Текст книги "Дуда. В поисках Щепки (СИ)"

Автор книги: Борис Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 4

На следующий день, не успел я улизнуть из дома. Как дверь в комнату Щепки открылось, и явила миру его не выспавшуюся и от того крайне недовольную физиономию. Лицо его было помято, задумчиво, и слегка отстранённо.

– О! – воскликнула мама и, намазав маслом ещё один бутерброд, с тревогой на лице, выглянула в окно. – Что там такое случилось? Прорыв? Землетрясение? Солнце потухло?

– Э-ээ…? – протянул Щепка.

– Что-то же должно случиться, раз вы оба вскочили ни свет ни заря? – Хмыкнула мама. Тоненькая, воздушная, она успевала всё. И разливать по чашкам чай, и с озорной улыбкой косится на Щепку и приглаживать мои вихрастые волосы, хотя я и уворачивался.

– Ну, это ты преувеличиваешь, Люба. – Буркнул Щепка и уселся за стол.

Мама тут же, поставила перед ним кружку с ароматным чаем и блюдечко с бутербродом. Масло было намазано настолько тонким слоем, что его и видно-то не было.

– Глая вчера на фермы ходила, вот, угостила нас. – Она отрезала тонюсенький кусочек сыра и положила его на тарелочку, рядом с бутербродом.

Щепка замер и принялся принюхиваться. Это у него привычка такая. Обязательно надо обнюхать всю еду прежде, чем засунуть её в рот. Вечно он так. Бывает, я уже и есть закончу, перемолотив какой-нибудь особо вкусный пирог или те же бобы, а он всё сидит, вынюхивает чего-то.

Наконец, перестав морщить свой гигантский нос, он откусил маленький кусочек. Положив его назад, он подхватил просвечивающий на солнце сыр и тоже немного откусил. Закрыв глаза, принялся медленно жевать.

Вот, скажите мне. Как можно так над пищей издеваться? Никогда я этого не понимал.

Я придерживаюсь другого правила – увидел никем не занятую еду, быстро закидывай её в рот и глотай, пока соискатели не набежали. И чем больше ты успеешь проглотить, тем больше еды окажется в твоём вечно голодном брюхе. Недаром говорят, что большому куску, ему и рот радуется.

– Знаешь, Дмитрий, какая интересная мысль пришла мне в голову сегодня ночью? – Щепка отодвинул блюдечко с замечательным бутербродом в сторону и, откинувшись на спинку стула, уставился на меня.

– Не знаю, но уверен, что ты меня просветишь. – Закинув последний кусок своего бутерброда в рот, я с понятной заинтересованностью взглянул на тот, который отодвинул от себя Щепка.

– Просвещу – согласился он и кивнул головой. – Я решил, что если ты сегодня не пригласишь Софью в галерею, то и поход к Муравейнику мы отложим ещё на год. Это будет для тебя…, скажем так – дополнительным стимулом.

– Это нечестно – возмутился я.

И это было действительно нечестно. К экспедиции в Муравейник я готовился.… Да сколько себя помню, столько времени и готовился. В Муравейнике, должен был решиться очень важный для меня вопрос – стану я, наконец, нормальным человеком с достойным источником, или так и останусь Белой Вороной, в которую, каждый зачуханный чмошник считает своим долгом швырнуть камень?

И только один Всевышний знает, насколько сильно я хочу это сделать. Быть не таким как все, да ещё и в шестнадцать лет, это знаете ли такое счастье, что и врагу не пожелаешь.

– Может и нечестно. Но отправлять в Муравейник человека, который трусит пригласить девушку на свидание, я тоже не могу. – Хмыкнул Щепка.

Тут мама навострила уши.

– Александр, ты же сам говорил, что не к чему ему встречаться с этой девочкой, с Софьей. – Вступилась она за меня.

– Я и сейчас это говорю – невозмутимо ответил, Щепка и, подняв кружку с чаем, отсалютовал ею непонятно кому.

– Тогда я ничего не понимаю. – Вздохнула мама. Намазов маслом последний бутерброд, она присела к нам за столик и потребовала. – Может мне кто-нибудь объяснит, в чём собственно закавыка?

– Объясню. – Кивнул головой Щепка. – Одно дело, когда ты, внимая драгоценным советам умудрённых жизнью взрослых, выбрасываешь из головы всякую романтическую дурь и с гордо расправленными плечами идёшь по жизни дальше. – Отчеканил он. И произнёс это, он настолько пафосно, настолько претенциозно и напыщенно, что мы на пару с матерью непроизвольно хмыкнули. Но Щепку это не остановило. – И совсем другое. Когда юноша, изображая неадекватного болванчика из кукольного театра мистера Клюа, нарезает круги вокруг объекта своего обожания и пускает вязкие слюни на него. А вот подойти и завязать разговор да ужаса боится. Через что, кстати, и превращается в скулящее и трясущееся нечто с болезненно-печальным взглядом выросшего на улице щенка.

Мама задумчиво посмотрела, сначала – на выпятившего грудь и в таком положение застывшего Щепку. Потом на, – до крайности возмущённого меня. Затем, она медленно и мощно вдохнула, а потом, блаженно улыбнувшись, выдохнула.

– Ах, любовь, злодейка любовь, что ж ты делаешь с мальчиком сладкая, – пропела она и, подперев кулачком подбородок, закатила глаза, уставившись куда-то в потолок.

– Я так понимаю это генетика? – Глядя на неё, озадачено прошептал Щепка. Затем он ткнул в меня своим длинным пальцем. – Я всё сказал. Надеюсь, ты меня услышал?

Он встал и направился в свою комнату. Но прежде, чем захлопнуть дверь, обернулся.

– Если хочешь, можешь доесть мой бутерброд.

– Спасибо, что-то аппетит пропал, – буркнул я.

– Мой сын влюбился, – прошептала мама. И по-прежнему не отводя взгляда от потолка, сгребла с тарелки недоеденный Щепкин бутерброд. – Ах, как я тебе завидую сынок, как завидую. – Положив сверху сыр, она откусила его, и интенсивно двигая челюстями, посоветовала. – Ты Димочка не переживай, всё у тебя будет хорошо. Ты только не горбись и почаще улыбайся. Девочкам нравится, когда им мальчики улыбаются.

– Было бы кому улыбаться, я бы и улыбнулся…, так улыбнулся бы, что все вокруг офигели бы. – Пробурчал я и двинул в школу.

– Штырь! Штырь, чёртов ты соня, просыпайся давай!

Я стоял перед обветшалым трёхэтажным зданием и без особого энтузиазма орал в грязные окна второго этажа. Звонкое эхо металось в каменном мешке от одной стены к другой, а холодный и влажный ветер таскал по брусчатки грязные листки обёрточной бумаги. Я в раздражении, попытался подцепить один из них носком ботинка, но не вышло.

Не нравиться мне это дело. Вот так вот кричать в тёмные, покрытые толстым слоем серой пыли окна и не получать ответа. Это тоже самое, что в колодец аукать, совершенно непонятно слышат тебя или нет?

– Чё ты горланишь Дуда? – Из соседнего окна показалась огромная копна рыжих кучеряшек.

О-оо! Оказалось, что слышат.

– Тёть Поль, Нурлана толкните очень надо. Мы в школу опаздываем.

– Сам подымись, да толкни. – Визгливо предложила рыжая копна волос и, мощно тряхнув ими, добавила. – Иш, моду взял, людей тревожить с утра пораньше. Иш, надо ему… балбесу…

Наконец в тёмном окне показалась взлохмаченная голова Штыря. Я махнул ему рукой, чтобы выходил и не стал отвечать его визгливой тётке.

Через десять минут, натягивая на ходу старую курточку, из подъезда выскочил Нурлан. Был он заспан и хмур. От чего его плоское лицо напоминало сморщенный и слегка пережаренный блин. Закинув за спину рюкзак, он вытащил из кармана печёную картошку, и вяло предложил.

– Будешь?

– Нет – бросил я и, хлопнув его по плечу, поторопил. – Погнали быстрее.

– Куда торопиться-то? – Штырь взглянул на затянутое облаками солнце и заверил. – Рано ещё.

Это у него способность такая была, четко определять время и положение на местности. В десять лет, когда все нормальные подростки проходят инициализацию и получают источники, Нурлану достался Агатовый с белыми вкраплениями. Считается, что он входит в ковен Святой Деворы, а она, как раз, благоволит всевозможным путешественникам, исследователям и провидцам. Отсюда и способность.

Повезло, хороший источник Штырю достался, перспективный. Подрастёт немного и может в лоцманы податься, или в караванщики. А если фартонёт и он урвёт пару боевых навыков, то и вовсе, к сталкерам может сунуться. Проводники, которые без карт ориентируются в любом, самом запутанном подземелье всегда нужны.

Хороший источник.

Я помню, как до жути завидовал другу, когда тот его открыл и даже всплакнул немного, забравшись на чердак нашего дома. Сидел, помню в углу и, размазывая грязным кулаком сопли по лицу, проклинал глобальную и всепроникающую несправедливость этого мира.

– Может, всё же будешь? – Штырь сунул мне под нос картофелину. – Гляди, какая зажаристая. Я её подсолил немного.

– Сказал же, не буду.

– Ты, что такой хмурый? Схлестнулся с кем? – Штырь остановился и уставился на меня. Я тоже остановился. Рассказывать или не рассказывать другу об ультиматуме Щепке вопроса не возникало. У меня от него секретов не было.

– Щепка сказал, что если сегодня Софью на свидание не приглашу, то он меня в Муравейник не отпустит. – И я горестно вздохнул.

– Боженька добрый, – хмыкнул Штырь и закатил к небу глаза. На его плоском лице начала растекаться ехидная улыбка. – Ни уж-то, ты услышал мои молитвы?

Тут моя правая рука зачесалась и, мне сильно захотелось дать ему леща.

– Эй, эй! – Воскликнул он, видать, почувствовав это моё желание. Отскочив на пару шагов, Штырь погрозил мне пальцем. – Ты же сам говорил – кто не принимает справедливую критику, и противиться ей, тот в уровнях не растёт. – И не удержавшись, он заржал.

Я закрыл глаза и прокрутил сет Весеннего ручья из Первого круга легкой медитативной практики. Немного помогло, но желание дать леща Штырю некуда не делось.

– Ладно, ладно, поржали и хватит – и, хотя «ржал» лишь он один, Штырь добавил. – Прекращаем стебаться. Что думаешь делать?

– Думаю, пригласить Софью на свидание – фыркнул я. – Или есть другие варианты?

– Да не может быть!? – Как смог, расширив свои узкие глаза, зашипел Нурлан. – Прям своими ногами к ней подойдёшь и своим ртом пригласишь?

– Я тебя сейчас в печень ударю – хмуро пообещал я.

– А мне обидно, потому что, – возмутился Штырь. – Сколько раз я тебе это предлагал? Миллион? Два миллиона? Что там сложного-то? Подойти и пригласить девчонку погулять в парке? Я тысячу раз так делал, и ничего не случилось. Как видишь, жив здоров и прекрасно себя чувствую. А некоторые особо чувствительные – ссут, словно их поджарят за это, и при этом вопят как резаные – мол, она не такая, она ждёт трамвая. Тьфу на тебя, три раза.

Что у Штыря было не отнять, так это его совершенно непрошибаемую уверенность в собственной неотразимости. Он действительно мог подойти к любой девчонке из нашей школы, да и не из нашей тоже, и пригласить её погулять в парке, или на танцы в клуб, или сразу на чердак. Большинство, естественно, отказывалось, но и тех, кто соглашался, было превеликое множество. И от того, либидо моего лучшего друга никогда не опускалось ниже третьего этажа.

– Ты сейчас доскалишся, я тебе точно врежу – пообещал я.

– А давай! Давай… – неожиданно взъярился Нурлан и, одним движением скинув рюкзак, начал расстегивать куртку – Давай, братан, схлестнёмся! Из-за девки схлестнёмся… и попрошу заметить, из-за твоей девки. Да нет…, даже ещё не из-за твоей…

Я вздохнул, и сам себя мысленно отчитав, развернулся и пошел по тротуару в направлении школы. Махать кулаками, категорически не хотелось. А Штырь тот ещё психопат, его если накрывает, то ему бесполезно что-либо объяснить и драться с ним тоже бесполезно. В него как будто демон вселялся. Он сразу становился совершенно бешеным и нечувствительным к боли. Его надо было, или вырубать наглухо, чтоб он, рухнув на землю, полежал немного и очухался, или без разговоров уходить. Успокаивался он, в отсутствии объекта агрессии, тоже быстро.

Так и получилось, минуты через три он меня догнал.

– Ладно, проехали, – прохрипел он и, виновато шмыгнув носам, добавил. – Ну, и чем тебе помочь? Не зря же ты приперся ко мне в полвосьмого утра. – Почесав ухо, он вновь полез в карман. – И это, ты точно картошку не будешь? Я тогда её съем.

После третьего урока на большой перемене мы начали реализовывать наш план в жизнь.

Проблема заключалась в том, что все девчонки – как в жизни не могу сказать, (мало я с ними общаюсь), но в школе точно – везде ходят парами. Моя драгоценная Софья, так же, не была исключением. За ней всюду таскалась, эта выпендрёжница, Настька Крамская. Выставит вперёд отращенные до небес сиськи и прётся в след за моим ангелом.

Вот, чтобы их разлучить, хотя бы на некоторое время, мне и понадобился Штырь.

Подойдя своей разболтанной походкой вплотную, к стоящим у окна девчонкам, он остановился. И окинув Анастасию с ног до головы взглядом, спросил.

– Ты, что ли Настена Крамская будешь?

Та, от такой беспардонности, зависла на несколько секунд, но быстро придя в себя, зло ответила.

– Окстись мальчик, мы с тобой учимся в параллельных классах, и уверена на сто процентов, ты прекрасно знаешь кто я такая. – Прошипела она и, ехидно улыбнувшись, добавила. – Могу даже поспорить, что пару раз являлась к тебе, в твоих подростковых эротических фантазиях? Ну, что спорим? На полтинник?

Штырь нисколько ни смутился.

– Не пару раз, а гораздо чаще – усмехнулся он и сделал вывод. – Так что полтинник ты проиграла.

– Какой ты смешной, – сказала Анастасия, но смеяться не стала. – Что тебе нужно-то клоун? Говори быстрей и уматывай, а то меня подташнивать начинает.

– Это тебе провериться надо, вполне возможно, что ты беременна. Впрочем, это не моя проблема. -Хмыкнул Штырь. – Пусть об этом тот парень переживает, что тебя за забором ждёт.

– Парень? За забором ждёт? Ты что бредишь что ли? – Брови девушки нахмурились, а губы плотно сжались.

– Да думай, что хочешь. Устал я от тебя. – Тяжело вздохнул Штырь и махнул рукой. – Меня попросили, я передал. Дальше не моя забота. – И он, развернувшись, двинулся по коридору в сторону столовой.

– Да стой ты. – Зашипела Настя. – Нормально можешь объяснить, кто меня ждёт?

– Что тут объяснять то? – Остановившись, буркнул Штырь. – Парень какой-то, не представился он. Попросил, чтоб ты из школы вышла. Сказал, – что он тебя за забором, рядом с твоими быками-телохранителями ожидать будет.

– Что за парень? – Спросила девушка, и в её голосе, явно проскользнули заинтересованные нотки.

– Я-то почём знаю, – фыркнул Штырь – сказал же, не представился он. На вид высокий, чернявый, нос с горбинкой.

– Форин, что ли? – Спросила Настя, обращаясь к Софье. И от нахлынувшего волнения, прижала руки к груди. Та в ответ только плечиком пожала.

Штырь развернулся и с независимым видом поплыл по коридору. Следом, на выход из школы посеменила Крамская.

Как только она скрылась за углом, на сцену из своего укрытия вышел я. Выдохнул три раза и решительным шагом направился в сторону оставшейся в одиночестве Софьи.

– Привет – поздоровался я, останавливаясь напротив девушки.

Прежде чем ответить, Софья несколько раз посмотрела по сторонам, видать не сильно ей верилось, что именно к ней я обращаюсь. С той самой первой нашей встречи, мы с ней даже словом ни разу не перемолвились.

Я же, вспомнив наказ матери постарался улыбнуться. Не могу сказать точно, насколько улыбка вышла естественной, но постарался.

– Здравствуй Дима. – Удивлённо сказала Софья и отвела взгляд в окно.

Там за мутными стёклами, раскрасневшаяся Крамская, уже вовсю ругалась с парочкой телохранителей. Она махала руками и что-то сердито им доказывала. Два здоровых мужика, с квадратными подбородками и одетые в серую кожаную броню, по очереди жали плечами и удивлённо на неё посматривали.

– Ты что-то хотел Дима? – по-прежнему глядя в окно, спросила девушка.

– Да, хотел. – Прохрипел я.

– И, что же? – Она оторвала взгляд от окна и посмотрела на меня в упор. Совсем как тогда, когда сидела на полу рядом с лежащим Като.

Чёрт, эти глаза, они мне всю душу вывернули. В горле разом пересохло, а на лбу выступил холодный пот.

– Вот, думаю, предложить тебе, сходить в художественную галерею, поглядеть на картины старых мастеров. У меня как раз, два билета есть. – С каким огромным трудом я выдавливал из себя эти слова, объяснить трудно.

– Так предложи. Я очень люблю картины старых мастеров. – Просто сказала она и вновь перевела взгляд за окно. Там, злая и взъерошенная Крамская, широкими, далеко не девчачьими шагами, уже направлялась к входу в школу.

– Предлагаю, – выдавил я. – Если ты не против, то завтра в шесть вечера я буду ждать тебя у ворот в ваш квартал.

– Хорошо. – Прошептала она, чем заставила моё сердце радостно затрепетать. Чёрт, я раньше и не знал толком, где оно находится.

Главный особняк семьи Шторм, прятался за высоким каменным забором. На больших кованых воротах, гордо красовался герб клана. Два перекрещённых меча защищают чашу, которую обвивает змея. Снизу на вытянутом стяге был выкован девиз – «Сражаться и спасать».

Не доходя до ворот метров пятьдесят, я присел на аккуратную лавочку и окинул взглядом раскинувшуюся площадь. В центре, притягивая взгляд всякого, впервые посетившего это место, возвышался фонтан. Сейчас, правда он не работал и был припорошен снегом, но и в таком заснеженном состоянии он был огромен и величественен. В бок от него, уходила мощёная гранитом дорожка и упиралась в небольшой амфитеатр, в котором каждое воскресенье, невзирая на погоду и обстоятельства, собирались любители всевозможных диспутов, именовавшие себя – Ротлемский дискуссионный клуб.

Одним из завсегдатаев и ярым пропагандистом этого развесёлого мероприятия был наш класс-наставник и одновременно учитель истории по кличке Калоша. Каждую субботу он, скорчив, на своем пухлом лице загадочную мину, вывешивал на школьной доске объявление; когда начинается диспут, какая тема, кто будет главным докладчиком, а кто его оппонентом. Мы с Очкарикам даже ходили сюда пару раз, но мне не понравилось. Очкарик сказал, что ему тоже не понравилось, но, по-моему, наврал. Так как неделю спустя, Штырь говорил, что видел его в этой части города как раз в выходной день. А спрашивается – чего ему здесь шастать, в другой-то части города? Он и в нашей не сильно любил гулять, особенно в одиночестве. Это потому, что Очкарик дрищ, а у дрищей жизнь такая, она априори не сильно разгульная.

По периметру площади, располагались десять кварталов, в которых проживали самые влиятельные семьи нашего города. Щепка рассказывал, что между этими кварталами шла постоянная и не на миг не прекращающаяся война, которая, раз в два-три года заканчивалась закономерной бойней. Несколько семей объединялись и, навалившись скопом, вырезали нерасторопный клан. А в освободившийся квартал перебиралась какая-нибудь династия из среднего города. Последняя из таких схваток закончилась тем, что остаткам семьи Волошеных пришлось бежать в Омск, а их место занял клан речных пиратов Оргунских, заработавший своё огромное состояние на грабежах и контрабанде.

Щепка за них говорил, – что это очень сильный клан и боевой. Такой старые семьи будут долго пережёвывать, а может такое случится, что и он кого-нибудь пережуёт.

Вытянутая, на манер параллелепипеда, площадь, упиралась своим правым крылом в Императорский квартал, самый большой и густо населённый из всех имеющихся. Я как-то спрашивал у Калоши, почему в нашем славном городе Императора нет, а квартал императорский есть? Но, он ничего вразумительного мне на это не ответил. Завёл, сваю любимую шарманку, про дикие традиции и смутные времена, а затем провалился в дебри исторических параллелей и ярких событий. Я так понял, что он и сам толком не знает.

– Здравствуй Дима, – послышался из-за моего плеча Софьин голос.

Я вздрогнул и подскочил. Как я её не заметил, ума не приложу? Вроде, и взгляда от ворот не отводил, а тут на тебе.

– Мы из другого места выехали. – В ответ на мои метания, она кивнула куда-то за спину.

Проследив за её взглядом, я увидел большой чёрный автомобиль и стоявшую у задней двери молодую девушку.

Это, что за эскорт такой?

– Я думал, мы прогуляемся по площади, а потом на извозчике доедим до галереи, – озадачено сказал я.

– Без Катеньки меня мама никуда не отпускает, – вздохнула она. – Говорит, что это не безопасно.

– Ладно, разберёмся. – Заверил я и протянул ей маленький цветочек.

– Это мне? – Удивлённо и радостно прошептала Софья. Схватив цветок, она, любуясь им, отвела руку в сторону, а потом и вовсе, приподняла к небу. Словно бы примериваясь, к какому из проплывающих над нами облаков его можно прицепить. – Какой красивый.

Я тоже, и нисколько не менее удивленно, взглянул на цветок. Он назывался Крокус, и рос в катакомбах, что расположены слева от Гнилых топей. Там этих самых крокусов было как грязи, все залы были ими усеяны. Хоть косой их коси, хоть граблями собирай, только никто их там не собирал. Кому эти дурацкие крокусы нужны?

Не сталкерам же их рвать, что рыщут по подземельям в поисках наживы? Сталкеры к цветам, крайне равнодушны. Это я точно знаю – мы со Щепкой, как-то, целый месяц там провели и повидали много уходящих в глубину групп. От того могу сказать с уверенностью, – что сталкерам в целом, на цветы было плевать, а уж на крокусы и подавно. Ни вида в них не величия. Так себе цветочек. Колючка и есть колючка.

Я Щепке так и сказал, когда он вынес его из своей оранжереи и вручил мне.

– Чтобы ты понимал в эстетике, неуч? – Фыркнул он. – Тебе что, чем ярче, тем красивее что ли?

– Ну не знаю. – Я с одной стороны посмотрел на цветок – с другой. И надо сказать, не впечатлил он меня. Гвоздика, только синяя и словно из хрусталя сделанная. Если с голыми пятками на такую полянку заскочишь, то пиши пропало, все ноги себе изрежешь. Они хрупкие и когда ломаться, то осколки до безумия острые. – Давай я лучше у мамаши Окенбук букет куплю?

Мамаша продавала цветы на маленьком пяточке возле клуба, как раз по дороге в верхний город. Букетики у неё были весёленькие и ленточкой красивой перевязанные. Присовокупить сюда стоимость всего в двадцать копеек, то одни преимущества получались.

– Даже и не думай – фыркнул Щепка. И неожиданно, его узкое, словно мясницким топором вытесанное лицо, сделалось злым. – Даже мысль эту выбрось из своей дурной головы. Бери, что тебе дают и топай. Потом, мне спасибо скажешь.

Я ещё раз взглянул, сначала на цветок, затем на Софью. Как этим можно восхищаться? Но она восхищалась.

– Прелесть! Просто прелесть! – Выдохнула девушка. – Это ведь не обычный, это синий крокус, я права? – И дождавшись моего кивка, зачастила. – У Нади Лапиной такой есть, ей брат из Землеграда привёз, она нам на святки все уши про него прожужжала. Теперь и у меня будет. Спасибо Димочка, не ожидала. Надо его в землю сухую воткнуть и через день немного полить, а ещё, добавить в воду капельку своей крови. Тогда по ночам он будет светиться, и морщинки с лица убирать. У него способность такая есть, на кожу благотворно влиять. – И она мазнула пальчиком по щеке, словно бы у неё там были эти самые морщины. – Побегу Катеньке отдам, пусть она его домой унесёт и проследит, чтобы его в землю посадили. Я быстро.

И она побежала к девушке, что стояла у машины.

А мне очень захотелось кому-нибудь задать очень актуальный вопрос. – Это что такое сейчас было? Я даже посмотрел по сторонам, дабы найти этого мудрого человека. Но среди, носившихся вокруг фонтана малолеток, и гулявших по дорожкам парка мамашек, никого с бородой и мудрым взглядом поблёскивающим сквозь круглые очки не наблюдалось.

Это же синий крокус, зачем его с Землеграда волочь? Дошёл до Гнилых топей, спустился на пару этажей вниз и там все крокусы синие. Хоть вёдрами их оттуда тащи, хоть телегами вывози? Непонятно?