Текст книги "Дуда. В поисках Щепки (СИ)"

Автор книги: Борис Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

– Привет Дуда, – раздался из-за спины насмешливый голос. – Что? Как истинный генерал руководишь битвой с безопасного расстояния?

Я обернулся. Стоявший за моей спиной Като улыбнулся и помахал рукой.

Невдалеке, возле непонятной квадратной постройки, торчащей прямо по центру крыши, стояли; Стах, братья Варгановы, Крамская и Софья, которая посматривала на меня хмуро.

Я даже не заметил, как они сюда забрались.

– Привет Като. – Сказал я чернявому, следом кивнул Стаху и братьям.

Софье я тоже лишь кивнул. На людях мы старались держать дистанцию. Бред, конечно, все школьные сплетники и так всё знали. Но сложилось как сложилось.

– Что? Сопутствующие потери? – Спросил я у Като, кивнув на порванный пиджак и многочисленные царапины у него на лице.

– Ага. – Непонятно чему обрадовался парень. – Бабахнуло так, что все стёкла в классе вынесло. Стах успел поставить щит, но я, к сожалению, находился чуть сбоку и не попал под его защиту. А сотворить, что-то эксклюзивно для меня, он не захотел – поленился. Чем кстати, подверг мою драгоценную жизнь, смертельной опасности.

Стоящий в отдалении Стах улыбнулся.

– Я посчитал, что это будет для тебя хорошим уроком. – И он в воздухе, указательным пальцем правой руки нарисовал замысловатый вензель.

Как этот вензель должен был объяснить поступок Стаха я не понял, но переспрашивать не стал. Спросил о другом.

– А вы почему не там? – И я кивнул в сторону подыхающего монстра.

– Это ещё зачем? – Удивился Като. – Профита с этого монстрика мизер, зато бегать за ним все подмышки вспотеют.

Затем шагнув в бок, он подошёл, к так и сидевшей на парапете Смяткиной и в гротескном полупоклоне подал ей руку.

– О прекрасная, как звёзды ночного неба, и непреступная, как горы заснеженного Кавказа, луноликая Ольга! Разрешите предложить вам свою посильную помощь?

Смяткина дёрнула уголком губ, подала руку, и он, одним плавным движением поставил её на ноги.

А я, не знаю, какой раз подряд, удивился его динамике. В его мышцах словно ртуть была залита, вот он стоит рядом, а вот всплеск, и он уже в двух шагах от меня поднимает Ольгу. Я завистливо вздохнул. Возможно, если бы у меня был открыт Источник, и я бы так смог. Но у меня, к моему большому сожалению, он не открыт.

Неожиданно вспомнились слова Анастасии о том, что никто в этом городе ничего не забывает и, я вновь посмотрел на Като. Но теперь, это был уже совсем другой взгляд. Я на секунду задумался – насколько я могу противостать ему если нам доведётся схлестнуться прямо сейчас? И честный ответ на ответ на этот вопрос, меня, прямо сказать, не радовал.

И ещё один момент меня заинтересовал – искренне ли улыбается Като при наших с ним встречах?

Вывел меня из задумчивости один из братьев Варгановых

– Это не наша война Дуда. – Хмыкнул Витольд и, выпустив в небо сизую струю дыма, передал самокрутку брату. – Да и глупо лишать народа его маленьких кровавых радостей. Тем более если тебе эти радости, нафиг не сдались.

Вальяжно подойдя к краю крыши, он некоторое время смотрел на суетящихся внизу школьников.

Неожиданно, одним лёгким движением он вскочил на парапет. Постояв там, раскинул руки в стороны и заорал, что есть силы.

– Эй народ! Народ! Люди!

Он орал так мощно, так забористо, так звонко, что многие ученики остановились и вскинули свои головы вверх.

– Почему вы не на уроках? – Удивлённо прокричал он.

И отскочив от края крыши, заржал, согнувшись в три погибели. Его тут же поддержал брат.

– Очень смешно, – хмуро прокомментировала Крамская. – Просто фонтан остроумия и облако авангардного юмора. Скоро пальцы начнёте друг другу показывать и хихикать по очереди.

Она фыркнула и направилась к выходу с крыши.

– Соглашусь с Анастасией, было глупо. – Заявил Стах и, осуждающе покачав головой, двинулся следом.

Като на секунду оторвался от Ольги.

– Ну, а я, сами знаете, всегда на стороне прекрасного пола и…, Стаха. Он, в отличие от вас раздолбаев, хотя бы целеустремлённый. – Строго произнёс чернявый. Затем хмыкнул ехидно и тут же про них забыв, кивнул Смяткиной. – О, прекраснейшая из прекраснейших, разрешите вас проводить до классной комнаты?

Та благосклонно улыбнулась, и они ушли.

В отсутствии зрителей, братья быстро успокоились и перестали смеяться.

– Пока Дуда, – махнул рукой Симон Варганов и скрылся вслед за остальными.

За ним двинулся Витольд. Возле самого выхода он остановился и, обернувшись ко мне, спросил.

– Дуда, ну хоть ты-то согласен? Классная же была шутка?

Но почему-то, не дожидавшись ответа, нырнул в полутьму лестницы.

Незаметно кивнув Очкарику чтоб он, захватив Ольгу, уматывал куда подальше, я направился к одиноко стоящей Софье.

– Я совершенно и безостановочно на Вас зла мистер Дудин. – Заявила она, как только я подошёл ближе. – И предупреждаю – на это раз Вам не удастся погасить мою злость вашей низкопробной лестью.

Когда Софья сердилась, она зачем-то, начинала называть меня мистер Дудин и переходила на «Вы». Правда, было это всего три раза. Но всё равно – «тенденция, блин» – как говорил Щепка.

Первый раз это случилось, когда мы с Крамской устроили перепалку на катке. Второй, был в кинотеатре. Там один упертый шкет никак не хотел покидать своё место на последнем ряду и мне пришлось объяснить ему более доходчиво, что эти места нам гораздо нужней. И вот третий, сейчас.

– Какое-то это неправильное выражение – «безостановочно на вас зла» – я попытался взять её за руку, но она её вырвала. Я не успокаивался. – Нельзя злиться на кого-либо, безостановочно, никто не достоин такого ужасного наказания.

– А я вот злюсь. – Заявила Софья и, отвернувшись, стала смотреть в сторону возвышавшейся вдалеке башни.

Той самой, что стояла возле метро и охраняла нас от рвущихся оттуда монстров. Хотя вот сегодня, не смогла уберечь.

– Ты очень красивая. – Улыбнулся я, по привычке шагнув на проторенную дорожку.

– Не принимайте меня за глупышку мистер Дудин. – Фыркнула она. – Этот номер у вас гарантировано не пройдёт.

– Хорошо. – Кивнув, я выставил указательный палец вверх. – Тогда я требую объяснений. Почему это, самая красивая девушка на свете, безостановочно на меня злиться? Чем же я смог вызвать гнев самой шикарной девушки этого города?

– Ах! Вы не знаете мистер Дудин!? – Софья задохнулась от возмущения. Сжав кулачки, она, от переполнявших её эмоций невысоко подпрыгнула, потом, симпатично сморщив носик, фыркнула. А затем, выгнув дугой грудь и, выставив вперёд челюсть, зашептала. – Так я вам объясню мистер Дудин! Я вам сейчас всё, очень популярно объясню!

И она начала объяснять.

Щеки её порозовели, непослушная прядка волос сползала на лоб и, ей приходилось её систематически поправлять. Удивительные глаза её, горевшие праведным гневом, были настолько хороши что, погрузившись в них, я на некоторое время совершенно выпал из окружающей реальности. Они были как космос. Как отдельная, живущая вселенная. Как яростная вселенная – полыхающая холодной синевой, плотно переплетённой с узорами стали и непрестанно выплёскивающимися протуберанцы праведного гнева.

Я молчал, наслаждаясь этим восхитительном лицедейством и даже не делал попыток перебивать или как-то оправдываться. Я в полной мере положился на наставления моей матери – «Если ты хочешь, чтобы девушка тебя простила, дай ей выговориться. Не перебивай. Запомни это сынок, а лучше запиши. Кому-кому, а уж тебе то, это обязательно пригодится».

– Так, что ты скажись в своё оправдание мистер Дудин?

Хорошо, что я вернулся из своего созерцательного состояния именно в этот момент.

– Мне нечего сказать, я полностью перед тобой виноват. – Скорбно выдохнул я.

Именно эту фразу заставил меня заучить Щепка, когда понял, что у нас с Софьей всё серьёзно.

– Это волшебное словосочетание Дуда. – Заверил он меня как-то вечером, за кружкой душистого чая. – Оно как ментальное заклинание пятого уровня. Действует всегда и на всех без исключения девушек. Так сказать, безоговорочно. А ещё, против него невозможно поставить щит. Пользуйся Дуда и помни мою безмерную доброту.

– Тогда объясни мне, почему? Почему ты отказался от моего предложения? – Она чуть ли не всхлипнула. – Ты просто не понимаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы уговорить отца записать тебя в клановую пятёрку.

Я некоторое время молчал, обдумывая ответ. Потом, поднял руки на уровне груди и перевернул их ладонями вверх.

– Вот представь Софья. На одной ладошке лежит разрешение твоего отца, на принятие меня в ваш клан. – Я поднял левую руку чуть вверх. – А на другой – наше совместное будущее. Будет оно безоблачным и счастливым, или мы расстанемся через два месяца, сейчас это не важно. А важно то, что у нас оно ест. Возможно это совсем мизерный шанс, совсем-совсем крошечный, но он есть. А если я выберу эту ладошку – и я вновь поднял чуть выше левую руку – то его не будет. Совсем не будет. Понимаешь?

– Как это, не важно, расстанемся мы через два месяца или нет? Это очень важно. – Вновь всхлипнула Софья и, уткнувшись лбом мне в плечо, тихо прошептала. – Дурак ты Дуда. Тебя убьют. Крамская говорит, что тебя обязательно там, на плантациях, прирежут.

И она заплакала.

– Чёрта с два, они меня убьют. – Пообещал я.

Потом мы сидели на парапете и молча, смотрели, как прикатившие на полуторке «потрошители» принялись разделывать «Крокодила».

Солнце выглянуло из-за хмурых туч и баловало нас ласковыми лучами. Было очень романтично.

А где-то через час, на крышу взобрался дед Хабибулин, старшина Софьиных телохранителей и пробурчал – «что они, дескать, волнуются, что, мол, все остальные высокородные уже разъехались по домам, а её всё нет и нет». И Софье пришлось уйти. А я ещё долго сидел на парапете и бездумно наблюдал за Солнцем, медленно падавшем на старые крыши перекошенных домов.

Из школы мы вышли со Штырём и Диким.

При этом, начиная с самой первой минуты нашей встречи в классной комнате, Штырь, не закрывая не на мгновение рта, безостановочно хвастал.

– Я ему прям в нёбо засветил. Ну, ты видел, ты видел? – И он словно малолетний пацан, сотый раз подряд, показывал, как ловко он кинул ледоруб и как он красиво полетел и как точно залетел прям «Крокодилу» в рот. Что, несомненно, стало решающим моментом в битве на школьном стадионе. – А вы видели, как он заревел? А потом как бабахнет.

А прошло, с этого знаменательного события, между прочим, уже пять часов. Никак не меньше. Мы с Диким ещё три часа назад попросили его прекратить наши мучения, но Штырь не унимался.

– Задолбал ты со своим «Крокодилом». – Очередной раз возмутился Дикий.

Ему все эти россказни, были как серпом по живому. Он сегодня опоздал в школу и успел лишь в самый последний момент, когда зверюга была уже полностью обездвижена. От того надеется получить от Привратницы, что-то либо стоящее, смысла не было.

– Дьявол! И надо же было мелкому именно сегодня заболеть. – Злился он.

У Дикого, была совершенно немыслимая куча всяких малолетних братьев и сестёр. И так как он был в семье самый старший, ему приходилось постоянно с ними возиться. Оттого он постоянно опаздывал в школу, да и везде, в общем-то, опаздывал.

– Завидуй, молча – засмеялся Штырь.

Мы подошли к школьным воротам и стали прощаться. Дикий жил в противоположной стороне улице, а мы со Штырём ближе к площади Маркса. Тут, из кустов, неожиданно и совершенно бесшумно, вылез Чудовище. Небрежно отряхнувшись, он преградил нам дорогу. Впрочем, страшно не было. А первая моя мысль была – «как он там, такой огромный, умудрялся прятаться»?

– Что хотел Чудовище? – Недовольно фыркнул Дикий.

– Здорова напарник! – Подскочивший Штырь, наоборот, раззявил улыбку до ушей и панибратски хлопнул его по плечу. Хотя для этого, ему и пришлось привстать на цыпочки. – Классно мы сегодня монстра завалили, а?

– Здравствуй Дуда – прогудел Чудовище, совершенно проигнорировав парней.

– И тебе привет. – Удивлённо ответил я.

Если припомнить, то за всю мою жизнь, мы с ним здоровались хорошо, если пару раз. Горбун был крайне нелюдимой личностью.

– Мой отец, – и Чудовище зачем-то решил, показать в какой стороне находится кузня отца, а соответственно и сам отец. Для этого, он всем телом повернулся и широко повёл рукой, от чего, стоящему рядом Штырю пришлось пригнуться. А горбун, ткнул пальцем в сторону улицы Григория Васильева, при этом нечленораздельно что-то рыкнув.

– Да знаем мы, где ваша кузня находится – прошипел Штырь и вновь пригнулся, так как лопатообразная клешня вернулась назад.

– Он просил тебя зайти в кузню – Прогудел Чудовище и не поленился, показал, в каком направлении мне следует идти.

– Да хватит уже – возмутился Штырь, которому вновь пришлось нагибаться. – Говорю же, знаем мы.

– Придёшь? – Спросил Чудовище, проигнорировав Штыря.

– Приду – кивнул я.

Чёрт! У меня уже шея затекла смотреть на него снизу вверх. Вблизи он выглядел ещё более огромным, чем казался со школьной крыши.

Вот так ходит человек по школе, и ты вроде бы видишь, что он большой парень. Высокий, с громадной прямоугольной головой, с огромными смахивающими на бетонные столбы руками, с горбом – сильно похожим на детскую песочную горку. Но, когда ты подходишь к нему вплотную, то всё это выглядит совсем по-другому. Эта самая громадность, тут же вводит тебя в ступор.

– Завтра приходи. – Толи попросил, толи потребовал Чудовище и, мотнув огромной башкой, взглянул в сторону улицы Григория Васильева. Штырь на всякий случай пригнулся.

На следующий день, я проснулся поздно. В школу было не надо, да и вчера вечером, чтобы отвлечься от непрекращающихся материнских стенаний, я сбежал в подвал и собирал походный рюкзак. А все знают, что собирать рюкзак – это дело не быстрое. Оттого, я лёг поздно.

Выйдя на кухню, я налил себе чаю и прислушался. В комнате матери было тихо. «Может, уснула»? – понадеялся я и постарался вести себя ещё тише. Но как только я наложил в тарелку пшённой каши, она появилась на пороге. Грязные всколоченные волосы, бледные покусанные губы, старый с заплаткой халат. У меня сердце защемило.

– Можешь не осторожничать. – Хриплым контральто заявила она. И задрав вверх подбородок, видимо, чтобы не бросались в глаза огромные тёмные круги, занимавшие пол лица, прошла к столу и села. Несколько неимоверно долгих минут, она сидела молча. Затем, окинув столешницу стеклянным взглядом, решительно кивнула и напыщенно заявила. – Не надо вести так, словно в доме лежит покойник. Я приняла ситуацию. Я в порядке. Я в совершеннейшем и неимоверно порядочном, порядке. И с этой самой минуты я разрешаю вам всё; греметь посудой, громко петь песни и остро шутить искрометные шутки. Всем можно, и даже нужно, веселиться. В общем, как пишет наш всеобщий любимец Смольский – «Гуляй Бродвей, сияй огнями рампы»!

Затем она всхлипнула и одним большим глотком осушила стакан с моим чаем. Потом она, посмотрела на меня вызывающе и, растянув губы, изобразила на лице улыбку.

– Мама, – прошипел я. Хотел сказать проникновенно, но получилось как-то резко. Намного резче, чем следовало. – Я на девяносто процентов уверен, что он ещё жив.

Я честно, думал, что этими словами хоть чуть-чуть ободрю её.

– Да? – Она подняла ко мне лицо. Бледное, распухшее от слёз, с красными провалившимися глазами. – И ты думаешь, что от этого мне будет легче? Ты думаешь, мне будет приятней услышать, что он жив и здоров? А исчез он потому, что решил сбежать от меня? Ты думаешь, что меня это известие порадует?

Она вскочила и уставилась на меня.

– Э-эээ…. – Стоило лишь взглянуть в её несчастные глаза, как все мои умные мысли и ободрения, куда-то испарились из головы. – Прошу мама, успокойся, всё будет хорошо. – Это всё, что я смог придумать на тот момент.

– Ничего уже не будет хорошо, сын. – Заверила она меня, и гордо вскинув голову, направилась в свою спальню. Но её пропитанная театральной сценой душа не дала ей просто так уйти, молча закрыть за собой дверь. Схватившись рукой за косяк, она резко обернулась. – Запомните все! Огонь в моём сердце…. – И она маленьким кулачком стукнула себе в грудь. – Огонь в моём сердце потухнет только тогда, когда я пролью слёзы над его хладным телом. Или, когда я выстрелю по его грёбаным, паршивым, улепётывающим пяткам, из его же грёбаного револьвера. Только тогда, сын. Только тогда. – И она, тряхнув волосами, зашла в спальню.

Я лишь тяжело вздохнул, дожидаясь того момента, когда дверь за матерью закроется. А что тут скажешь?

Минут через пять, из своей комнаты показалась Лизка. Выпучив на меня огромные глазища, она перевела их на дверь маминой спальни, затем двумя пальцами изобразила шагающего человечка. Я кивнул.

Сестра на цыпочках, кутаясь в огромную шаль, вышла из комнаты и уселась на стул. На тот самый, где пять минут назад, сидела мать.

– Брр, холодно. – Сообщила она. – Чаю бы, горячего.

– Так встань и налей. – Предложил я.

Мне не то, что было трудно налить стакан чаю для своей родной сестры. Просто не нравилась мне эта её концепция. Лизка по жизни, пыталась припахать всех окружающих делать за неё то, что она и сама вполне могла бы сделать. Вовка Грум таскал до школы её рюкзак. Чайка делала за неё домашку. Хома, сын булочника Хасана, таскал для неё вкусные лепёшки. Братик Дима (это я, если кто не понял) постоянно вытаскивал её задницу из многочисленных передряг, куда она регулярно попадала.

– Димочка, ну пожалуйста. – Она ещё сильней принялась закутываться в шаль.

Нахмурив брови, я строго на неё посмотрел. Она в ответ, выпучила глазёнки и сделала брови домиком. Уголки её губ опустились в низ, предавая лицу страдальчески-беззащитное выражение. И, я сдался. Вот ведь манипулятор растет.

Я частенько задумывался над тем, что Привратница вручила Лизке, в день Принятия? И всё чаще приходил к выводу, что ей достался не один навык, как она утверждала, а два. Но хитрая сестрёнка, про второй молчит. А он, чует моё сердце, круто завязан на ментальном воздействии.

– Мне, на пару недель, придётся уйти из города. – Поставив перед ней стакан с чаем, сказал я. – Мать останется на тебе.

– Ты, что Димочка башкой сбрендил? Даже не вздумай. – Она аж, поперхнулась. – Не уходи никуда. Я одна с ней не останусь.

– Я сегодня переговорю с тётей Гелей, и она пока поживёт с вами.

– Да ты уж, пожалуйста, поговори. Не то я с ней, – и она кивнула на спальню матери, – с ума тут сойду.

– Лизка, черт тебя дери. – Зашипел я. – Она, между прочим, твоя мать.

– А я, что против, что ли? – Сестра пожала плечами. – Я только за. И даже люблю её. Искренней дочерней любовью. Но только не тогда, когда она в таком вот состоянии. В таком вот состоянии её очень трудно любить. Даже просто терпеть и то трудно. Есть там ещё каша?

Секунд пять, посопротивлявшись, чёрным как ночь Лизкиным глазам, я наложил ей каши.

– А лучше ты тётю Хлою попроси – пробухтела она, быстро закидывая в себя пшёнку. – А то с тетей Ангелиной они опять начнут пьянствовать, петь старые песни, при этом, жутко фальшивя, декламировать Есенина и реветь навзрыд.

– И кто только тебя воспитывал? – Хмыкнул я.

– Да никто. – Призналась сестра.

Кузня семьи Харитоновых к коей относился мой однокашник Василий, а так же горбатый Чудовище, находилась совсем не далеко от Рыбных ворот.

Почему ворота и как следствие возвышавшаяся над ними башня, назывались Рыбными, для меня было большой загадкой. Впрочем, не только для меня. Ни наш историк Калоша, ни одноногий ветеран Каланча, который считался самым старым жителем Колоска, ни эрудит Щепка, никто из них, не мог внятно объяснить происхождение этого названия. Река-то протекала по другой стороне города, а соответственно и рыбы в нашей местности не густо. В общем, тайна, была покрытая мраком тёмных времён.

Ворота кузни были раскрыты нараспашку впрочем, как и всегда. Перед ними стояли: два длинных дилижанса без колёс, ржавый остов автомобиля без дверей, да и без всего прочего и старенькая полуразвалившаяся бричка.

Сразу за забором, так же хватало разнообразных транспортных средств. Правда, все они относились к гужевому транспорту. Естественно, за исключением остова автомобиля, но и то, сильно подозреваю, что его сюда занесло по ошибке. И скорее всего, занесло Чудовище, найдя где ни будь за городскими воротами уже в таком вот состоянии.

Гордые владельцы автомобилей не сильно рвались в район Колоска, где систематически, можно сказать на постоянной основе происходили прорывы тварей.

А всем известно, что Изначальных зверей, да и, по сути, всех монстров скопом, хлебом не корми, а дай раскурочить какую-нибудь технологичную железяку. Будь то двигатель внутреннего сгорания, дизель или любой другой тарахтящий аппарат. Наверное, их нелюбовь к техники может превзойти только их лютая ненависть к огнестрельному оружию.

Вот и приходится торговцам, чтобы добраться до Томска, например, или до Камня на Оби. Вместо того, чтоб загрузив мешками полуторку ЗиС, которые по допотопным чертежам собирает семья Зегенвальд, и сидя на мягком кожаном сидении и покуривая в окошко, мчаться с ветерком. Грузят свои бобы и горох в телеги. А затем трясутся на козлах с опаской посматривая по сторонам.

– Привет Дуда. -Из ворот вышел старший сын многочисленного Харитоновского семейства, Василий.

Одетый на нём кожаный фартук, был основательно прокопчён, рукава серой рубахи закатаны до локтей, а на ногах короткие кирзачи. Он хоть и был мне ровесником, но выглядел лет так на пять старше. Мало того, что он выглядел старше. Он и вел себя, как взрослый определившийся в жизни мужик, а ни как заканчивающий десятый класс школьник.

– Привет Калач.

Прозвище Калач, он приобрёл за то, что в детстве имел жуткую зависимость от калачей, что продавала в своем кособоком ларечке, усатая тётка Зёйнал. Вплоть до седьмого класса, за румяные, густо посыпанные маковыми семенами и смазанные маслом калачи Василий был готов на всё. Что он только не делал за вожделенную сдобу. И арматуру на спор гнул, и усаживая на свои плечи двух девчонок таскал их вокруг футбольного поля и даже регулярно дрался с затоновскими, отстаивая интересы то одной то другой малолетней банды.

– Слышал я, вы вчера неплохо повеселились? – Прогудел Василий. Вынув из кармана на фартуке замызганную тряпицу, он неторопливо вытер руки и только тогда подал мне ладонь.

Я пожал – заранее её напрягая. Хватка у Калача была стальная.

– Братишка твой отличился. – Вырвав руку из железных клещей, улыбнулся я.

– Говорят, что в основном, Штырь там отличился, а брат лишь помог ему.

– Кто кому там помог, это большой вопрос? Но независимо от этого, думаю, ты должен перед Штырём проставиться. Сам понимаешь, если бы не Нурлан, то ничего бы и не было.

– Проставимся. – Улыбнувшись, кивнул Василий. – На вечерню к алтарю сходим, глянем, чем Привратница наградит. И тогда решим, как Штыря отблагодарить. Харитоновы – добро не забывают.

Тут, конечно, был большой вопрос – насколько Штырь руководствовался желанием доброго по отношению к Чудовищу и соответственно к семье Харитоновых, но пусть будет как будет. Я промолчал.

Василий кивнул непонятно чему и буркнул.

– Там тебя отец ждёт.