Текст книги "За пеленой надежды"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
29
– Ты уже знаешь, что овуляция у тебя происходит нормально каждый месяц в один и тот же день.
Они сидели в рыбном ресторанчике недалеко от паромной пристани, наслаждаясь крабами с белым вином и изумительно ясным днем.
– Что будем делать дальше? – спросила Мики.
– Сначала я хотела сделать рентгенографию фаллопиевых труб и матки, но решила обойтись без нее. Доктор Толанд проделал тщательную работу, повторение нам ничего нового не даст. Мне бы хотелось напрямую заглянуть через лапароскоп. Что ты думаешь об этом?
Мики пожала плечами. За девять месяцев общения с доктором Толандом она привыкла считать свое тело объектом, который другие могли прощупывать, обследовать, вскрывать и изучать. Тело, которое не желало подарить ей ребенка.
– Ты врач – тебе решать.
Рут коснулась ее руки:
– Мики, не падай духом.
– Я не падаю, Рут. Честное слово. Наверно, я просто устала.
– Это моя вина. Я постоянно уговариваю девочек не беспокоить тебя, но без толку. Пойми, для них ты все равно что королева в гостях.
Мики устала не от этого, не от семерых девочек, которых любили и лелеяли. Мики не могла сказать своей подруге правду: причиной ее подавленности стало убедительное доказательство плодовитости самой Рут. Это не давало ей покоя ни днем, ни ночью.
– Так когда мы сделаем лапароскопию? – спросила она.
– Сперва придется поговорить с Джо Селби, он этим займется. Затем мне надо будет втиснуть эту процедуру в собственный график и график операционной.
Мики была «своя», лучшая подруга, почти сестра, а в медицинской профессии существует неписаное правило, которое гласит: «Не лечи своих, толстых и рыжих – добра не будет».
– А что после лапароскопии?
– Все зависит от того, что обнаружит Джо Селби. Мики, что ты думаешь о лекарствах, способствующих воспроизведению потомства?
– Я против. – Доктор Толанд поднимал эту тему, и Мики с Гаррисоном решили отказаться от них, хотя из всех лекарств, которые сейчас использовались для стимулирования оплодотворения, только бромокриптин показал нежелательные побочные действия. – Я предпочитаю обойтись без лекарств.
Рут взяла графин с вином и снова наполнила фужеры. Не часто можно было позволить себе такую роскошь – пить вино в середине дня. Такие моменты выпадают редко: ни одна женщина не испытывала схваток и даже не ощущала их приближения, в больнице пациентов не оказалось, и никому не был назначен прием в кабинете. Рут освободила этот день для Мики.
– А как ты относишься к попытке искусственного оплодотворения?
Мики вздохнула.
– Тогда все ясно, – заключила Рут. – Сначала посмотрим, что покажет лапароскопия. Может оказаться, что доктор Толанд все же что-то недосмотрел.
Обе умолкли и смотрели в окно на залив. Пока Мики наблюдала за величавым продвижением «Уолла-Уолла», парома, на котором обе прибыли сюда с острова Бейнбридж, ее снова посетили мысли, не дававшие покоя с того самого вечера, как она прибыла сюда, о Рут и Арни.
Их жизнь сложилась не так, как это воображала Мики. Прожив всего два дня в доме Ротов, она заметила признаки и симптомы, почувствовала столкновение встречных течений. Но как это ни странно, Рут, видимо, не ощущала этого.
Теперь Мики вспомнила разговор с Арни, который произошел три дня назад, когда она помогала ему мыть посуду (Рут тогда работала в больнице). Арни неожиданно спросил: «Итак, Мики, что вы думаете о нас с Рут?»
Держа в руках кастрюлю, она взглянула на него:
– Что вы имеете в виду?
Бросив тряпку в раковину, Арни скрестил руки на груди:
– Глядя на нас, вы можете сказать, что мы счастливая пара?
– Не знаю. А разве вы несчастливы?
– Я не могу ответить на этот вопрос. Разве это не глупо? Я не могу сказать, счастливы мы или нет. Мне не с чем сравнить свою жизнь. Как живут другие пары на десятом году брака?
Мики уставилась на него. На десятом году брака? Она не знала, что ответить. Она замужем всего два года. Они с Джонатаном могли бы быть женаты уже девять лет, если бы Мики пришла на свидание к колокольне. Но кто знает, как бы сложилась жизнь с ним?
– Она зла на меня за то, что я не позволяю ей родить еще одного ребенка. Мики, я не понимаю, почему она так одержима деторождением. Зачем испытывать наше счастье? Знаете, – он заговорил тише, – я даже подумываю о разводе. На самом деле я серьезно не взвешивал такой вариант, но, допускал, что подобная возможность станет чем-то вроде запасного выхода. Как говорится, «а что если». Но не знаю, решит ли это проблему. Я думаю, что мне нужны мои девочки, этот дом, Рут и совместная жизнь, но не так, как она развивается сейчас.
– Вы обсуждали это?
– Мы громко кричали об этом. Не знаю, Мики. Похоже, со мной больше не считаются. Не чувствуется, что я для нее что-то значу и она желает меня. Рут уже не та девочка, на которой я женился.
Мики пришлось прикусить язык, чтобы не сказать: «Арни, когда вы перестали смотреть на вещи через розовые очки? Рут всегда была такой, как сейчас – неукротимой».
– У нее столько дел, – продолжал Арни. – Я думал, что после ординатуры, когда она займется частной практикой, мы вернемся к нормальной жизни. Однако едва она успела обрести самостоятельность, как занялась другими делами, вроде группы поддержки по пятницам, уроками психопрофилактики по Ламазе и частными консультациями. Когда выдается свободное время, она тут же заполняет его чем-то совершенно ей ненужным. Похоже, она пытается полностью занять себя, чтобы не осталось времени для размышлений. Мики, я не знаю…
Мики тоже не знала. Она пришла в отчаяние, видя, что после всех этих лет у Рут сложилось жалкое подобие брака. Она и Арни были похожи на двух чужих людей, живущих в одном доме, когда каждый поступает по-своему. Кроме детей у них не было ничего общего. Мики обнаружила, что Рут страшно занята. Каждый день дел у нее было по горло, она вела кочевую жизнь, так что муж оказался почти лишним. В это время Арни смотрел спортивные игры, по возможности ходил на рыбалку – словом, заполнял свое свободное время мужскими развлечениями. Он любил заготавливать поленья для камина. Это занятие стало его хобби. В прошлые выходные в перерыве между футбольными таймами Арни надел куртку лесоруба, ушанку, натянул армейские ботинки и отправился к большому штабелю дров, чтобы наброситься электропилой на крупные бревна. Каждый субботний день он проводил за распиливанием дров.
Мики не знала, что и думать об этом, не знала, что сказать ему. Рут нисколько не изменилась с тех пор, как Мики впервые познакомилась с ней двенадцать лет назад, – она осталась столь же целеустремленной, решительной, пунктуальной. Но почему Рут вела себя так? С какой целью?
Мики смотрела на свою подругу. Рут пополнела, в ее темно-каштановых волосах светились несколько серебристых прядей. И несмотря на все, это была та самая Рут. По пути в Сиэтл она готовилась к встрече с друзьями Рут, но не встретила ни одного, о них даже речь не зашла. Мики пришло в голову, что у Рут, возможно, и вовсе нет друзей. Откуда ей найти время на них?
– Итак, Рут, – сказала она, потягивая вино, – у тебя все идет хорошо? Мы ведь еще не говорили по душам, правда?
Похоже, Рут очнулась от своих дум, витавших далеко от этого ресторана.
– Все замечательно! Почему ты спрашиваешь?
– Ты так занята. Представить не могу, как ты со всем справляешься. Как находишь время на все?
– Я успеваю, – ответила Рут.
И тут в памяти Мики воскрес давний разговор, состоявшийся едва ли не в день знакомства, когда Сондра зашла следом за Рут в ее спальню и спросила: «Как ты успела так быстро купить книги?» И Рут ответила: «Я нашла время».
Для чего ты нашла время, Рут? Чего не хватает в твоей жизни, если ее приходится заполнять столь многими посторонними делами?
В памяти Мики всплыл еще один разговор, состоявшийся прошлым вечером. Она вместе с Рут и Арни сидела в гостиной за кофе «Амаретто», когда зашли девочки пожелать спокойной ночи. Все столпились вокруг Мики и Рут, а Рейчел направилась прямо к Арни и забралась к нему на колени.
Рут сердито посмотрела и пробормотала Мики, сидевшей рядом с ней: «Ты только посмотри. Видишь, как она по-рабски преклоняется перед ним? Почему маленькие девочки такие мазохистки и тянутся ко всему, что подает папочка? Даже если бы Арни уложил ее спать на коврике у порога, она все равно приползла бы к нему!»
Мики удивленно взглянула на Рут: «Мне кажется, что Арни хороший отец».
«Конечно. Но когда-нибудь ее постигнет разочарование. Тогда будет уже слишком поздно».
Мики не удалось выяснить, что Рут имела в виду, и сейчас, сидя напротив нее в залитом солнцем ресторанчике, она не знала, настал ли для этого удобный случай. При мысли об этом у нее возник вопрос, не было ли у Рут проблем с отцом еще со времен учебы в медицинском колледже. Не пришлось ли ей самой оплачивать свою учебу, в то время как ее братья получали финансовую помощь от отца?
Рут взяла кусочек хлеба, начала есть, передумала и бросила его в пустую тарелку.
– Мики, я говорила тебе, что мне хотелось бы родить еще одного малыша? Это правда. Еще одного, последнего. Пока я еще могу.
– Ты думаешь, что это разумно?
– Ты говоришь, как Арни. Мне хочется еще одного ребенка, а он перепугался до смерти. Знаешь, какой сногсшибательной новостью он меня удивил на прошлой неделе? Он удалит семявыносящий проток, если я перестану употреблять противозачаточные таблетки. Разве это справедливо?
– Он действительно собирается это сделать?
– Нет. Я принимаю таблетки. Представь, как я возмущена! Глядя на маленькую Лию, я всякий раз думаю: «А что если бы мы узнали об амавротической идиотии еще в то время, когда я была беременна Сарой?» Тогда Арни настоял бы на своем, и Лия никогда бы не появилась на свет.
Рут снова взяла кусочек хлеба и на этот раз стала есть его, сердито жуя.
– Удалит семявыносящий проток! Еще одна форма мужской тирании. Удаление семявыносящего протока – современная разновидность пояса целомудрия. Лишая жену возможности зачать и требуя от нее принимать противозачаточные средства, муж может быть уверен, что супруга не гуляет на стороне. Я лично знаю двух женщин, которые раньше оскверняли супружеское ложе. Этим женщинам пришлось остепениться после того, как были перевязаны протоки мужей, поскольку им, само собой разумеется, надо было выбросить противозачаточные таблетки и пену. К тому же они не могут пойти на риск и забеременеть, ибо тогда не удастся доказать, что ребенок родился от мужа.
Мики открыла рот, чтобы возразить, но ее прервал голос непрошенной гостьи.
– Рут! Какой приятный сюрприз. Как поживаете?
Обе подруги подняли головы и увидели женщину в строгом брючном костюме, стоявшую у их столика. Ей было пятьдесят с небольшим, седеющие волосы уложены французским валиком. Рут улыбнулась:
– Привет, Лорна. Присаживайтесь к нам, пожалуйста. Я хочу познакомить вас с моей подругой Мики.
Лорна Смит работала редактором в одной из газет Сиэтла и впервые познакомилась с Рут как пациентка. Теперь они были знакомы неофициально при содействии партнера бухгалтерской фирмы Арни.
– Значит, вы с Рут знакомы со времен учебы в медицинском колледже, – сказала Лорна, заказав «Кровавую Мэри». – Должно быть, вы жили в интересное время – тогда еще не было феминистского движения.
Вспомнив некоторых студентов своего курса и мистера Морено, Мики не могла сдержать улыбку.
– Мики, можно задать вам очень глупый вопрос? Почему вас зовут пластическим хирургом? Оперируя, вы пользуетесь пластиком?
– Нет. Это слово происходит от греческого plastikos, что значит создавать.
– Вот видите, – сказала Лорна, кивая Рут. – Сегодня я узнала нечто новое. Теперь пора расслабиться.
Официантка принесла Лорне ее коктейль, а Рут – кофе.
– Итак, – сказала Лорна, сделав глоток, – в прошлом месяце вас не было на барбекю у Кемпбеллов.
Джим Кемпбелл приходился Арни партнером, а мужу Лорны – финансовым консультантом.
– Меня вызвали в больницу. Я что-нибудь упустила?
– Ничего особенного. Но должна вас предупредить, дорогая, что Вистерия Кемпбелл пристает к вашему мужу.
– Что?! Вы, наверное, шутите!
– Я не шучу. Эта черная вдова, словно паук, положила глаз на вашего мужа.
– На Арни? Да будет вам, он не из тех мужчин, за которыми увиваются женщины.
Пока Рут тихо смеялась, Мики и Лорна переглянулись. Затем Лорна серьезно сказала:
– Правда, я очень рада, что встретилась с вами, Рут. Я все собираюсь позвонить вам. Хочу обсудить с вами одно дело.
– Ваше или мое?
– Оно касается нас обеих. Это и мое, и ваше дело. Вы читаете колонку доктора Чепмена?
– Вы имеете в виду колонку «Спросите доктора Пола»? Иногда, хотя Чепмен очень часто отвечает невпопад. Он отстал от жизни лет на двадцать.
– Я знаю, мы поняли это совсем недавно. Чепмен стар. Он работает в этой газете с тех пор, как Колумб открыл Америку. Прежнее руководство держало его, потому что он всех устраивал, но в «Клэрионе» происходят большие перемены, и мы решили, что нам нужен новый сотрудник, молодой, идущий в ногу с последними достижениями в медицине.
– Вы хотите кого-то предложить?
– Поскольку большинство писем приходят от женщин, мы решили переключиться на врача-женщину. Колонку можно переименовать – «Спросите доктора Рут».
– Что? Вы хотите предложить меня?
– Рут, во время приема пациентов вы все время отвечаете на вопросы, и, возможно, среди них есть много таких, которые задают доктору Чепмену. Всеобщее невежество ужасает!
– И не говорите!
– Доктору Чепмену задают много вопросов о полемике вокруг эстрогеновой терапии, о том, как правильно заниматься спортом, о последних достижениях в области фармакологии и хирургии. Что скажете, Рут? Это всего лишь еженедельная колонка. В редакции мы дадим вам письменный стол и помощника. Зарплата маленькая, но работа может оказаться интересной.
Мики заметила искорку в глазах Рут, неожиданное волнение, горячее желание взяться еще за одно дело, взвалить на себя новое бремя ответственности. Положительно Рут спятила, если согласится.
Но Рут вспомнила отца: речь ведь шла о медицинской колонке в газете. Он уже не сможет утверждать, будто у нее ограниченные интересы.
Операционная все еще была украшена картонными пилигримами, приклеенными к хромированным шкафам, а индюки из гофрированной бумаги венчали сосуды с эфиром для наркоза. Ни один праздник, сколь бы незначительным он ни был, не оставался незамеченным, ибо любое изменение вносило разнообразие в монотонный интерьер зеленой операционной.
Мики улыбнулась сестре-анестезиологу, хорошенькой молодой женщине с большими голубыми глазами, которые улыбались поверх маски.
– Доктор, когда я дам вам пентотал, считайте до ста в обратном порядке, – сказала она, ставя Мики капельницу. – И если вам удастся досчитать до восьмидесяти, вы выиграете бесплатную поездку на Гавайские острова.
– Я и так живу на Гавайях, – нетвердым голосом ответила Мики.
– Тогда отправимся на Северный полюс. – Анестезиолог повернулась на стуле. – Доктор Шапиро, мы готовы.
Рут стояла за дальним столом и осматривала лапароскопические инструменты, которые разложила операционная сестра. Она подошла к Мики и взяла ее свободную руку.
– Приятных снов, – сказала Рут через бумажную маску.
Мики предприняла слабую попытку обхватить пальцами руку Рут. Она почувствовала в горле вкус чеснока, означавший, что пентотал проник в организм, и начала шептать:
– Сто, девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь… девяносто семь… семь… семь.
Анестезиолог кивнула, подавая Рут сигнал, и пробормотала:
– Пациентам никогда не удается досчитать до девяносто пяти.
Джо Селби помогала операционная сестра. Когда задвинули стерильную ширму, во влагалище Мики ввели инструменты – крючок для манипулирования маткой и полую иглу для введения красящего вещества. Хирург сделал маленький надрез близ пупка, чтобы можно было ввести инструмент и ввел интубационную иглу у границы роста лобковых волос. Сначала надо было, чтобы углекислый газ поднял брюшную стенку. Когда газ стал поступать в брюшную полость и живот Мики начал медленно подниматься, Рут, стоявшая за пределами стерильного пространства, молча читала молитву.
Когда вдувание закончилось, Джо Селби ввел в таз Мики эндоскоп, через который собирался провести обследование. Наклонившись над стерильными занавесками, он приблизил глаз к окуляру, и в операционной наступила полная тишина. Пока врач тщательно обследовал мир, скрытый плотью, операционная медсестра стояла рядом, готовая подать нужный инструмент. Сестра-анестезиолог прослушивала сердце через стетоскоп, прикрепленный лентой к груди Мики. Дежурная сестра расстелила на полу простыню, куда можно будет бросать окровавленные губки, а Рут, затаив дыхание, наблюдала, как поднимается коричневая от йода кожа, и словно пыталась увидеть сквозь нее то, что видел Джо.
– Все выглядит нормально, – пробормотал он, рукой в перчатке передвигая стержень эндоскопа. – Никаких спаек. Слизистая оболочка матки чиста. Никаких рубцов. Рут, тело твоей подруги так и просится в учебники по медицине.
Рут чуть присела, закусив от напряжения нижнюю губу. Из репродуктора лилась мелодия «Лунной реки».
– Хорошо, Дорис, – доктор Селби обратился к операционной сестре. – Теперь метиленовую синьку.
Операционная сестра, державшая в руке большой пластиковый шприц с голубоватым красителем, обошла стол и встала меж поднятых ног Мики. Она подсоединила пластический конец шприца к полой игле и по знаку Селби начала медленно давить на поршень.
Рут напряглась и смотрела на согнутую спину Джо. Прильнув глазом к эндоскопу, он наблюдал за проникновением красителя, который двигался через матку по двум фаллопиевым трубам и, наконец, вышел из фимбрии. После этого краситель распылится и, не причинив никакого вреда, будет абсорбирован телом.
Голова Джо Селби чуть качнулась.
– Все в порядке, Рут. Закупорки нет. Хороший проток. – Он выпрямился и почти виновато сказал: – Похоже, ее трубы чисты и в норме.
Рут задрожала от гнева – гнева, порожденного досадой, напряжением и завышенными надеждами. Но это быстро прошло, и она подошла к столу, чтобы самой убедиться в этом.
Пока Джо Селби придерживал для нее эндоскоп, Рут наклонилась, обхватила себя руками, чтобы соблюсти условия стерильности. Сестра снова нажала на поршень, и спустя мгновение Рут заметила, как темно-голубой поток вылился из труб Мики.
– Черт! – прошептала она.
После того как она отошла от стола, доктор Селби сделал второй разрез на линии лобковых волос и ввел еще один лапароскоп.
– Я собираюсь кое-что проверить.
Стоять вдали от стола было все равно, что находиться во многих милях отсюда, ибо Рут не могла принять, участие в обследовании. Она лишь наблюдала, как врач вводит инструмент во второй надрез, снова смотрит в окуляр.
– Хорошо, Дорис, – сказал он. – Пожалуйста, добавьте красящего вещества.
Началось безмолвное, напряженное ожидание, пока он наблюдал, как краситель просачивается через хрупкую фимбрию – нежные «пальцы», которые создала природа, чтобы ввести яйцеклетку в трубу. Затем он захватил левую трубу, подвигал ею для лучшего обзора и подал знак добавить красителя. Точно так же, как и на правой стороне, голубой метилен вытекал и омыл белый яичник под фимбрией. Только…
Ничего подобного не произошло.
Дернув головой и заморгав, чтобы лучше видеть, Джо нахмурился и сказал:
– Дорис, еще раз. – И опять прильнул к окуляру.
Сомнений не было. Краситель не омывал яичник.
– Рут, иди сюда и посмотри на это!
Рут приблизила глаз к окуляру, а Джо Селби манипулировал захватом. Когда появился краситель, Рут заметила маленький пробел между трубой и яичником. Столь незначительный пробел, что его можно было и не заметить, если не манипулировать трубой.
Рут подняла голову.
– Как ты думаешь, что это? Рубец?
– Или незначительная врожденная деформация.
Рут почувствовала, как по ее ногам бежит электрический ток и вторгается в тело. Остался шанс!
Мики еще до операции подписала согласие на операцию в случае, если что-то обнаружится, так что операционная бригада не теряла времени. Лапароскопические инструменты убрали, занавески сняли, и две медсестры стали готовить все к лапаротомии. Одна сестра опустила ноги Мики, другая начала открывать пакеты с инструментами и шовным материалом, анестезиолог сняла с лица Мики кислородную маску и ввела ей в горло эндотрахеальную трубку. Спустя восемь минут доктор Селби делал надрез «бикини», а Рут держала наготове губку и термокаутер.
Они нашли мелкую деформацию в конце трубы, слишком крохотную, чтобы заметить невооруженным глазом, но достаточно значительную, чтобы стать причиной бесплодия.
Во время нормальной овуляции, когда яйцеклетка выталкивается из яичника, она короткое время плывет в жидком пространстве. Фимбрия ближайшей фаллопиевой трубы, возбужденная гормонами, начинает первоначальный танец в виде серии сокращений, которые создают поток, тянущий яйцо к вибрирующим «пальцам». Оказавшись у входа трубы, яйцеклетка нежно проталкивается вдоль узкого прохода, в котором она либо оплодотворится спермой, либо распадается и удаляется во время менструации. Однако доктор Селби и Рут установили, что фимбрия левой трубы из-за небольшой деформации спуталась. Вместо того чтобы тянуться к яйцеклетке и вводить ее в трубу, «пальчики» отталкивали ее. Маленькое отверстие, расположенное с другой стороны фимбрии, возникшее, скорее всего, во время рубцевания, пропускало краситель, создавая иллюзию во время тестов Рубина и рентгенографии фаллопиевых труб и матки, будто труба функционирует нормально.
У Рут чуть голова не закружилась от облегчения. Пока доктор Селби молча работал при помощи микроскопа, освобождая фимбрию самыми чувствительными инструментами и зашивая побочное отверстие глазным швом, Рут едва сдерживала волнение.
– Мики, я думаю, что у тебя овуляция, скорее всего, происходит чаще с левой стороны. Или даже только с левой стороны. С некоторыми женщинами такое бывает.
Обе неторопливо прогуливались, вдыхая бодрящий декабрьский воздух. Земля, на которой стоял дом Рут, была засажена лиственными и хвойными деревьями и кустарниками, между которыми виднелись клочки жесткой, замерзшей земли.
– Обследования показали, что у тебя все в порядке. У тебя происходит овуляция, но на закупоренной стороне яйцеклетки так и не достигают трубы.
Мики смотрела, как изо рта Рут облачками вылетал пар. Такого на Гавайях никогда не увидишь! В последнее время Мики начинала замечать подобные мелочи. Она слышала о таком явлении от пациентов, вернувшихся к жизни с того света. Люди, которые умерли и воскресли, отличались большей остротой чувств. Сейчас Мики замечала все: например, похожую на колючки текстуру ткани пальто, звенящий звук древнего ручья, находившегося в конце владений Ротов, даже запах едкой корицы, которой Бет посыпала свежеиспеченный тыквенный пирог.
Завтра Мики возвращается на Гавайские острова. Чтобы предотвратить рубцевание и закупорку только что зашитой трубы, доктор Селби оставил расширитель, крохотный кусочек безвредного силикона, вокруг которого труба будет расти и укрепляться. Через месяц Мики снова приедет сюда, и он сможет удалить его. Затем, как он сказал ей в больнице, «больше не будет никаких препятствий для того, чтобы вы немедленно зачали».
Тем не менее она укротила свои эмоции. Было слишком соблазнительно и легко снова дать волю прежним надеждам и мечтам. Лучше всего блюсти осторожность, не давать волю чувствам. Мики пока ничего не писала Гаррисону. Она хотела обо всем рассказать при встрече.
– Конечно, ты понимаешь, что нет никаких гарантий, – продолжала Рут.
Наконец обе подошли к ручью в конце владений Рут, нашли валун, усеянный иглами сосны, и уселись на него. Зимнее солнце пробивалось через ветки и мелькало пятнами на их лицах, пока обе разговаривали.
– Гарантий не даст никто. Мики, ты это знаешь. Но могу честно сказать, мы сделали все, что могли. Думаю, есть основания надеяться на успех. – Она залезла рукой в карман пальто и вытащила маленький узелок. – Мики, я хочу, чтобы ты взяла вот это.
На ладони ее руки лежала простая коробочка, перевязанная веревкой. Мики взяла ее и открыла. В гнезде из бумажных салфеток лежал зелено-голубой камень – бирюза величиной с серебряный доллар.
– Это старинный камень, Мики. Ему много столетий. Мне в прошлом году подарила его пациентка, женщина, которая из-за токсикоза чуть не потеряла ребенка. Считается, что камень приносит удачу его владельцу, но этой удачей можно воспользоваться лишь один раз.
Мики пристально рассматривала камень. Он был синий, как яйцо малиновки, и к его центру сходились забавные линии, которые на первый взгляд напоминали женщину с протянутыми руками, но при более тщательном рассмотрении казалось, будто две змеи свернулись на дереве. Позади камень обрамлял желтый металл, на котором значилась какая-то надпись на иностранном языке, но она так стерлась, что прочитать ничего не удалось.
– Клянусь, Мики, этот камень был бледного цвета, когда женщина подарила его мне. Но теперь он стал ярко-синим.
– Рут, значит, ты не воспользовалась удачей?
– У меня удач хоть отбавляй. Я хочу, чтобы камень хранился у тебя. – Рут протянула руку и сжала пальцы Мики вокруг камня. – Мне хочется, чтобы он оказался при тебе в ту ночь, когда ты вернешься к Гаррисону.
Обе широко улыбнулись, и слезы потекли по их щекам.
