Текст книги "Дуда. В поисках Щепки (СИ)"

Автор книги: Борис Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

Если войти, в выкрашенные зелёной краской ворота, то сразу упираешься в длинное двухэтажное здание, которое принадлежало семье Харитоновых.

Говорят, что когда-то давно, на заре цивилизации, лет так семьдесят пять назад, этим домом и огромной кузней, расположившейся слева, владело три больших семьи – Харитоновы, Семеновы и Штильцы. Но целая череда загадочных, а порой и мистических обстоятельств, удивительным образом выкосила мужчин из семей Семеновы и Штильцы практически под ноль. Оставив единоличными владельцами огромного, скорее похожего на гостиницу дома, и прилегающей к нему кузни, лишь братьев Харитоновых.

Опираясь на эти события, вредные и падкие да сплетен колосковские бабки, которые и являются наиглавнейшими генераторами районных слухов. Быстро увязали гибель Харитоновских компаньонов и рождение в их семье Чудовища в один большущий клубок. Мотивируя это тем, что Господь наш Вседержитель, он конечно добр и долготерпелив, но злодеев никогда без наказания не оставляет. Помнит тварей.

– Подожди в беседке, я батю кликну. – Прогудел Василий и махнул рукой в сторону широченного сколоченного из цельных струганных досок стола.

Сверху, над столом, возвышалась не менее монументальное перекрытие, собранное по-простому, из распиленных надвое сосновых стволов. Почему это корявое сооружение Калач называет воздушным словом «беседка» для меня осталось загадкой, но разгадывать её, приставая с расспросами к Василию, я не стал.

Через несколько минут, из широких ворот кузни вместе с паром и едким запахом калёного железа вышел Прохор. Выглядел он, как обросшая жирком, но от того ещё более внушительная, копия Василия – грудь, словно бочку в рёбра запихнули, подпаленная лопатообразная борода была густа и грозно топорщилась когда он задирал квадратный подбородок вверху. Чёрные с проседью волосы были спрятаны под брезентовую треуголку, а покатые, литые плечи больше подошли бы какому-нибудь медведю, а не, хоть и огромному, но всё же, человеку. Массивный, в общем, был мужик, весь словно из дерева выструганный.

– Здоров будь Димка – прогудел он.

И так же, как сын, вытерев тряпицей руки, протянул мне правую ладонь. У меня тут же промелькнула мысль, – что если его сейчас вдруг переклинит и он жеманёт мне кисть, то я реально увижу мясной фарш, выдавленный из моей ладони и просочившийся сквозь его заскорузлые пальцы. Но вопреки моим опасением, пожатие, хоть и было твердым, но вполне терпимым.

– Васька? – Бросил он через плечо. – Почему наш гость не потчеванный сидит?

– Уже батя. – крикнул в ответ Калач. – Бабы суетятся.

– Пусть Кавка квасу принесёт. – Так же, не оборачиваясь, прогудел он. И положив руки на стол, посмотрел на меня. – Ну, что Дмитрий как вы там? Мать ревет, небось?

– Ревёт. – Кивнул я.

– Крепись Дмитрий. – Он кивнул лохматой головой. – Я, конечно, не верю, что Щепка помер, сильно уж хитёр, но… – Он нахмурил брови и зачем-то поскрёб чёрными ногтями доску. – Теперь как не крути, а ты за старшего.

– Креплюсь – я кивнул, и чтобы уйти с этой темы, спросил. – Зачем звали дядя Прохор?

– Не спеши Дмитрий, серьёзный разговор он спешки не приемлет. – Прохор оглянулся и трубно гаркнул. – Васька, пошевели там баб.

А я подумал. – «Ого. Серьёзный разговор? Между пятнадцатилетним мной и семидесятилетним Прохором? Интересно-то как».

Первой, в так называемую беседку прибежала Кавка.

Я встречал её в школе. Рыжая худая девчонка, с наглючей усыпанной веснушками мордочкой. Вся из себя правильная и аккуратная. К тому же «заучка», что постоянно тёрлась в обществе Калоши и его лучшего друга, учителя физики, по прозвищу Лупа. Вокруг них, на постоянной основе крутилась стайка ботанов, что поставили своей целью выяснить все тайны вселенной ещё до окончания школы. Так вот, Кавка, была у них вроде заводилы.

Так же она входила в клуб «Изгоев». Состоящий их тех парней и девчонок у которых по каким-то причинам, ещё не был открыт Источник. И мало того, что она в него входила, она там председательствовала. Подвела под нашу ущербность, стройную теорию, завершающуюся парадоксальным выводом, мол, – «Это ещё надо разобраться, кто тут у нас Изгой, а кто Одаренный» – и яро её отстаивала. Призывая всех калек объединиться и выступить против одарённых врагов единым фронтом.

Она и ко мне с этой идеей подкатывала, но я её послал в грубой форме.

И ещё один нюанс, был связан с этой Рыжей. Если бы меня клятвенно не заверили, что она является младшей сестрёнкой Калача и Чудовища, то я в жизни бы в такое не поверил.

Я окинул взглядом, тоненькую как тростиночка, с искристыми, живыми глазами Кавку, затем перевёл его на чернявого, тяжёлого, словно из блоков собранного Прохора, а потом кинул взгляд на притаившегося в тени задания Чудовище. Да-а. Если бы кто, предложил найти в нашем городе три совершенно диаметральные друг другу личности, то и ходить далеко не надо.

Кавка поставив поднос на стол, взяла высокий стеклянный стакан налила в него из кувшина квасу, тёмного, с мелкими пшеничными крупинками, и поставила его передо мной.

– Угощайся Дима, – прошептала, и с какой-то непонятной хитрецой взглянула на меня.

Так же налив квасу отцу, совсем уже было собралась улизнуть, но дядька Прохор, перехватил её и улыбнувшись, приобнял.

– Смотри Димка какая красавица растёт? – Прогудел он.

Его лицо преобразилось. Вот только что, передо мной сидел выструганный из цельного дубового ствола грозный истукан. А вот, раз, и словно лучик солнца засветил у него в сердце, перед тобой добрый лесовичок – боровичок, что подсказывает детишкам, где находятся полянки со сладкой земляникой.

– И матери она помогает, и в школе отличница, и рукодельница кружевница, а поёт как? Эх, Димка, слышал бы ты, как моя кровиночка поёт – Кузнец мечтательно почмокал мясистыми губами.

– Дядь Прохор ты мне её, сватаешь что ли? – Хмыкнул я.

Кавка взглянула на меня удивлённо, вспыхнула, засияла всеми своими веснушками и, вырвавшись из рук отца, убежала.

– Куда? – Удивлённо крякнул кузнец и перевёл взгляд на меня. Расстроено моргнул и вдруг захохотал. И захохотал так, что сложенный из брёвен навес, мелко задрожал. Прохохотавшись, Прохор вздохнул удовлетворённо и спросил. – А, что Димка, аль не хороша тебе невеста?

– Мал я ещё дядя Прохор для таких дел. Боюсь, что жену не смогу обеспечить.

– Знаем мы твоё мал. Слышали. – Кузнец махнул рукой.

Тут набежали тётки и заставили стол разнообразными яствами – по-другому не скажешь. Тут были: грибы в сметане, картошечка – густо посыпанная зелёным укропчиком, сало с розовыми мясными прожилками и воткнутыми в него зубчиками чеснока, куски копчёного леща и аппетитно выглядевшие солёные огурчики, прореженные не менее аппетитно выглядевшими патиссонами. Большая, расписанная затейливыми рисунками чашка с помидорами и перцами возвышалась над всем этим великолепием.

Отдельно стояла щучья икра, а рядом с ней кусок масла, жёлтый с крапинками выступившей росы. Да много чего было, одних сметан, да разного цвета соусов, шесть маленьких чашечек.

Да-а. Штыря бы тут точно Кондратий прихватил. Да и меня, если честно сказать вся эта ситуация начала потихоньку напрягать. Очень надеюсь, что у у этой семейки, нет намерения меня откормить, а потом откормленного и толстого, принести в жертву своему кровожадному кузнечному богу? связав и под заунывные мотивы засунуть в какую ни будь раскалённую печь?

– Кушай Димка кушай. – Приговаривал Прохор и показывая пример закидывал в рот хрустящие огурчики.

Тут подскочила жена Прохора, Агафья. Улыбнулась, заглядывая мне в глаза и, потрепав жёсткой ладошкой по плечу, вздохнула задушевно. Ладная женщина. В свои, – неизвестно сколько там, – она выглядела шикарно. Не сказать, что парни засматриваются, но телом, тётка бодрая была, да и взглядом ясная. Налив с огромной бутыли в две маленькие стопки, она, молча, ушла.

– Не рановато для спиртного? – Я кивнул на серебряные стаканчики.

– Какое тут спиртное? Это же наливка, малиновая, что Агафья делает. В ней спирта как в кефире. – Прохор протянул руку и поднял стакан. – Давай Димка за Щепку – где бы он там не был. В общем, иль земля ему пухом, иль дорога скатертью. Мы пожелаем, а Всевышний, разберётся.

Я пригубил, действительно спиртом и не пахло. А потом я натрескался так, что трудно стало дышать. Наша семья не сказать, что бедствовала, но и разносолов всяких себе не позволяла. Как шутил Щепка. – «Щи да каша радость наша».

Когда женщины всё убрали, а я от обжорства плохо соображал, Прохор перешёл к делу.

– Ты Дмитрий, когда в Муравейник собираешься? – Спросил он, пододвигая ко мне стаканчик с наливкой.

– А с чего ты дядя Прохор решил, что я в Муравейник собираюсь? – Не то, что это великая тайна была, но и в планы свои я никого кроме Штыря не посвящал.

– Ой, Господи. Ты же, Димка, не еврей вроде, чтобы вопросом на вопрос отвечать? – Хмыкнул он. – А откуда я это знаю? Так ничего в этом сложного нет. Два плюс два сложил, вот Муравейник и получился. Для такой математики большого ума не надо.

Я поёрзал на лавке, пытаясь, хоть немного заставить свой мозг, который от обилия сытной пищи впал в анабиоз, поработать.

– Завтра с утра планировал. – Сказал я, и зачем-то отхлебнул наливки. – Если, конечно, со Свистуном договорюсь. Да и так, по мелочам прикупиться надо. Тоже время уйдёт.

– Понятно. – Прохор взмахнул бородой. – Мы с тобой не дети уже, потому, ходить вокруг да около не буду. Задам вопрос прямо. – Доведёшь Кавку до Муравейника? – И не дождавшись моего ответа, продолжил. – А уж я расстараюсь, и со Свистуном вопрос решу, и с мелочами помогу.

Я как услышал эту ахинею, так у меня челюсть отпала. Никак дядька Прохор сбрендил на старость лет?

– Нет. – Твёрдо сказал я. Даже не спрашивая – зачем это ему надо? А главное, зачем это надо, заучке Кавке.

– Я так и знал, что сразу не согласишься. – Вздохнул кузнец и, развернувшись к дому, зычно крикнул. – Васька!

Первой моей мыслью было, что они меня сейчас вдвоем, метелить начнут. Прямо здесь, в этой чудо беседке, как специально построенной под такие вот цели – из всего большого. Сонную апатию, захватившую моё тело, как ветром сдуло. Я подобрался.

Взбодрившиеся мозги тут же начали усиленно работать и слегка поразмышляв, успокоили меня. Дескать – не ссы Дуда, если бы кузнец решил с тобой нехорошо поступить, то явно Ваську бы не стал звать. Вдарил бы своим пудовым кулаком по башке и вошёл бы ты в землю по самые колени, а может и глубже.

Я осторожно выдохнул, но всё ещё с опаской покосился на подбегавшего Василия.

Подошедший Калач держал в руках продолговатый футляр. Был он сделан из тёмного дерева, сверху на крышке, выведена затейливая надпись на непонятном языке, сбоку замочек медный. Поставив его на стол Васька, вопросительно взглянул на отца. Тот, в ответ, кивнул в мою сторону.

Меня эти все шаманские пляски, жуть как заинтриговали. А Васька ещё и жару подбавил – перекосив квадратную рожу, он с явно читавшимся неудовольствием, открыл крышку и повернул футляр ко мне. Отступив на шаг, он словно третьеклашка, посопел обижено, шмыгнул носом, словно собираясь разреветься, а потом молча развернулся и быстро ушел.

– Глянь – хитро стрельнув глазами, предложил дядька Харитон.

Я заглянул в футляр. Там, завернутый в белоснежную тряпицу лежал продолговатый предмет.

– Увидел, что-то интересное, не спеши. – Учил меня Щепка. – Понюхай. Да-да Дуда, именно понюхай. И прекрати, чёрт тебя подери, лыбиться. Осмотри его со всех сторон. Если предмет подозрений не внушает, то кинь в него камушком, тем самым, что мы таскаем в рюкзаках. Не прилетело ничего в ответ? Тогда подбери длинную тростиночку и потыкай его. Если и после этого, тебя никто не сожрал, не окатил кислотой и не плюнул стальной паутиной, то накинь на него бечёвку и попытайся сдёрнуть с места.

Если бы я начал воплощать Щепкины заветы прямо сейчас и прям здесь. То думаю, что неслабо так повеселил бы, дядьку Прохора, да и всё. От того, кидать в обмотанный белой тряпицей предмет камушками я не стал. Правда, всё же понюхал, но неспешно, чтоб сидевший напротив меня кузнец ничего не заподозрил. Пахло деревом, клёном.

Я осторожно достал продолговатый предмет. Ещё не развернул, а у меня под ложечкой уже засвербело. Через ткань прощупывалась твёрдая ручка и толстое широкое лезвие. Нож. Скорее даже тесак, до того был огромен.

Я аккуратно снял тряпицу и взял его в руку. Это был не просто нож, это было произведение искусства. Он был похож на Боло, но с кровотоками и зазубринами для пилки костей. Я приподнял его, взглянул как играют солнечные лучи на его хищных боках и, закусив губу, положил назад в футляр.

– Нет. – Мой голос неожиданно приобрёл несвойственную ему хрипотцу.

– Давай я тебе немного расскажу о нём – усмехнулся кузнец. – Ну, чтобы ты точно знал, от чего отказываешься.

На этот раз я не смог сказать «нет».

– Рукоять углепластик – неспешно начал Прохор. – Шесть лет, назад мне его продал один торговец из Верхнего Катала. Их караван сильно потрепали Вольные Стрелки Гамая и, ему нечем было заплатить за ремонт. За кусок, размером с кирпич, я отдал ему шестьсот рублей и честно скажу, он плакал, когда расставался с ним. С того куска я выкроил три рукояти. Одну вставил в меч, который сейчас известен под именем – Виртуоз. Думаю, ты слышал у кого он находиться? Вторую, вставил в этот самый нож – кузнец кивнул на футляр. – А третью, припрятал в схрон. Думаю, оставить её Ваське. Если совладает с ней, то мастерство разом на три ступени подскочит. Ну как, не передумал ещё?

– Нет, дядя Прохор, нет. – Показалось? Или на самом деле, хрипотцы в моём голосе ощутимо прибавилось.

– Ну, так ты ещё и не дослушал – улыбка кузнеца также прибавилась в размерах. – Лезвие. Для ковки я взял давнюю мою заготовку с плавающей концентрацией углерода. После обработки и переварки добился того, что низко углеродные слои стали превратились в остов, в подложку для заготовки. Они, предали ножу такую запредельную крепость, что на излом тонны три выдержит, может и пять, но за это уже не поручусь. А верхние, мягонькие слои, дали лезвию такую запредельную остроту, что волос на лету режет. Как тебе, Димка, такая сталька, а?

Я молча сглотнул.

– Лезвие длинное – сорок восемь и пять. Идеальная заточка легко обрубит змеевидную лиану и корни засадника, остриё клиновидное, что позволит легко вспороть кожу водяного чёрта. Балансировка смешена немного вперёд, специально для тех ситуаций, когда нужно не резать, а рубить. На левой стороне лезвия нанесена гравировка, заправленная серебром. При должном умении она позволит наложить на клинок два полноценных усиления. – Дядя Прохор, хитро улыбнувшись, откинулся на спинку лавки. Но сразу же встрепенулся. – Да, чуть не забыл. В серебряную крестовину зашито защитное поле, с пятипроцентной вероятностью сработать на опережение. И это, по словам крафтера Сашки Колючки – для сталкера с Источником выше третьего усиления, «реальная бомба», – если ты, конечно, понимаешь, о чем я.

Я понимал.

Первый свой нож я выковал в двенадцать лет. Это происходило в старой заброшенной кузне, что находилась на заимке Пасечника. И все процессы дотошно контролировал Щепка.

Нож вышел простенький, с дрянной балансировкой и незамысловатой деревянной ручкой. Но этот опыт, дал мне понимание того, насколько сложен и кропотлив процесс изготовления хорошего клинка. А ещё он не предсказуем. На любом из бесчисленных этапов изготовления, шедевральный клинок может превратиться в хороший клинок, а возможно и в просто клинок.

А ещё, мои, хоть и невысокие познания в изготовление оружии, позволяли мне понять, что передо мной сейчас лежит шедевр. Такой, которых в нашем городе, хорошо если пару десятков наберётся.

Под ложечкой вновь засвербило. Если я сейчас откажусь от этого ножа, то в ближайшие двадцать лет мне, даже близко такого не увидеть.

– Нет, дядя Прохор. – Засунув руку в волосы я с силой их взъерошил. – Ты же понимаешь, какой это риск? Нет, при всём уважении, но я не могу на такое пойти.

– Это хорошо Димка. Это очень хорошо, что ты не соглашаешься. – Он вновь хмыкнул, а я взглянул на него удивлённо. – Понимаешь Дмитрий, если б ты сразу согласился, то у меня бы возник вопрос. Насколько адекватно ты можешь оценивать сложность ситуации?

– Вот именно дядя Прохор, вот именно. – Вскинулся я. – У меня и, у одного, шансов не так, что сильно много, а вдвоём и вовсе – вероятность дойти, исчезающее мала.

– Мать – Не отворачивая от меня взгляда, зычно крикнул кузнец. – Тащи.

Через минуту в беседку заскочила тётка Агафья. Лицо, её было встревоженно в руках целый тюк одежды.

– Ну-ка Дима встань-ка на секундочку, – попросила она.

Я с тяжёлым вздохом встал. Она, заскочив за спину приложила что-то, сначала к плечам, потом к талии. Я фыркнул.

– Как влитой будет – заверила она.

– Точно? – Прищурил глаз кузнец.

– Точнее не бывает. – Возмущённо ответила тётка Агафья. – Уж поверь, лучшей портнихе этого города.

И она, развернувшись, гордо вскинула голову и величественно удалилась.

– Не интересно, что это? – Кивнув, на оставленные тёткой Агафьей вещи, кузнец ехидно улыбнулся.

– Нет. – Я принципиально старался не смотреть на одёжку.

По любому, какая-то ловушка.

– А я всё равно расскажу. – Хмыкнул он. – Это костюм. Куртка и штаны. Сшиты из кожи Большеголового Броненосца.

И он замолчал, дожидаясь реакции. И он её получил. Мои глаза помимо моей воли потянулись в сторону лавки, где лежал костюм. О вещах из кожи Большеголового Броненосца я только слышал. Так же как слышал сказку о мече кладенце, и парне по имени Илья Муромец, у него ещё ноги в детстве отказали, а потом он выздоровел.

Кузнец же продолжал.

– Всем известно, что в этой замечательной коже и зимой не холодно и летом не жарко, а ещё она очень крепкая. Но не все знают, что если сшить куртку не из молодого животного, а из старого матёрого самца, то она будет не просто крепкая, а настолько, что легко удержат стрелу, пущенную с пятидесяти метров. – Дядька Прохор, словно самому себе, поддакивая, кивнул взлохмаченной головой. – Так вот. Конкретно этот костюмчик, пошит из самого матёрого броненосца, что отлавливали лесовики за последние пять лет. А отлавливали они их, сам знаешь, не так и часто.

Кузнец, отодвинул в сторону футляр с ножом, и положил на его место куртку.

– Гляди Димка, – он любовно расправил складки. – Снизу, перед подложкой, на плечах, локтях, и запястьях, вставлена карбоновая нитка. Стоячий воротник, прошит стальной – а это значит, что твою шею никто не перегрызёт. На груди плетение, на подобие кольчуги, а по позвоночнику идёт пластина, с которой поколдовал еврей Иосиф, ну тот у которого мастерская на Самоварной улице. Получается, что хребтину тебе сломать, так просто уже не получится. Ну как Димка впечатлён?

– Дальше уже и некуда. – Устало вздохнул я.

Понимание того, какую кучу золотых червонцев можно было бы выручить если продать лежащие на столе вещи, эмоционально меня опустошило. Заныли виски, а в затылок, словно иглу раскалённую загнали.

– А ещё есть рюкзак. – Решил добить меня кузнец. И схватив за лямки, вытянул его откуда-то из-за лавки.

– Ладно, дядя Прохор, зови сюда свою драгоценную дочурку. – У меня внутри не зависимо от моего желания, начала закипать злость.

– Кавка! – Рявкнул кузнец. – Ну-ка бегом сюда.

Рыжая, появилась из дома, словно ждала этого окрика. Закинув голову куда-то вверх, она сделала вид, что спешит. Святые Крестоносцы, она ещё и бегать не умеет.

– Стой Кавка, замри – крикнул я.

Девчонка удивлённо на меня взглянула и медленно остановилась. Остановилась как раз над тем местом, где многочисленные телеги так перепахали колею, что превратили её в болото.

– Ложись Кавка – потребовал я. – Падай говорю, прям там где стоишь.

Рыжая, пометалась взглядом с меня на отца да обратно. Затем спросила.

– Ты Дуда, что, совсем головой тронулся? – Произнесла негромко, но столько яда было в её голосе, что любая гадюка позавидовала бы.

– Ну, что дядя Прохор доволен теперь? – Я даже, с каким-то внутреннем удовлетворением, откинулся на спинку лавки. – Меня, Щепка, наверное, полгода учил безоговорочно команды выполнять. Сказали тебе, прыгай, значит прыгай. Сказали, в грязь падай, значит, в грязь падай. Сказали лай как собака, значит, лай как собака.

Я почти дословно передал слова Щепки.

Кузнец лишь сжал-разжал громадный кулак да глухо крякнуть, словно ему кто-то совершенно отчаянный, под дых вдарил.

– И это, дядя Прохор, самые, что ни на есть азы. – Буркнул я. – Дальше только хуже будет.

–Да-а. – Глухо протянул он и вновь крякнул.

– Мне-то что делать? – Возмутилась Кавка, по-прежнему стоявшая столбом посреди двора. – Попрыгать или полаять?

– Иди уж в дом. – Буркнул кузнец. Дочка замешкалась, и он рыкнул. – Иди, говорю.

Её как ветром сдуло.

– Ну, что дядя Прохор? Спасибо за хлеб соль. Пойду я?

– Погодь чуток. – Хмуро попросил он и опустив локти на стол поддался вперёд, сметая бородой крошки со стола. – Что думаешь, я просто так решил любимую дочку до Муравейника отправить? Нет у неё других вариантов. Нет. Хворая она. Белая пелена – слышал о такой заразе

Кузнец замолчал, что-то в голове обдумывая. Я тоже с советами не лез, лишь кивнул коротко.

– Вы вот со Щепкой сами от Привратницы отказались, а нас, святоши забраковали. Говорят, – если Привратница попытается её Источник активизировать и подключить к матрице, то боль будет такой силы, что дочка её просто не выдержит. Или сердце остановится, или мозги на бекрень съедут. А если её без Источника оставить, то Белая Пелена её в три года доконает. – Прохор вздохнул настолько печально, что мне захотелось его пожалеть. Но я вовремя остановился – меня бы кто пожалел. Кузнец продолжил. – Ведьма Клавдия говорит, что один у неё путь. Это пойти к Муравейнику или в Больничку. Там алтари Привратницы гораздо мощнее, а ещё и купели есть. Говорит, что если она в купель заберётся, то запросто становление Источника переживёт. Ну, а если не пойдёт, то и всё…. – Кузнец обречённо взмахнул своей лапищей.

Я поглядел на то место, где минуту назад стояла Кавка. Перевёл взгляд на футляр и лежащий рядом костюм. За такой костюм любой понимающий сталкер душу дьяволу заложит. За нож я и говорить не буду. Сам уже, по-моему – продался, со всеми потрохами. Зло, обозвав себя – меркантильной проституткой, я сквозь зубы прошипел.

– Я-то вам зачем? – И вновь посмотрел на футляр. – За такие вещи, вы с десяток сталкеров наймёте или даже орденских гвардейцев.

– Ты же знаешь Дмитрий, что к дальним алтарям по всем правилам нужно без сопровождения идти. А вы оба без Источников. Вот за паломников и сойдёте. Слышал же про «Путь Борга» не просто так эта легенда из уст в уста передаётся.

– Всё-то ты дядя Прохор просчитал, всё предусмотрел.

Я вновь бросил взгляд на лежачий в футляре нож. Вот честно, мне прям физически послышалось, как он заскулил и попросился ко мне на ручки.

– Люблю её Димка, больше жизни. – Кузнец, словно заговорщик, подался вперёд и жарко зашептал, подталкивая ко мне футляр вместе с курткой. – Всё забери Димка, всё оплачу. Если помрёт дочка, ничего мне уже не понадобится. Не будет мне счастья, не будет мне счастья в этой жизни, ох не будет. На кого, скажи, мне порадоваться-то ? На этих двух дуболомов, что ли?

И он мотнул головой в сторону стоящих, возле входа в кузню, Калача и Чудовища.

– Хорошо дядя Прохор, твоя взяла. – Я встал. Схватил рюкзак и, сам на себя злясь, быстро засунул в него костюм и футляр. – Но ты клятву дашь, что не будешь мстить моей семье, если твою дочь, кто-нибудь сожрёт по дороге. А я, со своей стороны, поклянусь, что сделаю всё, чтобы дотащить её до Муравейника или до Чёртовой больнички, например.

И посмотрев, как чересчур легко кивнул кузнец, добавил.

– На алтаре Мары поклянёмся.

Плечи дядьки Прохора дрогнули, и он поднял ко мне лицо. Удивительно, но я только сейчас отметил, что глаза у него были зелёные-зелёные, как молодой изумруд, такие же как у Кавки.

.