Текст книги "Посланник (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

  В кабинет вошел мужчина.

  – Полковник Синицин, вы со мной разговаривали, Эммануил Федорович.

  Головянко указал рукой на кресло.

  – Присаживайтесь, кто вы?

  Синицин протянул удостоверение.

  – Олег Игоревич, ФСБ России, центральный аппарат, г. Москва.

  – Из Москвы даже? – Головянко вернул удостоверение, стараясь скрыть волнение. – К нам по какой милости?

  – Собственно я не к вам приезжал, но пришлось задержаться и даже посетить. ЧП у вас, Эммануил Федорович, ЧП. Поэтому договоримся так – я задаю вопросы, вы отве-чаете. Потом наоборот, если вопросы у вас появятся.

  Он видел, как затряслись руки у директора, значит, тактика его верна, что-то скрывает директор, беспокоится.

  – Хорошо, Олег Игоревич, какое ЧП?

  – Мы же договорились – вопросы задаю я, потом вы, – Синицин вежливо улыб-нулся.

  – Я готов ответить на все ваши вопросы. Только вы мне поясните, что за ЧП? Я все-таки директор завода.

  Синицин понимал, что Головянко тянет время, ему крайне важно знать о каком ЧП идет речь. В зависимости от этого сориентироваться – что отвечать и как. Директор побледнел, руки тряслись, но говорил четко, не смотря на жалкий вид.

  – Не хотите отвечать здесь, Эммануил Федорович, поедемте в управление, допро-шу вас там.

  – Это что допрос, на каком основании? – Еще более разнервничался Головянко, достал из пиджака и положил под язык таблетку.

  – Здесь беседа, в управлении был бы допрос, раз вы не хотите говорить.

  – Да поймите вы, – директор подбирал слова, – я руководитель завода, секретного, между прочим, завода, а вы ничего не объясняете. А-а, – махнул он рукой, – спрашивайте.

  Синицин понял – Головянко справился с охватившим волнением, сейчас уже по неосторожности словечко не выкинет.

  – Зачем вы сейчас звонили Луговому?

  – Хотел узнать: почему в одном из цехов приостановили производство, рабочий процесс встал. Может он, по своей линии, что-то знает?

  – А почему остановилась работа?

  – Да откуда я знаю. Вот и хотел у него узнать, может он что знает.

  – Но вы же директор, я полагал, что это вы отдали такой приказ и тоже был удив-лен.

  – Приказ я отдал, устный, а мне генеральный позвонил и тоже устно приказал ос-тановить производство, ничего не объяснил. Тут вы приходите со своим ЧП, а я ни черта не понимаю.

  Синицин понял – инициативу потерял. Теперь уже директор перешел в наступле-ние и пытается выяснить, что к чему.

  – А когда вы видели в последний раз Лугового, Эммануил Федорович?

  Головянко хмыкнул.

  – Слова-то какие – в последний раз, как в последний путь... Он-то здесь причем? Не помню, точно не помню – два или три дня назад. Два дня, – все-таки уточнил он.

  Синицин внимательно смотрел на Головянко. Его фраза "Он-то здесь причем?" заинтересовала. Действительно не знает или?..

  – Зачем он к вам приходил?

  – Зачем приходил? Собственно незачем.

   Так, поговорили, уточнили время вылета самолета Антей в Индию. У нас кон-тракт – запчасти некоторые поставляем. Вот и все, больше не видел его.

  Странно, зачем Луговому уточнять время вылета с директором? Странно.

  – А с кем он здесь дружил, общался, может любовница была, подруга, друг?

  – Это не ко мне вопросы, Олег Игоревич, я с ним на короткой ноге не стоял, не знаю.

  – Хорошо, спасибо, Эммануил Федорович, теперь ваша очередь, – Синицин улыб-нулся.

  – Очередь... Вопрос один – что за ЧП?

  – Луговой пропал, исчез, нет нигде. Сами понимаете – начальник особого отдела, имел допуск практически ко всему, ко всей секретной информации.

  – Как пропал?

  – Не знаем как, ищем. Будем опрашивать всех – кто видел, что делал и т.д. По по-воду остановки производства – позвоните генеральному, я пока не знаю. Естественно, буду выяснять, может с этим связано. Не люблю совпадений – производство останавливается, и начальник особого отдела исчезает. Всего доброго, Эммануил Федорович, спасибо.

  Синицин попрощался.

  " Как это все не во время, где этого Лугового носит, когда он так нужен? – Рассу-ждал Головянко про себя. – Не пьяница, не бабник – просто так исчезнуть не мог. Какие варианты возможны? Арест? Вполне. А появление Синицина – обычная игра спецслужб. Сбежал, почуяв опасность? Нет, деньги еще не получены. Банальное убийство? Малове-роятно, но возможно. И что мы имеем? 90% – арест, 9% банальное убийство, 1% что-то еще".

  Головянко вздохнул, набрал номер. Он звонил своему старому приятелю, с кото-рым дружил с детства, в школе вместе учились. Который не раз выручал его информаци-ей, работая в региональной ФСБ.

  – Пашенька, приветствую тебя, дорогой.

  – О-о, сколько лет, сколько зим, рад слышать.

  – Паша, я сразу к делу, помоги пожалуйста, Луговой у меня пропал, начальник особого отдела. Ваши уже ищут, ты ничего не слышал?

  – Ничего, даже что пропал: не слышал. Наверно свеженькое что-то, а я как раз на рапорте, на планерке по-вашему, не был. Выясню – позвоню.

  – Спасибо, дорогой, жду. Пока.

  Через полчаса он перезвонил.

  – Эмма, ты помнишь, где последний раз были?

  – Конечно, помню.

  – Приезжай прямо сейчас.

  Головянко заволновался. Паша не стал говорить по телефону, значит дело серьез-ное, значит арестован. Сколько он продержится? Нет, его надо убирать немедленно. Но сначала Паша – выяснить, где Луговой содержится, за что взяли? Паше он верил, друг детства, да и денежки чего-то стоили, придется заплатить за информацию.

  К кафе он подъехал быстро, но Паша встретил на улице.

  – Пойдем, Эмма, лучше пройдемся, так надежнее.

  – Пашенька, ты меня пугаешь...

  Они пошли по улице тихим шагом.

  – Эмма, ты понимаешь, что это секретная информация, что...

  – Пашенька, не надо словоблудий, – Головянко вынул из кармана конверт. – Это немного скрасит твою застенчивость.

  Павел сунул конверт в карман.

  – Луговой не пропал, его убили. Ищут не его, Эмма, его убийц или убийцу.

  – Как убили?

  – Как убили? Самолет у вас пытались захватить на аэродроме. Положили двена-дцать солдат и прапорщика. Ну и Луговой под раздачу попал.

  – А самолет?

  – А самолет отбили, в Индии уже пасется. Как и положено, по графику улетел.

  – Кто же это?

  – Кто, кто, если бы знали кто?

  – То-то я смотрю, Синицин мне сегодня очки втирал. Что за гусь то?

  – Из Москвы прилетел, специально по этому поводу.

  – Ну, блин, дела...А производство зачем остановили? Что это поможет убийство раскрыть?

  – Откуда мне знать, Эмма, я человек маленький, скромный...

  – Хорошо, Паша, хорошо. С собой только нет, не вопрос.

  – Генеральный конструктор скоро к вам приедет и еще кто-то, не знаю. Короче, эти самолеты по-другому делать надо. Какие-то изменения в конструкцию внесут. Только после этого производство запустят. С Луговым это никак не связано.

  – Спасибо, Пашенька, спасибо. А то молчат все, я волнуюсь – что там случилось? Не только я – завод весь переживает. Должок за мной, не вопрос.

  Головянко уехал на завод, успокоился, но не совсем. Понятно, почему учет начал-ся, считают остатки. Но, если сведут их, состыкуют с отделом сбыта – все, хана. Эх, раньше бы знать – повременили бы с отправкой самолета в Индию. Материалов на два отпущено, документы в порядке, один истребитель готов. А второй, как отчитываться по второму?

  Головянко вызвал к себе начальника отдела сбыта. Объяснил ситуацию.

  – А что вас беспокоит, Эммануил Федорович? Сделаем, как всегда, только в этот раз внепланово. Отправим несколько машин, взорвем – вот и спишутся материалы. Пусть Луговой все готовит и действует. Самолет не собирали, это любой подтвердит, а материа-лы... ну, что поделаешь – взорваться все может. Все чисто-гладко.

  – Чисто – гладко, – Головянко вздохнул. – Дурак ты, Дворкович, в этот раз не про-катит. Лугового нет, готовить некому. Расследование не он проводить станет, поэтому выявят все. Что-то другое надо придумать.

  – А куда Луговой девался, – удивился Дворкович.

  – Убили его, Борислав Вадимович, убили. Только об этом никому, ни-ни. Фэйсы убийц ищут, всех раком поставят. Про убийство не говорят, якобы его самого ищут. Тоже мне, комбинаторы хреновы. Как, куда материалы спишем?

  Дворкович только охнул и плюхнулся на стул. Осунулся как-то сразу и посерел.

  – А кто, как убили? – Почему-то враз севшим голосом спросил он.

  – Не важно кто и как, с нами это не связано. Думай лучше.

  – Думай... не связано... Что-то я в эти совпадения не верю – убийство и учет сра-зу же. Эти еще два московских гуся считают все дотошно.

  – Каких гуся, о чем ты? – Удивился Головянко.

  – Обыкновенных, из Москвы. Генеральный отправил учет провести.

  – Ты ничего не путаешь, Дворкович, почему Анна ничего не доложила?

  – Я думал вы в курсе. А Анна – ей в туалет сходить некогда, не то, что к вам бе-гать. Пишут, считают, торопятся: хотят за два дня все успеть и обратно в Москву. Гене-ральный отчет ждет. За два дня не успеют, вечеровать собираются.

  – Но, блин, дисциплина, распустил я вас всех. Ладно, иди, думай, а я сам к Анне зайду.

  Дворкович ушел, а Головянко выматерился, оставшись один. "Какой учет, какие учетчики сейчас. Он что не соображает совсем или я чего-то не понимаю, не знаю"? Ди-ректор набрал номер генерального.

  – Александр Викторович, добрый день, Головянко беспокоит.

  – Я же сказал тебе – позвоню. Что за спешка?

  – Все нормально, но учетчиков то зачем отправили?

  – Каких учетчиков?

  – От вас прибыли два сотрудника с заданием провести учет. Как-то не укладыва-ется у меня в голове такое мероприятие.

  – Какие еще учетчики, я никого не отправлял. – Разумнов помедлил немного, сам факт звонка ему не нравился. – Может зам мой отправил, я выясню. Дело в том, что в свя-зи с новыми обстоятельствами самолеты будут модернизированы, и делать вы их начнете уже в новом варианте, этот устарел. Наверно завтра уже у вас генеральный конструктор появится, он мне звонил, просил остановить производство. Им, видите ли, новая идея пришла в голову. Впрочем, он сам все расскажет. А с учетчиками я разберусь, не пережи-вай. Учет и контроль еще никому не мешал. Через несколько дней и сам буду. Все, рабо-тай.

  Разумнов, генеральный директор авиакорпорации, понял, что производство вста-ло и на заводе начался учет. Этот учет сильно беспокоил директора. Но ничего, если за-меститель перебдел и организовал свой учет, то материалы все равно здесь на столе ока-жутся, это не страшно. Чего так испугался директор? По телефону ничего не сказал.

  А Головянко долго размышлял после этого разговора, взвешивал за и против, рас-сматривал варианты. Решил – через три дня вернется Муравьев, заберет у него деньги, в том числе и Лугового, и за границу. Место и документы он заранее подготовил – не най-дут. Хватит трястись здесь по каждому поводу. На душе отлегло, повеселел даже. За три дня ничего выяснить не успеют, а на четвертый его уже в России не будет.

  ХХХII глава

  Синицин не стал вызывать на допрос Лугового в управление. О его аресте знал очень узкий круг лиц и светить его здесь считал нецелесообразным. Притом он очень тон-ко запустил слушок, что Луговой убит, как и весь личный состав караула. Сотрудники свои люди, но чем черт не шутит. Пошел в изолятор ФСБ сам, в камере можно пообщать-ся и там, все-таки, безопаснее. Если произошла утечка, то Лугового попытаются убрать, и убрать быстро.

  – Я полковник Синицин Олег Игоревич, центральный аппарат ФСБ, – представился он, войдя в камеру.

  – А что, местным уже не доверяют, – съехидничал Луговой.

  – Обойдемся без ироний, Лев Аронович. – Синицин достал пачку сигарет и зажи-галку, положил на стол.

  – Почему же, так интересней. А то заскучал я уже, сутки прошли, а еще никто не допрашивал. Готовились? И как?

  – Неплохо, совсем не плохо.

  – Без адвоката пришли, значит, по душам хотите поговорить. Что-то не срастается, полковник?

  – Все срастается, все, Лев Аронович.

  Синицин понимал, что Луговой готовился к разговору, проигрывал варианты, времени было достаточно.

  – Выходит, предложить что-то хотите?

  – Конечно, чистосердечное признание, например.

  Луговой улыбнулся, закурил. А он хорошо держится, подумал Синицин, все-таки наша школа.

  – Мы же не дети, полковник, зачем здесь сценарии кинофильмов?

  – Обойдемся без сценариев, действительно. На вас – солдатские жизни, это вы хо-рошо понимаете. И так же прекрасно понимаете, что наказание будет пожизненным. Но, оказывается, и здесь есть выбор. Не знаю – просчитали вы этот вариант или нет.

  – Позвольте полюбопытствовать, какой?

  Синицин понимал, что за внешней раскованностью Лугового скрывается огром-ная напряженность ума, нервов и даже мышц.

  – Жизнь или смерть.

  – Смертной казни сейчас нет, позвольте заметить. Или вы мне угрожаете, бросите в камеру к уголовникам, пристрелите при попытке к бегству?

  – Зачем эта игра слов, Лев Аронович? Давайте поговорим, как взрослые люди. Вы прекрасно понимаете, что останетесь жить только в одном случае – если расскажите все. До суда и во время суда мы вас, конечно, сбережем. А потом, кто вас сохранит потом, ес-ли вы что-то скроете, утаите, обманите? Вы станете опасны, вас уберут. Вы все понимае-те, зачем эта игра? Месть? Это для банальных уголовников. Вы станете не интересны, ес-ли расскажите все.

  Синицин видел, что не произвел должного впечатления. Значит, этот его ход Лу-говой просчитал.

  – Надо отдать вам должное, полковник, вы хорошо подготовились к разговору. Но, есть информация, за которую меня не уберут, как вы изволили выразиться. А я хочу ее продать и взамен получить не пожизненное, а лет пятнадцать. Меньше уж не получится, сам понимаю. А там хорошее поведение, глядишь, и отсижу десятку.

  Луговой внимательно наблюдал за реакцией.

  – Вы о сорока миллионах, Лев Аронович?

  Луговой вздрогнул, но практически мгновенно взял себя в руки.

  – Да, вы могли догадаться о самолете. Примите мое уважение, полковник. И стоит он действительно столько – сорок миллионов долларов. Но вот где они, эти доллары, вы не знаете и не можете знать. Поэтому я вам отдаю сорок миллионов, а вы гарантируете мне пятнадцать лет, не более. – Луговой расслабился, почувствовав, что выигрывает.

  – Лев Аронович, но вы словно ребенок, ей Богу. Не на базаре же. Знаю я все – нет этих долларов, просто нет. Понимаю – почему вы так уверены, понимаю. Но вы многого не знаете, многого. Поэтому торговаться не будем, и так все ясно. Я пришел жизнь вам сохранить, а вы базар устроили. Нехорошо, Лев Аронович, не хорошо.

  Луговой усмехнулся.

  – Красивый ход опера, но бесполезный, к сожалению.

  – Что ж, будем считать, что разговор не получился, жаль. – Синицин встал, соби-раясь уходить.

  – Значит, не получился, я тоже все сказал, мне терять нечего.

  Какая же ты сволочь, подумал Синицин, двенадцать жизней загубил, Родину про-дал и еще торгуешься. Он посмотрел на Лугового с презрением, тот опустил глаза, не вы-держав взгляд.

  – Самолет мы назад вернули, никуда он не улетел, а Муравьев в соседней камере сидит. Вот так, мразь.

  Это был удар, сильнейший удар. Луговой враз как-то съежился, осунулся и посе-рел, выглядел жалким и подавленным. Из арестанта, пытающегося диктовать условия, превратился в жалкое подобие человека. Холеные ручонки тряслись и даже губы дрожали.

  – Все подробно письменно изложите, вот бумага. – Синицин положил на стол листы и авторучку. – А мне сейчас назовите фамилии.

  Луговой сидел, обхвативши голову руками. Человек, скорее нелюдь, убившая двенадцать солдат из-за паршивых долларов, продавшая Родину, честь офицера.

  – Ну-у, – поторопил Синицин.

  – Из моих один Муравьев, больше никого. На заводе директор, Головянко Эмма-нуил Федорович, заведующая складом Розенблюц Анна Борисовна, начальник отдела сбыта Дворкович Борислав Вадимович. В этом городе все. В Москве одного знаю.

  – Разумнов?

  – Да, он, Александр Викторович, генеральный директор корпорации.

  – Расскажите кратко о каждом.

  Луговой тяжело вздохнул, закурил.

  – Муравьев – мой цепной пес, не более того. Головянко знал все, в том числе и Разумного. Он единственный, кроме меня, кто его знал. Дворкович и Розенблюц – мелкие сошки, ничего, собственно, не знали. Они полагали, что мы товар налево продаем, напри-мер в те же авиаполки, как запчасти.

  – Как собирались списывать товар, как вы выражаетесь?

  – Легко, – Луговой усмехнулся. – Поступает новая партия, ее грузят на грузовики и везут на завод. По дороге все взлетает на воздух и нет товара. На самом деле товар дру-гим рейсом уходит и пополняет, устраняет недостачу. А те грузовики грузятся списанной некондицией... брак, при сборке могли что-то сломать. Надо, чтобы от взрыва хоть что-то осталось.

  – Но, ведь в машинах люди?

  – Что поделать – издержки.

  – Какая же ты мразь, Луговой. Люди для тебя издержки...

  Хотелось раздавить эту нелюдь собственными руками.

  – Не читай мораль, полковник, спрашивай.

  – Разумнов хозяин корпорации или там другое лицо?

  – По документам он собственник, проверял. А кто на самом деле – не знаю, сам понимаешь.

  – Покупатели, что известно о них?

  – О них? Мне ничего неизвестно, с ними только Разумнов общался, Головянко тоже ничего не знал.

  – Какой расклад вознаграждения?

  – За истребитель в самолет должны были загрузить всю сумму, сорок миллионов. Двумя упаковками. В одной два миллиона, в другой тридцать восемь. Два нам – семьсот мне, один Головянко и по сотке остальным. Другую упаковку Муравьев должен сбросить с самолета в квадрате 25-41. Там равнина, легче найти посылку, ее сбросят с парашютом. Разумнов или его люди, будут ждать подарок, сейчас уже через два дня. Через два дня Ан-тей должен вернуться.

  – Хорошо, напишите все подробно.

  Синицин вернулся в кабинет. Оперативно– следственная работа продвигалась ус-пешно. Преступников можно и нужно брать через два дня, как раз учет закончится, Ра-зумнова только с поличным. А если не он сам появится, людей отправит за посылкой?

  Полковник налил себе кофе, добавил немного молока, расслабился в кресле. Лу-говой вызывал не только отвращение, а желание раздавить его, размазать по полу, по сте-не, как таракана, не в обиду им сказано. Как же так можно жить, уничтожая других не за-думываясь. Наверное Луговой задумывался, но задумывался лишь о том, чтобы не пойма-ли, не раскрыли, не обнаружили.

  Он созванивался с Москвой по поводу Разумнова – ничего интересного. Наблю-дение, прослушка желаемого результата не давали. Но Синицин был уверен – его все рав-но возьмет и вину докажет. Но как быть с теми, кто стоит за ним, если такой или таковые имеются? Слишком мелок Разумнов для сорока миллионов долларов, для ведения таких переговоров с зарубежными покупателями. А кто покупатели, государство? Исключено, оно все официально могло сделать без проблем. Значит определенные оппозиционные круги, структуры власти. Зачем? Захват власти, как средство террора с политической по-доплекой? Возможно, вполне возможно и скорее второе. Да, истребитель в руках террористов – это нечто.

   Синицин допил кофе, выкурил сигарету. Посланник, наверное, уже вернулся, надо побывать у него, что-нибудь подскажет, наверняка подскажет.

  Михайлов отдыхал дома, с женой. Ирина взяла отгул на работе, чтобы побыть с мужем, последнее время он часто ездил в командировки и времени на личную жизнь поч-ти не оставалось.

  Когда прибыл Синицын, Ирина укоризненно посмотрела на мужа, вздохнула и понимающе удалилась. Полковник рассказал последние события.

  – Да, я тоже считаю, что за Разумновым стоит фигура и фигура не маленькая, ее просто так не возьмешь, не свалишь. – Согласился с полковником Михайлов. – Как вы относитесь к несанкционированным методам расследования, Олег Игоревич?

  Синицин понимал, что имеет в виду Посланник, но был не настолько близок с ним, чтобы отвечать прямо.

  – Несанкционированно и отношусь, – размыто ответил он.

   Михайлов улыбнулся, поняв причину конкретного и в то же время очень рас-плывчатого ответа.

  – Олег Игоревич, давайте говорить, как друзья. Методы провокаций... ваше мне-ние о такой форме работы?

  – Если как друзья, – улыбнулся Синицин, – то здесь необходимо говорить о кон-кретике. Мы же часто в своей работе применяем такие методы, хотя и не называем их провокацией. Например, подсовываем куклу, киллера подменяем оперативником.

  Михайлов понял ответ.

  – Хорошо. Нам надо в эти два дня выйти на искомую фигуру. Именно в эти два дня, до задержания Разумного. После сделать ничего не удастся. Необходимо создать си-туацию, чтобы Разумнов пошел, побежал к нему за советом, за помощью. Фигура, давайте этим псевдонимом его и назовем, уже ждет деньги и вряд ли захочет лишний раз разгова-ривать, встречаться, светиться. А мы должны вынудить их к общению.

  – Но каким образом? Не лезут в голову дельные мысли, – развел руками Синицин.

  – Есть одна идейка, – улыбнулся Михайлов.

  ХХХIII глава

  Наступили по-настоящему летние вечера, когда еще нет изнуряющей жары, и уже не веет продирающей до озноба прохладой. Комфортное время для отдыха, чаепитий, раз-говоров на свежем воздухе.

  Разумнов не так давно сумел прикупить этот участок земли и построил коттедж. Теперь можно прогуляться перед сном по совсем небольшому, но собственному сосново-му бору, принять гостей без посторонних глаз. Скоро приедут погостить дочь с мужем и любимцем внуком. Для них отдельный домик имеется чуть меньших размеров. Неболь-шой домик для прислуги – он поселил туда семейную пару. Женщина занималась уборкой в доме, ее муж следил за территорией, садовничал и выполнял мелкие мужские работы, которые всегда находились.

  Конечно, Разумнов потратился сильно, наличных денег и сбережений практиче-ски не осталось. И он иногда даже шутил с женой по этому поводу, называя себя нищим, не имеющим за душой ни гроша.

  Стемнело, супруга ушла в дом, а он еще хотел посидеть немного в беседке, насла-диться свежим воздухом и мыслями за бокалом коньяка. Скоро появится и нал, немалая сумма, тогда он окрепнет и всякие середнячки перестанут его клевать. Самое удобное по-ложение – когда элита еще не смотрит, не берет в расчет, а большинство уже не дотягива-ется. Он отпил глоток коньяка, прикрыл веки – прекрасное состояние души. Посидел так минутку-две, не открывая глаз. Хорошо! Но пора идти, жена, наверное, заждалась уже. Открыл глаза и вздрогнул – напротив сидел незнакомый мужчина.

  – Вы кто, как сюда попали? – Разумнов ничего не понимал.

  – Я пришел поговорить и скоро уйду, не причинив вам вреда, если, конечно, будете вести себя прилично. – Низкий голос мужчины звучал властно.

  – Уходите немедленно, я вызываю охрану.

  Разумнов сунул руку в карман и успел нажать тревожную кнопку.

  – Я не повторяю два раза, у меня деловое предложение.

  – Уходите, – Разумнов попытался встать, но его сзади резко толкнули по плечам, вжимая в плетеное кресло.

  – Вы, Александр Викторович, должны скоро получить некую сумму денег. Часть, причитающуюся вам, оставьте, а тридцать отдадите мне. При этом вы лично ничего не теряете, но приобретаете более мощного покровителя. Вашу долю я оставляю, нам же работать еще вместе, не правда ли?

  – Бред какой-то, уходите немедленно, – заволновался Разумнов.

  Послышался шум подъехавших машин, Разумнов приободрился.

  – Вы не разумно себя ведете, господин Разумнов. Зря вы вызвали ОМОН или вне-ведомку – не знаю, кто там приехал. Но продолжим разговор, за полицейских не пережи-вайте, их встретят. Так что вы мне ответите?

  Разумнов прекрасно слышал звуки борьбы – удары, стоны, падение тел... И все стихло.

  – Так что ты мне ответишь, Саша? – Мужчина пододвинулся ближе, смотря прямо в глаза. – Ситуация, правда, изменилась – я же просил вести себя прилично. Это тебе обойдется в трешку. Теперь тебе пять, а мне тридцать три.

  Разумнов не понимал, ничего не понимал. Как могли узнать про деньги, где полиция?

  – Хорошо, я приду за ответом завтра, послезавтра ты полетишь за деньгами. И не шути, если жить хочешь. – Мужчина встал. – Помощь полицейским своим окажи, а то по-дохнет еще кто ненароком.

  Разумнов огляделся, неизвестный растворился в темноте, за спиной никого не было. "Что же полицейские то там делают, почему не идут"? Он раздраженно пошел к воротам, открыл и только теперь по-настоящему испугался. Два экипажа полицейского спецназа валялись на земле. Кто-то не двигался, кто-то шевелился немного и стонал от боли. Автоматы, сваленные в кучку, лежали немного в стороне.

  Постепенно бойцы приходили в себя. Кто-то сам сел в машину, кого-то увели, за-брали автоматы, уехали молча, не сказав ни слова. Разумнов опустился на корточки, об-хватил голову руками, посидел так несколько минут и ушел в беседку. Налил бокал конь-яка, выпил залпом.

  "Он знает все... кто меня защитит... полицейские... дерьмо... что делать"? Мыс-ли наплывали одна за другой.

  – Саша, – раздался призывный голос жены из дома, – иди, спать пора.

  "Дура, – буркнул он невнятно. – Ты еще будешь сейчас на мозги капать. Успоко-иться, надо успокоиться", – бормотал он. Налил снова коньяк, выпил. Достал сотовый, набрал номер.

  – Это я, встретиться бы надо.

  – Завтра приезжай, вечером, к девяти.

  – Поздно. Сейчас, максимум утром.

  – Утром.

  Разумнов еще налил коньяк, выпил. Он слышал в телефоне издалека женские го-лоса. "Некогда ему... развлекается все".

  Пришла жена.

  – Саша, ну что ты? О-о, да ты набрался уже. Саша, что случилось?

  – Иди в дом, я позже приду.

  – Саша...

  – Иди, я сказал, мне надо одному побыть.

  – Саша...

  – Да что же ты за баба то такая, – почти закричал Разумнов. – Не до разговоров сейчас, уходи.

  – Ладно, я тебе это припомню, – фыркнула жена, повернулась и ушла в дом.

  Разумнов обхватил голову руками и долго сидел так, за столом, не шевелясь.

  Утром сразу поехал к хозяину.

  – Что-то ты выглядишь неважно, перегаром разит, запил что ли?

  Чувствовалось, что хозяин недоволен его появлением.

  – Я не пью, вы знаете. Вчера пришлось нервы успокоить. Тип какой-то заявился, сказал, что вашу долю он заберет.

  – Чего?

  – Я тревожную кнопку нажал, менты приехали, он всех положил и ушел. Сегодня придет. Он весь расклад знает – сколько себе, сколько вам, когда поеду.

  – А ко мне зачем приехал? Гони этого типа и все.

  – Как я его гнать могу – он два экипажа ОМОНовцев положил, как котят слепых.

  Чувствовалось, что хозяин не воспринимает ситуацию серьезно. Однако подстра-ховаться все же решил.

  – Ладно, к тебе мои ребята подъедут, побудут с тобой до конца дела и съездят то-же. И не ссы, это не ОМОН, фарш быстро из любого накрутят. Все, иди.

  Синицин прослушал пленку, задумался. То, что личность хозяина установлена – это не плохо. Но запись разговора не давала прямых улик. Знает расклад, сколько себе... все это можно обыгрывать в любой аранжировке. А ребята подъедут элементарно защи-тить человека, судя по пленке, он действительно в опасности. Хозяин – личность давно всем органам известная. Отморозок, беспредельщик и ума большого нет. Если бы не па-паша, давно бы посадили. Ни директор, ни министр внутренних дел даже слушать не ста-нут – лично никого не убил, ничего не отобрал. Вот так жируют подобные сволочи, сынки отмороженные, но этот особенный, большой шлейф за ним тянется. Начинал круто, не опасаясь никого, в рейдерских захватах спецназ использовал, непослушных уничтожал. Одного нашли всего избитого и повешенного на колючей проволоке. Прокуратура посчитала самоубийством. Правда и времена тогда были мутные, как сейчас любят говорить – лихие девяностые. Но закон нарушать в любые времена никто никому права не давал.

  Что делать – Синицин не знал. Конечно, можно обрубить концы, взять всех, кро-ме хозяина. Похвалят, наградят, прекрасно проведенная операция. "Прекрасная опера-ция... Надо сворачивать ее... чтобы стала прекрасной. Эх, связался я с этим Посланни-ком... Но, позвонить ему надо".

  – Шеф, доброе утро, вернее день у вас уже давно. Вы оказались правы, есть хозя-ин корпорации, но эта птица нам не по зубам. Придется свернуть операцию, ничего не поделаешь. Директор даже слушать не станет. И я бы на его месте, наверное, так же поступил.

  Синицин удивился, услышав на другом конце провода смех.

  – Ну, дорогой мой Олег Игоревич, до директорского кресла тебе еще далековато, а вот в полковниках ты уже засиделся, пора и генералом становиться. Я понял, о ком ты речь ведешь. Это, конечно, не птичка-синичка, извини, пожалуйста, но мы о ней директо-ру ничего не скажем, чтоб не мешал. Ты продолжай все, как наметили, а птичку предос-тавь мне, я сам разберусь. И еще – все оперативные материалы, все, что есть по этой птич-ке, собери, а я подъеду, когда ты его брать будешь.

  Синицин обреченно вздохнул – попал в переплет, не понимает Посланник, с кем связывается.

  – Шеф, никто санкции не даст – это железно.

  – Заешь, Олег Игоревич, почему ты мне нравишься? Нет в твоей душе подлости. Молодец, что позвонил – не затихорился. Работай – будет тебе санкция. И запомни: папа-ша его – одно из первых лиц, но не первое. До встречи.

  Синицин немного воспрял духом. Он верил Посланнику, но инертность действи-тельности тоже не отпускала. Через три дня, обратившись в суд за санкцией, удивился очень – санкцию дали сразу. Оказывается, невозможное – возможно.

  Нигде в прессе не освещали блестяще проведенную операцию. Лишь промельк-нуло сообщение, что некий высокопоставленный чиновник подал в отставку и Президент ее принял. А Синицин получил звание генерала, но это тоже не рекламировалось.

  ХХХIV глава

  Ирина стояла у окна на втором этаже и наблюдала, как солдаты грузятся на мощ-ные Уралы и уезжают. Грузилось снаряжение, амуниция и много, много ящиков. Что в них, Ирина не знала. Но она поняла, что войсковая часть уезжает и, видимо, насовсем.

  – Коля, солдаты уезжают, как-то пусто и непривычно будет без них. А почему, ты не знаешь?

  Михайлов подошел к окну. Действительно грустно смотреть на сборы и отъезд.

  – Их с Дальнего Востока перевели, теперь обратно, вроде бы домой. Что на этом месте после военных будет – не знаю. Но мы тоже здесь долго не задержимся, ты это зна-ешь. Давай, съездим, посмотрим наше будущее место жительства, участок выделен, идет стройка.

  – Правда? – Ирина обрадовалась. – Поедем, поедем, очень хочу посмотреть.

  Движение по дороге военные временно приостановили, пока не пройдет Михай-ловский кортеж.

  – Вот, Ирина, еще лето и осень по этой дороге проездим, а зимой переберемся на новое место.

  Он чувствовал, что ей не терпится взглянуть, она не знала, даже, в какой стороне расположится их новое жилище. Машины въехали в город и повернули на восток. Два-дцать минут и уже другая загородная трасса.