Текст книги "За пеленой надежды"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
– Скажите этой женщине, чтобы завтра еще раз принесла своего ребенка, – Дерри обратился к Сондре, направляясь к умывальнику. – К тому времени у нас будут первые результаты анализа.
Дерри еще два раза заходил к Сондре – в одном случае отменил ее распоряжения, в другом – сам провел еще одну процедуру. Ко времени чаепития Сондра почувствовала, что ее раздражение достигло предела…
И тут принесли семилетнего ребенка по имени Оуко.
Это был красивый мальчик с длинными руками и ногами, как и его родители из племени масаи. Большие серьезные глаза уставились на Сондру. На смотровой стол Оуко положил отец, высокий пастух с благородными чертами лица и блестящей красновато-желтой кожей. Оуко лежал неподвижно, пока Сондра слушала рассказ о головных болях, которые у него не проходили вот уже три дня. Мальчик позволил измерить температуру, стоически держался, когда Сондра, посветив маленьким фонариком, заглянула ему в глаза. Но когда Сондра хотела потрогать утолщения на его шее, Оуко издал вопль.
Отец сказал на суахили:
– Он говорит, что у него болит шея. Болят глаза. Болят щеки.
Сондра долго смотрела на Оуко и спросила, может ли тот достать грудь подбородком. Мальчик попытался, но из этого ничего не получилось, только на глазах выступили крупные слезы.
– Memsabu, он не может пошевелить головой, – пояснил отец.
Сондра осторожно обхватила его голову руками и сама попробовала наклонить ее. Ребенок снова завопил.
Сондра хотела заглянуть ему в рот, но Оуко сказал, что у него слишком сильно болят щеки, когда он открывает рот. Она улыбнулась, стараясь подбодрить мальчика, погладила того по обнаженному плечу и сказала на суахили, что не будет заставлять его делать то, что ему не нравится. Сестре она на английском сказала:
– Похоже на раннюю стадию менингита. Передайте, что нам нужна койка. Если ее не найдется, положите двоих больных на одну койку.
Дерри вышел из-за занавески и вытирал руки как раз в тот момент, когда Сондра добавила:
– Мне придется сделать спинномозговую пункцию.
Дерри подошел к Оуко и, улыбнувшись, сказал несколько слов, затем обратился к Сондре:
– Возможно, это свинка. Посмотрите, нет ли вздутия околоушной железы. Полиомиелит нам лучше исключить. Если это полиомиелит, то через три или четыре дня станут заметны признаки паралича. И давайте изолируем его на всякий случай – вдруг он заразный.
Поскольку Дерри тут же занялся орущим ребенком с инфекцией уха, Сондра могла вместе с сестрой заняться спинномозговой пункцией.
С подобающей своему гордому племени стойкостью мальчик молча терпел боль в спине, когда его заставили нагнуться, но все равно тихо и жалобно плакал. Ему повезло – у Сондры был большой опыт в проведении этой процедуры, и она быстро закончилась: сестре лишь на мгновение пришлось своими крепкими руками уложить мальчика на бок, а Сондре кончиками пальцев осторожно найти нужный промежуток между позвонками, затем умело ввести и извлечь иглу.
Выступила прозрачная жидкость, что исключало вероятность внутричерепного кровотечения. Через некоторое время изучение жидкости под микроскопом показало, что гнойных клеток нет.
Поскольку они не знали, с каким микроорганизмом имеют дело, а отчет о результатах исследования микроорганизмов из Найроби придет только через две недели, было решено определить Оуко койку в конце палаты и отделить ее переносными ширмами.
К этому времени солнце уже начинало садиться и миссия заканчивала свой нелегкий рабочий день. Пока Сондра устало брела к своей хижине, чтобы помыться и переодеться к ужину; она не могла избавиться от мучительной мысли, что в случае с Оуко они что-то проглядели.
21
Сондра как раз писала письма Рут и Мики, когда раздался тревожный стук в дверь. Из лечебницы пришла медсестра: Оуко стало хуже.
Надев свитер, Сондра побежала к лечебнице по затихшей территории миссии. На столе медсестры у входа в длинное здание с соломенной крышей горела одинокая лампа. Палата с двадцатью койками исчезала в темноте – вдоль каждой стены расположилось по десять похожих на цирковые шатров из марли. На подушках дремали черные головы.
Взяв лампу, Сондра быстро и бесшумно шла к дальнему концу, где за двумя складными ширмами находилась койка Оуко. Как только она зашла за ширмы, мальчик передернулся от боли.
Положив лампу, Сондра близко наклонилась к нему и ласково произнесла:
– Оуко.
Мальчик чуть не выпрыгнул из койки.
Сдвинув брови, она смотрела на него. Когда сестра начала говорить и Оуко снова дернулся, замешательство Сондры сменила тревога. Нет у него ни полиомиелита, ни менингита! У нее кровь застыла в жилах. «Боже милостивый, это же…»
Подав сестре знак вести себя очень тихо и следовать за ней, Сондра повернулась и тихо зашагала к столу.
– Я уверена, что это столбняк, – пробормотала она, стараясь не выдать волнения. – Нам понадобится шестьдесят тысяч единиц антитоксина. У нас найдется такое количество?
– Да, memsabu, – прошептала молодая сестра, белки ее больших круглых глаз сверкали на фоне темного лица.
– Нам потребуется лошадиная сыворотка, полторы тысячи на кубический сантиметр. Мы будем вводить ее по три тысячи единиц каждые полчаса. Давайте начнем.
Первую инъекцию Оуко сделали в левое бедро, и он дернулся так сильно, что чуть не свалился с койки.
У Сондры в горле пересохло. Она прежде никогда не имела дело со столбняком. Да и где? Не в Финиксе же, где доступны вакцины и сильнодействующие препараты. Она знала, что антитоксин особо не поможет, он всего лишь нейтрализует яд, который еще не проник в нервную систему. Однако на токсин, попавший в нервную систему Оуко, сыворотка не подействует. Это обстоятельство сейчас приводило ее в ужас.
Сондра придвинула стул к койке, села и стала наблюдать. Она знала, что очень скоро Оуко начнет страдать от приступов, типичных для столбняка: сильные спазмы мышц шеи и челюсти, крепко стиснутые зубы, каждая мышца в болезненном напряжении, спина изогнута дугой. Самая большая опасность подстерегала дыхательные мышцы: сильный спазм мог буквально задушить мальчика.
Пристально глядя на испуганное лицо Оуко, блестевшее от пота, Сондра знала, что впереди страшная ночь.
Спустя некоторое время появился Дерри, долго и оценивающе смотрел на Оуко и сказал по возможности спокойнее:
– Вы обнаружили рану?
Сондра кивнула:
– Нижняя часть стопы. Рана уже зажила.
Дерри взял с тумбочки шприц с антитоксином, посмотрел на него и положил на прежнее место.
– Приступ уже был?
Она отрицательно покачала головой. Сондра, не отрывая глаз, следила за Оуко. Первый приступ скоро начнется, и они должны подготовиться к нему.
Дерри продолжал стоять над ней и молча раздумывал, его лицо оставалось в тени. Он больше ничего не сказал, но Сондра ощущала его напряжение, чувствовала его тревогу столь же остро, как и свою.
По другую сторону ширмы, где-то в темной палате, во сне неожиданно вскрикнул пациент, и у Оуко тут же начались спазмы. Его челюсти сжались, рот исказило подобие усмешки, спина неестественно изогнулась, руки и ноги одеревенели так, что тело Оуко буквально поднялось над постелью. Мальчик касался матраца только локтями и пятками. Сондра с ужасом взирала на это зрелище.
Вдруг спазм прекратился так же неожиданно, как и начался, и Оуко рухнул на матрац в полном изнеможении. Сондра большими глазами посмотрела на Дерри, который постукивал пальцем по своим часам и то сжимал ладони в кулаки, то разжимал их. Приступ длился двадцать секунд. Двадцать секунд острой, страшной боли. Двадцать секунд плена в собственном теле, которое чувствовало себя так, будто его скручивали демоны. Оуко все это время ни разу не терял сознания.
За стенами лечебницы, среди африканской ночи, какая-то птица камнем устремилась вниз и крикнула. Тело Оуко тут же снова напряглось и изогнулось над кроватью.
Сондра подавила подступившие к горлу рыдания.
Тут она услышала, как Дерри куда-то уходит. Через мгновение он вернулся со шприцем в руке и, как только приступ затих, сделал Оуко укол в бедро.
– Секонал, – шепнул он Сондре. – Но сомневаюсь, что он поможет.
Они еще какое-то время смотрели на Оуко. Бедный мальчик лежал на постели и глядел на них большими, ничего не понимающими глазами. Затем Дерри взял Сондру за руку и отвел ее от койки. Дойдя до стола, он велел сестре пойти посидеть с мальчиком.
– Старайтесь не шуметь и не делать резких движений. Это вызывает у него спазмы.
Затем он вывел Сондру на прохладный ночной воздух, где можно было говорить в полный голос.
– Что мы сможем сделать? – спросила она, обхватив себя руками.
– Мы ничего не сможем сделать, – спокойно ответил он, пристально уставившись в точку над плечом Сондры. – Нам остается лишь вооружиться терпением. У мальчика нет ни малейшего шанса выдержать эти мучения. Спазмы доконают его.
– Но мы же не можем оставить его на милость этих приступов!
Дерри сердито уставился на нее:
– Я видел сотни таких случаев. От столбняка нет средств. Ничто не действует – ни секонал, ни валиум… Можно лишь ждать, пока токсин не будет выведен из организма естественным путем.
– Тогда нам надо лишь поддерживать жизнь Оуко, пока это не произойдет.
Дерри покачал головой:
– Вы надеетесь на чудо. У него одна из самых тяжелых в моей практике форм столбняка. Весьма скоро очередной спазм либо парализует дыхательные мышцы, и тогда он умрет от удушья, либо приведет к перелому позвоночника, и тогда ему тоже конец.
– Мы могли бы парализовать его, – Сондра ухватилась за новую мысль. – Кураре парализует мышцы и остановит спазмы.
– А также остановит дыхание.
– Прибегнем к трахеотомии, – не сдавалась Сондра.
– Из этого ничего не получится. У нас нет аппарата поддержания дыхания.
– Мы можем сделать это вручную, попросить медсестер…
– Все равно ничего не получится.
– Почему?
– Если мы даже сможем поддержать его дыхание, то как его кормить? Эта болезнь продолжается неделями. Так долго мы не сможем поддержать его капельницей. Сондра, мы должны позволить ему умереть. Это самое лучшее, что можно сделать для этого мальчика.
Она удивленно посмотрела на него.
– Вы это серьезно говорите?! Мы не можем бросить его!
– Вы думаете, что я не хочу спасти его? – почти выкрикнул Дерри. – Вы думаете, я не пытался спасти десятки таких, как Оуко? Сначала успокоительные, затем трубка в трахею, после чего мы стоим рядом и смотрим, как он медленно умирает от голода. А в промежутках видим, как он снова и снова переносит спазмы. Ребенок подвергается страшным мукам, какие вообразить невозможно, пока в конце концов он, слава Богу, не умирает!
Дерри сердито глядел на Сондру, атмосфера накалялась. Затем он спокойно произнес:
– Оуко не нужно, чтобы над ним производили героические эксперименты. Как только случится первая остановка сердца, дайте ему умереть.
Сондра смотрела на него, не веря своим ушам.
– Вы приговариваете мальчика к смерти!
– Мой приказ окончателен.
Он повернулся и ушел.
Дерри дошел до забора, который окружал миссию по всему периметру и обеспечивал безопасность, ибо по ту сторону простирался мир, который не признавал человека с его слабостями. Это был смертельно опасный мир, откуда даже сейчас чьи-то лапы близко подошли к забору, а в темноте сверкали золотистые огоньки глаз. Дерри остановился, обернулся и посмотрел в сторону лечебницы – длинное, приземистое здание, испещренное квадратами мягко рассеянного света, здание, которое он спроектировал, построил и вдохнул в него жизнь. Итог его жизни.
В эти дни Дерри нечасто вспоминал Джейн и ребенка, который покоился рядом с ней в могиле. С годами он научился унимать свое горе и мириться с тем, что произошло. Но были времена, когда что-то будило воспоминания – как безнадежно больной маленький Оуко, и тогда прошлое и печаль снова охватывали его. Джейн была первой и единственной любовью в его жизни. Ради нее он пришел сюда и жил здесь ради ее несчастного образа, который витал над миссией. Дерри редко копался в своей жизни, редко серьезно задумывался о себе и своей работе. Но сейчас он задумался над этим.
«Вы приговариваете мальчика к смерти!» – воскликнула Сондра. Да, он так поступил. Но только потому, что не мог приговорить мальчика к жизни. Мы бессильны. Несмотря на всю нашу ученость, в конечном счете мы ничего не стоим.
Вечер был холодным, дул пронзительный ветер, но Дерри этого не чувствовал, ему было все равно. Он думал о Сондре. Думал и жалел, что она вообще появилась в этой миссии.
Почему я принимаю ее слова так близко к сердцу? Почему ее слова значат больше того, что говорят остальные? Потому что она напоминает мне, каким я когда-то был. Двадцать один год назад молодой мечтатель Дерри вернулся в Кению, полный планов и фантазий, подгоняемый тем же слепым оптимизмом, под влиянием которого Сондре Мэллоун кажется, что она способна изменить мир, Когда он потерял ее, эту юношескую надежду, когда угасли сладкие порывы энтузиазма и их место занял цинизм, свойственный пресыщенному человеку? Это не произошло сразу или за один час, это был медленный разъедающий душу процесс, будто однозубый лев грыз тушу зебры. Дерри даже не осознавал, что богатый запас идеализма постепенно разрушатся до тех пор, пока от него не осталась лишь одна ходячая, говорящая, пустая оболочка.
Он смотрел на лечебницу. В одном из окон мелькнула тень, за задернутой занавеской показались очертания фигуры человека. Сонара на цыпочках приближалась к постели Оуко, чтобы снова дежурить у его изголовья. Дерри вспомнил, что много лет назад он также дежурил, и совершенно напрасно. Ему стало жалко Сондру: она испытает тяжелый удар, и Дерри не в силах защитить ее.
Крик ночной птицы вывел его из раздумий. Он потянулся за сигаретой, лежащей в кармане рубашки, и попытался отогнать эти мысли. Хорошенького понемножку. Ничего не добьешься, жалея себя или беспокоясь о нежной душе наивной молодой женщины. Завтра предстоит новая работа, а сейчас самое главное – выспаться.
Все же, направляясь к своей хижине, Дерри пожалел, что нет способа избавить Сондру от душевной боли.
Сондра подготовилась. На тумбочке Оуко лежали все необходимые инструменты: скальпель, зажимы и марля, металлическая эндотрахеальная трубочка и респираторные меха для искусственного наполнения легких воздухом.
Медсестра отказалась ей помогать: она слышала слова Дерри о том, что не нужно проводить над мальчиком героических экспериментов, и не доверяла здравому смыслу memsabu. И когда громкий храп на соседней койке вызвал у Оуко очередной спазм, на этот раз более неистовый и продолжительный, Сондра действовала одна.
Губы мальчика посинели, и кожа приобрела тревожный фиолетовый оттенок. Вот он, – подумала Сондра, – этот спазм убьет его.
Она мгновенно опустилась на колено и силой отогнула голову Оуко назад. Дрожащими руками она приблизила скальпель и сделала вертикальный разрез на уровне третьего хрящевого кольца трахеи, раскрыла его, просунула полую иглу в дыхательное горло и шприцем наполнила манжет воздухом. Убедившись, что иголка держится прочно и пропускает воздух. Сондра быстро подсоединила меха респиратора к концу иглы и сдавила их несколько раз. Каждый раз грудь Оуко то поднималась, то опускалась.
Руки Сондры все еще ужасно тряслись. У нее оставалось так мало времени. На шее мальчика выступила кровь и потекла на простыни, но теперь он дышал с помощью респираторных мехов.
– Сестра! – позвала она, рискуя вызвать новый спазм. – Помогите мне!
Сестра появилась тут же, и у Сондры закралось подозрение, что та стояла по другую сторону ширмы.
– Идите сюда, – сказала она. – Сжимайте меха, пока я не остановлю кровотечение.
Но женщина не шевельнулась.
– Пожалуйста! Я отвечаю за все. Вам ничего не будет.
Сестра отступила назад:
– Доктор Фаррар не велел делать этого.
У Оуко начался новый спазм, он чуть не столкнул Сондру с постели. Когда его грудь и бедра поднялись над матрацем и спина изогнулась дугой, она услышала хруст костей, которые не выдерживали напряжения.
– Боже милостивый, – пробормотала она, ресницами смахивая пот с глаз и стараясь удержать меха у трубки.
– Сестра! Насос! Быстро! У него кровотечение в трахее!
Сестра застыла в нерешительности с круглыми от страха глазами.
– Помогите мне!
Неожиданно появившийся Дерри оттолкнул сестру и вонзил иглу шприца в правое одеревеневшее бедро Оуко. Когда яд кураре начал парализовывать напряженные мускулы, Дерри схватил резиновую трубку с тумбочки и подсоединил к ее концу воздушного шприца, взглянул на Сондру и согласно кивнул. Она сняла меха с трахейного манжета, и он принялся шприцем отсасывать кровь из трахеи. Кровь заполнила цилиндр. Дерри вылил ее в таз, снова потянул за поршень и отсосал новую порцию яркой крови. К этому времени Оуко обмяк, и Сондра быстро остановила кровотечение из надреза. Четыре руки трудились вместе так, будто принадлежали одному человеку, причем Дерри отсасывал, делал паузу, чтобы дать Сондре несколько раз наполнить легкие Оуко воздухом, затем отсасывал, пока она не продезинфицировала рану.
Наконец спустя, как им показалось, целую вечность они подложили чистые простыни под потерявшего сознание мальчика и обмывали его, в то же время помогая ему дышать при помощи мехов. Когда они закончили эту работу и сестра унесла все ненужное, Дерри и Сондра уселись по разные стороны койки, напротив друг друга. Дерри сильной рукой продолжал ритмично сжимать меха, а Сондра слушала грудь Оуко через стетоскоп.
– Легкие чистые, – сказала она, откинулась на спинку стула и убрала стетоскоп.
– Как долго он находился без кислорода?
– Не знаю. Две минуты. Может, три.
– Тогда с ним все в порядке. – Дерри сменил руки, от постоянного сдавливания мехов сводило пальцы. – Что ж, доктор, похоже, мы полны решимости справиться с этим.
Сондра взглянула на него. На его лицо легла тень.
– Мы можем позвать семью на помощь, – спокойно сказал он. – Братьев, сестер, двоюродных, троюродных… Они будут по очереди работать мехами.
Взгляд темно-голубых глаз Дерри говорил о том, что он погрузился в раздумье.
– Я свяжусь с больницей Вои и узнаю, нет ли там лишнего респиратора. Если нет, свяжусь с Найроби. Прямо сейчас поставим капельницу, потом попробуем кормить его через желудок и через трубку в носу.
Сондра вглядывалась в усталое лицо Дерри, видела его широкие плечи, ритмичную игру мышц руки. Она улыбнулась ласково и виновато:
– Простите меня, я недавно наговорила вам всякого. Ну о том, что вы приговорили Оуко к смерти… Я просто сильно расстроилась.
– Знаю. Все в порядке. Мы справимся.
Оба долго смотрели в глаза друг другу. Их окутывала африканская ночь.
22
К восходу солнца Оуко все еще был без сознания. Раствор солей и сахара вводился в вену через капельницу. Одного из механиков миссии, сильного мужчину, посадили у кровати, и он усердно сжимал респираторные меха.
Дерри вошел в общую комнату и застал там Сондру, которая машинально размешивала чай в чашке. Положив руку ей на плечо, он сказал:
– Идите поспите немного.
Она очнулась будто ото сна и спросила, повезло ли ему с больницей в Вои.
– Боюсь, у них респиратора нет. Придется лететь в Найроби. Но я смогу полететь лишь вечером, после того как вернется Алек. Тем временем мы будем держать Оуко на кислороде и мехах. – Дерри сел рядом с ней и положил руки на стол. – Меня волнует его питание. Он прибыл сюда истощенным, и на капельнице долго не протянет.
Сондра безумно устала. Никогда раньше у нее так страшно не болело все тело, даже во время интернатуры такого не бывало. Она совершенно измоталась. Голова у нее устала не меньше тела. Она все время спрашивала себя: «Что я сделала? Нам никак не удастся поддержать жизнь Оуко в течение трех недель!»
Но Дерри она об этом не сказала. Пока не сказала. Не сейчас, когда они взяли на себя обязательства. Сондра произвела «героический эксперимент», который запретил Дерри, и теперь отступать было поздно.
– Я сначала покормлю его через трубку и затем немного посплю, – как можно более оптимистично сказала она.
Дерри внимательно взглянул на нее. На платке из ярких узоров, который Сондра повязала на голове, отслоилось несколько черных нитей; длинные рукава белого хлопкового пуловера были закатаны на запястьях и обнажили коричневую кожу. Дерри сообразил, что впервые кое-что заметил.
У Сондры был нежный профиль. Высокий лоб, большие миндалевидные глаза, высокие скулы, маленький аккуратный нос, полные губы, твердый, но не выступающий подбородок, скошенный к длинной шее. Она была красива – Дерри это знал. Но сейчас он увидел нечто другое. Он этого не замечал до сих пор, но, заметив, все понял. Все было так очевидно. Дерри наконец понял, почему она приехала в Африку.
– Я сам покормлю его через трубку, – тихо сказал он. – А вы идите спать.
Сондра едва заметно улыбнулась ему.
– Это приказ?
– Это приказ.
К общему удивлению, все шло хорошо. Вены Оуко адаптировались к капельнице, утреннее кормление через нос получилось, и к восходу солнца он продолжал мирно спать. Спазмы его не беспокоили. Но это был лишь первый день. Впереди еще много дней.
В миссии царило волнение. Казалось, половина племени Оуко поселилась у лечебницы – около двадцати масаев сидели на корточках и монотонно пели магические заклинания. В то же самое время преподобный Сандерс во главе христиан молился на ступеньках лечебницы. Все это нарушил приезд «роверов», вернувшихся из экспедиции и ввергших миссию в хаос. Дерри выбежал встретить приехавших, тут же рассказал Алеку о том, что здесь происходило, затем повел его в лечебницу, где Сондра объясняла одной из сестер, как следует ухаживать за Оуко. Сразу за обоими мужчинами вошла Ребекка, старшая сестра.
– Через каждые два часа его следует обязательно переворачивать, – говорила Сондра, показывая руками, как мальчика надо перевернуть с одного бока на другой. – Массаж спины. Очень важно. Ему следует орошать глаза. – Она подняла маленькую бутылочку глазного раствора. – Добавьте в него несколько капель растительного масла.
Сондра подняла глаза и увидела, что в палату входят Дерри и Алек. Одежда Алека была в пыли, а его рыжеватые волосы растрепались.
Заметив Ребекку, медсестра отшатнулась от стола, словно ее поймали на том, что она залезла в банку с печеньем.
– Memsabu, теперь я о нем позабочусь, – Ребекка холодным и жестким тоном обратилась к Сондре.
Сондра обернулась к ней:
– Важно соблюдать строгую последовательность ухода за мальчиком. Он в критическом состоянии. Вот, я здесь написала… – Сондра взяла лист бумаги, на котором подробно расписала, каков должен быть уход за Оуко.
Но Ребекка не взглянула на лист бумаги. Она хранила бесстрастное лицо и через прикрытые глаза смотрела на Сондру.
– Memsabu, теперь этим займусь я, – еще решительнее заявила она.
– Пойдемте, – сказал Дерри, коснувшись локтя Сондры. – Взглянем на него.
Сондра колебалась, не сводя глаз с враждебно настроенной старшей сестры, затем резко повернулась и первой пошла к койке Оуко.
Спустя несколько минут Макдональд покачал головой:
– Я бы сам ни за что не смог сделать такое. Лучше дать мальчику умереть. Не вижу, как можно сохранить ему жизнь.
– Он насыщается кислородом, – сказала Сондра, указывая на изголовье, где стояла бутылочка с надписью О2.
Алек снова покачал головой:
– Вскоре его тело высохнет. Ему требуется увлажнение.
– Как раз поэтому я сейчас же отправляюсь в Найроби, – сказал Дерри. – Я ждал вашего возвращения.
– Вы летите прямо сейчас? – спросила Сондра. – Но ведь скоро стемнеет!
На его губах мелькнула улыбка:
– Я и прежде летал в такое время. Не беспокойтесь обо мне. Алек, оставляю лечебницу на вас. У Сондры здесь работы по горло.
Он умолк и смотрел, как крупные руки масая, одного из членов семьи Оуко, добросовестно сжимают меха. Грудь мальчика поднималась при каждом сжатии. Дерри нахмурился: Оуко выглядел плохо. Фаррар не знал, удастся ли ему вовремя вернуться из Найроби.
Алек дежурил у постели мальчика, пока Сондра торопливо поужинала, приняла душ и переоделась. За Оуко придется ухаживать двадцать четыре часа. Постоянно нужно следить за основными показателями состояния его организма. Расчесывая длинные влажные волосы, Сондра думала о том, как бы в подобном случае поступили в Финиксе: работу сердца контролировал бы монитор, врачи следили бы за артериальным давлением, проводили бы анализы крови.
А у нее, Алека и Дерри ничего не было, кроме глаз и ушей.
– Как он? – тихо спросила она, заходя за ширму. В углу, где лежал Оуко, приглушили свет и постелили ковры, чтобы не слышался шум шагов. Мальчик проснулся до ее прихода, но спазмы его не беспокоили.
Алек встал со стула, кивнул преподобному Торну, который сейчас качал меха, и удалился вместе с Сондрой за ширму.
– Не знаю, как мы с эти справимся, – пробормотал он, пока они шли по палате. – Еще один день на этом растворе мальчик не протянет. У него истощение. Он умрет голодной смертью.
– Он уже выдержал два кормления через нос.
Но лицо Алека оставалось мрачным:
– Нам требуется соответствующее оборудование, чтобы следить за состоянием его крови. Мы понятия не имеем о его электролитном балансе. Соли, калий… Нельзя лишать ребенка сознания, прибегая к кураре, ибо тогда мы получим отек легких. Но без кураре у него начнутся спазмы, и тогда нечего и говорить о капельнице. – Алек покачал головой. – И мы не можем перевести его в другую больницу. Он слишком слаб для такого переезда. Просто не знаю, Сондра…
«Я знаю, – подумала она. – Я сохранила ему жизнь, когда он мог умереть. А теперь я должна позаботиться о том, чтобы он прошел и через это испытание».
Когда оба приблизились к столу для медсестер, Ребекка оторвалась от газеты, которую читала. В ее холодных глазах вспыхнула искра вызова, когда она встретила взгляд Сондры.
– Ребекка, пожалуйста, посидите у койки Оуко. С ним остался преподобный Торн.
Подчеркнуто не спеша, она посмотрела на Алека в ожидании, что тот скажет. Он устало кивнул и сказал:
– Идите посидите с ним, пожалуйста.
Старшая сестра подчинилась.
В полночь у Оуко начался спазм. Он потерял капельницу. Сондра работала до утра, чтобы поставить новую, но в конце концов ей пришлось подключить укороченную капельницу к лодыжке. К утру основные показатели состояния организма Оуко ухудшились.
Алеку пришлось заставить Сондру пойти в хижину и отдохнуть, но она спала урывками и проснулась усталой, услышав шум «Сесны»: возвращался Дерри. Когда она помылась и переоделась, респиратор уже установили, и по зеленой прозрачной трубке в легкие Оуко поступал влажный кислород. Однако основные показатели состояния организма ухудшались. Капельница протекала. Обед из взбитых яиц с сахаром и бульон, которым его кормили, вышел обратно.
Как и предсказал Дерри, Оуко медленно умирал от голода.
– Сондра, вы сделали все, что могли, – сказал Алек, сидя с ней у койки Оуко. Было поздно, миссия спала. Оуко уже семь часов дышал через респиратор, но никто не смог заставить Сондру отойти от койки.
Ее янтарные глаза не мигая смотрели на лицо мальчика. Оуко казался спокойным. Он был похож на любого другого ребенка, который, обложенный подушками, лежит на боку. Но внешность была обманчива. В организме мальчика токсин столбняка выигрывал сражение.
– Алек, я не сдамся, – ее голос звучал тихо, ровно, без лишних эмоций.
Алек взял ее руку:
– Сондра, вы сделали все возможное. Больше ничем не поможешь. Ни одно живое существо нельзя бесконечно держать на капельнице, вы это знаете. Он каждый день теряет калории. Кормления через нос недостаточно. Мы подошли к последней черте.
Но Сондра не слушала его. Она смотрела, как ровно поднимается и опускается грудь Оуко. Респиратор делал свое дело. А сестры делали все, чтобы тело Оуко лежало удобно и не появилось пролежней. Требовалось лишь одно, самая малость – чтобы он выжил и дождался, пока токсин исчерпает свой ресурс и покинет организм. А для этого ребенка надо было кормить, организм требовал питательных веществ. Но капельница и кормление через нос не могли обеспечить этими веществами.
Сондра наблюдала за его грудью. Ребра выступали под красновато-коричневой кожей. Ключица резко выделялась.
Его ключица…
– Алек, – вдруг сказала она. – Алек, вы когда-нибудь слышали о внутривенном питании?
– Внутривенное питание? – Он потер подбородок. – Я об этом где-то читал. Что-то вроде экспериментальной техники кормления. По-моему, так кормят преждевременно родившихся детей. Насколько я знаю, это очень рискованный способ.
Сондра заволновалась:
– Вы видели, как это делается?
– Нет, но…
– Я видела. В Финиксе. Интерн и хирург впервые применили внутривенное питание в больнице, где я стажировалась и, к счастью, несколько раз наблюдала за этой процедурой. – Сондра высвободила свою руку и встала. – Думаю, нам надо испытать это на Оуко.
– Это несерьезно. – Алек тоже встал. – Вы только наблюдали за этим, но видеть и делать – разные вещи. Вы хотите применить малоизученную методику здесь? В этих условиях? Из прочитанного я понимаю, что у нас нет возможности осуществить такую процедуру.
Но Сондра не слушала возражений:
– Оставайтесь с ним, Алек. Я поговорю с Дерри. – И прежде чем он успел возразить, вышла.
Алек снова сел на стул, поднял безжизненную руку Оуко и начал считать пульс.
Не успела Сондра дойти до беседки у священного фигового дерева, как ей дорогу преградила неожиданно появившаяся Ребекка. Медсестра вышла из тени, будто ждала Сондру. Ее глаза горели в лунном свете.
– Memsabu, дайте ему умереть, – произнесла она низким голосом, который звучал почти угрожающе. – Бог зовет его. Дайте ему умереть.
Сондра решительно встретила жесткий взгляд кенийки, обошла ее и пошла дальше, к хижине Дерри.
Хотя был уже поздний час, в его окне горел свет. Сондра постучала в дверь.
– У меня есть идея, – сказала она в ответ на его вопрошающий взгляд. – По крайней мере, это шанс. Вы слышали о внутривенном питании?
Между его густых бровей появилась борозда.
– Что это такое?
– Способ обеспечения полного питания исключительно через вены. Только это не обычная капельница: питание осуществляется через постоянный катетер, подведенный к верхней полой вене.
Дерри долго смотрел на нее. Он никогда не слышал о внутривенном питании, и мысль о том, чтобы вставить катетер в верхнюю полую вену, идущую напрямую к сердцу, казалась ему абсурдной. Но он видел, как снова ожило лицо Сондры, и не мог не почувствовать исходившей от нее энергии.
– Как это работает? – спросил он, заправляя рубашку.
– Видите ли, мы не можем осуществить полноценное питание Оуко посредством обычной капельницы, потому что маленькие периферические сосуды не выносят концентрированных растворов. А для поддержания жизни ему нужны концентрированные растворы. Но эта новая процедура – введение катетера в крупный сосуд – доказала, что верхняя полая вена позволяет непрерывно вводить питательный раствор столько времени, сколько потребуется. Этот способ впервые применили как средство спасения новорожденных с кишечными расстройствами. Однако в Финиксе мы начали испытывать этот метод и на взрослых, которые подверглись многократным операциям на желудочно-кишечном тракте и не могли питаться обычным способом. Дерри, жизнь Оуко можно поддерживать много недель при помощи внутривенного питания!
