Текст книги "Финикс. Трасса смерти"

Автор книги: Боб Джадд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Глава 23

Руль мой задран вверх, находится вровень с коленом, и он еще поднимается, и машину заносит влево. Вес ее перемещается на правую переднюю часть на этом чертовом спиральном спуске, и тебя разворачивает прежде, чем ты успеваешь взглянуть на то, что делается на прямой перед ангарами. Машина тяжела, неуклюжа и разболтана. Когда ее зад начинает заносить, я все еще держу без нажима левую ногу на тормозе, а правую – на полу, до отказа выжимая проклятый акселератор, чтобы получить хоть чуть-чуть дополнительной мощности на третьей, обращаясь с этой махиной как с детским картом, пересекаю дорожку, отлетаю от бордюра, вновь пересекаю дорожку, снова врезаюсь в бордюр, чтобы швырнуть эту проклятую улитку на прямую. И я слишком часто молотил ее, внутреннее заднее колесо стало буксовать, двигатель начал кашлять и чихать, как будто наткнулся на ограничитель оборотов, и стал терять мощность как раз в тот момент, когда мне она была нужна, а зад машины стал вилять, делая меня похожим на ковбоя, под которым взбрыкивает лошадь. Я попробовал было восстановить положение, судорожно вращая руль, на микросекунду возвратив тягу, черт бы побрал все эти компьютеры, наблюдая, как стена лиц на дальней трибуне вырастает передо мной, как суд присяжных. Они были от меня за сотню метров, но я различал их лица, как будто сидел рядом, – пока ожидал, когда же вновь заработает двигатель. И вот он вновь работает, маленькая драма осталась позади, я прохожу поворот и мчусь по прямой этой проклятой трассе, вспоминая старую поговорку Мо Нанна, что способный гонщик постарается превзойти возможности плохой машины, а вот я этого не смог.

Мать ее так!..

Я барахтаюсь на грани возможного, и стоит только мне переступив эту грань, как сразу же получаю по морде. И машина мечется, стукаясь о бордюры в непонятном диком танце, который может кончиться тем, что задние колеса отлетят, а передние – окажутся у меня на шее, если я не спохвачусь вовремя и не подожду, пока машина не войдет в норму, наскребет немного скорости и выиграет немного времени. Из рук ускользают целые десятые доли секунды! А в это время машины богатых команд с мощностью 125 и более лошадей, с весом на 60 кг меньше, с лучшей аэродинамикой и системой подвески, сделанные по последнему слову техники, уверенно утюжат трассу (пока я стою на ней на цыпочках и жду, жду, жду, когда заработает двигатель), и машины быстро тают вдали на прямой, исчезая из виду. Магни-Кур – совершенно новая трасса, и можете ссылаться на меня, когда я скажу, что она с душком.

Магни-Кур – один из гоночных атрибутов нового поколения «Формулы-1». Конкретно, это не трасса для гонок. Или кольцо, как в этой стране привыкли называть трассу. Магни-Кур – созданное компьютером маркетинговое устройство, предназначенное для получения максимальных прибылей, наилучшего использования площади, обеспечения безопасности гонщиков, места для размещения эмблем спонсоров, удобства для работы ТВ и контроля за зрителями. Гонки никогда нельзя описать уравнением. Но все же Магни-Кур не совсем уж плох. Он мог бы быть вполне приличным, если бы его не поместили в эту коробку. А так он втиснут во французское поле и состоит из сплошных изгибов и обратных поворотов. Не в пример большой кривой, которая приковывает ваше внимание на О’Руж в Спа или Лесмо-1 и Лесмо-2 в Монца. Эх, проклятый Лесмо-2!

Не скажу, что здесь вести машину легче, чем на настоящей трассе. Труднее, много тяжелее, потому что даже с компьютерным контролем тяги, активной подвеской, управляемой компьютером, автотрансмиссией и двумя тоннами прижимной силы на большой скорости, также управляемыми компьютером, совершенно современная, стоимостью несколько миллионов фунтов машина «Формулы-1» оказывается беспомощной на медленных поворотах. На них суперсовременные машины «Вильямса» и «Мак-Ларена» не имеют прижимной силы, теряют устойчивость, и если не сумеешь сбросить мощность в момент, когда тебе указывает твой датчик, то в лучшем случае сидеть тебе около дымящихся колес. Кроме, естественно, тех машин, что кружат на поворотах, не имея преимуществ в сотню миллионов фунтов компьютерного обеспечения. Здесь компьютерные машины выглядят неуклюже. А я – как корова на льду.

Опять в штопор, и черт – зад машины снова подкинуло на спуске (который называют «Лицеем» и смысл которого я, похоже, постиг на собственной заднице), выводящем на прямую. Тут я подкачал, потому что покрытие было нагрето и трение меньше. Что, конечно, не оправдание. Я подкачал, потому что струхнул и включил тягу слишком рано, насилуя машину, теряя время на бесполезное дурацкое скольжение. Этот танец гонщика, что я исполнял, выделывая руками и ногами тысячи запутанных манипуляций с педалями, рулевым колесом и коробкой передач, этот размашистый бессмысленный танец скоро будут показывать публике вместе с танцем с колокольчиками на поясе на ярмарках. Спешите видеть гонщиков в забавных доспехах, покрытых пятнами, как они пляшут на задницах в пяти сантиметрах от земли.

В будущем настоящие гонщики будут сидеть в смокингах и нажимать на кнопку «старт», а компьютеры возьмут на себя заботы об остальном, в то время как гонщик-аналитик вернется к серьезному делу маркетинга: психографики предполагаемого потребителя, схемы конкурентоспособного распределения продукции и анализа движения акций за десять дней. И они будут вхожи во все главные офисы корпораций. И скоро появятся и на экранах ваших домашних компьютеров. Только нажми на кнопку.

Джереми Бэкингем перегнулся через стенку ограждения и держит в руке табло с моим временем. Джереми, наш новый руководитель команды, говорящий всем своим видом: «Я финансист!», то есть финансовый менеджер из «Эмрон», который никак не может взять в толк, с какой стати «Эмрон» стала поддерживать команду, которая не была даже шестой, и он мне кричит, что я потерял еще целую секунду. Из-за этого мы откатываемся на двенадцатое место. Я, мол, слишком жестоко обращаюсь с машиной. И перегреваю шины. Теряю моральную собранность. Даю волю эмоциям. Так вести себя – совершенно непрофессионально, глупо и опасно. Гонщику так же нужны эмоции, как быку – роликовые коньки.

А мои мысли блуждают, выведенные из равновесия моим собственным скулежом. Спроси любого гонщика, каково себя чувствовать в хвосте после того, как был в первых рядах. Нет, не надо. Лучше другое. Я очнулся, сообщил Бэкингему, что шины – ни к черту, и вырулил с трассы к гаражам. Было утро пятницы. Времени полным-полно. Времени поболтать с Нотоном, только что вернувшимся из Японии. Времени поглядеть, что там на мониторах у Лореля с Харди, этих убийц и подонков.

Я плохо знал Нотона. У него было достаточно власти, чтобы убить Фила и Алистера, оставаясь в тени. Управляя группой компаний, разбросанных по всему миру, с общим доходом в 2,4 миллиарда, все, что ему надо было сделать, – это щелкнуть пальцами, и «Фелпс» прибежит на задних лапках. Нотон оказался в стесненных финансовых обстоятельствах, под прессингом, загнанным в угол, как говорил Каслмен. Когда погиб Алистер, он был в Японии, а когда убили Фила, он находился в Нью-Йорке. Так что прямой связи убийств с ним не прослеживается. Мне надо вытащить его на свет, выставить на всеобщий позор. А я не имел представления, как это сделать. Но начало плана у меня уже было. Скверного, тайного, грязного, мошеннического плана. Я стану его врагом. Там, на вершине, куда он вознесся, одиноко, и ему, наверное, скучно без врагов. В наше время, когда рушатся небеса, каждому нужен свой враг. Я возьму его за грязную руку и выведу на чистую воду, где он сможет стрелять в меня.

На верхнем этаже нашей автомобильной обители, оснащенной кондиционерами, стояли рядами компьютеры, поблескивая на экранах непогрешимыми цифрами. За клавиатурой одного из них сидел Харди, вглядываясь в поступающие данные, позади него стоял Лорель.

– Привет, Форрест! – сказал Харди. Рубаха-парень. – Как дела? – Перед ним перемещались сверху вниз цифры, цифры. Он и сам отлично знал, как дела. Я не ответил на его вопрос.

За другой клавиатурой сидел Джим Бартон, мой инженер по гонкам, и занимался тем же самым. Он повернулся вместе с креслом ко мне, и я увидел расстроенное, морщинистое лицо, печальное, как у сборщика налогов. Он провел ладонью по своему лысому черепу. У Джима был дар вникать в дело до малейших деталей, да еще и огромное терпение, а чтобы пробиться сквозь джунгли цифр, необходимо и то и другое. Нотой, как зритель на этом компьютерном шоу, стоял чуть позади, поэтому, чтобы разговаривать с ним, им приходилось оборачиваться назад. Небрежный кивок в сторону экранов подтвердил тот факт, что мое появление не осталось незамеченным.

Сейчас Нотон был без своих кожаных одеяний, но в костюме высшего руководителя гоночной команды – в пурпурном пуловере команды «ЭФОГК» с опущенным воротником, на нагрудном кармане были вышиты буквы ЭМРОН,а над ним – ГК,т. е. «Главнокомандующий». Это его небольшая шутка. И естественно, он был в спортивных, застиранных, выцветших и крайне мятых джинсах, что должно символизировать «своего парня», «одного из наших». У него была привычка создавать себе ореол человека, лучше информированного, чем кто-либо еще из окружающих, как будто у него под рукой находились недостающие элементы головоломки по имени «жизнь». Нотон – симпатичный высокий мужчина с длинными седеющими волосами, привыкший командовать. На длинном лице и в морщинах на лбу лежала печать огромной ответственности за корпорацию. Нижняя челюсть несколько выдавалась вперед, говоря о человеке с волевым характером, достаточно крупном и сильном, чтобы нарушать правила, если этого требовали интересы корпорации. Короче, у него был облик ясноглазого, целеустремленного, дальновидного бизнесмена, готового хоть сейчас на обложку какого-нибудь делового журнала.

После обеда в четверг он появился на автодроме на черном мотоцикле, одетый в подобающий случаю узкий кожаный мотоциклетный костюм, дополненный белым шелковым шарфом и тяжелыми черными мотоциклетными сапогами до колен. Седые волосы были перевязаны на затылке лентой, на лбу – солнцезащитные очки, ключ к этому – загар Карибского моря. Все вместе придавало ему вид законченного фашиста нового поколения – Штурмовик Нотон, Верховный Главнокомандующий Войск СС Корпорации.

Единственной деталью, подпортившей Сэму снимок нового «Орла индустрии», намеченный к публикации в следующем номере «Форбса», было то, что в эти выходные забастовали французские водители грузовиков и заблокировали основные транспортные магистрали. Поэтому когда кортеж Сэма – в него входили лимузин с самим Сэмом, сопровождаемым Имаджи – модным фоторепортером, с пятью ассистентами, включая грубоватую на вид даму среднего возраста с прогулочной корзиной, полной предметов макияжа для великого человека, его группа по связям с общественностью, странники, личный секретарь и исполнительный помощник (а вся кавалькада насчитывала один лимузин, два микроавтобуса и пять легковых машин) – направился по объездным дорогам, надеясь не привлечь к себе особого внимания, то все, кому делать нечего, устремились туда же. Среди них оказалась одна французская студентка, любительница фотографии, которой посчастливилось оказаться на той же проселочной дороге как раз позади машины шефа, и она остановилась, когда остановился лимузин Сэма, не доезжая нескольких сот метров до дороги номер 7. Студентка засняла Сэма, выходящего из своей машины в своих кожах. Она также засняла мотоцикл, который подвели к «Орлу индустрии», а также и длинноволосого Имаджи – модного в этом году фоторепортера из журнала «Вог», скакавшего вокруг, пока Сэм стоял вскинув голову, положив руки в крагах на руль и зажав между ляжек седло мотоцикла. Местные газеты, имевшие понятие, что хорошо для них, опубликовали официальную версию, но французская, германская и итальянская левая пресса и британские таблоиды распечатали серию снимков с Сэмом, высовывающим длинные ноги в кожаных штанах из своего «лимо», Сэма, морщащегося, пока девушка-гример пудрит его физиономию в машине, пока торчат на перекрестках. Мне лично больше всего нравилось фото, где женщина по «связям с общественностью» поддерживает его за руку, пока он задирает ногу на мотоцикл, а на заднем плане торчит его «лимо». Этот снимок показали по международным каналам ТВ. «Дейли мэйл» назвала его «Мотоциклистик», и это имя прочно приклеилось к нему у нас на автодроме в этот уик-энд.

Правда, я лично не слышал, чтобы кто-либо назвал его так в лицо. Даже в своих старых джинсах и дешевой рубашке Сэм сохранял осанку. Во время беседы с людьми он не крутил головой, все поворачивались к нему и слушали. Так сказать, толкач и потрясатель рассказывает о толчках и сотрясениях. Люди с большими деньгами всегда привлекательны. Думаешь, что надо как-то научиться, как себя держать, если вдруг окажешься близко к ним. И чем ближе ты к ним, тем более нелепыми они становятся в твоих глазах.

Мы всматривались, в экран компьютера в мастерской, и Нотон произнес:

– Похоже, ты не можешь управиться с машиной. Ты отстал от Рассела на полторы секунды, Эверс.

– Рассел водит лучше. Если хочешь знать причину, то я езжу медленнее, потому Что управлять тяжелее. Предел возможности машины, Сэм, – сказал я, – определяют, переступая его. Шины перегреваются и скользят. Настройка в порядке, мы много времени не наберем, меняя настройку машины. Нам просто не хватает мощности и прижимной силы. В квалификации сегодня я потеряю еще полторы секунды, разве только солнце не вмешается и не сделает трассу медленной и для всех остальных. В любом случае мы будем в верхней половине.

– Давайте просмотрим некоторые участки, где ты потерял время, – не обращая внимания на меня, сказал Сэм.

Всего две недели руководит командой и, естественно, несет чепуху. В цифрах всегда можно найти ответ.

На борту современной гоночной машины находится 258 измерительных устройств, на которые можно взглянуть в любой заданный момент или в любой заданной точке любого круга гонки «Гран-при». Обороты, передача, угол скольжения, коэффициент трения, положение дросселя, отклонение тормозной педали, сила ускорения или замедления – это самые очевидные параметры. Меньше внимания при анализе мы обращаем на отклонение бампера, кручение труб, угол отражения при столкновении шин со стенкой и их эффекты, которые замеряются лазерными сенсорами высоты езды. Вдобавок, если желаете, можно вычислить реакцию амортизаторов на столкновение. И клянусь Господом, мы этим занимаемся. Конечно, вместе с анализом условий трассы, радиуса поворота, поверхностных условий дорожки, неровностей трассы. И все эти результаты измерений можно связать с параметрами настройки машины, то есть низко– или высокоскоростной удар в амортизаторах, степень сжатия пружины, инерция и движение, высота езды на каждом повороте, настройка каркаса и крыльев машины – это лишь малая толика информации.

Как-то Алистер подсчитал, что если распечатать замеры всех моментов на всех кругах гонки только одной машины, только в один из заездов – и можно будет заполнить все полки всех библиотек Британии этой абсолютно бессмысленной информацией.

При всем этом изобилии данных мы не обращаем внимания на большую их часть. Можно ослепнуть, если просматривать колонки цифр все подряд. Мы выискиваем необычные моменты, которые запоминаются водителю. Хороший гонщик тратит уйму времени, стараясь вспомнить мелочи: например, как вела себя машина, входя в левый поворот в конце прямой, входящей в длинный правый поворот на семнадцатом круге, как раз в начале правого поворота. Потом он проводит часы вместе с техниками за тем, что высматривает «хоть какой-нибудь просвет» в этом частоколе цифр. Я не беспокоился здорово о цифрах. С другой стороны, я ни у кого не вырывал дверей на обгонах. Я просто крутил колеса.

– У Рассела другое крыло?

– Впереди на два градуса больше, – ответил Харди, – а сзади на три градуса меньше.

– Проверьте, не круче ли у него поворот. Если да, давайте попробуем эту штуку.

Харди окинул меня пустым взглядом охранника с плохо скрытым подозрением и недовольством. Его настоящее имя… простите, но я не знаю его настоящего имени. Он нам сам представился как Лачс. Уильям Говард Лачс. Росту в нем было примерно на сто восемьдесят пять, а весил более ста десяти. У него – бычье круглое лицо, маленькие глазки-бусинки и редкие черные волосы, зачесанные назад для камуфляжа лысины. Руки выглядывают из рукавов, а на волосатом мощном запястье виднелись маленькие золотые часики на тонком золотом ободке. И еще не выпускал изо рта жвачку.

Партнер Харди – Лорель – отирался позади него. Специальностью Лореля была электроника, как бортовая, так и внешняя. Он больше, чем Харди, походил на отставного полузащитника, но имечко у него, наверное, тоже было слишком примечательное, чтобы выдавать его каждому встречному. Нам он представился как Ричард Сайкс. Каково бы ни было его имя в действительности, мы звали его Лорелем, потому что у него были водянистые синие глаза и плоское лицо. Никогда не видел, чтобы он улыбался.

Харди набрал код на клавиатуре, экран померцал и выдал сетку цифр.

– Нет, не круче, – сказал он своим мягким высоким голосом. – Он более плавный.

– Но его скорость входа ниже, – возразил я, глядя на экран. – Позволь-ка мне взглянуть на его скорость выхода.

Харди набрал команду, все цифры изменились, и он поднял в удивлении брови.

– Ты соображаешь, Форрест? Он выходит на четыре мили в час быстрее тебя! А занимает меньше дорожки. – Харди немного самодовольно улыбнулся мне.

– А с какой скоростью ехал Алистер, когда врезался в дерево? – спросил я, еле удерживаясь от искушения стереть эту улыбку с его лица.

– Форрест! – сказал Нотон, положив руку мне на плечо. – Можно тебя на пару слов? Один на один.

– Конечно! – ответил я. Мы спустились по ступенькам и вошли в бар в глубине мастерских. Там возле стены стоял диван с серой кожаной обивкой, а стены были отделаны панелями со скрытой подсветкой с матовыми зеркалами в деревянных рамах, покрытых хромом, а на полу – бургундский ковер с длинным ворсом. Таковы были представления Фила об элегантности: звуконепроницаемая кожа и деревянная пещера. Фил любил забрасывать ноги на стеклянный кофейный столик и любезно беседовать с любимыми журналистами.

Я расслабился в кресле Фила. Нотон утонул во встроенном диване из темно-серой кожи и вытянул ноги.

– Я понимаю, что ты сильно огорчен гибелью Алистера, – начал он, – но не могу допустить, чтобы ты в таком тоне разговаривал с моими людьми.

Его людьми. Ну да, он же – новый капитан. Он еще даже не купил команду, но раз у него деньги, или, по крайней мере, Сьюзен считает, что есть деньги, – значит, это «его» команда.

– Алистер, – медленно проговорил я, – вылетел через ветровое стекло и врезался в дерево головой. На траве рядом с машиной остались клочья его лица. – Я хотел, чтобы он живо представил себе эту картину, хотел внести ее внутрь его тихой, безопасной обители. – Алистер был моим другом, Сэм. Кроме того, я имею склонность становиться немножко чувствительным, когда я выжимаю из машины, что могу, а этого недостаточно, и она все равно ползет как черепаха. Но ты прав. С какой стати я должен это переносить на старину Харди? Я схожу и скажу Харди, что он – настоящая кошечка. Ладно?

– Я раз это слышать. Я испытываю неудобство, – проникновенно сказал он, – когда в моей команде происходят нелады. Не имел представления, что ты так переживал. Мы все очень скорбим по поводу гибели Алистера, но я должен тебе сказать, что именно сейчас мы должны сплотить всю команду «ЭФОГК». От таких безответственных заявлений, вроде твоего, никому не будет пользы. И тебе – меньше всех. Кроме того, – сказал он, позволив себе слабую улыбку, – у меня есть исключительно приятная новость.

Он был прав. Надо сдерживать эмоции. Я совсем не собирался начинать разговор на эту тему, это получилось непроизвольно, вышло у меня из-под контроля, как и моя езда. Я тосковал по Алистеру до головной боли. И ощущал, как муравьи вползают и выползают узкой ленточкой. Бедный болван!

– Нам всем не помешала бы хорошая новость, – согласился я.

– Я встретился с Джорджем Ходзуки, как ты предлагал. Очень впечатляющий руководитель высокого разряда. И я признателен тебе за то, что ты подсказал мне это направление, потому что, похоже, мы с ним можем вести кое-какие дела. Мы можем помочь им по эту сторону Тихого океана, а он может оказать содействие в доступе к закрытым кругам для распределения некоторой нашей финансовой продукции в Японии.

Я улыбнулся в знак похвалы.

– Конечно, ты его знаешь, ты же с ним встречался. Но он производит сильное впечатление, Эверс. Он просто феноменально владеет статистикой. Хотя должен тебе сказать, мне понравилось, как японцы ведут бизнес. У них двенадцать молодцев, постоянно кланяющихся, они соглашаются со всем, что ты говоришь, и хотят, чтобы ты прошел через семнадцать традиционных церемоний перед тем, как тебе подадут мясо и картофель, а в конце всего этого я обычно говорил: «Все это – бред, а вот цифры и вот то, что мы собираемся делать». И девять раз из десяти они говорили «да». Рассел, друг мой…

Я поднял глаза. Мой одноклубник стоял в дверях, криво улыбаясь. Весь потный, в гоночном костюме, лицо запачкано грязью.

– Входи, садись! Скажи Салли принести воды со льдом.

Посмотри на этого парня. – Сэм обернулся ко мне, понизив голос для пущего театрального эффекта. – У меня в отношении его – великие планы. Рассел будет чемпионом мира, не правда ли, Рассел? Мальчик мой, – продолжал он, вернув голосу прежнюю тональность, – я только что рассказывал Форресту о том, что Джордж Ходзуки – это представитель нового поколения Японии. Давай, присаживайся, у меня есть хорошая новость. – Затем повернулся ко мне, забыв про Рассела. – Очень прямой, очень быстрый. Ничего лишнего. Мы начали работать после обеда у него в офисе и продолжали до вечера. Обсудили чертовски много вопросов. Завершили – у него в личном клубе. Это была сцена, которая тебе бы понравилась, Эверс! Мы вдвоем лежим голые на животах на полках в парной, нас массажируют обнаженные женщины, работает карманный магнитофон, поэтому мы ничего не упускаем. Конечно, мысль не обостряется, когда тебя растирают голые дамы, но у него привычка размышлять вслух, поэтому мы отлично понимали друг друга. Как я тебе говорил, мне нравится его ведение дела. Так вот, хорошая новость – это новый двигатель.

– Я не знаю, что они разрабатывали новый мотор.

– Так вот, он мне сказал, что они были более чем смущены, особенно учитывая конъюнктуру внутреннего рынка, работой предыдущих моделей и нашим выступлением в «Формуле-1». В итоге они до упора, втайне, круглосуточно работают над новым двигателем.

– Японцы всегда работают до упора. Они рвутся к работе.

– Ну, может быть, он подшучивал надо мной. Его первой мыслью было дождаться момента, когда они добавят как минимум сто лошадиных сил, чтобы оказать реальное влияние на конкурентов. Но проблема, как ты знаешь, в том, что мы не можем ждать. Мы в погоне за движущейся целью. Если не будем постоянно улучшать наши элементы, мы неизбежно окажемся позади. Я сказал ему, что нам надо работать вместе. Сказал, что ставлю сто процентов на поддержку Ходзуки.

– Имея в виду и меня. Ты понимаешь, что реклама Ходзуки будет сидеть рядом с моей рекламой «Шанталь».

– Да Боже мой, Эверс! Если можешь продвигать эту штуку – а цифры, что я видел, говорят, что спрос на нее не удовлетворен, – можешь продвигать, что угодно! В моей игре с ним ты был моим тузом. Кстати, он шлет тебе дружеский привет. – Нотон откинулся на спинку дивана, запрокинул голову и прикрыл глаза. Корпоративный ясновидящий, да и только. – Понимаешь, я сейчас вновь и вновь возвращаюсь к мысли, кстати, Джордж знал об этом, что мы находимся на пороге концентрации огромной мощи в руках очень небольшой группы людей. Ведь именно этим мы занимаемся в области глобальных электронных сетей. Процесс этот во многом болезненный. Наше нынешнее политическое развитие не способно еще справляться с глобальными проблемами. Об этом мы говорили с Джорджем. Японцы понимают необходимость глобальных электронных сетей. Они знают, что в будущем предстоят глубокие социальные изменения, которые вызовут такую депрессию, перед которой та, что мир пережил в 1930 году, покажется деревенской ярмаркой.

Рассел гонял кусочек льда в своем бокале. Потом выудил его и проглотил. Нотон услышал характерный звук, открыл глаза и некоторое время смотрел на Рассела, собираясь с мыслями.

– Я руковожу многими компаниями и не сомневаюсь, что некоторые из них могут исчезнуть. Но в конце концов, что бы ни случилось, происходит концентрация информации. Информация привлекает информацию. А пользование информацией – это власть. Ради чего и создана команда «ЭФОГК». У нас была потрясающая беседа.

– Что он сказал о новом двигателе?

– В моем понимании, Форрест, то, что он называет новым двигателем, – в основном то же самое, что мы имеем на сегодняшний день. Но они сумели добавить еще семьдесят – восемьдесят лошадиных сил. Так что хорошая новость состоит в том, что мы получаем большую мощность. И еще здорово то, что нам не надо самим ничего в нем переделывать. Они уже сами изменили головки и клапаны, пристроили пневмопружины к вентилям и сбросили целых пятнадцать килограммов. Сейчас Ходзуки пересылает двигатели к нам самолетом, и мы должны получить их к гонкам в Сильверстоуне.

И я представил, как бы радовался сейчас Алистер. Как мальчишка, которому подарили новый велосипед. Ведь чем больше мощи в машине, тем лучше работает диффузор. При большей мощности мы сможем эффективней использовать крыло. С большим диапазоном крыла можно быстрее тормозить, делать круче повороты, быстрее проходить виражи. Или, на столь быстром автодроме, как Сильверстоун, просто не трогать крылья и лететь на прямых.

Рассел, держа в руке пустой бокал, произнес:

– И как скоро это будет? Нам надо какое-то время потренироваться перед Сильверстоуном.

– Скорее, чем ты думаешь. Если удастся пройти через французскую таможню, два двигателя уже будут у нас здесь в субботу утром. Правда, я сомневаюсь, что мы успеем вовремя установить их на машинах перед квалификационными заездами, но, если не будет проблем при установке, к гонке вы их получите. А это кое-кого удивит. Когда похороны, Форрест?

Его вопрос заставил меня призадуматься. Почему, если он хотел, чтобы команда провалилась, сделал такой сюрприз? Если он убил Алистера, если он действительно устраивал поражения команды, зачем ему возвращаться с новыми двигателями? Уже не в первый раз меня посетила мысль, что я погружаюсь в такие темные глубины, откуда не видно поверхности. Может, думал я, мне следует заткнуться и гонять себе.

– Когда я уезжал из Лондона, это еще не было решено, – ответил я, – я позвоню Мерри сегодня днем, после квалификации.

– Ах да, это его жена? Бедняжка в инвалидном кресле. Как она восприняла это?

– Лучше, чем можно было предполагать, – ответил я.

Он поднялся, глядя на меня сверху вниз.

– Ладно, дай мне знать, если понадобится моя помощь, – сказал он, положив мне руку на плечо. – Сообщи мне обо всем, что ей понадобится. Полагаю, ты в курсе, что я был в контакте с Алистером по поводу приобретения некоторого его оборудования. Когда будет подходящий момент, когда ты сочтешь это пристойным, Форрест, намекни ей, что я по-прежнему интересуюсь. Хотя без Алистера мне придется еще раз проанализировать цифры. Так как тебе понравился «Крийон»?