Текст книги "Дуда. В поисках Щепки (СИ)"

Автор книги: Борис Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

Здесь, думаю, следует привести некоторые выдержки из старых рукописей архивариуса Колена Харпа. Храброго война, дотошного историка и добропорядочного семьянина. Из тех самых, что семейство Харп преподнесло в дар Общественной библиотеке города. И из тех же самых, что, по мнению некоторых хронистов, стали основой его знаменитых «Записок о легендарном герое Сантыкар Борге»

И так, начнём – лист, под инвентарным номером В-12.

Доподлинно известно, что Сантыкар Борг был болезненным мальчиком. Хилым, с длинными худыми руками, узкой впалой грудью и острым, торчащим немного в бок, подбородком. Его частенько видели на завалинке, во дворике покосившегося домика, что находился на улице Петухова в самом её конце, почти у реки. Именно там, долгими осенними вечерам, чахоточно покашливая и сплевывая на траву сгустки крови, он задумчиво наблюдал за тем, как купаются в фиолетовых лужах беззаботные воробьи.

Иногда, наблюдая за тем, как безуспешно охотиться на пернатых соседский кот Гамик, он, растягивал бледные губы в слабой улыбке. А иногда, когда решительный и крайне упёртый Гамик добивался успеха – Сантыкар Борг хмурил брови. Он был добрым мальчиком. Не сильно умным (в школу-то он, из-за многочисленных и часто вспыхивающих болезней, почти не ходил) но добрым.

И вот так, радуясь теплому солнцу и чистоплотным воробьям, пережил Сантыкар Борг, десять холодных зим и десять замечательных весен. И дожил он, (и это с его-то хрупким здоровьем), до того дня когда все дети надевают на себя нарядную одежду, украшают дома яркими весенними цветами, заплетают в волосы разноцветные ленты и радостно напевая весёлые песни, спешат на площадь Маркса к Храму Благословенного Воссоединения.

День Принятия, День Сил, Акарда Светоносная, Отклик Возрождения, Явление Утренней Звезды, как только не называли этот апрельский день благодарные сограждане. День, когда Всеблагая Мать открыла небеса и Добрая Привратница наделила человечество силой. День, когда десятилетние мальчишки и девочки получают свои источники и официально становятся взрослыми.

Но Сантыкар Боргу не суждено было вкусить радости принятия и всеобщего ликования. Его хрупкое тело, даже до Храма Воссоединения не допустили.

Розовощёкий служитель, взяв его за плечо, развернул мальчишку, вывел на улицу и подвел к отцу. Тот, скрестив волосатые руки на груди, стоял прямо в центре восторженной толпы. Впрочем, волны всеобщего ликования обходили стороной его напряженную фигуру. Они словно бы опасались его нервно изогнутых губ, привычно нахмуренных бровей и торчащих в разные стороны волос.

– Он не переживет ритуал. – Кивнув выбритой головой на мальчика, благолепно пропел служитель.

– Пусть. – Каркнул Акамъюк Борг и, натужно кашлянув, пояснил свою позицию. – Все одно по зиме сдохнет, а тут хоть какой-то шанс.

– Нет у него никакого шанса. – Не согласился с Акамъюком краснощёкий служитель. – Совсем нет.

– Всё равно пусть идёт. – Упорствовал Акамъюк. – Если у вас в Храме сдохнет, то вы его и похороните. А если он дома помрёт, то кто его хоронить будет? Кто? Я что ли?

И отец Сантыкара, возмущённо развёл руки в стороны.

– Ступай домой, смешной ты человек. – Дёрнул щекой служитель. – Зарабатывать на смерти это почётная и святая обязанность исключительно нашего благословенного братства. И ты, даже не думай совать туда свой длинный нос. Иди домой и ищи деньги на похороны – вот что я тебе скажу. А не то я сейчас кликнул крестоносцев и они очень быстро вправят тебе мозги.

Дальше Акамъюк Борг спорить не стал, ибо чревато, и, сцапав сына за плечо, поволок его сквозь толпу.

– Я всё равно, пробьюсь к Привратнице и получу Источник. – Пробурчал Сантыкар Борг когда они вернулись назад, в неказистый домик, торчащий в самом конце улицы Петухова.

– Пробьешься, пробьёшься, – тут же поддержал сына Акамъюк. Потом взглянул на бледные щёки сына и со вздохом добавил. – Если только зимой не сдохнешь.

– Я не сдохну. – Пообещал отцу Сантыкар.

– Это хорошо. – Улыбнулся отец. – Зимой долбить землю крайне не сподручно.

Лист, под номером В-18.

Как это не удивительно но, Сантыкар Борг, смог дожить до своей одиннадцатой весны. После чего, надев чистую рубаху и стоптанные чеботы, вновь отправился в Храм Воссоединения. И вновь был отправлен розовощёким священником домой – дожидаться зимы и смерти, что вне всяких сомнений заглянет на огонёк, в их неказистый маленький домик, расположенный на улице Петухова в самом её конце. Но упёртый и крайне болезненный Сантыкар Борг, умудрился пережить и эту зиму тоже. А потом и следующую, и следующую…. И так, ежегодно доводя розовощёкого священника до крайней степени неподдельного удивления, дожил Сантыкар Борг до своей пятнадцатой весны и вновь отправился в Храм.

На этот раз, добрый служитель, не стал отправлять болезненного мальчонку домой – дожидаться январских морозов и февральских метелей. В этот раз, схватив пухлыми, но на удавление цепкими пальцами мальчишку за ворот рубахи, он протащил его по тёмному коридору и впихнул в неприметный закуток, что находился совсем недалеко от сверкающего золотом и чеканным серебром, зала.

– Я уже устал, из-за твоей запредельно упёртости и вредности проигрывать по полтора рубля каждую весну, мерзкий ты мальчишка. – Прошипел розовощёкий служитель и больно пихнул Сантыкар Борга в плечо. – Надо как-то это безобразие прекращать. – Фыркнул он и, поскрипев зубами, посоветовал. – Здесь тебе парень, явно ничего не светит. Не согласится отец Герман тебя до алтаря допустить. Сильно уж ты хлипкий. А вот если ты до Муравейника доберёшься, то там да..., там тебя никто останавливать не будет. Дикие земли всё же – кто там тебя остановит? – Хихикнул розовощёкий. – Так что, ступай мальчишка к Муравейнику.

Пробурчал пухлый служитель и задумался. Затем он медленно и осторожно почесал выбритый лоб и задумался ещё больше. Карие глаза его, неожиданно наполнились грустью и немного надеждой.

– А я за тебя помолюсь. – Тихо вздохнул он. Затем он взбодрился и сказал ещё немного. – А чтобы молитва моя была гораздо искренней и горечей, то поставлю я на тебя пять рублей. Да! Точно! Именно пять! Тебя же, мальчишка, явно любит бог, раз ты такой хворый и никак не сдохнешь. – Покивал выбритым лбом розовощёкий священник и, немного застеснявшись, спросил. – Ты же не против, чтоб я на тебя поставил? – Швыркнул мясистым носом розовощёкий, но ответа дожидаться не стал. – Тут и тебе божье сопровождение будет – я же молиться за тебя буду – и мне интерес. А если не сдохнешь, то и вовсе, всем хорошо. Я отобью все свои проигрыши за последние пять лет, а ты…? А ты получишь Источник. Правда, ведь здорово?

– Правда. – Кивнул головой Сантыкар Бокар и пошел домой, чтобы быстро собраться и тут же отправится в поход к Муравейнику. Мудрый совет служителя ему очень понравился.

Но отправился он только на следующее утро. Сильно уж много вещей пришлось собирать в поход: соль, спички, котомку ржаной муки, старенький нож, новенький точильный камень, лепёшку, маленький котелок, тряпку, которую Сантыкар использовал вместо полотенца и старые, с заплаткой на пятке, шерстяные носки. Их, мальчишке, позапрошлой осенью, подарила бабушка Айгуль.

Лист, под номером В-34+.

На воротах, что отделяли заброшенный район Колосок от плантаций и лежащих за ними Диких земель, в тот день дежурил сержант стражи Гавр Юсупов. Гавр был молод, безус, но уже носил сержантскую бляху, чем не безосновательно гордился.

– Этот-то дрищ куда намылился? – Хмыкнул сержант, когда заприметил приближающегося Сантыкар Борга и на его скуластом лице, расцвела ехидная улыбка. – «Видать по ошибке сюда занесло» – Подумал Гавр, продолжая наблюдать за мальчишкой. Пацан был худ, бледен, подволакивал правую ногу, а старая рубаха явно с чужого плеча, болталась на нем так, как болтается старый дырявый сарафан на огородном пугале. За его плечами висел тощий мешок.

– Как зовут? – Гаркнул сержант, как только мальчишка дохромал до ворот.

Парень вздрогнул и, приоткрыв рот, завис, чем приподнял сержанту настроение ещё на пару пунктов.

– Сантыкар Борг. – Отвиснув, прошелестел он и нервно дёрнул плечом.

– Не слышу, кто? – Сержант приложил руку к уху.

– Сантыкар Борг. – Как можно громче прокричал Сантыкар и закашлялся.

Босоногие мальчишки игравшие в пристенок недалеко от ворот, притормозили игру и замерли, уставившись на Сантыкара. Впрочем, разглядывали они его не долго, ничего интересного в нищем голодранце не было.

– И куда же ты парень собрался, если не секрет? – Хмыкнул сержант. – Или ты пришел, чтобы залезть на башню и поглазеть на плантации?

И Гавр махнул рукой в сторону лестницы, что вела на площадку башни. Там, виднелся чан со смолой и мощный стреломет рядом с которым, привалился к опорному столбу напарник сержанта – рядовой Васька Клеть.

– Ваши-то, со школы, обычно на майские приходят и сразу кодлой, а ты один? – Слегка удивившись, прогудел Гавр и, вспомнив, что майские, совсем уже скоро, недовольно фыркнул. – Опять тут всё перевернут, натопчут и будут лазить, куда недозволенно. – И сержант расстроено взмахнул рукой.

Впрочем, он, хоть и изображал крайнюю степень возмущения, но на самом деле, школьные экскурсии Гавру нравились. Они наполняли его однообразные караульные будни весёлым детским смехом и поднимали значимость его же, не сильно престижной службы вверх. Не на много, на чуть-чуть. Но зато вверх.

– Я иду к Муравейнику – Набрав в узкую грудь побольше воздуха, прокричал Сантыкар Борг. Тем самым выдернув сержанта из его воспоминаний.

– Ты? – Неподдельно удивился Юсупов и ошарашено спросил. – И какого ляда ты там забыл?

– Я иду к алтарю, – гордо сообщил Сантыкар и постарался как можно сильней выгнуть грудь дугой. Впрочем, у него это не получилась. Грудь – за долгие годы болезней и печального сидения на завалинке – окончательно вогнулась внутрь и даже закостенела в таком вот, вогнутом, состоянии. Потому, Сантыкар, перестал её мучить и, вяло махнув рукой, объяснил. – Меня розовощёкий служитель туда отправил. Из Храма Воссоединения, что находится на площади Карл Маркса.

В Сабарии в те времена было три Храма Воссоединения, от того уточнение Сантыкара пришлись к месту.

– Они чё там, совсем…? – Возмущенно прошипел Гавр, но вовремя захлопнул рот и аккуратно покосился на караульное помещение, где сейчас спал угрюмый капитан Прохоров. Он был на удивление злобный и драчливый тип. И за такой проступок, как очернение светлоликой церкви, легко мог пробить в грудину. Отметив, что дверь в караулку по-прежнему плотно закрыта, Гавр перевёл взгляд назад, на паренька. – Поди и камень тебе дали…?

И вновь молодой стражник прикусил язык. Мотюкнувшись про себя, он скосил глаза уже в бок, туда, где резались в пристенок мальчишки. Не то, чтобы Гавр боялся этих мелких пацанов. Но и лишний раз открывать рот в их присутствии, считал делом неправильным и даже вредным.

И не зря. Малолетние шпанюки явно не просто так тёрлись рядом с воротами. То в ножечки играют, то в лапту, то в пекаря, но если кто-либо произносил такие триггерные слова как: товар, камень, груз, деньги. Их развесёлые игры, хоть на секунду, но подтормаживали.

Вот и сейчас, погрузившиеся в игру пацаны, вроде и, не обращали внимание, на разговор у ворот, но усыпанное веснушками ухо мальчонки по клички Жгут, как бы само собой, развернулось в их сторону.

– Конечно, камень есть. – Стараясь говорить громко и чётко, сообщил Сантыкар. По какой-то неизвестной причине, он решил, что сержант спрашивает о точильном камне, что находился у него в мешке. (Глупо конечно но, что с него взять-то? Школу парень практически не посещал. А все дети, что не посещают школу вырастают не сильно умными).

Сержант поморщился и вновь взглянул на мальчишек. Те же, как ни в чём не бывало, играли дальше.

– Пойдём в будку, я запишу тебя в книгу и выдам карту. – Вздохнул Гавр и зачем-то добавил. – Владетель приказал всем покидающим город выдавать карту. – И потом добавил ещё. – Всем кто пожелает. – И пояснил – Карта-то дрянная совсем.

Они зашли в будку, где сержант выдал Сантыкару карту, записал его фамилию в книгу и посоветовал тихим шепотом.

– Как только выйдешь за ворота, то чеши во все лопатки. – Неизвестно почему, но сержанту, стало жаль паренька. – Понял?

– Понял. – Кивнул головой Сантыкар. (Хотя сказать, что он действительно что-то понял, было бы неправдой).

Ворота открывать Гавр не стал, а выпустил мальчишку через маленькую дверцу сбоку, проведя его по узкому каменному коридору.

– Удачи тебе парень. – Тихо прошептал сержант. А затем долго смотрел на расхлестанную дорогу. По-которой, неспешно удалялся Сантыкар. Тот, подволакивая правую ногу и регулярно останавливаясь чтобы прокашляться, ковылял сбоку. В это время его обогнала телега, выехавшая из торговой слободки. Возница притормозил и, взбрыкнув бородой, предложил подвести пацана, но тот отказался.

– Да-а. – Грустно протянул сержант. – Чесать во все лопатки – это явно не для тебя.

Наконец, Гавр отвёл взгляд от дороги, вздохнул, прогоняя непонятно откуда взявшуюся (в его-то двадцать три) обволакивающую грусть и вернулся назад, в свою будочку.

И всё пошло по-прежнему: лопоухий бездомный пес по кличке Бобик продолжил валяться в пыли и равнодушно глазеть на закрытые ворота. Злобный капитан Прохоров по-прежнему храпел в караулке. Низкие кучерявые облака по-прежнему, никуда не торопились. А малолетняя шпана, по-прежнему, азартно рубилась в пристенок.

Впрочем, за этот час, произошло два события, которые выбивались из определения – «всё по-прежнему». Первое – из кодлы играющих мальчишек, куда-то пропал рыжий Жгут. И второе – хворый и не слишком умный Сантыкар Борг, отправился к Муравейнику.

Первое событие было незначительно и мало кому в будущем интересно, хотя оно и будет переплетено со вторым. А вот второе.– Да-а! Второе событие войдёт в историю и будет известно потомкам под такими определениями как «Путь Борга» или «Феномен Борга». Можно сказать, что тот тёплый апрельский день – дал начало Великому событию.

Кому-то оно подарит надежду и утешение, а кого-то заставит скрипеть зубами.

Тут, даже, можно вспомнить сочное высказывание летописца Грохотова – Вот идет тот, на ком длань Привратницы и силы её. Тот, кто низринет злых и сребролюбивых, а добрых и праведных возвысит выше городских башен. Имя ему Сантыкар Борг.

Глава 13

У нас со Щепкой был план. Поэтапный, тщательно разработанный и по его безапелляционному утверждению гениальный. Вернее, это у Щепки был план, а у меня был Щепка которому я безоговорочно доверял и по этой самой причине скрупулёзно следовал его гениальному плану.

В результате Щепкиного плана, я должен был получить один из самых сильных Источников в Сабарии, а может и во всём Союзе Независимых Городов и через это, стать самым крутым перцем которого, только можно было себе представить на просторах сибирских равнин. Следом спасти родной Щепкин город Бийск, (есть такая жуткая дыра у самых предгорий Алтая), покрыть себя неувядаемой славой и заработав кучу золотых червонцев взять под крыло наш местный театр (а это уже, мамины фантазии вплетаются).

Где-то в глубине души я, естественно, сомневался в этой моей будущей, героически-легендарной судьбе, мотивируя свой скептицизм, такими неопровержимыми доводами как – «а, схрена-ли это всё именно мне…?» или «а чё, мы самые умные, что ли?». Но ярый фанатизм моего наставника был настолько фундаментален и обстоятелен, что в клочья разносил все мои опасения. При этом вселял в меня такой внушительный пласт непоколебимой уверенности, что он смог подточиться лишь к сегодняшнему утру.

Видимо мой мозг устал быть оптимистом и во время сна, начал потихоньку сбоить, выдавая на гора всякие несуразные ужасы. Где вместо супергеройского Источника, Привратница, выдаёт мне навык чистописания и ехидно улыбаясь отправляет в город, с требованием, закончить школу с золотой медалью.

А на обратном пути меня, то режут бандиты, то жрут монстры, то пеленает лиана, что и вовсе жесть.

Проснувшись весь в поту и со смятой простынью, я кое-как пришёл в себя и пополз к окну, где положив голову на подоконник, принялся интенсивно дышать, вытянув подрагивающие губы навстречу робким лучам солнца. Рваные клочки тумана тихо проплывали мимо моего безумного взора и отправлялись в вечность, позволяя тёплому свету потихоньку занимать их пространство. Свежий утренний ветерок, прорываясь сквозь трещину в раме, трепал мои кудри и я начал медленно приходить в себя.

А потом, хрустальную тишину раннего весеннего утра разрезал звонкий мальчишечий голос.

– Дуда! Грёбанный ты раздолбай. Ты в курсе, что ты проспал?

Резко встрепенувшись, я заполошно взглянул на будильник.

Стрелки показывали без пятнадцати семь. Чёрт. Я действительно проспал. Мы договаривались со Штырём, что он зайдёт ко мне в шесть тридцать и проводит до ворот. И вот на тебе. Я ещё в трусах.

Вчера вечером, я долго перекладывал вещи в новый рюкзак, а потом, когда мать затихла у себя в спальне, прокрался в Щепкин кабинет и вскрыл его сейф. Там находился: бинокль, деньги, куча разных бумаг, а поверх них лежал конверт, адресованный – кому бы вы думали? Точно, мне.

В конверте находился клочок бумаги с короткой надписью. – Бункер № 27. Служебный вход. Сейф охранника.

Странная информация. Запутанная. И самое главное, совершенно непонятно – с какого боку ко мне пришитая?

Вот об этом-то, я вчера ночью и размышлял пытаясь в ней разобраться, а должен был идти спать.

– Дуда!!! Чёрт бы тебя побрал! – Вновь завопил Штырь.

Вскочив, я начал суматошно одеваться. На это, у меня ушло не более пяти минут.

– Привет Нурлан. – Буркнул я, выскочив из подъезда.

– Ни фига ты путешественник? Чуть всё своё путешествие не проспал. – Хмыкнул вместо приветствия он, и тут же предложил. – Давай нож понесу.

Тут надо пояснить, что вчера вечером произошло ещё одно событие. Вчера вечером мой друг Штырь сошёл с ума. Тронулся. Как только увидел мой тесак, так сразу и тронулся. Хотя нет. Сначала он влюбился в него, а уже потом сошёл с ума. А затем, (когда окончательно сбрендил), он всякими, порой бесчестными способами, пытался его у меня выменять.

Как он только не канючил, что только не предлагал мне на обмен. Распотрошил все свои заначки и даже копилку разбил. Но я был твёрд и непоколебим – взирая на его детские потуги с высоты гордого обладателя шедеврального клинка и не менее шедеврального костюма, (чёрт его знает можно так выразиться или нет?).

В конце концов, совершенно обезумев от присутствия столь желанного и столь недоступного предмета в своих руках. Он рубанул им воздух и предложил.

– А давай на Гульку махнёмся?

Гулька – это его младшая сестра (сводная). Совершенно белокурая и крайне курносая девчонка лет тринадцати.

– Да ты парень…? – Я даже дар речи потерял. – Совсем головой тронулся? Дай сюда. – И я выхватил у него нож.

– Ну, а чё? Подрастёт, женишься на ней. Она симпатичная будет… вроде бы. – Он недоумённо пожал плечами. Мол – в чём проблема то?

– Я тебе что варвар-кочевник что ли, жён малолетних покупать? – Фыркнул я.

– Давай понесу – вновь попросил Штырь.

– Он у меня в рюкзаке. За слободу выйдем, там вытащу, ножен то нет. – Обломал я его. – Если хочешь вот, рюкзак можешь понести?

– Рюкзак сам тащи. – Обиженно отказался он.

И стал завистливо рассматривать мой костюм. Хотя вчера вечером, не менее завистливо, его уже рассматривал.

– А это, что? Карман что ли? – Он дёрнул за небольшой кармашек на груди.

– Карман, карман. – Кивнул я. – Пошли, давай. Опаздываем.

– Это не я проспал. – Злорадно напомнил он.

С Кавкой, мы должны были встретиться возле ворот, в семь утра. Потому, я перешёл на лёгкий бег.

Дурной сон и спешка, убили всё настроение.

Тихо посапывая, я бежал по тротуару и лихорадочно пытался понять, чтобы такого приподнять, чтобы его улучшить? Отправляться к Муравейнику в таком вот состояние, это очень опасная затея. Крайне суеверный Щепка никогда бы так не поступил. Но в голову, как назло, ничего путного не приходило.

Они стояли втроём. Здоровенный, с руками оглоблями и мощной грудной клеткой, Калач. Горбатый и даже на фоне своего брата огромный Чудовище. И рядом с ними, хрупкая рыжая девчонка с хитрющим взглядом.

– Здорова напарник! – Радостно крикнул Штырь и хлопнул Чудовище по плечу.

– Здорова Штырь – добродушно прогудел тот и повернулся ко мне. – Здорова Дуда.

– Это что? – Спросил я, сходу, ткнув пальцем в громадный рюкзак, что торчал у него из-за спины.

– Это припасы, мать собрала. – Ответил вместо него Василий. – Брат проводит вас до Полосы. Будет тащить.

– А потом кто будет тащить? – Зло спросил я.

– Она. – И он хмуро кивнул на сестру. Та в ответ сделала губки бантиком и уставилась на беленькое облачко проплывавшее над крышей двухэтажного дома.

– Мы Полосу пройдём завтра к вечеру. И он, что…? – Я вновь показал на рюкзак. – В десять раз уменьшится, что ли…? За неполные двое суток?

Калач промолчал, лишь плечами пожал.

Было заметно, что ему вся эта кутерьма не нравится, а ещё он постоянно бегал глазами, словно что-то выискивая. И это что-то, чует моё сердце, являлось ножом.

Я перевёл взгляд на девчонку. Чёрт. У них же семейка оседлая, от плантаций они откупались железяками, да и в экспедиции не ходили. Ну, за исключением Чудовища, тот-то лазает везде, где хочет. Вот и не соображают, что надо брать, а что нет.

– Одевай – Потребовал я и хмуро уставился на девчонку.

– Он же с нами пойдёт. – Кавка кивнула на горбуна. – Ну и зачем тогда мне надсажаться? Не буду я одевать.

Она удивлённо и слегка раздосадовано посмотрела на меня.

Тут у меня внутри, что-то звонко лопнуло и, мой внутренний голос, решительно произнёс. – «Всё. Нам надоела эта придурашная. Даже за все плюшки мира мы не готовы терпеть это недоразумение. Согласен?». А я подумал немного о другом. Я подумал, что вот она – та самая ситуация где можно хорошенько так, спустить пар.

– Знаешь, что девочка? – Прошипел я. – А иди-ка ты на хрен. И иди туда вместе со своим рюкзаком. И вы двое, тоже, – тут я по очереди ткнул пальцем, сначала в Калача, потом в его горбатого брата – идите на хрен. Как раз поможете ей рюкзак туда тащить. Так и передайте своему отцу, что я вас послал. Наш договор расторгнут. Шмотки верну через неделю. Пошли Штырь.

Тут я развернулся и двинулся в сторону ворот.

Штырь немного задержался и, его круглое лицо, расплылось в радостной улыбке. Любил он такие моменты.

– Звиняй напарник, но ты в пролёте. – Хмыкнул Штырь, обращаясь к Чудовищу, и припустил следом за мной. Сделав пару прыжков, он развернулся и звонко крикнул. – Адьёс неудачники, можете начинать горько плакать и лить горючие слёзы. Сегодня явно не ваш день ушлёпки. Золу, чтоб посыпать свои головы пеплом, берите у тётки Сулико. Она как раз коровьими какашками топит.

И он заржал.

На углу, где улица Юрия Гагарина пересекается с Петухова, нас догнал запыхавшийся Василий.

– Стой Дуда. Да стой тебе говорят.

– Ты, что Калач совсем не русский? – Радостно вклинился Штырь и постарался выпучить свои узкие глаза как можно шире. – Тебе же сказали, иди в задницу. Великий и ужасный Дуда, разгневан на вашу непутёвую семейку.

– Да подожди ты. Остановись на секунду. – Рявкнул Василий, не обращая на него внимания.

Из упрямства, я сделал ещё несколько шагов, затем остановился. Оглянувшись, молча, смотрел как он подходит.

Василий тащил тот самый, под завязку набитый всяким барахлом рюкзак. Отойдя за угол обшарпанного дома, с грязным указателем, который сообщал всем любознательным, что дом пронумерован цифрой семнадцать, он сбросил его на землю.

– Давай так, – он развязал горловину. – Что выкинешь, то выкинешь, остальное в рюкзак, и она наденет его, и потащит туда, куда ты скажешь. Иначе…

Он развернулся и уставился на подбегающую Кавку. Дождавшись, когда они с Чудовищем подошли вплотную, он зло прошипел, не отводя взгляда от сестры.

– А если она ещё хоть раз тебя ослушается, Дуда. – Калач сделал злодейскую паузу и при этом, скорчил не менее злодейскую рожу. – То, блохастая дворняга Матильда, клянусь Марой, в тот же час отправится на живодёрню. Слово даю. Сразу, как только я дойду до дома, так и отправится…. – Калач скрипнул зубами и сквозь них же прошипел. – И даже не думай реветь сестрёнка, сегодня, тебе это не поможет.

И сказал он это так, что Кавка поверила. Она вроде бы дёрнулась, хотела что-то выкрикнуть, но наткнувшись на бешенные глаза брата, замолчала и даже слегка назад отступила. Уткнувшись спиной в бок Чудовища и, почувствовав его поддержку, всё же пискнула.

– Ты не посмеешь.

– О-оо! Ещё как посмею – Прорычал братишка.

Рыжая, открыла было рот, но не найдя подходящих слов захлопнула его.

Что тут сказать? А жизнь-то налаживается. Кавка – скажу так, мне сильно не нравится. Но расставаться из-за неё с потрясающим ножом, мне не нравится ещё больше. Довольно хмыкнув, я нагнулся над её рюкзаком.

«Так. Это, что за дурь? Чёрт, да это же халат! Халат!!! Халат в Диком поле? Это ж надо такое придумать. Так, халат – на фиг. А это, что? Блин, рахат-лукум. На фиг. Хотя нет, его оставим. Обменяем у болотников на зелья. Пшёнка на фиг. Сало оставим. Мясо варёное! Тётка Агафья что, думала у меня ледник в рюкзаке? На фиг… Сладости, сладости, сладости. Ладно, сладости нам пригодятся на обмен».

– Штырь ну-ка давай сюда свой рюкзак. И пока я тут копошусь, пляши. В вашем доме сегодня праздник.

И я перекидал практически всё съестное к нему. Оставил только сладости, сало, да жёсткие ломтики вяленого мяса. Ещё, оставил большую коробку с разнообразными зельями и медицинскими принадлежностями.

Калачу же, я вручил халат, три кофты, зонтик и кучу трусов с бюстгальтерами. Впрочем, сменку Кавки я тоже оставил, целых две штуки. Девочка всё же.

– Сало тоже давай сюда. – Влез жадный Штырь.

Я посмотрел на него удивлённо.

– Ну, а чё? Оно же испортиться. – Я продолжил на него смотреть, и он пожал плечами. – Ну-у, на нет и суда нет. Выкинете, значит, по дороге.

– Отойдём Дуда. – Поигрывая желваками на скулах, прошептал Василий. Его и так, всегда нерадостное лицо, было хмурее тучи.

– Отойдём – кивнул я.

Честно, я думал, что он мне сейчас начнёт высказывать за грабёж, что мы со Штырём учинили прямо на улице. Уж слишком явно он сдерживался и зло вращал глазами, когда мы дербанили Кавкин рюкзак. Но он сказал совсем другое.

– Пообещай мне Дуда, что если решишь продать тесак, то в первую очередь обратишься ко мне? – Слова довались ему с трудом, будто его зубы были склеены между собой стеклянным клеем.

– А с чего ты решил, что я его буду продавать?

– А с того, что ты сейчас совершенно не знаешь, какой навык тебе вручит Привратница.

В его словах присутствовала логика, потому я не стал выпендриваться и просто кивнул.

– Обещаю.

– Тогда это тебе. – Он вытащил уже из своего рюкзака ножны и протянул мне. – Специально под него делал. – И он так тяжело вздохнул, что мне его даже жалко стало. Хотя и не сильно, чуть-чуть.

– Не рановато? – Улыбнулся я. Хоть ножны мне и понравились, но я решил уточнить. Так и сказал ему. – Уточню, Калач. Это твой подгон, никак не отразится на нашем с тобой соглашении. Если ты предложишь за нож мало, я откажусь.

– Если тебя не сожрут монстры и не прихлопнут берсы, то я тебе предложу такое, что ты меня всю оставшуюся жизнь благодарить будешь. Еще и детям своим закажешь.

И он, посмотрев на меня сверху вниз, выпятил грудь.

Неожиданно как. Тут он меня сильно заинтриговал. Но я, на этот его хитренький заход, не повёлся. Оставил на потом.

– Посмотрим, – улыбнулся я и, глянув на солнце, которое своими лучами разогнало все хмурые тучи, тихо прошептал. – Вот теперь и выходить можно.

Возле ворот мы попрощались с Калачом и Штырём.

– Удачи вам. – Буркнул Калач, и коротко взмахнув рукой, двинулся вниз по Петухово.

Штырь, естественно, полез обниматься.

– Удачи братан, не оплошай там. Пусть Привратница, вручит тебе самый лучший Источник и самый лучший навык, какой только у неё есть. Нет. Пусть два вручит. Или три. – Потом, он ещё раз пять пожал мне руку и пару раз стиснул в объятьях. – Помни, что мы тебя ждём. Как придёшь, сразу оформим пати. Мы с Диким и ты. Ещё, Софку твою, в лекари возьмём. И сразу к Пирамидам. Классно же!? Так, что береги себя братан, я буду переживать.

– Задолбал ты Штырь. Расплачься ещё. – Фыркнул я. – Все, двигай давай.

– А удачи пожелать? – Удивился он. – Я же сейчас, прям отсюда, в Храм, к алтарю. – И он, подёргав телом, типа твист танцует, пропел, жутко фальшивя. – Плюшки, плюшки, плюшечки мои, плюшечки родные… позолоченные….

– Удачи. – Улыбнулся я и, развернувшись, направился к воротам. Чудовище и Кавка, с надетым на неё рюкзаком, потопали следом.

– Привет Дуда – Улыбнулся старшина Зазуля. Он по пояс высунулся из небольшого окошечка сторожевой будки. – Никак к Пирамидам собрался?

– К ним. – Кивнул я.

Рассказывать истинную цель своего маршрута считалось дурным тоном. Видимо это повелось с тех тёмных времён, когда грабежи были настолько естественны, что соглядатаи многочисленных банд сидели вон на том пригорке и никого не опасаясь, подбирали себе жертву.

Сам я этого весёлого времени не застал, но кровавых историй, произошедших с теми или иными личностями, наслушался предостаточно.

Щепка рассказывал, что некоторые из бандитов после тех лихих лет, так возвысились, что переехали из леса, прямиком в Красный квартал. Но уточнять, кто эти счастливые, а на сегодняшний момент, презентабельные люди, он не стал. Как всегда пообещал. – Потом. – И махнул рукой.

И вот, где теперь это «Потом»?

– А эти с тобой, что ли? – Спросил старшина. И не удовлетворившись видом из окна, буркнул. – Счас. – Затем, спрятался внутрь и, сделав шаг в бок, вышел через проем, у которого и дверей-то не было.

Чёрт его знает, зачем это будка здесь стоит? Только если от дождя прятаться?

– С тобой говоришь? – Переспросил Зазуля.

Был он невысокий и плюгавенький. Лицо было заострённое как у крысы, губы тонкие, а глаза бусинки постоянно бегали, туда-сюда, туда-сюда. Ощущение складывалось такое, что он в одно место больше двух секунд физически смотреть не мог.

– Со мной, со мной. – Пробурчал я. – Некогда нам, дядь Николай, давай, открывай воротину.

Зазуля мне не нравился – какой-то он был – скользкий что ли? Вертлявый какой-то. Неприятный, в общем, тип. С другой стороны, в страже, что охраняла Северную башню и Казематы, приятных людей сроду не водилось. Не знаю почему – работа вроде не пыльная и сытная к тому же? В общем, парадокс, но служба в страже, у колосковских жителей, всегда считалось делом зазорным. А потому и шли туда, вот такие вот, ущербные, на вроде Зазули.