Текст книги "Дракула"

Автор книги: Брэм Стокер

Соавторы: Нэнси Холдер,Брайан Ламли,Майкл Маршалл,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Нэнси Килпатрик,Брайан Майкл Стэблфорд,Грэхем (Грэм) Мастертон,Бэзил Коппер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Из дневника Джонатана Харкера, 30 августа…

Меня не оставляет странное чувство, что я не один в этом замке.

О, я прекрасно знаю, что здесь живут слуги, похоже, их четверо: грубоватая женщина, которая готовит и убирает, ее муж-конюх, сумасбродный мальчишка, способный только подметать и мыть полы (он мог бы быть сыном повара – есть определенное сходство), и Клав, неулыбчивый дворецкий, немец по происхождению, и, как мне кажется, личный лакей графа. Нет, я хочу сказать, что здесь есть кто-то еще. Я ощущаю его присутствие поздно вечером, когда огонь, теряя свою силу, лишь изредка вспыхивает янтарным блеском, и рассыпается снопом ярких искр и библиотека погружается в пугающий полумрак. Ячувствую, как он безмолвно стоит около окна, но, как только я оборачиваюсь, чтобы хоть мельком взглянуть на померещившуюся фигуру, она исчезает.

Вчера вечером меня снова охватило это пугающее чувство. Я только что закончил заносить в каталог содержимое верхних полок, расположенных в западной части библиотеки, передвинул на место металлические лестницы, как вдруг почувствовал, что кто-то смотрит мне прямо в спину. Паника захлестнула меня, волосы на затылке встали дыбом, как если бы через меня пропустили разряд тока, но невероятным усилием воли я заставил себя спокойно продолжать заниматься делом, и наконец, как будто между прочим, я обернулся и посмотрел туда, где, по моим представлениям, должен был стоять таинственный наблюдатель.

Конечно, ничего видимого, материального там не было, но ощущение чьего-то присутствия сохранилось. Очень медленно я двинулся через огромный зал, прошел мимо камина, огонь там уже почти погас, и лишь тусклые сполохи света освещали путь; вскоре я оказался возле витражных окон, расположенных на северной стороне комнаты. Пристально вглядываясь сквозь завесу дождя, капли которого громко барабанили по стеклу, я смотрел на пустынный пейзаж, серые сосны и возвышающиеся вдалеке черные пики гор. Я все так же чувствовал, что он где-то рядом, может быть, там, за окнами, как будто он поднялся и прошел по стене, но как такое возможно? Я всегда гордился своей тонкой восприимчивостью и предположил, что это мрачное присутствие чего-то необъяснимого может относиться только к хозяину дома. Но граф до сих пор отсутствовал и, как выяснилось, вынужден был задержаться еще на две недели (об этом мне сообщил Клав) в связи с необходимостью заключить несколько деловых соглашений.

Таким образом, передо мной возникла новая проблема: я был наслышан о том, как быстро зима вступает здесь в свои права. Как только начинают кружить снежные бури, дороги становятся непроходимыми и покинуть замок раньше конца весны практически невозможно. А до этого еще целых семь месяцев. Я ощутил себя заключенным. С тяжелой головой я вернулся в свое кресло у камина, стараясь успокоиться и не паниковать раньше времени, открыл книгу и снова углубился в чтение.

Должно быть, я задремал, поскольку все увиденное мною после этого можно объяснить только временным помутнением разума, вызванным расстройством желудка после чересчур обильного обеда. В дальнем углу библиотеки стоял граф, одетый в прорезиненный плащ. Казалось, он сильно взволнован, ему не по себе, как будто бы он пытался о чем-то договориться с самим собой. Наконец он принял решение и решительно направился ко мне, скользя по комнате, подобно кораблю, рассекающему просторы спокойных морских вод. Струящийся позади него поток всколыхнулся меховой волной, и я обнаружил, что за ним следуют сотни крыс, плавно перетекающие со столов на стулья и на пол, едва различимые в полумраке. Грызуны внимательно наблюдали за мной своими черными глазками-бусинами. Приблизившись к моему креслу, они окружили его большим кругом и замерли, будто ожидая сигнала. Но сигнала все не было, и тогда они неистово набросились друг на друга, более сильные разрывали мягкие упитанные животы своих слабых собратьев, ковер на полу стал черным от крови, а библиотека наполнилась леденящим кровь писком…

Внезапно я проснулся. Рубашка прилипла к телу, она была насквозь мокрая, как будто я нырнул в воду прямо в одежде. Книга, которую я читал, прежде чем уснуть, валялась на полу у моих ног, разорванная на части. Золотое распятие, вместо того чтобы быть, как всегда, у меня на груди, свисало с подлокотника кресла, застежка его была сломана так, что отремонтировать ее не представлялось возможным. С этой ночи я решил ужинать в более раннее время.

Из дневника Джонатана Харкера, 22 сентября…

Погода стала еще хуже, а от графа до сих пор нет никаких вестей. Клав тоже ничего не знает о своем хозяине.

Дни становятся все короче, и замок безвозвратно погружался в непроглядный сумрак, лишая меня последней надежды. В небе неспокойно, темные тяжелые тучи, полные дождя, медленно устремляются на запад. Библиотека занимает все мое время. Она, словно сложная модель оригами, каждый раз принимает новые формы и конфигурации. Как только я начинаю думать, что четко представляю себе ее размеры, тут же внезапно появлялись новые экземпляры, достойные как восхищения, так и порицания. Вчера я начал разбирать стеллаж, где находятся навигационные чертежи и карты. Взбираясь по лестнице, чтобы достать один увесистый том, я случайно на что-то нажал, тем самым привел в движение скрытый механизм откидной дверцы из красного дерева, встроенной в задней части полки. Дверца открылась, и моему взору явились еще сотни спрятанных томов.

Я аккуратно достал новые книги и разместил их на полке согласно разработанной мною системе. Только после этого я стал изучать их.

Далее я вынужден позабыть о присущей мне скромности и деликатности: все эти книги можно отнести к эротической литературе. Они настолько откровенно иллюстрированы, полны столь шокирующих подробностей и описаний потаенных желаний, присущих человеческой натуре, раскрытых в такой откровенной, а порой и распутной манере, что я незамедлительно вернул их на прежнее место, в тайную нишу, прежде чем Клав принес мне вечерний графинчик со сливовицей. Я думаю, ни один джентльмен не хотел бы, чтобы книги подобного содержания попадали в руки слуг.

После того как Клав покинул комнату, я заметил, что одну из этих книг не успел убрать на полку. Во многом она была похожа на остальные, ее целью было пробудить потаенные чувства и желания, а не давать читателю практические советы относительно физической стороны брака. По мере того как я переворачивал страницу за страницей, воздух в комнате накалялся, меня бросило в жар, и я был вынужден отойти от камина. Иллюстрации были немыслимо бесстыдны. То, что там было изображено, едва ли можно было воплотить в жизнь, даже находясь в самом дремучем и темном лесу, здесь же все было откровенно представлено при ясном дневном свете. Но еще больше шокировало меня то, что книга эта была на английском и издана в Лондоне, по-видимому для иностранных покупателей.

Изучая книгу, я вновь почувствовал чье-то присутствие, на этот раз ощущение было настолько явным, что я уловил едва заметный запах – сладковатый аромат духов, похожий на «Пламя роз», душистую туалетную воду, которую моя дорогая Мина так часто наносила на свою нежную кожу. Аромат духов и воспоминания о доме окутали меня, я почувствовал легкую слабость и головокружение. Мне показалось, что я вижу леди – нет, девицу, – она стояла на лестнице недалеко от окна.

Она была высока, стройна и удивительно хороша собой: темно-рыжие волосы волнами ниспадали до тонкой талии, рассыпаясь по спине, прикрытой зеленым шелком полупрозрачного платья, на шее переливались драгоценности, а вот на ногах совершенно ничего не было. Она стояла, повернувшись ко мне левым боком, поэтому я не мог не заметить совершенной формы ее груди, медленно вздымавшейся в такт дыханию, будто она намеренно провоцировала меня, привлекая к себе внимание. Это могло показаться вульгарным и неподобающим, но оказалось лишь легким флиртом по сравнению с тем ошеломляющим эффектом, который она сумела произвести, повернувшись ко мне лицом: ее платье было обрезано спереди чуть ниже талии, являя сторонним взорам… мм… потаенные уголки женского тела. Обескураженный ее бесстыдством, мысленно задаваясь вопросом, здорова ли она, я понял, что совершенно не способен двигаться, когда она приблизилась ко мне. Склонившись над креслом, она скользнула пальцами правой руки под мою рубашку и начала расстегивать пуговицы, вырывая каждую из них с корнем; со всей ясностью я понимал, насколько близко ко мне находится ее обнаженное тело. После этого она пропустила руку за ремень моих брюк, крепко сжала увеличившееся против желания мое мужское естество и обнажила его, не обращая внимания на отлетевшие в сторону пуговицы. Когда я понял, что она собирается приблизиться губами к средоточию моей мужественности, все мое существо восстало против этого.

Внезапно раздался полный ярости крик, женщина, охваченная страхом и гневом, отступила назад, и я тут же проснулся, обнаружив, к своему огромному стыду, что вся моя одежда находится в полном беспорядке.

Из дневника Джонатана Харкера, 7 октября…

Опять идет снег. Все за окнами скрыто непроницаемой белой завесой. Из окна своей спальни я часто наблюдаю за дорогой, ведущей к замку, с каждым днем она все больше скрывается под толщей снега. Если граф не вернется в самое ближайшее время, я просто не представляю, как смогу уехать отсюда. Полагаю, можно было бы попросить, чтобы за мной приехал экипаж из ближайшей деревни, но боюсь, что такое своеволие может обидеть хозяина, который может вернуться со дня на день.

Я беспокоюсь о моей дорогой Мине. Уже больше месяца я не получал от нее никаких известий, но, если быть до конца откровенным, я отчасти даже рад своему невольному заточению, поскольку библиотека продолжает раскрывать секреты и указывать пути, по которым, я уверен, ни один англичанин никогда прежде не проходил.

Не хочу показаться смешным и сверх меры увлекшимся мистикой, но кое-что все же не дает мне покоя. Вот над чем стоит задуматься: каждый мой день похож на предыдущий, я исследую книги в библиотеке, систематизирую их и заношу в увесистый гроссбух. Однако с наступлением ночи, когда я, плотно поужинав, удобно устраиваюсь в уютном кресле перед камином и углубляюсь в чтение выбранной книги, меня охватывает легкая дремота, я погружаюсь в легкое полузабытье… и тогда со мной, то ли во сне, то ли наяву, начинает происходить что-то невероятное, пугающее и ошеломляющее, такое, что мне сложно даже описать это.

Иногда с наступлением ночи все пространство библиотеки заполняется полчищами летучих мышей. Слепые грызуны с невероятно острыми зубами мечутся по комнате, расправив свои перепончатые крылья и распространяя в воздухе удушающий смрад гнили и плесени. Порой на замерзших окнах возникают картины, на которых почившие предки Влада Дракулы в ярости отсекают голову поверженным врагам. Появляются люди, насаженные на острые металлические прутья, в беспамятстве агонии испытывающие непристойное наслаждение. Даже сам граф проявил уважение, я видел однажды его темные глаза на худом бледном лице, пристально глядящие на меня сквозь снежную дымку в попытке сократить пропасть между двумя нашими цивилизациями. Иногда в неясном отблеске лунного света мне являются женщины.

Ах, женщины!

Они совсем не похожи на наших чопорных англичанок, они не аккомпанируют себе на фортепиано и не вышивают, уютно устроившись у камина. Их искусность и мастерство относятся к совершенно иной области. Медленно раздеваясь, они встают передо мной на колени, нежно ласкают друг друга, в ожидании поворачиваясь ко мне округлыми задами. Мне безумно хочется сказать, что я сопротивляюсь этому изо всех сил, думаю о моей дорогой невесте, с нетерпением ждущей меня дома, читаю псалмы в надежде укрепить силу духа и разум. Но, увы, это не так, и будь я проклят за то, что совершаю, дабы утолить свои порочные желания.

Кто эти люди, которые являются мне в полуночном томительном забытьи? Почему они исполняют любое мое желание, каким бы странным и нездоровым оно ни было? Будто сам граф знает мои самые потаенные мечты и стремится превратить их в явь. И все-таки я знаю совершенно точно, что в замок он еще не вернулся. Я часто смотрю из окна своей спальни на заснеженные просторы и бесконечную белую ленту дороги, не тронутую колесами экипажа.

Временами я просто не представляю, как можно покинуть замок, каким бы устрашающим он ни был, – это означало бы, что я оставляю библиотеку. И все же, по-видимому, наступил тот самый момент, когда необходимо собрать чемоданы и отправиться в Лондон. Меня обнадеживает мысль, что я смогу забрать некоторую часть книг с собой и тем самым спасти их от исчезновения. Мощь и сила библиотеки заключены в них.

Из дневника Джонатана Харкера, 15 ноября…

Теперь я знаю, что где-то между сном и явью есть иная сфера жизни, неведомая, потаенная, скорее воображаемая, чем реальная. Обитель иллюзий и неизведанных ощущений. Вот куда я попадаю каждую ночь, когда тьма окутывает притихший замок. Иногда это восхитительно, временами болезненно, порой ободряет и возносит на самые вершины наслаждения, но бывает настолько порочным и отталкивающим, что не оставляет никакой надежды на спасение. Все это происходит в пределах библиотеки; от ее обитателей, находящихся в состоянии неприкрытого возбуждения, исходит телесный смрад. Эти омерзительные существа оскорбляют, соблазняют, унижают, позорят и обольщают меня, хватаясь за полы моей одежды и увлекая за собой, пока я не оказываюсь среди них, неотличимый от них, охваченный восторгом от их прикосновений, пристыженный собственными желаниями.

Мне кажется, я болен.

В течение дня мой мир все так же спокоен и упорядочен. И никаких изменений, способных дать мне утешение и надежду. Дорога, соединяющая замок с остальным миром, стала совершенно непроходимой. Граф так и не вернулся, и мы ничего не знаем о его планах. Моя работа в библиотеке почти закончена. Книги, за исключением одной полки, систематизированы и изучены.

Я, кажется, постиг паразитическую сущность хозяина замка. Подбор определенного рода литературы обнаруживает его истинные желания. Здесь собраны книги на разных языках, но из тех, что я успел прочитать, наиболее важными в этом смысле считаю такие, как «Инферналия Нодье», «Письма иудеев» д'Аргена и «Оккультные источники романтизма» Виатте. Бесспорно, периодические издания по медицине и определенные экземпляры «Лондонской газеты» о многом говорят и позволили мне привнести немаловажные черты в портрет графа. Конечно, я знаком с легендами и преданиями о его предках, они тесно переплелись с историей его народа. Невозможно путешествовать по этой стране и не услышать их! Здесь, в замке, выдумки эти бросают вызов реальности. Я слышал и читал о том, как предки графа убивали своих врагов и выпивали их кровь, вбирая в себя их силу. Но я не принимал во внимание самые зловещие из легенд: о том, как потомки валашских господарей продолжали жить после смерти, что для жизни им не нужна была телесная оболочка, а их чувства и способность воспринимать окружающее обострялись настолько, что они могли заранее предугадывать несчастья. Конечно, в случае с графом все можно было бы объяснить наследственной болезнью, такой же, которой страдают королевские альбиносы: злокачественной анемией, бледной кожей, спавшими венами, воспалением глаз, упадком сил и повышенной утомляемостью. Вот чем можно объяснить его стремление прятаться от яркого света и людей в сумраке уединенного замка.

Но если причина всего этого лишь заболевание, то почему же я оказался во власти непристойных фантазий? Какой магической силой обладает граф, если способен держать меня в рабстве? С каждым днем мне становится все труднее воскрешать в памяти его образ, поскольку запретные откровения ночи все дальше уводят меня от реальности. И все же его сущность находится здесь, в библиотеке, ею пропитана каждая страница его бесценной коллекции. Возможно, это я болен. Я боюсь того, что мои чувства обострились до предела и мой рассудок может помутиться, проиграв в борьбе с этой новой силой.

За последние шесть недель я много потерял в своих объемах: я всегда был стройным и подтянутым, но этот худой костлявый человек, отражение которого я каждый день вижу в зеркале, никак не может быть мною – он похож на какого-то престарелого больного родственника. Днем я шатаюсь по замку, словно связка выбеленных досок, я совершенно обессилел, теперь я полноценно живу только ночами. Купаясь в отсветах радушной зимней луны, мое тело обретает былую силу, мой дух переполняется болезненной мощью, и я снова живу.

Ядолжен попытаться уйти отсюда.

Из дневника Джонатана Харкера, 18 декабря…

Наконец вернулся граф. И его появление подействовало на обитателей замка словно глоток свежего воздуха. Я не знаю, когда он приехал, поскольку из окон моей спальни не видна дорога, ведущая к замку. Вчера вечером он спустился к ужину, и я не припомню, чтобы он когда-нибудь бывал в столь превосходном расположении духа. Усталость и меланхолия оставили его, он выглядит совершенно здоровым, как будто даже стал выше ростом. Осушив кубок крепкого вина, он рассказал, какие захватывающие приключения пришлось ему пережить за время длительного путешествия, но теперь он снова вернулся в свой фамильный замок и намерен изучить мой отчет о проделанном.

Он настоял на том, чтобы мы, не откладывая, вместе закончили работу в библиотеке. Я очень устал – действительно в конце трапезы я даже попросил Клава помочь мне подняться и выйти из-за стола, – но вынужден был согласиться на его требования, успокаивая себя тем, что осталось разобрать всего лишь небольшую стопку книг.

Вскоре мы уже сидели в просторной библиотеке, уютно расположившись перед пышущим жаром камином, а рядом па столике стоял графин со сливовицей, предусмотрительно принесенный Клавом.

Оглядев внимательно дорожную одежду графа, я наконец осознал случившееся. Новехонький непромокаемый плащ перекинут через спинку стула, куда он, должно быть, повесил его по возвращении. Под стулом лежат совершенно новые сапоги. Как только я увидел, что подошвы их совершенно чисты, я тут же понял, что граф никуда не уезжал, что все эти долгие шесть месяцев он провел здесь, в замке, вместе со мной. Теперь я был уверен: все то, что я видел и делал, мне отнюдь не привиделось. В полной тишине мы сидели в больших уютных креслах, расположенных друг напротив друга, покачивали в руках бокалы, и я нервно обдумывал ситуацию.

– Я не мог приблизиться к вам, Джонатан, – объяснил он, угадывая мои мысли настолько точно, как этимолог одним верным движением руки пришпиливает осу. – Вы были слишком англичанин, слишком христианин, вас буквально переполняла религиозная банальность; ваша аура надменности и гордыни была непреодолима. Я видел молитвенник у вашей кровати, крест на шее, изображение этой вашей Святой Девы в вашем медальоне. Я знал, что пожертвовать вами будет проще после того, как вы полностью завершите возложенное на вас дело. – Он пристально вглядывался мне в лицо. – Высосать вашу кровь и выбросить обескровленное тело за высокие зубчатые стены на растерзание волкам. Но, – продолжал он, глубоко вздыхая, – мне действительно нужен человек, способный присматривать за моей уникальной библиотекой. В Лондоне я без труда найду агентов, которые возьмут на себя заботы о других моих делах, но библиотеке необходим хранитель. Клав, увы, еще тот лингвист! А хранитель столь раритетной коллекции должен знать языки и обладать незаурядным интеллектом. Поэтому я дал вам возможность обнаружить меня и тем самым помочь вам раскрыться и узнать самого себя. В этом и состояло главное предназначение библиотеки. – Он обвел рукой книжные полки. – Библиотека помогла вам все понять. Понимаете, книжные страницы пропитаны ядом и только тепло человеческой руки способно пробудить их. Чернила проникли через кожу и вызвали к жизни вашу внутреннюю сущность. Вот почему Клав всегда заходит в библиотеку в перчатках. А кроме него, вы единственный здесь живой человек.

Я посмотрел на свои запятнанные чернилами пальцы и впервые заметил, как ссохлась кожа на них.

– Эти книги опасны для христианской души, непригодны для распространения и губительны своими идеями. Вы узнали множество историй, разделили со мной все приключения и переживания и теперь знаете, что я порочен, но неподкупен. Возможно, вы осознаете, что разница между нами не так и велика. Всего лишь одна преграда разделяет нас.

Я не заметил, как он поднялся из кресла и оказался за моей спиной. Его тонкие ледяные пальцы легли мне на шею, ослабив тугой ворот белоснежной рубашки, раздался глухой стук упавшей на пол запонки.

– После этой ночи вам больше не нужна будет помощь библиотеки для претворения в жизнь ваших фантазий, – сказал он, приближая ледяные губы к моей шее. – Теперь ваши мечты будут становиться явью, едва лишь ночь сменит день.

Его зубы вонзились в мою кожу, и волна невыносимой боли поглотила меня без остатка. Словно сквозь пелену тумана, я видел, как граф вытер губы тыльной стороной руки, оставляя на ней темно-красные следы.

– Вы станете превосходным хранителем, мой английский друг, – проговорил он, наклоняясь снова.

На этом дневник обрывается. Отправляясь в путешествие по Англии, граф Дракула не оставил свою библиотеку в замке, где за ней долгие годы присматривал мистер Харкер, пока много-много лет спустя не оставил эту должность.