Текст книги "Ангел возмездия (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Марина вынесла три ведра, но Кэт сказал, что и двух хватит – Стас оставался у дома собирать чернику, Марине поручалось собрать черемуху на острове. И Шарик не остался без дела, ему вменялась охрана дома и шурина.

– А ты чем займешься, Кэт? – спросил Стас.

– Я? – удивленно переспросил Кэтвар. – Прогуляюсь к березнячку на левую сопку, может, встречу кого.

Он встал и, более не сказав ни слова, ушел. Долго еще Марина и Стас в молчании провожали глазами его фигуру, пока она совсем не скрылась за деревьями.

– Зачем же ты так, Стас, он еще никогда не сидел без дела. Я понимаю, что тебе интересно знать, и право ты на это имеешь, но как-то нехорошо получилось, не знаю, как сказать, но нехорошо. Вроде бы он лодырничать собирался, а ты его в этом уличил. Здесь сама лень без дела не просидит, засохнет от нечего делать. Никто никого не заставляет… Ладно, хватит болтать, я на остров.

Она взяла ведро и ушла быстрой походкой.

«Вот так, песик, – всматриваясь в глаза Шарика, заговорил Стас. – Опять я что-то не то сморочил, даже ты и то все понял – не пошел за хозяином и за хозяйкой не побежал. Остался выполнять указания своего царя, – Стас улыбнулся и погладил собаку. – Значит, и мне пора ягодку собирать. Здесь действительно прекрасно – второй день всего, а на водку уже не тянет. Выходит, что снова прав был твой царь, когда привез меня сюда».

Марина вернулась с полным ведром к обеду, у Стаса тоже дела шли неплохо, больше чем наполовину заполнилась тара. Марина решила его приободрить, заявив, что черемуху легче и быстрее собирать, стала помогать ему. Стас отказывался, но сестра и здесь урезонила его. «Я не тебе помогаю, братец, я ягодку собираю». Стас присел прямо на черничник, закурил сигарету, пуская густые клубы дыма, решился попросить.

– Расскажи мне о Кэте, вечно я во что-нибудь вляпаюсь, родственник все-таки, а я ничего не знаю о нем.

Марина задумалась и тоже присела рядом.

– Что тебе о нем рассказать? – она сделала паузу. – Великий он человек для меня. Познакомилась, доверилась ему, и потянуло меня сразу к этому человеку, влюбилась без памяти, по уши, целиком. Если бы ты знал, Стас, как я его люблю! Уехали мы с ним сюда. Мужественный, сильный и нежный мужчина, любимый мужчина, про которого я ничего не знала, как и ты сейчас. Ты обижаешься на «сказки», а я познавала его в процессе жизни. Он не говорил, не намекал на свои возможности и способности. Тебе легче, мне было труднее. Представляешь мое состояние, когда он вышел один на один с медведем? Тайга, глушь, у Кэта даже ножа нет, разорвет его медведь, пусть и меня следом. Правда, не побежала бы в дом, не пряталась. Натерпелась я тогда страха, хотя знала уже, что он «летать» может. Многие его способности раскрылись в процессе общения с течением времени, и все ли? Нет, наверное.

Кэтвар – это псевдоним. Есть у него и имя, и отчество, и фамилия моя сейчас Бородина, а не Тихонова. Кэтвар – воин-кошка, он изучал приемы рукопашного боя, три года провел в Малайзии, осваивая мастерство ниндзя, превзошел самого сенсэя, учителя, и создал свое направление кэтваров, воинов-кошек. Он говорит, что кэтваром может стать только не более десятка человек на планете, искусство рукопашного боя должно сочетаться с определенным наследственным даром, поэтому и не может быть более десяти кэтваров на всей Земле. Гипноз, телепатия и телекинез – все должно сочетаться в одном лице, воине-кошке. Один раз я подслушала его разговор, не намеренно, случайно – он объяснял, что лучшее подразделение России, Альфу, он уничтожит в полном составе минут за десять голыми руками в любых условиях. Кэтвара нельзя убить количеством людей, нельзя застрелить – пули он ловит руками, это я сама видела, и может кидать их, словно из ствола пистолета. Не все я могу рассказать тебе, что знаю, и ты всегда держи язык за зубами. Кэт в городе владеет громадным оздоровительным центром, там и тебе работенка найдется.

– А ты чем занимаешься?

– Как жена – многим, а вообще я тренер по каратэ.

– Чего, чего? – удивленно переспросил Стас.

– Тренер по каратэ, ты не ослышался, владею тремя стилями, но, в основном, айкидо. Хватит, скоро Кэт вернется, мяса нажарим и поедим.

«Как она в нем уверена, – подумал Стас. – Может, и так оно».

Шарик лежал в нескольких шагах от них, положив голову на лапы, дремал, изредка открывая глаза и посматривая на заимку, от которой Стас, собирая ягоды, отошел метров на пятьдесят. Он выбрал удачную позицию – одним глазом видел домик, другим – Марину с братом, дремал и слушал размеренный разговор. Но вот повел носом, вскочил резко и убежал.

– Кэт возвращается, – пояснила Марина. – Пойду, разведу огонь, пока вы козла разделывать станете.

– Может, он ничего не добыл, и почему именно козла? – спросил Стас.

– Может, и не добыл, но мне так не кажется. Почему козла? Медведь нам не нужен, лося мы не съедим, не успеем – испортится мясо от жары, не готовили ледник на лето. Вот почему, – усмехнулась Марина.

Кэт как-то резко появился из-за деревьев, неся на плечах добычу. Стас торжествовал – ошиблась Марина, зять нес маленького олененка. Молча сбросил его с плеч и стал разделывать, шурин помогал ему не без успеха.

– Жалко олешку, – наконец вымолвил Кэт. – Пришлось убить несчастного. Скрепя сердце помог ему, избавил от страданий и мучительной смерти.

Кэт снова замолчал, быстро орудуя ножом, отрезал большой кусок и протянул Марине. Стас недоумевал – убил детеныша и говорит, что помог. В чем помог – умереть? Абсурд какой-то. «Что-то здесь не так, помолчу лучше, а то опять вляпаюсь. И Марина молчит. Знает или ждет»? Он методично разделывал тушу, случайно взялся рукой за левую переднюю ногу около копыта, и понял, в чем дело. Олененок действительно бы не выжил, перелом слишком серьезный. Решил для себя: исходить из того, что Кэт всегда прав, время расставит свои точки над «i».

Марина нарезала мясо тоненькими пластиками, отстучала их деревянным молоточком и бросила на сковороду, обжаривая с обеих сторон. Рядом варилась картошка. Стас проглотил слюнку, но подумал не о еде. Кэт с Мариной взяли его сюда, на заимку, но наверняка хотели побыть одни, у них же отдых, а могли и не взять. «Родня все же, и они обо мне беспокоятся, не хотят, чтобы я опустился совсем. Сколько бы я протянул – год, два, три? Потом белая горячка, психушка или нары, так и кончится жизнь где-нибудь на помойке, если никто не поможет, не подаст руку. Интересно – что за работу мне предложит Кэт в городе? Марина говорила, что у него есть оздоровительный центр, а что я могу делать? Грузчик, уборщик, посудомойщик, сбегай – принеси, даже машину водить не умею». Он вздохнул глубоко, огляделся – вековые толстые кедры гордо стояли вокруг, высасывая из земли соки и отдавая их своему стволу, веткам и иглам, питая шишки, которые созревали, чтобы с морозом и ветром превратиться в паданку, накормить потом белок, медведей и грызунов, продолжить род. Стас представил себя больным, испорченным кедровым орешком, из которого не вырастет дерево, не подберут звери даже для еды. Ненужный и бесполезный плод общества, которого пытаются вылечить, поставить на ноги близкие люди.

Алкоголь выходил с потом и дыханием, исчезал в здоровом лесном воздухе, и он чувствовал прилив сил, что не тянет его к водке в этом прекрасном месте. Тишина тайги успокаивала, лечила нервы, приводя в порядок душу и сознание, настраивала на размышления о смысле жизни.

Марина позвала к столу. Стас ел много – насыщенный водкой за многие годы организм освобождался от нее, уступая место для питательных веществ. После обеда Кэт с Мариной прилегли рядом на травке, отдыхали, давая возможность пище перевариться получше, а он курил и продолжал размышлять с удовольствием. Клеточки мозга изголодались по своей основной деятельности и, освобожденные от алкогольного дурмана, усиленно работали, разминались от вынужденного простоя. Стас сравнил себя с маленьким зеленым побегом, который дал корни, держащие его на земле, и уже никакой ветер разгульной жизни не унесет его за собой, чтобы высосать и выжать, а потом выбросить в придорожную канаву. Сестра и зять посадили «малыша» в землю – теперь расти ему и развиваться, превращаясь в могучий кедр. Он улыбнулся сравнению – да, теперь он сам проложит дорогу жизни и не затеряется среди колючих кустарников и древесных исполинов.

Утром Стас проснулся раньше обычного, – выздоравливающий организм не требовал многих часов сна, вышел из баньки, где он спал на полке, дабы не мешать влюбленным, и удивился. Оказывается, Марина с Кэтом уже не спали, они разминались, делали растяжки, а потом начали спарринг. Стас замер, не шевелясь, видя, как сестра орудует ногами, стараясь попасть по голове Кэта, бьет сериями, вертится, нанося удары. Кэт ставит блоки, уворачивается и отвечает мгновенно, в отличие от Марины попадая в цель. Удары настолько быстры, что Стас не успевает разглядеть их, видя, как дернулась неестественно голова или рука партнерши, но она видит их все и пытается отразить. Позже Кэт скажет, что видеть его удар, пусть и не отразить – это уже великое достижение. Жена, по принятым меркам, очень хороший мастер, с которым смогут справиться очень немногие мужики.

После тренировки спортсмены побежали к реке. Стас тоже потащился за ними и с удовольствием плавал в еще не прогретой солнцем водичке, набираясь бодрости на весь день. Один он бы не решился утром прыгнуть в воду, слишком холодной казалась Лена в ранние августовские часы. Конечно, ее не сравнишь с Ангарой, чистой и холодной в любой, самый теплый день лета. Но обе реки красивы по-своему, и нельзя выделить какую-то одну.

Марина готовила завтрак, накрывая стол прямо на улице, Стас прилег рядом на сухую доску – роса еще не высохла, и земля по утрам уже не грела внутренним теплом. Коротки в Сибири теплые дни, по сути, один июль и стоит жара, в июне и августе ночи прохладные, забирающие теплоту солнца. «Вот, Марина нашла свое счастье в жизни, может, найду его и я в шумном городе, познакомлюсь с какой-нибудь девочкой и полюблю». Стас закрыл глаза, представляя будущую жизнь – красивую женщину и рядом с ней двух детишек. «Но почему двух? Не знаю, так записано в книге судеб», – ответил внутренний голос. Он улыбнулся и открыл глаза – небо, сине-голубое небо сверху, и ни одного облачка или дымки, бесконечно манящая высь, готовая унести мысли далеко-далеко, в другие миры и галактики, где нет лжи и подлости, где царит свет и изобилие, радость и красота.

Время, непонятная штука – время. Ученые педанты лишь способны понять его. То тянется долго, то летит птицей, смотришь вперед – и кажется, что стоишь на месте или несешься прытью к своей мечте, а если оглянешься – оно всегда проскакивает с необычайной быстротой, оставляя воспоминания. Хорошие и плохие, разные, как и само время.

* * *

Кэтвар предложил Стасу стать чистильщиком личного бассейна, следить за температурой, обновлять каждый день воду, мыть стены и дно. Работа не сложная, не хитрая и не требующая особых знаний. Он не представил его как своего родственника, представил постоянным гостем, и Стас долго размышлял над этим, понял, что зять решил испытать его, присмотреться и позже решить, как быть дальше. Работа не занимала много времени, и он мог бродить по всему центру, заходя в тот или иной зал. Его пускали везде, не брали с него денег, даже если он что-то заказывал в баре, и не задавали лишних вопросов. В центре Кэт ввел свой порядок – гость мог делать что хочет: играть, тренироваться, плавать в бассейне, посидеть в баре или уйти с девочкой в номер. За все платило заведение, правда, гостей таких было крайне мало и они всегда проводили в «Престиже» только один вечер, в другое время им предъявляли счет, как обычно. В личные покои семьи никто не входил, лишь одна горничная, которая наводила там порядок, теперь и Стас имел право доступа. Поэтому никто не знал, что он простой, чистильщик, – родной брат хозяйки. Персонал тоже размышлял о нем и не приходил к одному мнению – на бандита, бизнесмена, большого начальника Стас не похож, решили, что он чей-то сын, покойному отцу которого Кэтвар обещал позаботиться о молодом человеке. К молодому бездельнику, коим его считали, интерес пропал, но отношение оставалось предельно вежливым и порядочным.

Стас имел карманные деньги и иногда уходил в город, знакомился с ним и осваивался, привыкал к толпе и шуму, но больше времени он любил проводить в центре, особенно присутствовать на тренировках, которые проводила сестра. Он любовался ею и гордился, что она может владеть боевыми искусствами, передавать свой опыт другим. Таскался часто просто так за ней, наблюдая за распоряжениями в баре, игровом зале или на тренажерах. Но и это стало постепенно надоедать, он освоился и душа требовала настоящего дела. Только какого? Он ничего не умел. Решил поговорить с сестрой, когда она немного освободилась от постоянных забот.

– Марина, мне очень хорошо у вас, но в последнее время я часто задумываюсь – болтаюсь целыми днями без дела, может, Кэт найдет мне какое-нибудь еще дельце, может, ты что-нибудь предложишь? Раньше, когда я пил, мне все было до фонаря, лишь бы была водка, сейчас необходимо чем-то заняться. Может, устроиться на работу? Но ты не беспокойся, чистка бассейна не отнимает много времени и я не откажусь от нее.

Марина обрадовалась словам брата, – значит, он становится Человеком, которому противна лень и праздность, хочется работать и приносить пользу.

– Это очень хорошо, Стас, но позволь мне задать тебе всего один вопрос – кем бы ты хотел быть, что бы желал делать, если бы умел? Не отвечай сразу, подумай, а потом скажешь, когда будешь уверен.

Она чмокнула его в щеку, потрепала за волосы и, улыбнувшись ласково, ушла к себе в спальню. Последнее время Марина чувствовала себя паршиво, что-то беспокоило ее, появлялась противная тошнота. Вот и сейчас, несмотря на радость от слов брата, внутри засосало и захотелось поесть соленого домашнего огурца. По-деревенски – съесть целиком, не разрезая на дольки, похрустеть всласть, чтобы никто не слышал ее наслаждений. Она выбрала самый большой, откусывала помногу и с удовольствием, проглотила весь, поглаживая живот, который успокоился и не просил больше ничего. Внезапно ее осенило и она отправила горничную в аптеку за тэстом, хотя уже и так догадалась. Марина прилегла на кровать, радостная улыбка не сходила с ее губ – у нее будет ребенок, маленький Кэтик или девочка, которую она назовет только Катенькой.

Стас бормотал про себя в задумчивости: «Кем бы я хотел быть, что желал делать? Откуда я знаю, я ничего не умею. А если б умел? Не знаю». Он вышел в зал. «Может, стать барменом? – подумал он, глядя, как ловко управляется с рюмками, бутылками тот, что-то смешивает, трясет и потом подает клиентам. – Нет, это не для меня. Может, научиться рукопашному бою и стать тренером, как Марина? Нет, и это не мое тоже. Может, крупье, менеджер»? Он бродил по огромному центру, прикидывая себя на каждую должность, и отвергал все, зашел в медицинский кабинет и удивился собственной мысли – ему нравилась эта работа. «А не поздно ли в 25 лет? Шесть лет учиться, год интернатуры, через семь лет вернуться сюда, в этот уютный и милый кабинетик, – он взглянул на врача. – А сколько ей лет? Наверное, как мне, чуть старше. Сколько я упустил в жизни! Мог бы так же сидеть, вести прием, помогать людям избавиться от недуга. Восемь лет потерянной жизни, восемь лет…»

Стас ушел в зал, сел за столик и заказал пиво. Водку он не употреблял совсем, да и пиво пил редко, но от фруктовых коктейлей не отказывался. Оглядел зал, забрал бутылку с собой и ушел за дверь, которую открыть могли очень немногие. Прилег на свою кровать и медленно тянул из бутылки, стараясь не думать ни о чем. Видеть никого не хотелось, и он задремал…

– Марина, – он подошел к ней на следующий день. – Я ошарашу тебя немного, у меня есть ответ – хочу стать врачом и работать здесь.

Она улыбнулась ласково, обняла его, несмотря на то, что они не одни, ответила с радостью:

– Это здорово, Стас, здорово! Не ожидала, честно скажу, но я рада, рада за тебя и твой выбор. Пойдем, расскажем все Кэту – он очень обрадуется.

Объятие и увод в личные покои не остался незамеченным для персонала, снова начались пересуды в душе каждого, говорить вслух и обсуждать вопрос с кем-либо никто не решился. Особенно смущал всех один момент – в покоях находился Кэт, и Марина знала об этом, значит, он не любовник. Тогда кто? Нового придумать не смогли и ответ остался прежним, скоро обо всем забыли, тем более, что Стас стал исчезать почти на целый день и больше не болтался по центру, как обычно. Чем он занимался – никто не знал, но отношение Кэта и Марины к Стасу изменилось, это заметили все и стали тоже относиться к нему добрее.

* * *

Станислав Иванович устало развалился в кресле, потер пальцами глаза и помассировал немного лицо, достал сигарету и закурил – по окончанию рабочего дня он позволял себе такую вольность, днем курил очень редко и всегда выходил из кабинета. Надежда уже заварила свежий чай и подаст ему, как только он выкурит сигарету. Так продолжалось уже три года – всегда одно и тоже: сигарета, кружечка чая, потом, попрощавшись, он уходил, а Надя частенько плакала, но ни одна живая душа не знала об этом. Она вытирала слезы, приводила себя в порядок, закрывала кабинет и уходила домой. Редко, очень редко позволяла себе посидеть у стойки бара в зале, выпить фруктового коктейля. Спешить некуда, дома пусто, никто не ждет ее, но все равно оставалась не часто, минут на десять, потом уходила, чтобы утром прийти пораньше, открыть кабинет и приготовиться к работе.

Сегодня был действительно тяжелый день, очень много больных с серьезными заболеваниями позвоночника, и доктору пришлось нелегко. К нему приходили с карточками территориальных поликлиник, приходили не только с болезнями позвоночника, лечением которых он славился, но и сердечники, желудочники, почечники. Многие болезни напрямую зависят от состояния главной человеческой опоры, содержащей в себе основную нервную нить.

Сейчас никто уже не звал доктора Тихонова Стасом, кроме Марины и Кэта, которых так и продолжали звать по-старому. В своей славе, умении лечить больных он считал себя обязанным прежде всего Кэту, потом уже медицинскому университету, который окончил с отличием. Кэтвар научил его понимать, чувствовать человека, находить его боль и ее причину. Он развил в нем биоэнергетические способности, научил управлять ими; проще, как говорят в народе, сделал из Стаса экстрасенса. В сочетании с высшим медицинским образованием это давало интегрированный эффект лечения, и к Тихонову ехали отовсюду.

Он, как обычно, выпил свою кружку чая, поблагодарил, произнес «до свидания» и удалился. Надежда вздохнула, скинула халатик, собираясь выйти, но в кабинет вошла Марина.

– На тебе новое платье, Надюша, очень идет тебе, правда. Что этот пень, так и остается слепым? Никогда бы не подумала раньше, что родной брат окажется толстокожим бараном. Но ничего, ты завтра опоздай минут на пять, так, чтобы он первым пришел, – она хитро улыбнулась. – В кабинет попасть не сможет, да он и ключ где не знает, засуетится, забегает, пусть поволнуется – ему полезно. Ругаться начнет, а ты укажи ему на часы, рабочий день с девяти, а ты пришла на 5 минут раньше. Я его знаю – насупится и заткнется, но может, хоть немного задумается.

– А что это даст, Марина Ивановна? – удивилась Надежда.

– Как что – хоть тебя разглядит. Нестандартность – она всегда глаза открывает, не дурак же он, только совсем на своей медицине помешался, не видит ничего вокруг, – Марина снова улыбнулась, помахала ручкой и вышла.

Надежда присела на кушетку, обдумывая предложение. «Может, оно и так, посмотрим».

Стас привычно толкнул дверь и удивился, толкнул еще и понял, что она замкнута, глянул на часы – 8-50. «Странно, такого никогда не было, – подумал он. – Надо найти ключ, но где он? Всегда открывала Надежда. Может, она заболела»? Стас вдруг осознал, что ничего о ней фактически не знает – ни адреса, ни телефона, чтобы связаться и спросить, ни состава семьи. А он проработал с ней три года и за это время не узнал ничего, ни разу не спросил ее ни о чем, что бы не касалось работы, приема, больных. Он прислонился к двери, и ему стало стыдно за свое отношение, словно с ним работал не человек, а робот.

Через пять минут появилась Надежда.

– Наконец-то, – воскликнул Станислав Иванович. – Я уже не знал, что и думать. Ты здорова?

– Здорова, – сухо ответила она, открывая дверь, но не смогла сдержаться и улыбнулась. – Вполне здорова.

– Слава Богу! – произнес он, успокоившись и заходя в кабинет. – Будешь готова – приглашай.

Первым зашел солидный мужчина лет сорока пяти, поздоровался, присел на стул.

– На что жалуетесь? – обыденно спросил Станислав Иванович.

– Сердце, знаете ли доктор, пошаливает временами, иногда ноет дня три-четыре, потом пройдет как-то само собой. С детства признавали неполную блокаду правой ножки пучка Гисса, но никогда меня оно не беспокоило – полгода, как началось.

Станислав Иванович померил давление, взял фонендоскоп и долго внимательно слушал, разглядывал принесенную больным кардиограмму.

– А сейчас сердце беспокоит? – спросил врач.

– Беспокоит, дня четыре уже. Сосу валидол – не помогает.

– А снимочки позвоночника делали?

– Да нет, никогда, доктор, не делал, – удивился больной вопросу.

– Повернитесь спиной ко мне.

Тихонов поводил ладонью над позвоночником, ощупал его весь.

– Так-с, все понятно – с позвоночником у вас не все в порядке, отсюда и возникают боли, валидол здесь не поможет и бесполезен. Но, слава Богу, все поправимо, ложитесь на живот, – он указал на кушетку.

Больной лег, и доктор снова пробежался пальцами по его позвоночнику, потом стал резко и сильно надавливать сложенными вместе ладонями. Позвонки хрустели, больной кряхтел и охал, потом лег на бок, и врач вертел им, словно пытался перекрутить концы позвоночника в разные стороны одновременно, на другом боку – то же самое. Немного помял его еще сверху и помог встать.

– На сегодня все, боли в сердце должны уйти – позвонки встали на свои места и не сдавливают нервы. Завтра придете к сестре, она дня три с вами позанимается, потом сами дома станете делать эти упражнения ежедневно в течение месяца минимум.

Больной стоял и трогал область сердца и так, и эдак – болей не было, они исчезли.

Второй больной жаловался на желудок: то ли гастрит, то ли язва, но постоянные сезонные обострения весной и осенью изматывали его. Доктор осмотрел пациента, назначил медикаментозное лечение, диету и хорошенько «отделал» его позвоночник, рекомендовав заниматься дома определенными упражнениями. Пояснил, что, скорее всего, обострений больше не будет.

Третий прибыл со снимками и махровым остеохондрозом…

Рабочий день закончился. Станислав Иванович, как обычно, потер глаза, провел пару раз ладонями по лицу и закурил. Совсем неожиданно произнес:

– Оказывается, Надя, я ничего про тебя не знаю. Может, посидишь со мною в баре, чего-нибудь выпьем, поговорим, а то всё одни больные со своими позвоночниками, проблемами.

Надежда была на седьмом небе – на нее обратили внимание, заинтересовались и даже пригласили в бар! Разве она могла отказаться?

Тихонов выбрал столик в отдельном кабинете, собственно, можно ли назвать его кабинетом – четыре стены, одну, выходящую в зал, заменяли плотные шторы, однако, место элитное, которое не могли занять просто люди с тугим кошельком. Играла тихая плавная мелодия, зал еще наполнялся посетителями, и Надежда чувствовала себя окрыленной и счастливой.

Станислав Иванович заказал красное вино «Душа монаха» в полотняной рубашке. Он и сам не мог сказать, почему сделал такой выбор, наверное, потому, что стукнуло 35, а он еще не женился и девушки не имел.

– Знаешь, Надюша, а я рад, что ты сегодня задержалась. Сдвинулась привычная цепь событий и дала возможность разглядеть, что ты не запрограммированная машина, – начал беседу Тихонов. – Извини, конечно, но рад, – повторил он. – Мы не знаем ничего друг о друге, работаем вместе три года, пора, наверное, пообщаться поближе. Если ты позволишь, я расскажу о себе в двух словах.

– Я послушаю с удовольствием, Станислав Иванович, – ответила Надежда, отпивая глоток вина.

Он тоже сделал глоток, закурил сигарету.

– У меня были трудные дни после школы, родители умерли, я ничего не умел делать и запил. Как-то украл бутылку водки и меня посадили, дали два года общего режима. Отсидел, вышел и запил снова – куда деваться: ни специальности, ни работы, ничего. Сестра спасла меня тогда с мужем, привезли сюда, устроили здесь же чистильщиком бассейна, пить я, конечно, бросил, а потом поступил в институт. Сам бы никогда не поступил – ни денег, ни знаний. Кэтвар помог. Занимался я тогда чуть ли не до посинения, мне нравилось, и думаю, что врач из меня получился. Видишь, как в жизни бывает – я стал врачом, а какой-нибудь отличник – посредственностью с дипломом.

Он проглотил несколько кусочков мяса, запил вином и приготовился слушать Надежду, снова закурив сигарету. В кабинетах разрешалось курить, в зале – нет. Тихонов словно впервые видел ее и знакомился – вытянутое слегка личико, короткая взбитая прическа из темно-русых волос, большие карие выразительные глаза с густыми длинными ресницами, небольшой прямой носик и алые губки сердечком, словно природный художник нарисовал их для мультика. Очень редкие губы для женщин, у мужчин такой формы совсем не бывает, предназначенные для любви, жарких и длительных поцелуев.

Она покраснела от внимательного взгляда, и он отвел его, не извиняясь, выпил глоток вина.

– А я вот не сумела поступить в университет, знаний не хватило, а денег не было. Закончила училище и сразу попала к вам. Папа давно умер, а мама два года назад. Вот, собственно, и все.

«Какой ужас, – подумал Тихонов. – Я даже не знал, не заметил в суете, броненосец». С трудом припомнилось, что она брала отпуск на десять дней давно-давно, наверное, как раз тогда. «Броненосец», – еще раз обозвал он себя мысленно.

Снова зазвучала тихая и плавная мелодия, Станислав Иванович пригласил Надю на танец и чувствовал, что мужчина проснулся в нем, и не просто мужчина, а горный жеребец. «Не жеребец ты, а горный козел», – усмехнулся он про себя. Рука лежала на талии, очень гибкой манящей талии, которую хочется притянуть к себе, чуть опрокинуть и впиться в губы. Исцеловать всю. Всю, всю, всю…

Они вернулись за столик, Надежда раскраснелась и, чувствуя жар в лице, извинилась, уходя в дамскую комнату. Глянула в зеркало, ужаснулась, припудрилась, привела лицо в порядок и прислонилась к стене. Что делать – не знала. Чувство стало невыносимым, хотелось принять его в себя целиком и не отпускать, прижать так сильно, чтобы тело его просочилось сквозь поры и остудило жар, таз слился с ее тазом, прибинтовать, привинтить, прикрутить… Зачем все эти условности… Отдышавшись немного, еще раз глянула в зеркало, сделав несколько штрихов, и вернулась к нему. Сказала даже для себя неожиданно:

– Извините, Станислав Иванович, но мне пора, уже поздно и надо отдохнуть.

Надежда удивилась и обрадовалась своим словам – хоть какое-то, плохое или очень плохое, но решение. Всю ночь она проревет в постели одна, намочит просоленные уже подушки.

Тихонов глянул на часы.

– Но, всего лишь восемь, Надя, мы посидели около часа. Останьтесь, я провожу вас до дома.

– Проводите? – она подняла на него свои глаза, моргнула ресницами. – Если хотите проводить – проводите сейчас.

– Да, конечно, но-о, я не хочу, – он понял, что сморозил не то. – В смысле, сейчас не хочу.

– Что ж, значит я поеду одна.

– Да нет же, Надя, вы меня неправильно поняли. Я хочу, и с удовольствием провожу вас, но еще больше я хочу, чтобы вы остались, побыли со мной. Хоть немного?

– Простите, Станислав Иванович, мне пора, – твердо стояла она на своем и удивлялась своей решимости, словно не она владела своим языком и выражением лица.

– Я провожу вас, – упавшим голосом ответил он и более ничего не сказал.

Тихонов поймал такси, и всю дорогу они ехали молча, никто не сказал ни слова. Станислав Иванович не сердился, он был опустошен и не думал о Надежде. Желал одного – проводить быстрее, вернуться на этом же такси обратно, напиться вусмерть и уснуть на руке проститутки. Что-то шевельнулось внутри. «Напиться – нет! Неужели я такой слабак?» Он пошевелился в машине, Надя взглянула на его, показавшееся изможденным, лицо.

«Зачем я так с ним? Он впервые пошел на контакт, а я испортила все. Что я наделала, дура, как взгляну в его глаза завтра? Невыносимо, все невыносимо – и работа, и он, и все».

Такси остановилось, Тихонов вышел, подал ей руку.

– Не хотите зайти? – она вздрогнула, испугавшись собственного вопроса, не понимала – даже не думала об этом, а слова вылетели.

– Хочу, – сухо ответил он, не думая о подоплеке. Впрочем, о ней не думала и сама Надежда.

Они поднялись на третий этаж, Надя открыла дверь.

– Прошу.

Тихонов вошел, осмотрелся.

– Проходите в зал, выпьете что-нибудь? Он пожал плечами.

– Водки – нет. Вино, пиво, сок, не знаю, что есть, можно кофе.

Надежда плеснула в бокалы сухого вина, подала. Молча выпили по глотку. Рука с бокалом опускалась все ниже, глаза с длинными и густыми ресницами смотрели, не мигая. Она вздрогнула от звона разбитого стекла, бросилась на шею, как от толчка, губы нашли друг друга и, казалось, испепелятся в кровь, руки срывали одежду, не расстегивая пуговиц. Он взял ее за ягодицы, приподнял и вошел грубо, Надежда вскрикнула тихо, прижала его шею к себе и не отпускала, пока он не затих.

* * *

Неизвестно, чем больше славился оздоровительный центр «Престиж» – доктором Тихоновым или Кэтваром. Наверняка, всем вместе. Реконструированный и расширенный, он имел шикарный бассейн, кегельбан, занимающий достаточно большую площадь, игровые залы, автоматы, бильярдный зал, несколько саун, ресторан и бары. Связи Кэтвара помогли ему получить землю, на которой стояло несколько домишек, уже не подлежащих ремонту, но с проживающими людьми. Он расселил их сообразно имеющейся площади, снес старье и расширил в три раза центр. Новые многоэтажные постройки имели лифты, и «тугие кошельки» с одышкой могли не подниматься пешком и на второй этаж. Центр действительно стал центром отдыха, и не только – он успешно «вымывал» денежки бизнесменов, которые иногда любили шикануть и посорить «зелененькими».

Одновременно центр мог принять до 400 человек, за сутки проходило более тысячи, если не считать собственных магазинов и бутиков, в которых покупали одежду и продукты все слои населения.