Текст книги "Ангел возмездия (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

В кабинет вошел начальник отдела, чье подразделение как раз и осуществляло основные функции по реализации намеченной операции, получившей кодовой название «Доктор».

– Разрешите, Петр Степанович?

Гринев кивнул, указывая рукой на место напротив.

– Товарищ генерал, кое-что удалось установить по курьеру, – начал свой доклад полковник. – Один из моих сотрудников, как оказалось, хорошо знаком с хозяином квартиры, где в настоящее время находится разрабатываемый. Хозяин сомнений не вызывает, бывший оперативник ГУВД, пенсионер и сейчас живет на даче. Квартиру сдает некому Ставропольцеву Олегу Романовичу, сдает без договора, деньги вперед получает. Но, видимо, бывших оперов не бывает и паспорт его, курьера, он катнул на ксероксе.

Пришлось потревожить отдел, где был получен паспорт и действительно такой был выдан. Паспорт настоящий, но есть достаточные сомнения, что получен он по поддельному паспорту. Схема известная – сдают фальшивку в расчете на невнимательность или халатность работников, получают новый, уже настоящий. Чаще всего, имея при этом, знакомого или знакомых паспортистов, которые в случае провала сообщат и преступник скроется. Это направление в настоящее время сейчас отрабатывается, по месту рождения и учебы Ставропольцева сверяются фотографии. Не получен пока ответ из Интерпола, может они что-то скажут по отпечаткам пальцев.

– Хорошо, – одобрил его действия Гринев. – Договорная работа больницы, которой руководит, вернее, руководил Реутов, проверена?

– Нет, товарищ генерал, – ответил полковник, понимая, куда клонит начальство. – Займемся этим немедленно. Действительно, если заключен договор на поставку человеческих органов из-за границы, то это нам многое прояснит. Куда уйдут наши контейнеры, где готовить операцию встречи. Это и прикрытие для Реутова. Займусь этим прямо сейчас.

– Что ж ты так оплошал, Павел Сергеевич?

– Оплошал… – полковник развел руками. – Операция уж очень необычная. Впервые с такой сталкиваемся.

– У нас все необычное, Павел Сергеевич. На то и щука в озере, что бы карась не дремал. А что Реутов – молчит?

– Молчит, все тюльку свою гонит, извините. Вызвали его, дескать, как врача и он осматривал пациентку. Да, не отрицает, что делал там иногда операции, подпольно делал, из-за денег. Но, хирургические условия там соблюдены, образование соответствующее он имеет и, поэтому, сводит все к незаконной предпринимательской деятельности. А это уже другой коленкор, тюрьмой вообще вряд ли светит.

– А что про контейнеры-холодильники поясняет?

– Получил их только что, согласно международного договора, – полковник осекся, понимая свой прокол. – Не успел еще в больницу доставить.

– Вот, значит, договор есть и возили эти контейнеры туда-сюда беспрепятственно через границу, – обрадовался Гринев. – Ты выясни, с кем договор прямо сейчас у Реутова. Он скрывать это не станет, а нам, пока, достаточно. Потом выяснишь, как этот договор на самом деле на больницу работал, знали ли о нем доктора и пользовались ли?

– Хорошо, Петр Степанович, все сделаю. А курьера выпускать за границу?

– А раньше он ездил? – в свою очередь спросил генерал.

– Нет, пересечение границы не зафиксировано.

– Значит и в этот раз не поедет. Скорее всего, сдаст, типа в багаж, или с экипажем самолета договоренность есть, а там груз встретят. Таможню всю подними – сколько раз контейнеры границу пересекали, это очень важно. Все, полковник, действуйте и держите меня в курсе.

– Есть, товарищ генерал.

Полковник ушел, и Гринев закурил сигарету. Пока сбоев не было и все развивалось по намеченному, хоть и на скорую руку, плану.

Генерал прокручивал всю имеющуюся информацию в голове и не понимал одного – почему Реутов идет в полный отказ? Он же сам позвонил курьеру и должен понимать, что мы ведем его и когда выйдем на зарубежные связи, а это непременно произойдет, то запираться станет бессмысленным. Значит, есть где-то здесь фишка, которую мы не знаем, а он чувствует себя уверенно и ведет нагло. Что-то разработано им заранее, и это что-то должно непременно сработать, оборвать все концы. Иначе бы Реутов не вес себя так непринужденно и дерзко.

Гринев затушил сигарету и налил кофе. Адреналин выделялся от психологического напряжения, сушил рот и он глушил это крепким кофе, не понимая, что пьет, по сути, катализатор адреналина.

Как вышел на эту информацию Кэтвар, один, без негласного аппарата и технических возможностей? Такое редко, но бывало в практике, а значит, он может и еще что-то знать, забыть сообщить в суматохе событий или посчитать несущественным.

Он глянул на часы – поздно, полночь уже. Но, все-таки набрал номер.

– Алло, Кэт, добрый вечер, вернее доброй ночи. Извини за поздний звонок, но мне не дает покоя одна мысль. Почему Реутов отказывается сотрудничать? Он же сам позвонил курьеру и должен понимать…

– Здесь как раз все понятно, Петр Степанович, – перебил его Кэтвар. – Реутов не знает о звонке, вернее не помнит. Поэтому и ведет себя, на его взгляд, правильно. Курьер не получает контейнеров, понимает, что произошло что-то не так и обрубает все концы. Вы не сможете отследить всю цепочку, а, следовательно, и доказать ничего не сможете. Кроме незаконного предпринимательства. А с его положением, депутатским статусом, он еще собирается и вас поиметь.

– Не понял, как не помнит о звонке? – решил уточнить Гринев.

– Я его попросил, как ты помнишь, позвонить. Он позвонил, и я его снова попросил – уже забыть о звонке. Не хотел, что бы он там нашел возможность сообщить информацию на волю.

– Он же у нас находится, как он сможет сообщить на волю?

– Ты, как маленький ребенок, Петя. Возможность сообщить – всегда есть. А твое заведение отличается от СИЗО, в этом плане, только тем, что к вам вряд ли проститутку в камеру привести можно. Другим – ничем, Петя. Извини, но это так. Не надо из себя слишком правильных корчить. Ваши ребята на машинах ездят не по карману, не по зарплате. А ты мне тут ерунду плетешь о честности и порядочности своей фирмы. Полагаю, все, что ты хотел – выяснил.

– Да, но…

– Вот и прекрасно, – перебил его Кэтвар, – спокойной ночи, а на меня не обижайся. И еще последнее – товар для Германии предназначен, самолет в семь утра в Москву с курьером, а дальше багажом. Курьер вернется обратно.

В трубке запикало и Гринев разозлился. «Тоже мне, Феликс Дзержинский нашелся, все наперед знает. Поработал бы у нас – понял, что каждую информацию обосновать надо»… Закурил сигарету, немного успокоившись, позвонил Туманову.

– Павел Сергеевич, выяснили про договор?

– Да, товарищ генерал, выяснили.

– Германия?

– Германия, клиника в Берлине. А как вы догадались?

Гринев чертыхнулся про себя.

– Выясни – какой именно рейс идет на Москву в семь утра и обеспечь сопровождение курьера. Дальше он не полетит, зафиксируйте все его связи и сопроводите обратно. С коллегами в Москве я свяжусь сам, вас встретят и помогут. Все, я в кабинете, докладывай немедленно, если что-то изменится.

Он положил трубку и улыбнулся при мысли, что разговаривал с полковником так же, только резче. Связался с Главком, доложил ситуацию, попросил о помощи при работе в Москве и Берлине. Допил кофе и прилег на диван отдохнуть.

Разные мысли лезли в голову. В основном о Кэтваре. Откуда он вообще узнал обо всем этом, как один смог выяснить практически все подробности? Наверное, был свой человек в этой шайке, но он ни за кого не просил.

Постепенно мысли путались, сказывалось напряжение последних дней, и некрепкий сон охватил его.

В восемь утра разбудил Туманов.

– Разрешите, товарищ генерал? – увидев начальника, отдыхающего на диване, ретировался. – Извините, я попозже зайду.

– Нет, заходи сейчас, – возразил Гринев, – докладывай.

– Все, как вы и сказали, Петр Степанович. Курьер семичасовым рейсом отправился в Москву вместе с тремя контейнерами. Его сопровождают двое моих ребят. С родины Ставропольцева получено его фото, оно не совпадает с нашим курьером. Интерпол, по отпечаткам пальцев, сообщил, что принадлежат они некоему Ставриди Емельяну Иосифовичу. Пальчики нашлись в уголовной полиции Гамбурга, где они были зафиксированы при попытке угона автомобиля нашим фигурантом. Ставриди от полиции удалось скрыться и он до сих пор в розыске. Хотя его документы там тщательно проверены не были. Но он их предъявил и сбежал вместе с ними практически сразу же. Это было особо подчеркнуто. Так что Ставриди – возможно еще одна вымышленная фамилия.

– Значит та еще рыбина?

– Еще какая… – почему-то удовлетворенно ответил Туманов. – Работаем над установлением его личности.

– Все?

– Все, товарищ генерал. По прибытию самолета доложу подробнее.

– Хорошо, идите.

– Есть, – полковник повернулся и вышел.

«Все, что говорил Кэтвар, пока сходится», – Гринев вздохнул и пошел помыть руки, привести себя в порядок. Несколько часов у него было почти свободного времени – пока прилетит самолет, коллеги встретят и сделают все необходимое, потом немцы проведут свою операцию. А его управление, тем временем, должно допросить по полной программе Реутова, выяснить, сколько времени он работает, сколько трупов на его совести… Ополоснув лицо и руки, он снова занервничал, вызвал к себе Туманова.

– Совсем забыл, полковник, ты мне ничего не докладывал по Дробышевой, по Салацкому, по этому кочегару Михалычу, как его здесь называют.

– Извините, товарищ генерал, времени на них не было, в смысле докладывать. Отдел, конечно, по ним работает.

– А ты не извиняйся, Павел Сергеевич, я сам когда-то начальником отдела был и мне все эти генеральские доклады вот где были. – Он улыбнулся и провел ладонью по горлу. – Продолжай.

Туманов поерзал немного на стуле, видимо от удовольствия, что его понимают.

– Дробышева Вероника Антоновна, хирург офтальмолог…

– Ты пропусти анкетную часть, давай с главного, – предложил Гринев.

– Идет в полный отказ, так же, как и Реутов, поет ту же песню.

– Салацкий?

– Салацкий рассказывает все подробно, как и где находил девчонок, как привозил их к Степанцову. Но, фактически, он мало что знает.

– Ничего себе мало, – возразил Гринев, – сотню людей привез, сто загубленных душ на его совести. И это мало?

– Не мало, конечно, товарищ генерал, Но Салацкий не знал, для чего возит девушек, а уж тем более, что их там убивают. Вынимают органы и убивают, вводя воздух в вену. Он возил проституток и особо не переживал за них, считая, что какая разница, где работать. Садились они к нему добровольно, он не похищал их, не лишал свободы, их дальнейшая судьба ему неизвестна. Пока он у нас находится, но даже не знаю, как квалифицировать его действия.

– Но он же знал, что девушки будут работать, как ему казалось, в других фирмах, и, возможно, не добровольно. Их силой заставят. А это уже статья.

– В том то и дело, Петр Степанович, что он это предполагал, а не знал. И не отрицает этого. Степанцов объяснил ему, что удовольствие он получает от спящих женщин, а потом, если они согласятся, он их в другие фирмы определяет, где оплата выше. За рубеж, в основном, и девчонки туда, якобы, с радостью едут. Наворочал он дров много, а предъявить ему по закону нечего.

– Хорошо, берите с него подписку и отпускайте. Кочегар этот?

– Здесь, конечно, все намного безобразнее. Михалыч, по кличке Зуб, неоднократно сидел за кражи, грабежи и разбойные нападения. Отрицает все, раз с поличным не взяли. Но, думаю, что мы сумеем доказать его вину и он признает все со временем.

Пока самолет в воздухе – поработаем в больнице по договору, надо с Думой вопрос по Реутову утрясти. Допросов еще много – хоть разорвись. У меня все, товарищ генерал.

– Добро, Павел Сергеевич, действуй, но не разрывайся, а то кто работать будет, – генерал улыбнулся.

Гринев, после ухода полковника, сделал себе крепкий растворимый кофе, почти всегда делал это сам, не просил секретаршу. Она приносила ему чай, кофе, коньяк или что-то другое лишь в случае появления гостей или начальства из Москвы.

Пил кофе, курил сигарету и думал. «Надо бы к Кэтвару съездить, чего он там опять замутил»? Он вдруг вспомнил, что ни он сам, ни полковник Туманов ни разу в разработке операции не упомянули Чернову. А ее тоже следовало допросить. Хорошо, он знал, где она находится и что будет допрошена обязательно. Но Туманов этого не знал и не знает, и не ищет ее, вообще молчит. Странно…

Гринев взял телефон, что бы позвонить Кэтвару, предупредить о приезде, но в кабинет внезапно он вошел сам.

– Добрый день, Петр Степанович, – Кэт пожал руку Гриневу, сел на стул. – Что, подкинул я вам работенки?

– Да уж, подкинул выше крыши, все управление на ногах. И москвичи работают, и немцы подключились. Меня одно удивляет – как ты раскопал эту информацию, довел ее почти до логического конца? Нас подключил на последнем этапе.

– Но, на самом важном этапе, Петя. Могут же быть у меня и свои маленькие секреты.

– Могут, Кэт, могут. Как раз собирался тебе звонить, подъехать хотел. Как там Чернова? Менты с ног сбились в поисках, рисуют ее убийцей, маньячкой и психом. Ты, видимо, так не считаешь, раз держишь ее у себя дома?

Кэтвар вытащил пачку, вынул сигарету, закурил.

– Правильно мыслишь, Петр Степанович, я действительно так не считаю. Более того, знаю, что ее туда, в психушку, поместили незаконно, держали пять лет, пока она вчера не сбежала. Я и приехал к тебе, что бы этот вопрос обсудить. Ты сейчас, твои люди, все в работе по операции «доктор», свободных, как я понимаю, сотрудников нет.

– Свободных у нас никогда нет, – добавил Гринев.

– Хорошо, я не так выразился – сотрудники особо загружены работой, – генерал кивнул головой в знак согласия. – А по Черновой дел очень много, больше, чем по Реутову с компанией. Дела эти могут подождать несколько дней без ущерба. И тебя загружать информацией не стану. Люди там большие задействованы, с кондачка не возьмешь, подумать надо, взвесить все, не спеша. Я понимаю, что тебе этой информации мало, но если скажу больше – вопросы задавать станешь, к словам цепляться, потянется цепочка от одного звенышка к другому. У тебя и так вопросов ко мне, наверняка, куча, но ты же держишься. Не стоит чашу переполнять.

– Вопросы, конечно, есть, – согласился Гринев. – Хорошо, оставим их пока. Но, ты утверждаешь, что Чернова не убийца, не маньячка и психически здорова?

– Да, Петя, утверждаю. И считаю это не безосновательным. Пять лет ее там незаконно держали, хотели суицид организовать, но она слишком красива, врач насиловал ее постоянно, поэтому и осталась жива. Но, после о ней, я бы хотел с Реутовым, Дробышевой и Зубом встретиться. Организуешь?

– Зачем? Поясни.

– Они же наверняка в отказ идут, не сознаются в содеянном. Я просто посмотрю – они признаются. Что бы ты понял, поясню подробнее. Дар у меня есть один от природы – посмотрю на человека, и он не сможет солгать. Кто-то будущее предсказывает, ложки гнет силой воли… а у меня вот такой дар.

– Давно тебя знаю, но удивлять ты меня не перестаешь никогда. И сколько еще в тебе скрытых способностей имеется? – генерал хитро прищурил глазки.

– Это в тебе уже профессионализм заговорил, Петя. Ты меня не подкалывай. Ладно, пойду к Туманову, гляну на задержанных. Ему, как мне кажется, не стоит знать о моих способностях. Спросит – скрывать не стану. – Кэтвар улыбнулся напоследок и вышел из кабинета, оставив генерала со своими мыслями.

* * *

Салацкий, после вызова в ФСБ, понял главное для себя – больше ему к Никанору девочек не возить и, практически, халявных денежек не иметь. О моральной стороне он и без чекистов задумывался последнее время. Так что, ничего нового они ему не внушили и не сказали. Он и не понял сути вызова, его не посвятили в подробности, не рассказали о возбужденном уголовном деле. Догадался сам, что копают они под Никанора, видимо, и посадят скоро. Решил ему не звонить больше и не общаться.

Денег подкопил за два года работы, никогда не был транжирой и гулякой, на первое время хватит. Имел счет почти в каждом банке, что бы сумма не бросалась в глаза, в общем итоге около 25 миллионов рублей и собирался заняться своим бизнесом. Надо с Ириной и Татьяной посоветоваться, решил он. С перспективой и на их будущую специальность. Плохо одно – нет по этой специальности вечернего и заочных отделений, только дневное.

Он решил не говорить женам о вызове в ФСБ – поймут не так, начнут беспокоиться и переживать. Зачем лишние волнения и хлопоты?

Салацкий вернулся домой, Ирины с Татьяной еще не было, обычно они приезжали часа в три дня и обедали поздновато, но все вместе. Он понимал, что девчонки вряд ли дадут ему дельный совет, но без них решения принимать не стоит. Три года назад Владимир сам закончил фармацевтический факультет, а теперь там начали учиться и его жены. Если организовать бизнес в этой сфере – есть достаточно много плюсов. Самое главное – стабильность, лекарства покупают всегда, независимо от кризисов. Тысяч сто, сто пятьдесят можно иметь ежемесячно чистого дохода с одной аптеки, расположенной в людном месте. Это впервые месяцы, потом доход немного вырастет, на жизнь хватит.

Тихонько заскрежетал ключ в замке, Салацкий пошел встречать своих девочек. Они ввалились целой толпой, привели еще восемь подружек. Владимир поцеловал Ирину с Татьяной в щечки, познакомился с каждой девушкой и предложил пройти в большую комнату.

Подруги немного удивились, считая его просто хозяином квартиры, и уже оглядывали его с возможной перспективой противоположного пола. Но Татьяна с Ириной сразу оборвали надежды, заметив заинтересованные взгляды, заявив, что это только их мальчик.

– Володя, – начала разговор Ирина, – мы с девочками после занятий одну тему обсуждали. Спонтанно разговор завязался, о работе. Мы будущие провизоры и хотелось бы немного подработать по специальности. Много аптек в городе круглосуточных – почему бы и не поработать в ночное время? Девчонки все согласны, а мы с Татьяной решили с тобой посоветоваться. Что скажешь?

Салацкий улыбнулся, покачал головой неопределенно.

– Да, девушки, это прекрасно, когда уже сейчас влечет к будущей профессии. Но вы еще не знаете, что устроиться фармацевтом можно только с четвертого курса, а провизором – после окончания ВУЗа. В аптеке вам сейчас лишь одна должность подвластна – специалиста по уборке помещений.

– Это как? – попросила пояснить Татьяна.

– Как? По-другому просто уборщица. – Пояснил Владимир. – Ведерко, швабра и тряпочка.

Девчонки засмеялись.

– Это хорошо, что мы с тобой посоветоваться решили, – сквозь смех сказала Ирина, – а то приперлись бы в аптеку – посмотрели на нас, как на полоумных. Действительно, там же нужно уметь рецепты читать.

Владимир решил не мешать их дальнейшему общению и ушел на кухню. Но девчонки почти сразу же засобирались домой.

Проводив гостей, накрыли на стол и стали кушать. Владимир решил продолжить разговор, как раз получилось в тему.

– Я вот, что подумал, милые, пора нам свой бизнес организовывать, купить аптеку или помещение под аптеку. Как вы считаете?

– Где ж таких денег взять? – удивилась Ирина. – Миллион, наверняка, нужен.

– Миллионом здесь, Ирочка, не обойдешься. Десять, а то и побольше надо.

– Чего же тогда спрашиваешь?

Владимир улыбнулся, понимая, что для девчонок эта сумма необыкновенно большая, и они по-деревенски не могут себе представить, что он может иметь ее.

– Поэтому и спрашиваю, дорогие мои, что есть у меня, у нас вернее, и миллион, и десять, и больше. И я могу вполне купить аптеку, где мы можем работать все вместе.

Девчонки оставили еду, с минуту смотрели на него, улыбающегося, молча и, обозвав шутником, продолжили кушать.

– Для вас, может, это и много, но на самом деле – средненько. Для бизнесмена среднего звена, наверное, маловато. Если купить аптеку, можно в месяц иметь чистого дохода тысяч двести.

– Сколько? – чуть не поперхнулась Ирина.

– Ира, Танюша, здесь же не деревня, здесь другие цены, запросы, возможности. Для Москвы, например, это вообще копейки. Там не миллионами – миллиардами ворочают. В аптеке прибыль не большая, но стабильная. А вам пора уже привыкнуть, что несколько сот тысяч – это не много. Уровень ниже среднего. В выходные к маме поедем, что бы она рассчитывала дом и хозяйство все к осени продать. Родите – побудете лето в деревне, а осенью вместе с мамой сюда. Вам учиться надо, мне работать – кто лучше бабушки с детьми посидит?

Владимир замолчал, молчали и девчонки.

– Ладно, вы тут переваривайте все – и еду, и слова, а я покурю, пойду.

Он ушел в комнату, закурил. Стал размышлять, как отнесутся к его словам жены. Они пришли минут через пять.

– Значит, ты это серьезно… А где столько денег смог заработать? – решила уточнить Татьяна.

Владимир вздохнул.

– Танечка, вы очень скоро освоитесь и станете мыслить по-другому. А пока не обижайтесь на меня.

– Да что ты, Володя, – Татьяна обняла его прямо в кресле. – Как ты такое мог подумать? Нам же интересно.

– Хорошо… Вот, сколько может стоить ваш домик в деревне, за какую сумму его можно продать? – решил спросить Владимир.

– Не знаю, – пожала плечами Татьяна, – тысяч тридцать.

– Это если найдется покупатель. Пусть тридцать. А почему? Потому, что он там никому не нужен, спроса нет. А в Листвянке сколько бы он стоил вместе с землей?

– Не знаю, – снова ответила Татьяна, – тысяч сто, наверное.

– Действительно, не знаешь. – Подчеркнул Владимир. – У вас там 50 соток вместе с домом и постройками. А сотка у воды в Листвянке, просто сотка пустой земли, стоит около трех миллионов. Вот и умножьте три на пятьдесят.

– Врешь, – удивилась Татьяна.

– Что вы как дети малые?! – возмутился Владимир. – Сейчас рыночная экономика, спрос определяет предложение. Вот эта квартира, – он провел рукой вокруг себя, – миллионов пять, шесть стоит. В другом месте города – на порядок меньше. Стоимость от многих факторов зависит. Привыкайте, девочки, это вам не куль картошки. А пока слушайте меня, верьте на слово – разве я могу обмануть матерей своих будущих детей?

Слова о матери приятно защипали душу, пролились бальзамом на сердце и Татьяна с Ириной, решили по-своему.

– Ты не спрашивай нас, Володя, делай то, что нужно. – Попросила Ирина.

– И спрашивать буду, и советоваться обязательно. Все должно в семье решаться обоюдно. Решение, конечно, я приму, – все-таки подчеркнул он, – но, не без вас, не без вашего участия. На днях фирму зарегистрирую и подберу что-нибудь в центре города. Аптека должна быть в людном, проходном месте – иначе с нее толку не будет, одни расходы. А подругам вашим об этом знать совсем не обязательно, город по другим принципам живет, не как в деревне, где все друг про друга знают. Здесь о своих доходах и счетах молчат, как рыбы, это называется коммерческая тайна, девочки, и даже работники одной фирмы не знают, кто сколько получает. Так принято в бизнесе и это оправдывается временем, самим бизнесом. Скоро вы сами это поймете, очень скоро. И если где-то на переговорах со мной будете – лучше молчите. Что непонятно – дома спросите.

Владимир еще некоторое время проводил «ликбез», а потом утащил девчонок на кровать, что бы мозги не закипели и расслабились души.

* * *

Кэтвар, сидя в кресле немного в стороне и сбоку, наблюдал за Черновой. Она с удовольствием смотрела телевизор, как его могут глядеть люди, не видевшие экрана много лет. Словно родился человек заново и все воспринимал с жадным интересом.

Даже осужденные на зоне общаются друг с другом, видят небо, дышат свежим воздухом, читают книги и многие, или некоторые, работают. И это убийцы, насильники, грабители, разбойники, мошенники и прочие преступники. Живут с ограничением свободы, пишут жалобы, требуя к себе уважения и внимания.

И что чувствует невинный человек, который лишен всего? Общения, голубого неба, свежего воздуха… Лишен слова, мнения, уважения и внимания, лишен права требовать что-либо. Запертый в четырех стенах, где колют его психотропными и другими препаратами, насилуют постоянно не только физически, но и эмоционально, психологически. Как еще не свихнулась она, не сошла с ума по-настоящему.

Чернова встала и ушла на третий этаж, может, захотела поиграть в бильярд или позаниматься на тренажерах. Молодая девушка, женщина, которой бы жить, работать и любить. А что знает она о любви? Воспоминания прочитанных книжных романов, встречи с парнями, еще развлекательные и не серьезные.

Кэтвару вспомнились стихи о портрете любви.

 
   Стихов написано не мало —
   О тунеядстве, зле, любви.
   Есть хорошо, есть, как попало,
   Вблизи рассмотрено, вдали.
 
 
   Признаний слов, нравоучений,
   Обид и горечи побед,
   И необычных приключений
   Таит в себе любви портрет.
 
 
   Один рисует его краской,
   Другой мелком чертит забор,
   А третий лишний хочет лаской
   Вести любовный разговор.
 
 
   Цепочки, кольца и подарки,
   Ему всегда принадлежат
   И счастья белые фиалки
   У ног красавицы лежат.
 
 
   А где-то раненое сердце,
   В крови горячей утонув,
   Уже не ищет ключик к дверце,
   Обиду горькую сглотнув.
 
 
   Что за портрет такой, скажите,
   Он черный, белый и цветной,
   Какой ни есть – в руках держите,
   Особо раннею весной.
 
 
   И ног к нему не нарисуют,
   Но этот прелесть и злодей,
   Судьбу навеки заколдует,
   То там, то здесь он у людей.
 
 
   И кто художник, кто малюет
   Сердца любви на полотне?
   Быть может Бог, быть может, черти
   Иль Человек в страстей огне?
 

«Да-а, разная она, любовь, – вздохнул Кэт, – а Чернова не знает ее, вычеркнуты годы жизни».

Кэтвар переключился на другие мысли, как помочь ей, что сделать?

На второй этаж поднялся Гринев, Кэт и не заметил за думами, как он приехал.

– О-о, какие люди! Проходи, Петр Степанович, проходи.

Кэтвар поднялся навстречу, пожал руку, усаживая в кресло.

– Может пива, коньячку?

– Нет, Кэт, спасибо. Чайку бы с удовольствием выпил.

Кэтвар позвонил, что бы принесли два чая.

– Как успехи, Петр Степанович, по докторскому делу, – поинтересовался он.

– Там все нормально, на стадии завершения. Работы рутинной, конечно же, много, но главное сделано, все преступники дают чистосердечные показания. И, уверен, не без твоего участия. Но, как ты это делаешь, Кэт? Хоть и говорил ты о даре, но осознать это сложновато.

Марина сама принесла чай, не стала посылать горничную. Кэтвар мысленно попросил ее спрятать пока Чернову, и она поднялась на третий этаж.

– Сложновато, не сложновато – объяснять долго, – продолжил разговор Кэтвар. – Я рад, что у тебя все хорошо.

– Благодаря тебе, Кэт, – Гринев хитро сощурил глазки. – Давай, выкладывай, что еще припас?

Он взял чашку с чаем, пил, не торопясь, поглядывая на Кэтвара.

– Ничего сейчас, наверное, и не припас. Чернова сегодня с утра куда-то исчезла. Представить себе не могу – куда подевалась. А главное – так неожиданно исчезла.

Гринев ухмыльнулся, поставил кружку на столик и закурил.

– Я же не первый день тебя знаю, Кэт. Что бы кто-то от тебя сбежал – быть такого не может. Из тюрьмы сбежит – поверю, из психушки – то же поверю. Но от тебя – никогда. Значит, что-то случилось, и ты ее спрятал. Рассказывай и сказками время не занимай.

– Вот… друг еще называется, – продолжил Кэтвар, но Гринев его оборвал.

– Кэт, давай без фокусов. Ушла, значит, ушла. Но я-то в это никогда не поверю. Говори – вместе соображать станем.

– Хорошо, Петя, тогда слушай. Представь себе, что есть в городе некая организация «Ч». И она имеет очень даже неплохую сумму денег налом. Эта «Ч» спонсирует другую организацию «Д», которая находится далеко отсюда и занимается терроризмом и бандитизмом. Деньги от «Ч» к «Д» перевозит курьер «Г» – высокопоставленный чиновник, не подлежащий досмотру. Чернова, работая в то время журналистом, узнает об этом, чисто случайно узнает. Добывает и конкретные факты, собирается написать об этом в газете. Ты представляешь себе, какая бы была сенсация, шумиха? Не знаю, какой бы был конечный результат, но расследование бы началось.

А Чернова, водичка в энном месте не держится, проболталась коллегам об информации – попала в результате в психушку. Здесь, опять же, вырисовывается некий чиновник «Ф», который ее туда упек. И рангом этот чиновник повыше тебя будет, Петенька. О психиатрах, которые попрали закон, я и не упоминаю даже. Вот, такая непростая история получается.

Кэтвар взял остывающий чай, отхлебнул немного и поставил на место, закурил сигарету, наблюдая за реакцией Гринева.

– Выходит, ты не доверяешь мне, Кэт, если не называешь конкретных организаций и имен? Не веришь в мою честность и способности раскрутить это дело?

Гринев явно обиделся, не ожидал, приехав сюда, такого поворота событий.

– Петя, ты это оставь. Если б не доверял – не говорил бы вообще. И не обижайся, пожалуйста. Но кто ты такой – маленький генералишка, которого и определят тут же в психушку. А там тебе не выжить, суицид, в твоем случае, не лечится. Чернова знаешь, почему выжила? Просто потому, что красива, и у доцента, который ее лечил, наверное, и не вставал больше ни на кого из женщин. Да, я сейчас не называю конкретики, но я советуюсь с тобой, как это все можно обыграть. С материалом нужно выходить на самый верх, директор ФСБ – это минимум. Скажу больше, если люди повыше директора знать о материале не будут – гнить тебе в земельке или психушке, и то недолго. Вот и думай, Петенька, что мы, вернее ты, можешь сделать и если у тебя выход на премьера через голову своих начальников?

Гринев задумался, и уже не было на лице обиды. Кэтвар достал рюмки и коньяк, плеснул немного, оба выпили молча, закурили.

– Положим, на директора я выйду без проблем, и секретность операции будет обеспечена. А премьер-министра ставить в известность считаю нецелесообразным. Ты перегибаешь палку, Кэт.

– Дурак, – только и смог ответить Кэтвар. – Не ты, я дурак, что начал разговор с тобой. Неужели ты не понял, что твое ведомство здесь замешано напрямую? И генералы, которые повыше должностью, порвут тебя, как туалетную бумагу. Доложишь директору – он не пойдет выше, а значит ты труп. Сможешь решить вопрос выхода на премьера, а лучше на президента – будешь владеть всей информацией. Нет – значит, нет. Но, не был бы я Кэтваром, если всю эту бурду затеял, якобы, зря.

Гринев удивленно взглянул на него, но ничего не сказал. Плеснул немного коньяка в бокал и выпил. Снова закурил, молчал долго и, наконец, решился.

– Через неделю мой шеф уходит в отпуск, я остаюсь исполнять обязанности. В окружении премьера есть человек, который может организовать встречу напрямую. Когда-то вместе лейтенантами начинали. Я думаю – поможет. Но, прежде чем связываться с ним…

– Ты будешь знать все, – перебил его Кэтвар. – Я начну рассказ или Чернову послушаешь?

– Сам решай, как удобнее и для дела лучше. Она должна все на бумаге изложить. Я полагаю, что вы сейчас мне расскажете, а документировать мы после разговора с премьером станем. Так?