Текст книги "Ангел возмездия (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

* * *

Кэтвар вышел во двор коттеджа, глянул в сторону беседки, увидев Марину, обрадовался. Подошел, присел рядом, обнимая ее за плечи.

– Как все-таки здорово, что сейчас лето! Тепло, беседка дает тень и совсем не жарко на ветерке. Сосны… птички… красотища! А я вот часто нашу заимку вспоминаю – давно мы там не были, тянет туда последнее время особенно почему-то.

Марина прижалась к нему поближе, улыбнулась.

– И меня тянет, Коленька… Наша с тобой заимка… там я впервые полюбила тебя, познала радость жизни, стала другим человеком. Что бы я делала, если бы ты не подошел ко мне, не позвал с собой?.. Даже не знаю… и как решилась – не знаю. Уехать в тайгу с незнакомым мужиком… Да-а-а, все-таки есть, видимо, судьба на свете.

– Так поедем опять знакомиться, давай, рванем осенью, нет – в августе, проведем там целый месяц. Рыбку половим, ягодку соберем, в Лене покупаемся. Здорово, правда!? – он начал читать стихи вслух:

 
   Лето на дворе зазеленело,
   Выкинув заснеженные дни,
   И душа моя повеселела,
   Раскорчевывая жизненные пни.
 
 
   Зелень светит ярким изумрудом,
   Крася необъятные леса,
   И поля затейливые чудом
   Привлекают путника всегда.
 
 
   Бабочки порхают над цветами,
   Парами валяются в пыльце,
   Я сижу и с дивными мечтами,
   Сотворяю образ на крыльце.
 
 
   Ты придешь ко мне из поднебесья,
   Ласковой улыбкой осветив,
   И просторы милого полесья
   Зазвенят, истомой наградив.
 
 
   Птички защебечут на деревьях,
   Трели соловьиные в душе,
   Сердце изрывается в волненьях,
   Грудь вздымая страстию к тебе.
 
 
   И, пугая бабочек влюбленных,
   В волосы вплетая по венцу,
   Двое, бурной страстью окрыленных,
   Соберут цветочную пыльцу.
 

Как мы с тобой – потрудимся, яко пчелки, соберем цветочную пыльцу?

– Я же с тобой – хоть на край света, Кэтик! Только без этих… медвежьих разговоров и задниц кедровок. Ладно?

Кэтвар засмеялся.

– Ладно, милая, ладно. А мы с собой Михасей пригласим – ты не против? А то все время в городе торчат, и природы-то настоящей наверняка толком не видели.

– Конечно, милый, я не против. Поживут, как Стас, в баньке, места хватит. И нам веселее будет.

Кэтвар достал из кармана сотовый телефон.

– Позвоню им, пусть заедут после работы – пивка попьем, заодно отпуск спланируем и обсудим.

Михаси приехали поздновато. Дневная жара спала, и не было еще изнуряющей духоты в середине июня. Багровый закат без облаков предвещал ясный и солнечный следующий день.

Расположились в беседке, на свежем воздухе. Татьяна и Николай отказались от ужина, заявив, что пора уже соблюдать небольшую диету и не кушать, хотя бы на ночь.

– Ничего, – заявила Марина, – за один раз не потолстеем. Да и ужина, собственно говоря, нет никакого. Так, классненький шашлычок с пивом, зелени немного.

Она принесла восемь шампуров, вилкой сняла мясо с каждого на тарелку, разлила пиво по кружкам.

– У-у-у, – воскликнул Михась. – Классные шашлычки, супер. Как тут устоять?.. Да еще на свежем воздухе и с приятной компанией… Невозможно просто отказаться.

Набросились на мясо, запивая его пивом, причмокивали, хвалили хозяйку с хозяином и отдыхали, развалившись на скамьях. Мужики наелись, закурили, с удовольствием пуская дым, потягивая временами пивко, отпыхивались от полноты желудка и просто млели от удовольствия.

А женщины поворчали для приличия немного по поводу запаха дымящихся сигарет, помахали ручками, якобы разгоняя дым, и удалились, оставив мужей одних. Пошли прогуляться по небольшому соснячку во дворе, посплетничать о своих дамских делах.

Кэтвар начал разговор издалека и совсем не об отпуске или заимке, на которую все же планировал съездить двумя семьями.

– Ты знаешь, Коля, у Марины брат есть родной, Стас. Он доктор, больных лечит и неплохо лечит. В основном на позвоночнике специализировался, но последнее время стал изучать головной мозг. Видимо мало спинного показалось, – он рассмеялся. – Так вот, какая штука, получается – оказывается наше серое вещество совершенно не изучено, а в сравнении с другими органами: вообще темное. Практически ничего мы о нем не знаем. О его потенциале, возможностях и способностях. Не совсем, конечно, так, кое-что знаем. Например, что каждый может стать музыкантом, писателем, ученым… Но вот и вопрос-то как раз в том, что может стать, да не стает. Какие-то участки нашего мозга не активированы или совсем мало задействованы. Миллиарды, многие миллиарды клеток не работают и не потому, что не хотят, а потому что нет условий для этого. Сейчас объясню подробнее, – он наполнил кружки пивом, закурил новую сигарету. – Мозг, как бы разбит по секторам, участкам. И каждый отвечает за определенную функцию организма, за определенное чувство, способность и так далее. Клетки соединены между собой определенными связями, тончайшими проводочками, если можно так выразиться. Их настолько много, что если все сложить вместе, в одну длину, то получится огромное расстояние. Примерно, как 7–8 раз слетать до луны и обратно. Представляешь, Коля, какая это длина, сколько там всяких соединений, «ниточек, проволочек». Жуть просто берет. – Кэт отхлебнул пиво и продолжал. – Так вот, львиная доля этих межнейронных связей вообще не работает, не задействована по каким-то причинам. И давно уже установлено, что в случае клинической смерти от различного рода внешних воздействий, например, разряд тока, контузия, ранение и так далее, часть мозга гибнет, миллионы клеток гибнут. Но человек вернулся к жизни, и оставшиеся межнейронные связи перестраиваются, задействуются другие «проводки, ниточки и клеточки». И получается другой человек, с другими способностями. Кто-то начинает писать музыку, хотя раньше и слуха то не было, кто-то выучивает запросто массу иностранных языков, кто-то становится обладателем предвидения… То есть в человеке просыпаются другие способности, которые на самом деле у него были, но не были активированы. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– То, что ты говоришь, Кэт, я понимаю. Но вот к чему ты это все клонишь – пока не понятно. Да, ты абсолютно прав, скажу больше – сейчас ученые в институте мозга и в других институтах плотно работают над этой проблемой. И большинство работ засекречено и, видимо, не зря.

Михась крепко приложился к кружке, отпивая сразу треть. Приготовился слушать дальше.

– К чему я это говорю, Коля? – повторил вопрос Кэтвар. – Да вот к чему, сейчас поймешь. Медики давно уже используют на практике вместо скальпеля тонкий луч лазера. И это здорово – стерильно, атравматично и точно. Но все-таки по сути – это нож. Им режут. Ты у себя на работе, в своем «МИРе», создал аппарат для МЧС, который невидимо и мгновенно режет все – бетон, железо, камень. И это не лазер, там у тебя другой принцип. И ты же создал, опять же для МЧС, приборы обнаружения живых людей под завалами зданий. Прекрасно! Но мне нужно другое. Не лазер и не прибор обнаружения живой ткани – нечто совершенно другое. Мне нужен луч, Коля, которые может нащупать в мозге отдельный нейрон, его синапсы, связи, эти самые «ниточки и проводочки». Что бы этот лучик – когда надо отрезал, когда надо пошевелил, растормошил, активизировал определенную связь, воздействовал на нее слабеньким электрическим полем. Ты представляешь – какие возможности это даст?

Михась усмехнулся, допил в кружке пиво, закурил, вертя сигарету меж пальцами, выдавая волнение, и молчал. Не торопил его и Кэтвар, давая возможность переварить, усвоить и обдумать сказанное им. Наполнил кружки снова.

– Обоссусь, однако – констатировал Михась после долгих раздумий.

Кэтвар сначала даже ойкнул, потом захохотал во все горло. Смех подхватил и Николай. Потом встал, так и пошел, посмеиваясь, к туалету. Вернувшись, заговорил увлеченно:

– Да, Кэтик, в юморе тебе не откажешь. И ведь не врач, не ученый, а поднял такую тему, над которой бьются многие научные мужи, занимающиеся темой «нейро». И твой подход принципиально другой, прост до гениальности, если, конечно, такой приборчик создать.

– Так и создай, Коля, ты же можешь.

– Да-а-а, – улыбка не сходила с лица Михася. – Можешь… легко сказать – можешь. Но попробую, чем черт не шутит, а вдруг получится!

– И, наверное, последнее, что я хотел тебе сообщить. Ты с Татьяной запланируйте отпуск на начало августа, хочу пригласить вас на свою заимку – домик в глухой и нехоженой тайге на речке Лена. Прекрасно проведем время, в русской баньке попаримся, ягодки пособираем, орехов кедровых набьем. Я там был с Мариной пару раз – супер, слов нет!

* * *

Солнце уже село за горизонт, но еще было светло. Асфальт остывал понемногу, и вечерняя свежесть заполняла улицы, площади и скверы, что бы к утру взбодрить город небольшой прохладой, окропить росой запылившиеся листья тополей и других деревьев.

Наталья не спешила домой, хотя и было поздновато для привычного возвращения, решила прогуляться немного пешком, отвлечься от работы и постоянного приставания парней. Ее красивое личико, стройная фигурка и особенно длинные, словно точеные ножки, сводили мужиков с ума, причем разного возраста – от подростков, до зрелых и седовласых мужчин. Она не носила длинных платьев или юбок, не предпочитала и джинсы, когда есть, что показать и на что посмотреть. Довольно улыбалась про себя, чувствуя спиной сальные взгляды, и особо не беспокоилась. Шла, не торопясь, собираясь обойти приткнувшуюся к бордюру прямо на пешеходном переходе машину и перейти на другую сторону улицы.

Внезапный толчок в спину кинул ее на сиденье иномарки, захлопнулась дверца, защелкнулись блокираторы дверей, и машины рванула с места. Наталья закричала испуганно, но вряд ли кто слышал ее крик в почти герметичной машине, из динамиков которой рвалась вместе с ней наружу громкая музыка, вряд ли кто видел ее отчаянную борьбу за тонированными темными стеклами. Она вцепилась водителю в волосы, в надежде на чудо, что он ее отпустит, что не справится с рулевым управлением и врежется куда-нибудь. Но мужчина лишь повернулся на пол-оборота, ударил слегка ладонью по горлу, и внезапно исчезло все.

Сколько прошло времени – Наталья не знала. Очнулась и стала осматриваться. Тусклый свет одной лампочки освещал какой-то полузаброшенный подвал, скорее небольшую комнату в нем. Стол и два табурета, старенький диванчик, на котором она и лежала, и все это, видимо, кто-то выкинул по ненадобности, а кто-то подобрал и притащил сюда.

Наталья попыталась встать и не смогла – руки связаны вверху за головой, скреплены веревками, которые прочно держали девушку на этом старом, замызганном диване.

– Очнулась красотка.

Голос как бы возник ниоткуда, заставил вздрогнуть. Наталья не заметила вначале мужчину, который находился сбоку и сзади. Попыталась снова освободить, вырвать руки из плена веревок.

– Ты не дергайся – веревки крепкие и развязаться не сможешь. Не убежишь никуда, можешь орать, кричать – никто тебя не услышит. Но если помешаешь мне криком своим, станешь отвлекать от наслаждений – получишь по морде. Мы долго, милая, будем наслаждаться друг другом, заниматься сексом во все твои дырочки. И, если станешь вести себя хорошо – через несколько дней отпущу тебя. Но, а будешь брыкаться – придется тебя убить, но тоже через несколько дней.

Мужик стал раздеваться полностью, и Наталья заметалась на диване, пытаясь освободиться от ненавистных веревок, а он улыбался, поглаживая свой член, который стал подниматься.

– Дергайся, девочка, дергайся. Это так возбуждает, милая. Но подожди немного, сначала я засуну тебе, а потом ты покрутишься, прелесть ты моя.

Наталья поняла свою безысходность, заплакала, причитая:

– Отпусти меня, отпусти, но что я тебе сделала? Хочешь, я заплачу тебе, правда, заплачу. Сколько скажешь.

Слезы бежали по ее щекам, катились вниз, словно прозрачные бусинки, губы кривились в рыданьях и глаза смотрели с мольбой и ужасом одновременно. Она уже поняла, что он не отпустит. Но как пережить, вынести все это…

Он погладил ее ноги, Наталья вздрогнула, сжалась внутренне в комочек и зарыдала сильнее, уткнувшись лицом в бок, в подобие подушки, чтобы не видеть хотя бы эту сцену, это, ставшее враз омерзительным и противным, лицо насильника.

Он не потрогал юбку, только приподнял немного и содрал рывком трусики, разорвал спереди блузку и ножом перерезал бюстгальтер. Мял больно груди своими лапищами, потом опустился вниз, силой раздвигая ее ноги. Наталья закусила губы от безысходности, замерла в последней надежде на великое чудо, слыша сквозь свои всхлипывания его участившееся дыхание и сопение.

– А ты, подонок, поторопился… Ангел возмездия снизошел к вам и вещает о справедливости.

Голос резанул по ушам, завис металлическим тембром в комнате, заставляя мужика соскочить с Натальи. Он немного растерялся от неожиданности, глянув на внезапного пришельца, не понимая, как он мог появиться здесь, открыть дверь, отодвинув внутреннюю защелку. Капюшон скрывал лицо неизвестного, а рост и фигура говорили о недюжинной силе.

Насильник взревел яростно, кидаясь на пришельца, словно тигр в последней схватке, завизжал, как поросенок, пытаясь схватить, поймать покатившиеся по полу собственные яйца, осел прямо на них, заливаясь кровью.

Веревки на руках Натальи почему-то лопнули враз, она вскочила в ужасе с дивана, но уже никого не было. Пришелец исчез, растворился в дверном проеме. А она еще не могла прийти в себя, ноги плохо держали обезумевшее тело, но насильник заворочался на полу и она пулей, словно газель, выскочила из подвала. Бежала, не видя куда, не разбирая дороги, пока силы не оставили ее, упала на землю, так и не понимая, где находится.

Постепенно приходила в себя, отдыхая и набираясь сил, но страх не отпускал ее, а темнота не давала сориентироваться, определиться с местонахождением. Поднялась с земли, присаживаясь на попу, прислушалась к ночным звукам и, вглядываясь в темень, но так и не могла ничего понять. Ни огней, ни ориентиров, ни звуков.

Заплакала снова, уже от пережитого насилия, которое в последнюю секунду чуть не закончилось трагически, от того, что не знала, где находится, от того, что не успела, не поблагодарила своего спасителя, которого и не разглядела совсем. От всего вместе…

Не знала, что делать, куда идти, все еще дрожа от страха. Может подождать рассвета и оглядеться? Но опасения худшего толкнули ее вперед, она поднялась и пошла медленно, иногда спотыкаясь на неровностях местности. Рассуждала, где могла оказаться и ничего не понимала. Выскочив из подвала, она в ужасе не заметила ни дома, в котором была, ни чего-то другого. А может это и был только подвал какой-нибудь развалюхи. Но там был свет, горела лампочка и она это помнит ясно и четко. А почему сейчас ничего не видно, никаких огоньков вокруг. И куда она убежала, в какую сторону и на какое расстояние?

Наталья шла потихоньку, лишь бы чего-нибудь делать и мысли постепенно выдавливали страх из ее тела, оставляя волнение и беспокойство. Вдруг ей показалось, что прошуршала где-то далеко впереди по асфальту машина, она остановилась, вслушиваясь в тишину. Но нет, видимо действительно показалось, и она зашагала снова. Шла в темноте, вороша недавние события, благодарила судьбу, Бога и особенно незнакомца, который не дал наглумиться над ней, появился в последнюю секунду, в последнее мгновение и исчез в некуда, освободив и оставив наедине с уже фактически наказанным преступником.

Она уже ничего не хотела – не хотела ни знать, кто попытался надругаться над ней, ни наказания в соответствии с законом, ни мести. Преступник наказан, наказан Неизвестным быстро и четко, без волокиты. И ей хотелось домой – согреться, отдохнуть и выспаться, забыть весь кошмар происшедших событий.

Она шла в неизвестность и уже стала уставать, подумывая, а не присесть ли ей, не отдохнуть ли, дождавшись спокойно рассвета. Шум, проехавшей недалеко машины, заставил вздрогнуть. Наталья все-таки подошла к шоссе и сейчас торопилась на него выйти. Дом, отдых и спокойствие замаячили на горизонте, но она не знала, не догадывалась, в какой стороне находится ее родной город, далеко ли увез ее преступник.

Только действительно с рассветом она добралась домой, ужаснулась от своего внешнего вида, глянув в зеркало, приняла теплую ванну и уснула. Усталость и нервное перенапряжение взяли свое.

* * *

Сикорский вернулся из ФСБ не в духе, сразу пошел на доклад к шефу.

– Поимели меня там, товарищ полковник, по полной программе – туда не лезь, сюда не суйся.

– Но, ты показал им заключение экспертов?

– Показал, да толку то что – посмеялись только. Сказали, что туфта это полная и эксперты наши «не копенгагены».

– Как это «не копенгагены»?

– Не компетентные, значит. Лазером там и не пахнет, принцип действия совершенно другой у лазера. Но и не отрицали, что, возможно, руку Сивому михасевским аппаратом оттяпали. Такие в каждом МЧС есть, вот там и рекомендовали искать, а в «МИР» не соваться. Я так понял, товарищ полковник, что Михась, по большому счету, на оборонку пашет, а все эти электронные плуги, «Мирки» и прочая лабудень – так, для прикрытия. Как минимум целое отделение в ФСБ на этот «МИР» работает, трясутся над ним – так о заводе, где истребители производят, не беспокоятся. В общем, рекомендовали следующее – все, что связано с «МИРом», все только через них.

– Понятно. А как розыск этого Сивого идет?

– Практически нашли уже. Он в ЦРБ лежит, врачам заявил, что дрова колол, случайно по руке рубанул, вот они телефонограмку и не написали. За ним поехали мои ребята, должны уже вот-вот подвезти.

– Ладно, иди, работай, а с «МИРом» поаккуратней будь – видишь, как все поворачивается.

– Есть, товарищ полковник.

Сикорский вернулся в свой кабинет, серый и ободранный, как сама жизнь. Сколько времени не менялись столы и стулья – одному Богу известно. По крайней мере, никто из оперов замены не помнил. Хоть чайники появились, купленные на свои деньги, и заменили знаменитые бульбуляторы.

Брали в зоне зэки эбонитовый цилиндрик, делали на станке винтовую прорезь и наматывали спираль от утюга или электроплитки. Подсоединяли шнур и все – прибор готов. Опускали в стеклянную банку с водой, и при закипании приборчик издавал звуки, похожие на буль-буль, вот и нарекли одноименно.

Сикорский закурил сигарету, налил растворимого кофе, отдыхал до приезда ребят. Решил сам провести первый допрос, а потом уже сдать Сивого следакам.

Но ничего нового он не узнал, Сивый железно стоял на своем. Руку отрубил себе случайно, колол дрова, никакой BMW не крал и не видел и вообще – самый честный парень на деревне – это он.

«Может это и к лучшему, – рассуждал начальник УР, – пусть садят его за кражу и никаких новых дел, ни каких «МИРов» и их приборов».

* * *

Михась подошел к окну, открыл створку, выдувая сигаретный дым на улицу. Курил и думал. Кэт не только попросил, озадачил его, но и подкинул идейку. Нет, не идейку – идеющу! И как все просто! «Да-а, приходят же к кому-то в голову гениальные мысли. Целые институты мозга работают без передыха, – шептал потихоньку Михась, – и никому в этот самый мозг не пришла элементарная азбука. Создать луч-щупалец – ага, это вот тот самый проводочик и воздействовать на него уже чуть более сильным излучением».

В результате активируются определенные участки мозга и главное их межнейронные связи. Получается музыкант, писатель, художник, целитель… Кто-то сможет видеть сквозь стены, предугадывать события. В мозге заложена масса функций, которые человек еще практически никогда не использовал, не подошел к этому.

Вошла Татьяна, поцеловала его в щечку.

– Фу, накурил-то, как паровоз, даже окно с дымом не справляется, – она помахала немного рукой, разгоняя сизые облачка. – Все сейчас с курением борются, а ты, по-моему, еще больше коптить стал. На заводе, вроде бы, все нормально, – она глянула на пепельницу, – но, судя по количеству окурков, ты опять что-то задумал? Что за идеи посетили мою родную головушку?

Татьяна посмотрела прямо в его глаза, как бы стараясь узнать, понять, что он задумал в этот раз.

– Знаешь, Танюша, не мне – Кэту пришла великолепная идея. Гениальная идея! И вот я, как ты уже поняла, заразился ею.

Он затушил сигарету, отошел от окна и сел в кресло. Задумался немного, потом продолжил разговор:

– Оказывается, у Кэтвара с Мариной есть собственная заимка, домик и банька в лесу, далеко в тайге, на Лене. Помнишь, они рассказывали, как жили там целый год вдвоем? – Татьяна кивнула головой в знак согласия. – Как Кэт убил медведя голыми руками, как уничтожил стаю волков, сколько там ягод, грибов и кедрового ореха? Как вел разговор с кедровкой?

– Да, Коля, все помню, – она заулыбалась, – страшно было, когда он про медведя рассказывал и смешно про кедровку. До сих пор его выражение так и застряло в голове: «задницу кедровке надрать». И ведь надрал, – она откровенно рассмеялась.

– Вот, – поддакнул с улыбкой Михась, – а потом они еще со Стасом туда ездили, пожили около месяца, рыбку ловили и коптили. А Стас все не верил в начале, что Кэт может многое. И с медведем, и с волками, и с кедровками поговорить.

– С рысью еще побеседовать, – добавила Татьяна.

– Короче, Кэт предлагает нам с тобой отпуск в начале августа взять и махнуть к нему на заимку. Побыть там недельки три, отдохнуть, сил набраться, свежим кедровым воздухом подышать. А ты знаешь – он особенный, бактерицидный. Рыбку половить, мяска свежего покушать. Ягодки, грибочки… Как ты, Танюша?

Татьяна ответила, не раздумывая:

– Я, естественно, за! Но ты зубки-то мне не заговаривай. Полная пепельница окурков явно не из-за отпуска. Давай, выкладывай все начистоту.

Михась рассказал вкратце суть вопроса, смотрел на жену и ждал ее реакции. А она не торопилась с ответом, осмысливая сказанное. Налила себе кофе, попивала не спеша.

– Да-а-а, идея действительно заслуживает внимания…

– Нет, ты посмотри на нее, – сразу же перебил Михась, – идея заслуживает внимания. Не заслуживает, а гениальная идея! – возмутился он. – Мы с тобой, два доктора наук, не дотумкали до этого, а он, простой мужик, не ученый вовсе – и догадался.

– Ладно, Коля, не кипятись, чего разошелся то? – она с нежностью взглянула на мужа. – Ты хоть представляешь себе, какой это объем работы? Сколько исследований, экспериментов, сколько всего надо будет перелопатить? Сколько нервов и сил затратить?

– Да все я представляю, Таня, всю напряженку. Зато, какая радость нас ждет, какое счастье замаячит на горизонте. Это же наверняка нобелевка, как минимум. – Он обнял жену за плечи, прижал покрепче. – Ну, что? Поработаем?

Татьяна вздохнула глубоко и радостно.

– Поработаем, Коленька, поработаем. Давай, наметим основные пути, кто чем заниматься станет. Ты же в долгий ящик это откладывать не станешь, правильно?

– Правильно, – подтвердил Михась.

Татьяна посмотрела на него с лукавинкой.

– А чего ты мне тогда про отпуск целый роман наплел?

– Какой роман? – не понял Михась.

– Какой, какой? Обыкновенный, про отпуск не ты разве сейчас дифирамбы пел?

– Какие дифирамбы, Таня? Кэт, правда, предложил нам поехать к нему на заимку, отдохнуть всем вместе.

Михась пока не понимал, к чему клонит Татьяна.

– То, что Кэт предложил – я в этом и не сомневалась ни капли. Но вот поехать-то мы не сможем с тобой.

– Почему не сможем? Возьмем отпуск, сами себе хозяева, и поедем, – оправдывался Михась.

– Тоже мне, хозяин нашелся… Наука у тебя хозяин… дело. Ты что, не понимаешь совсем? Если сейчас возьмемся за разработку этой идеи – не видать нам отпуска, как своих ушей, еще долго, очень долго. Ты же первый от отпуска откажешься сразу. Ты меня-то и то в такие времена замечаешь плохо. Разве что в постели иногда рукой случайно нащупаешь. Что, не правда что ли?

Михась насупился, покраснел немного. Снова взялся за сигарету.

– Таня, ну зачем ты так? Я же хочу, как лучше…

Татьяна подошла к его креслу сзади, обняла мужа, прижалась щекой к нему.

– Конечно, как лучше, милый. Кто бы спорил, но только не я. Зато и люблю, что не мелочишься ты, во всем отдаешь себя целиком. А вот в отпуск мы все-таки в этот раз поедем. И никакие силы нас здесь не задержат. И так три года не отдыхали, о себе тоже надо подумать. Или ты даешь слово, или научной идейкой Кэтовской начнем заниматься с сентября, не раньше. – Она помолчала немного, не отпуская Николая из объятий. – Хоть ты и принимаешь все серьезные решения, но все же генеральный директор здесь я. И в этом вопросе, господин мой научный руководитель, других мнений не потерплю. Согласен, Коленька?

Он заулыбался.

– Куда ж мне деваться, если жена директор, да еще генеральный.

* * *

Наталья открыла глаза и потянулась. Вставать не хотелось, настроение прекрасное и еще только час дня. Ночь не оставила памятных следов, пришлось, конечно, немного поволноваться всерьез, но ведь в конечном итоге все обошлось. Порванные блузка и бюсик – разве тема для обсуждения. Сейчас ее больше заботило то, что она скажет на работе, как отчитается за свой прогул. Правду говорить не собиралась – вопросов будет слишком много и личных вопросов. Решила, что и родителям ничего не скажет. Зачем? Только охов и ахов появится тьма, да контроль станет жестче намного.

Она еще раз потянулась в кровати и встала. Первым делом спрятала подальше порванную блузку, решив выкинуть ее на мусорку, когда пойдет на улицу. Села к зеркалу, долго накладывала тени, красила тушью ресницы и наводила румяны. Оглядев себя, осталась довольна, но еще не решила, что делать, чем заняться в появившееся свободное время. Постоянного парня не было, как-то не нравились ей те, которые пытались ухаживать, а избранник, видимо, еще где-то плутал в других регионах страны или на других улицах.

Вспомнила Неизвестного, так решила его называть про себя. Кто он, как попал в этот подвал, как узнал о попытке изнасилования? Старый, молодой? Ничего о нем не знала Наталья, не разглядев и лица под глубоким, все закрывающим капюшоном. Только странная одежда бросалась в глаза – какой-то балахон из средневековых фильмов или, возможно, облачение тибетского монаха. А может, просто тусклый свет лампочки и воображение превратили обыкновенный плащ с капюшоном во что-то таинственно-религиозное.

«Ах, если бы он был молод и красив»!… С каким бы удовольствием она провела с ним вечер, а может и всю жизнь.

Звонок в дверь заставил вздрогнуть, прервал несбывшиеся грезы. Наталья никого не ждала, и никто не знал, что она дома. Может кто-то просто ошибся… Она подошла к двери, спросила:

– Кто там?

– Лазарева Наталья Михайловна здесь проживает?

– А что вам надо? Я вас не знаю, – она пыталась разглядеть в глазок незнакомых мужчин. В поле зрения появились еще двое в форме.

– Открывайте, милиция.

– Зачем? Я не вызывала милицию.

Наталья растерялась и действительно не знала, что делать. Фильмы про оборотней в погонах сдерживали ее желание впустить милиционеров. Какое-то нехорошее предчувствие тяжестью давило внутри.

– Открывайте, Лазарева, хуже будет – дверь выломаем.

Она не знала, что делать – а вдруг это не милиция. Спросила:

– А удостоверение у вас есть?

– Есть, Лазарева, все есть.

В обзоре глазка появилось красная корочка. Наталья прочитала – старший оперуполномоченный УР Самойлов… Дальше прочитать не успела.

– Открывай, Лазарева, не усугубляй свою вину.

– Какую еще вину?

Она в недоумении отодвинула защелку. Вошедший спросил сразу же:

– Лазарева Наталья Ивановна, это вы?

– Я, – недоуменно пожала она плечами. – А в чем, собственно, дело, какая еще вина?

Опер зло глянул на нее, переспросил.

– Паспорт есть?

– Да в чем дело, вы можете объяснить толком. И почему вы по квартире ходите без разрешения, во все двери заглядывайте? Убирайтесь вон сейчас же.

– Паспорт предъявите, пожалуйста, по-хорошему прошу.

Милиционер в гражданке, видимо главный, непреклонно стоял на своем.

– Пожалуйста. – Наталья прошла в свою комнату, открыла шкаф. – Вот, возьмите.

Он полистал его, сравнивая фото с оригиналом, посмотрел прописку.

– Гражданка Лазарева, вы задерживаетесь по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений гражданину Смортковскому.

– Какому еще Сморчковскому, – оторопела Наталья, – каких повреждений? Вы соображайте, что говорите?

Опер был явно не в духе, смотрел с отвращением и неприязнью.

– Не надо коверкать фамилии – это вам не поможет. На очной ставке вас опознают. Где дружок твой, подельник? Говори быстро, где? – заорал опер.

Наталья ничего не понимала, у нее подкашивались ноги, и сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть наружу.

– Какой подельник? Вы можете объяснить мне – что здесь происходит, и почему вы на меня кричите?

– А что на тебя, сучка, любоваться что ли? – совсем озлобился опер. – Ведите ее в машину, – обратился он к сотрудникам в форме.

– Нет, не трогайте меня, я никуда не пойду.

Может быть, она бы еще долго кричала и сопротивлялась, но менты заломили руки, надели наручники и уволокли силой.

Ехала, тряслась в милицейском УАЗике и плакала потихоньку, ничего не понимая в происходящем. За что сваливаются два дня подряд на нее разные напасти. То насильник этот вчера, то оборзевшие менты сегодня. Сидеть было очень неудобно на жесткой скамейке в наручниках за спиной, то и дело сползала куда-то на каждой кочке и при торможении.

Наконец машина остановилась, ее вытащили и привели в дежурную часть. Опер попросил женщину в форме:

– Ошмонай ее, Таня, и потом ко мне, в кабинет.

Милиционерша оглядела Наталью с ног до головы.

– Ничего, симпатичная бабенка, коблы в камере обрадуются такому подарочку. Ну, иди сюда поближе, прошмандовка.

– Какая я вам прошмандовка, почему вы обзываетесь. Что здесь происходит? – начала возмущаться Наталья.

Удар в живот прервал ее речь, согнул пополам и только рот хватал воздух, да обезумевшие от страха глаза светились в дежурке.

Милиционерша так и обыскивала ее согнутой, потрогала груди.

– Не растисканные еще, но не переживай девочка, скоро тебе их разомнут с пристрастием, – она захохотала, – может еще и понравится. Ладно, пошли.

Она схватила Наталью за руку, приподняла, выпрямляя, и повела из дежурки по коридору. Завела в кабинет.

– Получай, Сережа, свою кралю. Норовистая девка. Ничего – в камере обломают.

Она повернулась, что бы уйти, но опер остановил ее.

– Наручники сними.

Милиционерша сняла браслеты, толкнула легонько Наталью на стул и вышла.

Опер закурил, пододвинул пачку к Наталье.

– Кури.

Она отрицательно покачала головой.

– Не хочешь, как хочешь. Давай, рассказывай все по порядку, суд учтет твое чистосердечное признание.

Опер выпускал клубы дыма прямо в лицо Наталье, смотрел внимательно, наблюдая за реакцией.

А она просто заплакала, сквозь всхлипывания попыталась говорить:

– Я не знаю, что вам от меня надо и что надо рассказывать – то же не знаю. Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь может мне объяснить – что здесь происходит? Что вам всем надо? – она зарыдала.