Текст книги "Ангел возмездия (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Постепенно сошел снег, как-то быстро и незаметно потеплело, но деревья еще оставались голыми, готовясь к своей цветущей поре. По подсчетам Михася, Елена должна родить через несколько дней, в крайнем случае, через неделю. «Надо бы отпуск взять дней на десять, – подумал он. – Помочь Леночке с ребенком, повозиться с ним. Да и так давно не отдыхал», – рассуждал Николай. Зазвонил телефон, Николай Владимирович глянул на табло определителя – звонили из дома.

– Да, Леночка, слушаю тебя, дорогая.

– Коленька, ты не теряй меня, я к гинекологу съезжу, карту нужно забрать.

– Ты же завтра собиралась, может, случилось что? – забеспокоился Михась.

– Нет, Коленька, ничего, все нормально. Она завтра не принимает, вот и позвонила, чтобы я сегодня появилась, карту и направление взяла. Ты не переживай, я быстро, вернусь и перезвоню тебе. Пока, милый.

Елена положила трубку, Михась успокоился, закурил. Решил позвонить Корнею, – он последнее время не расставался с Еленой, ездил везде с ней. Набрал номер, но Корней не отвечал. Николай забеспокоился – почему молчит Антон Петрович, что случилось? Сердце кольнуло страхом – гинеколог, почему она позвонила домой, откуда узнала номер? Михась набрал сотовый Елены, но он тоже молчал. Николай Владимирович рванул из кабинета, охрана едва поспела за ним прыгнуть в машину.

– К поликлинике, – коротко бросил он. – И быстрее.

У поликлиники знакомой машины не оказалось, и Михась, не останавливаясь, помчался к дому. Через пару кварталов сердце чуть было не остановилось от предчувствия – на дороге образовалась большая пробка, и он приказал ехать по газону, не обращая внимания на тормозивших его ГАИшников, навстречу страшной картине.

Здоровенный «КАМАЗ» вылетел на полосу встречного движения и практически подмял под себя «Вольво». Капот и передняя часть салона зашли под бампер «КАМАЗа», свободными оставались лишь задние дверцы, которые безуспешно пытались открыть суетящиеся вокруг гаишники. Необходимо было растащить машины и вырезать крышу легковушки.

Через разбитое стекло Михась прикоснулся к горлу Елены, на сонной артерии пульс отсутствовал. Николай опустился на землю, ноги не держали его, дрожащими пальцами он снова набрал номер Корнея, слыша лишь длинные гудки в ответ.

* * *

Незаметно пролетели три года. Весна оказалась ранней, и в парке кое-где наклевывались листочки. Михась в этот день решил поехать на кладбище пораньше, не заезжая к себе на работу. В день смерти Елены кто-то уже два раза приезжал раньше его, Николай всегда находил могилку убранной и букетик алых роз покоился у подножия памятника. И в этот раз Михась чуть было не опоздал, знакомая фигурка Крапилиной уже удалялась от могилы. Николай Владимирович попросил охрану вернуть ее.

– Спасибо тебе, Таня. Посиди немножко рядом, – он впервые назвал ее по имени. – Леночка любила мартини, давай помянем ее светлую душу.

Охрана налила три рюмки, одну поставила на могилку, другие отдала Михасю и Татьяне. Они молча выпили и сидели, каждый думая о своем.

«Вот ведь как на свете бывает – и подружками они не были, а как переживала Татьяна ее смерть… Если бы не она, не знаю, что и со мной бы было, она заставила меня вернуться к работе, заботилась, заваливала вопросами по теме диссертации. И я невольно втянулся, поняв, что надо жить». Михась закурил сигарету, благодарно взглянув на Татьяну. Не понимал он лишь одного – она упорно не соглашалась бывать у него дома, всегда находила веские причины и отказывалась.

Прошло три года, Корнея и его охранников так и не нашли, они бесследно исчезли вместе с машиной. Заказчиков первого покушения через год выпустили за недоказанностью вины, исполнителей осудили к длительным срокам, но все они в течение месяца повесились в камерах. Сильно сомневался Михась в самоубийстве, не послушался он тогда Корнея – сидит сейчас у могилки, а заказчики жируют на свободе. Где-то покоится тело Антона Петровича, ждет, когда найдет его Михась.

На девятый день пришел Корней во сне к Николаю, попросил ждать три года, а потом отомстить. «Ты знаешь убийц, меня потом похоронишь, рядом с Леной. Никто не посмеет после тронуть тебя». И растворился образ Корнея, и не приходил больше во сне, не приходила и Лена.

Долго обсуждал сон Михась сам с собой и понял, что попросил Антон Петрович три года ничего не делать, чтобы улеглось все и забылось. А где его искать – расскажут перед смертью преступники.

Николай вздохнул тяжело, поправил на могилке цветы и протянул руку:

– Пойдем, Таня.

Она подала ему дрожащую руку, смахивая с глаз слезинки, и покорно пошла рядом.

Через три дня в Новосибирске состоялась конференция промышленников, а после нее газеты запестрели заголовками о зловещем убийстве, по всем каналам передавали его таинственный характер.

В одном из номеров гостиницы обнаружили три безголовых трупа и записку: «Мы покушались на Елену Михась и мы убили ее, как и Корнея. Ангел возмездия явился к нам и забрал наши головы, которые вы найдете вместе с телом Корнея».

Экспертиза установила, что писал один из убитых, писал обычным своим ровным подчерком без признаков волнения или испуга. Все это смахивало на фантастику, но старое дело подняли и на всякий случай установили – не ездил ли Михась в Новосибирск. Не ездил, алиби имел железное.

А еще через несколько дней газеты запестрели новыми заголовками, телевидение вело прямой репортаж с одного из Иркутских болот. Какой то бомж обнаружил в болоте машину. Ее с трудом подняли, обнаружив в ней пять трупов, один из них держал на коленях три отрезанные головы…

Весть мгновенно облетела всю страну, журналисты, сами того не желая, придали ей мистический ужас. Страшная история пересказывалась из уст в уста, обрастала неимоверными подробностями. По телевизору как раз показали американский фильм, где убитый возвращается небом на землю, чтобы рассчитаться с убийцами. Определили в народе и символический срок – ровно через три года и три дня умерли трое преступников, в их виновности не сомневался никто. Люди, словно взбесившись, подкарауливали судью, которая вынесла тройке приговор о недоказанности, чтобы плюнуть в лицо. В суде каждый подсудимый давал ей отвод, народ считал ее пособницей дьявола, в магазине не хотели продавать продукты и одежду, автобус не ехал, если она входила в него. Журналисты изматывали вопросами, намекая на взятку или давление сверху. Судья повесилась прямо в зале суда, написав предсмертную записку, где рассказывала всю правду об оказанном на нее давлении и запугивании. Началось новое расследование.

А Корнея, как он и просил, похоронили рядом с Еленой. Осунувшийся за три года, Михась распрямился и словно помолодел. Впервые за это время он уснул сразу и крепко. Под утро к нему явилась Елена в образе светящегося ангела. «Я знала и верила, что ты отомстишь, и душа моя успокоилась. Живи счастливо, она любит тебя, и я даю свое бла-гославление». Образ растаял, Михась проснулся с бьющимся сердцем, ничего не понимая. Кто любит его, с кем предлагает Елена провести ему остаток жизни? Ничего не сообразил Михась, так и уехал на работу, решив посоветоваться с Татьяной.

К концу рабочего дня он вызвал Татьяну, чтобы обсудить с ней сон, но как только она вошла, упал как подкошенный в кресло. «Какой же я дурак, толстокожий слон, это же про нее говорила Елена, а я хотел посоветоваться с ней. Вот бы наворочал дров! Но как же так – надо любить, а я люблю ее, как младшую сестру». Он посмотрел на Татьяну совсем другими глазами, впервые посмотрел на нее как на женщину, и ему захотелось пригласить ее куда-нибудь. Словно кто-то содрал резко пленку с его глаз, открывая красоту ее лица, изящность и стройность фигуры, впервые он посмотрел на ее длинные ноги. Заметив, что она покраснела, он пришел в себя, мысленно обругивая последними словами за бесцеремонность осмотра.

– Присядь пожалуйста, Таня.

Она вздрогнула и покраснела еще больше, он второй раз назвал ее Таней, первый раз – у могилы жены.

– Таня, я хотел… – Николай замялся. – Нет, ничего, мы обговорим это в следующий раз. Завтра зайдите ко мне после работы.

Крапилина вышла, а Михась злился на себя. «Мальчишка, не смог пригласить девушку в кино. Какое кино, – улыбнулся он, – не семнадцать лет, пригласил бы в ресторан или домой. Нет, домой нельзя, она откажется, никогда не была у меня дома, как я ни звал. Поэтому и отказывалась, что любит, я же приглашал ее работать над диссертацией. Не стану рисковать, приглашу завтра в ресторан», – решил окончательно он.

Михась вызвал начальника охраны.

– Сейчас от меня вышла Крапилина, с этого часа станете охранять ее всегда и везде, выделите одну машину. Домой, на работу, по магазинам… понятно?

– Понятно, Николай Владимирович, все исполним, не переживайте.

– Да, вот еще что – сотик у нее есть?

– По-моему, нет.

– Так купите, чтоб сегодня же был, потом номер скажете.

Михась немного успокоился и решил поехать к себе, но вспомнил пустой дом, где его всегда ждала лишь одна душа, ставшая словно родной, Наталья Сергеевна Петрова, первая учительница Леночки по физике. Уже почти четыре года она жила в его доме, следя за чистотой и порядком. Иногда даже ругала его за то, что он засиживался допоздна за чертежами или расчетами, заходила и ворчала вслух, вытряхивая окурки из пепельницы. Николай улыбнулся и решил поехать в ресторан, в Леночкин ресторан, в котором он не был три года.

Подъехав, увидел табличку – мест нет, значит, процветает ресторанчик. Александр Аркадьевич встретил его внизу лично, проводил наверх, спросив, где желает отдохнуть Михась: в зале, отдельном кабинете или в кабинете директора? Николай Владимирович присел за свободный столик, попросил не беспокоиться и заказал сто граммов коньяка, закуску на выбор. Он словно делал прощальный вечер, вспоминая Елену, грустил, представляя, что его сыну исполнилось бы 3 годика. Вспомнил детей от первой жены и ее саму – жили они где-то на Урале, переехали из города, не оставив адреса. Не понимал этого Михась: как можно уехать, не сказав куда, разлучить отца с детьми. Пусть они разошлись, так получилось, но дети-то ни при чем, он помогал им. «Да, надо разыскать их, написать детям, может, помощь нужна какая… обязательно разыщу», – решил он.

Посидев немного, Николай уехал домой. Лег на кровать и снова задумался. Перед глазами вырисовывался образ Татьяны – ее лицо, фигура, ноги… «Слишком она молода для меня, мне сорок восемь, почти сорок девять лет. А ей, сколько же ей лет? Наверное, двадцать восемь или двадцать девять. Двадцать лет разницы – срок немалый. Как она станет жить со мной, стариком, когда ей исполнится сорок, мне стукнет шестьдесят»? Он вздохнул, отгоняя мысли, но они вернулись к нему вновь. «Почему Лена благословила меня»? – задал вопрос Михась и решил посоветоваться с Натальей Сергеевной. Он спустился к ней на первый этаж и решил рассказать все.

– Тетя Наташа, недавно ко мне во сне впервые пришла Лена, сказала: «Живи счастливо, она любит тебя и я даю свое благословление». Почему она так сказала, тетя Наташа?

– А ты как считаешь?

– Не знаю, но я сегодня впервые взглянул на нее, как на женщину, а не на сестру. Она действительно хороша, но очень молода для меня.

– Ты мужчина, и одному жить трудно, а Леночка, царство ей небесное, видимо, не хотела, чтобы ты выбрал другую. Она еще при жизни знала, что Татьяна любит тебя, вот и решила разбудить в тебе мужика, а не брата, – ответила Петрова.

– Вы даже знаете имя, о ком идет речь? – удивился Михась.

– А кто же его не знает? – улыбнулась тетя Наташа. – Все знают, и Леночка знала, только один ты и не знал. Любит она тебя безмерно, страдает, вся уходит с головой в работу, чтобы не думать лишний раз. Я никогда не была у тебя на работе – и то знаю все. И что докторская ее на подходе благодаря той же любви. А что делать, если ум есть, а ответной любви нет – только и остается, что диссертации защищать, – она засмеялась. – Приводи в дом, примем, как новую хозяйку, но диссертацию пусть защитит, не расслабляй ее.

Теперь заулыбался Михась.

– Вот видишь, права Леночка, хоть улыбнулся первый раз за три года. И она будет спать спокойно, зная, что ты живешь счастливо, а преступники наказаны.

Очень поразился ее словам Николай, особенно последним. Не могла она знать, что ездил он в Новосибирск, никто этого не знал и знать не мог. Он заказал и оплатил чартерный рейс, загримировался до неузнаваемости, обернулся туда и обратно за шесть часов, утром был на работе, видели его все, вечером его тоже все видели. Почему никто и не мог оспорить его алиби.

Он снова поднялся к себе в спальню, уткнулся носом в подушку, обнимая ее, и решил, что ни одна женщина не ляжет на эту кровать.

Утром он застелил ее, приказал обернуть целлофаном вместе с одеялом и подушками, всю, как есть, и отнести в дальнюю комнату, где любила одна отдыхать Елена. Комнату он замкнул и ключ от нее положил в сейф. А на освободившееся место попросил поставить другую кровать и застелить ее новым бельем.

Поняла его одна лишь Наталья Сергеевна, подошла со слезами на глазах, обняла ласково и прошептала тихо:

– Не переживай, Коленька, все исполню, как полагается. Надо жить, ты еще будешь счастлив, иди, соколик, на работу пора.

Она перекрестила его три раза, наклонила его голову, целуя, и нежно подтолкнула к двери.

Работа у Михася не заладилась с утра, мысли витали около Татьяны, хотелось знать, о чем она думает, как отнеслась к охране, вызвать к себе и хотя бы взглянуть. Николай курил сигарету за сигаретой и размышлял, как лучше сказать ей, что он хочет на ней жениться, что в нем вновь проснулся мужчина и что она ему нравится. Но надо любить, и Таня может отвергнуть его предложение без ухаживаний и любви, а любит ли он ее? Сутки ее образ не выходит из головы, он не может сосредоточиться, заняться делами, но что значат сутки? Страстное влечение, которое исчезает после удовлетворения? Любовь? Но он же не мальчик и не первый раз любит… Подкорка твердила – любит, любит, любит… Селектор прервал мысли.

– Николай Владимирович, к вам Андрей Степанович.

– Нет, Ира, я занят, позже я приглашу его сам, нет, пусть завтра приходит с утра, и сделай мне крепкий кофе, черный, без молока и сахара.

Удивленная секретарша принесла кофе – Николай Владимирович никогда не пил такой, всегда любил сладкий и с молоком. Впервые не принял Бурцева, директора приборостроительного завода.

На эту должность Ирину устроила еще Лена, она обязательно хотела, чтобы секретарь знала и свободно говорила на английском. В приемной действовали Леночкины законы, которые традиционно поддерживала Ирина уже более трех лет. Если бы не Ленины рекомендации, Ирина бы уже не работала здесь года два, а то и более. Симпатичная, с длинными стройными ножками, она всегда носила юбку, как говорят медики, выше пупартовой связки, и всегда старалась показать свои прелести в полном объеме, не скрывая, что готова отдаться Генералу всегда и в любом месте. К поклонникам относилась пренебрежительно и на ухаживания и комплименты не реагировала. Но, в отличие от Татьяны, она не любила и вступала связь с мужчинами только по расчету.

Михась пил кофе и размышлял. Работать он не мог совершенно и чувствовал, как сердце в груди стучит часто– часто, а к горлу подступает волнующий и мешающий дышать свободно комок. Допив кофе, он решил вызвать Татьяну к себе, но передумал и отправился в цех сам. У дверей остановился и постучал.

– Позже, я занята сейчас, – услышал он ее голос, вздохнул, повернулся и пошел обратно.

Метров через пятьдесят она догнала его.

– Извините, Николай Владимирович, я не знала, что это вы.

Он смотрел на нее – раскрасневшееся лицо, часто вздымающаяся грудь, словно она пробежала не пятьдесят метров, а все пять километров. До неимоверности захотелось обнять и постоять молча, без слов, целуя шею и прижимая волнующуюся грудь к себе. Пересилив себя, прокашлялся, вытаскивая сигарету и ища по карманам зажигалку, которая куда-то исчезла в неподходящий момент. Подскочивший охранник поднес огонек и удалился на расстояние. Михась затянулся пару раз дымом на всю катушку.

– Я, собственно, пришел не по делу, лично… Сможете уделить мне пару минут? – спросил Николай, не зная, куда выбросить сигарету и ища глазами урну, пепельницу или что-то подобное, наткнулся глазами на табличку «не курить» и совсем растерялся.

Снова выручил охранник, неизвестно откуда доставший пепельницу. Михась не знал, что кто-то всегда носит ее с собой для таких случаев, когда он курит в неположенных местах.

– Пройдемте ко мне или к вам? – ответила Крапилина, старавшаяся изо всех сил сдержать волнение.

– Собственно, можно никуда и не ходить, – решился Николай. – Я хотел пригласить вас, Танечка, в ресторан.

Голова закружилась, и она на мгновение прикрыла глаза: «Неужели я не ослышалась и он пригласил меня»? Четыре года она ждала подобных слов и не собиралась отказываться или кокетничать. Ей хотелось сказать, крикнуть: «Да, Коленька, да, милый мой, наконец-то ты решился, и ответ для тебя всегда – да, да, да»! Мысли вихрем пронеслись в голове. Когда нашли Корнея с головами трех заказчиков, она поняла, что Николай стал свободен только теперь, Лена отомщена и он может вздохнуть свободно. Настало ее время, так распорядилась судьба.

– Когда? – переспросила Таня.

– Сейчас, – ответил волнующийся Николай.

– Хорошо, я только возьму сумочку в кабинете.

Она упорхнула, стуча каблучками по мраморной плитке, Михась дождался ее и протянул руку, Таня взяла ее и они удалились…

Цех заработал снова…

Михась позвонил из машины Александру Аркадьевичу, чтобы накрыли для него столик – ресторан открывался еще через два часа – и они с Татьяной были одни в большом зале. Минут через десять подъехали музыканты, их «по тревоге» поднял директор, и начали тихо играть плавные мелодии. «Хорошо все-таки быть богатым, – подумал Михась. – Можно заказывать музыку в любое время».

Николай не хотел откладывать разговор на конец встречи, лучше все сделать сразу, и потом или радоваться, или огорчаться.

– Таня, – начал он, – я думаю, что ты понимаешь, мне нелегко говорить с тобой на эту тему, тем более, что я не ухаживал за тобой, мы никогда не бывали вместе нигде, кроме работы. Я никогда не говорил тебе теплых и ласковых слов, я старше тебя намного и по возрасту гожусь в отцы, но последнее время что-то перевернулось во мне, словно кто-то сдернул пелену с моих глаз.

Крапилиной очень захотелось остановить его, сказать, что не нужно слов, броситься на шею и не отпускать долго-долго. За четыре года она изучила его и знала, что Николай не может соврать ей, скажет то, что чувствует. Но она молчала, – неприлично перебивать и договаривать за человека, – хотя и знала наперед все его слова.

– Я постоянно думаю о тебе, Танечка, – продолжал он. – Чувства мои равны любви, я говорю равны потому, что слишком маленький срок они теплятся во мне. А может быть, я не прав, именно так и возникает любовь, не знаю. Но я хочу быть всегда с тобой и не отпускать тебя никуда. Могу ли я рассчитывать, Танечка, что ты полюбишь и согласишься стать моей женой?

Его умные карие глаза говорили не хуже голоса, светясь любовью, они ждали ответа.

Татьяна встала из-за столика, подошла к поднявшемуся Михасю и обняла его.

– Я очень давно люблю тебя, Коленька, полюбила сразу, как только увидела четыре года назад, нет, наверное, раньше, когда ты несколько раз читал лекции в университете. Поэтому я и стремилась попасть к тебе на работу. Нет, тогда, скорее всего, ты мне просто нравился, а влюбилась я позже, когда стала работать у тебя. Я очень и очень люблю тебя, милый мой, и не надо говорить о возрасте. Если ты не против, я выйду за тебя замуж, разве ты не сможешь поухаживать за женой?

Она еще крепче прижалась к нему и заплакала беззвучно, слезы сами капали из ее глаз на плечо любимого. Разве тогда, три года назад, в этом же ресторане, когда отмечали первые успехи фирмы, она могла мечтать, что Николай сделает ей предложение именно здесь? Что она дождется и получит его всего?

Михась вытер платком ее глаза, крепко поцеловал в губы.

– Танечка, ты сегодня же переедешь жить ко мне, но сначала мы зарегистрируемся в ЗАГСе и обвенчаемся в церкви, мои люди все устроят. Твои родители живы?

– Да, – не поняла его вначале Таня.

– Едем сейчас к ним, я прошу твоей руки, потом в ЗАГС и церковь, или наоборот, как уж получится. Заедем еще в магазин, купим подвенечное платье. Ты согласна, милая?

– Конечно согласна, я столько времени об этом мечтала, – она опустила глаза и покраснела.

– Едем.

Михась взял ее на руки и словно пушинку понес по залу и вниз по лестнице. Татьяна, обнимая его за шею, все еще, наверное, не верила в свое счастье.

Крапилины жили в однокомнатной квартире, стояли на очереди на расширение, но перестройка перепутала все планы и квартиру получить не удалось, купить – не хватало денег. Так и жили втроем в одной комнате. Татьяна зарабатывала неплохо и почти уже накопила денег, оставалась малая толика.

Она провела Николая в комнату и стала знакомить с родителями.

– Мама, папа, это Николай Владимирович Михась. Наталья Петровна, – представила она маму. – Иван Сергеевич, мой папа.

– Очень приятно познакомиться, – начал Михась. – Вы уж извините, Наталья Петровна и Иван Сергеевич, что говорю без предисловий и пришел не только ради знакомства. Я полюбил Татьяну и пришел просить руки вашей дочери.

– Как же так, Танечка, – всплеснула руками мать. – Так сразу… Вы простите, Николай Владимирович, но Танечка взрослая, пусть решает сама. Если любит…

– Любит, не любит, – перебил ее отец. – Ты мне одно скажи, – обратился он к дочери. – Только не ври – по нему ты сохла все эти годы? Если так – мы с матерью будем рады, если нет, то и разговора нет, – отрубил он.

Татьяна подошла к Николаю, обняла его за плечо и, покрасневши, ответила:

– По нему, папочка, нет для меня лучше него на свете и не будет никогда. Его любила все эти годы, сказать боялась и не надеялась на свое счастье. А сегодня вот Коленька сделал мне предложение, и я согласилась, но он решил попросить вашего благославления.

– Ну, что мать, – закряхтел Иван Сергеевич. – Вот и мы дожили до свадьбы дочери. Собирай на стол, праздновать будем, не каждый день дочь в дом будущего зятя приводит. Ты извини нас, Николай Владимирович, если что не так, мы люди простые, не обучены по-ученому.

Михась засмеялся.

– А я тоже, Иван Сергеевич, по-ученому не умею, по-ученому я только физикой занимаюсь. Выходит, что и я простой человек.

– Вот ты едрёна корень, смотри куда вывел, – заулыбался Иван Сергеевич. – Варит, значит, башка. Моя Татьяна тоже в науку лезет, пишет чего-то там, глянул один раз – буквы русские, а слова иностранные, не наши слова.

Татьяна не выдержала и рассмеялась. Наталья Петровна тем временем накрывала на стол, и Татьяна решила сообщить еще одну новость:

– Мама, ты что-нибудь на скорую руку сделай – отметить знакомство. Чуть позже отметим по-настоящему. Мы с Колей решили сегодня зарегистрироваться, и венчание в церкви сегодня же. А еще платье нужно купить, Коленька хочет, чтобы я в подвенечном платье была в церкви. Вы лучше сами оденьтесь, выпьем по бокалу шампанского и поедем.

Мать так и присела на табурет от неожиданности, соскочила вскоре и засуетилась еще больше. Татьяна отвела Николая на кухню – матери нужно было одеться – и стала сама готовить нехитрую снедь.

Через полчаса Наталья Петровна и Иван Сергеевич приоделись, выпили вчетвером шампанское и укатили.

К полднику завершили все дела и с приподнятым настроением, уставшие, но радостные, поехали домой. Наталья Петровна и Иван Сергеевич с интересом разглядывали коттедж Михася, где теперь станет жить их дочка. Они никогда не бывали в таких больших домах, все казалось роскошным, крупным и великолепным – залы, комнаты, ванна… Из окна хорошо просматривалась сосновая роща, по которой «прогуливались» вооруженные охранники. «Неужели доченька станет жить в этом шикарном доме, где даже прислуга имеется, и зачем столько комнат?» – рассуждала про себя Наталья Петровна.

Ноги ее гудели от усталости, но она боялась присесть – вдруг что-нибудь не так сделает, высматривала по сторонам какую-нибудь табуреточку, но так и не нашла ничего подходящего. Вся жизнь ее прошла в общежитиях, коммуналках, и под старость лет заслужила она однокомнатную благоустроенную квартиру, которой нарадоваться не могла. Конечно, тесновато втроем, но зато тепло, горячая и холодная вода, своя кухня. Таня родилась поздним и единственным ребенком, в ней была вся жизнь и счастье родителей, перебивавшихся с горем пополам, пока Таня училась. Отец и мать так и не смогли понять, почему ее потянуло на физико-математический факультет, правда, в школе она училась очень хорошо, особенно по точным наукам.

Когда подошел пенсионный возраст, Наталью Петровну и Ивана Сергеевича торжественно проводили, – не хотели держать пенсионеров, молодых брали на работу. Но Танины родители подрабатывали вахтерами, не хотели сидеть на шее дочери, хотя денег хватало, она неплохо зарабатывала у Михася. И сейчас, находясь у него дома, они не знали, что он и есть тот профессор, доктор наук, о котором часто и всегда уважительно рассказывала дочь, она никогда не называла его по имени, отчеству или фамилии. Профессор – и все. Родители представляли себе пожилого доброго старичка с седой бородкой, который благоволит дочери, ценит ее ум и отношение к работе. Мать всегда говорила, что не перевелись еще на свете добрые люди, пусть Бог отблагодарит его сторицей за все благие дела. Татьяна улыбалась загадочно при этих словах и чаще всего старалась отвернуться по какой-нибудь надобности.

В доме Михась предложил родителям отдохнуть на диване, пока они с Татьяной посмотрят, как приготовлен к их приезду стол. Наталья Петровна с наслаждением уселась на мягкий диван, вытянув ноги, Иван Сергеевич тоже устал, но держался молодцом.

Когда они остались одни, Наталья Петровна заговорила:

– Вот, Ванечка, и выдали мы дочку замуж. Не ожидала я, что получится все так быстро, за один день. Скрытная она стала, хотя и не замечала я, чтобы она дружила или встречалась с ним, всегда все рассказывала, а здесь вон как вышло, – она смахнула набежавшую слезинку.

– Ничего, мать, она его любит, хоть и в возрасте он, но мужик крепкий. Да и богатый смотри какой, новый русский, наверное, так о них сейчас говорят. Шишка – охрана вооруженная, домина, машины… сам за рулем и не ездит. Стеснялась Таня, наверное, а может, и говорить нельзя – секрет, потом все расскажет, что можно. Ты, мать, вопросы не задавай. Чую я – тот мужик, по которому она все подушки тайком слезами мочила, прямо и спросил ее об этом. За другого бы не отдал, и богатство его нам не нужно. Счастья дочери – большего не надо.

– Да, Ванечка, смотрит она на него – и глаза светятся, сияет вся, и мне хорошо. Честно сказать, не надеялась уже – под тридцать лет, а она еще с парнем ни разу не дружила. Однолюбка, где-то встретила его и ждала, слава Богу, дождалась.

– Постой, мать, фамилия у нашей девочки теперь Михась, и профессор ее тоже Михась, по телевизору слышал. Николай-то – сын, наверное, его.

– Ох, ты боже мой, и то правда, – всплеснула руками Крапилина-старшая. – Чую, фамилия знакомая, а и подумать не могла, понятно теперь – откуда такой домина и охрана.

Вошли Николай с Таней.

– Иван Сергеевич, Наталья Петровна, хочу вас попросить, чтобы вы чувствовали себя, как дома. Это наш с Танечкой дом, и вы здесь не гости, вы родители. Никаких вопросов – можно туда, можно сюда: вы дома, и этим все сказано.

Михась показал им их комнату, санузел, и через несколько минут они сели за стол вчетвером. После первых родительских поздравлений Николай предложил:

– Сегодня самый чудесный и радостный день в моей жизни. Еще утром мы с Танечкой не знали, что зарегистрируемся и обвенчаемся в церкви, посмотрели друг на друга – и решили. Конечно, без подготовки много хлопот, и каждый из нас устал. Вы можете еще посидеть, можете идти в свою комнату и отдыхать, можете посмотреть телевизор и делать все, что угодно. А мы с Танечкой пойдем…

Крапилины тоже устали и за столом долго не задержались. Иван Сергеевич, может, и посидел бы еще полчасика, но Наталья Петровна захотела прилечь. Развалившись на большой удобной кровати, они делились впечатлениями и рассуждали.

Татьяна беспокоила их в последние годы – то, что она не дружила с парнями в студенческое время, их полностью устраивало и даже радовало. Потом, после вуза, они ждали, когда она начнет встречаться, дружить и приведет для знакомства своего избранника. Но Татьяна, устроившись на работу в неизвестную фирму «МИР», занималась одной лишь физикой. После работы и в выходные дни, когда ее подруги ходили в кино и театры, гуляли на вечеринках, она изучала какие-то схемы, делала расчеты, обзывала себя дурой и пересчитывала все заново. Мать не раз заводила разговор, что так нельзя, пора заводить семью, а для этого нужно выходить из дома, не прилетит принц на сказочном коне к запертой красавице. Татьяна просто отмахивалась и снова вся отдавалась физике.

Родители серьезно забеспокоились, – они уже точно поняли, что она влюблена безответно и никто ей не нужен, кроме своего избранника, что полюбила она давно и поэтому не гуляет с подругами и друзьями и не имеет их, чтобы не было лишних расспросов.

Сейчас по ее поведению и глазам они догадывались, что Михась и есть тот принц, которого ждала Татьяна многие годы, вся она светилась счастьем и любовью, с губ не сходила радостная улыбка, которую они уже не надеялись видеть.

«Староват, конечно, муженек, – рассуждал отец. – Но, видно, порядочный человек и тоже неравнодушен к Татьяне, да это и понятно – молода и красива дочка. Кто на такую не клюнет? Я вначале хотел его турнуть, но увидел счастливые глаза Танечки, ее выражение лица, и опустились у меня руки, отнялся язык, не мог произнести ни единого слова против. Нашел в себе силы только на то, чтобы спросить – по нему ли она сохла все эти годы, и когда получил утвердительный ответ, не стал перечить. Может, даже обрадовался в глубине души: пусть хоть немного поживет счастливо. Конечно, хотелось бы видеть рядом с дочерью молодого парня, близкого по возрасту, но не судьба, значит, Татьяна его любит, и я мешать ей не стану».

Наталья Петровна соглашалась, вздыхая и заглядывая вперед: «Под пятьдесят ему, эх, лет на десять бы помоложе, после шестидесяти мужики вянут, а Танечке будет сорок, самый расцвет… Но ничего, он мужик крепкий, от него так и веет силой, и фигура – многим молодым на зависть. Детей успеет поднять – что еще бабе надо»?