Текст книги "Финикс. Трасса смерти"

Автор книги: Боб Джадд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

Глава 4

– Я хочу чувствовать твой большой, толстый и теплый джимми во мне, – прошептала она. – Я хочу сосать…

– Кто это? – спросил я. – Что за Джимми?

– Меня зовут Ванда. Ванда Хамф.

– Послушай, Ванда, прошу прощения, что прерываю тебя, но у меня герпес, СПИД и есть дружок.

– Тогда не могли бы мы просто так поболтать?

С тех пор как «Вог» напечатал статью обо мне, я вынужден каждый день отвечать на два-три таких дурацких звонка. Не имею понятия, где они раздобыли мой номер телефона, но эти женщины не из стеснительных. Одной хотелось узнать, «люблю ли заниматься этим в собачьем стиле».

– Естественно, да, – ответил я. – Как ротвейлеры, фокстерьеры…

Кто их знает… Любая из них могла оказаться джентльменом в женском халате. Или леди с ледорубом. Или, что более вероятно, серьезно помешанной, одинокой и эмоционально неполноценной. Все они названивали мне из-за этой проклятой статьи, и я ничего не мог с этим поделать, пока «Бритиш телеком» не поменяет мне номер телефона.

Статья в «Вог» называлась «Летние гонки». Фотографии в июньском номере занимали шесть страниц, начиная со сто сорок седьмой. Там были все: Мэгги, Лаля, Мария Тереза, Майя и Клаудиа из серии «Сан-Марино», где она валялась на пляже вместе с «мужественным автогонщиком Форрестом Эверсом», прижималась к нему, целовала его, ощупывала его зад. Предположительно в статье шла речь об одежде (или отсутствии иной), но почти на каждой странице было упоминание о том, что весь мой «гардероб» забрызган каплями нового неотразимого средства «Формула-1» фирмы «Шанталь». В статье было множество связанных воедино деталей, как это свойственно журналу «Вог»: модельеры, магазины и цены на одежду, снимки флакончика «Формулы-1» на столике или скрытого в складках одежды, данные крупным планом. Глядя на эти снимки, я вспоминал, как чесалась моя потная спина, как лампы слепили глаза, а пятнадцать человек толкали, тянули, переодевали и понукали: «Поднимите колено совсем чуть-чуть, а теперь опустите другое, так держите, а вы не могли сделать еще раз такой задумчивый отрешенный взгляд, Форрест? Пожалуйста, больше страсти, Майя! Минуточку, Форрест слишком вспотел. Мартин, прошу, ради меня, оботри Форреста! Нет, нет, только животик, Мартин, потная грудь хорошо смотрится. Форрест, вы опять щуритесь».

И все же должен признаться, что снимки возбуждали. Мне казалось, что полуголый натурщик на них не слишком походил на меня, но клюнувшие на крючок незнакомые женщины звонили мне по ночам и рано утром.

Я уже опаздывал. Мне надо было встретиться с Джереми Бэкингемом в офисе «Эмрон инвестментс» на завтраке в 8.30 на Беркли-сквер. Завтрак, на жаргоне нынешнего делового мира, означает чашку остывшего растворимого кофе у кого-то в офисе и к нему куча «сочных» проблем на серебряном блюдечке. А на улице уже тарахтит заказанное такси.

В подземном гараже у меня стояло четыре машины. Ни за одну из них я не платил из своего кармана. Боссы автомобилестроения раздают водителям «Формулы-1» новые машины, как конфетки. Они полагают, что если публика увидит, что герой-автогонщик сидит за рулем «флогмобиля», то все тут же бросятся раскупать «флогмобили». Возможно, так оно и было, потому что мне продолжали звонить из Германии, Франции, Италии и Средней Англии, интересуясь, не хотел бы я получить еще один автомобильчик, хотя самое лучшее, что я мог сделать в этой забитой клоаке – Лондоне, – это держать их в гараже.

В последний раз, когда я выезжал из дому на Холленд-парк, направляясь в центр Вест-Энда, какая-то девчонка с пломбами в зубах узнала мой «астон-мартин» и оставила на ветровом стекле три отметки розовой губной помады. Признаюсь, красивый и приятный жест, особенно в обстановке недоверия и страха, которая царит в большинстве наших городов. И все же сознание того, что подобные девицы могут возникнуть на дороге в любой момент, заставляло меня быть осторожным, и, когда это было возможно, я предпочитал такси. Кроме того, в нем можно и поразмышлять, расслабившись на заднем сиденье.

Пока мы плелись по Найтсбридж, направляясь к автомобильной пробке на Гайд-Парк-Корнер, моя дисциплинированная мысль уже перелистала страницу за страницей весь список вопросов к встрече с «Эмрон инвестментс», пролетела мимо сорока семи пунктов, которые с безусловной необходимостью должны быть выполнены этим утром для команды «Джойс», и благополучно спустилась между надушенных грудей Клаудии – итальянской актрисы, которую «Шанталь» выбрала в качестве моей главной леди на этапе «Гран-при» в Сан-Марино. Я до сих пор помню запах ее духов.

Для первой съемки, проходившей в отеле в Болонье, Клаудиа надела черную комбинацию, а я был в брюках, без рубашки и босиком. Позади нас стояла неприбранная постель, и я пришел на съемки, полагая, что теперь-то я уже профессионал в этом деле и знаю, что мне положено делать и как. Мне она показалась весьма симпатичной, эта смуглая полногрудая итальянка.

Нас поставили напротив кровати, при этом Клаудиа обвила меня руками, а я смотрел вдаль, словно наблюдал за какой-то чайкой, чтобы изобразить то, что потребовал от меня фотограф. «Если не трудно, дайте нам этот глубоко задумчивый взгляд, Форрест. Думайте о дожде в Испании». И пока они проверяли свои экспонометры и приводили простыни в беспорядок, я вдруг почувствовал, что ее рука скользнула вверх по моей спине, а ее тело, теплое и мягкое, прижалось к моему. Рука ее добралась до моей шеи и склонила ее к себе, а упругие бедра и мягкая, теплая – прошу прощения за то, что буду повторяться, но я еще не успел толком разглядеть ее и все мои ощущения были расплывчатыми – и ее мягкая и теплая ложбинка между ними прижались к моей ноге. Я опустил взгляд и встретился с самыми обворожительными карими глазами, какие только видел в своей жизни и, успев ничего подумать, утонул в них.

Клаудиа смотрела на меня взором, полным страсти, вожделения, обожания и любви, и, когда я очнулся, мы целовались, а фотограф сходил с ума, прыгая вокруг нас и делая снимки своим «Хассельбладом».

Потом он воскликнул: «Отлично, стоп! Мне надо перезарядить кассету. Давайте-ка на минуту прервемся».

И Клаудиа сомкнула губы и отошла в другой конец комнаты, переговариваясь со своим парикмахером. А я для нее перестал существовать.

Нас снимали на полу, сидящими на кровати, лежащими рядом и друг на друге – вот она на мне, потом я на ней – и каждый раз было одно и то же. Эта немыслимо красивая чувственная женщина разжигала во мне невероятную страсть, и по ее глазам я видел, что она тоже без ума от меня. Она была полна такой любви ко мне, мне оставалось только отплатить ей тем же. Восхитительная, умопомрачительная женщина! А когда фотограф объявлял перерыв, я оставался вновь с раскрытым ртом и стоящим членом. Испытав во второй раз в течение тридцати секунд жгучее разочарование, я понял, что она – просто актриса и выполняет свою работу исключительно хорошо, и мне надо делать то же самое. Правда, Клаудии на то, чтобы выйти из образа, требовалось куда меньше времени, чем мне. Все, на что меня хватало, это лишь не ринуться за ней, когда она вставала с постели.

Автобусы, походившие на красных слонов, выстроились в шесть рядов, заблокировав Гайд-Парк-Корнер. Уже 8.15 утра. Если бы я захотел, то вполне мог отправиться пешком. Я глянул в окно на стоящие впереди пять рядов машин. Выхлопные газы клубились в воздухе. Я вспомнил ошарашенное, испуганное лицо Фила, отступающего от меня под колеса надвигающегося автомобиля. Кроссовки слетают с его ног и опускаются на дорожку пустые и одинокие, словно ожидая хозяина.

Я пытался объяснить полицейским в Монако, что его что-то напугало и заставило шагнуть назад. И они заинтересовались этим, но я ничего не мог добавить к сказанному.

Аварию на месте видело несколько сот человек и еще несколько миллионов по телевидению, и никто не заметил ничего такого, что бы могло его испугать. И даже если бы он был чем-то напуган, мне было неизвестно, что же это такое. Трагедию отнесли к разряду «несчастных случаев», да так и оставили в этом виде. Вполне возможно, у Фила были недруги. Невозможно вести бизнес в двадцать пять миллионов долларов в таком высококонкурентном предприятии, как «Формула-1», и не наступить кому-нибудь на мозоль. Но я не мог припомнить ни единой души из тех, кто знал его, но не любил. Так же и Сьюзен.

Я попросил водителя высадить меня в глубине Беркли-сквер – великолепной миниатюры великолепного парка. Эти огромные деревья здесь были посажены еще в 1790 году, когда самой западной границей Америки был Коннектикут. Они вымахали на большую высоту, образовав зеленый полог из листьев над овальным островком, окруженным движущимися автомашинами. Деревья были столь высокими и старыми, что когда бродишь между ними и думаешь о том времени, когда их сажали, то исчезает повседневная суета и рокот транспорта. Лужайка ласкала глаз зеленью, а лучи проникали сверху золотистыми столбиками, и все равно на этом островке спокойствия меня не покидало искаженное ужасом лицо Фила. Что же мне делать с его командой? Для начала – заручиться поддержкой его главного спонсора.

Лондонский офис «Эмрон» представлял собой пятиэтажное здание на восточной стороне Беркли-сквер, украшенное красным деревом и орехом, спиральными мраморными лестницами и хрустальными канделябрами, которые воплощали фантазию американского миллиардера, ставшего хозяином городского дома прежнего лондонского джентльмена.

– Форрест Эверс к мистеру Бэкингему, – представился я администратору. Она посмотрела на меня, как будто ожидала, что я доставил посылку. Возможно, мне следовало надеть костюм. Когда-нибудь я его все же куплю. Такой темно-синий в полоску.

Не соблаговолю ли я присесть? В данный момент мистер Бэкингем «ангажирован».

Я перелистал журналы по финансам. «Не рассчитывайте, что „Дженерал моторе“ оправится от потрясения». «Подскачет ли вновь цена на золото?» И тут какая-то женщина в черно-белом клетчатом костюме с очень широкой юбкой повела меня вверх по мраморным ступенькам через «библиотеку», уставленную до потолка книгами в кожаных переплетах, и через небольшую дверь в панельной стене, в кабинет Бэкингема.

Впечатление было такое, будто меня ввели в комнату для прислуги. Если бы из окна не виднелась Беркли-сквер, можно было подумать, что я оказался в кабинете менеджера средней руки. Обычные, выкрашенные в зеленый цвет стены, на них вывешены календари и графики, заурядный серый ковер на полу, просторный деревянный стол с тремя мониторами компьютеров, три кресла и. диван. Прижав телефон к уху, не сводя взора с монитора, Бэкингем знаком показал мне на кресло.

Женщина с овальным лицом и очень длинными ногами поинтересовалась, не желаю ли я сливок к кофе.

Я ответил, что черный кофе меня бы вполне устроил.

Подавая фарфоровую чашку на блюдце, она низко наклонилась ко мне, повернувшись спиной к Бэкингему, и фыркнула. Выпрямившись, она так посмотрела на меня, будто я был ящиком для деловых бумаг.

– Это действует на сексуально одаренных людей, – отреагировал я. Может, правда, а может быть и нет. Я никогда не пользовался этим средством и не был большой шишкой. Но меня никогда и не обнюхивали, как собаку.

Бэкингем положил трубку.

– Спасибо, что пришли, Эверс. У меня есть кое-какие опасения, которыми я хотел бы поделиться с вами.

– Времена настали нелегкие, – вставил я. Бэкингему было двадцать шесть, но выглядел он на все сорок пять. Акцент выдавал в нем британскую закрытую школу со степенью выпускника американского колледжа по бизнесу. Часы, проведенные в кресле за столом допоздна, сделали его лицо одутловатым и добавили мешки под глазами. И еще лицо было в прыщах. Несчастный парень.

– Сегодня утром у меня множество вопросов, Эверс, и я не хочу их откладывать. Вероятно, вы знаете, что я занимаюсь финансами. Я изучаю рынок с позиций прибыли и потерь. И я анализирую наше участие в «Джойсе» и должен вас спросить, какого черта мы там делаем? При чем тут автогонки? Зачем связываться с подобной командой, которая не входит даже в шестерку лучших? Только включите ТВ, и я вам покажу еще десяток видов спорта, которые производят большее впечатление на зрителя, чем автогонки. Например, кегли, ведь тут шары постоянно ударяются друг о друга. А вы, парни, даже больше не обгоняете один другого. Мы несем ответственность перед нашими инвесторами, мы пересматриваем весь наш бюджет, и я не могу понять, какого черта вы делаете с нашим рыночным тестом?

– Я не смогу отличить рыночное тесто от обычного, – сказал я, – хотя этого не следовало делать. – У них под контролем половина нашего бюджета. «Будь вежливым, Форрест, по отношению к руке, которая тебя кормит. Помни, что эти молодые выскочки вначале тебя треснут, а потом будут пожимать руки. Постарайся»! Очень жаль, что Сьюзен нет здесь, – добавил я. – Это скорее ее епархия. Она еще не пришла в себя.

– Она – симпатичная женщина, и у нее очень хорошие деловые качества. Об этом не переживайте! Я вам просто говорю то, что думаю. Я не руковожу этой компанией. Это личное дело Нотона, поэтому, нравится мне или нет, я должен сделать все, что смогу. Так какие у вас планы?

Планы… Какие у меня были планы? Я сказал:

– Единственный смысл в гонке – выигрыш. И если не можешь этого добиться, единственный смысл гонки – готовиться к этому. И именно сейчас…

– Нет, нет, нет, – оборвал он меня, замахав руками. – Мне нужны маркетинговые планы. Мне абсолютно безразлично, как вы работаете с командой. Я ищу пути для выхода продукции «Эмрон» на рынок. Ладно, вы еще новичок, Эверс. Может, еще не было времени поднатаскаться. «Эмрон» – крупная международная корпорированная инвестиционная группа, владеющая собственностью в ряде больших компаний. У нас серьезные вложения в такие строительные компании, как «Чартер корпорейшн», которая сейчас восстанавливает половину Кувейта, мы владеем «Фелпс секьюрити», крупнейшим в мире залоговым агентством, вместе с рядом заграничных банков и холдинговых компаний, и если вы внимательно читаете прессу по финансам, то знаете, что в данный момент на этом можно и прогореть. Поэтому мы пересматриваем нашу финансовую стратегию в пользу высоких технологий. Понятно? Это официальная линия, и это главная и единственная причина, почему мы вкладываем двенадцать миллионов долларов в год в команду «Джойс». Чего мы хотим, так это заявить во всем мире о своем участии и в этой сфере, как это сделал «ТАГ», когда стал спонсировать «Мак-Ларен». Это понятно? Потому что, это сугубо между нами, Эверс, если интерес к вам упадет, нам придется урезать ваш бюджет. – Я кивнул со всей серьезностью, подобающей случаю. – Поэтому я хочу знать, что вы намереваетесь делать для нас. Мне бы следовало поговорить об этом с Филом. Он организовал для нас некоторые очень заманчивые связи. Например, с «Софт эйр». Нотон как раз особенно заинтересован в развитии этих связей. Как дела у этого помешанного на аэродинамике, который работает у вас… Алистер, или как его там, Бенсон, что ли?

– Бенкинс, – поправил я. – А почему вам бы просто не пригласить его?

– Правильно. Так и надо было сделать. Но вот Фил нашел способ свести нас вместе. Так же, как и посодействовал нашему сближению с «Сумото бэнк» для гонок «Гран-при» в Японии. Это было здорово! В любом случае «Софт эйр» заявляет, что им пока не надо инвестиций, и я думаю, они немного напуганы нашим размахом. Мы не собираемся идти туда, где нас не ждут, но мы хотим знать, какие настроения у наших партнеров инвесторов по команде «Джойс». Мы за перекрестное опыление и возможность совместного участия в рыночных экспериментах. Можно сказать, что-то вроде корпоративного симбиоза. Мистер Нотон находит эти отношения весьма полезными. Извините, ваш кофе не остыл? Сильвия, принесите мистеру Эверсу еще одну чашку, – крикнул он в пространство. Он наклонился ко мне поближе: – Как мужчина мужчине, – и, понизив голос, добавил: – Она – сущая тигрица в части секса.

Глава 5

Подписавшись на роль менеджера команды «Формулы-1», тут же обнаружишь за собой хвост из конструкторов, физиков, механиков, бухгалтеров, бизнесменов, гонщиков, рекламных агентов, журналистов, спонсоров, дилеров и даже дам, разносящих напитки. Длина хвоста может меняться, но в тот миг, как ты вошел в любое служебное помещение, от тебя уже не отстанут, с нетерпением требуя решения по каждому вопросу и по каждой мелочи. И будь у тебя даже семь пядей во лбу, то все равно твои шансы на принятие верного решения о том, скажем, сколько дополнительно литров «легкой воды», заменяющей охлаждающую жидкость, надо брать в Мексику, весьма невелики. Но они все равно ждут от тебя решения, потому что знают, что ты оторвешь им головы, если они к тебе не обратятся. Как я понял, умение отшивать посетителей – серьезная наука.

Сейчас настал черед Алистера, и он топтался передо мной, дергая на себе гавайскую рубаху, ту красную, с рисунком, где были изображены зеленые и золотистые пальмы на фоне синего моря, кишащего оскалившимися пурпурными акулами. Он походил со своей длинной шеей на истощенного серфингиста. Его усы, как у моржа, уныло обвисли, пока он излагал мне свои шестнадцать неотразимых доводов. Интересно, подумал я, где такой тощий человек, как Алистер, прячет свой резонатор, если кажется, что его голос исходит откуда-то из подземелья? Я не прислушивался к нему особо внимательно, так как знал, что он хочет сказать, и мне вообще не хотелось слушать подобные вещи. Фразы вроде «векторные промежутки» или «многозначная логическая девятка» возникали в море его слов, как мрачные неизвестные острова. Не то чтобы Алистера трудно было понять. Ему просто нужны были деньги. Он хотел дополнительную сумму на оплату машинного времени на компьютере «Грэй», а у меня этих денег не было. Без разницы, прав он или нет, команда «Джойс» была без средств. Мы оказались в стесненных обстоятельствах. Постоянно отмечены красным в бухгалтерских ведомостях.

Как я усвоил, наиболее распространенное слово, которым пользуются менеджеры команд с небольшим бюджетом, – слово «нет». Я находился сейчас в мастерской вместе с механиками и техниками, которые готовили машины к отправке. Пол был выкрашен в ослепительно белый цвет и так блестел, что можно было разглядеть на нем синие и зеленые отражения трех машин нашей команды, как на фотоснимке «техниколор». Машины были установлены на узкой платформе из легированной стали – ни дать ни взять колесница Бен Гура. Этакий археологический курьез для будущих исследователей.

– Хорошо, если тебе неинтересно меня слушать, – воскликнул Алистер, зная, что мое внимание он уже утратил, – тогда посмотри сюда. Мне вовсе не хотелось первым сообщать тебе такое, но деваться некуда. И тебе необходимо знать, какие гадости ожидают тебя впереди.

Он подал мне номер «Эклипс» – газеты, которая чередует сплетни о королевской семье с «клубничкой» и убийствами. Нам оставалось всего часов шесть, чтобы подготовить три машины (две для гонок и одна запасная), инструменты, запасные части, компьютеры и радиооборудование – более пяти тонн имущества гоночной команды – к перевозке и погрузке на транспортеры до Хитроу, разгрузке там и погрузке на два грузовых лайнера, вылетающие в Монреаль, и декларацию на 32543 предмета на 347 страницах. Каждую мелочь проверить и перепроверить.

Я замотался с работой и уже неделю не читал газет, поэтому предположил, что «Эклипс» просто выдернула некоторые сомнительные кадры из съемок для «Шанталь». Газета была сложена пополам на пятой странице. Быстрый взгляд на нечеткие фигуры на снимке – и я понял, что здесь большая грязь, чем я предполагал. Я ощутил, как вокруг стало тихо: лица присутствующих обратились ко мне.

– Я и не собирался показывать, – сказал Алистер. – Но потом мне в голову пришла мысль, что все же тебе лучше увидеть это до нашего отъезда, иначе этот топор так и будет висеть над тобой.

Расплывчатое лицо на снимке определенно было моим. Должно быть, фотографировали не менее чем с полумили.

И я вспомнил то утро. Мы сидели в конторе – переделанная столовая с высокими потолками на дубовых балках. В одном углу комнаты Карен, наш бизнес-менеджер, занимала исцарапанный сосновый стол с принтером и ксероксом. Наши два секретаря – Джилли и Чарльз – сидел за столами у стены. Стол Сьюзен стоял перед окном, выходящим на фермерские поля, а я сидел за расшатанным столом, ранее принадлежавшим Филу.

Сьюзен разговаривала по телефону с «Лаунстон спотсвэа», объясняя секретарю исполнительного директора, что места располагаются напротив ангаров. «Не в ангарах, – терпеливо объясняла она в трубку, – напротив ангаров – это хорошие места». Последовала пауза, и Сьюзен посмотрела на меня, подняв брови, и изобразила улыбку в голосе, говоря, что она знает значение слова «ангары» и если друзья сына исполнительного директора желают другие места, она, возможно, сумеет это устроить, но ангары в автогонках – это места, где машинам меняют покрышки и делают мелкий ремонт, а их места будут находиться напротив линии «старт-финиш». «Там, где начинаются гонки», – добавила она.

Я просматривал счета Фила на экране компьютера. Как Сьюзен заявила, она занималась бизнесом, а Фил – гонками, но не все было так просто. Повсюду фигурировали огромные суммы на различных счетах. Если верить словам Сьюзен, мы тратили больше, чем получали. Но если учесть два субсчета Фила, один из которых предназначался для незапланированных побочных доходов, а другой – для «менеджмента», то казалось, что денег полным-полно. «Казалось» – это самое подходящее слово, потому что деньги на счетах Фила были переведены в какие-то коды, смысла которых я не понимал. Другими словами, команда работала себе в убыток, а кто-то неизвестный получал от этого доходы. Я проверил поступления по отчету менеджмента и обнаружил, что некоторые гонщики, причем двое в «Формуле-1», платили Филу по несколько тысяч фунтов в месяц. Один из гонщиков был моим товарищем по команде – это Рассел Симпсон. Есть о чем порасспросить Рассела. Если, как это утверждает счет, Фил платил Расселу за вождение, то почему Рассел отстегивал назад Филу треть своего заработка? И куда шли деньги, после того как попадали к Филу? В его карман, на какой-нибудь секретный счет в Швейцарии?

Я вернулся к зарплате Расселла. Она у него, как у гонщика, в первый год выступления в «Формуле-1» за команду «Джойс» составила 750 тысяч фунтов в год. Вроде бы справедливо для одаренного парня в начале его взлета. Но вот чеки, свидетельствующие о том, что с Рассела Симпсона удерживалось по 35 тысяч фунтов в месяц. Плата шла в «Фил Джойс энтерпрайз». Фил вел бухгалтерские записи с какой-то чертовской изобретательностью, удерживая компанию на плаву тогда, когда она могла пойти ко дну. Но почему так много денег удерживалось с Рассела? Кто непосредственно платил Филу? У Рассела были свои спонсоры: табачная компания, один иностранный банк, японская компания электроники и некий консорциум, занимающийся недвижимостью и имеющий виллы в Португалии и Бразилии. Это по крайней мере удваивало доходы Рассела. И у Фила было несколько посторонних источников дохода. Один из них – личное руководство.

Я взял на заметку спросить у Рассела о заработках Фила за менеджмент, когда в офис вбежала Сью Вторая со слезами на глазах. Она не произнесла ни звука, просто подбежала к ноге матери и прижалась к ней. Сьюзен шлепнула дочь по мягкому месту и сказала в трубку: «Я перезвоню попозже», – затем положила трубку и обратилась к дочери: «Давай-ка, принцесса, идем в туалет», – и, подхватив ее на руки, вышла.

Со времени похорон Фила у Сью Второй наблюдалось недержание мочи. И девочка молча переживала свою беду, поскольку была уже достаточной большой, чтобы стыдиться этого. Спустя несколько минут я услышал, как Сьюзен крикнула сверху: «Вернись!» Послышался топот бегущей трехлетней девочки, и Сью Вторая, совершенно голая, но с улыбкой ворвалась в кабинет и ринулась прямиком ко мне. Я подхватил ее и держал на руках, когда Сьюзен спустилась по лестнице. «Ты не возражаешь, – спросила она, – если она у тебя побудет несколько минут».

«Я погуляю со Сью, а отчеты просмотрю в любое другое время», – ответил я и, держа девочку на руках, вышел наружу, посмотреть, что творится в саду в этот солнечный день. И вот в этот самый момент, должно быть, и был сделан этот снимок. Заголовок гласил: «Новая обнаженная Эверса».

«Постельный попрыгунчик, он же гонщик „Формулы-1“ Форрест Эверс, известный тем, что за пределами трассы разъезжает быстрее, чем на ней, завел себе новую подружку. Эта юная любовница – Сьюзен Джойс, дочь хозяина команды Фила Джойса, который трагически погиб две недели назад в Монако. Среди соседей ходят слухи о его ночных заездах в спальню сногсшибательно сексуальной мамочки маленькой Сьюзен – вдовы Джойса, по имени Сьюзен, – в доме Джойсов в Нортхэмп-тоншире стоимостью 2,2 миллиона фунтов».

Это было низко, мерзко, грязно. Конечно, я оставался там на ночь. На этом настаивала сама Сьюзен. Она заявляла, что чувствует себя так безопаснее и что нет смысла тратить по несколько часов в день на дорогу туда и обратно, когда у меня так много работы. Я спал в другой части дома на другом этаже в комнате, где всегда останавливался до этого. Но эта деталь в «Эклипс» [14]была затемнена.

– Сьюзен видела это? – спросил я.

– Сомневаюсь, – ответил Алистер. – Не думаю, что «Эклипс» одна из ее любимых газет.

– Я сейчас вернусь, – бросил я на ходу, направляясь к дверям.

– Успокойся, Форрест! Удели мне еще две минуты перед тем, как уйдешь! Мне нужно тебе показать кое-что. Поверь, это крайне важно!

– Я приду через две минуты! – ответил я.

Сьюзен сидела за своим компьютером, склонившись над «редактором».

– Секундочку, Форрест! – сказала она. – Я хочу написать письмо в газету и распечатать его до того, как уйдем. Собиралась черкануть что-нибудь про Фила, но все получается типа: «наш мужественный руководитель, покинувший нас…» Не знаю, то ли смеяться, то плакать.

– До того как смеяться, прочти-ка вот это, – предложил я.

Она изогнула бровь и взяла газету. Наклонилась над столом; ее каштановые волосы, чуть тронутые золотом от полуденного солнца, проникающего в окно, закрывали ее лицо, поэтому я не мог видеть, какое на нем выражение, пока она не подняла голову, довольно улыбаясь.

– Разве это не остроумно? – спросила она.

– Ты говоришь «остроумно», Сьюзен? Мы обязаны притянуть эти задницы к суду! Вот так эта бульварная пресса в наши дни преподносит новости, извращает факты, лишь бы поддерживать высокие тиражи. Чтобы рекламодатели были довольны. Эти сволочи запачкали нас, чтобы распродать свою вонючую макулатуру! Так что я вовсе не думаю, что это остроумно.

– Форрест, какой же ты старый бука! Кончено же мы подадим на них в суд. Не будь таким мрачным! Согласна, для наших друзей из «Бэнк оф Катар» это будет неприятная шутка. Но мы с ними разберемся сами. И обещаю тебе, что воспользуемся этой лошадкой-подарком и поскачем. Этим публику не купишь. Мы заставим «Эклипс» купить нам дюжину двигателей, а также обяжем пожизненно доставлять мне розы, пока я не умру. Филу бы жутко понравилась эта мерзкая фраза «сногсшибательно сексуальная». И он бы с ней носился повсюду. О-о-о-о, подожди минутку, у меня идея. Какой размер твоей сорочки?

Я уже выходил из кабинета, но Сьюзен окликнула меня:

– Послушай, Форрест, а это правда? Ты действительно остаешься у нас на ночь?

Я отыскал Алистера в его конструкторском бюро вперившимся в чертеж автомашины на экране компьютера. Он не поднял головы. Произнес, нажимая на клавиши:

– Вот твоя машина, понятно? Это самая последняя конфигурация по конструкции Билла и Кэти. – Изображение машины было точно в деталях и все же выглядело необычно, этакий трехмерный рисунок в ярких, без оттенков компьютерных красках. Он нажал на клавиши, и колеса стали вращаться. Они поднимались вверх и вниз, создавая впечатление, что машина несется по трассе, делает повороты, преодолевает подъемы и спуски.

– Это модель прошлогодней трассы в Барселоне, – объяснил он, – взятая из базы данных нашего компьютера, тут и градиенты, и ускорение, и побочные тормозящие силы. В придачу к этому я могу ввести температуру, атмосферное давление, влажность. Ну и конечно, с учетом всего всего этого определить точную скорость на любом заданном участке трассы. Я мог бы показать тебе и Канаду, но там так много изменений в трассе по сравнению с прошлым годом.

– Похоже на адскую игрушку, – заметил я.

Алистер подарил мне взгляд, смешанный с жалостью и отвращением, и отвернулся к монитору.

– Попробую объяснить попроще, чтобы ты смог понять, Форрест. Используя через спутниковую связь компьютерного центра «Грэй» в Стенфорде программное обеспечение турбулентного потока, разработанного в «Фейк-спейс-лабс» в Пэл-Альто, мы создали здесь модель аэродинамической трубы.

– В пику реальной?

– Правильно. Такие большие команды, как «Мак-Ларен», и «Вильямс» тратят от пяти до десяти миллионов долларов на свои собственные аэродинамические трубы с подвижными наземными проекциями и совершенным компьютерным анализом, в то время как команды наподобие нашей вынуждены клянчить, одалживать и воровать время, чтобы поработать на первой попавшейся под руку трубе. Но аэродинамические трубы таят в себе и множество проблем. В них не используются реальные автомашины, а применяются модели, которые дороги и требуют как минимум две недели на изготовление. «Вильямс» тратит полтора миллиона в год только на модели. Кроме расходов и времени, даже минимальное отклонение от размеров обычной машины может дать неверную картину. Аэродинамическая труба – это труба с большим вентилятором, прогоняющим через нее воздух. Ставим модель в ее середину и получаем все виды вихрей и воронок, которые никогда не увидишь на открытом воздухе на гоночной трассе. Плюс к этому завихрения, возникающие на изгибе гоночной дорожки, вот тебе еще не учтенные воздушные потоки. Аэродинамические трубы до десять миллионов долларов не смогут имитировать программное вращение по осевой и не дадут ударную волну, возникающую при ускорении машины с восьмидесяти пяти до ста шестидесяти пяти миль в час в течение трех секунд. А вот компьютерная аэродинамическая труба все это может.

– Даже и не знаю, как мы сможем обойтись без ударной волны, – пошутил я, стараясь отвлечь его, но, похоже, он меня не слышал.

– Смотри: все, что от нас требуется, это обеспечить связь между топологией внешней поверхности нашего чертежа с обеспечением «Фейк-спейс-лабс», и мы сможем смоделировать любую ситуацию, какую захотим. Даже более того, через «Грэй» в Пэл-Альто мы сможем связаться со станциями «Кларенс», «Билл» и «Кэти», а они смогут внести изменения в любую часть нашей машины на компьютерном автоконструкторе, и мы тут же увидим эффект. Можем заказать любые изменения в конструкции, какие захотим, и для этого не надо готовить модель и дожидаться ее несколько недель. Ты понимаешь, о чем я говорю? Можно проверить математически эти изменения за десять минут, переделать и опробовать снова, десять минут спустя. Ты не хуже меня знаешь, Форрест, что большинство гонок в наши дни выигрывается до старта. Мы могли бы получить огромное преимущество. Уверен, мы обштопаем такие команды, как «Вильямс», которая затратила десять миллионов на новую аэродинамическую трубу. – Я снова попробовал его остановить, но Алистер метался, размахивая руками, как огромная птица: – Даже прямо сейчас. Можешь взять эти машины с собой в Монреаль, и если мы найдем лучшую обтекаемую конфигурацию, то опробуем ее на компьютере, заставим наших парней сделать за ночь, и ты получишь ее для трассы на следующий же день и увидишь в деле.