Текст книги "Финикс. Трасса смерти"

Автор книги: Боб Джадд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

На обратном пути в помещение склада я обнаружил небольшую лужу на пристани – если разворачиваться в ней на полной скорости, то передние колеса заносит по крайней мере на двенадцать, а то и на все шестнадцать дюймов. Но служащий, наблюдавший за разгрузкой, был рядом, а мне совсем не хотелось привлекать к себе внимание. Кроме того, другие водители вертелись в ней с такой непринужденной легкостью и так ловко заводили клыки под поддоны, что я старался подражать им по возможности.

Я сделал в уме быстрые подсчеты: положим, девять двухсотфунтовых мешков – это тысяча восемьсот фунтов. Округлим до двух тысяч, в поддоне будет около одной тонны. Восемь автопогрузчиков перевозят по поддону каждые тридцать секунд, что составляет две тонны в минуту или около ста двадцати тонн в час. «Командор Мелвин Форбс» стоит у причала, вероятно, уже несколько часов. Судя по количеству выгруженных контейнеров, они уже разгрузили большую часть его груза.

Тот курчавый служащий с записной книжкой у входа в складское помещение должен проверить то, что мы ему наговорили. Пропуска на нашем грузовичке наверняка тоже будут проверены. Я надеялся, что этот служащий, явно мелкая сошка, не осмелится лично звонить Каване. Но рано или поздно кто-нибудь вдруг скажет: «Эй, подождите минутку, этот тип совсем не похож на Бобби Робертса». Или: «А какого черта здесь делает Салли Кавана – почему она сидит за рулем погрузчика?»

Глава 25

Лейтенант Шикманчевич – коротенький, плотный, стриженный ежиком, с потными подмышками (его работа требует усилий), махнул мне налево, к третьему ряду, показав пальцами три, девять, четыре. Взвыл электрический мотор, и я свернул в широкий проход, направляясь к девятому ряду, штабелю номер четыре.

Штабель был уставлен поддонами в три этажа, примерно на уровне глаз. Все очень просто, подумал я. Подъезжая, я потянул назад рычаг и поднял поддон, нацелив клыки на два дюйма выше верхнего ряда, убрал газ, нажал на тормоза, переключил рычаг погрузчика вперед, чтобы поддон оказался на штабеле, а потом опустил клыки на дюйм, а затем еще на два, одновременно подав машину назад. Поддон остался на штабеле джутовых мешков, и я тут же отъехал назад и остановился.

Вероятно, этот маневр можно было проделать и более ловко, но я решил, что и этого достаточно, чтобы претендовать на «Гран-при» для погрузчиков Сан-Диего. Я выровнял клыки, опустил их на высоту трех футов, передвинул рычаг в положение вперед и нажал на газ. Раздался глухой удар: клыки грузоподъемника пропороли лежавший сверху мешок в нижнем поддоне, я дал задний ход, и клыки вышли из мешка, как ложечка изо рта младенца. Из мешка потекли два ручейка риса, а потом рис вдруг перестал сыпаться. Я снова двинул машину вперед. На этот раз клыки вонзились в мешок с ка-ким-то треском. Я подал машину назад и опустил клыки: кроме риса на их поверхности в свете ламп поблескивали какие-то маленькие тусклые кристаллы.

Я вылез из кабины погрузчика. Заглянув в большую дыру, я увидел, что внутри джутовых мешков с рисом лежали черные пластиковые мешочки с шуршащими кристаллами. Рис – основная пища для ряда стран. Что может выглядеть безобиднее мешков с рисом в грузовике или пикапе. Для ресторана или для сельскохозяйственных рабочих в поле, сеньор. Или для школьных столовых, чтобы ребятишки были сыты.

Сначала я подумал, что это кокаин или героин, готовый продукт, предназначавшийся для расфасовки на месте, но потом решил, что переправлять непереработанный наркотик в сыром виде морем имеет большой смысл, если есть возможность перевозить его большими партиями. Доставлять его на судах Военно-Морского флота вполне безопасно.

Таким образом, не было нужды заставлять запуганных девушек-индианок глотать по пятнадцать пластиковых пакетиков или нанимать прогоревших бизнесменов, чтобы они прятали пакеты в своих кейсах с двойным дном.

Можно не бояться таможенников, береговой охраны или патрульных кораблей Военно-Морского флота. Теперь дельцы работали в масштабах крупной международной корпорации, готовя товар за границей и обходясь без целой сети посредников. Из Центральной Америки наркотики доставлялись прямо на Мэйв-стрит по сто двадцать тонн в час.

Теперь понятно, подумал я, почему этот товар распространяется в таких огромных количествах. На улицах и школьных дворах его гораздо больше, чем переправляется в карманах контрабандистов или багажном отделении незарегистрированных самолетов.

Я вернулся в кабину погрузчика и собирался уже отправиться на розыски Салли. Теперь мы можем спокойно вернуться, оставить погрузчики там, где мы их взяли, прыгнуть в наш грузовичок и уехать, поблагодарив курчавого служащего и пообещав, что обязательно упомянем о нем в разговоре с папой Салли. Я размечтался, как здорово это будет, и уже выезжал через передние ворота, как вдруг послышался какой-то свистящий звук и сразу же – грохот от удара стальных клыков по корпусу моего грузоподъемника. Удар пришелся в бок моей кабины.

Я, должно быть, на минуту потерял сознание, потому что в следующее мгновение увидел, что какой-то человек выскочил из своей кабины и бежит ко мне, отчаянно крича. У него были короткие рыжие волосы, золотая серьга в правом ухе и масса веснушек на полной круглой физиономии. Он был весьма красный и что-то кричал, широко раскрыв рот. И вдруг он упал лицом вниз.

Это вовремя подоспела Салли – она ловко сбила его с ног клыками своего подъемника, поддела, подняла и скинула на штабель мешков. А я в это время безуспешно пытался завести свою машину, – клик, клик – никакого результата.

– Иди скорей сюда, Форрест, – закричала Салли. – Ты же автогонщик. Садись, поведешь машину. – Она взобралась на сиденье своего погрузчика и махала мне рукой. Я вскочил в кабину, и она устроилась сзади, обхватив мою шею.

Я вывернул руль, переключил рычаг в положение «вперед», выжал педаль газа до упора, мы развернулись и покатились вперед, набрав за шесть или семь секунд скорость восемь или даже девять миль в час. Каждая секунда, как мне казалось, длилась не меньше трех-четырех минут. На предельной скорости мы доехали до конца штабеля и повернули к своему грузовику, стоявшему возле склада.

И тут мы заметили, что прямо на нас – в лоб – движется еще один погрузчик. Ну, подумал я, посмотрим, у кого крепче нервы. Но спустя несколько секунд, пока мы неслись навстречу друг другу со скоростью восемнадцать миль в час, я принял другое решение. Он, видно, не собирался сворачивать, а приготовился таранить нас. Когда расстояние между нами стало немногим более фута и я видел, что мой противник весь сжался и закрыл глаза, я резко свернул вправо, накренив погрузчик. Левое переднее колесо крутилось в воздухе. Машина с лязгом и скрежетом осела, а я свернул и поехал вдоль десятого ряда. Бряк, бряк, уирл – прекрасная спокойная езда. Здесь проезд был свободен, и мы смогли набрать скорость так, как это делает слон, переходя с мелкой трусцы на ускоренный шаг.

Но радость была недолгой. Неожиданно появился еще один погрузчик в двух проходах от нас. Ну, он еще далеко. Наберем полную скорость.

– Давай, Форрест, давай, – кричала Салли, – жми на всю железку, переходи на другую передачу – из этой колымаги еще можно что-то выжать.

На этот раз, когда я ехал по проходу вдоль четвертого ряда, пытаясь добраться до нашего грузовика, я был более осторожен, делая широкие развороты, я внимательно следил – нет ли рядом других погрузчиков. Да, так оно и есть – вот они: сразу два, бок о бок. Я замедлил ход, чтобы оценить ситуацию, продолжая двигаться прямо на них. Я нажал на газ, повернул руль, мой пятитысячефунтовый «ослик» развернулся, и мы вновь покатили вдоль четвертого ряда, но уже обратно.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы разогнаться, и эти два погрузчика сзади сократили разрыв до десяти ярдов.

Выжимаю полную скорость – девять, может быть, даже десять миль в час. Но они почему-то не преследуют нас. Я оглянулся через плечо и увидел, что водитель левой машины разговаривает по радиотелефону, очевидно сообщая наши координаты. Но пока путь перед нами в этом проходе оставался свободным.

Я все время ожидал, что из очередного прохода вдруг высунется клешня погрузчика, но мы благополучно проехали четвертый ряд, третий, ряды пушек и ракетных пусковых устройств, штабеля ксероксов и туалетной бумаги. Внезапно прямо перед нами в проходе появился погрузчик. Его силуэт четко вырисовывался в свете фонарей на пристани на фоне серого борта «Командора Мелвина Форбса». Он двигался прямо на нас и находился уже на расстоянии десяти ярдов. Как говорят на флоте – быстрое сближение.

Я свернул налево вдоль первого ряда, машина накренилась, и верхушка кабины, задев за стену, сорвала объявления о необходимости предъявлять документы. В первом проходе на нас двигался еще один погрузчик.

– А где те два, которые преследовали нас? – крикнул я Салли.

– Они двигаются за нами, сейчас поворачивают в первый проход. Но не приближаются к нам.

Теперь, когда прямо на нас двигался один погрузчик, а другие были сзади, мы оказались в ловушке.

– Следи за ними, – сказал я. Я сам тем временем повернул направо – прямо на штабеля картонных ящиков, на которых помимофлотских номеров можно было разобрать надпись: «КУХ. ПОС.». Удар был достаточно силен – ящики рассыпались дождем пластмассовых ножей, вилок и ложек.

– Я не вижу их, – сказала Салли.

Тут же мы вломились в другой ряд товаров с надписью «МАТР.», но не успели его по-настоящему разгромить. Машина протолкнула их вперед, нацепив на свой клык какой-то матрас. Те, кто находился по ту сторону ряда, должны были видеть, как вздувается, как пузырь, и лопается ряд ящиков и коробок. Пробившись через них, мы выехали наконец на пристань. Нас преследовало уже с десяток машин.

Они были на расстоянии тридцати ярдов от нас – этого было бы вполне достаточно, чтобы выскочить из кабины на причал возле корабля.

– Они совсем близко, – крикнула Салли. Я обернулся и увидел, что действительно два погрузчика уже приблизились к нам вплотную. Это, должно быть, были те самые, которые преследовали нас по первому проходу, а затем, вслед за нами, пробились через штабеля товаров, выиграв время, пока мы разбрасывали ящики по сторонам.

– Я больше не хочу быть у тебя в резерве, – заявила Салли. – Тебе не кажется, что мы не туда едем? – Она была права, мы удалялись от нашего грузовика.

Покрытие причала было не такое ровное, как бетонный пол склада, и машина все время дребезжала на ходу – кланг, кланг, кланг…

Среди всей этой страшной сумятицы, закатных солнечных бликов, множества штабелей с товарами, кричащих и бегущих к нам людей, наконец, при виде приближающихся сзади двух погрузчиков я как-то не сразу обратил внимание на стоявшего неподвижно всего в десяти футах от нас человека. Мгновение спустя я понял, почему этот человек не двигается: он целился из револьвера прямо мне в голову. Я видел, что другие погрузчики приближаются ко мне, но теперь все мое внимание было сосредоточено на этом человеке – морском офицере в хорошо отглаженных брюках и белом кителе с черными погонами, – он держал в руке крупнокалиберный револьвер и целился прямо в меня.

В этот момент я ни о чем не думал – это было чисто рефлекторное движение. Я поднял на фут клыки подъемника, резко повернул руль влево и ударил его по ребрам, опрокинув на клыки. Его револьвер отлетел в сторону.

– Браво, Эверс, – закричала мне на ухо Салли.

– Я видывал и не такое, – ответил я.

На этом дело не кончилось. Клешни погрузчика тряслись, этот человек мог с них свалиться и попасть под колеса. Я повернул руль, машина начала разворачиваться, слегка подбрасывая его на клыках. Затем я переключил рычаг на задний ход и выжал газ до упора – мы покатились назад, набирая скорость и увлекая с собой непрошеного пассажира. Росту в нем было примерно шесть футов два дюйма, – лица его я не видел. Он держался за опоры кабины и всячески пытался лягнуть меня литыми подошвами своих грязных оранжевых ботинок. Первый удар застал меня врасплох – я смотрел назад и думал, что он упадет, так что не заметил его движения, и он ударил меня ногой под ребра.

Я думаю, он хотел таким образом выбить меня из сиденья, и это почти ему удалось. От следующего удара у меня перехватило дыхание, и я почувствовал сильную боль – словно мне отбили почки. Но в это время он выгнулся, его пах оказался в пределах моей досягаемости, и, когда он нацелился еще раз лягнуть меня, я ткнул ему кулаком в пах. Он перестал лягаться, но не упал. Тогда я еще раз ударил его в то же место, на этот раз сильнее. Он завопил, как раненый бык, и свалился с клыка погрузчика на пристань. Два моих преследователя были вынуждены разъехаться, чтобы не задавить его.

Судя по скорости погрузчиков, которые гнались за мной по пристани, я решил, что эта машина может двигаться назад с такой же скоростью, как и вперед. И коль скоро они еще не догнали меня… Промелькнувший было луч надежды тут же растаял – Салли вдруг закричала: «Форрест, сзади!» В то же мгновение у меня промелькнула мысль – сзади по отношению к чему? Я уже поворачивал голову, как вдруг машина качнулась назад, мотор взревел со страшной силой. Бренчание клыков прекратилось, и погрузчик начал заваливаться. Мы падали набок, и в тот момент меня поразил контраст темного неба и освещенной пристани. Это была моя последняя мысль – мы погружались в воды залива Сан-Диего.

Трехтонная машина, падая с высоты в пятнадцать футов, подняла огромный сноп брызг; она не задержалась на поверхности, а сразу же пошла ко дну.

На нас со страшной силой давила вода, Салли прижало ко мне, и мы оказались запертыми в проволочной клетке кабины. Я обеими руками прижал Салли и, со всей силы нанося удары ногами, пытался взломать кабину. Но все было бесполезно. Мы быстро погружались, а это означало, что с каждым мгновением нам будет все труднее выбраться на поверхность.

Я чувствовал, как Салли бьется рядом со мной; она освободилась наконец от моих объятий и перевернулась в воде головой вниз. Я вдруг почувствовал, как Салли сжимает мне руку, увлекая куда-то вниз. Сильно ударившись головой о металлическую переборку кабины, я последовал за ней; и тут мы наконец оказались вне кабины и устремились сквозь сумрак морской воды к мерцающей огнями поверхности, которая, казалось, находилась в нескольких сотнях ярдов. Мы поплыли наверх, судорожно загребая руками и ногами, как люди, взбирающиеся по веревочной лестнице, стремясь туда, где пристань заслоняла море от света фонарей.

Глава 26

Ты не должен дышать – не смей даже думать об этом. Ни в коем случае.

Поверхность моря мерцает высоко над головой, как будто на расстоянии пятидесяти ярдов. Не может быть, чтобы так далеко, – тебе до нее никогда не добраться!

Потерпи!.. Потерпи еще чуточку – не может быть, чтобы было так далеко…

Время тянется бесконечно. Оно тянется так долго из-за того, что ты слишком медленно всплываешь. Но чтобы плыть быстрее, легким нужно больше воздуха, а его так не хватает! Если плыть быстрее – не хватит воздуха, а плыть медленно – никогда не всплывешь!

Черт побери!

Проходит еще четверть секунды, и твои мускулы и легкие вопиют, противясь велению разума. Весь твой организм, каждая клеточка тела отчаянно взывает – они требуют воздуха, и, как только ты потеряешь сознание, они сделают глубокий вздох… и наберут полные легкие воды. Легким необходимо дышать – вдохнуть полной грудью.

Миновало еще четверть секунды.

В пяти футах виднелся смутный зеленоватый силуэт Салли – она отчаянно барахталась в воде, пытаясь выбраться на поверхность, которая отсвечивала красным и постепенно приближалась.

Я закрыл глаза, пытаясь сохранить сознание еще какую-то долю секунды, чувствуя, как меня охватывает ощущение пассивности и сонливости. Лишь бы не делать больше ничего.

И в это самое мгновение я вдруг вырвался на поверхность и ощутил веяние свежего ночного воздуха. Я выскочил как пробка, не мог даже дождаться, пока рот полностью окажется над водой, и жадно вдохнул воздух, прихватив при этом полкварты масленистой морской воды. Ничего не видя кругом, я судорожно кашлял и отплевывался, как впервые попавший в воду новорожденный моржонок, хотя понимал, что мне никак нельзя сейчас шуметь.

Отплевываясь и протирая глаза от соли, я все же сознавал, что нахожусь в воде не один. Я повернулся и увидел совсем рядом Салли. Неподалеку от нас – на расстоянии не более десяти футов – высилась бетонная стена пристани.

Некоторое время мы не могли отдышаться: глаза, легкие, желудок, горло – все было полно морской воды, и мы долго приходили в себя. Успокоившись, мы поняли, что можем не опасаться, что нас обнаружат.

Над нашими головами царил ад кромешный. Слышался рев машин и крики людей. В этом шуме выделялся лязг погрузчиков, рев двигателя грузовика и генератора.

Салли подплыла ко мне вплотную и шепнула на ухо:

– Ну и водитель же ты!

– Скинь ботинки и штаны, – сказал я, – будет легче плыть.

– Но мы ведь не собираемся плыть через залив?

Я взглянул на поверхность залива. В темноте виднелась цепочка огней.

– Ты права, даже если бы мы знали время прилива и направление течений, все равно слишком далеко… Они видели нас. У Военно-Морского флота есть патрульные суда, прожектора, вертолеты…

– И радарные установки, – добавила Салли. – А как ты думаешь – может быть, нам вернуться обратно на базу?

– Послушай-ка, что там творится, – сказал я. Мы прислушались – наверху все еще слышались крики. – Разгрузка продолжалась часа два, может быть, два с половиной. Из того, что мы видели, можно предположить, что в настоящий момент на складе у них лежит по крайней мере сто тонн наркотиков. Сколько сейчас это стоит на рынке? Несколько сот миллионов? Миллиард? Это примерно сумма национального бюджета Боливии. Как бы то ни было, они не захотят потерять такое богатство, не допустят, чтобы мы рассказали об этом.

– Но мы и не расскажем.

– Как ты думаешь, сколько отсюда до конца базы на берегу?

– Примерно одна миля.

– Ты сможешь проплыть милю?

– В бассейне, конечно, смогла бы. Но здесь темно и холодно и, должно быть, плавают крысы и всякий мусор.

– Переложи свой бумажник в карман рубашки.

– У меня нет кармана – возьми его себе.

Я снял ботинки, взял у Салли бумажник и вместе со своим положил в карман, расстегнул ремень и скинул джинсы вместе с носками – словно мне предстояло провести день на пляже.

Над нашими головами на пристани, перекрывая шум генератора, слышались крики людей. Затем раздался щелчок, и с неба в воду опустился сноп луча прожектора. Столб ослепительного света высветил поверхность воды в радиусе десяти футов, освещая пузыри в том месте, где упал грузоподъемник. Справа от нас высилась корма «Командора Мелвина Форбса», огромный темный силуэт которого терялся дальше в темноте.

Мы поплыли вдоль причала, мимо складского помещения, по направлению к берегу, находившемуся примерно в четверти мили от нас. Когда мы отплыли на тридцать ярдов и стало так темно, что мы с трудом различали друг друга, послышались три громких всплеска. Аквалангисты в блестевших в свете прожектора костюмах, с баллонами за спиной, в ластах и в прозрачных масках нырнули в освещенное прожектором пятно на поверхности воды. От их баллонов поднимались пузыри.

– Ты думаешь, они нас ищут?

– Ну конечно. Может быть, они хотят нас спасти. А может, просто хотят убедиться, что мы погибли.

Мы поплыли дальше. Лицо Салли, которая плыла рядом – в нескольких дюймах от меня, – напоминало белое расплывчатое пятно в темноте. Подчиняясь общему порыву, мы приблизились друг к другу и поцеловались, а затем вновь повернули к далекому берегу, черневшему в конце длинной тени, отбрасываемой пристанью.

Свет и гул, раздавшийся в конце причала, стали ослабевать. Мы плыли в размеренном темпе, стараясь производить как можно меньше шума. Там, в конце причала, все были заняты своим делом, но и здесь тоже кто-то мог искать и прислушиваться.

– Фу, – произнесла Салли.

– Что такое?

– Не знаю – похоже на дерьмо.

Наконец мы добрались до берега, если так можно назвать илистые, поросшие морскими водорослями сваи, и осторожно подплыли к концу пирса, где в свете огней морской базы было видно пристань и мерцающую зелеными блестками воду.

– Здесь есть лестница, – сказал я. – Если держаться в ее тени, нас не будет видно.

– Еще чего – там-то и собирается вся грязь. Ты знаешь, что мне особенно не по душе, Форрест?

– Гороховое масло и сандвичи с хреном?

– Нет, плавать вместе с тобой.

Мы находились в нескольких дюймах от берега, стараясь держаться тихо и оставаться незаметными. Было холодно, в воде плавала какая-то дрянь, но мы не могли разобрать, на что все время наталкивались. Время от времени накатывалась небольшая волна, подталкивая нас к покрытым тиной сваям пристани. Здесь, под краем пирса, тянувшимся вдоль залива, было спокойнее – мы находились в укрытии, нам не приходилось прятаться в узкой полоске тени.

Среди свай водились крысы. Мы не видели их, но слышали писк и визг – по-видимому, они были голодны. Что-то плюхнулось в воду возле меня, думаю, это была крыса: мне показалось даже, что она задела меня хвостом по руке. Но я не был уверен – возможно, это был плод моего воображения. Я всегда питал к отвращением к крысам.

– Боже, Форрест! Что это было такое?

– Я думаю, морская белка.

Мы немного отдохнули под пристанью, пользуясь ею как укрытием. С пирса спускалась лестница прямо в воду. Мы старались держаться за нее с затемненной стороны, но понимали, что все равно рискуем.

– Форрест, ты помнишь, как тащил меня от того озерка?

– Ну разумеется, я помню все – ты была как пушинка.

– Я совсем не пушинка – во мне сто тридцать два фунта, но это было действительно очень благородно с твоей стороны. Я знаю, что вела себя как свинья, но я была так напугана. Не хочу извиняться, но мне так неловко, что я не поблагодарила тебя. – Последовала пауза. – И я хочу сказать, что я на самом деле очень благодарна. Спасибо, Форрест. – Она легонько поцеловала меня в щеку.

– Очень рад.

– Но я не влюблена в тебя.

– Тебе обязательно говорить мне это именно сейчас? Может быть, с этим можно подождать?

– Чего ждать? Ты мне нравишься. И между нами существуют близкие отношения, – нам нет нужды притворяться или кого-то изображать из себя. Но и ты ведь не влюблен в меня?

– Ну, иногда я ощущаю некоторые приступы любви.

– Приступы? Постой. – Она поплыла к другому краю пирса, и я поплыл вслед за ней. – Нам еще далеко плыть?

– Трудно сказать. Думаю, мы миновали восемь или девять причалов. Может быть, осталось еще четыре.

На другой стороне пирса была еще одна лестница, ближняя от берега. Салли остановилась и ухватилась за перила. Ее силуэт выделялся на фоне зеленой поверхности моря, мокрые волосы спадали по обе стороны лица до самых плеч.

– Значит, ты не любишь меня? – спросила она, обняв меня за шею. Волны поднимались и опадали, то прижимая нас друг к другу, то разъединяя.

– Я сам не знаю, Салли. Это нелегко объяснить. Ты такая славная – красивая, сексуальная и такая мужественная. Меня очень тянет к тебе. Правда, между нами есть что-то общее, какая-то связь, будто мы высечены из одного камня. Я не помню, кто из нас первый об этом сказал, но это действительно так. И в то же время не знаю – есть ли у меня вообще сердце, может быть, вместо него – камень.

– Какая чепуха, – сказала она, – у тебя большое сердце, только ты настолько глуп, что не знаешь, где оно находится.

– Говорю тебе, мне самому трудно понять свои чувства. Если это любовь, то ты первая почувствуешь. А сейчас мне просто холодно – не пора ли нам двигаться?

– Но ведь ты и так все время в движении, никогда не останавливаешься, ни к чему не привязываешься.

– Салли, наверное, ты слышала, что у женщин есть дополнительный слой жира, поэтому они меньше страдают от холода? Я не знаю, так ли это или нет, но если мы сейчас не поплывем, я окоченею. Или тебе хочется еще задержаться и поговорить?

– Да, хотелось бы, – сказала она, оттолкнувшись от лестницы и плывя в темноту, – но я не желаю оставаться в этой грязи…

Мы вновь поплыли, держась в тени берега, отталкивая руками попадавшийся навстречу мусор.

Мы приближались к последнему пирсу базы. Мы поняли это, потому что увидели забор с протянутой над ним освещенной колючей проволокой. Вдруг Салли вскрикнула.

Я повернулся к ней и сначала ничего не мог понять. Какой-то черный блестящий горб вздулся над поверхностью воды, высунулась и снова исчезла рука, затем показалась нога и тоже скрылась под водой. Я схватил рукой этот горб – он был холодный и скользкий на ощупь. Салли барахталась где-то под ним. Это оказался пластиковый мешок для мусора – такими выстилают мусорные ящики. Салли уже освободилась от него – она кашляла и отплевывалась.

– Я думала, ты разгребаешь всю эту дрянь с нашего пути, – сказала она, откинув прядь волос с лица.

– Видно, часть мусора все же остается.

– На тебя трудно рассчитывать, Эверс.

– Ты хочешь плыть впереди?

– Мне хочется плакать. Я хочу оказаться дома и залечь в горячую ванну часа на три. – Она посмотрела через мое плечо вдаль. – Там что-то вроде барьера.

Ярдах в ста впереди, по другую сторону пирса, начинаясь от середины, было ограждение из нержавеющей ленты, уходящее в воду. Оно было высотой около десяти футов и неизвестно насколько погружено в воду. Мы поплыли вдоль пирса, чтобы лучше его разглядеть. Острые края стальной зубчатой ленты, казалось, могли разрезать рыбу напополам.

Ограждение не настолько далеко уходило в море, чтобы его нельзя было обогнуть. Но на краю пирса находился офицерский клуб, откуда отлично просматривалась поверхность воды. Судя по доносившимся звукам музыки и разговоров, там неплохо проводили время. Несколько офицеров стояли возле огромного окна с бокалами в руках, глядя на воду. Если бы мы попытались проплыть вокруг ограждения, по крайней мере, человек десять наверняка бы нас заметили.

– Подождем, – сказал я. – Рано или поздно они разойдутся по домам.

– Ждать, пока морские офицеры бросят пить! Ты с ума сошел! Я больше не могу, Форрест. Я слишком устала.

– Можно поступить по-другому – доплыть до конца пирса, затем проплыть еще сто ярдов до загородки и перебраться через нее. Там есть небольшой выступ, и под его прикрытием, в темноте они нас, наверное, не заметят.

– Ты что, не слышишь, что я говорю? – Она повысила голос. – Я чертовски устала. И не хочу никуда плыть. Это ж офицеры, дубина. Я поговорю с ними минуты две, и они тут же закутают меня в одеяло и дадут чашку горячего ирландского кофе. Где лестница на этот проклятый пирс?

– Вон там, на углу, – сказал я. – Однако долго ты сопротивлялась желанию сдаться.

– Сдаться? Что значит – сдаться? Ты поплывешь дальше и утонешь, а я пойду к ним, и меня угостят выпивкой. – Она устало поплыла к лестнице. Я последовал за ней, и мы достигли лестницы одновременно. Она стала подниматься по ней.

– Ты не сдалась, когда мы оказались в кабине погрузчика, – сказал я. – Ты не сдалась, когда мы чуть не утонули, когда, усталая и замерзшая, подверглась нападению мешка для мусора. Ты горько пожалеешь о своем малодушии, когда тебя бросят в холодную камеру вместе с пьяницами.

– Мой отец богат и могуществен, они не посмеют кинуть меня ни в какую чертову кутузку.

– Твоего отца здесь нет, а ты есть. Сначала они, возможно, и предложат тебе выпить. Но они сразу поймут, что леди, вышедшая из воды, – та самая женщина, которая свалилась с пирса в погрузчике. И они, вероятно, захотят узнать, какое отношение имеет твой отец к ста тоннам наркотиков и что мы делали на базе, а также что ты знаешь об их коллегах – офицерах, которые занимаются контрабандой этих наркотиков. Да они, пожалуй, изжарят тебя вместе с твоим папочкой живьем.

– О Боже, Форрест, я окоченела и устала. Скорее соглашусь быть изжаренной, чем околеть от холода. Давай лучше погрей меня.

Мы прижались друг к другу в мокрых рубашках, находясь в холодной воде, но через некоторое время как будто даже немного согрелись. Потом Салли вдруг оттолкнула меня.

– Пошли, – сказала она и поплыла к краю пирса, держа голову над водой, медленно и грациозно работая руками.

Она была права, они будут рады ее появлению, дадут ей одеяло и угостят горячим питьем: «Принесите красивой леди сухую одежду. Пусть доктор даст ей что-нибудь от простуды». Она имела право пройти на базу – у нее есть пропуск. Если она пойдет туда одна, с ней будет все в порядке. Ей нужно только придумать какую-то историю, но так или иначе с ней будет все хорошо.

Она остановилась на ступеньках лестницы.

– Верни, пожалуйста, мой бумажник. Возможно, придется угостить их выпивкой.

Я вынул ее намокший бумажник из кармана рубашки.

– Тебе надо что-то сказать им обо мне, чтобы я смог выиграть время.

– Ладно, я скажу им, что тебе прижало ногу в этом чертовом подъемнике и ты остался там, внизу.

– Они, наверное, захотят узнать, почему ты приехала сюда со мной.

Салли подумала минуту, а потом снова начала подниматься по лестнице – ее длинные ноги ступали по ступенькам, блестя на свету.

– Я знаю, что скажу, – сказала она, обернувшись. – Я скажу им, что ты похитил меня и изнасиловал. Это их заинтересует.