Текст книги "Ангел возмездия (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

Они купили у старика все необходимое – себе на радость и ему в помощь деньгами, запаслись солью, сахаром, мукой в магазине и решили посидеть вечерок в ресторане, но ни одного платья не смогла найти Марина в своем доме – все пропил родной братец, все спустил за глоток водки-катанки. Но они не расстроились, купили бутылочку хорошего коньяка и посидели вечерком вместе со стариком, послушали радио, новости и удалились спать. А утром, как обычно на рассвете, отчалили, и не терпелось им обоим доплыть поскорее, встретиться с родным домом и ставшей тоже родной тайгой, которая кормила их своими плодами, мясом и рыбой в изобилии.

Мурзик очень соскучился один, все время терся о ноги, не отходя никуда, старался забраться на колени, мяукал, выпрашивая почесать за ухом. Шарик обошел все, убедился, что его метки в целости, обновил их и улегся возле крыльца.

Наступила пора собирать орехи. Кэтвар заранее приготовил «мясорубку» – своеобразное корыто, в котором вращался зубчатый толстый стержень, перемалывая шишки. В «мясорубку» входило до полкуля шишек одновременно, несколько поворотов – и засыпай заново, производительность ее отменная – успевай подносить. Орех били вместе – Кэтвар ударял колотом по стволу, прятался от летящих шишек под ним же, а Марина собирала их в мешок и относила на стан. Она уже была не той слабой девушкой, как раньше, свободно взваливала поклажу на плечо и относила без особого напряжения.

Шишки били три дня; решив, что хватит, принялись за обмолот. Марина крутила их в «мясорубке», Кэтвар откидывал все на брезент лопатой. Способ простой и эффективный – орех тяжелее, летит дальше, оставляя шелуху посередине. Из набитых шишек получилось полтора мешка чистого ореха.

Всё, все заготовки были завершены, и Марина с удовольствием оглядывала свои закрома: сусек с картофелем, полный столитровый бочонок черники, такой же с брусникой, черемухой, солеными огурцами и груздями, рыбой. Мешки с орехами и шишками, мукой, сахаром, короб вяленой рыбы и особая ее гордость – бутыль с самодельной настойкой из черники. Она с удовольствием потирала руки. Теперь Кэт станет больше времени проводить с ней, может, и в любви объяснится, считала она, хотя и так знала, что он ее любит, но не говорил же вслух об этом, а женщине это очень важно.

Забот у Марины действительно поубавилось, но свободного времени больше не стало. Кэтвар приобщал ее к искусству познания внутреннего мира, занималась она и физическими упражнениями, как ей казалось, для гимнастов. Но с внутренним миром ничего пока не получалась, не чувствовала она его, жаловалась Кэтвару, но он твердил одно и то же – занимайся, настанет время, почувствуешь, и в последний раз привел пример, который ее по-настоящему убедил. «Представь, что ты снова находишься с пьяной компанией своего братца. Позволишь ты им сейчас лапать себя»? «Ага, щас», – ответила она и засмеялась, засмеялся и он. «Значит, появилась в тебе уверенность, а ты твердишь, что ничего не чувствуешь. Занимайся!» Она и занималась, не отлынивая, хотела стать к нему ближе даже таким способом. А он в это время валил сосны, распиливал их на чурки, – заготавливал дрова на зиму. Иногда заставлял ее брать под мышки по небольшой чурке и бежать бегом до стана, улыбался, приговаривая, что нет лучше упражнений, которые с пользой не только для тела, но и хозяйства.

Дни становились короче и холоднее, температура ночью падала до минус десяти, днем воздух нагревался до плюс десяти, солнышко еще припекало в низинках без ветра, а по утрам на речке образовывались забереги – стоячая вода у берега замерзала, покрывая хрупким, прозрачным льдом небольшие участки, которые по утрам светились бликами и со временем исчезали, растапливаясь на солнце.

Кэт с Мариной по-прежнему принимали водные процедуры ежедневно, но уже не занимались в воде сексом и подолгу не плавали. Кэтвар утверждал, что простудой они заболеть не смогут. Во-первых, заразы нет, во-вторых, кедровый лес обладает определенной бактерицидностью и убивает вредоносные микросущества, то бишь микробы.

Наступил день, когда с неба посыпались редкие белые пушинки. Кружась, они падали на землю и исчезали, но за ними появлялись следующие и следующие, постепенно закрывая все белым покрывалом. Лес замер в тишине, по-своему приветствуя первых зимних вестников. Казалось, он вообще застыл от удивления и просил ветерок не тревожить его. Марина и Кэт вышли на крыльцо, ловили снежинки ладонями, а те садились на руки и исчезали, превращаясь в маленькие капельки. Замерзнув, вернулись обратно в дом, налили себе по кружке горячего чая с брусникой, отхлебывали его, думая о предстоящей долгой, холодной сибирской зиме. Сидя за столом, щелкали кедровые орешки и, может быть, улыбались внутренне своим мыслям, вспоминали стихи про зиму.

 
Иней запорошил на Крещенье
Ветки тополей, берез, осин,
Очень захотелось в воскресенье
Сбить его с продрогнувших вершин.
 
 
Прогуляться одному по лесу,
Утопая в снежистых холмах,
Городскую жизнь отправить к бесу,
Поваляться у сосны в ногах.
 
 
Городскую сажу отряхнувши,
Ветку с шишкой с дерева сорвать,
Носом свежесть пряную втянувши,
Плюнуть на печали и лежать,
 
 
Глядя на метущую поземку,
Что теряется за малым бугорком.
Брошу все, возьму свою котомку
И уйду навечно с ветерком.
 

Рев медведя заставил их вздрогнуть и взглянуть в окно. Мишка разгребал кучку отшелушенных шишек, выискивал оставшиеся орехи и ворчал, видимо, оттого, что их было немного. Огромный самец еще не залег в берлогу, нагуливая последний жир, но наверняка уже подыскал себе место для лежки и решил напоследок полакомиться. Он чувствовал себя уверенно и пока не обращал внимания на жилье, выросшее на его территории, но Кэтвар понимал, что, покончив с орехами, он примется обследовать дом.

– Будь здесь и не выходи, – приказал он Марине и двинулся к выходу.

– Ружье, карабин захвати! – крикнула она ему, но он ответил, не оборачиваясь:

– Ни к чему.

Марина прильнула в страхе к окну. Кэт подходил к медведю со спины, тот почуял и обернулся, заревел недовольно, наверное, считая, что его оторвали от важного дела, и двинулся к человеку. Метра за два встал на ноги. Марина в страхе, – нет, в ужасе! – наблюдала за происходящим, не обращая внимание на гулкие стуки в груди. Человек и медведь замерли на какое-то время. Кэтвар медленно водил руками, словно гипнотизируя противника, но глаза их не мигая смотрели прямо в глаза друг друга, угадывая опасность. Деревенская, она знала, что медведю нельзя смотреть прямо в глаза, он воспринимал это как вызов и готовился к неотразимому прыжку. Не заметила, как в руках Кэтвара появилась шапка, увидела, как он подкинул ее над головой медведя, тот вскинул лапы, чтобы поймать ее. Легкое движение корпусом, быстрый, как молния, взмах руки – и фонтан крови рванул из груди медведя. Он осел и медленно рухнул к ногам Кэтвара. Марина услышала дикий победный рев человека, державшего в вытянутой руке медвежье сердце, которое еще выплескивало в последних толчках сгустки крови. В ужасе от увиденного она осела на лавку, потом, словно ужаленная, выскочила во двор и кинулась на шею к любимому, пачкаясь в крови и собственных слезах. А он, словно Тарзан, нет, Кэтвар, все еще держал сердце над головой, победно потряхивая им, и кричал:

– Тайга! Человек твой хозяин, а не медведь!

Марина немного успокоилась на груди Кэта, пришла в себя, заметив, что ее друг весь в медвежьей крови, кинулась за ведром в дом, чтобы смыть ее, но он остановил ее.

– Разделаю тушу, тогда и вымоюсь.

Он снял шкуру, вытряхнул внутренности, разрубил мясо на большие куски и все стаскал в ледник. Кишки на время оставил собаке и коту – пусть полакомятся. Потом ушел на реку и долго мылся.

Картина все еще стояла перед глазами Марины, приводя ее уже не в ужас, а трепет. Это какой силой необходимо обладать, чтобы голой рукой пробить грудь и вырвать бьющееся сердце. Какая сила воли и концентрация энергии здесь необходима! Только сейчас она по-настоящему стала понимать, что представляют из себя кэтвары – высшие воины, воины-кошки. Им не нужны ружья, они сами ходячие орудия человеческого разума.

Она поставила на плиту кастрюлю с водой, когда та закипела, бросила несколько больших кусков мяса – надо кормить любимого, поставила вариться картошку и снова задумалась. Редкие и очень смелые охотники ходили на медведя с рогатиной, отчаянные смельчаки убивали и ножом, когда не было выбора. Но кто поверит ей, что медведя можно убить голыми руками – никто, и не надо, главное, она верит и знает. Особенно ее поражало то, что он вышел к медведю сам, действовал сознательно, а не по необходимости, значит, знал, был уверен в своих силах и победе. Но все равно ей было страшно, не привыкла еще к таким оборотам судьбы и чувствовала бы себя спокойнее, когда с любимым был карабин.

Она слазила в подполье, достала огурчиков и груздей, приготовила стол. Кэт любил есть большие куски мяса, не разрезая их ножом, а отрывая зубами, любил картошечку с огурцами и груздочками, да и кто из мужиков не любит такую еду?

Он вернулся с речки, бросил медвежью шкуру на пол, которую тоже отполоскал от крови в воде, скинул обувь, потом растянул шкуру на стене, чтобы сохла, и присел к столу.

– Первый наш крупный зверь, можно и отметить получше. Как твоя настоечка, готова?

– Готова, милый, – ласково ответила она и полезла в подполье, налила пол-литровую банку, достала кружки, посетовав, что нет для такого случая бокалов, и присела к столу, глядя на него каким-то особенным лучистым взглядом глаз-озерков.

Они выпили за удачную охоту и Кэтвар принялся за еду. Он рвал вареное мясо зубами, ел картошку, хрустел, не стесняясь, огурцами, закусывая грибочками. Она смотрела умиленно и понимала – сильный мужчина должен есть быстро и много. Представила его, клюющего вилкой маленькие кусочки, режущего их ножичком, и улыбнулась. По-ресторанному он уже съел порций пять, не меньше, и продолжал есть.

Насытившись, Кэт объявил:

– Завтра за лосятиной или сохатиной пойду, что попадется, надо запастись, пока снег не глубокий. Рано уйду, будить не стану, присмотрел я тут лося, да и сохатый хаживает, недалеко, в километре всего. А ты за собакой присматривай – забьется под крыльцо, скуля, – уходи в дом, закрывайся и жди меня. Значит, медведь где-то рядом.

Она вспомнила, как опарафинился Шарик при появлении медведя, забился под крыльцо и не вылез, пока Кэт не позвал его. Молодой, не обученный, боится еще, к убитому и то подошел не сразу, но, может, после этого осмелеет. Жизнь покажет. Значит, собаку он с собой не возьмет, оставит для охраны дома, заботится, беспокоится обо мне… Она признательно улыбнулась.

Утром Кэтвар выпил из термоса стакан горячего чая, взял карабин и исчез за дверью. Марина обрадовалась – взял карабин, значит, не станет вытворять свои фокусы, сохатый тоже еще тот зверь, и на рога может поднять, если подойти близко.

Она не сомневалась, что он завалит зверя, и специально ничего не готовила, надеясь сварить свежачка. Насыпала в чашку орехов и сидела за столом, щелкала потихоньку, поджидая мужа, думала о своей судьбе.

Еще совсем недавно готова была залезть в петлю и удавиться от такой жизни, и удавилась бы, если бы не Кэт. Подошла она к черте, когда не могла больше выносить братовых дружков, лапающих ее за деньги, которые родной братец пропивал не стесняясь. Плакала от такой судьбы, но заявить на брата не могла, решила напиться напоследок и броситься в Лену. Но судьба свела ее с Кэтваром, и вот она здесь, в его зимовье. Марине очень хотелось узнать о нем побольше, но все ее попытки разбивались о невидимую стену шуток или откровенного молчания, она даже не знала его имени. Ласково называла Кэт, и его это, видимо, вполне устраивало. Но если он решится связать свою судьбу со мной, тогда ему придется хотя бы немного рассказать о себе – не зарегистрируют брак с Кэтваром, не его это имя. Значит, пока он не думает об этом. Она тяжело вздохнула. А может, он решится на гражданский брак, там не нужны имена. Марина вспомнила стихотворение:

 
Бывают в жизни увлеченья,
Души порывы и мечты,
И сладострастные забвенья
Сквозь сон врываются в ночи.
 

С отчаянием она ожидала конца года, хотя впереди была еще вся зима, пугала ее неизвестность и неопределенность больше всего, больше таежного зверья.

Что-то вдруг шевельнулось в ней, и она почувствовала, что не сдастся, все равно вытащит из него и имя, и правду. Это что-то вырастало прямо в груди, превращаясь в уверенность и силу. Она встала с лавки, прислушалась к себе и поняла – это то, чего добивался Кэтвар, она почувствовала в себе энергию и обрадовалась.

Встав посередине комнаты, Марина стала отрабатывать приемы – ноги работали четко, били выше без особого напряжения и легко сбивали с высокого кола старую шапку. «Да-а, попались бы мне сейчас мужички, – она подумала о своих прежних насильниках, – уж я бы рассчиталась с вами сполна, и придет время – рассчитаюсь еще». Она стала отрабатывать приемы для рук, они мелькали быстро-быстро, нанося жесткие удары по дереву, обитому шкурой. Теперь она сама чувствовала свое тело, каждую его мышцу, с талии исчез весь жир, делая ее стройнее, краше, а главное – сильнее. За упражнениями ее и застал Кэтвар.

– Славно, славно, давно ждал этого дня.

Он подошел к ней, сгреб одной рукой, приподнял немного и поцеловал в губы, чувствуя, как расслабляются ее напряженные мышцы, тают в его объятиях и жаждут ласки. Он стал расстегивать ее кофточку, она засуетилась, сбрасывая с него всю одежду, и отдалась неистово и бурно, стараясь забрать все соки, долго не отпускала его из себя, наслаждаясь любимым телом.

Ледник заполнился сохатиной, мяса хватало с избытком на всю зиму, и Кэт больше не охотился. Они с Мариной часто гуляли просто так по тайге, наблюдали за животными, многие из которых привыкли к их появлению и не боялись. Один раз только Кэт сжал ее руку, отодвинул немного назад и прошептал тихо:

– Держись сзади, не выходи.

Он сделал всего шаг вперед, вытянул руку и по этому жесту она проследила, что на соседнем толстом суку, как раз над их тропинкой, находится рысь. Замеченная, она поднялась на ветке во весь рост, вонзая когти в древесину и отпуская их, угрожающе рычала, демонстрируя свои острые белые клыки.

Марине показалось, что Кэтвар немного опустил вытянутую вперед руку, рысь подалась немного назад и спустилась с дерева на снег, стала медленно подходить и остановилась в метре от Кэта. Он тихо спросил:

– Шкура нужна?

– Кто это? – переспросила Марина.

– Самка, – послышался тихий ответ.

– Наверное, у нее котята, пусть идет с миром, – решила Марина.

Кэтвар хлопнул в ладони, рысь подскочила на месте, испугавшись, и кинулась опрометью в чащу под улюлюканье Кэта. Марина зашла вперед, взяла любимого за руки.

– Ты у нас царь зверей, ты с ними общаешься и они не трогают тебя, подходят по твоему мановению и убегают по разрешению. Ты понимаешь их, знаешь, о чем они думают? Что сказала тебе эта рысь?

Кэтвар пожал плечами.

– Не знаю, ты меня идеализируешь. Может, я что-то и понимаю, но их языка я не знаю и говорить с ними не умею. Каждое животное чувствует силу и страх человека, как и любого другого живого существа. Рысь просто поняла, что не стоит нарываться на неприятности.

Марина усмехнулась, ответ, видимо, не удовлетворил ее, но настаивать она не решилась. Они вернулись обратно – к щелканью орехов и домашним упражнениям.

К полднику намечалась банька и Марина топила печь, Кэт таскал снег и вываливал его в бак для воды. Ручей, дававший им все лето чистую, студеную воду, замерз, на Лену за водой они ходили крайне редко, только в случаях, когда вода нужна была быстро и некогда ждать, когда она натает из снега. Для бани горячую воду они получали из снега, а холодную приносили с реки.

Кэт очень любил париться, и Марина крепко отхлестывала его веничком. Надев шапку и рукавицы, она, как заправский банщик, проводила веником по спине, словно намечая участки для парки, и потом уже принималась за основное дело. Чуть позже она влезала к нему на полку, он тоже обрабатывал ее веничком, но немного, и они вместе с шумом и веселым криком вылетали из бани, кидались в специально наметенный сугроб, хохотали игриво и звонко, будоража тайгу, и возвращались обратно. Согревались веничком, обливались водой и голышом убегали в дом, где их ждал уже практически накрытый стол. Ставили горячее, наливали по кружке своей настойки и были безмерно счастливы.

Зима стояла снежная и лютая, в отдельные дни температура понижалась до минус 47, а в доме было тепло и уютно, – на совесть строил его Кэтвар, не зря клал двойной пол и таскал землю на крышу. Трудно приходилась животным в лесу, и Кэт с Мариной старались помочь им, заготавливая корм.

В конце февраля забеспокоилась в доме собака, – Кэт в морозы держал ее дома, – заскулила, мечась из угла в угол. Он выглянул в окно, увидел рядом стоящего лося, испуганно бьющего копытом, понял: волки. Вытащил, не торопясь, свой карабин, приделал оптику и стал наворачивать глушитель. О глушителе Марина не знала и спросила:

– Зачем?

– Чтобы не распугать выстрелами стаю, скоро они будут здесь и я их встречу.

Он накинул шубу, одел шапку, валенки и полез на чердак. Марина не слышала выстрелов, глядела в окно, как мечется по подворью лось, но не убегает далеко, жмется к дому, понимая, что его защита здесь, в этих стенах.

Кэт вернулся минут через сорок, кратко объявил:

– Всё, всей стае конец. Ни один не ушел, – и погладил ласково свой карабин, – Пойдем, поможешь собрать их, пока не окоченели.

Метров через сто от дома Марина увидела жуткую картину – вся волчья стая, как бежала друг за другом, так и легла в снег. Кэт начал отстрел с заднего, чтобы стая не повернула и следовала за своим вожаком. Тихий щелчок – и волк зарылся на бегу в снег, щелчок и готов еще один… Марина насчитала 29 волков – крупная стая. Они принесли по волку и Кэт стал обдирать их, всех других пришлось таскать Марине. К темноте он ободрал всех и туши унес на реку, для пиршества ворон. Весной река унесет их останки – и словно не было волчьей стаи.

Все стены в доме были увешаны шкурами, Марина дивилась такой добыче, впрочем, она уже, наверное, ничему с Кэтваром не удивлялась. После медведя. Но сама вряд ли догадалась бы начать отстрел с последнего волка, наверняка пальнула бы в вожака, убила еще нескольких, и вся стая бы отвернула в сторону, ушла, чтобы рыскать неподалеку и мстить.

– Знатная будет тебе шубка, милая, да и мне что-нибудь достанется, – он засмеялся. – Обязательно справим, когда вернемся. Еще и денежки за волков получим, по полтинничку за штуку, итого 1450 рубчиков, тоже не лишних. А если хочешь – медвежью сошьем, как ты?

– Справим две – тебе и мне, не хочу выделяться, – ответила Марина.

Ее радовали слова о шубе, значит, он не собирается бросать ее, это несколько утешало, но не успокаивало сердце, ждущее совсем других слов. Почему он не говорит с ней о любви, она чувствует его привязанность, знает, что он пожертвует для нее всем, любит, но молчит. Может, это тоже входит в программу кэтваров, тогда это дурная и плохая программа, как и вся его школа. Вряд ли, он молчит не поэтому, ни одно учение не запрещает любви. Тогда почему? Она не находила ответа и страдала тайно в душе.

Трудно понять женщин, практически невозможно – все у нее есть, и любовь в том числе, настоящая любовь, без вымысла, а ей хочется простых слов. Может, и в словах кроется что-то?

Постоянно на земле только время, оно бежит неумолимо вперед своим ровным размеренным бегом, и только в мыслях своих и чувствах мы убыстряем или замедляем его бег. А оно движется бесчувственно и неумолимо.

Апрель как-то подкрался незаметно, закапало с крыши, зажурчали ручьи, прогоняя зимнюю стужу, солнышко припекало по-летнему, но ночи еще веяли холодом, замораживая наст, режущий и обдирающий копытным ноги. Волки больше не появлялись здесь, и животные привыкли за зиму к людям, не пугались и не обходили стороной домик. Часто можно было увидеть в окно лося, трущего бок о летний столик, и Шарик как-то привык, не лаял и не гонялся за ними.

Кэт и Марина частенько сиживали за летним столиком, грелись на солнышке, щелкая орехи. В один из таких дней Марина отважилась спросить о планах Кэтвара. Он задумался, ответил не сразу.

– Пока не растает лед, не спадет весенний паводок, мы остаемся здесь. Потом, конечно, уедем и вернемся сюда не скоро, но, думаю, что обязательно вернемся, и хотелось бы вместе. А может, и скоро вернемся, как судьба сложится, – он загадочно улыбнулся. – Кто знает? Я ничего о себе не рассказывал и сейчас не стану, сама скоро все поймешь и увидишь, и если одобришь, поймешь мою суть и примешь меня такого, какой я есть, примешь мой образ жизни – значит, быть нам до конца вместе, жить и действовать по единому образу.

Более он ничего не сказал. Мало и много поняла из его слов Марина, поняла, что летом и не здесь решится ее судьба. А как и что – время покажет, расставит точки над «i».

С нетерпением она ждала тепла, когда Кэтвар решится вернуться, а когда ждешь – время бежит медленнее обычного, но и оно когда-то достигает своей точки. В день, когда он объявил, что собираться пора, пора вернуться к людям, в общество, она воспрянула духом, обрадовалась, и он даже удивленно спросил ее:

– Тебе не понравилось здесь, со мной?

Она подошла к нему, обняла ласково, уткнувшись в бороду, проговорила тихо:

– Что ты, милый, с тобой прекрасно и хорошо. Не поэтому я волнуюсь. Ты сам говорил, что все решится позже, и я поняла, что не здесь. А я хочу быть с тобой всегда и везде, и неопределенность меня манит, зовет и пугает – а вдруг я сделаю что-то не так и ты оставишь меня. Вот я и хочу быстрее, как ты говорил, понять твою суть и остаться навсегда с тобой.

Марина заплакала, он стал вытирать ее слезы.

– Да, Мариночка, да. Мне кажется, что мы никогда не расстанемся. Ты стала совсем другой. И душой, и телом. Ты впитала в себя частичку моего образа, и вряд ли в определенной ситуации поступишь не так, как бы поступил я. Мы о многом говорили длинными зимними вечерами, и я ни разу не почувствовал, что ты не согласна со мной. У нас единый образ мыслей, и думаю, что ты скоро это докажешь на практике. Мои долгие зимние беседы, вроде бы ни о чем, не канут в лету, они взойдут молодой порослью в твоих действиях. – Кэт поцеловал ее в губы, прижал к себе. – Иди, собирайся, утром отчаливаем.

Она успокоилась немного, но он не признался ей в любви, не сделал предложения, а она не собиралась проигрывать. Воспитанница его учения не думала сдаваться.

Груженая лодка вверх по реке тащилась дольше обычного и все же уткнулась в знакомый берег. Кэт пристал к огороду старичка, откуда они в свое время и отправлялись на зимовье. Старик искренне обрадовался, и не только потому, что светила выпивка, а может, и немного деньжат. Он уважал людей, которые смогли прожить зиму в дикой тайге, а это сосем не просто, как кажется на первый взгляд.

Количество волчьих шкур поразило деда, такого он еще не встречал, чтобы один охотник за зиму уничтожил 29 волков. И медвежья шкура вызывала уважение – не трус Кэтвар, раз смог завалить такого зверя. Они все перенесли в дом, и Кэт попросил реализовать волчьи шкуры, оставив лучшие на 2 шубы.

Старик накрыл стол, Кэт и Марина поели, и потом она спросила о брате.

– Так сел он, еще в сентябре сел. Спер бутылку водки в ларьке и сел, получил 2 года общего режима.

– А с домом что, никто не живет?

– Лучше и не спрашивать, – он махнул рукой. – Притон там его дружки устроили, трех баб поселили, проституток, и живут за их счет, – он сплюнул. – Поганцы.

– Да-а, новости так новости, – протянула Марина. – Может, стоит наведаться сегодня? Дом-то на мне записан, а я в аренду его не сдавала, – она сжала свои маленькие кулачки. – Как ты, Кэт?

– Думаю, что ты абсолютно права, стоит наведаться.

– Осторожно надо, – заволновался старик. – Злые они, опасные люди, и с ментами связаны, обслуживают их бесплатно, те и покрывают все.

– Ничего, деда, мы осторожно, – кипя от ярости, ответила Марина.

Она переоделась в платье, единственное, что у нее осталось, в котором она собиралась плыть в зимовье. Кэтвар побрился и не удержался от похвалы:

– Ты стала просто красавица, Марина.

Она зарделась от комплимента и в свою очередь ответила:

– И ты, Кэт, без бороды и в костюме – красавчик.

Ей хотелось сказать: «Мой и единственный красавчик на свете», но она сдержала себя.

Ее дом находился недалеко, и за пять минут они добрались до него. Марина с волнением открыла дверь – в принципе было чисто, появилась новая мебель: три кресла, стол, диван, в другой комнате еще диван и кровать. «Рабочие места», подумала Марина и усмехнулась. В креслах развалились три размалеванные шлюхи, уже готовые к приему клиентов – узенькие лифчик и плавочки, пояс с пристегнутыми к нему ажурными чулками.

– Тебе чего? – спросила нервно одна из них. – Мы баб не обслуживаем, и мужика твоего здесь нет, как видишь.

– Сутенеры ваши скоро будут? – перебила Марина.

– А это уже не твое дело, – ответила та же. – Оставляй мужика, если у него бабки есть, и уматывай, пока задницу не надрали.

Марина подошла ближе, схватила ее за волосы и резко ударила о колено.

– Я хозяйка в этом доме, и мне до всего есть дело, – яростно пояснила она. – Я задала вопрос и жду ответа.

С соседнего кресла на нее кинулась шлюха, резкий взмах руки – и вырубленная, она свалилась рядом.

– Ну-у, – Марина взяла за глотку третью, та затараторила быстро: «Поздно придут, за деньгами, редко появляются в это время».

– Мразь, – констатировала Марина, отпуская пальцы. – Ничего, мы подождем, – она взглянула на Кэтвара, и он утвердительно кивнул головой.

Она согнала их с кресел, показав место на полу в углу, шлюхи перебрались туда, заворчав, что скоро с ней разберутся. Ждать долго не пришлось, ввалился один из сутенеров, дружков братца, которого она знала.

– О-о! Мариночка вернулась, прекрасно! Значит, сегодня гуляем. Ты как хозяйка можешь остаться здесь и работать станешь бесплатно, ну, почти бесплатно, – он загоготал весело. – А я по тебе соскучился.

Он попытался облапать ее, но резкий удар в живот переломил его пополам, он, как рыба, хватал ртом воздух, а Марина взяла его за волосы и ударила мордой о колено, откидывая на пол к шлюхам. Через минуту он пришел в себя, тряхнул головой, вставая, и ринулся на нее. Резкий взмах ноги с поворотом – сломанная челюсть и осевшее по стене тело. Шлюхи сжались в комок, такого результата они не ждали и забились в угол.

Минут пять он был без сознания, стал постепенно приходить в себя, еще плохо соображая, но уже понимая, что «ему здесь не светит». Марина подошла к нему, расстегнула ширинку, взяла в ладонь яйца, сдавила несильно. Он заверещал, умоляя и прося пощады.

– Я могу раздавить эти ненавистные яйца и раздавлю их обязательно, – она чуток придавила и отпустила немного, услышав его поросячий визг. – Заплатишь мне шесть штук за аренду дома, четыре за издевательства надо мной ранее. Всего десятку и до десяти вечера, а дальше я тебя, падлу, на счетчик поставлю, если вовремя не принесешь все. Деньги я все равно из тебя вышибу, но после десяти уже вместе с яйцами, – Марина снова придавила чуть-чуть и отпустила, морщась от визга. – Уматывай, мразь, вместе со шлюхами, к десяти жду. Ну-у, – крикнула она, глядя, как пулей вылетают все за дверь.

Марина устало опустилась в кресло, взглянула на Кэтва-ра.

– Извини, Кэт, не сдержалась.

Он, все время наблюдавший за ней и не вмешивающийся в процесс «воспитания» шлюх и сутенера, улыбнулся.

– Я полагаю, милая, что ты все правильно сделала, я бы поступил точно так же, и меня радует, что мы думаем и действуем одинаково. Никаких извинений, я горжусь тобой, твоим реализмом, а не догматическими правоохранительными выкладками. Напиши ты заявление – и ничего бы не случилось, его бы и не рассмотрели даже – их же менты и крышуют. А через яйца – все можно сделать быстро и результативно, в России, с ее законами, все делается через жопу или яйца, иначе ничего не добьешься. Ты знаешь, как я понял, этого сутенера?

– Еще бы, – Марина усмехнулась. – Дима, козел, один из троих, что издевались надо мной раньше, еще Олег с Игорем есть, те еще козлы, – она до боли сжала кулаки. – И с ними бы поговорить не мешало.

– Я думаю, поговоришь, – задумчиво продолжил Кэт. – Вряд ли этот Дима усвоил урок правильно, он привык тебя видеть слабовольной и покорной и данный факт скорее отнесет к случайности, а не реальной действительности. А это означает, что к десяти заявятся они все вместе и попытаются взять реванш. Ты готова к этому?

Он обратил внимание, как она напряглась вся, как побелели костяшки на ее кулачках от напряжения, лицо отображало презрение и ярость.

– Наконец-то я смогу получить удовлетворение, ты даже не можешь представить себе, Кэт, с каким наслаждением я разделаюсь с ними. Единственное, о чем хочу попросить тебя – не дай мне убить их в порыве сладкой мести. О, как я стану наслаждаться их низвержением! Правду, видимо, говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным.

Они сидели молча в задумчивости, Кэтвар не спрашивал ее больше ни о чем, давал возможность переварить ситуацию и тоже думал о случившемся. Он уже точно знал, что Марина – это та девушка, которая ему нужна, которая поймет и не осудит его за реальную справедливость, когда Закон бездействует или отмалчивается, когда необходимо наказание, как и предписывает сам Закон, но или «птица» оказывалась высокого полета, или имеется другая причина. Есть лица, над которыми Закон не властен, а неотвратимость наказания – пустые слова.

Около десяти, как и предсказывал Кэтвар, троица ввалилась в дом.

– Ну, что, сучка, – начал Дима. – Денежек захотела, давно не трахалась, писька чешется от нетерпения – сейчас мы ее почешем тебе с удовольствием.

Марина так и осталась сидеть в кресле, только лицо ее побелело от гнева. Дмитрий подошел ближе и ударил наотмашь по лицу. Марина отклонилась резко назад, ударила снизу ногой в пах, Дмитрий съежился весь, осел на пол, хватаясь руками за промежность. Олег кинулся на Марину и отлетел к стене, получив сильнейший удар ногой в грудь, Игорь тоже полетел вслед за ним, ударился головой о стену и тихо скатился на пол. Минут через пять все пришли в себя, сидели на полу, ничего не понимая – как их могла уделать слабая женщина, которая раньше и сопротивляться толком-то не могла?

– Объясняю, сосунки, – начала она. – В течение года я изучала боевое каратэ, еще раз рыпнетесь – убью без разговоров. – Марина подошла к Дмитрию. – Деньги принес? – он отрицательно замотал головой. – А помнишь, что я тебе обещала?