Текст книги "Ангел возмездия (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Она плакала, вытирая глаза по-деревенски, руками. Кэтвар не собирался ее успокаивать. Он предложил другое.

– Я остановился в гостинице, вы можете переночевать у меня.

Она сразу же перестала плакать, вытерла слезы, окинула его печальным взглядом и обречено, тихо произнесла со вздохом:

– Пойдем.

Кэтвару показалось, что она пошла с ним, не сомневаясь в его низких намереньях, но все-таки пошла, сделала выбор, на ее взгляд, из двух зол меньшее.

В номере девушка присела в кресло, сжалась в комочек и наблюдала за ним немного испуганно и настороженно, прокручивала в голове мысли – станет приставать или нет. Он предложил ей лечь на кровать, а сам устроился в кресле и почти сразу уснул. Проснулся как обычно рано, принял душ, выйдя из него, понял, что незнакомка тоже проснулась и ушел из номера, чтобы не мешать ей одеться. Вернулся через полчаса – она уже поджидала его в кресле, чтобы выразить свою признательность и благодарность. Кэтвар выслушал и спросил в свою очередь.

– А дальше-то что, что вы станете делать дальше?

Он понимал, что с ним откровенничают, как с незнакомцем, так иногда делают люди, никогда бы не сказавшие близким и малой толики услышанного.

– Не знаю, – она опустила голову. – Не знаю. Надо куда-то уехать, но кто меня ждет и где жить? Не знаю, – она снова опустила голову.

Кэтвар оглядел ее уже по-другому – симпатичное лицо и неплохо скроенная фигурка, лет двадцать на вид, может чуточку больше. Шатенка с вздернутым курносым носиком, придающим лицу некоторую экстравагантность и нисколько не портящим его. Чувственные губы и редкостные голубые глаза-озерки.

– Я не люблю недоговоренностей и кое-что могу предложить, если вас это устроит. Завтра я отправляюсь в экспедицию очень далеко в тайгу и пробуду там целый год без связи с обществом. Таежная жизнь предка-аборигена, усовершенствование некоторых функций организма, сбалансированность их действий, души и тела. Вы можете поехать со мной, но предупреждаю, что раньше намеченного срока – один год – вы не сможете вернуться назад. И последнее – вам придется со мной жить как с мужем. Вряд ли я смогу удержаться и не трогать вас целый год как женщину, поэтому и предупреждаю заранее.

Он замолчал и внимательно следил за ее реакцией, отметил про себя, что предложение заинтересовало и пугало одновременно. Она неуверенно спросила:

– И что потом?

– Потом мы вернемся назад. Возможно, зарегистрируемся, возможно, разбежимся в разные стороны, кто знает… Но с уверенностью скажу, что вернетесь вы совершенно другим человеком, способным мыслить достойно и защитить свою честь.

– Заманчиво, – она улыбнулась. – Вернуться другим человеком. Здесь ничто меня не держит, а там ничего не пугает, в крайнем случае изнасилуют, но и это становится невозможным – я отдамся добровольно. – Она засмеялась собственной шутке и уже серьезно продолжила, – Едем, я согласна. Что с собой брать и что говорить?

Кэтвар задумался – а правильно ли он поступает? Он не знает эту женщину, руководствуется своими низменными побуждениями. Нет, не половым влечением, хотя и им тоже в том числе, но в первую очередь ее потенциальной возможностью к труду. Приготовление пищи, сбор ягод, грибов – на это уходит масса времени, а она освободит это время для него, для его занятий и дел. Позже, глубокой осенью и зимой времени станет с избытком, все заготовки проведены, закрома полны ягод, грибов и мяса, ешь – не хочу. Она скрасит скуку душой и телом. Вот и получается, что он эгоист, все для него – работа, душа и тело. Другой голос внутри вещал несколько иначе. Самобичевание вещь неплохая, но и ее необходимо использовать с достоинством. Разве она совсем ничего не получит? Кров, пищу, спокойствие души и, может, телесное наслаждение. Разве ты не попытаешься сбалансировать ее душу и тело, возвращая в общество сильного, волевого и справедливого человека, не ту размазню, готовую раздвигать ножки перед каждым подонком, а потом реветь в тряпочку и уповать на судьбу-злодейку? Она сможет стать Человеком, сильным, справедливым, порядочным. Разве это малая плата? Вы нуждаетесь друг в друге сейчас, и судьба недаром свела вас вместе. Дерзай, Кэтвар, ответственности у тебя прибавилось!

Он улыбнулся самому себе, но дама заметила и, видимо, это ей не очень понравилось. Улыбку в данной ситуации можно расценить по-разному.

Время поджимало, и Кэтвар не хотел тратить его на разговоры. Впереди долгий путь, там и поговорим, решил он.

– Говорить ничего и никому не нужно, лучше уйти инкогнито: меньше вопросов и нервов. Скажешь братцу, что уезжаешь на всю зиму от такой жизни и чтоб не искал тебя. Возьмешь самое необходимое из одежды, чтобы не погибнуть зимой в тайге – валенки, шубу, не знаю, что там у тебя есть. Иголку с ниткой. Жду тебя в обед здесь же.

Кэтвар ушел сразу же, не дав сказать ничего, ответить или возразить на свои слова, – так удобнее. Полдня он мотался по магазинам, закупая необходимое, и все доставлял на берег, вернее, в домик на берегу, где у него был знакомый хозяин, присматривающий за лодкой, готовый оказать и другие услуги, правда, за деньги, и не задающий лишних вопросов.

Он провозился часов до четырех вечера, вернулся в гостиницу, где вся на нервах ожидала его незнакомка.

– Наконец-то, я уже вся извелась, думала, что это розыгрыш и я купилась. Материла тебя и себя последними словами, но решила ждать до вечера – за номер оплачено до утра.

Она присела на кровать, оттараторив сказанное единым махом, и замолчала, ожидая оправданий или пояснений. Но Кэтвар не сделал ни того, ни другого, он молча перебирал ее вещи – валенки, добротная шуба-дубленка, рукавицы, рейтузы. Когда он достал их, она рванула за гачу, бросила со злостью:

– Тебе нравится копаться в бабьем белье? Может, пояснишь что-нибудь?

Он присел на кровать с другой стороны, взглянул прямо в глаза и ласково улыбнулся, сразу же растопив ее злость.

– Пришлось повозиться с покупками подольше обычного, вот и задержался немного, а в бабьем белье, – он снова улыбнулся, – я действительно копаюсь из интереса – не хочется, чтобы было что-нибудь забыто, там нет возможности достать или купить. Например, не вижу сапог, кирзовых или резиновых, осенней шапочки и куртки. Из летнего платья не залазят сразу в зимнюю шубу, а туфли там совсем ни к чему, но может, стоит и их оставить, например, на Новый год, не знаю, как медведям, но мне понравится.

Они засмеялись оба, и она уже по-другому воспринимала его, в одночасье он стал для нее лидером. Деревенская, она понимала, что такое тайга, поняла и его заботу, поверила, что его предложение не обман и что нужна она не только, чтобы оттрахать и выбросить – иначе бы он не проверял ее одежду.

– Придется идти еще один раз, – вздохнула она. – Действительно, несерьезно отнеслась к проблеме. А туфли оставлю – для тебя.

Она отсутствовала примерно час, влетела в номер вся запыхавшаяся от бега или быстрой ходьбы, и Кэтвар подумал, что ее дыхалка ни к черту, но на свежем воздухе испарится алкоголь, улетучится никотин и многие шлаки. Он представил ее через год и улыбнулся: «Да, не поздоровится ее братцу, если скажет поперек слово».

Теперь можно и отдохнуть, до рассвета оставалось часиков десять, необходимо выспаться, что он и предложил сделать. Она взглянула на часы и удивилась.

– Только 6 вечера, еще рано.

– Мы уйдем в четыре утра, путь долгий, – пояснил он и расстелил постель, снял рубашку и брюки, не стесняясь, при ней и нырнул под одеяло.

Она немного замялась, он отвернулся и вскоре почувствовал тепло ее тела в постели. Повернувшись, обнял ее, поцеловал долго и крепко в губы, стал ласкать грудь, ощущая вырастающее напряжение внизу живота, она прижималась к нему сильнее и сильнее, чувствуя упругость внизу, задышала чаще и приняла его в себя, неистово дрожа телом и по-детски всхлипывая от удовольствия. Пальцы впились в его спинные мышцы, когда он замолотил внутри ее тела и не вышел, доставляя особенное удовольствие редкими движениями. Губы ласкали соски, мочки уха и шею, и она снова почувствовала его упругость, как прежде, задышала чаще, задвигалась, словно торопилась не опоздать куда-то, закричала, не удержав слов внутри, и обессилила враз, все еще наслаждаясь его присутствием.

Откинувшись на подушку через некоторое время, он закурил прямо в постели, теперь уже она находилась как бы сбоку и сверху, поглаживая его грудь и пропуская волосы сквозь пальцы, разглядывая и познавая тело, доставившее ей огромное удовольствие. Захотелось взглянуть на проказника, и она, целуя сантиметр за сантиметром, медленно поползла вниз, положив на него руку и ощущая привычную теплоту друга. Он не дремал, вырастая навстречу и принимая ее ласки.

Они так и уснули, не сказав друг другу ни слова, не познакомившись, но были счастливы и довольны, а все остальное приложится позже.

Кэтвар проснулся рано, глянул на часы: 3-50, пора вставать. Пока умоются и оденутся – рассветет, но он дал возможность своей подруге повалятся еще десять минут, пока одевался, умывался и брился, потом разбудил и ее. Она по-кошачьи потянулась, еще не понимая спросонья, и постаралась притянуть его к себе, видимо, досматривая сладкий сон. Почувствовав не то, открыла глаза и ласково улыбнулась.

– Уже пора, милый? – спросила протяжно и села в кровати. – Я сейчас, быстро.

Он понял, что она еще все стесняется, закрывая ладонью груди, и не стал ей мешать, отвернулся, упаковывая в рюкзак ее платье, в котором она пришла.

– А что я надену? – спросила она, видя, как платье исчезло в рюкзаке.

Кэтвар показал на блузку, джинсы и свитер.

– Утром прохладно на Лене, а так не замерзнешь, – он улыбнулся. – Вот и все, мы можем идти, завтрак в пути, – он показал на термос и бутерброды.

Присев по обычаю на дорожку, они вышли из гостиницы и отправились в сторону реки. Кэтвар нес оба рюкзака незнакомки, она, вцепившись в его руку, семенила следом. На берегу он перетащил в лодку шесть больших деревянных бочонков, металлическую бочку с бензином, кое-какой другой скарб и попросил ее устроиться поудобнее. Потом отошел на минутку вглубь огорода и вернулся обратно, держа в руках котенка и щенка. Оттолкнулся от берега, завел мотор, произнес: «С Богом», прибавил газу и улыбнулся.

– Вот и все, прощай, цивильная жизнь. Я твой Робинзон, а ты моя Пятница, – он засмеялся и продолжил: – Давай знакомиться. Меня зовут Кэтвар, здесь все – и имя, и фамилия, и отчество, одним словом: все вместе и без вопросов. А ты?

Она так и не поняла, что больше он ничего ей о себе не расскажет, по крайней мере пока, посчитала все шуткой, приглашающей первой к разговору.

– Да, действительно, здорово получается. Организмами подружились, а имен не знаем, Робинзон и Пятница, да сибирская глухая тайга, – она улыбнулась своему сравнению. – Ну а я – Марина, Тихонова Марина, дочь Ивана, ныне покойного, матери тоже нет. Всего из родни – один брат – придурок и пьяница. Школу закончила, ПТУ кулинарное, не согласилась спать с директором ресторана – выперли с работы. Теперь вот Пятница, – она засмеялась. – И плыву на необитаемый остров. Долго плыть будем?

– Часов девять, если без остановок, в обед уже станешь обживать свое жилье, организовывать быт, так сказать.

Котенок боялся звука мотора, проносящейся мимо воды и все жался к Марине, мяукал жалобно, она гладила его по головке и он в конечном итоге успокоился, уткнувшись хозяйке под мышку. А щенок ничего, освоился быстро и уже обнюхивал все вокруг. Солнце поднималось из-за правого плеча Кэтвара, слепило глаза Марине, когда она смотрела прямо на него, и она старалась отводить взгляд, любуясь полноводной сибирской рекой, на которой родилась и выросла.

Мотор однородно урчал, толкая груженую лодку, казалось, без напряжения и был незнаком Марине. Она знала все лодочные моторы, но такого никогда не видела. Самый мощный из них, «Вихрь», был больше размерами и не развил бы такой скорости, как этот маленький, похожий на маломощный «Ветерок», моторчик.

– А что у тебя за движок, Кэт? – спросила она и он улыбнулся своему имени, так, по-женски, его еще не звали. – Я раньше не встречала таких.

– Японский, – ответил он. – Стоит дороже, но мощнее, надежнее и экономичнее «Вихря», меньше размерами, что тоже немаловажно. «Вихрь» и пустую лодку так не потащит, и бензина жрет вдвое больше.

– А в бочках что? – продолжала она расспрашивать.

– В одной куль муки, в другой тоже мука, в третьей – картошка и еще мешок так, в четвертой соль, в пятой сахар, в шестой всего понемногу. Но бочки, в первую очередь, необходимы, как тара – бочка ягод, грибов, рыбы, мяса, орехов, мало ли чего еще потребуется в хозяйстве – тебе решать, как их использовать по назначению. Они добротно сделаны и не протекают.

Он помолчал немного, закурил сигарету и продолжил:

– По прямой мы уплывем километров за 200 от ближайшего населенного пункта, по воде еще дальше. Сейчас нужно обустроиться, обжиться надежнее, в сезон набрать ягод и грибов, наловить рыбы побольше, лося завалю, когда холода настанут, медведя не помешает приобщить перед лежкой для жира, шкура тоже сгодится. Пока можно козу подстрелить на мясо, не успеет протухнуть – что-то съедим, остальное завялим. Орехов набьем, чтобы зимой щелкать, в потолок поплевывать и сказки рассказывать, – он улыбнулся и направил лодку к острову посередине реки. – Перекусим немного и поплывем дальше, щенок с котенком оправятся и тоже поедят.

Лодка тихо уткнулась в берег, Кэтвар выскочил первый, подтаскивая ее подальше, чтобы не унесло течением, подал руку своей даме и размял кости несколькими упражнениями – подпрыгнул на месте, перевернулся в воздухе пару раз и встал на ноги. Марина раскрыла рот.

– Ты что, циркач? – удивленно спросила она.

– Нет, – ответил он. – Скоро и ты станешь делать это, и не только это. Любой здоровенный мужик, обидевший тебя, пожалеет, что родился на свет. Я кэтвар, – гордо произнес он. – Но кэтвар из тебя вряд ли получится, а ниндзя вполне.

Марина ничего не понимала, и ему пришлось объяснить подробнее.

– Про ниндзя ты, естественно, слышала. Это древнее боевое искусство, которое я изучал в течение трех с лишним лет, я превзошел своего учителя и создал новую школу, школу кэтваров – высших мастеров боевых искусств, высот которых могут достигнуть особо одаренные люди. Таковых на планете человек 10, не больше. Кэтвар без особого труда и риска может противостоять десятку ниндзей и победить их, поймать рукой летящую пулю или стрелу. Я удаляюсь в этот заброшенный мир, чтобы отточить свое искусство до совершенства, и ты убедишься в этом. Вот и все теперь ты про меня знаешь, но говорить об этом никому не следует.

Он прилег на травку, поставил рядом с собой термос, разложил бутерброды – ветчину с хлебом и пригласил подругу к импровизированному столу.

Ели молча, Марина все еще переваривала сказанное им. Верила или не верила – это другое, она удивлялась его рассказу и пока плохо представляла, что из нее может получиться какой бы то ни было боец, тем более ниндзя. А он, закончив с едой, лег на спину, смотрел в небесную синеву и думал о Марине. Уехать с незнакомым мужчиной неизвестно куда решится не каждая женщина, значит, не ждала она от него худшей жизни, понимала, что с целью убийства так далеко не повезут. А может, ей было все равно – лишь бы сменить обстановку. Полежав минутку, встал, прерывая мысли: пора плыть дальше.

В два часа дня лодка уткнулась в траву в одном из заливов реки и Кэтвар торжественно произнес:

– Все, приехали, это наш дом и здесь мы станем жить в течение года. Да здравствует Родина, домик родной!

Он протянул Марине руку, осторожно проводил ее на берег. Ноги затекли от длительного сидения на жесткой деревянной лавке, она старалась размять их, одновременно оглядываясь, но ничего не замечала похожего даже на признаки жилья. Кэтвар протянул ей ее рюкзаки, взял пару бочонков на плечи, коротко бросил:

– Идем, милая, обитель нас ждет, – и затрусил вверх по склону, не оглядываясь.

Она еле-еле успевала за ним, и внезапно остановилась как вкопанная – перед ней неожиданно появился, предстал домина, каких и в деревне-то мало строили. Кэтвар снова коротко бросил: «Осваивайся», и затрусил обратно к берегу, оставив бочонки у крыльца.

За четыре ходки он перенес все, укрыл лодку в гроте и предложил:

– Сегодня день отдыха и вопросов. Осваивайся по-настоящему, надолго, как хозяйка, и отдыхай. В дом заходила? – спросил он.

– Еще нет, – ответила она.

– Хорошо, тогда первым запустим котенка.

Он взошел на крыльцо, откинул крючок и открыл дверь. Марина опустила на пол Мурзика, как она его назвала. Он отряхнулся немного, постоял в раздумье и смело перешагнул порог, обнюхивая все вокруг, следом вошли Кэтвар и Марина.

– Прекрасно, надо занести продукты, – сказал Кэтвар сам себе. – Освободить бочонки.

Марина осмотрелась – голый топчан или кровать, стол и лавка, – из мебели все. Посредине единственной, но очень просторной комнаты висела веревка с вяленой рыбой: примерно пара сотен крупных ельцов и окуней, резаная кусками щука.

– Вялить станем на улице, – пояснил он. – Здесь временно, пока меня не было. Готовую – в коробку и в подполье, – он отломил кусочек щуки. – Попробуй. Вкусно?

Марина с удовольствием ела рыбу и удивлялась – почему так не делали в ее деревне? Действительно вкусно и аппетитно. Она уже немного освоилась и знала, какие запасы и чего у них имелось, но первый обед он решил приготовить сам.

– Пойдем, – попросил Кэтвар. – Поможешь поставить сеть, потом все станешь делать сама.

Он снял обувь и рубашку и налегке поспешил к берегу, прихватив что-то в мешке. Она побежала за ним. Кэтвар показал грот, вывел из него лодку, и они вдвоем быстро поставили рыболовную снасть. Он обратил внимание, что управлять лодкой Марина умеет, не в диковинку ей и сети. Потом, на берегу, он снял джинсы и плавки, голый нырнул в воду и уже из воды крикнул:

– Привыкай, ни к чему мочить нижнее белье, посторонних нет. Искупнись, вода очень теплая, взбодрись с дороги. Заодно и щук от берега в сеть загоним.

Марина резво скинула блузку, замешкалась немного, глядя на свой бюстгальтер, потом махнула рукой на условности, разделась догола и поплыла к нему. Он обнял ее за талию, поцеловал в губы, приподнимая за бедра и вошел в нее прямо в воде. Она, держась за его шею, испытывала небывалые ощущения и кончила быстро, снова отмечая про себя, что ей так хорошо никогда и ни с кем не было. Правда, и в воде она тоже сексом не занималась.

Кэтвар вынул из сети три небольших щучки, и они вернулись к домику. Изваляв их в соли и положив на низ коптилки тальник, он развел костер, засекая время, и через полчаса объявил, что обед готов. Ушел в домик, принес бутылку с разведенным спиртом, настоянном на листьях брусники и черники, поставил на уличный столик рюмки и объявил праздник в честь прибытия принцессы открытым. Она зарделась от его слов: принцессой ее еще никогда не называли. Правда, ласковые слова приходилось слышать, но они звучали сально и всегда с единственной целью.

Некрепкий разведенный спирт с запахом черники и брусники Марине понравился, а особенно копченая щука, у них почему-то так не коптили, да и не коптили рыбу вообще. Она впервые в жизни пробовала столь замечательное блюдо, приготовленное руками любимого мужчины, а что он ей безумно нравился – она уже не сомневалась вовсе, правда, и не говорила ему об этом, ждала первых слов от него.

Красивое, крепкое тело, хозяйская жилка, умение готовить, деловитость и ум – настоящий мужчина, не сравнить с сальными мужиками, добивающимися ее силой или за деньги. Такой не мог не понравиться ей, тем более, что в сексе никто еще ранее не доставлял Марине истинного и незабываемого наслаждения.

Наевшись, он заговорил не о любви, – о деле. Что надо бы мха надрать и просушить для перины и подушек, сшить их из имеющегося брезентного, но мягкого материала. Высушенный мох имеется, но он приготовлен для строительства бани, взять можно, но и восполнить нужно.

Делать нечего, пришлось шить наволочки для подушек и перины. Работала с удовольствием, для себя и него, удивляясь собственной хозяйской хватке. Управилась Марина часа за три. Он набил мешки сухим мхом, прилег и похвалил скупо:

– Ничего, лежать можно, все-таки мягче, чем на голых досках, – и улыбнулся лукаво.

Проснувшись утром, Марина потянулась сладко, как всегда и обычно дома, пошарила рукой и поняла, что одна. Кэт уже встал, в домике его не было. Она натянула трусики и выскочила голой на крыльцо, но и там не увидела милого. Вздохнула и поплелась к берегу, поплавала немного, освежилась и вернулась легким бегом домой, свежая и порозовевшая. Что-то надо было приготовить на завтрак, она развела костер, поставила чай с брусникой и решила на обед сварить уху, а позавтракать оставшимися от ужина щуками.

Кэтвар появился через полчаса. В одних плавках, с ножом на поясе и молоденьким козленочком на плечах. Сразу же разделал его, и теперь в ее распоряжении было мясо: можно сварить суп, приготовить котлеты… Очень много разных мясных блюд знала она, но он попросил сделать на обед шашлык и сварить картошку.

– Как же ты убил его одним ножом, ты же не брал карабин с собой? – удивилась Марина.

– Поймал и зарезал – ответил он.

– Как поймал? – не понимала она. – Он что, просто стоял и ждал, когда ты подойдешь и перережешь ему горло?

– Да, стоял и ждал, я подошел и зарезал его. Я кэтвар, Марина, и убежать он не в силах. Лучше тебе это увидеть самой, поверить трудно. Многое ты увидишь и поймешь за год, многое, чему не поверила бы и на кинопленке. Но кое-что продемонстрирую и сейчас.

Кэтвар поднял руку – ободранная туша козленка зашевелилась, приподнялась над землей, замерев на мгновение, и подлетела к ней, падая на колени. Ужас, дикий звериный ужас обуял ее, страшные мысли вихрем пронеслись в голове: «Кэтвар колдун, сам черт или сатана, он сдерет с нее шкуру живьем, выпьет кровь и съест тело». Жуткие видения пронеслись в подсознании, кровь от испуга отлила от ее головы и она провалилась в обморок. Кэт быстро привел ее в чувство и постарался объяснить, но она плохо воспринимала услышанное, стараясь отползти от него подальше – страх все еще владел ею, и только страх.

– Ты видела по телевизору, что некоторые люди могут двигать предметы силой своей внутренней энергии, гнуть ложки, не прикасаясь к ним руками, ты это наверняка видела или слышала от других и воспринимала нормально. Я, например, пододвинул к тебе козла, и ничего здесь сверхъестественного нет, просто я сильнее других. Он и не убежал в лесу потому, что я заставил его стоять, парализовал его волю своей энергией, подошел и зарезал его. Ничего сложного для кэтваров в этом нет – обычное явление. Вот, например, видишь гвоздь лежит? – Марина кивнула, продолжая бояться, но уже осмысливая разговор. – Мысленно завязываешь его узелком…

Гвоздь согнулся вначале пополам, потом, словно мягкая веревка, перекинул концы друг через друга и затянулся в узел. Марина взяла его в руки, провела по узлу пальцами и прошептала, вспоминая рассказы подруг и телепередачу о конкурсе экстрасенсов или биоэнергетиков, где они соревновались в телекинезе:

– Да-а, такое действительно надо видеть наяву, в кино не поверишь. А что еще ты умеешь, Кэтвар?

– Разное, милая, не все сразу. Унеси мясо и давай завтракать.

Отношение к нему Марины вновь изменилось, она стала бояться, стараясь не подавать вида, слова мало убедили ее, и в душе доминировал страх новизны и неопределенности. Чувство отрешенности, вялости и безысходности исчезло еще вчера, сегодня преобладала неуверенность – а что, если что-то не так сделать, он и меня может завязать в узел, как тот гвоздь?

Кэтвар рубил баню, которая была необходима им осенью и зимой, – летом можно и в Лене помыться, но баня есть баня, даже летом. Она частенько засматривалась на своего мужчину, который махал топором, таскал бревна, пилил и еще ни разу не отдохнул за четыре часа. Словно машина, он делал свою работу, и только в полдень остановился.

– Побежали, искупаемся, освежимся – и обедать. У тебя все готово?

Она кивнула и понеслась вслед за ним, снимая на ходу одежду, нырнула к нему, подплыла и отдалась с особым неистовством. Потом они поплавали еще минут пять, оделись – и бегом в гору. Марина отстала сильно, запыхалась, но была счастлива, подавая ему шашлыки с чищенной вареной картошкой.

– Ничего, милая, – заговорил он после еды. – Зимой ассортимент блюд улучшится – грибы, ягоды, строганина из рыбы и сохатины. Будем орехи щелкать и в потолок поплевывать.

Он засмеялся, а она вздохнула, страх внезапно исчез, уступая место чувству благодарности и привязанности, женского интереса и влечения.

– Кстати об орехах. Да, шишек много, урожай нынче богатый, однако и кедровки много появилось, спустить может всю шишку напрочь.

Кэтвар задумался, потом улыбнулся.

– Завтра, если ты не проспишь, я на рассвете стану петь песню кедровки. Песню о том, что у меня уже есть женщина и кедровка мне не нужна, что я человек, а не птица, но могу поймать ее, надрать ей задницу, как и всем кедровкам подряд, которые прилетят сюда. Что лучше им убраться отсюда подальше, в лесу места хватит, а на этой сопке, сопке моей женщины Марины, им делать нечего.

– Да ну тебя, – зарделась Марина. – Я серьезно, а ты все шутишь.

Но ей было приятно услышать и такие слова, дающие толчок к фантазии – она жена молодого и сильного вождя индейского племени, умеющего разговаривать с птицами и петь их песни.

– Я вовсе не шучу, Марина, ты моя женщина и это твоя сопка, а задницу кедровке надерем завтра. Даю слово.

Он вернулся к своей бане, снова молча пилил, таскал, рубил до восьми вечера, а потом пригласил на речку, с жаром овладел ею опять и принялся за ужин, с удовольствием наблюдая, что Марина справляется, уже вторая веревка с рыбой появилась между деревьями. Все она делает сама, не отвлекая его от основной работы.

Она проснулась, когда Кэтвар откинул одеяло, чтобы встать, но наклонился к ней и прошептал ласково:

– Дождь на улице, сегодня можно поспать подольше, а я скоро вернусь. Но все-таки, кажется, придется и тебе встать – рыбу дождь намочит, повесишь ее здесь, потом я сделаю во дворе навес.

Он так и убежал в одних плавках, оставляя свой запах, ласковый шепот и чувство привязанности. А она сняла рыбу, перевесила ее сушиться в комнате и прилегла снова, прикрыв глаза и вспоминая прошедшие дни.

Четыре дня, как она здесь, и уже давно поняла, что влюбилась, влюбилась страстно и невероятно сильно и даже не хотела думать, что год кончится и они могут расстаться, как он выразился – разбежаться в разные стороны. Но он сказал, что, может, они и зарегистрируются. Она тяжело вздохнула. Он намекал, но напрямую о любви не говорил никогда. Марина вспомнила второй день, когда он обещал ей спеть песню кедровки, вспомнила, съежилась почему-то вся от страха и улыбнулась.

Он разбудил ее на рассвете и они вышли на улицу, дал ей в руки тонкую длинную веревку и стал искать глазами птицу, вскоре увидел прилетевшую на соседний кедр и приложил палец к губам. Потом взлетел вихрем на ствол дерева, словно обезьяна со скипидаром в заднице, ухватил не успевшую опомниться кедровку за ноги, оттолкнулся от верхушки кедра и со свистом и переворотами полетел вниз. Марина обмерла, ноги не держали ее и она осела на землю – разобьется, с такой высоты невозможно не разбиться! А он приземлился, как ни в чем не бывало, на ноги, рассмеялся ее испугу и пояснил весело: «Ничего, мы не кедровки, но тоже летать могём». Взял из ее враз ослабевших рук веревку, привязал птицу за лапку и отпустил. Она взлетела, криком сгоняя всех кедровок с окрестных мест, выпускал он ее еще пару раз для острастки, но и одного хватило, чтобы больше эти птицы не появлялись здесь долго. Вот тогда она окончательно и поняла, что он для нее значит больше всего на свете, больше самой жизни, и без него ей она не нужна.

Марина лежала задумавшись, слушала, как дождь барабанит крупными каплями по крыше, как шумят деревья от ветра и водяных капель. В доме тепло и сухо, а ее любимый сейчас на соседней поляне делает свои растяжки, прыжки и кувырки, бьет чучела, прыгает вверх на много метров, оттачивает мастерство рукопашного боя. Но он пояснял, что бой – это не главное, главное – состояние души, единство ее с телом, умение чувствовать и управлять своей энергией. Он мог сконцентрировать ее в небольшой сгусток, бросить, толкнуть в чучело, и в нем внезапно образовывалась дырка величиной с кулак, пронизывающая насквозь и жердину, к которой оно крепилось. Энергия – страшное невидимое оружие, способное прошивать тела насквозь.

Капли дождя, подхватываемые ветром, залетали и на окна, барабанили порывами по стеклу, стекали вниз, и снова становилось тихо, пока новый порыв не кидал очередную порцию. В доме тепло, но ей захотелось послушать потрескивание огонька в печи. Особенно приятно его слушать в такую погоду и думать о чем-то хорошем.

Кэтвар вернулся через час, мокрый и разгоряченный, он спел свою песню здоровья, силы и ловкости, она знала, что он оттачивает свои упражнения в любую погоду.

– Пошли купаться, – весело предложил он. Марина замялась.

– Дождь же на улице и так сыро.

– А в воде дождик не идет, – засмеялся Кэтвар, – Хочешь проверить?

– Болтун, – возразила она, снимая с себя одежду. – Побежали.

Время бежало неумолимо, и забот Марине прибавилось. Кэтвар не помогал ей, он уже достроил баню и сейчас возился с подвалом или ледником, как его обычно называли в деревнях. В таких ямах-морозильниках держат все лето мясо не порченным, вымораживают подвалы зимой, приносят куски льда и они поддерживают холод даже в самые жаркие дни.

А Марина собирала грибы и ягоды. Начался ее сезон, и она трудилась так же, как он, без перерывов на перекур. В начале сентября он заговорил с ней о поездке в поселок – надо купить мешков десять картошки, огурцов, запастись еще мукой и сахаром, солью. Он понимал, что она не захочет остаться – страшно одной женщине в дикой тайге, да и ему будет неспокойно в дороге. Решили оставить сторожить дом одного Мурзика, а пса Шарика тоже взять с собой – увяжется за ними вдоль берега, потеряется и погибнет в тайге, не выжить ему без человека.

К вечеру приплыли в поселок, привязали лодку, зашли к старику-хранителю в дом, слушали с жадностью последние новости. Брат Марины совсем спился и опустился, искал ее, писал заявление в милицию, но искать ее не стали – горничная и он подтвердили, что уехала Марина добровольно, без принуждения, уехала, чтобы не видеть больше пьяной морды брата, который издевался над нею.