Текст книги "Дуда. В поисках Щепки (СИ)"

Автор книги: Борис Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 16

Проснулся я – сладко выспавшимся, совершенно здоровым, и абсолютно голым, что меня в немалой степени удивило. Откинув, заменявшую одеяло шкуру, я добрался до ведра с водой и выхлебал два ковшика и ещё чуток. Затем ощупал бок, удовлетворённо кивнул, и огляделся. В ведьмином домишке было настолько пустынно, что даже эхо гуляло. Моей одежды так же, нигде видно не было.

Прошлёпав босыми ногами по холодному полу, я вышел на улицу.

У правой стены, на грубо сколоченной лавке, сидела Блоха.

Помощницы, шумно возились в большом сарае, находившемся строго напротив домика. Там, ведьма, пыталась разводить каких-то суперплодовитых уток и прочую экзотическую живность. От них она, наивно требовала – жрать тину, пить болотную воду и убегать от зубастых местных хищников в избытке населявших местную трясину, а взамен, – давать пух, яйца и нежнейшее, «совсем как персик», мясо. Хитрая ведьма! Она хотела воплотить в жизнь, розовую мечту всех на свете стариканов.

– Доброе утро бабуля. – Поздоровался я и поёжился. Ветерок, что налетал с болота, был сырой, промозглый и до костей пронизывающий. – Где вещи-то мои?

– Что внучок…? – Удивлённо прошамкала старуха и, взглянув на меня, заквакала, затряслась худым телом. – Стянула с тебя Аришка штанишки? Эх-хе-хе. Добралась всё ж проказница? Вот ведь шлюхандра неугомонная?

– Похоже, что так и есть. – Пожав плечами, я сбежал с крыльца и уселся рядом с Блохой. Тут ветер не так задувал. Да и выглянувшее из-за горизонта солнце, пробиваясь сквозь небесную хмарь, уже ощутимо припекало.

Старуха, поделившись, накинула мне на плечи шаль. Та была мягкая, словно из пуха связанная, к тому же толстая как одеяло, сразу стало тепло и почему-то уютно.

– Штаны бы мне вернуть. А бабуль? – Вздохнул я.

– Аришка! Шалава ты ненасытная, ну-ка подь сюда. – Зычно крикнула Блоха.

В сарае, на мгновение всё затихло. Затем, дверь со скрипом приоткрылась и оттуда бочком, потупив голову, протиснулась бабкина помощница.

В свете произошедших событий, я попытался рассмотреть её повнимательней. Рассмотрел, ага. Как и все жители болотной деревни, Аришка, была настолько чумаза, что специально будешь в грязи валяться и то, так извазюкаться, у тебя вряд ли получится. Впрочем, сквозь слой грязи, а ещё когда солнце пробивалось сквозь тучи и становилось совсем уж светло, проглядывалось довольно миловидное личико – маленький курносый нос, небольшой чувственный рот с белыми и острыми как у акулы зубами, и довольно красивые глаза. Так же, всё это немытое великолепие было обрамлено всколоченными патлами и одето – в мешковатую рубаху и длинную, ниже колен, юбку. А до кучи, она была худа как гоночный велосипед и бледна как поганка. В общем если взять актрису Невельскую, ударить её лицом о стенку, потом проволочь метров пятьсот по свежевспаханному полю и окунуть в болото, то вы сразу поймете, о чём я говорю.

В прочем, если зайти с другой стороны и её отмыть, приодеть, нанести на лицо с полтонны штукатурки, а в волосы вплести пару голубых лент, то девочка получится, вполне себе ничего.

Но для меня, это было, чисто умозрительные размышления. Моё юное и как говорит моя мама – «не испорченное блядством сердце», уже было занято Софьей. А Софья, по моему глубокому убеждению, являлась самой обалденной девчонкой на сто тысяч километров вокруг, и разменивать её на болотных красоток я не собирался.

– Я одёжку от крови отстирала, – Глядя в землю, пробурчала Аришка. – Она вся в крови была и дырка ещё. Я дырку зашила.

– Ну-ну, – прокаркала ведьма. – Дырку она зашила.

Я удивился. Работать с кожей Большеголового Броненосца это уметь надо. Оно и в городе не каждый кожевник за такое возьмётся, а уж здесь, в глухой деревне, и подавно.

– Ну, так тащи одёжку-то. – Фыркнула старуха и ехидно добавила. – Иль, нравится тебя на моего голого внучка смотреть?

– А может и нравиться. И что? Или вы и смотреть мне запретите? – Неожиданно пискнула Аришка.

И надув губы, уставилась почему-то не на меня, голого, а на ведьму.

– Ух ты ж…! Заломай меня кобыла. – Усмехнулась Блоха. – Посмотрите на неё. Взрослая стала. Бабушке перечить начала. Ещё и зенками бесстыжими зыркает. Страх, да и только. – Старуха горестно вздохнула и неожиданно запричитала. – Молодец, какая, укоротила бабулю. Справилась. Радуйся теперь, бегай по лужам. – Тут она повысила голос. – Только сперва, притащи внучку одёжку, а то не посмотрю, что такая смелая и стегану клюкой чуть пониже спины. С неделю точно на задницу не присядешь.

Аришка вскинула голову, мазнула по мне взглядом, хмыкнула, на короткое мгновение, показав острые зубы, и крутанувшись, убежала.

– Ох! И куда только мир катиться? Что за детишки растут? – Пожаловалась Блоха. – Наглые, дурные, к старшим неуважительные. И вот где, скажи мне Дуда, я должна себе помощников искать? А!? Может Сашку твоего оставить? Будет мне пособничать, наукам алхимическим опять же его обучу. Как думаешь, Дуда, оставить?

– Мать у него сильно шебутная. Без её разрешения никак нельзя его здесь оставлять. Нажалуется внешней страже, те припрутся и штраф с тебя сдерут. Да и Свистун, не факт, что обрадуется. У него и так людей не хватает. А Сашка как-никак маг. Будущий, правда, но маг.

– Вот и я о том. Куда не кинь везде клин. – Горестно вздохнула ведьма. Повздыхав, она отстранилось от меня и критически оглядев, хмыкнула. – Одеться бы тебе надо внучок. А то бубенцы свои застудишь, что делать-то тогда будем? Аришка такого горя точно не переживёт. – Тут старуха начала похихикивать, прикрывая свой глумёж кашлем. – Гляди, а то потопится с горя. Болото-то, вон оно, рядом. Представь, какая ужасная трагедия, тогда разыграется вокруг твоих бубенчиков?

И в ответ на свою же шутку, старуха бросила притворяться чахоточной и закаркала. Прям от души захохотала. Вздрагивала всем своим телом, закидывала седую голову за спину, билась затылком о стену дома, охала натужно. – Ох, мамочки мои непутёвые. – И вновь тряслась.

Забористо, в общем, повеселилась. Хотя, лично я, её шутку не оценил.

Тут пришла Аришка, взглянула на бабку осуждающе, положила рядом со мной стопку одежды и, хитро на меня взглянув, скрылась в сарае.

– Давай внучок, прикрывай свои аппетитные булочки, да торговаться будем. – Сквозь смех проквакала старуха и развеселилась ещё больше.

Пока я одевался, ведьма ещё пару раз уходила в весёлый угар, прерывая свои истерики, то едкими комментариями, то печальными. – Ох, не к добру хохочем.

Наконец успокоившись, решительно выдохнула и предложила.

– Ну, что внучок, торг?

– Торг. – Кивнул я.

Тут как раз появился Чудовище с рюкзаками, а за ним хвостиком притопала Кавка. Глянув на старуху свысока, я демонстративно потёр ладони.

– Ой-ой-ой – прогундосила она. – Ой, боюсь-боюсь.

Поставив напротив ведьмы чурбан, я притащил от сарая такой же и, усевшись напротив, воткнулся в бабку пронзительным взглядом.

– Аришка, внученька, тащи-ка сюда наш сундучок. – Завопила Блоха и кровожадно улыбнулась.

Стремглав, прибежала улыбающаяся «внученька». В руках ящик с медной защёлкой, на лице улыбка, глазёнки блестят. Азарт предстоящего торга, выветрил все обиды на старуху.

– Вот бабушка, – и она грохнула сундук рядом с Блохой.

Из сарая вышла Вяшка и присела на лавку, рядом со старухой.

– Ну. Начнем помаленьку – Прошептала ведьма, и не глядя, засунув туда руку, вытянула из сундука пять синих флаконов.

– Зелье восстановление праны. – Сообщила она. И сообщила так, словно не настойку из ядовитых лягух предлагает, а самое малое, целебный бальзам, из личных запасов Императора Александра Третьего. – Лучшее зелье, что варят на три дня пути. – И она потыкала своим кривым пальцем влево, вправо и два раза вперёд. – Хоть туда пойдёшь, хоть туда, а хочешь и туда, нигде лучше не найдёшь. Рупь пятьдесят копеек за флакончик. Хватай, Дуда, по цене стекла отдаю.

И она, так горестно вздохнула, что я чуть не засмеялся.

– Да ты старая, видать головой совсем тронулась, – и я, как бы в порыве искреннего возмущения, развел руками. – Ты когда затылком о стену билась, ничего там себе не стряхнула? Может, вместо себя Аришку посадишь? Она на вид гораздо более вменяемая.

– Я б посадила, да она, шалава бестолковая, за бесплатно всё отдаст. Лишь бы, кое-кому в штаны руки запустить. – Возмутилась бабка. – А мне о деревне думать надо. Так, что хрен тебе на постном масле.

Я автоматически взглянул на стоящую рядом девушку, та в ответ, посмотрела откровенно вызывающе. Настолько нагло, воткнулась в меня взглядом, что я не смог его выдержать и отвёл глаза.

Чует моё сердце, что весь этот спектакль с постиркой моего костюмчика и внезапным вожделением девушки, был лишь прелюдией к этому торгу.

Бабка ехидно добавила.

– Рупь пятьдесят и ни центом меньше. – И скрестив руки на груди, отвернула сморщенное лицо в сторону болота.

– Пора тебе Блоха съезжать отсюда, не то тина окончательно заселится в твою седую голову и будешь вместо уточек лягушек разводить. – Прошипел я. – Соберись ведьма, и подумай вот о чем – на черта мне твои прановские восстановители если у меня ещё источник не открыт? Тем более за рупь пятьдесят копеек штука? Ладно бы за рупь или хотя бы за рупь десять.

– Откроешь, куда ты денешься? И потому, хрен тебе, во всё твое кривое рыло. – Взъярилась старуха. – Меньше чем за рупь сорок не отдам, хоть режь меня хоть насилуй. Всё равно будет рупь сорок.

– Хорошо, рупь сорок так рупь сорок. – Хмуро согласился я и злодейским голосом, каким разговаривал агент Смит из фильма «Петля времени», добавил. – Сейчас кое-кто, за эти рупь сорок, кровью умоется.

И развязав шнуровку залез в рюкзак к Кавке. Зацепив свёрток с рахат-лукумом, я вытащил его на свет божий и бросил на чурбак, рядом с бабкиными зельями.

– Восточные сладости из кондитерской мадам Сюзанны, что лично печёт пирожное ко двору нашего мудрого Владетеля. – На распев, с мерзкой улыбочкой и похабными причмокиванием, прорекламировал я.

На зрителей моя пантомима вкупе с двухкилограммовым пакетом произвела неизгладимое впечатление.

Блоха, воткнувшись взглядом в сверток, поёжилась и дёрнулась вперёд. Сладости старуха любила безумно, до помутнения рассудка. Вяшка, навалившись на бабку сбоку, что-то жарко зашептала ей в ухо. Видать успокаивала. Аришка присела к ним на лавку и тоже впилась взглядом в свёрток.

– Напомню, что сахар, в две тысячи сто пятидесятом третьем году от рождества Христова, Парижской конвенцией по противодействию наркотикам, был признан веществом, вызывающим стойкую зависимость. А оттого, и цены на него подлетели в три раза. – Продолжая нести чушь, я достал из чехла нож и, развернув сверток, оттяпал небольшой кусочек.

– Что? – Переспросила бабка.

– Да ничего, – я отмахнулся рукой. – Говорю – пробовать будете?

– Конечно, будем! Будем внучок, будем. – Расплылась в улыбке бабуля.

Я даже удивился слегка. Что это её так, от вида рахат-лукума потряхивает? Не ела его, что ли некогда? Впрочем, может и ела да забыла уже? Кто им сюда, на их вонючее болото, рахат-лукум потащит? По всему выходило, что кроме Кавкиной мамки, никому это и в голову не приходило.

– Будем-будем, конечно, будем. – Плотоядно вереща, ведьма потянула свою сморщенную клешню к сладости.

– Эн нет бабуля, только ни тебе. – И схватив чурбан, я отодвинул его подальше от загребущих ведьминых рук. – Боюсь, что у тебя, от неземного блаженства, что заключено в этих маленьких кусочках, окончательно крышу снесёт. С кем я тогда торговаться буду? Ну-ка, Аришка, открывай рот.

И я протянул кусочек девушке. Аришка, встала со скамейки, сделала шажок, изогнулась всем телом вправо, затем повела бёдрами влево, замерла на мгновение и, оттопырив задницу с одновременной демонстрацией сисек, медленно присела перед чурбаком. Открыв ротик, она словно в предвкушении закрыла глаза и поймала губками мои пальцы.

Возможно, в её деревенском представлении, она вела себя весьма эротично и крайне возбуждающе. Чем, подозреваю, хотела ввести в замешательство богатенького городского паренька и сбить цену. Только вот тогда, не надо было открывать так широко рот и показывать свои острые как у пираньи зубы.

Моя буйная фантазия, сыграла с планом местной красавицы злую шутку. Как только её рот сомкнулся на моих пальцах, в моём мозгу сразу нарисовалась пропитанная трешем картинка. Где бритвенной остроты зубы резко смыкаются и начисто срезают мои фаланги, а затем Аришка сглатывает их и они, медленно съезжая по глотке перемещаются в желудок. Я даже головой встряхнул, чтоб прогнать это кошмарное видение.

– М-м-мы, – протянула Аришка. И облизав на прощанье мои пальцы, отстранилась. – Вкусно-то как. Хочу ещё.

Ведьму это заявление чуть до кондрашки не довело.

– Дай внучок, дай скорее я попробую. – Отпихнув Аришку, тянула она свои клешни. Вены на них вздулись, пальца мелко дрожали.

Но я был как скала, как железный дровосек, как танк.

– Даже и не подумаю, – крайне поскудно ухмыльнулся я. – Двадцать бутыльков восстановления и не одним меньше. – Затем, взглянув, на вытянувшееся лицо старухи добавил. – Двадцать – это столько же, сколько у тебя пальцев, на руках и на ногах.

– Да лучше бы ты сдох вчера. – Гаркнула ведьма и вытянула вперёд свои ладошки. – Я же тебя вот этими вот руками выхаживала, можно сказать из могилы вытащила. И вот она, благодарность. Заслужила, бабушка. Получи сполна. Ну-ка давай сюда этот твой трахат-лукум или я за себя не ручаюсь.

Закончился торг, лишь через пару часов. И то только потому, что забоявшись ведьминого инфаркта, я пошёл на поводу у этой престарелой сладкоежки.

Хотя и так, грех жаловаться. Я под чистую сбагрил ведьме все запасы из Кавкиного рюкзака и леденцы из своего, выторговав у старухи практически всё, что она имела на данный момент.

Два десятка зелий восстановления здоровья, два десятка бодрости, тридцать восстановления праны, четыре амулета для очищения воды, у болотников они считаются самыми качественными в Сабарии, и шесть для отпугивания мелких монстров – это если придётся в лесу ночевать. Так же, я вытряс из ведьмы, шесть бутылей первоклассного противоядия, три амулета ложного следа и два на улучшения ночного зрения.

В общем втарился настолько плотно, что мой бокс для хранения зелий был забит под завязку. Чего, надо признаться, не случалось со времени его изготовления.

Попив на дорожку чайку и получив в подарок огромный кусок подкопчённого Боу мы, совсем уж было, собрались выходить, как ко мне подскочила Аришка.

– Это тебе Дуда. – И она протянула мне деревянный кулон на кожаной тесёмочке.

Я взял подарок.

– Ты очень хорошая девчонка Аришка. – Пробурчал я, разглядывая подарок. – Но у меня уже есть девушка.

– Я знаю Дуда, мне бабушка говорила. – Улыбнулась она. – Но это не значит, что я не могу подарить тебе маленький амулет.

– Хорошо. – Я кивнул и добавил. – Спасибо тебе.

– Носи его и он будет тебе помогать. Удачи тебе, Дуда. – Прошептала она и, крутанувшись на пятках, убежала куда-то за дом.

Тут ещё и бабка приковыляла. Вытащив изо рта леденец, прокаркала.

– Щепку увидишь, привет ему передай. – И оскалившись, прошипела. – А ещё передай, что пасынок у него, растёт мерзким, сволочным, и крайне прожжённым торгашом. И хотя он мне всё равно нравится, но с этой его жадностью, надо что-то решать. Так ему и скажи.

И приподнявшись на цыпочках, она похлопала меня по щеке.

– Как я ему передам? – Фыркнул я. – Люди говорят, что он помер.

– Говорят, что некоторые особо ловкие, кур доят, но ты не верь. – Хихикнула старуха и вновь уселась на лавку.

Оставалось надеть рюкзак и помахать Блохе на прощание ручкой.

Но тут, как и всегда, в бочку с мёдом, залетела ложка с дёгтем. Большая такая ложка, с крайне вонючим дёгтем.

Из-за бабкиного сарая вышла троица сталкеров.

– Какие люди и без охраны. – Хихикнул один из них и, окинув нас гнилым взглядом, удивился. – Это, что тут у нас? Детский сад на выезде, что ли?

Был он, невысокий, рыжебородый, с далеко выдающимся вперёд мясистым шнобелем, ещё и пузат до кучи. Естественно, что прозвище он носил, Гном.

Я эту троицу знал. Сталкеры из Вольного Поселения, или как говорят в народе с Берса. Это такое место, куда убегали невезучие граждане нашего города, чтобы спрятаться от правосудия, долгов и кровной мести.

Берс привечал всех, давая призрачную иллюзию защищённости, сытости и свободы. Соответственно и контингент там обитал соответствующий – свободолюбивый, закону непослушный, и от того, вороватый и крайне безалаберный. К тому же, падкий на всякие стремные авантюры типа грабежа и подлых убийств. В общем, те ещё твари, ненавижу их.

Выйдя из-за сарая, они остановились посередине двора.

Тройку сталкеров возглавляла миниатюрная, неимоверно подвижная девушка Айлын по прозвищу Сковородка. Получившая его за то, что имела лицо ничем от этой сковородки не отличавшееся и такую же, не менее плоскую задницу. Злые люди и вовсе, утверждали, что её любвеобильная мамаша по любому приласкала, какого-нибудь заблудившегося, и к тому же самого страшного из хвергов и, добросовестно передала Сковороде его гены. Но мне если честно, было плевать. Видал я, полукровок и пострашней.

– Удачной охоты Айлын. – Буркнул я.

Сковородка была главной в этой тройке.

– И тебе, Дуда, удачной охоты. – Прошипела она.

Сковородка еле заметно растягивала слова и добавляла в них шипящих звуков. Может, специально так делала, чтоб выглядеть более жутковато, а может ей это, от папы хверга досталось?

– Куда путь держишь? – Прошипела Сковородка и мерзко улыбнулась, одновременно выгибая голову на левый бок. Неестественно выгибая, нормальные люди так выгибаться не могут.

Чёртова мутантиха или мутанша, ещё бы знать как правильно?

– Ты, Айлын, дурочку из себя не строй. – Буркнул я. – Так я тебе и сказал куда направляюсь.

– Эй-эй! Ты, щегол, за словами следи. – Влез в разговор третий член берсовского пати. Выхватив из ножен финку, он крутанул ее между пальцев. – А то острый язычок, можно и подрезать, сделав его ещё острей.

Бросив на него хмурый взгляд, я промолчал.

Парня, если не ошибаюсь, звали Сашка Карась. Был он среднего роста, неприметной наружности и с блёклыми, водянистыми глазами.

Щепка говорил – что такие глаза бывают у убийц, насильников и прочих непотребных маньяков. Мол, у тех людей, которых совсем не трогают чужие страдания. Или того краше, они от них кайфуют, получая извращённое, но крайне притягательное удовольствие.

С другой стороны, среди сталкеров таких, каждый первый. Куда не плюнь, то обязательно попадёшь в парня или девушку, которым на твои страданья пописать с высокой башни.

Сам однажды видел как парень по прозвищу Селёдка, валялся у костра и натурально ревел, не в силах переносить жгучую боль. Его ноги были разъедены до костей, да и сами кости были нездорового чёрного цвета. Такое бывает, когда в тебя плюёт ядовитая Семицветка и самое главное попадает. А, сидевшие вокруг костра парни, в это время, задорно наяривали пшённую кашу с салом и ежеминутно просили добавки, совершенно не обращая внимания на вопящего от боли Селёдку.

А глаза у них, между прочим, были самых, что ни на есть, разнообразных оттенков – и сини, и карие, и зелёные, и даже фиолетовые. Потому, классифицировать маньяков и убийц по блёклости глаз, я считаю не правильным методом.

– Да ладно тебе Дуда, – хмыкнула Сковородка. – Будто, это секрет какой-то. – Она сладко потянулась и приветливо кивнула Блохе, мол – «Здравствуйте уважаемая». – И вновь повернулась ко мне. – Поверь Дуда, это уже давно ни для кого не секрет. – Тут она разрезала своё плоское лицо тончайшей улыбкой. – Это секрет этого, как его? На «П» мужик-то был…? Ну…? – И она пощёлкала пальцами, призывая всех присутствующих вспомнить мужика на букву «П».

– Полишинеля. – Вставила умная Кавка.

Я посмотрел на неё осуждающе.

– Во-во, даже мелкая знает, что вы к Муравейник чешете. – Обрадовался Гном. – Так, что скрывать глупо Дуда. Закажь камень? Тебе же по любому, Щепка, какой-нибудь невероятно огромный припас?

И рыжебородый, с надеждой уставился на меня. Дурной какой-то. Он что, действительно думал, что я показал бы ему камень, даже если бы он у меня был? Вот ведь святая простота. Я непроизвольно улыбнулся.

– Конечно, покажу. – Я даже сделал шаг навстречу рыжебородому, чтоб он ничего не пропустил. – Бастион, под номером двадцать семь знаешь? Отсюда недалеко. Спустишься на минус третий этаж, там, в конце коридора он и лежит, смотри хоть засмотрись. Очки побольше возьми.

– Это как я понимаю, то самое место, где отбросил копыта Щепка. – Процедил Гном.

– Не отбросил копыто, а умер. – В ответ процедил я, не смог удержаться. – Прояви уважения Гном. Я помню, когда Щепка был жив, уважение дуром пёрло из всех твоих щелей.

– Так это, когда он был жив. – Усмехнулся он. – А сейчас как я понимаю, его сожрал Солнечный Тролль? Или не сожрал?

– А ты сходи и проверь? – Предложил я.

– Лезть в двадцать седьмой бастион слабой тройкой? Спасибо, дураков нет. – Хихикнул рыжебородый. – На это только Щепка мог решиться.

– Вот и я думаю. Смелость у вас только перед малолетками ножичком крутить.

Вот честно, не знаю, зачем я это сказал. Тот же Щепка, не раз и не два напоминал мне, что глупо дразнить гиен, особенно когда они в стае. Но я не смог удержаться. Уж, через чур сильно, меня поразила метаморфоза, которая произошла с этими шакалами после его смерти. Я же помню, как они себя вели, когда он был жив.

– Да ты малец, совсем тяжелый. – Рыкнул Карась и двинулся ко мне. – Не научили тебя родители за словами следить, так я быстро это исправлю.

И финка, словно живая, заметалась у него в руке.

– Ну-ка. – Рыкнула Блоха. И откликом на её рык, со стороны болот, повеяло такой жутью, что замерли все присутствующие. По-моему, даже ветерок, что трепал всклоченные волосы Кавки, тоже притих. – Ну-ка Сковородка, уйми свою шавку. Или я тебе быстро напомню, чем питаются мои милые уточки?

– Уймись Карась, не то я тебя сейчас сама уйму. – Одними губами прошептала Сковородка. Сама же она, превратившись в каменную статую, не отрывала взгляда от ведьмы.

– Вот и хорошо. – Кивнула Блоха и лизнула зажатый в руке леденец. Затем взглянула на меня. – Ты-то, что замер, внучок? Ты же вроде собирался куда-то? Ну, так вот и ступай. Ступай. – И она взмахнула рукой. Той, в которой не было леденца.

И мы, подхватив рюкзаки, двинулись к выходу из деревни.

Мы уже вышли из ограды, когда меня вновь окликнули.

– Дуда! – Из шалаша, где вчера нёс службу Бока, вылез Сашка Костыль.

Я остановился и обернулся к нему. У него на глазу, а ещё через всё лицо, закрывая шрам которым я его наградил, был наложен пластырь, что старуха варит из болотной тины. Неприятное зрелище.

– Я это…, сказать хотел. – И он замолчал, разглядывая носок своего сапога.

– Так говори.

– Ты мне не друг, Дуда, и скорее всего другом никогда не будешь. – И Сашка покивал, словно убеждая самого себя.

– Согласен. – Я тоже кивнул.

– Но ты взял меня сюда. – И он мотнул рукой, охватывая ограду деревни. – И старуха пообещала, что спасёт мой глаз. Для меня это очень важно.

– Мы торопимся Костыль. Так что давай без лирики. – Предложил я.

– Так вот, как бы в знак признательности. – И он вновь замолчал, что уже начало слегка раздражать. – Чертополоху заплатили. Ну, чтоб мы тебя того…, порезали.

Как лайтово он выразился – «порезали». Меня слегка передёрнуло. Мог бы и прямо сказать, «убили и закопали», там же под берёзками.

– Кто? – спросил я.

– Я не знаю, Дуда. – Прошептал он. – Честно не знаю. Чертополох никому не говорил. Сказал только, что по два рубля на каждого выйдет.

– Хорошо Костыль. – Процедил я. – Я запомню этот твой поступок.

Сашка лишь взмахнул рукой и, не прощаясь, молча, пошёл назад, к шалашу.

Я последний раз окинул взглядом деревню и двинулся вслед за ушедшим вперёд Чудовищем.

– Всё хорошо? – Спросила поджидавшая меня Кавка.

– В жизни вообще очень мало хорошего. – Пробурчал я. – А конкретно в нашем случае, всё ещё хуже, чем в жизни.