Текст книги "Финикс. Трасса смерти"

Автор книги: Боб Джадд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

Глава 15

Я падаю назад. Что за собака, откуда?

Могу поклясться, что я видел, должен был видеть, длинную узкую оскаленную морду, розовые и черные десны и влажные зубы в широко раскрытой пасти. Собака была в ярости. И целилась прямо в горло.

Думай, времени полно. Потянувшись к плечу Алистера, сначала промахнулся, а потом в падении назад успел вцепиться пальцами в его рубашку. Рев машины «далара», которой правил Милезе, был все ближе, когда Алистер начал тоже падать назад и медленно поворачивать голову ко мне, ноги его стали подгибаться под моим весом, а рубашка – рваться в моих руках. Так же было и с Филом. Так же неожиданно, так же в падении с выражением испуга на лице. Как же они могли быть столь тупыми? Ведь это надо – повторить тот же трюк. На этот раз со мной, но в том же самом виде. Руки Алистера вытянуты, он ими машет вверх и вниз, как заводная игрушка. Голова его отворачивается от меня. В сторону Джереми. Который на него не смотрит и пытается отбросить руку Алистера. Джереми совершенно не готов удержать на себе вес тела Алистера, а потом и моего, это заставляет его резко отступить назад, а потом сделать еще один шаг туда в пустоту. В удивлении Джереми раскрывает рот, его позолоченные, в круглой тонкой оправе очки слетают с носа. А надувшийся желтый полихлорвиниловый макинтош, взмыв в синее небо, опускается вниз, становясь все больше в размерах, когда я начинаю ощущать горячее дыхание машины, пролетающей где-то подо мной, толчок, а затем – пустота, и шум, и запах масла, выхлопных газов, горячей резины и удар затылком о покрытие, и в этот же момент плечо Алистера опускается на мое плечо и мягко падает Джереми.

– Форрест! – доносится откуда-то издалека. Форрест? Да ведь это мое имя!

– ФОРРЕСТ! – Я не хочу просыпаться, хочу по-прежнему оставаться в этом теплом сне, в котором я беспрерывно падаю. Я открыл один глаз, и большая неясная голова склонилась надо мной.

– Кажется, он меня слышит. Форрест!

– Прошу вас, – произнес другой голос, – его нельзя трогать!

– Все в порядке, – сказал я, открыв глаза и увидев над собой лицо с падающими короткими коричневыми волосами, симпатичным ртом в губной помаде. – Привет, Сьюзен!

Вот ее лицо оказалось в фокусе, а за ним открылся бледно-зеленый потолок. И тут же – раскалывающая голову боль. Я снова прикрыл глаза.

– Очнись, Форрест!

– Может, вам зайти позже? – произнес голос за ее спиной.

– Уже поздно. ФОРРЕСТ!

Я вновь открываю глаза:

– Я отдыхаю!

– У Алистера вывихнуто плечо. У Джереми сломан нос, и я хочу знать, что произошло?

– Я в полном порядке. Спасибо, что спросила!

– Я знаю твое состояние. Я смотрела рентгеновский снимок.

– И что случилось?

– Ты разбился, Форрест. Без машины. Трудно поверить, но и Алистер и Джереми говорят, что ты откинулся назад, упал со стены ограждения и потянул их за собой. И все это они заявляют единодушно. Но, полагаю, об этом надо спросить и тебя.

– Поскольку ты что-то подозреваешь?

– Да, есть у меня такая мысль.

– Ты же ничего не видела!

– Естественно, не видела. Я была дома, играла роль мамочки. Считала, что все дети при мне.

– Ты же слышала, что я упал, – сказал я, чувствуя невыносимую тяжесть и усталость. Мои веки стали свинцовыми.

– Да, я слышала, что мой гонщик, падая, прихватил с собой со стенки половину моей команды.

– Который час?

– Начало седьмого. Тебе что-нибудь нужно?

– Вечера?

Она утвердительно кивнула:

– День тот же.

– Мне надо переговорить с Алистером. Что говорят врачи?

– Они заявляют, что мне надо поискать гонщика, который может передвигаться по ограждению выездной дорожки, не падая со стенки.

– Как ты думаешь, что произошло, Сьюзен?

– Я ничего не думаю. Конечно, меня там не было, когда это случилось. Понятия не имею. Но не думаю, что это могло быть то же самое, что и с Филом. Какой бы чертовщиной «оно» ни оказалось. Не хочу даже думать об этом. Доктора говорят, тебя можно будет выписать завтра утром. Они считают, что у тебя легкое сотрясение, но ночь ты проведешь здесь под наблюдением. Что же произошло, Форрест? – Ее испуганные карие глаза были широко раскрыты.

– Не могу точно сказать. Мне надо поговорить с Алистером.

– Он уже ушел домой. Несколько часов назад. Тебе надо немного отдохнуть, а я поеду домой и покормлю своих маленьких монстров.

– Приласкай их за меня.

– А это тебе. – Она низко склонилась, вся пахнущая духами и лавандовым мылом, ласково взяла мою голову в руки и поцеловала. Слегка. И недолго. В губы. – Я рада, что с тобой все в порядке, – прошептала мне на ухо. – Расскажешь все утром. – Она снова поднялась. Ну точно мамочка, укладывающая ребенка в кровать. Склонилась ко мне. Глаза мои закрылись, на губах был привкус губной помады.

– Осторожно веди машину, – попросил я.

– Осторожно ковыляй, – ответила она.

Глава 16

Сестра Кэролайн подняла спинку моей кровати так, что я мог одним глазом наблюдать, как под клеенкой проступают мои яйца. Я уронил вилку на этот неровный желтый холмик, и она подпрыгнула. Интересно!

Желтая жидкость в пластиковой чашке отдавала жестью. А кофе в полистироловой посуде имел привкус газетной бумаги. Прелестно!

Сестра Кэролайн была достаточно высокого роста, чтобы достать до верха моей кровати. У нее было симпатичное округлое лицо, длинные волосы и сильные плечи, которыми приходилось упираться в спинки кроватей до двухсот раз за день. Она все еще стояла передо мной с выжидательным выражением лица. Затем протянула телеграмму.

– Кто-то вас любит, – прокомментировала она этот факт.

Я взял телеграмму, а она одарила меня улыбкой типа «очень жаль, что тебе придется умереть». И помахала рукой на прощанье.

Ну что ж, подумал я, от какого-нибудь фаната. О, смотри-ка, да это прямиком из «Токио Телеграф энд Радио». В ней говорилось:

«Форрест. Естественно, я разочарован твоим выступлением, особенно твоими результатами по заездам. Ты хотел прямого контроля над командой, и ты его получил. Если машина не тянет, за это отвечаешь ты. Твои результаты ниже средних, а Рассела – ненамного лучше, и вся ответственность за машины и за него тоже лежит на тебе. Не может быть никаких оправданий, и мне не нужны комедии. „ЭФОГК“ – это прорыв стандартов группы „Эмрон“ в двадцать первый век. Позвони мне.

Необходимо обсудить пути роста конкурентоспособности команды.

Выздоравливай.

Сэм».

Телеграмма от Нотона позволила мне понять, почему повсеместно так ненавидят тех, кто осуществляет руководство в глобальном масштабе. За то, что этот «глас свыше» уверен в своей непогрешимости и ожидает, что ему будут внимать и следовать. Его шансы, что я позволю ему сесть мне на шею, были близки к нулю. Насчет ответственности он был прав. Ответственность за управление командой лежала на мне. Я этого и просил. Но когда что-то непонятное происходит с моей машиной и когда что-то непонятное толкает меня под колеса гоночного автомобиля, это уже выходит за пределы моих полномочий и возможностей. Но вовсе необязательно, что выходит и за пределы его возможностей.

– Надеюсь, хорошие новости? – У ног моей кровати стоял подросток со стетоскопом вокруг шеи. – Я – доктор Меннинг, мистер Эверс. Как вы себя сегодня чувствуете?

– Болей нет, страданий нет, чувствую себя прекрасно. Не знал, что доктора до сих пор носят стетоскопы.

– Не будем затевать разговор об оснащении этой больницы. Вас это не касается. Рад слышать, что вы хорошо себя чувствуете. Вы скоро встанете на ноги. Не удивлюсь, если узнаю, что у вас голова почти не будет болеть.

– Мы, гонщики, славимся тем, что быстро поправляемся, – ответил я. – И еще своим остроумием.

– А еще и крепкими черепами, если судить по вашему. – Он обмотал мою руку черной тряпкой, накачал в нее воздух и стал прикладывать к ней то тут, то там свой холодный стетоскоп. – Да, вы здорово треснулись, но не думаю, чтобы у вас были серьезные повреждения. Временами вы можете испытывать приступы тошноты. И возможно, легкую головную боль. Если какой-нибудь из этих симптомов проявится в течение ближайших двух дней, позвоните нам. – Он сложил свою черную тряпку, заглянул внутрь бумажной папки, а потом вновь взглянул на меня воспаленными от бессонницы глазами. – Ваша одежда будет в шкафчике. Отдыхайте, не спешите. Но знайте, что нам эта кровать понадобится в девять утра. Боюсь, что у вашего соседа – серьезное ранение.

Он прошел за штору, отгораживающую кровать, чтобы осмотреть моего соседа по палате. Мужчину, которого я не видел в глаза и который непрерывно стонал.

Часы на стене показывали 6.38. Я спустил ноги с кровати, и голова тут же пошла кругом. С огромной осторожностью я перенес одну ногу, а потом другую снова на кровать, лег на подушку и на мгновение закрыл глаза.

– Мистер Эверс! – Я смог только на четверть приподнять веки, надеясь, что, кто бы это ни был, не заметит моей слабости. Какой-то мальчишка. – Говорят, что им нужна ваша кровать. Уже 9.30.

Мне удается открыть глаза наполовину. Он не уходит, он по-прежнему рядом с кроватью. И это вовсе не ребенок. Это взрослый мужчина, одетый как студент академии изящных искусств.

– Доброе утро, мистер Эверс! Я – Майк Кулер из «Норт-хэмптон эдл». – У него была манера северян говорить вопросительным тоном. Он протянул руку, ожидая рукопожатия.

– И вам хочется разузнать об этом инциденте со мной? – спросил я, невольно подражая его манере разговаривать. Это был бледный и высокий человек с короткими темными курчавыми волосами, синими глазами и серебряными браслетами на руке, которые вопреки моему ожиданию не соскользнули при рукопожатии. К одному из них был прикреплен магнитофон.

– А что интересного в вашем инциденте? – сказал он. – Ну, пьянчужка шлепнулся на спину. Неужели вы думаете, что такой материал годится для первой страницы? А вот что я действительно хотел бы знать, так это – что из себя представляет Вирджиния?

– Она – коротышка.

– Продолжайте, возможно, вам удастся подкинуть лакомый кусочек для наших читателей.

– Она – из средних миллиардерш. Короткая, ну совсем как наша нынешняя королева. Подайте мне рубашку.

– Это жадная маленькая крашеная блондиночка, бесстыдная, готовая мастурбировать при всем честном народе. Как ты себя чувствуешь, форрест? – приветливо спросила Сьюзен. – И почему надеваешь рубашку наизнанку?

Сьюзен выпроводила репортера с обещанием пригласить его на обед и показать гаражи местной команды «Формулы-1».

– На следующей неделе. Позвоните мне, – крикнула она ему вслед. На ней была одна из белых рубах Фила и замшевый жакет цвета какао, короткая складчатая зеленая юбка и босоножки. Каштановые волосы были стянуты золотистым ободком. Ни дать ни взять деревенская девчонка. – Давай одевайся, – произнесла она.

– Чего это все сегодня утром так спешат?

– Ты же говорил, что хочешь увидеть Алистера. Я звонила ему, и он сказал, что будет дома только до обеда. Ему надо сделать рентген плеча, того, что вывихнуто. Я пригнала твою машину.

– Ты поедешь назад в Пьюри-Энд?

– Ты поедешь со мной.

Мы отправились по пересеченной местности в сторону Кембриджа через небольшие поселки типа Блитсо, Турлей и Степло. Все, что я успевал разглядеть, – это смутные очертания коробок из красного кирпича или наполовину бревенчатых с окнами, да еще соломенные крыши.

– Эта дорога намного живописнее, чем А-45, – сказала Сьюзен. – Да еще и более короткая. – Она вела машину с непринужденной и действующей на нервы уверенностью женщины, которая выросла, носясь взад-вперед по этим кротовым ходам, которые в Англии почему-то именуют «сельскими улицами», врываясь в узенькие, три метра шириной, переулки на скорости 60 миль в час, с изгородями по обеим сторонам, закрывающими солнце, выскакивая без особых на то причин за обочины шоссе, пережидая, пока некий Найджел Мэнселл, мчащийся навстречу со скоростью 60 миль в час, не помашет приветственно рукой. Что бы ни собирались женщины сельской Британии сделать в течение дня, они непременно будут делать это в страшной спешке.

– Ты не должна была приезжать, – заметил я, когда она откинулась назад, а «воксход» взревел изо всех своих сил. Есть что-то сексуально притягательное в женских ножках, когда они нажимают на педали, а у Сьюзен – очень симпатичные ножки, загорелые и гладкие, с хорошо развитыми мышцами, и мне уже пора, видимо, определиться в личной жизни, пока я не начал хватать женщин на улицах. Или, по крайней мере, когда они ведут машину.

– Я ничего не д-о-л-ж-н-а. А ты, с другой стороны, ничего не м-о-ж-е-шь. Доктор сказал, что тебе нельзя водить машину, смотреть телевизор или ходить в кино в течение двух дней. Кроме того, я хочу знать, что ты затеваешь на пару с Алистером.

– Ничего, если мы куда-нибудь врежемся.

– Ты иногда бываешь таким занудой, Форрест! Мы из-за тебя проехали лишнюю милю. Я же могу проехать по этой дороге с завязанными глазами. Ладно, глазей на мои ноги, если боишься смотреть на дорогу.

– Сегодня утром ты что-то раздраженная.

– Наоборот, по сравнению с тем, какая я бываю по утрам последние несколько недель, сегодня я еще конфетка! Впереди однорядный мост!

– Держись!

Дом Алистера представлял собой последнее достижение аэродинамики XVIII века: низкая соломенная крыша, чуть пониже макушки зеленого поля, а внутри него – полы из широких досок, каменные камины, настолько большие, что в них можно было вполне зажарить и быка, и голые потолочные балки. На меня произвела впечатление прочность одной из балок, проходящих над кухней; ударившись об нее лбом, я мгновенно понял, почему Алистер ходит постоянно сутулясь. Привычка, чтобы дома не выбить мозги.

Алистер протянул для пожатия левую руку, говоря при этом:

– Осторожнее с балками! – С рукой на перевязи он выглядел еще более сутулым, чем обычно.

– Извини, – сказал я. – Больно?

– Да, – ответил он своим заупокойным голосом. – Больше, чем можно выразить словами. Привет, Сьюзен!

Сьюзен осторожно обняла его и поцеловала в щеку, привстав на цыпочки.

– Разве тебе не дают болеутоляющего, дорогой? Ну, дарвон или что-нибудь в этом роде? – спросила она.

– Он не верит в лекарства, которые притупляют мозг. – В комнате возникла электрическая коляска с сидящей в ней маленькой фигуркой. Широко открытые черные глаза окинули нас пытливым взглядом. Когда она въехала в прямоугольник света, проникавшего сквозь кухонное окно, то оказалась очень молодой, лет девятнадцати – двадцати особой, на лице играла довольная улыбка. – Этот болван просил мескалина, но они прикинулись, что никогда о подобном и не слыхали. Привет тебе! – обратилась она к Сьюзен, затем оставила панельку дистанционного управления, которую держала в длинных тонких пальцах, и протянула руку мне. – Привет, меня зовут Мерри. Вернее, то, что от нее осталось, если вы не против такой жуткой шутки. Я много слышала о вас, Эверс. И должна сказать, что не думаю, что с вами поступили честно.

Мы пожали друг другу руки, и Алистер сказал:

– Это Мерри – моя жена и совладелец «Софт эйр». Ты не хочешь рассказать о том, что с тобой случилось, дорогая?

– Боже, конечно нет! Он иногда такой глупый, – сообщила нам Мерри, как будто бы Алистера здесь не было. – Мы попали в автомобильную аварию буквально перед свадьбой, и он считает, что каждый, с кем мы ни встретимся, горит желанием узнать подробности о том, как мы летели бок о бок по воздуху. Это было исключительно приятно. Слушайте, я знаю, почему вы оказались здесь, и не хочу вам мешать, потому что скоро надоем. А поэтому с вашего разрешения я займусь теми немногими вещами, за которые я редко берусь, например, приготовить чай и печенье для вас? Приятно познакомиться! О, Алистер, перед тем, как уйдешь, не положишь ли ты вниз диджестивы [18]?

Мерри выполнила пируэт своей коляской, четко вырулила к уэльскому буфету и мягко притормозила. Ее движения, которыми она управляла коляской, были точными и элегантными, возможно, отражая изящество, которое было ей присуще до аварии. Подъехав, она достала из-за него длинный полированный алюминиевый шест с щипцами на конце, наподобие тех, которыми пользуются продавцы в гастрономах, чтобы достать коробки или банки с высоких полок. Должно быть, Алистер сам смастерил его. Она подняла шест вверх, проводя щипцами по верху шкафа, в тщетной попытке достать что-то.

– Я положила их наверх, чтобы он не сожрал все сразу, а сейчас я их, проклятых, не могу достать! – пожаловалась она.

Алистер сморщился, когда протянул свою здоровую руку и нашел печенье на шкафу. Перед тем как отдать пачку Мерри, угостился сам и, громко чавкая, повел нас из кухни.

– Обычно она любит рассказывать гостям об этом кровопролитии в деталях, – начал он. – И это ей доставляет какое-то странное удовольствие. Но в остальном она вполне нормальна.

– Могу ли я чем-то помочь? – спросил я, кивнув в сторону его повязки.

– Наверняка! Прежде всего, сбрось с себя эту печаль, приятель! Словно ты смотришь в лупу. Думаешь, я бы поступил с тобой иначе, если бы летел вверх тормашками под колеса «минарди»? Ладно бы «феррари» – это еще куда ни шло! – Словно это чуть ли не честь – попасть под колеса «феррари»! – Но под «минарди»! Она столь же быстра, как и коляска Мерри! Впрочем, – он запнулся на момент, – коляска, правда, не столь уж и тихоходная. Под гору она дает до пятидесяти. На ней я установил шесть двенадцативольтовых автомобильных аккумуляторов и авиационный стартер для мощности. Возможно, это единственная в Британии инвалидная коляска с привязными ремнями, хотя Мерри никогда их не пристегивает. А надо бы, потому что до деревни вниз по склону все-таки две мили.

– Ты ее сконструировал сам? – спросил я.

– Все – мое до винтика. Сейчас я работаю над другой моделью с подвеской, настоящим управлением и верхом, чтобы укрываться от дождя, так что Мерри сможет отправляться в город даже при плохой погоде. – Он провел нас через дом в заднюю комнату, где в оранжерее расположилась его мастерская. – Добро пожаловать, – пригласил он нас широким жестом руки, – в «детскую».

Это была большая, просторная оранжерея. Через открытые стеклянные рамы наверху проникал летний воздух. Птицы и реактивные истребители, бабочки, пассажирские авиалайнеры, бипланы, стрекозы и разные крылья, подвешенные к потолку, спокойно покачивались под легкими дуновениями ветерка вместе с машинами «Формулы-1», океанскими гоночными судами и парящими абстрактными формами, назначение которых было трудно определить. Каждая модель была великолепно отделана и ярко раскрашена. Вдоль одной стеклянной стены располагались несколько дисплеев, а посредине стоял большой чертежный стол. В дальнем углу возле другой прозрачной стеклянной стены с небом на заднем плане на высоте человеческих глаз висела модель самолета братьев Райт. Мое искусство, если можно так выразиться, – в летящих мгновениях. Найти дополнительную тысячную долю секунды, или, если повезет, сотую там, где еще никому не удавалось. А потом она пролетела, исчезла. Поэтому я всегда восхищался чьим-то умением создать нечто материальное, что может висеть на нитке или на стене. Механики – это настоящие художники, если это даже просто впускной трубопровод.

– Я сделал этот антиквариат, когда мне было двенадцать лет, – сказал он мне, подведя Сьюзен под руку, чтобы поближе рассмотреть эти хруцкие конструкции. Я построил пару моделей по чертежам Леонардо да Винчи и сначала хотел было приступить к работающим моделям, чтобы можно было сесть и полететь. Но камнем преткновения оказались двигатели. В оригиналах применялся старый хлам, который я не смог скопировать. Я мог бы установить на ней двигатель от «фольксвагена», но это было бы ошибкой, да и где найдешь хороший «ФВ» за пятнадцать фунтов, которыми я тогда располагал? Поэтому я принялся за обычные модели. Большинство из них – проекты, над которыми я работал в разные периоды. Разумеется, кроме птиц и жуков.

– «Летают только ангелы и Бог». – Сьюзен прочла вслух надпись на табличке на одной из моделей. – Откуда ты это выкопал?

– Это сказал епископ Милтон Райт в 1903 году. И сказал это как раз перед тем, как его сыновья покинули дом и отправились учиться летать. – Он ласково обнял Сьюзен за плечи здоровой рукой и повернулся ко мне. – Как ты себя чувствуешь, Форрест? Надеюсь, не так плохо, как выглядишь? Никаких побочных эффектов, как, например, утрата чувства юмора?

– Пока никаких. Мне не полагается смотреть ТВ или водить машину в течение двух дней. Полагаю, это я вынесу. Единственная серьезная боль – сидеть в кресле рядом с Сьюзен, когда она ведет машину. Почему-то не горю желанием умереть молодым.

– А брось ты, Форрест! Мы не вылезали с третьей.

– Сьюзен переключается на третью при восьмидесяти пяти милях в час, – пояснил я. Сьюзен мило улыбнулась Алистеру.

– Да я знаю, – сказал тот, обнимая Сьюзен. – Я знаю…

Он подошел к компьютеру, включил его и сел перед ним.

Экран засветился синим, красным и зеленым.

– В будущем не надо будет путешествовать по дорогам, Форрест, и все эти штуки, – он махнул рукой в сторону своих моделей, – станут ненужными. Это звучит странно, но мы недалеки от того дня, когда за рулем окажется компьютер. Это более экономно и несколько безопаснее.

– Можно даже будет сексом заниматься через компьютер, – сказала мне Сьюзен, оглянувшись через плечо. – Так будет намного безопаснее.

– Я бы не против, – вставил Алистер.

– А как насчет бешеных собак? – спросил я. – Они тоже будут безопаснее?

Алистер перевел взгляд на меня:

– Какие бешеные собаки?

– Помнишь, что случилось, когда убили Фила?

– Да, я видел, как это произошло, Форрест. Но я далек от уверенности в том, что это было на самом деле. Ты не против, Сьюзен, если мы поговорим о прошлом?

– Не беспокойся обо мне: все кончилось несколько недель назад. И я устала от людей, осторожничающих вокруг меня. Не знаю, что я могу добавить. Кроме того факта, что Фил не мог встать на пути гоночной машины. Ни под каким газом.

– На нем были наушники Алистера, – напомнил я. – Точно так же, как и вчера на мне.

– Ты же просто сделал шаг назад. – Алистер выключил компьютер, встал и подошел к одному из своих бипланов. Крутанул пропеллер.

– Боюсь, что не так, – ответил я. – Я пытался разобраться, и в результате получается ерунда. Я знаю, что видел собаку, но не могу сказать, что это было на самом деле, потому что не могу описать ее внешность. И что там на выездной дорожке делала собака? Я пробовал вспомнить, на что она похожа, и просто не мог. У меня было ощущение, что это большая и быстрая собака, и я знал, что она бежит ко мне слева снизу и рвется к моему горлу. Я слышал ее и думал, что вижу, но не мог ее увидеть. Она до чертиков напугала меня. Все это вместе имеет какой-нибудь смысл, а?

Сьюзен ответила:

– Нет, если ты говоришь о Филе. Возле Фила нигде не было ни единой собаки. Я смотрела видеозапись. Кроме того, их и не допускают в ангары.

– Да. Но то, что ты говоришь, Форрест, – сказал Алистер, – имеет смысл. Ты слышал о виртуальной реальности?

– Только когда ты твердил это раз по шесть в день.

– Ладно, чтобы понять, что это такое, надо вернуться к материалам по Хейлиговской конвергенции в Мексику в пятидесятых годах и в Эймсовский научно-исследовательский центр НАСА в Маунтин-Вью, Калифорния, в восьмидесятых годах за первыми прототипами.

– Мне это не надо понимать, – прервал я его, – я просто хочу знать, что произошло.

– То, о чем мы здесь говорим, – есть зрительная адаптация звука.

– Алистер! – предупредила Сьюзен.

– Тогда, может, вы предпочтете объемный усилитель восприятия?

– Я предпочел бы что-нибудь попроще. Без науки.

– Ладно, стереозвук вам известен. Ты слышишь в каждом ухе разные звуки и разную тональность. Как, например, сидя в концертном зале. Если, конечно, ты не в наушниках, которые, в отличие от динамиков, обеспечивают неизменное восприятие звука, даже если крутишь головой. Так вот недавно создано оборудование, с помощью которого удалось воспроизвести мнимую реальность. Звук адаптируется в зрительное восприятие так, словно он исходит от реального предмета. Например, ты слышишь, как к тебе слева бежит собака, которой нет, ты поворачиваешь голову, а звук такой, что она прыгает на тебя, и ты представляешь все это.

Это длилось не долго.

– А ты бы и не поверил, если б это тянулось долго. Секунда-две – вполне достаточно, чтобы повернуть голову и подумать, что пора уносить ноги. Здесь есть и другая сторона вопроса. Угол зрения человека по горизонтали составляет примерно сто восемьдесят градусов. Если что-то происходит за пределами твоего зрительного восприятия, то самая важная информация в этом случае – звук. Ты поворачиваешься к источнику звука и слышишь, как он приближается прямо на тебя, – реальность очень убедительна.

– Кто-то следил за мной.

– Должно быть. Это необходимо было рассчитать. Ты понимаешь, надо быть готовым выйти в эфир, когда машина начинает выруливать на выездную дорожку.

– Но я не думаю, что за мной следили. По-моему, следили за тобой.

Алистер ответил:

– Похоже, что они в самом деле кретины. Я же совсем не похож на тебя!

– Может, они кретины. Или, может, они просто не знали, что твои наушники надел я. Как хорошо ты знаешь Сэма Нотона?

– Оставь Сэма в покое! – приказала Сьюзен. – Сэм – нормальный парень.

– Послушайте, а что, если я проверю, готов ли у Мерри чай? – предложил Алистер. – Это займет какое-то время.