Текст книги "Дракула"

Автор книги: Брэм Стокер

Соавторы: Нэнси Холдер,Брайан Ламли,Майкл Маршалл,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Нэнси Килпатрик,Брайан Майкл Стэблфорд,Грэхем (Грэм) Мастертон,Бэзил Коппер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Сцена четвертая

Стена замка.

Харкер виден выглядывающим из верхнего узкого окна. Из окна ниже показывается голова графа. Постепенно появляется целиком, ползет вниз лицом к стене и исчезает в темноте.

Харкер. Что же это за человек или существо, походящее на человека? Я чувствую, как ужас этого места одолевает меня; я охвачен страхом, жутким страхом, и нет от него спасения. Ужас поглотил меня, и я не осмеливаюсь подумать о…

Сцена пятая

Гостиная.

Просторная комната с большими окнами, через которые струится лунный свет, старинная мебель изъедена молью и покрыта пылью. Харкер ложится на софу.

Харкер. Здесь я смогу отдохнуть. Повезло, что дверь в это крыло только казалась запертой. (Дремлет.)

Прямо из лунного света возникают фигуры трех молодых женщин и окружают его.

Первая женщина. Давай же! Ты первая, а мы за тобой Право начать твое.

Вторая женщина. Он молод и силен, поцелуев хватит на всех.

Внезапно появляется граф и, схватив за шею женщину, которая уже прижалась губами к горлу Харкера, отбрасывает ее прочь.

Дракула. Да как вы посмели прикоснуться к нему? Как вы посмели положить на него глаз, если я запретил? Прочь, я вам приказываю! Этот человек принадлежит мне. Предупреждаю, тронете его – будете иметь дело со мной.

Третья женщина. Ты сам никого не любил и сейчас не любишь!

Дракула. Нет, я могу любить; вы сами это отлично знаете по прошлому. Разве не так? Ладно, обещаю, когда я закончу с ним, вы сможете целовать его сколько захотите. А сейчас убирайтесь! Убирайтесь! Мне надо разбудить его, так как у нас еще есть дела.

Первая женщина. А сегодня нам ничего не перепадет?

Граф указывает на мешок, лежащий на полу. Мешок шевелится, слышен приглушенный детский плач. Женщины хватают мешок и сразу исчезают. Граф поднимает Харкера, который без сознания, и уносит его. Темнота.

Сцена шестая

Харкер приходит в себя в библиотеке.

Харкер. Прошлой ночью граф велел мне написать три письма: в одном сообщить, что мои дела здесь почти закончены и что я отправлюсь домой в ближайшие несколько дней; во втором сказать, что я отправляюсь домой на следующее утро; и в третьем – что я уже покинул замок и прибыл в Бистрицу. При теперешних обстоятельствах было бы безумием ссориться с графом, поскольку я полностью в его власти и отказ вызовет у него подозрения и разозлит его. Он знает, что мне известно слишком много и что я не должен остаться в живых, чтобы не стать для него угрозой. Все, что мне остается, – надеяться, что подвернется случай сбежать.

Входит Дракула.

Дракула. Почта ходит редко и не внушает доверия, а ваши письма успокоят ваших друзей. Впрочем, письма можно и задержать в Бистрице на сколько понадобится, если вы захотите еще побыть в замке.

Харкер (в сторону).Если я не подчинюсь ему, у него возникнет еще одно подозрение. (Громко.)Какие даты мне проставить в письмах?

Дракула. В первом – двенадцатое июня, во втором – пятнадцатое июня и в третьем – двадцать девятое июня.

Дракула выходит.

Харкер (в сторону).Теперь я знаю, сколько мне осталось жить. Да поможет мне Бог! Появилась надежда сбежать или, по крайней мере, дать знать о себе домой. Во дворе замка расположился цыганский табор.

Я написал письма и попробовал отправить их через цыган. Я до этого говорил с ними через окно, чтобы завязать знакомство. Они снимали шляпы, почтительно кланялись и много жестикулировали. Я не понимаю их жесты, но их разговорный язык мне известен. Я написал письма: Мине – стенографией, а мистера Хаукинса просто попросил связаться с ней. Ей я объяснил мою ситуацию, но без ужасов, которые, возможно, лишь плод моего воображения. Она перепугается до смерти, если я расскажу ей все как есть. Я отдал письма: бросил их через решетку моего окна вместе с золотой монетой и, как мог, объяснил знаками, что их надо отправить. Мужчина, поднявший письма, прижал их к груди и поклонился, а затем положил их в свою шапку. Более того я ничего сделать не могу.

Входит Дракула.

(В сторону.)

Осторожно! Пришел граф.

Дракула. Цыгане вручили мне два письма, о которых я ничего не знал, но о которых непременно позабочусь. Смотрите! Одно – от вас моему другу Питеру Хаукинсу; другое (видит стенографию и приходит в ярость)это подлость, предательство по отношению к дружбе и гостеприимству! Оно не подписано. Ну да ладно! Для нас оно не имеем значения. Письмо Хаукинсу я, конечно, отправлю, поскольку оно написано вами, а ваши письма для меня священны. Прошу прощения, мой друг, по неосторожности я вскрыл это письмо. Запечатайте его, пожалуйста, в другой конверт.

Харкер надписывает конверт.

Итак, мой друг, вы устали? Идите спать. Вас ждет прекрасный отдых. Я вынужден сегодня отказаться от такого удовольствия, как вечерняя беседа с вами: у меня много дел. А вас ждет прекрасный сон!

Дракула выходит.

Харкер. Я слышу щелканье кнутов, подгоняющих лошадей, и грохот повозок на каменистой дороге, ведущей во двор замка. Я должен поспешить к окну. Я вижу, как во двор въезжают две большие подводы, в которые впряжены по восемь крепких лошадей. Каждую пару лошадей сопровождает словак. Я обязательно должен выйти к ним. (Пробует открыть дверь.)

Дверь заперта. Я подбегаю к окну и кричу им. Они тупо смотрят на меня и указывают пальцем. К ним подходит цыганский барон. Они показывают на мое окно, он что-то говорит им. При его словах они смеются и отворачиваются. На подводах большие ящики прямоугольной формы, с прочными веревочными ручками. Похоже, в ящиках ничего нет, судя по легкости, с какой словаки управляются с ними. Ящики сгрузили и сложили в углу двора. Цыгане заплатили словакам, поплевав на деньги для удачи, и словаки вернулись к своим лошадям. Щелканье кнутов затихает вдали. Вероятно, цыгане живут где-то в замке и выполняют какую-то работу. Я так думаю, потому что время от времени слышу приглушенный звук кирки и лопаты, но что бы там ни было, это, должно быть, связано с каким-то чудовищным злодейством.

Я вижу кого-то, вылезающего из окна графа. На нем мой дорожный сюртук, в котором я приехал сюда, а за спиной – тот самый жуткий мешок, который, как я видел, забрали те женщины. Никаких сомнений ни в его происках, ни в его наряде! Это его новый злодейский план: люди думают, что это я, а у него есть свидетельства, что видели, будто я отправляю письма где-нибудь в городке или деревне; и теперь любое преступление, которое он совершит, наверняка спишут на мой счет.

Буду ждать возвращения графа. А что это за призрачные пятнышки, плавающие в лучах лунного света? Они похожи на крошечные пылинки. Они кружатся, собираются вместе и принимают какие-то смутные очертания. Я смотрю на них, и мне становится необычно спокойно.

Слушайте! А что это за низкий жалостливый собачий вой где-то далеко в долине? Слава богу, я не уснул. В комнате графа какое-то шевеление и раздается звук, похожий на вопль, который тут же затихает.

(Подбегает к окну.)

Женщина с растрепанными волосами, горестно прижимая руки к сердцу, прислонилась к воротам. Заметив в окне меня, она бросилась вперед и угрожающе закричала: «Чудовище, верни мое дитя!»

Она упала на колени и, воздев руки, снова и снова выкрикивает эти слова.

Затем я слышу, как она что есть силы колотит в дверь, а откуда-то сверху раздается зовущий холодный шепот графа. В ответ на его призыв издалека доносится волчий вой.

Волки хлынули через главные ворота во двор, словно поток, прорвавший запруду.

Потом крики женщины смолкли и волчий вой прекратился. Затем волки, облизываясь, убежали со двора.

Я не могу жалеть ее, ибо знаю, что стало с ее ребенком, и смерть для нее – лучший выход!

Но что делать мне? Что я могу предпринять? Как мне спастись из ужасного плена ночи, мрака и страха? Наступает ночь, чтобы объявить о моей гибели, первая в череде ночей, что сотрут все следы моего пребывания на этой земле.

Но я запрещаю себе думать об этом. Только действовать! Если бы только я мог проникнуть в его комнату! Но это невозможно. Дверь всегда заперта, и мне туда не пробраться.

Нет, есть один путь, хотя и очень рискованный. Там, где пробирается он, почему не сможет другой? Я сам видел, как он выползал из окна; почему бы мне не поступить так? Шанс невелик, но я в отчаянном положении. Я должен рискнуть. В худшем случае меня ждет смерть. Но смерть человека – это не то же самое, что смерть скота, и, возможно, для меня будет уготован ужасный загробный мир. Да поможет мне Бог выполнить задуманное! Прощай, Мина, если я погибну; прощай, мой верный друг и второй отец; прощайте все и в самую последнюю очередь – Мина!

Сцена седьмая

Декорации те же.

Харкер (пишет).«Я попытался и с Божьей помощью вернулся в свою комнату. Мне надо записать все подробно и по порядку. Пока мое мужество не улетучилось, я направился к окну, смотрящему на юг, и сразу же увидел узкий каменный карниз, который тянулся вдоль всей стены. Камни были крупные и грубо отесанные, и известковый раствор, когда-то скреплявший их, был вымыт дождями. Я разулся и выбрался на этот опасный путь. Я посмотрел вниз только один раз, чтобы убедиться, что неожиданный взгляд в эту жуткую пропасть не погубит меня, и затем старался туда не глядеть. Я отлично знаю, в каком направлении и на каком расстоянии находится окно графа, и стал пробираться туда. Я не чувствовал головокружения – вероятно, из-за сильного возбуждения, и казалось, прошло до смешного мало времени, а я уже стоял перед окном и пытался открыть его. Затем, сильно волнуясь, я перелез через подоконник и спрыгнул в комнату. Я огляделся в поисках графа и, к удивлению и радости, сделал открытие: комната пуста! Мебели было совсем мало, и казалось, ею никогда не пользовались. Обстановка была в том же стиле, что и в южном крыле замка, и все покрывала пыль. Я поискал ключ, но в замке его не оказалось, не нашел я его и в других местах. Единственное, что здесь привлекло мое внимание, – это золото, сваленное в кучу в одном из углов комнаты. Самые разные золотые монеты: римские, британские, австрийские, венгерские, греческие и турецкие, – покрытые тонким слоем пыли, словно они долго пролежали в земле. Каждой из них, насколько я заметил, было не менее трехсот лет. В этой же куче лежало несколько цепей и украшений, некоторые с драгоценными камнями, и они все были пыльные и покрыты какими-то пятнами.

В углу комнаты виднелась массивная дверь. Я попробовал ее открыть, и она оказалась не заперта. Дверь привела меня через каменный ход к винтовой лестнице, круто уходящей вниз. Я спустился по лестнице, тщательно запоминая свой путь; было темно, ибо скудный свет падал только из бойниц в тяжелой каменной кладке. Внизу оказался мрачный, похожий на туннель проход, из которого исходил тошнотворный запах – запах разрытой могилы. По мере того как я продвигался по проходу, запах становился сильнее и удушливее. Наконец я потянул на себя еще одну массивную дверь, которая была чуть приоткрыта, и оказался в старой часовне, которая, очевидно, использовалась как склеп. Ее крыша была проломлена, и в двух местах виднелись ступени, ведущие к углублениям, где недавно копали землю, и земля эта лежала теперь в тех больших деревянных читках, которые привезли словаки. В часовне никого не было, и я поискал какой-нибудь другой выход из нее, но ничего не нашел. Тогда я осмотрел здесь буквально каждый дюйм Я даже спускался в углубления, откуда исходил неясный, тусклый свет, хотя такой поступок был настоящим ужасом для моей души. В двух я не обнаружил ничего, кроме обломков старых гробов и куч земли, но в третьем меня ждало открытие.

В одном из тех больших ящиков, которых привезли около полусотни, на куче свежей земли лежал граф! Он или был мёртв, или спал, я не могу сказать точно, поскольку его глаза были открыты и неподвижны, но без смертного оцепенения, и его щеки оставались теплыми, несмотря на их бледность, а губы были красны, как никогда. Не было ни малейшего движения, ни пульса, ни дыхания, ни сердцебиение. Я склонился над ним и попытался обнаружить хоть какие-то признаки жизни, но тщетно. Не может быть, чтобы он лежал там слишком долго, так как запах свежей земли улетучился бы через несколько часов. Рядом с ящиком стояла его крышка, в ней было проделано несколько отверстий. Я подумал, что, возможно, ключи от замка при нем, но когда начал искать их, встретился взглядом с его мертвыми глазами, и в них, какими бы мертвыми они ни были сквозила такая ненависть – хотя, похоже, он и не знал обо мне или моем присутствии, – что я бросился прочь из часовни, вылез через окно из комнаты графа, вернулся по карнизу в свою спальню и, тяжело дыша, упал на постель стараясь собраться с мыслями…

Сегодня – это дата, проставленная в моем последнем письме. Граф предпринял меры, чтобы все выглядело правдоподобно снова я увидел, как он, одетый в мою одежду, покинул замок через окно. Когда он, словно ящерица, спускался по стене, я пожалел, что у меня нет ружья или иного оружия, каким я мог бы уничтожить его. Однако боюсь, что его не уничтожишь оружием, сделанным одними лишь человеческими руками. Я не осмелился дождаться его возвращения, потому что боялся встретиться с теми потусторонними сестрами. Я вернулся в библиотеку и читал там, пока не уснул».

Появляется Дракула.

Дракула. Завтра, мой друг, мы должны расстаться. Вы возвращаетесь в вашу прекрасную Англию, а я – к моим делам, которые могут привести к тому, что мы никогда больше не встретимся. Ваше письмо домой отправлено; завтра меня здесь уже не будет, но для вашего путешествия все приготовлено. Утром придут цыгане – у них здесь кое-какие свои дела – и несколько словаков. Когда они уйдут, за вами прибудет мой экипаж, который доставит вас на перевал Борго, где вы пересядете на дилижанс, идущий из Буковины в Бистрицу. Но я все-таки надеюсь снова увидеть вас в замке Дракулы.

Харкер. Почему я не могу уехать сегодня вечером?

Дракула. Потому, сэр, что мой кучер и лошади отправлены по делу.

Харкер. С удовольствием пройдусь пешком. Я хочу отправиться немедленно.

Дракула. А ваш багаж?

Харкер. Меня это не волнует. Могу прислать за ним позже.

Дракула. У вас, англичан, есть пословица, которая близка моему сердцу, ибо ее дух как раз тот, каким руководствуются и наши бояре: «Добро пожаловать, гость приходящий, и поторопись, гость уходящий». Идемте со мной, мой юный друг. Разумеется, вы и часу не проведете в моем доме против своей воли, хотя я и опечален тем, что вы так внезапно пожелали уйти. Идемте. Но слышите?! (Поднимает руку.)

Слышится волчий вой.

Харкер. Я лучше подожду до утра.

Дракула выходит.

Из-за двери доносятся голоса и раздается женский смех.

Дракула (за дверью).Назад, назад, на места! Ваше время еще не настало. Ждите. Имейте терпение. Завтрашняя ночь – ваша!

Харкер. Завтра! Завтра! Боже, помоги мне и тем, кому я дорог! Я должен снова пробраться по стене и попасть в комнату графа. Возможно, он убьет меня, но сейчас смерть, похоже, самое меньшее из зол.

Сцена восьмая

Склеп.

Харкер спускается по лестнице, держась за стену и озираясь по сторонам.

Харкер. Тот большой ящик на прежнем месте, у самой стены. Он накрыт крышкой, но она не закреплена. Гвозди уже приготовлены, осталось только забить их. Я должен отыскать тело и найти ключ. (Снимает крышку и прислоняет ее к стене.)

Ой! Нечто наполняет мою душу ужасом. Граф выглядит так, словно его молодость наполовину вернулась: седые волосы и усы стали темными с небольшой проседью, щеки уже не такие впалые, бледная кожа порозовела; рот краснее, чем всегда, и на губах капли свежей крови, которая тончайшей струйкой течет с уголков рта и затем сбегает по подбородку и по шее. Даже глубокие горящие глаза кажутся сдавленными раздувшейся плотью, веки и мешки под глазами тоже вспухли. Это жуткое существо похоже сейчас на мерзкую пиявку, досыта насосавшуюся крови. Я должен найти ключ, или я пропал. Грядущей ночью мое собственное тело может стать пиршеством для тех трех жутких.

И это существо, которому я помогаю перебраться в Лондон, где, возможно, в течение последующих веков среди миллионов лондонских жителей он будет утолять свою жажду крови и множить круг полудемонов, жиреющих за счет беспомощных. Сама эта мысль сводит меня с ума. Нет, я освобожу мир от этого монстра. Под рукой нет никакого оружия, но вот это… (Хватает лопату и бьет графа.)

Голова графа поворачивается, и Харкер видит его глаза. Харкер бьет плашмя и наносит рубящие удары в лоб, а затем, отбросив штату, хватает крышку и закрывает ею ящик. Вдали слышится скрип колес и щелканье кнутов.

Я обязательно должен вырваться отсюда, когда они откроют входную дверь.

Выбирается из склепа и исчезает.

Сцена девятая

Библиотека.

Когда Харкер забирается в комнату через окно, дверь с шумом захлопывается.

Харкер. Я все еще пленник, и погибель опутывает меня своей сетью все больше.

Я слышу топот ног и звук, будто грузят что-то тяжелое, наверняка это те ящики с землей. Слышно, как стучат молотки: это заколачивают ящики. Теперь я снова слышу в холле тяжелый топот, к которому примешивается и более легкая поступь.

Дверь запирают, гремят цепи; ключ поворачивается в замке, и я слышу, как его вытаскивают; затем еще одна дверь открывается и закрывается; я слышу скрип замка и засова.

Чу! Через двор и дальше по горной дороге едут тяжелогруженые повозки, щелкают кнуты, и цыганский говор постепенно замирает вдали.

Теперь я в замке один с этими ужасными женщинами. Тьфу! Мина тоже женщина, но у нее ничего общего с ними. Они – настоящие демоны из преисподней.

Я ни в коем случае не останусь с ними. Я попытаюсь покинуть замок, прежде чем на меня нападут. (Берет золото со стола.)

Возможно, мне удастся выбраться из этого жуткого замка. И тогда скорее домой! Скорее на ближайший поезд! Прочь от этого проклятого места, из этой проклятой земли, где дьявол и его отродье все еще расхаживают во плоти!

По крайней мере, лучше уповать на Божью милость, чем на милость этих чудовищ, и пусть стена отвесна и высока. У ее основания человек может уснуть вечным сном… как человек. Прощайте все! Мина!

Вылезает из окна.

КРИСТОФЕР ФАУЛЕР
Библиотека Дракулы

Кристофер Фаулер живет и работает в Лондоне. Он возглавляет компанию «The Creative Partnership», деятельность, которой заключается в создании сценариев для радио и телевидения, документальных фильмов, трейлеров и рекламных роликов. А свободное время он посвящает написанию рассказов и романов.

Среди его произведений известны такие, как «Крыши» («Roofworld»), «Руна» («Rune»), «Кровавая невеста» («Red Bride»), «День тьмы» («Darkest Day»), «Спанки» («Spanky»), «Сайковиль» («Psychoville»), «Беспокойство» («Disturbing»), и также сборники «Городские страхи» («City Jitters»), «Городские страхи. Часть 2» («City Jitters Two»), «Бюро потерянных душ» («The Bureau of Lost Souls»), «Острые ножи» («Sharper Knives») и «Раны плоти» («Flesh Wounds»). В 1992 году кинокомпания CBS-TV выпустила фильм «Глазами убийцы» («Through the Eyes of a Killer») с Типпи Хедрен (Tippi Hedren) в главной роли, в основу которого был положен рассказ «Прораб» («The Master Builder»). В этот же период, в 1993 году, фильм «Левостороннее управление» («Left Hand Drive»), созданный no его, первому рассказу, победил в номинации на лучший британский короткометражный фильм.

Джонатан Харкер по-прежнему находится в замке Дракулы, но какова цена этого пребывания для его бессмертной души?..

На страницах старинной книги разворачивается история истинной и до сих пор неизвестной до конца судьбы Джонотана Харкера, написанная им самим в форме дневника.

Из дневника Джонатана Харкера, 2 июля…

Я всегда знал, что личность хозяина оказывает немалое влияние на его жилище, но еще никогда не испытывал всепоглощающей тоски и уныния, которые охватили меня, когда я оказался в этом жутком, пустынном месте.

Сам замок – скорее дворец, чем крепость, очень похож на те, что возвышаются над Зальцбургом, – очень древний, по моим подсчетам, время его постройки относится к тринадцатому веку, и являет он собою истинный шедевр отъявленного уродства. И по прошествии столетий не многое изменилось в убранстве внутренних помещений, но ничто не смогло сделать замок более приемлемым для жизни. Большинство огромных окон сверкают стеклами, а стены украшены обветшалыми гобеленами, но с наступлением ночи, когда шум трепещущихся штор мешает уснуть, становится очевидно, насколько здание беззащитно перед разыгравшейся стихией. Крепостные стены остались в неизменном виде с тех самых времен, когда на местных крестьян, приехавших жаловаться на чересчур высокие подати, были вылиты чаны кипящего масла. Существует только один вход в замок, защищенный подъемной решеткой и двумя огромными, обитыми железом дверями. Воду здесь достают из большого центрального колодца с помощью хитроумной деревянной конструкции. Куда ни бросишь взгляд, всюду высятся статуи чудовищ, подобно ядовитым грибам. Высокие зубчатые стены надежно защищают от сильных холодных ветров, которые постоянно дуют с Карпатских гор, и поэтому главный внутренний двор замка представляет собой оазис спокойствия, где можно прогуливаться, не опасаясь, что резкий порыв ветра подхватит и поднимет тебя в воздух.

Но непостижимый характер самого графа влияет на окружающую атмосферу, наделяет замок исключительными, только ему присущими чертами, и пугающее чувство потери и одиночества наполнило бы сердце любого храбреца, волею судеб оказавшегося здесь. Ветер стонет, словно умирающий ребенок, и даже солнечный свет, с трудом проникающий в большой зал через витражные стекла, кажется безжизненным.

Мне посоветовали не сближаться в общении с моим клиентом сверх меры. Те жители Лондона, кто имел с ним какие-то деловые отношения, отмечали, что он «типичный житель континентальной Европы». Они были способны оценить его благородное происхождение, титул и богатство, перешедшие по наследству, превосходные манеры и образованность, но никак не могли понять мотивы его действий, а его замкнутость и отчужденность еще больше отдаляли его от жителей Лондона, где мужчины склонны обсуждать колебания акций и породы лошадей, а не собственные чувства. Со своей стороны граф тоже предпочитал сохранять дистанцию в отношениях со всеми. Он даже ни разу не пожал мне руку, а в тех редких случаях, когда мы обедали вместе, покидал стол, оставляя меня в одиночестве, едва проходило десять минут от начала трапезы. Возникает такое ощущение, будто ему тяжело переносить присутствие чужого человека в своем доме.

Я провел здесь уже больше месяца. Мой хозяин покинул замок в середине июня, жалуясь, что летний воздух «слишком разреженный и яркий» для него. Он обещал вернуться в первых числах сентября, тогда же он освободит меня от исполнения возложенных на меня задач и я смогу возвратиться домой к моей Мине, прежде чем горные тропы станут непроходимы с наступлением холодов. Этот замок стал бы самым ужасным местом на свете, если бы не библиотека графа. Во всех помещениях замка очень холодно, порой даже в полдень пронизывающие до костей порывы ветра заставляли меня содрогаться, но в библиотеке возвышался самый замечательный камин, какой я когда-либо видел. Он меньше того, что находится в Большом зале, где в прежние, счастливые времена бурлила жизнь: запекали сочные окорока и над огнем кипели котлы с супами. Но сейчас там невыносимый холод, там пусто и безжизненно, словно в могиле. Камин украшен искусно выполненным фамильным гербом Влада Дракулы, и жаркое пламя поддерживается в течение всего дня, так что даже ночью в библиотеке тепло и уютно. Только здесь я ощущаю себя в полной безопасности.

Конечно, такая жара губительна для книг, и, поддерживается в течение долгих лет, она бы иссушила бумагу и просто уничтожила ее, но поскольку шесть дней в неделю я работаю именно здесь, этим и объясняется необходимость топить камин. Каждый день слуга накрывает мне стол в Большом зале в семь утра, в полдень и в восемь вечера, так что мне удается соблюдать время приема пищи, принятое в «цивилизованном» мире. Я приехал сюда, чтобы привести в порядок и определенным образом систематизировать немалое имущество графа, но именно в библиотеке столкнулся с наибольшими трудностями, поэтому был вынужден засиживаться за работой допоздна, хотя в замке у меня было еще немало дел. Я приехал сюда всего лишь с двумя собственными книгами – Библией в кожаном переплете, которая всегда лежала на прикроватной тумбочке, и «Путеводителем по историческим местам», которым предусмотрительно снабдила меня моя Мина, и поэтому библиотека стала для меня самым притягательным местом. Готов поклясться, ни у кого за пределами Лондона нет такой богатой коллекции книг. Более того, даже жители великого города не смогут похвастаться, что обладают тайными знаниями, которые доступны графу. Здесь можно найти книги, что существуют в одном-единственном экземпляре: истории забытых битв, биографии бесславных воинов, скандальные хроники далеких цивилизаций, описания поступков слишком бесстыдных, чтобы быть зафиксированными где-то еще, магические книги, книги тайных знаний, книги, где описываются события, которые могут произойти лишь в будущем!

О, это была воистину необычная библиотека!

По правде говоря, я был удивлен, что граф позволил мне не только свободно входить в библиотеку и изучать собранную коллекцию книг, которая сама по себе может немало рассказать о своем владельце, приоткрыть завесы тайны над его пониманием жизни, его вкусами и пристрастиями, но и составить каталог книжного собрания. Высокие металлические лестницы, нижние ступени которых были объединены центральным движущим рельсом, спокойно передвигались вдоль стен, плотно заполненных книгами. Некоторые полки, расположенные под самыми сводами, были закрыты позолоченными дверцами, скрывающими содержимое от любопытных глаз, но граф любезно предоставил мне ключи от всех замков. Прежде чем приступить к работе, я спросил у графа, не желает ли он сначала сам осмотреть библиотеку и изъять то, что не предназначено для посторонних (в конце концов, он представитель высшей аристократии, и кто знает, какие семейные тайны могут здесь скрываться). Но граф отклонил это предложение, предоставляя мне полную свободу действий. Он очаровательный человек, немного странный и в мыслях своих постоянно витающий где-то далеко-далеко отсюда. Словом, в нем слишком много черт уроженца Восточной Европы, именно это и стало для меня непреодолимым препятствием когда-либо полностью завоевать его доверие, поскольку в большинстве случаев я действую как типичный британец. Он невысоко оценивает англичан, находя их мягкотелыми и пресыщенными, хотя многими чертами нашего национального характера он искренне восхищается. Его предки на протяжении долгих веков проливали кровь, презирали сострадание, считая его трусостью и слабостью. Конечно, он гордится своим наследием, но необходимо научиться и стыдиться его, ведь только искреннее покаяние может стать единственным цивилизованным ответом на грехи прошлого.

Я полагаю, он смотрит на свою библиотеку, полную мистической литературы и книг, в которых описываются ужасные события, возможно никогда и не происходившие в действительности, как на ту часть своего наследства, которую он стремится забыть и оставить в прошлом. В конце концов, он последний представитель аристократического рода. Мне кажется, каталог ему нужен для того, чтобы продать библиотеку с аукциона. Но проблема в том, что я не в состоянии оценить эти книги, установить реальную их стоимость. Даже если не брать во внимание содержание книг, переплеты многих из них украшены драгоценными или полудрагоценными камнями. Сафьяновые тома украшены богатой позолотой. Некоторые же из книг, как мне показалось, переплетены в человеческую кожу.

И как в таком случае мне продолжать работать?

Из дневника Джонатана Харкера, 15 июля…

Я продолжаю работать в библиотеке. Мне удалось разработать систему, благодаря которой я определяю приблизительную стоимость каждого экземпляра, этого пока достаточно. Сначала я тщательным образом исследую переплет книги, отмечая использование ценных материалов. Затем фиксирую данные автора и тему книги, оцениваю их известность и значимость; записываю каков был тираж ее (если известно) и где и сколько было переизданий; как давно была написана книга с ее объемом. Наконец я оцениваю, не может ли книгам эта вызвать скандал, нанести кому-то смертельную обиду, представляет ли какой то интерес или абсолютно бесполезна и т. д. Мне приходится принимать порой нелогичные на первый взгляд решения: например, «Историю румынской картографии» я поместил перед книгой «Жизнь и эпоха Владимира Грозного», поскольку первая из них позволит подробнее узнать о пустынных землях, описанных во второй книге. Итак, победа банальности над сенсацией, обыденности над шокирующим, очевидности над тайной. Придирчивые умы могли бы предположить, что, классифицируя все тома данным образом, я в каком-то смысле лишаю библиотеку ее неоспоримой власти; жестко вписывая ее в определенные рамки, я тем самым ослабляю ее могущество. Но в этих стенах никому не подвластные иллюзии возникают сами собой. Атмосфера замка способствует этому.

Прошло десять недель кропотливого труда, пока я наконец добрался до верхних закрытых полок. То, что я нахожу там, несказанно удивляет, восхищает, но порой и вызывает жуткое отвращение. Это истории, мифы и легенды, ясно дающие понять, что основы человеческой природы практически не изменились за минувшие столетия. Эти тома заинтересовали меня больше всего.

В мои планы не входило внимательно читать эти книги, ибо, как вы понимаете, вокруг меня возвышаются целые книжные горы и чтение в значительной степени замедлило бы мою работу. Вдобавок многие книги требуют предельной осторожности и аккуратности в обращении: их бумага настолько тонка и хрупка, что может рассыпаться от легчайшего прикосновения. Несмотря на это, теперь я позволяю себе немного почитать вечером перед сном, чтобы не думать об ухудшающейся с каждым днем погоде и о моей бедной, тоскующей Мине.

В библиотеке очень светло благодаря большому количеству свечей, зажигаемых специально для меня, а парчовое кресло, глубокое и уютное, перенесенное сюда из спальни, стоит настолько близко к камину, насколько это возможно. Клав каждый вечер приносит для гостя своего хозяина хрустальный графин со сливовицей, аккуратно поддерживая его руками, затянутыми в белые лайковые перчатки, которые он всегда надевает, прислуживая в библиотеке. Он ставит графин на маленький столик возле камина и удаляется. За окном неистовствует ветер, бросаясь на зубчатые стены, подобно раненому волку, и я слышу, как там, за далекими холмами, эти хищники пугающе завывают, устремив морды в небо. В камине потрескивают дрова, неровное пламя отбрасывает на стены причудливые тени. Я открываю книгу, которую выбрал на этот вечер, и погружаюсь в чтение.