказать на него равносилыюе вліяніе; но полнота пламени, распространявшагося вокругъ него, могла только возникнуть отъ созерцанія ихъ обоихъ и отъ всѣхъ тѣхъ образовъ, которые, происходя отъ этой совокупности, создались въ его головѣ.

Когда они разговаривали о старикѣ Соломонѣ и припоминали обстоятельства, относившіяся къ его исчезновенію, какъ ихъ радость умѣрялась отсутствіемъ старика и несчастіями Флоренсы, какъ они освободили Діогена, котораго капитанъ незадолго передъ этимъ заманилъ наверхъ, чтобь онъ не залаялъ, – всѣ эти и другія болѣе или менѣе важныя матеріи капитанъ понималъ въ совершенствѣ, несмотря на свою безмѣрную суетливость, заставлявшую его поминутно выскакивать въ магазинъ, но онъ не догадывался и не могъ бы догадаться въ тысячу лѣтъ, что Вальтеръ смотритъ на Флоренсу, какъ будто издалека и съ какого-то новаго мѣста, и что его глаза, постоянно обращенные на ея лицо, не смѣли, однако, встрѣтиться съ ея открытымъ взоромъ сестринской любви. Все это превышало понятія капитана Куттля. Онъ видѣлъ только, что они молоды и прекрасны, онъ зналъ исторію ихъ прежнихъ дней, и не было въ его сердцѣ ни малѣйшаго мѣста для другихъ чувствъ, кромѣ безпредѣльнаго удивленія и умилительной благодарности, что вотъ, наконецъ, Господь Богъ соединилъ опять прекрасную чету. Такъ сидѣли они вмѣстѣ до глубокой ночи. Капитанъ не отказался бы просидѣть такимъ образомъ цѣлую недѣлю. Но Вальтеръ всталъ и началъ прощаться.

– Ты идешь, Вальтерь, – сказала Флоренса, – куда же?

– Онъ вѣшаетъ теперь свою койку y Брогли, высокорожденная барышня-дѣвица, – сказалъ капитанъ Куттль, – недалеко отсюда, стоитъ только свистнуть, моя радость!

– Неужели я причиной твоего ухода, милый Вальтеръ? Бездомная сестра остается на твоемъ мѣстѣ.

– Милая миссъ Домби, – сказалъ Вальтеръ запинаясь, – если не слишкомъ дерзко называть васъ этимъ…

– Вальтеръ!! – воскликнула бна съ необыкновеннымъ изумленіемъ.

– Я видѣлъ васъ, я имѣлъ наслажденіе говорить съ вами: что теперь можетъ меня болѣе осчастливить, какъ не мысль о возможности оказать вамъ какую-нибудь услугу? О, куда я не пойду, чего я не готовъ сдѣлать ради васъ, милая миссъ Домби!

Она улыбнулась и назвала его братомъ.

– Вы такъ перемѣнились! – сказалъ Вальтеръ.

– Я перемѣнилась?

– Для меня… – сказалъ Вальтеръ тихимъ голосомъ, какъ будто размышляя съ собою вслухъ, – перемѣнились для меня. Я оставилъ васъ ребенкомъ, a теперь… о! теперь вы…

– Теперь, какъ и тогда, я твоя сестра, любезный Вальтеръ. Развѣ ты забылъ, какія обѣщанія другъ другу мы дѣлали передъ прощаньемъ?

– Забылъ?!

Больше онъ ничего не могъ проговорить.

– И если бы точно ты забылъ, милый Вальтеръ, если бы несчастья и опасности удалили ихъ изъ твоихъ мыслей, ты бы долженъ былъ вспомнить ихъ теперь, когда находишь меня бѣдною, отверженною, безпріютною, не имѣющею на свѣтѣ друзей, кромѣ тѣхъ, съ которыми говорю!

– О, я помню, Богъ видитъ, какъ я помню каждое ваше слово!

– Вальтеръ! – воскликнула Флоренса сквозь слезы и рыданія, – милый братецъ! отыщи для меня на этомъ свѣтѣ какую-нибудь тропинку, по которой я могла бы идти одна, и работать, и трудиться, и думать иногда о тебѣ, какъ о единственномъ человѣкѣ, который мнѣ покровительствуетъ и защищаетъ, какъ сестру! О, помоги мнѣ, милый Вальтеръ, мнѣ такъ нужна твоя помощь!

– Миссъ Домби! Флоренса! Я готовъ умереть, чтобы оказать вамъ всякую помоіць. Но родственники ваши горды и богаты. Вашъ отецъ…

– Нѣтъ, нѣтъ, Вальтеръ! Не произноси этого слова… никогда, никогда!

И говоря это, она обхватила руками свою голову съ такимъ отчаяннымъ выраженіемъ ужаса, который оцѣпенилъ на мѣстѣ молодого человѣка, Съ этого часа онъ никогда не забывалъ голоса и взора, какими онъ былъ остановленъ при имени ея отца. Онъ почувствовалъ, что не забылъ бы этого во сто лѣтъ своей жизни.

Куда-нибудь и какъ-нибудь, только не домой! Все прошло, все кончено, все потеряно, разорвано, прекращено! Вся исторія ея страданія заключалась въ этомъ взорѣ и крикѣ, и онъ почувствовалъ, что не въ состояніи забыть ихъ иѣлую вѣчность!

Положивъ свое нѣжное лицо на плечо капитана, Флоренса разсказала, какъ и почему она бѣжала изъ родительскаго дома. "Если бы каждая горькая слеза, пролитая при этомъ разсказѣ, падала на того, кого она не называла, это было бы лучше для него", – думалъ Вальтеръ, пораженный паническимъ страхомъ, – "нежели потеря такой сильной, могущественной любви". Капитанъ между тѣмъ, ошеломленный до послѣдней степени, выразилъ свое изумленіе тѣмъ, что разинулъ ротъ и скривилъ, безъ всякой деликатности, свою лощеную шляпу.

– Налѣво кругомъ, ребята! – сказалъ онъ, наконецъ, сдѣлавъ крюкомъ энергичный жестъ, – баста! Отваливай, Вальтеръ, въ свою каюту и оставь красавицу на мои руки!

Вальтеръ взялъ въ обѣ руки ея маленькую ручку, поднесъ къ своимъ губамъ и поцѣловалъ. Теперь онъ зналъ, что она дѣйствительно была безпріютной, скитающейся сиротой; но никакіе милліоны не сдѣлали бы ее достойнѣе въ его глазахъ. При всемъ томъ, миссъ Флоренса Домби, на высотѣ своего прежняго величія казалась ему болѣе доступною, чѣмъ теперь, въ своемъ настоящемъ положеніи.

Капитанъ, не смущаемый такими помышленіями, проводилъ Флоренсу въ ея комнату и расположился стоять за дверьми на часахъ до тѣхъ поръ, пока его радость не устроитъ приличнымъ образомъ всего необходимаго для грядущаго сна. Оставляя, наконецъ, свой сторожевой постъ, онъ не мотъ отказать себѣ въ удовольствіи приставить глаза къ замочной щели и проговорить: "Утонулъ онъ, не правда ли"? Затѣмъ, спускаясь съ лѣстницы, онъ попытался пропѣть куплетецъ изъ любезной Пегги, но весьма и весьма неудачно, какъ будто въ его горлѣ застряла корка поджареннаго хлѣба. Несмотря на такую неудачу, онъ благополучно добрался до маленькой гостиной и, опочивъ на своемъ ложѣ, видѣлъ во снѣ, что будто старикъ Гильсъ женился на м-съ Макъ Стингеръ, и что будто эта леди держитъ его въ секретной комнатѣ подъ замкомъ, на хлѣбѣ и водѣ.