Текст книги "Сат Чит Ананда"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Солдаты сделали то, что им сказали. Через семь дней появился Омар. На этом человеке были сплошные раны, кровь и ничего больше. Он был на грани смерти, и Омар спросил у него: «Ты переменил свое мнение?»

Человек ответил: «Когда я спускался с небес, Бог сказал мне: “Помни, быть пророком не так-то просто. В тебя будут бросать камни, тебя будут осуждать, тебя будут наказывать, тебя будут сажать в тюрьму, могут даже обречь на смерть. Будь готов к этому. Быть пророком Бога – это очень опасно”. Ты доказал то, что Бог был прав, я Его пророк».

Даже Омар был шокирован: этот человек казался совершенно сумасшедшим. И как раз в этот миг он услышал, как другой человек, привязанный к другой колонне, которого поймали месяц назад и который провозглашал себя Богом, закричал: «Я тебя не посылал!»

Мусульмане не могли этого выдержать. Если мусульманин грамотный, культурный, не фанатичный, он может сказать: «Возможно». Потому что если Мухаммед мог стать пророком, если Иисус мог стать пророком, если Моисей мог стать пророком, а Хазрат Мухаммед признал это, тогда какие трудности? Почему этот бедняга не может быть пророком? Сначала должно послушать его, какое послание он принес. Никто не слушает его послания, и люди пытаются уничтожить его еще до того, как он передал свое послание. Но, возможно, в этом послании что-то есть. Если бы в его послании ничего не было, ничего страшного не случится. Пусть считает себя пророком. Но если у него действительно важное послание, будет неправильно, если мы откажемся его слушать».

Но если кто-то скажет: «Я есть Бог» в том смысле, в котором говорят это Упанишады, фанатики не могут принять этого. И этого человека поймали за месяц до Омара, а Омар совершенно забыл о том, что и его тоже посадили в тюрьму для того, чтобы он подумал. Этот человек закричал: «Омар, помни, он лжет, потому что я никогда не посылал никаких пророков на Землю. После Мухаммеда я никого не посылал на Землю. Я – Бог, Мухаммед Мой пророк, и святой Коран – Его послание. А этот пройдоха просто сумасшедший!» Это исторически достоверный факт. Омар не мог поверить своим ушам. Что ему было теперь делать?

Когда христиане, особенно ученые, миссионеры начали переводить Упанишады, они исказили их всевозможными способами. Они говорили: «Это книга написана совершенно сумасшедшим человеком, чье эго слишком большое. Он совершенно нерелигиозен, потому что религиозный человек должен быть смиренным. Как религиозный человек может провозгласить: «Я есть Бог!»?

Это очень странно. Религии могут видеть недостатки друг друга, но они не могут видеть собственных недостатков. Когда Иисус провозглашает: «Я единственный рожденный Сын Божий», они не могут увидеть в этом проявления эго, они считают это смирением.

Упанишады не эгоистичные. Они не говорят, что мудрец, который провозглашает: «Я есть Бог», говорит нечто, что относится только к нему. Он говорит это про каждого, он говорит, что вы также Боги: я есть Бог, и вы есть Боги. Мы все части божественного. Мы все части одного и того же океана. Эта рыба и другая рыба не отличны. Они все рождены в одном и том же океане, и все они исчезнут в одном и том же океане.

Слова Упанишад не эгоистичны, но центрированные на Боге религии очень эгоистичны, они не могут принять этого с легкостью. Даже индуисты, чьи предки делали эти заявления, стали такими трусливыми, что теперь они не осмеливаются говорить такие вещи. Они сами думают, что это эгоистично. Христианство и мусульманство оказали сильное внимание даже на индуистский ум. Индуистский ум больше не чисто индуистский.

Вы будете удивлены, узнав о том, что даже самый великий индуист этого столетия, Махатма Ганди, три раза в своей жизни был на грани того, чтобы стать христианином, он был готов принять христианство. Я пытался понять, что из себя представляет Махатма Ганди, и пришел к выводу, что он на девяносто процентов джайн и на один процент индуист.

Он родился в Гуджарате, это место еще до сих пор находится под влиянием джайнизма. Поэтому с самого детства, несмотря на то, что он родился индуистом, на него оказывал влияние джайнизм. Все его ненасилие – это не индуистское ненасилие, это джайнская идея. Все его пять великих принципов, которым следует следовать в его ашраме – это джайнские принципы, в них ничего индуистского, несмотря на то, что он читал Бхагавадгиту каждое утро и каждый вечер перед двадцатью пятью учениками.

Его ашрам не был похож на жилище, он был похож на трущобы, там у многих не было даже сетки от комаров. Вместо сетки от комаров они пользовались керосиновым маслом. Для чего? Для того, чтобы смазывать им свои лица, свои руки. Они им намазывали тело, втирали керосин. И тогда даже москиты не могли приблизиться к ним, так от них воняло. Как же можно уснуть в таких условиях? Это такой отвратительный запах. Даже москиты держатся на расстоянии, а вам приходится спать.

Я там оставался всего лишь один день, и вечером, когда мне предложили керосиновое масло, я сказал: «Я ухожу, это место не для меня». Откуда он научился таким глупостям? Определенно, не из Бхагавадгиты, но для того чтобы уверить индуистов, что он великий махатма, он читал эту книгу каждый день утром и вечером. Но Бхагавадгита – это одна из самых сильных философий насилия, но никак не ненасилия. Она была полностью в гармонии со взглядами Муссолини, Сталина, Мао Цзедуна, но не религиозного человека. Так странно, что ни один человек так и не спросил Махатму Ганди за всю его продолжительную жизнь: «Почему вы претендуете на то, что Бхагавадгита – это ваша мать?» Это был просто политический шаг, направленный на то, чтобы индуисты были с ним.

Но вся философия Бхагавадгиты – это философия насилия. Кришна учит войне. Он убеждает Арджуну на протяжении всей Бхагавадгиты совершить насилие, с самого первого предложения до последнего, и учит только одному, войне. Он говорит с Арджуной, своим учеником, который хочет сбежать с поля боя. На самом деле, Арджуна намного больше похож на джайна, чем на кришнаита, потому что когда Кришна пытается убедить его сражаться, Арджуна продолжает сопротивляться этому, выступает против насилия.

В конце концов он говорит: «Я не вижу никакого смысла. Миллионы людей будут уничтожены просто из-за моих амбиций, из-за того, что я хочу сесть на золотой трон. Мне не кажется, что я буду чувствовать себя счастливым, когда увижу миллионы трупов вокруг себя, включая моих братьев, родственников, друзей, коллег, старших, учителей. В убийстве этих людей ради того, чтобы стать королем, я не вижу никакого смысла». Он сказал: «Я чувствую смущение, сожаление, что даже могу совершить самоубийство. Поэтому лучше уйти в Гималаи. Этот мир уже далек от меня, я больше не часть этого мира и дел мирских. Я хочу стать саньясином».

Но Кришна не дал ему такой возможности, причем сделал это очень хитро. Он сказал ему: «Это замысел Бога, согласно которому ты должен сражаться; сбегать с поля боя – значит препятствовать воле Божьей». Из-за того, что Арджуна верил в то, что Кришна – пророк Бога, ему пришлось с неохотой подчиниться ему.

Именно эту книгу Махатма Ганди читал ежедневно утром и вечером. Он даже написал свои комментарии на нее, и, естественно, у него были сложности: как написать ненасильственные комментарии, тогда как вся книга пронизана насилием? Поэтому он сказал, что вся эта книга – это только лишь метафора, что этой войны никогда не было. Это стратегия, которую он использует в своих комментариях: этой войны никогда не было. Впервые за пять тысяч лет кто-то открыто сказал, что этой войны не было. Это идет вразрез с мнением, которое поддерживалось пять тысяч лет: что война была.

Причем война не только была, но она уничтожила половину Индии. Это была настолько огромная война, что вся Индия стала трусливой. Именно из-за этой войны, которую Кришна проповедовал, Индия стала рабской страной на две тысячи лет. Она потеряла свое мужество, достоинство, она стала такой нервной, потому что она видела, к каким разрушениям привела эта война: практически половина населения страны было уничтожено.

Каждая семья скорбела, кого-то убили в каждой семье. Не было ни одной семьи, которая была бы не вовлечена в войну. Ночной кошмар этой войны следовал по пятам Индии пять тысяч лет. И возник страх, практически такой же, как и в тех людях, которые стали свидетелями гибели Хиросимы и Нагасаки. Если вы будете говорить с ними о войне, что они вам ответят? Конечно, они скажут вам, что не хотят больше войны. Они и так уже хлебнули лиха.

Но Махатма Ганди был очень хитрым, он был политиком. В самом начале своих комментариев он говорит, что вся эта война – это просто метафора. Это была война между добром и злом, война между светом и тьмой. Это не историческое событие, поэтому вопроса о насилии не возникает. Война между светом и тьмой, определенно, не будет кровавой: ни у света, ни у тьмы нет крови.

Этот человек, Махатма Ганди, признается, что три раза он был на грани того, чтобы стать христианином. Но политика не дала ему такой возможности, потому что если бы он стал христианином, он бы не был лидером индуистов. Индуисты ненавидели бы его, а они составляют большинство страны.

Это была просто политика, она не дала ему такой возможности, иначе он бы сам не принял эти слова Упанишад. Он никогда не говорил об Упанишадах. Он, должно быть, боялся говорить об Упанишадах, потому что не знал, как комментировать слова «ахам брахмасми». Нельзя сказать, что это метафора. Это действительный, реализованный факт.

Ты спрашиваешь, Анандо, какая связь между этими известными словами – а их еще зовут «махавакья», «великое слово» – с другой махавакьей, сат чит анандой? Сат чит ананда состоит из трех слов, как я уже сказал вам: сат – истина, чит – сознание, ананда – блаженство. Эти три слова говорят о том же, о чем говорит ахам брахмасми. Эти фразы глубоко связаны. На самом деле, сат чит ананда – это цветок, ахам брахмасми – это благоухание, такая между ними глубокая связь.

Определенно, я – это высшее, это результат всего поиска на Востоке, поиска всех будд, всех мистиков. Единственное предложение может считаться результатом всего поиска всей Индии. Но религия, сцентрированная на Боге, не будет готова принять это. Это просто показывает, что их понимание – это не истина, не сознание, не блаженство.

Их понимание очень низкое, это не опыт, а только вера. Вы христианин только по вере, иудеи также – иудеи только по вере, мусульмане – это мусульмане по вере. То, что говорят Упанишады – это не вера, это прямой непосредственный опыт. Они такие поэтичные, такие мистические, что во всей мировой литературе нет сравнения.

Но это конечное цветение и благоухание возможно только тогда, если вы начнете с медитации, а не с молитвы. Эти два пути приведут вас к разным выводам. Молитва приведет вас к все большим и большим мечтам, а медитация приведет вас к все большей и большей истине. Медитация должна быть направлена внутрь, а молитва должна быть направлена вверх, в пустое небо. Все ваши желания, жадность и амбиции, страхи и комплексы олицетворяются в молитве. Бог становится для вас, если вы находитесь на пути молитвы, утешением, и ничем больше. Но если вы на пути медитации, Бог однажды станет для вас самим вашим существованием, вами.

Однажды слабый, маленький человек кланялся в церкви и молился: «Пожалуйста, Бог, – бормотал он, – сделай так, чтобы мой босс продвинул меня по служебной лестнице, чтобы я был в состоянии платить за дом, и чтобы мои дети не были голодными».

После этого двери церкви открылись от пинка, и туда ввалился большой негр в черных защитных очках. Он подошел к алтарю, поднял руки и сказал: «Послушай, приятель, ну ты там, Бог. Мне нужна красивая краля, большая новая машина, огромный дом. И мне хотелось бы всего этого побыстрее».

После чего он развернулся и ушел из церкви. Маленький человек продолжал молиться.

На следующей неделе маленький человек вернулся, и он все еще молился о том же, когда он был прерван громким бибиканьем, которое раздалось снаружи церкви, после чего в церковь ввалился этот негр с красоткой на руках. Он подошел к алтарю и сказал: «Послушай, Бог! Спасибо тебе за машину и девочку, ты просто чел, и знаешь, дом просто класс!» После того как негр ушел, маленький человек подошел к алтарю и сказал: «Дорогой Бог, ты ответил на его молитвы. Почему же ты не ответил мне?» Тут раздался громовой голос с небес: «Извини приятель, просто я тебя не перевариваю!»

Если вы хотите фикции, то молитва – это ваш путь. Все религии, которые основаны на молитве – не истинные религии.

Но медитация – это совершенно другой путь. Она ведет вас внутрь, обращает вас из мира в ваше бытие. Это не требование, не желание, не жадность, это не просьба. Это просто тихое бытие, совершенно тихое, которое погружается все глубже и глубже в тишину.

Приходит мгновение высшей тишины, и потом внезапный взрыв света, и вы сами почувствуете: ахам брахмасми. Не внешнее, потому что вы не говорите это никому конкретно, а чувство в глубине вашего бытия. Никакой язык не нужен для этого, нужен просто опыт: «Я – целое, я – все. И точно так же, как я – целое, каждый – целое». Поэтому вопроса об эго или мегаломаньяке не возникает.

Христианские миссионеры, которые давали объяснения Упанишадам, были совершенно предубежденными, у них не было понимания медитации и не было понимания высших свойств истинной религии. Они знали только об организованной церкви. В сравнении с Упанишадами каждая религия мира выглядит просто детской, примитивной.

Эти организованные религии не дают вам свободы. Наоборот, они дают вас все более глубокое рабство и зависимость. Под именем Бога вам говорят, что вы должны сдаться, должны стать овцой и позволить Иисусу или Мухаммеду быть пастухами. Это так отвратительно, сама идея настолько неуважительна, что я даже не могу назвать их псевдорелигиями. Это просто антирелигии.

Упанишады – это высший полет сознания. Упанишады не принадлежат никакой религии. Люди, которые написали эти прекрасные книги, не упоминают даже своих имен. Они не принадлежат никакой нации, не принадлежат никакой религии, не принадлежат тем, кто ищет мирских вещей.

Они принадлежат лишь подлинным искателям истины. Они принадлежат вам. Они принадлежат моим людям.

Глава 13

Дипломатия – это заразная болезнь

Вопрос: В который раз все, что я хочу сказать, остается невысказанным. Вопрос за вопросом сгорает без следа быстро и стремительно. И, тем не менее, остается неконтролируемое стремление к вам, чтобы вы показали мне правильное направление. В противном случае, как я могу узнать, что я не отклонилась с пути?

Ананда Савита, ты можешь отклониться, но пока ты, определенно, не отклонилась. Если возникает вопрос и исчезает, это показывает все. Если ты хочешь спросить что-то и видишь, что этого не высказать словами, это означает, что нечто высшее не может быть высказано посредством ума, слова отпадают, и ум не способен вернуть вас вниз и перевести это на язык слов.

Это нечто, что нужно помнить. Если вы становитесь молчаливыми все больше и больше, если вы становитесь более умиротворенными, спокойными и прохладными, это внутренний указатель на то, что вы движетесь в правильном направлении. Если бы все было по-другому, вы бы стали более беспокойными, более обремененными, чувствовали бы больше страдания, чувствовали бы, что распадаетесь на части. Это точный указатель того, что вы отклонились.

Мне бы хотелось, чтобы вы помнили этот критерий, потому что он внутренний. Он не появился снаружи, это не чье-то суждение. Вы можете видеть очень ясно, это симптомы: тишина, блаженство, умиротворение, которые передают понимание, и вам больше не о чем беспокоиться. Все это может происходить только в том случае, если вы на правильном пути. Этого никогда не происходит, когда вы отклоняетесь.

Если вы несчастны, если вы чувствуете бессмысленность, чувствуете пустоту в жизни, если в вашей жизни нет музыки, нет поэзии, вы лишь уныло тащите бремя своего существования, это явный показатель того, что вы уже не на правильном пути.

Правильный путь подобен тому, что вы приближаетесь к прекрасному саду. Вы можете не видеть этого, это может быть еще невидимо, но вы можете начать чувствовать этот аромат, вы можете начать чувствовать холодное дуновение, вы можете начать слышать, как поют птицы и деревья, как все становится зеленее, более живым, и вы все ближе к саду.

Но если все становится суше, если все теряет свой сок, если деревья становятся голыми, если на них нет листвы, нет цветов, если путь становится все напряженнее и напряженнее, прохлада исчезает. Вместо этого вы начинаете чувствовать жару и пот, и вы понимаете, что движетесь по направлению к пустыне.

Именно это происходит в вашем внутреннем мире. Там есть пустыня, которая называется умом, и есть сады, которые называются сердцем. Если вы движетесь к сердцу, все правильно, потому что сердце – это мост к вашему бытию. Сердце – это цель, но это определенное указание на то, что вы оставили ум позади, что пустыня оставлена позади.

Сердце соединяет ум и бытие, как мост. И по мере того как вы начинаете двигаться по пути сердца, все начинает становиться все красивее и красивее, более любящим. Вы окружены новой энергией, новой жизнью и чувствуете обновление с каждой секундой.

В тот день, когда вы достигнете вашего центра, вы испытаете сат чит ананду. Но перед тем как вы испытаете сат чит ананду – истину, сознание, блаженство, будут небольшие указатели, которые помогут вам идти по пути. Это указатели.

Насколько я могу видеть, ты идешь совершенно правильно, потому что чувствуешь то, что нельзя высказать. Это исходит из сердца. Только сердце лишено языка. Оно тихое и говорит на языке тишины. Вы можете сказать, что тишина – это его язык. И вы видите, что сложно высказать это, потому что слова – это деятельность ума. Чувства принадлежат сердцу, а механизм выражения проходит через ум. Поэтому если что-то появляется в сердце, ум чувствует себя совершенно бессильным. Это хорошие новости.

Ты говоришь, что вопросы приходят один за другим, но так же быстро покидают тебя. Именно так все и происходит с каждым медитирующим. Вам не нужно задавать вопросы! Еще до того, как вы задали вопросы, их больше нет. Это значит, что вы приближаетесь к ответу внутри себя. Это может быть не слишком-то ясно вам, вы можете не понимать, какой ответ внутри вас. Но вопрос исчезает и больше не мучает вас, он не становится для вас ночным кошмаром, не преследует вас, не смущает больше вас.

Если это происходит, это показывает, что вы заперты в уме, потому что ум знает только вопросы. А сердце знает только ответы, а бытие выше и того, и другого. Оно не знает ни вопросов, ни ответов. Оно просто выше всякой двойственности.

Я говорил вам много раз, но мне нравится говорить об этом... Дело в том, что в современном мире, особенно на Западе, ничего подобного еще не случалось. На Востоке это происходило с суфиями, с дзенскими монахами, с мастерами медитации, но на Западе эти маленькие проявления вообще уникальны, они подобны горящему факелу во тьме ночи.

Гертруд Штайн, великая поэтесса, была при смерти. Ее любили многие, у нее было много друзей. Она была женщиной необыкновенных творческих сил. Ее поэзия была близка к хайку дзенских мастеров, к поэзии Кабира, Нанака, Фарида. Ее поэзия была близка к восточной, у нее были проблески мистического опыта.

В последнее мгновение, вечером, солнце село и наступили сумерки. Она открыла глаза и спросила: «Каков ответ?»

И те, кто собрались для того, чтобы попрощаться с ней, были озадачены: «Неужели она сошла с ума?» Возможно, приближение смерти так сильно шокировало ее, что она потеряла свою рациональность. Определенно, ни один нормальный человек не стал бы спрашивать: «Каков ответ?», потому что этот вопрос очень иррациональный.

На мгновение наступила тишина. Потом один очень близкий друг спросил: «Но ты не задала правильного вопроса, как же мы можем отвечать?»

И Гертруд Штайн очаровательно улыбнулась и сказала: «Хорошо, скажите мне, каков вопрос?»

И после этого она умерла, поэтому им не хватило времени для того, чтобы сказать ей: «Этот вопрос такой же нелепый, как и твой первый вопрос. Сначала ты спросила, какой ответ, не спросив, какой вопрос, потом ты спросила, какой вопрос. Есть миллионы вопросов. Кто знает, на какой вопрос ты хотела получить ответ?

На самом деле, Гертруда Штайн была не в уме, когда спросила: «Каков ответ?» Она вышла за пределы сердца, когда спросила с улыбкой: «Хорошо, какой вопрос?» После чего она ушла в запредельное.

Это была одна из самых прекрасных смертей на Западе. На Востоке мы знали много красивых смертей. Людям очень трудно красиво жить. Но были такие люди, которые красиво жили, а умерли еще более красиво. Потому что для них смерть становится завершением, как вершина жизни, как будто бы вся жизнь становится вспышкой огня в единое мгновение, в тотальной интенсивности перед тем, как исчезнуть во вселенной. Она не теряла свой ум в том смысле, в каком обычно понимается сумасшествие. Но она, определенно, возвысилась над сердцем.

Выше этих двух диаметрально противоположных центров находится ваше бытие, которое совершенно невинно и не понимают ни вопросов, ни ответов. Оно настолько полно в себе, что ничего больше не остается для ответов.

Мое собственное понимание такого, что Гертруда Штайн умерла просветленной. Запад должен понять просветление. Они просто думали, что она сошла с ума. Но это не было сумасшествие, это было мгновение великого праздника. То, что она не могла обрести во время жизни, она обрела во время смерти. И она дала точное определение: нет вопросов, нет ответов, и вы дома.

Савита, ты в полном порядке. Я наблюдал за тобой, смотрел в твои глаза, на твое лицо. Оно так сильно изменилось. Я помню, как ты пришла ко мне впервые много лет назад. Я точно помню, какое тяжелое было у тебя лицо, насколько ты была интеллектуальной. Твое лицо было такое красивое, ты была таким прекрасным существом, но ты не могла замаскировать тяжесть.

Это было выше тебя, ты была полностью в голове. И твое лицо из-за этого теряло все свое величие. Оно было красивое, очень красивая фигура, но оно не имело чего-то главного, что свойственно красоте: величия. Теперь я вижу, что сердце в тебе стало сильнее головы. Твое лицо излучает величие, глаза показывают тишину, ты показываешь определенное спокойствие, определенное центрирование, так просто.

Когда ты пришла ко мне впервые, я мог увидеть беспокойство. Ты не могла даже одно мгновение смотреть в одном направлении. Это не только вопрос тела. Если ум постоянно движется, это воздействует на тело. Теперь я вижу, что ты сидишь, как мраморная статуя: нет движений, и твое лицо излучает любовь. Ты окружена новым опытом. Ты полностью на правильном пути. И недалек тот день, когда ты будешь далеко, когда твое лицо начнет излучать свет просветления. Тем временем радуйся столько, сколько можешь, и будь благодарна существованию всем своим бытием.

Но мне бы хотелось сказать еще одно: ты стала очень тихой. Настолько тихой, что, возможно, ты можешь столкнуться с тем, что даже смех тебя будет немного беспокоить. Мне бы хотелось, чтобы ты всегда помнила о том, что тишину нельзя нарушить смехом, она лишь углубляется из-за него. Смех для меня – это важное качество религиозного опыта. Он включает вас полностью.

Но он приходит тогда, когда люди находятся на пути, растут, и приходит такое мгновение, когда их тишина становится немного серьезной. Это естественно. Они никогда не знали тишины. Она немного окрашивается серьезностью. Но за серьезностью немного прячется печаль. И то, и другое может быть разрушено, если вы научитесь немного смеяться, немного петь, немного танцевать.

Мне бы хотелось, чтобы вы достигли высшего, как дети, чтобы вы журчали от смеха: это единственный способ приветствовать существование, когда вы встречаетесь с высшим. Вы должны входить со смехом, с танцем, с пением, потому что только ваш смех и ваше пение, ваш танец могут стать выражением вашей благодарности. Никакие другие слова невозможны!

Только для тебя, Савита:

Йосел Московитц имел четырех дочерей и настаивал на том, чтобы лично познакомиться с их женихами, прежде чем разрешить им выйти замуж. Первый жених пришел и сказал: «Меня зовут Джим, и я пришел для того, чтобы забрать Ким поплавать в бассейне. Она здесь?»

Он казался вполне приличным, поэтому Йосел разрешил им уйти. Появился второй парень и спросил: «Меня зовут Джо, и я пришел для того, чтобы взять Фло на шоу. Можем ли мы пойти?» Ему также разрешили.

Вскоре у дверей появился третий мальчик, который произнес: «Меня зовут Ланц, и я пришел для того, чтобы забрать Ненси на танцы. Вы разрешите?» И они ушли.

Через полчаса в дверь постучал пьяница и сказал заплетающимся языком: «Привет, меня зовут Бак...»

Но Йосел сразу крикнул: «Ее нет дома!»

Аудитория в цирке затаила дыхание, когда дрессировщик крокодилов вышел с кнутом на арену. Крокодил открыл свою огромную пасть, и дрессировщик засунул внутрь свою руку. Он снова ударил кнутом, и крокодил закрыл свою пасть с ужасающей скоростью, но остановился в дюйме от его руки. Аудитория выдыхнула и разразилась аплодисментами.

Потом дрессировщик вытащил свой член, засунул его крокодилу в пасть и стукнул кнутом. Крокодил снова с огромной скоростью начал закрывать пасть, но остановился в дюйме от его члена. Дрессировщик взял огромный молоток и стукнул крокодила по голове, но тот все равно не сжал зубы, после чего он вытащил член, застегнул штаны и спросил: «Кто-нибудь хочет попробовать?»

Небольшая старушка внезапно выбежала на арену и воскликнула: «Я хочу попробовать, только, пожалуйста, не бейте меня молотком по голове!»

Вопрос: Возлюбленный Ошо. Я глубоко благодарен существованию из-за того, что могу быть здесь рядом с вами и что вы доступны мне. Я верю в то, что вы настоящее зеркало. Все другие зеркала вокруг отражают только мои маски и те роли, которые я играю. Как я могу стать более чувствительным к себе? Как я могу сказать «да» всему тому, что есть во мне, и «нет» тому, чем я не являюсь?

Тит Кавирадж, одна из самых больших трудностей искателя – это быть пойманным в двойственности. А двойственность приходит таким образом, что вы можете даже вообще не понять этого. Это кажется вам таким правильным, вам кажется, что это поможет вам в вашем росте, но никакая двойственность не может помочь вам расти. Вся двойственность должна быть оставлена позади, не должно быть ни да, ни нет, не должно быть ни вас, ни меня, ни вашей ложной личности, ни истинной сущности. И то, и другое должно быть оставлено позади.

В сущности, в тот миг, в который вы не будете разделенными никакой двойственностью, вы внезапно входите в гармонию с существованием. Существование не знает ни да, ни нет. Оно не знает никакой двойственности. Оно совершенно простое. И в нем нет сложности.

То, что ты спрашиваешь, это сложный вопрос. Ты спрашиваешь: «Как я могу сказать «да» всему тому, что есть во мне, и «нет» тому, чем я не являюсь?» Тебе и не нужно этого делать. Тебе просто нужно перестать говорить что-либо. Тебе нужно погрузиться в тишину без слов внутри себя. Иначе у тебя будут такие сложности, что они будут мешать тебе войти в это.

Все эти вопросы – вопросы ума. На самом деле, любые вопросы идут от ума. Иногда вопросы красивые, вам может показаться, что они идут из-за пределов ума. Но за пределами ума нет вопросов. Состояние выше ума полностью в гармонии с существованием.

Прочту твой вопрос. Ты говоришь: «Я глубоко благодарен существованию из-за того, что могу быть здесь рядом с вами, и что вы доступны мне». Ты видишь двойственность? Это очень тонкое явление. Во-первых, ты делаешь различия между собой и существованием, когда чувствуешь благодарность существованию, как будто бы ты отделен от него.

Неужели ты думаешь, что моя рука может быть благодарной мне? Неужели ты думаешь, что мои глаза могут быть благодарными мне? Неужели ты думаешь, что я должен быть благодарным сердцу? Я – единое целое. На самом деле, чувствовать единство с существованием – это единственная благодарность, но этого нельзя выразить словами. Это переполнит тебя. Ты можешь танцевать от радости из-за того, что пришел, но ты не будешь ничего говорить.

Ты говоришь: «Я глубоко благодарен существованию». Вот откуда появляется первая двойственность. Если ты действительно чувствуешь благодарность существованию, ты исчезнешь. Не будет никого, кто мог бы сказать «спасибо» существованию. И это истинная благодарность.

Во-вторых, ты говоришь: «Из-за того, что я могу быть рядом с вами и что вы доступны мне». Это еще одна двойственность, снова твой ум делает различия между собой и мной. Нужно ли делать такие отличия? Почему ты не можешь приблизиться настолько, чтобы не видеть другого? Для того, чтобы видеть другого другим, нужно расстояние.

Ты говоришь: «Я верю в то, что вы настоящее зеркало». Ты слишком зациклен в уме. В каждое мгновение, ежедневно, когда я с вами, я настаиваю: религия – это не вопрос веры, и мне бы хотелось, чтобы вы освободились от всей веры. Но ум слишком привязан к вере. Таков его путь, его стратегия, он стремится помешать вам достигнуть истины. Истина – это опыт, а не вера.

В тот миг, в который ты говоришь: «Я верю», ты даже не знаешь того, что провозглашаешь свое невежество. Вера основана на невежестве. Человек говорит: «Я верю в Бога». Он ничего не знает о Боге, существует он или нет. Это его вера, он проецирует свою веру на Бога.

Когда кто-то говорит: «Я верю, что люблю тебя». Что вы думаете о его словах? Он верит в то, что любит вас. Он не знает точно, он еще не почувствовал этого в своем бытии. Его сердце еще не танцевало с чувством любви. Его вера все еще в голове.

Ты говоришь: «Я верю». Это показывает не что иное, как границы ума. Вера – это слово, которое принадлежит уму. Вне ума нет вопроса о вере. Либо вы знаете, либо не знаете. Потом ты говоришь: «Вы мое истинное зеркало». Но как ты можешь прийти к такому выводу посредством веры? Ты что, видел все зеркала в мире? Как ты можешь решить, что единственно истинное зеркало? И это также основано на твоей вере в это? Просто посмотри, как твой ум играет с тобой. И по какой причине ум дает тебе веру в то, что я – твое единственно истинное зеркало?

Я слышал об одной женщине, которая была просто отвратительна, отталкивающе отвратительна. Она была очень сильно настроена против зеркал. Она думала, что все эти зеркала делают ее уродливой, потому что когда она не смотрела в зеркало, она не была такой отвратительной. Она была против зеркал, поэтому в ее доме не было ни одного зеркала, и она ломала зеркала других людей, сильно била по ним. Она обычно носила с собой палку, и если кто-то, где-то имел зеркало, ее не волновало то, что оно принадлежит не ей. Она мгновенно била по зеркалу и ломала его на мелкие кусочки.