Текст книги "Невидимки (ЛП)"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

У меня, наверное, был стандартный набор этих отклонений.

Даже мой необычный опыт был обычным. Все мои особенности были совершенно обыкновенными.

Господи, у меня даже имя обычное. Боб Джонс. Где-то рядом должен быть Джон Смит – самое популярное имя в телефонной книге.

Буррито остыл, но голода я больше не испытывал. Я посмотрел в экран телевизора. Репортёр рассказывал о массовом убийстве в Милуоки.

Большинство людей сейчас вероятно смотрят новости.

Среднестатистический американец смотрит новости за ужином.

Я переключил на «Мэш», встал, вывали остатки еды в мусорку, положил тарелку в раковину и вытащил из холодильника бутылку пива. Сегодня хотелось напиться.

Вместе с пивом я вернулся в гостиницу и принялся смотреть телевизор, пытаясь сконцентрироваться на сериале и не заниматься самоанализом.

Я заметил, что реплики, которые сопровождаются закадровым смехом – самые смешные.

Я выключил телевизор.

Джейн вернулась около девяти вечера. К тому времени я уже прикончил шесть бутылок и настроение моё, если не улучшилось, то, по крайней мере, собственные проблемы мне стали безразличны. Джейн посмотрела на меня, нахмурилась, прошла на кухню и сложила на стол стопку тетрадей. Там же она нашла подаренный мне сертификат.

– Что это? – спросила она.

Я совсем забыл, что выиграл ужин. Я посмотрел на неё и отсалютовал ей бутылкой пива.

– Поздравь меня. Я выиграл конкурс на работе.

Джейн прочла сертификат.

– «Элиза»?

– Ага.

– Это же круто!

– Ага. Круто.

Она снова нахмурилась.

– Да, что с тобой такое?

– Ничего. – Я допил пиво, поставил пустую бутылку рядом с другими и отправился в ванную, где меня вырвало.

В «Элизу» мы пошли через три недели.

Я вырос в пригороде и никогда прежде не ужинал в заведениях, которые бы не являлись частью большой сети. Все рестораны, начиная с «Макдональдс» и заканчивая «Лавс», «Блэк Ангус» и «Дон Хосе», не были чем-то уникальным, не были местами, у которых был частный владелец. Это были огромные корпоративные сети, удобные и надёжные. Когда мы вошли внутрь, и я заметил изысканную обстановку, стильных посетителей, я вдруг понял, что совершенно не знал, как себя вести, не знал, что делать. Несмотря на то, что мы приоделись – Джейн надела выпускное платье, а я костюм для собеседований – и внешне были похожи на других посетителей ресторана, я всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. Мы выглядели на несколько десятилетий моложе остальных. И вместо того, чтобы платить, мы предъявили какой-то дурацкий сертификат. Я сунул руку в карман, нащупал твёрдый край сертификата и подумал, достаточно ли я взял денег для чаевых. Внезапно, я решил, что лучше бы мы вообще не приходили.

Столик мы забронировали заранее, ещё за две недели, нас усадили и выдали прекрасно оформленное, написанное курсивом меню. Насколько я мог судить, в этот день было доступно лишь один пункт этого меню – дежурный ужин из нескольких блюд. Я кивнул официанту в знак согласия. Джейн сделала то же самое.

– Что предпочитаете из напитков, сэр? – поинтересовался официант.

Впервые в жизни я увидел карту вин и, чтобы не показаться невежественным, сделал вид, что изучаю. Я посмотрел на Джейн, ожидая от неё помощи, но она пожала плечами и отвела взгляд. Я наугад ткнул пальцем в середину списка.

– Хорошо, сэр.

Вино и закуску из копчёного лосося принесли буквально через минуту. Официант налил в бокал вина, я попробовал его так, как делали это персонажи фильмов и кивнул. Официант разлил вино по бокалам и нас оставили наедине.

Я посмотрел на Джейн. Впервые за неделю мы ели вместе. Тому были свои причины: ей нужно было съездить к матери, я ездил в «Сирс» проверить тормоза на машине, она постоянно занималась в библиотеке. Но на самом деле мы просто избегали друг друга. Я смотрел на неё и не знал, о чём с ней говорить. Любой начатый сейчас разговор будет казаться натянутым, вынужденным. Вся непринужденность, вся лёгкость, имевшиеся между нами, куда-то испарились. Появилась какая-то застенчивость. Мне начало казаться, что я отдалялся от неё так же, как от всех остальных.

Джейн огляделась и сказала:

– А тут довольно мило.

– Так и есть, – согласился я. – Именно так. – Я не знал, что ещё добавить и поэтому повторил: – Именно так.

Обслуживание было блестящим. Вокруг нас вертелся целый взвод ловких официантов, но их присутствие не было навязчивым. Когда перед кем-то из нас пустела тарелка, официант изящно заменял её другим блюдом.

Джейн допила вино вместе с салатом и наполнил её бокал.

– Я тебе рассказывала про маму Бобби Тетертона? – спросила она. Я помотал головой и Джейн принялась рассказывать про чрезмерно заботливого родителя одного из детей.

Я слушал её. Может, всё в порядке, думал я. Может, я всё выдумал. Джейн вела себя так, будто всё в порядке, всё хорошо. Может, пропасть, возникшая между нами, была лишь плодом моего воображения.

Нет.

Что-то произошло. Что-то встало между нами. Мы всегда делились своими трудностями, всегда обсуждали свои проблемы на работе. Я никогда не видел её коллег по детсаду, но она делала их для меня реальными, живыми людьми. Я знал их имена, меня волновало то, что они делали.

Но в данную минуту, пока она извещала меня об очередных несправедливостях этого мира, мой разум витал где-то в другом месте.

Её заботы мне были неинтересны.

Я совершенно перестал её слушать, отгородился от неё. Когда-то у нас были современные очень сбалансированные отношения, я ценил то, чем она занималась, её работу, считал, что её деятельность так же важна, как и моя. Я не заставлял себя так думать, я искренне так считал. Её жизнь была для меня такой же важной, как и моя собственная. Мы были равны.

Только ничего этого я больше не чувствовал.

Все её трудности казались какими-то жалкими, по сравнению с моими.

Она продолжала рассказывать о детях, которых я не знал и знать не хотел. Она меня раздражала и эта раздражительность переросла в гнев. Я не стал рассказывать ей о том, что меня игнорировали на работе, не стал рассказывать о том, что я слишком обыкновенный… урод. Но, блин, она же должна была что-то заметить и поинтересоваться. Она должна была поговорить со мной, выяснить, что происходит и поддержать. Нельзя просто притворяться, будто всё хорошо.

– …родители сначала доверяют своих детей нашему центру, а потом рассказывают, как нам…

– Мне похер.

Она удивлённо моргнула.

– Что?

– Мне похер на твой сраный детский сад.

Джейн замолчала, губы вытянулись в тонкую линию. Она кивнула, будто нечто похожее она и ожидала.

– Ну, наконец-то, – сказала она. – Наконец-то, хоть крупица правды.

– Ладно тебе. Давай, просто поедим.

– После такого?

– Чего – такого? Мы, что, не можем просто посидеть и поесть?

– Наслаждаясь тишиной? Ты об этом?

– Слушай…

– Нет, ты слушай. Я не знаю, что с тобой такое. Не знаю, что тебя так беспокоит последнее время…

– А почему не спросила-то?

– Спросила бы, если бы знала, что это приведет к чему-то хорошему. Но последний месяц ты живёшь в каком-то своём выдуманном мире. Просто ходишь мрачный, ничего не делаешь, не разговариваешь, постоянно меня затыкаешь…

– Затыкаю тебя?

– Да. Каждый раз, когда я пытаюсь приблизиться к тебе, ты меня отталкиваешь.

– Я тебя отталкиваю?

– Когда мы последний раз занимались сексом? – Она уставилась на меня. – Когда ты последний раз пытался заняться со мной сексом?

Я шокировано оглядел ресторан.

– Не устраивай сцен.

– Не устраивать сцен? Я буду их устраивать, если захочу. Я не знаю этих людей и скорее всего больше никогда их не увижу. Какое мне дело, что они обо мне подумают?

– Мне есть дело, – ответил я.

– А им – нет!

Она была права. Мы разговаривали на повышенных тонах, спорили, но никто из присутствующих в нашу сторону даже не посмотрел. Можно было предположить, что эти люди просто оказались достаточно вежливыми, чтобы не обращать внимания на внезапную семейную ссору. Но что-то внутри меня подсказывало, что всё из-за того, что я создавал некое поле невидимости вокруг нас.

– Давай просто поедим. Дома всё обсудим, – попросил её я.

– Мы можем поговорить сейчас.

– Не хочу.

Она посмотрела на меня, и на секунду мне показалось, что она превратилась в персонажа мультфильма. Я мог буквально видеть, как на её лице отразилось какое-то решение, какая-то мысль, идея.

– Тебе похер на наши отношения, да? Похер на меня. Похер на нас. Ты даже не хочешь сражаться за то, что у нас есть. Тебе не похер только на себя.

– А тебе похер на меня, – ответил я.

– Да. И всегда было. Но тебе же похер на меня. – Она сидела за столом и смотрела перед собой. Мне стало не просто неуютно, мне стало грустно. Она смотрела на меня так, будто напротив сидел какой-то незнакомец. Как будто она только что узнала, что меня клонировали и заменили неудачной копией. Я видел на её лице ощущение потери, мог описать, насколько испуганно и одиноко она себя чувствовала. Мне хотелось протянуть руку, взять её ладонь и сказать, что я такой же, как прежде, что я всё ещё люблю её и сожалею о сказанном, о том, что сделал ей больно. Но что-то меня удержало. Я отчаянно хотел исправить то, что происходило между нами, но почему-то опустил взгляд в свою тарелку.

Я взял вилку и принялся есть.

– Боб? – позвала Джейн.

Я смотрел в тарелку.

– Боб? – с надеждой повторила она.

Я не ответил, продолжая есть.

Спустя мгновение, она тоже вернулась к еде.

Подошёл официант и ловко и незаметно заменил тарелку.

9.

За августом наступил сентябрь.

Я пришёл на работу и увидел на столе большой конверт и небольшую коробочку. Я приехал рано. Дерек ещё не появился и кабинет оказался в моём полном распоряжении. Я сел за стол, взял в руки конверт и принялся разглядывать надписи. Маршрут следования конверта был написан на лицевой стороне разными чернилами, разными шрифтами и я в очередной раз подумал, как же я ненавижу собственную работу. Я рассматривал список скрытых за аббревиатурами и номерами названий организаций и отделов и заметил, что рядом со мной не было никого, с кем я бы почувствовал себя тепло.

Ещё я осознал, что нахожусь здесь уже слишком долго.

Три месяца.

Четверть года.

Очень скоро будет полгода. Потом год. Потом два.

Я огорчённо отшвырнул конверт. Какое-то время я тупо таращился в стену кабинета. Затем я взял коробочку, раскрыл её и заглянул внутрь.

Визитные карточки.

В коробке лежала толстая пачка белых карточек. На лицевой стороне под логотипом «Интерфейса» было написано моё имя, должность и адрес компании.

Мои первые визитки.

Я должен был быть счастлив. Должен был испытывать душевный подъём. Но пухлая стопка карточек, напротив, скорее пугала. Она служила негласным утверждением того, что я застрял в этой компании надолго. Карточки являлись каким-то подтверждением договора, долгосрочной инвестицией, обязательством. Мне хотелось закричать. Хотелось выкинуть эти визитки. Хотелось отправить их обратно.

Но ничего этого я, конечно, делать не стал.

Несколько карточек я сложил в бумажник, а остальные убрал в тумбочку.

Дверца тумбочки захлопнулась с каким-то неожиданно громким металлическим лязгом, объявлявшим, что пути назад теперь нет.

Ключ тумбочки постоянно заедал, пришлось повозиться. Ну, вот. Такая у меня жизнь. Здесь я и проведу ближайшие 40 лет, затем выйду на пенсию и умру. Может, конечно, я излишне драматизирую. Но мне казалось, что так и будет. Я знал, кто я такой. Знал свои способности и возможности. Теоретически, я мог бы сменить место работы. Мог даже снова пойти учиться, получить другой диплом. Вариантов масса. Только я понимал, что ничего не будет. Я, как всегда, смирюсь со своим положением и буду просто жить. Я не из тех, кто ведёт за собой, я не способен встать и сделать, не способен проявить инициативу. Я всегда сижу на месте и стараюсь не выделяться.

А потом я умру.

Я вспомнил, как в школе хотел стать астронавтом, рок-музыкантом, кинорежиссёром. Мне казалось, этого мог добиться каждый. Ни один ребенок не мечтает стать бюрократом или технократом, или менеджером среднего звена. Или помощником координатора межведомственного взаимодействия и вторичной документации.

Всем этим мы занимались, когда умирали наши мечты.

Именно этим и были мои измышления – фантазиями. Я не собирался становиться астронавтом. Не собирался становиться рок-музыкантом. Или режиссёром. Поэтому я находился там, где находился и эта ситуация здорово меня бесила.

К восьми часам появился Дерек. Он как обычно не обратил на меня никакого внимания и тут же уселся за телефон. В 9 утра позвонил Бэнкс и сказал, что хочет встретиться со мной и Стюартом. Я поднялся наверх и около получаса выслушивал, насколько неудовлетворительной была моя работа по ГеоКомму.

Всё оставшееся утро я переписывал эти материалы.

Я вдруг понял, что именно в это время пять лет назад я начал посещать занятия в колледже Бреа. Как же всё изменилось за эти пять лет. Тогда я только окончил школу, передо мной были открыты все пути. Сейчас мне уже под тридцать, я застрял на идиотской работе, а мой жизненный путь уткнулся в тупик.

Я печатал на компьютере в текстовом редакторе. Случайное нажатие не той клавиши привело к удалению почти 10 страниц текста. Я взглянул на часы. 16:30. Осталось полчаса. Набрать всё заново времени явно не хватит.

Вот я и достиг дна, решил я. Вот он ад. Хуже уже быть не может.

Но как обычно я ошибался.

Когда я пришёл домой, в квартире было темно, а в воздухе всё ещё пахло завтраком – тостами и яичницей. Я нащупал ладонью выключатель возле двери и включил свет.

Гостиная была пуста. Не в смысле, что там не было людей, а в смысле, что там даже мебели не было. Исчез диван и кофейный столик. Телевизор на месте, но видик пропал. Исчезли фикусы и бостонский папоротник. Стены тоже были голыми – исчезли все картины.

Я будто ступил в какое-то иное измерение, в какую-то сумеречную зону. Вид пустой квартиры настолько меня шокировал, что я не мог сконцентрироваться на деталях, мог лишь видеть ситуацию в общем. Однако эта картина оказалась настолько всеобъемлющей, что я оказался неспособен её как-то проанализировать.

И всё же я понял, что случилось.

Джейн ушла.

Я скинул галстук и пробежал на кухню. Там тоже многого не хватало: тостера, формочек для печенья.

На столе лежала записка.

Записка?

Я замер, уставившись на свёрнутый листок бумаги, на котором было написано моё имя. Это совсем непохоже на Джейн. Не в её привычках. Она никогда так не поступала. Если она была несчастлива, если у неё появлялись какие-то проблемы, она рассказывала мне и мы вместе пытались их решить. Она не могла просто собрать вещи и уйти, оставив только записку. Она бы не сдалась просто так. Не бросила бы меня, нас, всё, что у нас было.

Сначала я подумал, что её похитили, заодно обчистив квартиру.

Но я всё же знал, что это не так.

Она меня бросила.

Не знаю, откуда, но я знал. Может, я знал, что так и будет, но не желал признавать. Я вспомнил её слова о том, что общение является важнейшей частью отношений, что даже если люди любят друг друга, без общения у них ничего не получится. Я вспомнил, как последние пару месяцев она пыталась заговорить со мной, пыталась вывести меня на разговор с ней, узнать, что меня тревожило.

Я вспомнил тот вечер в «Элизе».

После этого мы почти не разговаривали. Пару раз ругались из-за этого, она обвиняла меня в эмоциональной закрытости, в нежелании делиться с ней своими чувствами. Но даже ссоры между нами выглядели ненатуральными, не настоящими битвами, какими бывали в прошлом.

Я снова посмотрел на сложенный листок бумаги с моим именем.

Наверное, ей следовало поделиться со мной решением уйти. Но последние дни мы почти не разговаривали, так что в записке был определенный смысл.

Я развернул листок.

«Дорогой Боб,

это будет самое трудное письмо, какое мне когда-либо приходилось писать.

Я не хотела так поступать, я знаю, что это неправильно, но сейчас я не могу тебя видеть. Не думаю, что смогу это пережить.

Я знаю, что ты думаешь. Знаю, что ты чувствуешь. Знаю, что ты сейчас зол и ты имеешь на это полное право. Но у нас ничего не получается. Я подолгу обдумывала наше положение, думала, стоит ли нам всё разрешить или просто подождать, пожить раздельно. В итоге я пришла именно к такому решению. Поначалу будет тяжело (по крайней мере, для меня), но мне кажется, в долгосрочной перспективе так будет лучше для нас обоих.

Я люблю тебя и ты это знаешь. Но порой одной любви недостаточно. Для полноценных отношений важно доверие и желание делиться. Между нами этого нет. Может, никогда и не было. Не знаю. Но мне кажется, когда-то было.

Я не собираюсь никого обвинять. В произошедшем нет твоей вины. Равно как и моей. Вина лежит на нас обоих. Но я знаю нас. Знаю себя, знаю тебя и понимаю, что, сколько бы мы ни говорили, что будем работать над нашими отношениями, ничего не изменится. Думаю, нам стоит попрощаться, пока не стало хуже.

Я никогда тебя не забуду, Боб. Ты всегда останешься частью меня. Ты останешься первым человеком, которого я полюбила, кого вообще когда-то любила. Я всегда буду тебя помнить.

И всегда буду любить.

Прощай».

Ниже стояла подпись. Она написала полное имя и фамилию и эта формальность ударила по мне сильнее всего. Избитая фраза, что внутри меня возникла пустота, но так и было. Боль ощущалась практически на физическом уровне, у неё не было какого-то конкретного источника, но мне казалось, он где-то между головой и сердцем.

«Джейн Рейнольдс».

Я снова посмотрел на записку. Я перечитал её и заметил, что больно мне было не только от формальной подписи. Весь текст казался каким-то сухим и уклончивым. Слова вызывали эмоции, но они казались какими-то знакомыми. Я читал подобные тексты в сотнях романов, слышал такие же слова в фильмах.

Если она меня так любила, где слёзы? Почему не размыта ни одна буква? Где потёкшие чернила?

Я осмотрел кухню, затем гостиную. Кто-то должен был помочь ей вынести мебель, диван, стол. Кто это был? Какой-то парень? Кто-то, с кем она встречалась? С кем она трахалась?

Я присел на один из оставшихся стульев. Нет. Дело не в этом. Ни с кем она не встречалась. Подобное она не смогла бы от меня укрыть. Даже не попыталась бы. Об этом она бы мне сама рассказала.

Наверное, переехать ей помог отец.

Я вернулся в гостиную, потом прошёл в спальню. Там исчезло не так много, но исчезло что-то личное, и от этого стало ещё больнее. Мебель осталась на месте. Кровать, шкаф для белья никуда не делись, но исчезло покрывало и кружевная салфетка на шкафу. В самом шкафу остались только мои вещи, все фотографии в рамках она тоже забрала.

Я присел на кровать. Внутри меня всё разрывалось на части. Нет, физически я был в порядке, но мне как будто вспороли живот, вынули душу и сердце. Так я и просидел в тёмной комнате до позднего вечера.

Потом я сам приготовил ужин. Макароны с сыром. После чего я сел смотреть вечерние новости, шоу «Вечернее развлечение» и другие передачи. Я следил за происходящим на экране и одновременно не следил. Я ждал звонка от Джейн и одновременно не ждал его. Как будто я обрел несколько личностей, у которых были совершенно противоположные мысли и желания и которые я осознавал единовременно, но в итоге я впал в некое подобие летаргии, сидя на диване до тех пор, пока не начались одиннадцатичасовые новости.

Очень непривычно ходить по пустой квартире, не слышать, как Джейн чистит зубы или принимает душ. Я выключил телевизор и только тогда понял, насколько же тихо у меня дома. Где-то дальше по улице доносился приглушённый шум, видимо какое-то студенческое братство устроило очередную вечеринку. Жизнь снаружи продолжалась.

Я разделся и вместо того, чтобы, как обычно, бросить одежду на полу и завалиться в постель я аккуратно сложил её в корзину, как того постоянно требовала от меня Джейн. Я взял штаны и рубашку и отнёс их в ванную, открыл пластиковый ящик для грязного белья и уже собирался бросить их внутрь, как посмотрел вниз.

На дне ящика, среди моих носков лежали белые хлопковые трусики Джейн.

Я выронил одежду и тяжело вздохнул. Внезапно, глядя на нижнее бельё своей девушки, мне захотелось заплакать. Я снова глубоко вдохнул. Я вспомнил, как впервые её увидел. На ней были белые трусики и джинсы с дыркой на промежности. Я сидел напротив неё в библиотеке и видел сквозь дыру в её штанах белую ткань. Ничто тогда так не повлияло на мою жизнь.

Я наклонился и достал трусики. Нежно, будто боясь, что они распадутся, я их расправил. Затем я осторожно прижал их к лицу, в нос ударил её запах.

– Джейн, – прошептал я и от её имени мне полегчало. – Джейн… Джейн…